Десять дней. часть 5

 
 Сестра  Татьяна догадывалась о том, что у меня существовали серьезные проблемы в семье. Я часто пропадала из виду и не выходила на связь с ней. Она говорила о сложившейся ситуации родителям. Однако я не могла позволить им вмешаться в проблемы моей семьи. Это могло бы вполне стоить жизни кому-либо из них. В любой момент муж мог воплотить в жизнь любую из своих угроз. За все годы жизни с ним я узнала его натуру хорошо и понимала, для того, чтобы от него уйти, мне придется применить необычайную хитрость и ловкость. Я не хотела, чтобы ценой моего освобождения послужила смерть близких мне людей. Поэтому я терпела, ждала и искала выход. Я понимала, что от таких мужчин не уходят, а убегают. Но бежать тоже надо было знать куда, и так, чтобы меня не нашел тот, кого я больше видеть не хотела в своей жизни. А иначе, какой смысл имел бы побег?
   Утром я задремала, но лучи солнца разбудили меня. Мама спала. Натянув аккуратно штору на окне и поправив её, мне удалось избавиться от навязчивого солнечного луча на моей подушке. Я тихонько легла в кровать, чтобы немного подремать. Задремав, я сквозь сон услышала голос мамы.
-Лена, ты здесь?
-Да, мам. Я здесь. Тебя поднять повыше надо?
  Я поднялась с кровати и подошла к ней поближе. Сделав глубокий вдох, она тихо произнесла.
-Когда он приедет?
-Папа? Он скоро, мам. Сейчас пытается купить билет. Просто лето и проблема с билетами. Если он не сможет купить, то попросит знакомого, чтобы тот привез его на машине в Орел, - ответила я, пытаясь, взбодрить её.
-Пока он приедет, я уже умру, - грустно произнесла она.
-С чего это ты так думаешь? У всех больных бывают периоды обострения и выздоровления. Он должен приехать в ближайшие дни.
-Я же чувствую, что мне становится хуже, - почти шепотом проговорила она.
   Было заметно, что это предложение было сказано ею вполне осмысленно, и произнесено оно было с особым чувством грусти.
-Мам, я думаю ещё не время тебе умирать. Я сделаю все возможное, чтобы ты жила дольше и меньше страдала. Папа очень хочет тебя увидеть. Я разговаривала с ним по телефону вчера. Он действительно старается поскорее приехать. Давай будем стараться все же не падать духом.
  Она тяжело вздохнула. Спорить со мной у неё не было сил. Мне тоже делать это, собственно, не хотелось. Было понятно, что она очень расстроена своим состоянием. Утро не принесло облегчение маме в ее состоянии, за ней требовался тот же уход, что и ночью. Но я была бодрее, естественно, нежели она. Ближе к обеду появилась медсестра Наташа. Она поставила капельницу маме и, получив оплату, быстро удалилась. Я не стала оставлять её для слежения за процессом при процедуре, так как сама могла с этим справиться. После капельницы, как и положено, я измерила маме давление, которое обычно незначительно падало. Сильные боли маму не мучили, и обезболивающие мы ей кололи не столь часто, как предполагалось ранее. Ближе к вечеру вернулась сестра с работы и приняла пост. Я же с сыном отправилась домой в надежде, что вечер будет спокойным. Вернувшись, я не застала дома мужа. Решила позвонить ему сама, чтобы заранее узнать в каком он находился расположении духа. Он вел себя достаточно спокойно. По счастливому стечению обстоятельств в тот вечер ничего страшного не произошло.
   Утро следующего дня было светлым и ласковым. Хотелось, лежа в кровати, нежиться в лучах солнца и никуда не торопится. Однако тогда я себе  не могла подобного позволить. Наступил следующий день моей суточной смены. Мысленно настроив себя на преодоление сложностей, я  собралась с сыном и покинула дом, торопясь к умирающей.
  В связи с сезоном отпусков у папы возникла проблема с покупкой билета. Он не мог приехать в ближайшие два дня из-за подобной проблемы. Это серьезно огорчило нас тогда. Пошли уже не дни, а часы отсчета времени, отведенные маме на жизнь. Добравшись до сестры, я приняла пост и заступила вновь на дежурство. Состояние мамы ухудшалось. Она практически не спала и не ела. Слабость тела и боль стали влиять на  её жизненный настрой. В её глазах уже не было того радостного блеска, который я могла видеть в ее глазах в прошлом. Глубокая печаль, боль и тяжесть читались явно в её взгляде.” Милая мама, чем же тебе помочь?” - задавала я мысленно себе вопрос в надежде, что кто-то Свыше мне подскажет. Я не ждала, конечно же, сиюминутного словесного ответа тогда. Иногда достаточно в жизни тонких намеков, чтобы понять, что Бог рядом, и что он слышит тебя. Он не отворачивается от людей, как считают некоторые. Скорее человек от эгоизма своего, гордыни, лени, становится глух и слеп к его божественным знакам . Я не отношу себя к людям высоко духовно развитым, как и все я грешна. Однако общение внутреннее с Богом всегда заканчивается для меня успокоением. После него происходит наполнение всего существа положительной энергией, которая затем преобразуется в надежду. А с надеждой жить гораздо легче и радостней. Однако первоисточником её все же является вера. Из веры в Бога вытекает надежда на лучшее в жизни, а из этих двух начал  возникает любовь. Веруя во Всевышнего и обретая в ходе внутреннего общения с Богом надежду, я жила последние десятилетия своей жизни,  не утратив любви. Благодаря этому я смогла пройти через многое на что, теперь оглянувшись мне, становится страшно. Кто-то Свыше вел меня по правильному пути преодоления. И ему за все я благодарна.

-Утро сегодня, мам, такое замечательное! Я открою окно, проветрить немного комнату надо. Ты не против? - спросила я её, подойдя к окну.
-Хорошо, - с трудом произнесла она.
  Я открыла окно. Лучи  утреннего солнца коснулись уже подушки мамы и освещали ярко её лицо. Она закрыла глаза, чтобы яркие лучи не слепили ее. Подсев к ней, я начала беседу.
-Мам, что ты чувствуешь? Тебе больно говорить?
  Она не торопилась с ответом. Ей тяжело было уже разговаривать. Я терпеливо ждала, наблюдая за каждым движением её век, губ.
 -Слабость сильная. Я умираю, - ответила она тихо.
  Последние слова больно ранили моё сердце. Солгать ей тогда, сказав, что она ошибается, было нельзя. Но и отнять у неё надежду на дальнейшую, пусть и не долгую жизнь, тоже было  бесчеловечным. Недолго думая, я ответила.
-У тебя, как и у всех  людей, есть отведенное время на жизнь. Мы рядом с тобой и будем поддерживать тебя. У папы сейчас возникла проблема с билетом. Он не сможет приехать сегодня и завтра тоже. Нет в кассах билетов. Но ты не расстраивайся. Он  в таком случае приедет на машине со знакомым. Потерпи немного.
-Мне уже все равно. Я очень устала!  - на глубоком выдохе и с тяжестью в голосе произнесла она.
-Мам, конечно, ты устала. Сейчас здоровье твое пошатнулось. Тебе нужно поесть, кстати. Хотя бы немного, через силу. Скоро придет медсестра Наташа, поставит капельницу, и тебе станет легче.
-Хорошо, поем…
-Что ты хочешь? Кефирчик, суп-пюре картофельный, ряженка есть, йогурт и…
  Она жестом руки остановила меня, дав понять, что этого перечня в меню ей предостаточно.
-Йогурт буду.
-Хорошо. Я сейчас быстро на кухню сбегаю и принесу.
