Митрич другой

                1.
   Проснулся Митрич рано. В раздумье почесал лысину и затылок. Выщипнул с виска седеющую прядку, проверив: стоит подстригаться? Что-то не давало покоя. Неприятность ждёт? Или тот вчерашний спор с напарником?
   - Да ты пойми, дурья голова! – натужно кричал Пострел, глядя с высоты своего роста на тщедушного мастера. - Сколько он деньжат может отвалить!
   - Что мне его деньги? – упорствовал Митрич. – А сколько он может нас промурыжить? То это сделай, то это переделай, то материал не тот. У этих олигархов, молодых да ранних – причуды. Не угонишься!
   - И что теперь? Подумаешь – причуды! Боишься не справиться?
   - Вот и подумай. Мы с тобой сколько вместе работаем?  Ты из памперсов не вылезал, а я уже имя себе сделал. Первоклассного штукатура. Этим и хочу заниматься. Есть же привычный заказ. Ремонт как ремонт. Стены там, потолок. Много не дадут, но зато быстро сделаем. А там – посмотрим.
   Конечно, хитрил Митрич. Главную причину не раскрывал. Не по душе, что «какие-то сопляки, дорвавшиеся до лёгких больших денег», из-за своих непомерных капризов будут ему постоянно тыкать носом.
   - Ну, как же, спецы, твою голову! Вот вам!
   Решено. Он позвонил заказчику. Договорились быстро. Уже в обед мастер был на квартире. Хозяин отдал ключ, свалил на дачу. В ожидании помощника Митрич начал осматривать стены.
   - До чего довели! Хозя-я-ева! Да-а, все в трещинах. Что тянуть?
   Переоделся, стал зачищать. Местами штукатурка отваливалась кусками, дотронься только. В углу и вовсе кусок грохнулся, обнажив щель. Насквозь? Нехорошие предчувствия опять заставили сердце ныть. Руку просунул, нащупал что-то гладкое. Но вместе с этим предметом рука не проходит. Ломать, так ломать! Он принялся расширять. Вытащил. Оказалось: бутылёк. Погромыхивает внутри.
   - Уже и клад нашёл? Пополам! – это напарник ввалился. Ввалился – не запылился.
   С трудом раскупорил. Внутри оказались то ли витамины, то ли таблетки. Разноцветные, лёгкие. Ни инструкции внутри, ни надписей снаружи.
   - Ну, что? Пополам? – разочарованно протянул Митрич.
   - На фига они мне? Ты нашел – ты и глотай теперь. Пилюли. Тебе полезно.
   Не удержавшись, кладоискатель кинул одну в рот. Для пробы. Хотел выплюнуть, да не успел. Проскочила. Пострел с интересом наблюдал. Что будет?
   - Хочешь попробовать?
   - А ты какого цвета заглотил?
   - Не заметил.
   - Так, может, потому они разные, что по-разному действуют?
   - Вот сейчас и узнаем. Бери!
   - Иди к черту! Еще жить хочу. Это тебе можно. Детей вырастил. А я еще и не завёл своих. Не с кем. Дрянь всякую глотать тут с тобой!
   - А то ты не глотаешь, - хмыкнул Митрич, намекая на загулы напарника, которые тот устраивал время от времени.
   Оба подождали. Не случится ли чего с испытателем?
   - Ладно. Давай, пора уже.
   За работой всё забылось. Дело пошло. Дружно. Пострел аж взмолился: «Не гони. Что-то притомился уже».

                2.
   На следующее утро Митрич чуть не проспал на работу. Оно и понятно. Почти до утра «общался» с женой, чего давно уже не было. По крайней мере, так сильно, подолгу и многократно. Всё никак не мог насытиться. 
   Уже и жена, баба бойкая, сначала уговаривала по-хорошему: «Угомонись». А потом и вовсе крик подняла: «Да сколько можно! Ошалел, что ли?»
   - Нет, здорово всё-таки поигрались. Хотя, хм. Повторить хочется. – С этими радужными мыслями он и отправился на работу.
   Пострел был на месте. При встрече глаза поднял, приложил руку козырьком.
   - Митрич! Ты … На себя … В зеркало смотрел?
   В испуге тот прошёл в ванную. Елозя рукой по стенке, включил свет и уставился на отражение. Не похож. Ни морщин, ни помятого вида. Лысина почти затягивается, волосы почернели.
   - Ё-моё! - только и протянул. - То-то я смотрю: ночью на бабу потянуло – удержу нет.
   - Друг лаптев, ты ли это? Сроду жену свою бабой не называл.
