Пост

Ну, не ест человек мяса, что ж теперь тыкать в него пальцем, или же искать тайные признаки неявной хвори?!
Макс, отвечая на вопросы вновь знакомых людей о своём вегетарианстве, говорил просто, с лёгкой улыбкой: «Ничего религиозного! Просто не люблю животных….»
Удовлетворялся ли собеседник этим ответом, нет ли – его, кажется, вовсе не волновало. Барышни иногда подозревали в этом его принципе искусственный элемент некой загадочности, которую якобы напускает на себя такой приятный и симпатичный мужчина.

Перемена же во вкусах моего товарища произошла несколько лет назад. Нас, старых его друзей, она поначалу тоже несколько удивила, но никто руки ему выкручивать не стал, и, в конце концов, приняли это как должное: «Не ешь?! Ну, и молодец! Твоя палка шашлыка будет поделена по-братски!»

Лишь спустя несколько лет я узнал о причине столь радикального изменения вкуса моего приятеля.

Сидели мы с ним в маленьком ресторанчике и здесь, уж не помню почему, Максим рассказал мне эту коротенькую историю:
«Помнишь я ездил в Казахстан на свадьбу двоюродной сестры?!»

Родственники Макса оказались в Казахстане по воле нержавеющего Сталина, который депортировал любимых его сердцу строителей коммунизма селениями, эшелонами, а иногда и народами.

«Отказаться от поездки я не мог. Мать настояла. Ну и приехали мы с ней к её брату, моему дядьке. Дом у него – полная чаша. Всего вдоволь. И родни собралось на торжество немерено – со всего бывшего Союза.
Приготовления же шли полным ходом….
И вот подходит ко мне мой дядька и уводит в отдельную комнату. Там же он выдаёт мне сменную одежду, фартук и уводит в сарай.
В сарае полукругом стоят мужики, и что-то поясняя друг другу, показывают пальцами на здоровенного быка.
Бык – просто красавец! Башка лобастая, глаза умные, и силища в нём чувствуется неуёмная….
Ну, рассказывать в подробностях, как его убивали, не буду…. Да и сам, честно говоря, плохо помню. Стоял как в ступоре, и пошевелиться не мог. Очнулся уже, когда из него кровь хлынула, и кто-то стал подставлять тазики….
А потом с него целую вечность сдирали шкуру и вынимали кишки…. Пока одни промывали потроха, другие с каким-то яростным весельем рубили тушу на куски. В углу сарая валялась отрубленная лобастая голова, уткнувшаяся в землю одним рогом, и удивлённо глядела на своё же истерзанное тело….

Вывел меня из сарая старик сосед. Он осторожно подхватил меня за талию, как сомлевшую девицу и поволок во двор, приговаривая, - Пойдём, пойдём сынок! Там и без тебя всё доделают….
Потом дядька долго подтрунивал над моей слабостью, - Ну, вот! А ещё в Афгане воевал….  Ведь бык-то этот на то и нужен! На забой! Какой же смысл его растить, да зазря кормить….
Вот с того самого времени я и держу пост, … не могу…. Выворачивает….»

Макс немного помолчал, и, закурив, добавил: «Ты знаешь, у меня там, в сарае было такое чувство, что они настырно ищут его душу, ковыряясь во внутренностях. И вот если бы они её нашли, то я думаю, сильно бы обрадовались, и, сварив, подали бы на блюде, как исключительное лакомство….»

Мы ещё какое-то время посидели и разошлись по домам.
Я шёл по дождливой улице и думал: «Каждый человек вправе чего-то не любить! Кто-то не любит прохиндеев, кто-то пустобрёхов, а кто-то шерстяной свитер с колючим воротом.
Вот Макс – не любит животных.…. Ни под каким соусом…. И, в конце концов, это его право….»