  Пройдя в соседнюю комнату, я попросила сына и племянников, играющих там, чтобы они посмотрели за больной, пока я отлучусь на несколько минут. Дети согласились. Проследив за тем, как они строем ушли в комнату, где лежала мама, я пошла на кухню. Подогрев скромный завтрак для больной я вернулась к ней в комнату и отпустила детей погулять на улицу. Они уже утомились сидеть дома и, увидев прекрасную погоду за окном, считали минуты до возможности погулять. Конец августа баловал нас жаркой погодой. Сестра жила  в двухэтажном общежитии, который был окружен лесопосадками. От того воздух был там чище и приятнее. Из окна веял легкий свежий ветерок. Он слегка колыхал занавес на окне. Я присела к маме и стала кормить её из чайной ложки. Съев несколько ложек, она отказалась, есть дальше. Я расстроилась от этого. Отказ от еды и питья практически полный был плохим признаком. Через полчаса  у мамы вновь началась рвота. Это было уже частым явлением, не зависящим от приема  и количества пищи у неё. Рвотная масса уже была с примесью крови, что означало прямое ухудшение её состояния. По назначению врача мы давали ей таблетки викасола, которые, по- видимому, ей не особо уже помогали. Во втором часу дня пришла медсестра Наташа. Подготовив маму к процедуре, Наташа принялась вводить ей в вену иглу капельницы. Через минуту я увидела, что руку под капельницей у мамы свело судорогой.
-Наташ, вытаскивай иглу. Смотри, это ведь судорога у неё, - нервно сказала я.
  Честно говоря, у меня был испуг от подобного, и вызван он был неожиданностью в  данной ситуации.
-Сейчас, может быть, пройдет, - спокойно ответила Наташа.
  Мама лежала не подвижно и молчала. Ничто не выдавало в её лице ощущения боли. Но тем не менее судорога на руке была видна, и смотреть на это спокойно я не могла.
-Наташ, вытаскивай иглу. Попозже попробуем вставить, - скомандовала я.
-Да не мучайте вы её. Дайте ей умереть спокойно, - вдруг произнесла Наташа, нехотя вытаскивая иглу капельницы.
  Помню, я принялась тогда быстро массажировать руку мамы. От Наташи я не ожидала подобного заявления. Я была поражена её бестактностью.
-Она живая и мы боремся с болезнью. От капельниц ей легче становится, - ответила я.
  Дав простой и неполный ответ Наташе, в душе же я страшно переживала, что все было сказано в присутствии мамы. Пусть она и была уже недвижима и безмолвна отчасти, но она была живой и находилась в здравом уме. Отдав Наташе деньги за незавершенную процедуру, я попрощалась с ней и  сказала ей, что больше её услуги нам не понадобятся.
Наташа не придала никакого значения моим словам. До нее так и не дошло, что именно она сотворила. Меня всегда расстраивают подобные ситуации. Люди, профессия которых требует, прежде всего, сострадания и большой тактичности в общении ведут себя зачастую вопреки главному. Тем самым они не излечивают, а скорее усугубляют состояние больного.
  Вернувшись к маме, я попыталась как-то сгладить  сложившуюся неловкую ситуацию.  Я разговаривала с ней о постороннем, хотя прекрасно понимала, что слова, сказанные Наташей, не прошли мимо её внимания. Спустя некоторое время мама заснула.  У меня появилось немного времени побыть с детьми. Они вернулись уже с прогулки. Пусть они  уже и были не столь маленькими, однако контроль над ними ещё должен был быть. Покормив их, я позвонила врачу, чтобы уточнить, стоит ли при подобном состоянии мамы продолжать ей делать капельницы. Врач, задав ряд необходимых вопросов, сделала неблагоприятный прогноз. Капельницы надлежало отменить в виду их бесполезности уже. А дней отпущенных маме для жизни осталось, по мнению врача, не больше трех. Необходимо было известить тогда об этом наших немногочисленных  родственников, чтобы те, кто мог, приехал и успел попрощаться . Но самым важным моментом, который мне не давал покоя, это была встреча и уже, пожалуй, прощание моих родителей. Вечером пришла сестра с работы. Папа звонил и сказал ей, что ему удалось купить билет. Через день он должен был быть в Орле. Напряжение во мне  ещё больше усилилось тогда. ” Хоть бы он успел увидеть её живой, ” - молилась я про себя. Где-то в глубине души я точно понимала и даже была уверена, что она умрет только после встречи с ним. А возможно, это было просто моё великое желание, которое в тот момент меня не отпускало . Сложно описать это внутреннее чувство, которое тогда мною владело. Я как будто знала о том, что час ее смерти уже пришел,  но мысленно я как бы давала отсрочку смерти, не позволяла приходить ей в срок. На день, потом ещё на день, и так в течение недели. ”Пока не состоится встреча, она будет жить! - твердила я себе.- А дальше, пожалуй, сдамся. Я ведь точно не Бог и не могу держать и поддерживать её вечно”. Внутренняя незримая  борьба за её жизнь во мне существовала на тот момент. Возможно, это было отчасти проявлением инстинкта. В любом случае с этим тогда необходимо было жить. К ночи я уже чувствовала небывалую усталость. И вот тогда сработал закон подлости, который уже прочно закрепился  в моей жизни. Позвонил мой пьяный муж. Он требовал, чтобы я немедленно вернулась к нему. Я пыталась его уговорить, не звонить мне, но тщетно. Как только проходило десять минут после разговора, он вновь звонил и требовал моего появления дома. Отключить телефон было не возможно. В таком случае он мог бы озлобиться ещё сильнее и приехать к сестре. Пока бы мы дождались приезда нашей милиции, он успел бы натворить много дел. Я не хотела подобных осложнений, и мне приходилось просто и тупо отвечать на его вопросы, изображая из себя спокойную и покорную жену, у которой сейчас возникла беда. Однако ненадолго хватило моего терпения. На седьмом звонке я уже не могла скрыть своего раздражения.
-Ты возвращаешься? - спросил он. - Или же я приеду к вам.
-Я остаюсь здесь с мамой, а ты дома оставайся, - твердо заявила я.
-Тогда я приеду и заберу Мишку! - нервно сказал он.
-Мишка спит уже. Мама тоже спит. Я не могу далеко отойти от неё. Ты постоянно звонишь и, разговаривая с тобой, я бужу их невольно.
-Тогда я сам приеду к тебе.
-Я не могу уделить тебе сейчас время, пойми же ты. Маме плохо, она умирает. Я должна быть рядом. Ты до утра сможешь ведь подождать. Я приеду утром, ложись спать.
-Вот именно, она умирает, а я - живой, и мне нужна ты. Ей ты уже не поможешь, а мне ты реально сможешь помочь. Давай, возвращайся.
-Ты бесчувственный. Больше не звони!
  Выключив телефон, я принялась рыдать. Я старалась это делать тихо, чтобы не разбудить никого тогда. Все же я сорвалась в разговоре с ним. На тот момент мне был уже не так страшен его визит. Внутренне я подготовилась к возможной скандальной встрече. Сестра была мною также предупреждена. Немного успокоившись, я подошла посмотреть спит ли мама.
-Лена, беги от него! Бросай и беги, - тихо сказала мама.
-Знаю, мам, знаю…Я убегу. Ещё немного времени надо, и я убегу. Я обещаю тебе, что больше не буду его терпеть и бояться.
-Беги так, чтобы он не нашел тебя с Мишкой.
-Да, мам, как только я найду место, где смогу от него спрятаться, я убегу. Мне нужно потерпеть ещё чуть-чуть.