   - Назовёшь тут! Поперва ничего, была согласная. Что только не опробовали! А потом – всё. Выдохлась. Заартачилась.
   - Ну, даёшь! От пилюли, что ли, тебя понесло? Виагра какая-нибудь? Только от неё не молодеют. А ты вон какой! Огурчик.
   - Слушай, Пострел. Попробуй всё-таки. На! Тогда наверняка будем знать: неужто омолаживает и силу даёт?
   - А вот выкуси! Я не обезьяна тебе. Для опытов. Силушки в постели у меня своей хватает. А омолаживаться мне ещё рано. Что? Пацаном стать? Это тебе есть смысл. Только смотри: как останавливаться будешь? Ну, ладно там, сравняешься со мной в годах. А если – дальше? В школу потащишься? Потом я тебя в садик буду водить? Это - соглашусь. А в пелёнках на руках таскать – не-е. Детей своих зови. Пусть возятся. А что? Ты же возился с ними. Вот и придет им пора тот долг отдавать. Жена-то к тому времени помрёт, поди, - разошёлся напарник.
   - Глупости не городи! – оборвал напуганный такой перспективой. – До этого не дошло. Пока.
   - А дойдёт – поздно будет.
   - Ладно, работать давай. Распустил лясы!
   Работалось в охотку. Но в перерыве Пострел глянул – притих мастер.
   - Ты чего? Действует?
   - Молодость вспоминал. Быстро пролетела. С Настюхой как познакомился. Долго женихались. Но чтобы это – ни-ни, строго. Только перед самой свадьбой. Неумелые первые разы. Знаешь, обоим всё было внове. Вам-то уже всё наперед известно. Поймешь ли меня? Как нянчили-растили ребятишек. Хотелось бы всё это повторить? Когда помолодею? С другой женой? Другие дети? А вдруг не сложится эта новая жизнь? Или дети вырастут мерзавцами какими-нибудь? Настей всю жизнь был доволен. И детьми можно гордиться. Нет! Всё заново не хочется.
   - Слышь, Митрич. А ты прими еще одну, - не удержался Пострел, - может опять переключишь процесс в другую сторону. Как кнопка: нажал – включил, ещё нажал – выключил. Только цвет пилюли запоминай.
   - Не надоело? Я вот что думаю. У тебя же девок знакомых полно. Сведи меня с кем. Лишь бы не страшненькая и ладно. Хочется – мочи нет. А если опять подлезу к Настюхе – чую, сковородкой по голове отвадит. Исстрадалась, поди, за ту  ночь.
   Пострел посмеялся, но пообещал.
   - Ладно, приходи ко мне вечером. Гигант … поневоле. Познакомлю, а там дальше – сами.

               3.
   Но, нет. Не дождался своего мастера верный друг. Сидел с девахой, уговаривал подождать, не зная, как объяснить задержку кавалера.
   Не дождалась и верная Настя, с ужасом готовясь к повторению прошлой ночи. Один раз – ладно. Но не каждый же раз!
   А Митрич засиделся в кухне. Как поужинал – так и остался там. Дело в том, что перед тем, как уйти с работы … А бутылёк с таблетками взять домой он не решился, оставляя в расщелине на квартире. В общем, захотел ещё одну пилюлю заглотить. Вдруг она действует только на раз. На сутки. Разведёт он шуры-муры с новой знакомой, дойдёт до дела – а у него – всё … Ладно с женой. Не в этот, так в другой раз. А с этой молодухой другого может и не быть. Позорище! Надо на всякий случай принять.
   Принять-то принял. Но дома, на сытый желудок, совсем другие мысли полезли. Началось всё с того, что обратил он внимание: жена-то поправляться начала. Может, раньше просто не замечал?
   - Что-то ты расширяться стала, - упрекнул он.
   - Расширишься тут с тобой, - в сердцах бросила та и исчезла в спальне.
   Возникшие новые мысли так захватили, что он просидел до полуночи, не в силах их остановить. Потом пошел к себе, на диванчик. Разыскал ручку, тетрадь. И строчил, не отрываясь до самого утра.
   От этого занятия его и оторвал Пострел.
   - Ты живой? Я думал – случилось что. Вечером не пришёл. Пришлось мне отдуваться за тебя. На работу тоже не дождался. На звонки не отвечаешь. Ну, думаю, всё. Кранты Митричу! А он сидит тут!
   - Погоди ты. Да, отключил телефон, чтоб не мешали.
   - Чему не мешали?
   - Вот чему! Ты в курсе, что наша Вселенная расширяется?
   - Чего? – Пострел опасливо покосился на встающего с дивана хозяина.
