Лейкифер

Раз, два, три.
Капают капли — кап, кап.
Я их считаю. Мне еще долго считать.
Я не отрываю сухого взгляда от капель. Глаза болят от темноты, холода, страха и белизны за окном. Потому что за окном время ночи, кругом время ночи, и снежный саван покрыл весь город, включая нас. Включая нас.
Он дышит, мой бедный ребенок, а мне кажется, что мое сердце уже не бьется. Я смотрю на него, на часы и на капли. Совершаю глазами обход. Мне очень холодно, но я не сплю и считаю. Я знаю, что не могу чувствовать боль. Больше не могу.
Ребенок спит. Он дышит. Я должна считать, сколько жидкости входит в него, а сколько выходит. Я должна знать, какие лекарства он употребляет. Я должна знать значения WBC, RBC, HGB, HCT, PLT и еще много-много значений. Лейкоциты, эритроциты, гемоглобин и все то, чему мешает бесплотный демон в моем ребенке. Демон со многими щупальцами, которые он может запустить почти в любой орган моего ребенка. Ребенка. Человека. Живого. Моего.
Демон по имени острый лимфобластный лейкоз. Люцифер. Исчадье ада, пьющий кровь человеческую. Кровь кончается, кончается и жизнь.
Я стерегу кровь. Я борюсь за каждую каплю. Потому что в моем ребенке — моя кровь, и я просто так ее не отдам. Я не сплю, я стерегу. Я считаю. Я знаю, что если я ошибусь, кровь станет холодной, а жизнь кончится. А я никому не отдам эту кровь. Ни одному упырю.
Ночь. Я считаю.
Сорок пять капель. Минута.
Раз.
Белая занавеска колышется, над слабым ночником танцует ее прозрачная тень.  Ветер дует в деревянные щели, сует туда свои пальцы, прищемляет их, стонет. Я больше не боюсь ни темноты, ни призраков. Только вампиров. Только вампиров. Только вампиров, пьющих кровь.
В коридоре раздаются шаги. И тишина.
Что-то стучит в окно. И тишина.
Металлический звон. И тишина.
Тихо, как в гробу.
Занавеска плещет мне в лицо пыльным, душным концом. Я отбрасываю ее. Мне не видно капель. А я должна считать.
Далеко-далеко в конце коридора раздается детский смех. Я смотрю на часы (на этот раз — не на секундную стрелку). Три часа ночи. Смех сменяется тонким плачем.
Эти призраки — моя родня. В них тоже живут демоны, и их кровь тоже пьют.
Из меня выпили много сил, денег и крови, чтобы отдать это все моему ребенку. Но ребенок почему-то тратит кровь быстрее, чем ее вырабатываю я. Я знаю, что врачи врут. Это не ребенок тратит кровь, ее пьет демон, вампир, упырь.
За окном хрустит снег. Трещит промерзшая земля. Вздымаются черные глыбы. Демон выходит на охоту.
Я пересаживаюсь на кровать к моему ребенку, не отрывая взгляда от капель. Я никогда никому не отдам эту жизнь. Я беру ребенка за бледную опухшую руку. Я уже не смотрю в окно, потому что знаю, что там. Там каждую ночь одно и то же.
Он идет по двору. Он идет по ступеням. Он идет по коридору. Он заходит в палату.
— Привет, — говорит он мне. Он никогда не говорит "здравствуй", потому что он хочет смерти, а не здоровья. Потому что он — демон, вампир, кровопийца.
Я не отвечаю. У меня есть дело — считать капли. Я не имею права ошибаться. Я считаю капли, время, деньги, маленькие кровяные тельца. Я считаю все время, всегда. И ничего не чувствую.
— Ты все считаешь, — тихо говорит он и усмехается. Веет холодом и смертью.
Я молчу. Моя тень пряма и горда. Рука моего ребенка в моей руке тепла.
— Какая же ты глупая маленькая дурочка, — шепчет он, подходя все ближе. — Глупая наивная дурочка.
— Убирайся прочь, — говорю я ему. Сквозь холод прорывается запах сырой земли, влажных бинтов, крови и металла. — Убирайся прочь. Это моя кровь. Каждая кровиночка. Убери свои щупальца.