  Я обняла её, стараясь не рыдать. Постепенно я успокоилась. Через двадцать минут я включила телефон. Пришло сообщение. “Ну вот, теперь засыплешь меня угрозами, или же, наверно, уже летишь сейчас сюда, чтобы убить меня и любого кто за меня посмеет заступиться”, - думала я, пока открывала папку с сообщениями. К моему удивлению, от мужа ничего не поступило на мой телефон. В ту ночь про меня, как оказалось, помнил не только мой муж, но и мой коллега с работы Алексей. Он прислал несколько сообщений мне. Алексей знал о том, что я сижу с мамой, и спать явно не буду всю ночь. Это был не тот случай ухода за больным, когда можно было временами надолго отлучаться.  Мама по-прежнему подзывала через каждые десять минут и просила её приподнимать. Она меняла позы в надежде, что найдет именно то положение, которое для неё будет менее болезненным. К тому же она уже не двигалась несколько дней, и её тело изнывало от этого. Я должна была быть терпеливой и чуткой, дабы облегчить её состояние, максимально ей помогая. Было тяжело от всего происходящего со мной тогда и морально, и психически, и физически. Сообщения от Алексея несли в себе слова поддержки, которых мне в тот момент очень не хватало. Была ночь в тишине, которой находились я и мама. Чувства одиночества и грусти, которые владели мною раньше, бесследно растаяли после его слов в сообщении. Он вспомнил обо мне в нужный момент и, подобрав самые верные и простые слова, смог весомо поддержать меня в те минуты. Я ответила ему словами благодарности и наша переписка продолжилась. Теперь мне стало благодаря ему немного легче, однако мама по-прежнему чувствовала себя плохо. Спустя час у неё появилась рвота, которая целиком состояла из крови. Это меня сильно расстроило. Я поняла, что началось внутреннее кровотечение, и думала о том, чем бы ей помочь. Вызывать скорую помощь человеку с таким диагнозом и с такими симптомами было бесполезно. Нас на тот момент уже неоднократно об этом предупредили врачи. В больницу маму бы не взяли. Обезболивающие или кровоостанавливающие они, конечно же, могли бы ей вколоть в качестве первой помощи. Однако такую помощь мы ей оказывали уже самостоятельно тогда. Я молила Бога  в те минуты о том, чтобы кровотечение её не стало сильным и мама прожила бы ещё немного. Мне искренно верилось в то, что она доживет до встречи с папой. Важно было для меня также, чтобы мама мучилась как можно меньше и помочь ей в том, на мой взгляд, мог тогда только Бог. Именно к нему я устремилась с мольбами в то время. Переписку с Алексеем я мягко прервала, объяснив, конечно же, причину. Мое сообщение, примерно, звучало так: “У мамы началось кровотечение. Я не знаю пока, как его быстро остановить. Поговорим завтра. Спасибо за поддержку!”. Алексей ответил сразу же следующими словами в сообщении: “Молись Богу как умеешь. Я с тобой!”. Мне стало легче от этих слов. Я понимала, там,  далеко кто-то не спал и разделял мою боль и переживания. Кому-то небезразлично было мое состояние. В тот момент это было очень важным для меня.
  Мама лежала спокойно. Через час у неё вновь открылась рвота с примесью крови. Я помогала ей приподниматься, чтобы она не захлебнулась в ней. Мне было очень горько и страшно тогда. Моя любимая живая душа погибала, и каждый день мог стать для неё последним.
   Близился рассвет. Я была измотана недосыпанием и стрессом. Ждала, когда проснется город и заработает поликлиника. До этого момента оставалось не менее трех  часов. Для меня это ожидание казалось невыносимым. Я молилась о том, чтобы маме не стало хуже, и тупо ждала, перебирая на столике возле мамы предметы ухода за ней. Расставляя их то в одном, то в другом порядке, время от времени я отлучалась к окну подышать свежим воздухом. В комнате воздух был тяжелым от запаха крови. Меня тошнило от него. Распахнутое окно и утренняя прохлада сквозняка не могли все же выветрить его полностью. Периодичность у мамы приступов  рвоты с кровью составляла примерно каждые два часа. Лекарство практически не помогало. Утром проснулась сестра. Как только она вошла к нам в комнату, дабы узнать о состоянии мамы, я попросила её, чтобы по приходу в поликлинику она спросила у онколога, как лучше приостановить кровотечение. Из препаратов у нас остался только викасол в таблетках. Я сомневалась, можно ли человеку с подобным диагнозом и такими симптомами давать таблетированный препарат.
  Около девяти часов утра позвонил муж. К тому времени он протрезвел. Как выяснилось из разговора с ним, половину ночи он  крепко проспал. Я ни словом не высказала весь гнев по отношению к нему в присутствие мамы, решив серьезно объясниться с ним в более подходящее для этого время. Примерно через полчаса после моего разговора с мужем позвонила  сестра Таня. Она посетила онколога, и та разрешила нам давать препарат в таблетках. Выпив определенную дозу, мама уснула на несколько минут. За это время мне удалось позавтракать и покормить детей. А дальше все повторялось в точности, как и в предыдущие дни. Мама звала меня через каждые десять минут, чтобы я её поднимала выше на подушку. Она по-прежнему ничего не ела и уже стала отказываться от питья. Поднимая её в очередной раз, я услышала, как она тихо мне сказала.
-Постой, не уходи!
  Я замерла. Вроде бы я была рядом и никуда от неё практически не отходила. ”А может, она меня за  кого-то другого приняла?” - промелькнуло вдруг у меня в голове. Уложив её на подушку, я спросила у неё прямо.
-Мама, это я, Лена. Ты меня видишь?
-Вижу.
   Сделав глубокий вдох и затем медленный выдох, глядя на меня, она промолвила.
-Лена, отпусти меня! Я устала и хочу умереть...
  Меня глубоко потрясли её слова. С трудом сдерживая эмоции, я все же выплеснула.
-Ты чего? О чем просишь меня? Подумай сама, разве могу я тебе позволить умереть. Ты вспомни себя на моем месте. Помнишь, когда я умирала в больнице еще подростком? Ведь ты тоже не дала мне умереть. Ты вытащила меня оттуда, и я это чувствовала. Твое желание было столь  велико, что Бог откликнулся на твою просьбу. Он вернул меня к жизни. Вот и сейчас я прошу Его о том же. Ты должна жить хотя бы ради тех, кто сейчас молиться о тебе и желает встречи с тобой неустанно. И жить надо не только ради себя как бы тяжело ни было. Я понимаю твою боль и слабость духа сейчас. Однако не проси меня об  этом больше. И не забывай, что есть ещё Бог.
  Она виновато опустила с грустью глаза. Я поняла, что зря так эмоционально все ей высказала и поспешила исправить ситуацию. Присев к ней на край кровати я поцеловала её в лоб и, взяв её ладонь в свою руку, сказала.
-Мам, ты у меня одна из самых дорогих мне людей. Просто пойми, что я буду бороться за твою жизнь до конца. А Бог уже рассудит сам, когда и кому суждено будет отправиться в мир иной. Пока что мы все живы и рядом с тобой. Лучше попробуй немного поспать, вдруг получится…
  Она промолчала. Я вновь поцеловала её в лоб, и аккуратно привстав с края кровати, пошла, посмотреть в соседнюю комнату, чем занимались дети. У них все было без перемен. Поскольку мальчишки были старше сестры, то с ней общаться им было не столь интересно. Той же, напротив, не хватало общения с более подросшими братьями. В результате конфликты у них возникали чаще, чем мы ожидали. Однако в их ссорах не было ничего серьезного, и в итоге после пятиминутного рева моей племянницы Тани, детвора вновь сидела в одной компании, пытаясь мирно беседовать. Я попросила детей сделать мне чай с бутербродом и вновь пошла в комнату к маме. Она лежала с закрытыми глазами. Приглядевшись к ней и убедившись, что она жива, я присела на другую кровать. Племянница Танюша принесла мне бутерброд с чаем, и, перекусив, я решила немного вздремнуть. Накинув на ноги покрывало и положив голову на подушку, я услышала тихий голос мамы.
-Лена…Лена, ты здесь?
-Да, мама. Здесь. Тебе плохо? Что-то подать надо?
-Подними меня, - вновь попросила она.
  Я встала с кровати и исполнила её простую просьбу.
-Может, немного поешь? - спросила я.
-Не хочу. Воды только дай.
-Хорошо, а может, немного поешь? Сил ведь мало. Как же без питания-то?
-Не надо. Только воды.
-Понятно, - расстроено сказала я.