   - А вот послушай, Александр, меня …
   Это «Александр» окончательно заставило замереть у косяка. «Сбрендил. Точно, сбрендил. Не иначе как пилюлю принял».
   - Ведь что представляет наша Вселенная? Учёные говорят, что она бесконечна и вечна. Но ведь было время, когда ничего не было. Представь: нигде! ничего! не было! Даже времени! Оно, время-то, есть там, где материя. А потом из ничего, из какой-то точки, из сгустка энергии произошёл взрыв. Осколки, разлетаясь, стали образовывать галактики. В них появились звёздные системы. В них появились планеты … Это всё понятно. Всем. Но! Я понял: Вселенная не может быть бесконечной! Ясно? Если она до сих пор расширяется, значит – есть граница. Между тем, где она расширилась и тем, где её ещё нет. Просто мы не можем достичь этой границы. Сколько б мы ни летели, хоть миллионы лет, но ни на грамм не приблизимся к её концу.
   - Ну, а тебе-то что с того? Башка не трещит? Расширяется – сужается!
   - Да пойми ж ты, дорогой мой товарищ, - тут он подошёл и в волнении сжал плечо юноши, - ты вот об этом задумывался? А-а. А я вот сам дошёл. Почему одни задумываются? О космосе там, о жизни? А другие – нет? Значит, есть у меня к этому способности. Я тут собираюсь статью написать, в журнал послать, - он кивнул на столик с раскрытой тетрадкой.
    - Какую статью? Чего несёшь ахинею? Слушай, «физик недоношенный», ты работать собираешься?
   - Александр, прошу вас. Пока поработайте без меня. У меня столько мыслей. Надо успеть их записать.
   - Поди докажи сумасшедшему, что он сошёл с ума – бурчал еле слышно подталкиваемый к выходу Пострел. Но собрался всё-таки:
   - Митрич, а ты уверен, что всё, что ты собрался настрочить – люди ещё не знают? Учёных – уйма! Наверняка кто-то про это писал.
   - Да разве может одна и та же мысль придти нескольким людям? Ведь мы же все разные. Это невозможно!
   - Может! Ещё как! Думаешь почему на танцах парни всегда дерутся? Один хотел закадрить девчонку. И другому такая же. Повторяю: такая же. – Тут он приподнял палец и поднёс к своему носу, - мысль пришла. Вот отсюда и драки! И это –заметь – массово! Узнай сначала, что другие про это пишут, а потом и сам берись.
   - Верно-верно. – «Мыслитель» сник. - Сейчас же в интернете всё есть. Так! Ты ступай. Мне надо компьютер купить, с интернетом. Читать, читать и ещё раз читать! А потом писать, писать и ещё раз писать!
   Уже с порога, обернувшись, Пострел, передразнивая, повторил последнюю фразу Митрича, нарочно ставя ударения на каждом первом слоге: "пИсать, пИсать и ещё раз пИсать!" Не успокоился. На лестничной площадке добавил:
   - Компьютер-то только в кино видел! Эх, ты, пИсатель! – опять с переносом ударения на первом слоге прокричал в закрытую дверь.
   Но Митрич от своего не отступил. Пошёл, купил ноутбук, самоучитель, беспроводной модем. Жена была на всё согласна, лишь бы её не задевал.

               4.
   Однако вечером забеспокоилась. Весь день не ест, не пьет. Позвала ужинать. С трудом дозвалась.
   - Что-то ты всё пишешь и пишешь, Коленька. Себя не жалеешь. Да и меня тоже. Работу вот бросил. Сел на шею мне. Я зарабатываю, а ты будешь диван просиживать?
   - Ах, Настасья, ты Настасья! Отворяй-ка ворота! – в приподнятом настроении сел за стол Митрич, закатывая драные рукава рубашки. Глаза у него сияли от возбуждения. Таким она его не видела со времён молодости.
   - Погоди, дай срок! Получим и мы с тобой премию! В Осло поедем получать!
   - Да скорее – на осле! Кем возомнил себя?
   - И ещё раз повторяю, - не обращая внимания на подковырки, он продолжил:
   - Ты – расширяешься! И я - расширяюсь! Всё, что вокруг – расширяется! 
   Жена с досадой замахала на него руками. А он вскочил с места, начал поучать:
   - Вся Вселенная расширяется. И галактики в ней тоже расширяются. И планетные системы вместе с планетами. В том числе и Земля. И мы в ней тоже. Вся материя. Всё это расширяется! И молекулы, из которых она состоит. И атомы вместе с протонами-нейтронами-электронами. И каждое ядро атома. Оно ж – своя Вселенная. Внутри ядра – свои галактики. Вот представь, сколько в тебе атомов? Не счесть! И в каждом свои Вселенные. Возможно, там люди живут. Ищем пришельцев снаружи, а они внутри нас. И все они расширяются! Ты думаешь – я спятил. И если б мы расширялись – то в дверь перестали бы проходить? Так всё расширяется, Настенька! И наши двери, окна, дома. И даже метр, которым мы измеряем. Потому и не замечаем!