— Прекрати считать, — просит он. — Ты же устала. Твои глаза сухи и красны. Они налились кровью — а ты ведь знаешь, что кровь гораздо нужнее в другом месте. Прекрати считать.
Если я прекращу считать, я могу пропустить усиление или ослабление потока прозрачной жизни. И тогда мой ребенок умрет. Умрет от почечной смерти или отека мозга. Он, этот демон, все знает. Он знает, как можно выпить жизнь.
Сорок пять капель. Минута.
Раз.
— Ты так устала. Тебе ведь тоже нужно жить. Жить ради мужа — когда ты видела его в последний раз? Знаешь, как он устал? А твой второй ребенок? Знаешь, как он по тебе скучает? Он думает, что ты его разлюбила.
Пять, шесть, семь. Семь!
На сотую долю секунды я забываю, какое число идет следующим. Я задыхаюсь от ужаса. Шесть? Десять? Девять? Что?!
Восемь. Девять. Десять.
Он уже трогает мое лицо ледяной рукой. Сухие пальцы крадутся к глазам. Я знаю, чего он хочет. Я не должна закрыть глаза. Я поднимаю веки.
— Закрой глаза. Поспи. Ты ведь иначе сойдешь с ума. Не думай о крови. Не думай.
Кровиночка моя, кровиночка. Капли капают. Кап-кап. Капли капают на мои руки. На мои руки? Порвалась трубка? Я смотрю вниз. Нет, это всего лишь мои слезы. Моя вода.
— Закрой глаза, — он него несет кровью.
— Закрой глаза.
Двадцать. Двадцать один. Двадцать два. Два лебедя. Мы с моим ребенком когда-то кормили двух лебедей хлебом белым, белым хлебом. Белые лебеди, принесите мне счастье. Белые лебеди, принесите мне белые кровяные тельца, растопите белый снег.
— Какая же ты дурочка. Неужели ты не понимаешь, что ты стала вампиром? — ледяные пальцы и сдавливают мою шею. — Видишь, как я сжимаю твое горло? Разве ты можешь вдохнуть? Нет. У тебя нет ни капли воздуха — но ты не умерла. Потому что ты уже мертвая. Ты труп, который считает. Считает то, в чем нет никакого смысла. А почему он считает? От жадности, моя милая дурочка, от жадности. Ты считаешь капли крови, которую будешь пить сама. Ты будешь пить, не я. Спасаю это дитя от тебя. Ты выращиваешь его, чтобы убивать. Душить. Уничтожать. Тебе сладка его кровь, ты хочешь пить ее сама. Так жалко упускать хоть каплю сладости, правда? Считаешь, жадина? Не можешь оторвать взгляд, идиотка? Посмотри на меня! Посмотри на меня!
Во мне совершенно нет воздуха. Я вся — сплошная боль. Я должна смотреть на капли.
Не смотреть ему в лицо. Не смотреть в лицо смерти.
Он тянет меня, распускает свои щупальца, залепливает холодом глаза, ворошит в кровати моего ребенка. Я выпускаю из пальцев руку моего ребенка.
Холодно груди, шее, подбородку, губам. Холодно носу, вискам, ушам. Холодно глазам.
Я не вижу капель.
Я не дышу. Кровь моя не плещет.
Я мертва.
Я проиграла.
Я резко открываю глаза. Воздух толкается в грудь. Я вскрикиваю.
Я сбилась со счета. Я пропустила капли.
Мой ребенок лежит в ледяной постели под двумя одеялами. Белая штора колышется. Тихо воет ветер. Мое лицо покрылось коркой от холода и слез.
Я сбилась со счета. Я сбилась, сбилась, сбилась со счета!
Черный кровопийца ушел.
Над постелью моего ребенка стоит белый ангел. Я едва вижу его из-за колыханий занавески и ее теней.
Ангел берет моего ребенка за руку и кладет вторую руку ему на лоб.
А потому поворачивается ко мне и говорит:
— Зачем ты встала, глупая? Поспи. Я пока посчитаю за тебя.