 Дав ей попить,  я померила давление у неё. Оно было немного низковато. Но ничего с этим поделать было нельзя. Исходя из происходящего с ней тогда, я поняла, что настал момент, когда нужно было оповестить родственников о возможной скорой смерти мамы. Из них оказался только двоюродный брат Вадим и сестра Диана. Хотя сестра Диана была уже практически полностью посвящена в происходящее, а вот Вадим нет. Так как он был весьма неуравновешенным человеком то, для того чтобы донести всю суть ситуации и при этом ещё и самому не пострадать, требовалось набраться для беседы с ним терпения.  Я прекрасно понимала, что объяснение ситуации будет возложено целиком на меня, и потому уже вначале уступила сестре Тане и приняла ситуацию как есть. Отправив ему на его номер телефона сообщение с кратким описанием ситуации о маме, я принялась ждать его эмоционального всплеска с попутной руганью. Ответ от него пришел достаточно быстро, и текст его не сильно отличался от варианта, предвиденного мною накануне. Вадим, конечно же, не мог поверить в то, что его тетя умирала. Он утверждал, будто  врачи многие вообще ничего не понимают. Писал о том, что ей необходимо за деньги обследоваться и предлагал свою финансовую помощь. Мне пришлось отослать ему несколько сообщений, чтобы он понял всю серьезность ситуации и бесполезность тщательного обследования. В итоге он понял суть происходящего и попросил меня держать его в курсе всего.
  Ближе к вечеру от папы пришло сообщение. Он выезжал утром следующего дня и уже через день должен был быть у нас в Орле. Мы сообщили об этом маме. Особой видимой радости она не испытала от этого события. Медленно подняв свои потускневшие и усталые глаза, она тихо сказала.
-Лучше бы это произошло гораздо раньше…
  Мы не стали перечить её словам. Мама таяла на глазах. Больно и не привычно было смотреть  во что ее превратила болезнь. Она всегда была жизнерадостным человеком. Иногда она напоминала мне шаловливого ребенка. Её неповоротливость тела в сочетании с легкими шутками порой меня веселили. Мне вспомнилось как ещё недавно мы, возвращаясь из онкодиспансера, ехали с ней в душной маршрутке. Я чувствовала себя не очень хорошо от переживаний тогда, а в маршрутке, находясь в духоте, меня и вовсе разморило. Подъезжая к нашей остановке, я приготовилась к выходу. У меня было огромное желание в тот момент поскорее выпрыгнуть из транспорта и глотнуть свежего воздуха. Обернувшись к маме, я попросила её тоже подняться и пройти к выходу за мной, так как нам надо было выходить. И вот тут маму прорвало на чудачества. Она, сделав невинное лицо, улыбнувшись, сказала.
-Неа, не пойду!
-Мы приехали уже, - с удивлением произнесла  я. - Вставай уже, юмористка…
-Ещё не приехали, - шутливым тоном продолжила она.
-Мы уже подъехали, вставай же! Я что, должна на руках тебя выносить отсюда?
-Автобус ещё не остановился!
-Я сейчас здесь умру от духоты. Имей совесть. Потом поиграешь на моих нервах, - рассержено проговорила я.
-Эх, ладно, иду! Пошутить нельзя будто…Надо уметь улыбаться даже когда тебе плохо.
-Это известно всем, мам. Только когда меня тошнит, мне хочется не улыбаться, а, прикрыв рот рукой, бежать от людей в сторону.
-Ты у меня всегда была нежная. Хотя в детстве тебя никогда не тошнило в автобусах. А сейчас вот совсем слабенькая стала. Все болезни от нервов, доченька.
-Да, мам, согласна, - улыбаясь ей, ответила я.
  Тогда я  не понимала серьезно, насколько важны были те разговоры для нас. Я позволяла себе злиться на неё, ссылаясь на свое недомогание и усталость. А ей просто возможно не хватало общения со мной. Мы виделись очень редко. Иногда даже ни разу в год . Когда она приезжала, то старалась приходить ко мне тайком, пока не было дома мужа и свекрови. Её очень редкие приезды ко мне всегда были осложнены тем обстоятельством, что мне не дозволялось с ней видится и общаться по запрету моего мужа. Он дал мне понять, что перечить ему не стоит. Все мои попытки сделать по иному заканчивались побоями с его стороны и угрозами. Потому я молчала, стараясь уберечь родных от его гнева. Втайне от него я всегда обдумывала план побега. На подготовку ушло слишком много  времени. Более десяти лет. Возможно, кто-то посчитает меня слабой и бесхарактерной. Что ж, отчасти он будет прав. Однако суть этой истории не имеет цели раскрытие всех сторон моей личности, моих достоинств или недостатков. Хочется указать лишь на то, что порой нужно беречь то, что имеешь. Быть благодарным за каждое мгновение, проведенное с любимыми и близкими людьми. Нужно уметь говорить о главном и совершать поступки вовремя, тогда многое будет иметь должный  вес. Я бы многое отдала в тот момент, когда она лежала обессиленная перед смертью, чтобы она воспряла. Мне так хотелось с ней говорить. Видеть её милую улыбку, блеск карих глаз и её веселые морщинки на лице, придающие её образу некую забавность и озорство. У меня наконец-то появилось время для того, чтобы можно было говорить о многом с ней. Но… Было поздно. Ей уже сложно было слушать меня и разговаривать со мной. Однако я вовремя поняла, что даже подобное наше нахождение друг с другом, которое сопровождается большими трудностями из-за её болезни-уже счастье. Она была рядом, и я могла ощущать её тепло, наблюдая за ней, прикасаться и чувствовать её.
   Вечером мое дежурство сменила на сутки сестра. Мы с сыном побрели нехотя домой. Тогда я уже хорошо знала, что после смерти мамы я приложу все усилия на  разрыв отношений с мужем. Я  больше не могла позволить себе быть слабой, принимать побои и молчать. Настало время, когда я стала понимать и чувствовать, что сильнее его. Пусть не физически, а духовно. Для меня это было важным шагом в начале осуществления давно задуманного. В начале я решила, что просто поговорю с ним, попытаюсь объяснить, что его тирания по отношению ко мне - это повод для расставания. Я прокручивала в голове возможные варианты диалогов с ним на эту тему. И все они мне казались неубедительными.
   Сутки, проведенные вне дежурства, прошли у меня как обычно. Нервно и напряженно. Однако на тот момент мое внимание было переключено отчасти и на другое событие. Моя встреча с отцом, которого я не видела более десяти лет, меня волновала. Я и сын очень ждали её. Моя очередь быть с умирающей мамой как раз попадала на дату его приезда. Ночь в дежурстве я провела неспокойно. Я молила Бога о том, чтобы папа успел пробыть с мамой хоть немного времени. И вот наступил день, когда мы должны были увидеть его. С утра я постаралась, как могла, к его приезду подготовить маму. Уложила ей волосы слегка и переодела в симпатичную ночную рубашку. Через четыре часа ожидания я услышала из коридора и узнала знакомый голос с детства, и мое сердце замерло. Дверь распахнулась, и в комнату вошел седоволосый мужчина высокого роста и крепкого телосложения. Он удивленно посмотрел на меня, и по его взгляду я поняла, что он оказался в замешательстве. Наверное, со стороны я выглядела также. Затянувшуюся паузу между нами я прервала.
-Пап, привет! Это я, Лена! Тебя не узнать, - проговорила я и кинулась его обнимать.
-Аленушка, доченька! Как же ты изменилась, - прижав меня к себе и целуя в щеку, сказал он. - Если бы я встретил тебя на улице, ни за что бы не догадался, что это ты.
-Да, пап, я выросла. Причем больше вширь, - пошутила я.
-Ну, я тоже поправился. И постарел к тому же.
  Внезапно я вспомнила про маму. Она лежала в соседней комнате.
-Пап, мама ждет тебя в комнате. Она очень тихо разговаривает.
   Услышав о маме, он заметно расстроился.
-Как она себя чувствует? Она понимает, кто вокруг неё и что происходит сейчас?
-Да, папа, она все видит и все понимает. Правда, очень слаба. Пойдем…
  Я повела его в соседнюю комнату к маме. Она лежала там с закрытыми глазами.