   Настя уже давно ушла, от греха подальше, в свою спальню. «Свят, свят, свят!» - перекрестилась она, хотя никогда не была богомолкой раньше. А Митрич не мог успокоиться, рассказывая и доказывая кому-то: «Наша Вселенная тоже внутри какого-нибудь атома!»
   Глубокой ночью, просидев до умопомрачения за компьютером, понял: того, что понаписали в интернете – не прочитать. Никогда. За две жизни. Это повергло в отчаянье. «Нет. Надо думать самому. Вот как Платон в древности? Он же никого не спрашивал. Сидел себе в бочке и размышлял. Хотя, нет. Это Диоген был. Впрочем, какая разница!»
   Однако после интернета никакие свои мысли в голову не приходили. Раздосадованный действием компьютера - «то-то я смотрю – пацанва нынешняя с каждым днём глупеет!» - Митрич вышел погулять. На улицу. Освежиться. И вдруг … Ноги принесли его к квартире с заветным бутыльком. И осознавал тягу к новой дозе, и не смог удержаться. Вытряс пилюлю. Сомнения усилились.
   - Да-а. Что же это? Зависимость уже? Ни «алик» какой, ни наркоман, даже не курю. Уберёг меня бог от этих напастей, а вот на эту – подсел. Чую, не надо. А не могу удержаться. Ничего! Вот только закончу труд свой. А там – всё! Бросать это дело надо. - И бросил. Отработанным движением в рот, словно порцию раствора на стенку. С ощущением падения в пропасть.

               5.
   Утром пошло всё не так. Сначала заявился Пострел. Забузил: «Митрич! Ты собираешься работать? Чего сидишь, выкомариваешься! Я что? За двоих должен ишачить? Смотри, доплачешься!»  И опять, пока спускался по лестнице – всё кричал проклятья «диванным физикам-лирикам, которых развелось как мошкары».
   Вслед за ним жена пошла в атаку. Оказалось, сегодня суббота. Обычно в этот день она дома наводит порядок, пока муж на работе. А тут – он. Опять сидит на своём диванчике.
   - Ты решай! Чего выкаблучиваешься? Или работаешь, деньги приносишь – или … - она выразительно помахала в сторону двери, не в силах остановиться.
   - Будешь сиднем сидеть, а я тебя бесплатно кормить? Хорошо устроился! Смотри, допляшешься!
   Чуя, что фонтан не остановить, Митрич сунул тетрадку за пазуху, выскочил на улиц. Не найдя вовремя аргументов для отпора, неожиданно схватил булыжник и запустил в окно своей квартиры на втором этаже.
   - Вот тебе! – Он воровато погрозил кулаком. - Чтоб я ещё вернулся? Лучше в тайгу. Где никто мешать не будет. Вы ещё узнаете Митрича! Николая Дмитриевича Косолыбина!
   В тайгу не удалось. Поскрёб по карманам пальто - одна мелочь. Решительно двинулся прочь от дома. Потом повернул было к другу. Остановился в сомнении: «Нет. Ни за что!»
   Мысли же, наводняя голову, просились на бумагу. Зашел в парк. Шаркая сношенными на бок «парадными туфлями», походил, стараясь придавить с ожесточением для чего-то побольше пожелтелых листьев. Пробовал писать. Прохладно. Долго не усидеть. Да и птички капают. Зашел в метро. Гул толпы и воющих поездов раздражал. Пристроился в вагон. Кругом глаза: поглядывающие, дремлющие, читающие. Украдкой достал тетрадь, ручку. Бабка рядом неодобрительно отодвинулась. Пришлось сделать вид, что просто перекладывает в другой карман.
   - Ах, диванчик, мой родненький! Ты, видать, силу даешь мне. Как похожу вкруг тебя, обдумаю… А тут и слова некому сказать, – шептал с растерянностью Митрич, не обращая внимания на какой станции он поднялся наверх, на свежий воздух. На улице первому встречному начать читать лекцию он как-то постеснялся.
   - В забегаловку пойти? Там выслушают. Хотя… С пьяными рожами общаться? – тут он брезгливо дернул плечами будто стряхивая с себя тараканов.