- Мам, ты  меня слышишь? Папа приехал. Пока побудь с ним. Я буду находиться поблизости, позовешь меня, и я подойду.
   Папа стоял за моей спиной. Я чувствовала, как тревожно было его состояние. Повернувшись к нему, я продолжила.
-Пап, ты можешь сесть на край её кровати и поговорить. Я пойду на кухню, что-нибудь приготовлю. Надо тебя с дороги покормить, и дети тоже уже проголодались, наверно.
-Ага, хорошо, дочь.
  Он присел на край её кровати. Я постояла с минуту около них и потому услышала только начало их разговора.
-Ты приехал. Я всегда любила тебя, - сказала медленно она ему.
  Я не стала смущать их своим присутствием и поторопилась выйти. Потому я не знаю, и по сей день, о чем шла у них беседа тогда. В принципе, это уже  не имело большого значения. Бог был милостив и исполнил наше огромное желание. Они встретились и смогли поговорить о своем. С приездом папы дежурство стало нести, конечно же, легче. К тому же уже вечером меня решили отпустить домой, так как папа решил сам присматривать за мамой. Согласившись, вечером я поехала домой. Я понимала умом, что близиться конец её жизни, но на душе не было прежнего смятения, то чего я так ждала, свершилось - отец успел. В день приезда отца я много времени посветила беседе с ним . Я мало рассказывала о себе. Однако он понял, что в моей семейной жизни не все так гладко, как когда-то я ему писала.
   Как я провела тот вечер уже не помню. Очень быстро заснула, видимо, очень устала от эмоционального стресса испытанного днем. Утром, около семи часов, меня разбудил голос мамы.
-Лена…Лена, - звала она меня протяжно.
  Я подскочила и побежала из одной комнаты в другую, пытаясь добраться до её кровати.
-Иду, мам, иду! - крикнула я торопливо.
  Приблизившись к двери другой комнаты, я на мгновение остановилось и поняла. Это было наваждение. Я находилась у себя дома, и мать была достаточно далеко от меня.
-Мам, ты совсем с ума сошла! - окликнул меня внезапно сын.
  Я повернулась к нему и произнесла.
-Бабушка умирает…
-Ты меня напугала, мам, - продолжал он. - Резко вскочила и побежала.
-Миш, мне послышалось, будто бабушка меня звала. Так явно её голос был слышен.
  Я прилегла опять в кровать. Однако мне уже тогда не спалось. Я ожидала звонка от сестры, будучи уверенной, что она мне скоро непременно позвонит. И она действительно позвонила.
-Лен, что делать надо при судорогах? - нервно начала разговор она.
-У кого судороги, у взрослого или у ребенка?
-У мамы. Судороги сейчас у неё. Мы не знаем, что делать.
-Обычно фенобарбитал и ряд других препаратов вкалывают. Но они строго по рецепту врача выдаются, вряд ли у кого из соседей найдешь. Лучше вызови скорую помощь, или я давай вызову.
-Ага, понятно. Сейчас я тогда сама скорую помощь вызову.
-Хорошо, держи меня в курсе. Я сейчас к вам подъеду. На работу позвоню и скажу им, что задержусь.
-Да, пока не надо приезжать. Ладно, я врача вызову со скорой. Пока.
-Пока, - печально произнесла я.
  Из жизненного опыта я знала, что очень многих людей перед смертью мучают судороги. В уме я просила Бога лишь об одном. Если он принял решение забрать её, то пусть бы сделал это как можно быстрее для неё. Она ведь достаточно намучалась в борьбе за жизнь. Через пятнадцать минут сестра позвонила и сказала, что мама  умерла. Скорая данный факт смерти засвидетельствовала и теперь перед нами стояла задача иного плана. Похороны.
    С самого раннего детства мы вольно, а порой и невольно представляем себе, как будут проходить похороны наших родителей. Нам кажется, что это самое ужасное, что может случиться с нами в жизни. И тогда я тоже представляла себе ужасающую картину, похорон мамы. Мысль о том, что я подойду к ней мертвой и не смогу совладать с собой не давала мне покоя. Мне казалось, что я попросту упаду в обморок при виде её тела и дальше буду пребывать в шоковом состоянии весь остаток своей жизни. Я ехала с сыном к сестре полностью убитая горем. В то же время я думала о сыне и старалась себя всячески успокоить.               
    Войдя в комнату, где раньше лежала умирающая мама, я не нашла глазами ее тела. Сестра Татьяна зашла следом за мной.
-Пойдем, - обратилась она ко мне. - Мы её уже обмыли и в зале положили. Пока гроб привезут, она там полежит. Надо будет за вещами новыми для неё съездить ещё. И список составить, что понадобиться для похорон.
-Да, конечно.
  Следуя за сестрой, я пошла в зал. То, что я увидела, меня шокировало. Но ещё больше меня шокировало мое внутреннее состояние. Я не ожидала ни в коем случае, что со мной произойдет нечто подобное. Абсолютная пустота внутри. Никаких связывающих энергетических нитей с покойной. Ещё вчера была связь с этим человеком, а сегодня я её не ощущала. Передо мной лежал муляж мамы, бездушная кукла, которая так похожа на тот образ, к которому я привыкла с годами. Я только тогда смогла понять, почему сестра не была похожа на убитого горем человека. То, что теперь лежало перед нами, когда-то имело душу, которая любила нас, переживала, имела с нами незримую связь. Сейчас же этого не было. Я не совсем понимала, отчего это произошло. Возможно, тело было лишь инструментом для общения с нами  её души. Нет души, нет и ощутимого живого посыла. Тонкая, невидимая материя способна на многое, о чем мы даже не мыслим. Меня вряд ли поймет тот,  кто не прошел этот путь. Но если быть честной и, как бы ни было сложно, хочется признаться, в тот момент я поняла, что жизнь вечна. Для души, в первую очередь. У меня было ощущение, что мама жива. Я это чувствовала. Её душа потеряла физическую оболочку, но тем не менее, не потеряла свои энергетические возможности. Да, из-за разъединения её телесной оболочки с душой  возникли видимые изменения, однако в мире незримого, пожалуй, мало, что изменилось. Чувство, что душа мамы где-то рядом, не покидало меня ни тогда, ни сейчас.
   По обряду похороны тела должны были состояться на третий день после смерти. Этого времени вполне достаточно для того чтобы успеть приготовить необходимое, на мой взгляд. Для начала я отправилась на работу, так как нужно было оформить заявление на отпуск без содержания в связи с похоронами. В кабинете я встретилась с другом Алексеем.
-Привет! Как дела? - спросил он, завидев меня.
-Все…Мама сегодня утром умерла, - произнесла печально я.
-Жаль, но в принципе, это хоть не стало большой неожиданностью для вас. Ты как?
-Нормально…Сейчас нужно бежать, все закупать для неё, включая гроб. Потом в сельсовет нужно зайти. Поговорить с ними, чтобы выделили место для захоронения. В общем, организационных вопросов на сегодня много придется решать.
-Да, плохо, что я не могу хотя бы часть вопросов взять на себя. Твой муж тебя просто сгнобит, если я появлюсь там  в качестве твоего друга и помощника. А ведь я вполне бы мог хотя бы съездить в сельсовет, пока вы по другим делам поедите.
-Да, Алешка, руки нам нужны. Но ты прав. Он меня уничтожит, а вернее просто убьет, если я тебя представлю там как моего помощника и друга.
-Держись! Хорошо?! Если, что присылай смс сообщения. Я буду на связи в любое время, - сказал он.
-Хорошо. Спасибо за поддержку!
 Я попрощалась с сотрудниками в кабинете и направилась к выходу. Алексей меня проводил и на последок повторил.
-Если, что пиши смс и звони в любое время!
-Хорошо, я поняла. Вечером напишу, как я буду себя чувствовать. Пока!
  Я поехала в сельсовет, где меня уже ждали зять с его другом. Вопрос о месте захоронения решился быстро, и мы двинулись за покупкой гроба и всего необходимого для церемонии. В начале первого часа дня мы были уже дома. Мы решили, что тело мамы  будем одевать сами. Не стали никого звать для этого, как это делают многие, потому как особо и звать было-то некого, поэтому  пришли к выводу, что справимся с таким делом  самостоятельно. И вот тут нас ждала определенная неожиданность. Во-первых, в таком  деле нужно было отбросить в себе серьезные раздумья на время, поставив перед собой цель, что тебе это просто необходимо сделать. Во-вторых, тело покойного имеет уже совершенно другую пластику, нежели тело живого человека. В-третьих, одеть огромную куклу не сложно, а вот покойного весом порядка 80 кг все-таки без подготовки и опыта дело весьма хлопотное. Став возле тела мамы, мы с сестрой Таней замерли. Сестра догадалась первой, как настроить нас на такую работу. Подойдя ближе и ещё раз, осмотрев тело, она сказала;
-Мам, ты не будешь против, если мы тебя переоденем?
  Помолчав секунд десять, я добавила.
-Молчание - знак согласия! Она не против!
  Мы рассмеялись и вновь застыли в молчании.
-А с чего начнем? Снизу или сверху одевать её? - спросила сестра.
-С нижнего белья обычно начинают, - ответила я
-Да это понятно, но можно сначала низ одеть, а потом верх. Или наоборот, - продолжала она.
-Хорошо, давай по-твоему. Ты что будешь одевать ей низ или верх?
-Давай: я верх, а ты низ, - предложила Таня.
-Давай…
  Нижнее белье одели не столь быстро, как ожидали. Переворачивать тело с такой массой было непросто. Мы присели на табуреты, чтобы передохнуть немного. Взяв пакет, я достала из него чулки, которые должна была надеть покойной. Почему-то было принято одевать покойных женщин в старинные, бабские,  хлопчатые чулки. Мама их всегда не любила. Они были абсолютно не красивы, и ещё при жизни шутя, она нам говорила, чтобы мы их на неё после смерти не надевали. Я вспомнила об этом, когда взяла их в руки.
-Тань, помнишь, мама шутила и говорила, чтобы мы не одевали ей их после смерти? - сказала я.
-Помню, думаешь, для неё сейчас есть разница, в каких чулках её положат?
 Я ещё раз взглянула на них недовольно и произнесла.
-Мам, прости, но я была у тебя непослушным ребенком. К тому же под покрывалом эти чулки у тебя все равно не будут видны...
-Вот именно. Давай, одевай их, а я пока платье достану. Вместе его оденем на неё. Я одна не справлюсь.
-Давай, - поднимаясь с табурета, сказала я.
  Надев ей платье, мы позвали папу и зятя моего Сергея, чтобы они положили тело в гроб. Надо сказать, что платье мы натянули с большим трудом, так и оставив не застегнутой молнию. Нам оставалось тогда одеть ей туфли и повязать платок. Мы и не думали, что эти две вещи смогут окончательно нас вывести из себя. Моя проблема состояла в том, что туфли мы взяли маме по размеру. Но, то ли  ноги отекли у трупа, то ли чулки были не тонкими, в итоге надеть я их после нескольких попыток не смогла.
-Все, я больше не могу! – смеясь, сказала я. - Делайте со мной, что хотите. Или я сломаю случайно ей пальцы на ногах, или порвутся эти туфли.
-Ты думаешь, мне легко? Я не могу платок повязать нормально. Она ведь голову не держит, - смеясь, ответила сестра.- Вот, посмотри!
  Я подошла к ней и взглянула. На голове у мамы был повязан сбившийся  на одну сторону платок. Он прикрывал один глаз ей, как у пирата. Я не смогла сдержать смеха.
-Ты что наделала? – смеясь, произнесла я. - Как хоть у тебя так получилось?
-Как?! Думаешь, легко? Я ей нормально повязываю, а как кладу голову, то платок съезжает на бок.
-Давай помогу. Я буду держать, а ты завязывай.
-Ага, давай.
 Я держала голову, а Таня старательно повязывала ей платок.
-Все, готово! Клади! - скомандовала она.
-Ага, кладу.
 Я попыталась положить голову аккуратно на маленькую подушку. Однако рука моя запуталась в платке. При укладывании платок вновь сбился и опустился на нос покойной, накрыв закрытые глаза.
-Опять, - сказала недовольно Таня.
-Я нечаянно. Затылок тяжелый. Удерживать сложно.
-Вот. А я одна это пыталась сделать. Он у меня или в бок уходил, и картина складывалась, будто у неё зуб разболелся. Или ухо оголялось, и было все похоже на повязку при отите. То платок на один глаз спадал, и была мама похожа на пирата. А сейчас и вовсе нелепо…
  На все это действительно нельзя было смотреть без смеха.
-Помнишь, мама говорила, чтобы на её похоронах мы не плакали, - спросила меня сестра.
-Помню. Представь, что она сейчас смотрит на нас со стороны. Интересно, что она бы сказала нам, глядя на все это?
-Да тоже засмеялась бы, наверно, и  сказала бы, - “Ну и девчонки у меня. Одна лучше другой. Рукодельницы!”
-Давай его потуже завяжем что ли? - предложила я.
-Давай, а то время уже. Час, наверно, уже как одеваем.
  После нескольких попыток мы все же завязали платок как следует. Сестра принялась доставать покрывала, а я - растягивать туфли, чтобы они налезли на ноги. Немного потерзав обувь, я вновь принялась одевать их ей. Туфли никак не налезали. Какие только способы я не пробовала. Я даже измерила их по подошве, думая, что они ей все же малы. Однако по размеру все совпадало. Спустя несколько минут тщательных усилий, на одну ногу все же удалось одеть туфлю.
-Ура! Получилось! - завизжала я.
-Наконец-то, - ответила Таня. - Я уже думала, придется другие покупать. И как тебе удалось?
-Не знаю. Просто тянула, вертела в разных направлениях, и вот получилось…
-Ну, давай теперь вторую одевай!
  Я посмотрела недовольно на вторую туфлю.
-Может ты попробуешь? - предложила я сестре.
 Она молча взяла туфлю и принялась, пыхтя, надевать её. Дело у неё не спорилось, и после нескольких попыток она сказала.
-Ты сильнее и опытнее в этом деле. Как-то же ты натянула одну туфлю. Давай пытайся теперь вторую одеть ей. Я пока все необходимое в гроб класть буду.
   Мне пришлось вновь приняться тогда за дело. И случилось то, чего я боялась. Туфля не выдержала напора моей силы и лопнула. В отверстии носка туфли я увидела пальцы ног покойной.
-О Боже, что же я натворила, - произнесла я вслух.
-Что? - спросила сестра, и поторопилась ко мне.
-Вот, - ответила я и подняла ногу, обутую в туфлю с разорванным носком.
  Она не смогла сдержать смеха, увидев это. Я, естественно, тоже.
-Что делать теперь будем? - спросила я сквозь смех.
-Не знаю, может, заклеим. Кто будет заглядывать ей под покрывало, и смотреть в каких она туфлях?!
-И то верно…
  Денег у нас было мало на похороны. Мы все имели достаточно скудный достаток. Поэтому покупка дополнительной пары туфлей в этом случае была не столь по карману. Нужно было ещё потратить массу денег, приобретая другое для похорон. Мы заняли небольшую часть денег на ритуал. Ровно столько, сколько смогли бы отдать спустя пару месяцев. К тому же мы прекрасно понимали, что это обычный обряд. Для Бога не имеет большого значения, в какой обуви мы похороним тело покойного. Главное для него чистота души человека.
-Тань, скажи, а перед смертью своей мама звала меня по имени? - спросила я, у сестры вспомнив о своем наваждении.
-Да, Лен, звала. Я подошла к ней и подумала, что она уже потеряла рассудок. Ведь всю ночь я была с ней, и она знала, что тебя рядом нет. Увидев меня, она только и успела сказать мое имя вслух, как у неё начались судороги. Потом я позвонила тебе.