   Стемнело, похолодало. Голодный, начал коченеть. Ходьба не помогала. Злой и неудовлетворённый тем, что не смог выплеснуть мысли на бумагу, Митрич вспомнил: квартира! Пустая, где ремонт. Там же и заветный бутылёк. Скорей туда. Поднялся, провернул ключ, толкнул. Оторопел. Закрыта изнутри.
   - Кто там? – крикнул он и позвонил. В ответ: «Кто там?»
   - Это я, Митрич!
   - Какой Митрич?
   - Такой! Ремонт делаю!
   - А-а, тот Митрич?
   - Другой! – Озлобление нарастало.
   - Так сразу бы и сказали, – дверь немного приоткрылась, - так всё. Сделали. Я и с напарником вашим рассчитался.
   - А бутылёк? - выскочило с нетерпением.
   - Магарыч, что ли? Не подаю, - дверь захлопнулась.
   В ярости потащился к Пострелу.
   - Бутылёк где? – буркнул, не глядя на его краснощекое лицо.
   - Дак это. Там и оставил, где был. Замуровал туда же. Чтоб чего не вышло.
   В голове зашумело. Как будто на скутерах гоняют внутри по мозгам. Осознавая, что это крах и с каждым шагом свирепея - понёсся домой. Долго звонил и ломился в запертую дверь. Поняв, что ничего не добиться, рванул к соседям на третий этаж. Поднял со скандалом уснувших. Прошёл мимо, без объяснений, на балкон. Перелез, повис на руках. Раскачался, уловив момент, прыгнул вниз, внутрь своего балкона. Выставил локтем стекло. Ворвался в свою комнату. «Я вам покажу Митрича! Настоящего!» Собрал свои тетрадки с сочинениями.
   - Гоголь! Николай Васильевич! Всё сжег! А я что? Хуже? Не-е-ет! И Николай Дмитривич тоже всё может! – с этими словами прямо на газовой плите поджёг труды, которые собрал со своего любимого дивана. Дверь в кухню подпёр столом, не пуская воющую от горя жену.

               6.
   Прошло немало времени. Митрич по-прежнему работает, в паре с Пострелом. Помощником у него. Тот освоил секреты «евроремонта» и загребает немыслимые раньше деньги. Но к ним Митрич равнодушен. Как и ко всему прочему. Грусть и уныние поселились у него в глазах, в походке, во времяпровождении. И жена, молча просиживая вечера рядом с ним возле орущего что есть мочи экрана, часто вспоминает. Его недолгое увлечение. Яркие и счастливые глаза супруга, когда он «творил науку». Ту бурную ночь, которой никогда раньше не было. И не будет уже. Сейчас-то стало понятно, что и она была счастлива. Тогда, когда он чувствовал себя нужным кому-то, пригодным для чего-то большего, счастливым. Теперь всё в прошлом. Ничего не осталось. Впрочем, кое-что осталось. Когда совсем невмоготу, ночью, в кровати, она достает из-под подушки тетрадь Коленьки. Ту, единственную, последнюю, что завалялась у него в кармане пальто.
   «… Эх, людишки. Мелочь она и есть мелочь! Что ж вы не думаете о смерти? О жизни? Каков смысл жизни? Жизни вообще? Человечества в целом? И жизни конкретного человека, например, моей. Взять жизнь индивида. Представим, что в какой-то момент всё существует в одном числе. Живут – всего 1 человек, 1 рак, 1 рыба, 1 тигр, 1 бегемот и т.д. Ясно, что вскорости никого не останется, и смысла существования каждого из них не было. В случае же жизни человечества получается, что каждый живёт для того, чтобы продолжить жизнь общества дальше. С каждым новым поколением жизнь усложняется. Чтобы обществу выжить – каждый вносит свою лепту, как муравей. Каждый! Независимо от того, кто он и как жил. Другое дело, что одних будут многие вспоминать. Кого дольше, кого меньше. А о других будут помнить только близкие, пока они сами живут. А о ком-то и некому вспоминать. И, кажется, что они жили зря. Смысла их жизни не было? Нет. Нет.  Не так.
   Что-то я путаюсь. Но можно так рассуждать. Человек умер. Физически, да, он перестаёт существовать. Однако если материя никуда не исчезает, те атомы, из которых он состоял – не исчезли. Они перешли в другое состояние. Например, стали прахом, или мясо черви поели. Но атомы-то! Т.е. те вселенные, что были внутри него – остались. Вселенной, что была в атоме этом, безразлично, что атом образовывал. Лишь бы не взорвался!...»
   …Прочитав несколько предложений, Настя умиротворённо засыпает. Много она никогда не могла прочесть.
   «Философ! Какой же ты, Коленька, у меня умный… Был …»