-Она дважды позвала меня по имени? - уточняя, спросила я Таню.
-Да, дважды.
-Я слышала её сквозь сон. Странно было как-то. Её голос разбудил меня. А потом позвонила ты. Я почему-то до твоего звонка поняла, что она умирает.
-Так бывает порой. Редко, но случается, - ответила Таня.
-Да, Тань.И все равно странно…

  В день смерти мы позвонили и сообщили о похоронах Диане и Вадиму. На следующий день они должны были приехать. Мы ожидали их с нетерпением. Вечером я вернулась домой с сыном на ночлег. Ужасно уставшая я на ходу что-то перекусила и легла спать.  Меня разбудило пришедшее на телефон сообщение. Оно было от Алексея. Я забыла ему сказать, как обещала накануне, что вечером дам о себе знать. Он спрашивал о моем самочувствии. Ответив коротким сообщением ему о том, что все пока у меня нормально, я решила поскорее заснуть. Однако Алексей вновь прислал сообщение. В глубине души я понимала, что Алексей, хотел бы быть для меня больше чем другом. На тот момент я к этому не стремилась. Моя голова была занята совсем иным . Коротко ответив сообщением ему, что завтра позвоню, я сделала тогда ещё одну попытку заснуть. Минут через двадцать после моих тяжелых дум мне это все же удалось.
 Утром мне позвонила сестра. Встревоженным голосом она сказала.
-Я не знаю, что делать! Тело мамы раздувается, из носа и рта идет пена. Мы обложили её всю бутылками с холодной водой. Ничего не помогает. Запах стоит такой, что в комнате не возможно находится.
-Тань, - сказала я спросони. - Я даже не знаю, что в таких случаях предпринимают. Обычно такое происходит в сильную жару. Но сейчас вроде не так жарко.
-Может из морга надо кого-нибудь вызвать?
-Не знаю, Тань, честно. Видела несколько раз у людей, как покойники по трое суток дома находятся, но такого у них не случалось.
-Я все-таки позвоню в морг и спрошу, что делать. Завтра только хоронить-то нам. А тут уже сегодня творится ужасное.
-Хорошо. Я сейчас приеду к вам.
  Быстро собравшись, я поехала к сестре. Муж и сын поехали со мной. Повезло, что было утро, и муж к тому моменту был трезв. Перед моим приездом к Татьяне уже приехала из деревни наша младшая сестра Диана с мужем. Завидев меня на пороге, Диана заплакала и крепко обняла меня. Погладив её и сказав несколько слов ей в утешение, мы присели.
-Ты была уже в комнате, где мама лежит? - спросила я.
-Была. Такое ощущение, что это не она, а какая-то кукла. Кажется, будто она жива и все ещё с нами.
-У меня такие же ощущения. Знаешь, я думаю, что оно так и есть. Душа бессмертна, а тело всего лишь временное её пристанище.
-Может быть. Пойдем, а то Танька там не знает, что уже делать с телом. Бутылки с холодной водой не помогают, лицо посинело, и пена продолжает идти.
-Пойдем, судя по её голосу, утром там действительно проблема немаленькая возникла.
  Выйдя из кухни, мы в коридоре пересеклись с Таней.
-Привет, посмотри, что с телом происходит. Я позвонила в морг и сейчас приедет оттуда специалист. Сказали, что нужно поднять ей голову повыше на подушке. Бегаю, ищу что можно ей подложить.
-А есть подушка такого размера у тебя? - спросила я.
-Нет, конечно. Вот думаю, чем её заменить можно.
-Может старое полотенце свернуть и подложить? - предложила я.
-Сейчас найду что-нибудь, - ответила Таня.
 Мы с Дианой пошли в комнату, где лежало тело мамы. Запах стоял, конечно же, весьма неприятный, трупный. Окна были распахнуты настежь, но это мало помогало. Я подошла к гробу. Лицо действительно приобрело синюшность. Изо рта и ноздрей обильно сочилась пенящаяся жидкость с небольшой примесью крови. Эта картина в сочетании с запахом, царящим в комнате, была ужасной. Татьяна в итоге нашла старое детское одеяло, которое мы сложили и подложили под голову в гроб покойной. Это немного улучшило ситуацию, но не исправило её окончательно. Спустя два часа к нам  приехал специалист из морга. Он объяснил, в чем была наша ошибка. Честно говоря, сами мы вряд ли бы поняли ее. Дело в том, что тело мамы было тучным, и она имела большой живот в связи с асцитом. Людей с такой массой после смерти следует приподнимать повыше от пояса до головы. Кроме того, нужно было сразу вызвать специалиста из морга, который должен был сделать некоторые процедуры, чтобы тучное тело не дало такого результата в процессе его сохранения. Мы опоздали на сутки с вызовом, поэтому и получили такой результат.
  Разделившись на группы, мы продолжили подготовку к похоронам. После того как специалист провел процедуры с телом, он оставил нам несколько советов и, взяв оплату, благополучно удалился. Мой муж сопровождал меня постоянно. Он вел себя достаточно спокойно на тот момент. За  что я ему осталась благодарна. Понятное дело, что вести себя со мной таким образом, как он позволял себе дома, он не осмеливался. Рядом со мной тогда находились практически постоянно мужчины, которые могли бы ослабить его прыть. Это его сдерживало. По возвращении домой я вновь оказывалась в плену его жестокости. Я старалась как можно дольше задерживаться у сестры тогда, чтобы меньше оставаться с ним наедине. Домой мы возвращались от сестры поздно. Он тоже уставал и  засыпал быстро, тем самым спасая меня от своего насилия. Я же всегда засыпала позже его, это была моя отработанная тактика поведения в семье. Если среди ночи он просыпался, я не давала себе заснуть. Дожидалась момента, когда он крепко заснет . По началу, будучи не опытной, я позволяла себе заснуть раньше его. Получив несколько ударов в момент, когда я была не способна к каким-либо действиям я поняла, что без хитрости я умру раньше, чем вырастет сын.
  Я хорошо запомнила день похорон мамы. Что я могла чувствовать тогда?! Пожалуй, необычайную тоску. Несмотря на моё внутреннее убеждение, будто мама жива, разлука  с материей в которой была заключена её душа, была для меня не стерпимой . Мне не хватало ее тепла, ее ласковых объятий, к которым я привыкла с детства. Я осознавала, что эти ощущения смогу пережить снова, пожалуй, лишь только во сне. Так хотелось вернуться в прошлое и, обняв её нежно, замереть в её крепком объятии на несколько минут. Мне не хватало тепла ее тела, запаха, голоса, задушевных разговоров…
   Утро похорон было наполнено суетой людей, готовившихся к предстоящему. Лица  некоторых из них выражало откровенно чувство отчаяния. Последние приготовления были закончены, и после короткого отпевания священника  мы попрощались с мамой образно навсегда. Крышка гроба опустилась, и сердце защемило мое тогда от тоски. Пока забивали гвозди, каждый стук молотка отчетливо оседал у меня в памяти. Я и сейчас помню последовательность  звуков от удара молотка. Она как барабанная дробь похоронной мелодии звучит в моей голове при воспоминаниях. Тело мамы очень плохо сохранялось, несмотря на все наши усилия, и потому было принято решение закрыть гроб уже в начале похоронной церемонии. Людей было очень мало. Немногочисленная родня и несколько подруг сестры пришли к нам в то утро помочь. Погрузив гроб в машину, мы добрались до кладбища. Я не была там ранее никогда. Тихо следуя за похоронной процессией, я шла, не оглядываясь по сторонам. Я думала о маме, о её прожитой жизни и её будущем. ”Где она сейчас?”, - задавалась я вопросом. ”Боже, подскажи! Понимаю, что любопытство моё тебе, возможно, не по нраву. Глупа я, пожалуй. Знаю, что жива её душа. Открой мне тайну, дай успокоение. Прости её и прими  в Своё Царство. Наверно, многого прошу по глупости своей. Молчишь! Стало быть, не время…”
-Лен, очнись уже! - услышала я голос Тани. - Пришли уже. Ставь табуретки, гроб на них положим.
  Я послушно расставила табуреты на земле, мужчины аккуратно водрузили на них гроб. Все застыли в молчании. “ Что дальше? - задала я тогда себе вопрос. Там сбоку такая глубокая яма. Глина, сплошная глина в ней. В такой земле гробы, наверно, быстрее гниют. О чем я думаю, в момент скорби? - продолжала думать я. - Боже, скажи- это, наверно, грех? У меня умерла мать, а я разглядываю гроб и яму для него. Я разговариваю в уме с тобой…А может так и должно быть? Ведь к кому, как не к тебе рвется мой разум, душа и моё сердце. С тобой я жива!”.
-Лен, начинай первой, - услышала я вновь голос Тани. - Скажи первой последние слова.
  Я растерянно оглядела малочисленную толпу и, сосредоточившись, глядя на закрытый гроб, произнесла.
-Мама, ты жива!
  Подняв глаза, я увидела удивленные лица тех,  кто меня слышал. Они были в недоумении от моих слов, возможно, кто-то успел подумать, будто я на почве скорби потеряла рассудок. “Подождите меня судить! Я ещё не договорила!” – пронеслось тогда в моей голове. Я опустила глаза и продолжила.
-Мама, ты жива, пока находишься в нашей памяти, в нашем сердце!
  Кто-то, не выдержав моих слов, громко зарыдал в маленькой толпе. После меня прощальные слова были сказаны всеми желающими. После чего гроб был опущен в яму, и каждый бросил от себя горсть земли. С ранних лет  я пыталась представить себе этот страшный, как мне казалось тогда, момент моей жизни. Я постоянно гнала подобные мысли, боясь, что смогу тем самым его приблизить. Мне всегда казалось, что когда наступит этот день, то он сможет сломить меня. Все оказалось иначе. Любовь не пропала к близкому мне человеку, а это и есть главное. Все остальное — неприятные обстоятельства, со временем сглаживающиеся.
  Вернувшись после погребения, все сели за стол поминать усопшую, как полагается по традиции похорон. Присутствующие вспоминали о маме, как о человеке жизнерадостном и веселом. Ещё при жизни она говорила нам, чтобы на её похоронах мы не плакали, а смеялись. Тогда  мы не могли себе такого представить. Нам казалось, что смех на похоронах собственных родителей - это кощунство. Однако, смех не свидетельствует о неуважении к усопшему, скорее о светлых воспоминаниях о нем. Главное здесь, как и во всем, это чувство меры.
 В момент беседы за столом я обратила внимание на своего мужа. Он пристально смотрел мне в лицо. Со стороны было похоже, будто он глядел на меня с восхищением. Мне было это неприятно. Я знала, что внутри скрывалось за его взглядом. Знала, что дома он припомнит мне допущенную ошибку. Я не ответила ему таким же взглядом, не создала иллюзии для всех, что у нас полная гармония в отношениях. А для него это было очень значимо. Мне же попросту надоело все скрывать и лгать. Тогда за столом я не смогла скрыть недовольство в своем взгляде от мужа  и от своего отца. Папа заметил и поспешил мне сделать замечание:
-Лена, ты не пренебрегай вниманием. Он ведь любит тебя и за тобой пойдет куда угодно, - сказал он мне.
 Я промолчала, но в уме пронеслось: - “Папа, если бы только знал, как ты сейчас прав и не прав одновременно. Ты не знаешь ничего о тех годах, что я жила с ним. Я сама виновна в этом. Лгала, что живу нормально и тебе, и маме, дабы сберечь ваши сердца и продлить вашу жизнь. Ты думаешь, он любит меня? Возможно. Только, что стоит за этими чувствами? Собственничество и садизм. Может ли чистая любовь иметь примесь жестокости и насилия? Нет! Вряд ли ты смог бы мне сказать эти слова, зная каким пыткам  подвергал он меня за придуманное мое непослушание. Мое тело изломано, разбито. Каждое утро мне нужно сделать несколько болезненных упражнений, чтобы моя нижняя челюсть с хрустом встала на место, и я смогла открыть рот шире, чем на два сантиметра.  Результат многократных травм нанесенных им. Он избивал, и после целовал мои окровавленные губы, и заплаканные глаза, произнося слова любви. Я терпела. Кричать было нельзя…Сын. Он мог услышать и испугаться. В начале я плакала и просила его помиловать меня. Его это злило ещё больше. Мне приходилось изо всех сил терпеть его побои и пытки. Таким образом, они становились короче по времени. В такие моменты я думала о спасении. Всегда только о нем. Мне так хотелось, чтобы соседи однажды пришли на помощь. Они ведь слышали шум за стеной, мой плач, мои стоны.  Я знаю, что слышали. Это не возможно было не слышать.  Я ведь знала о каждом их шорохе за стеной.  Стало быть, и они догадывались о том, что происходило у нас дома. Шли годы, но никто не приходил. Я была только с Богом, он спасал,  давая силы на терпение и выздоровление. Он знал, что я слаба, но в определенный момент почувствую в себе силы бороться. Пришло это время. Больше я не испытывала того страха перед ним, как раньше. Я решила, что настало мое время действовать. Довольно проведенных мной тринадцати лет в его заточении. Любому порабощению приходит конец, и наступает время, когда угнетенные могут противостоять тиранам. Я не осуждаю тебя, папа, за данный мне упрек. Ты просто не знал обо всем. Но на  все, поверь, есть причины. Ты учил меня, уходя не хлопать дверью и вежливо прощаться даже с тем, кто тебя не принял. Что ж, я усвоила твой урок. Я постараюсь уйти от него спокойно, без упреков, с достоинством и честью. Именно так я и хочу, но вряд ли этого захочет он…”





                Эпилог

    Три года спустя. Сентябрь. Осенняя прохлада  напоминает о приближении скорых морозов. Я тороплюсь в свой уютный дом, где меня ожидает мой муж Алексей. Когда-то он был моим коллегой по работе и другом, но время поменяло многое в моей судьбе. Мы два года как женаты. Мой первый брак был окончательно разрушен событием, после которого последовал официальный развод и свобода. Мне не удалось уговорить Романа на раздельное житье, и он в гневе попытался меня убить. Сын выскочил из дома и позвал на помощь соседей. Он рассказывал мне, что не помнил как добежал до них. Сильное потрясение, которое он перенес тогда, заставило его отказаться от своего отца на долгое время. Соседи оттащили в момент драки его от меня и связали. Пока они его связывали, я быстро собрала документы, забрала кое-что из одежды и взяла деньги, что были отложены  мною на жизнь. Таким образом, я с сыном сбежала от него. Я сняла комнату в общежитии в другом районе, чтобы он нас не нашел. Утром следующего дня после скандала сняла побои и подала заявление в милицию об избиении и одновременно на развод. Первый месяц мы прожили в страхе. Я боялась, что он нас найдет и убьет. Но Бог милостив. Видя мой ужас, он давал мне нужных людей, которые помогали мне бороться с этим чувством. Они оберегали меня. Через месяц после моего побега нас развели. Мое заявление о побоях и угрозах стало иметь силу. Роман прекратил терроризировать меня, т.к. по решению суда его могли бы надолго посадить в тюрьму за это. Он оставил все угрозы в отношении меня. Сейчас я счастливая женщина потому, что я  свободна. О своем первом браке я вспоминаю очень редко, и мне кажется, то что происходило со мной раньше было страшным сном. Теперь все это далеко от меня, только срок этого брака заставляет порой ужасаться. Он был немалым, достаточным чтобы понять, что любое зло наказуемое, а терпение приводит к победе. А вот мама напротив. Я чувствую порой её не зримое присутствие. Кажется, будто Бог отпускает её на время к тем, кого она любила. По сей день в моем сознании теплится ощущение, что мама жива. Она будто в ином пространственном измерении, и нить связующая нас всех не оборвана…