Здравствуй, взгляд

Однажды и ты скажешь эту простую, но глубокую фразу. И совсем не заметишь, как откроешь шторы хандры навстречу... взгляду!
 Сначала он заметит, что вновь не получается гладкая дорожка дня и не все мечты сбрасывают у твоих ног крылышки; что друзья тихо уходят и тем подчеркивают твою суетную потребность в общении.
 Оно, вовсе фантастически, тогда протянет тебе руку посредством... простых цветов в саду или щебетанием соловья в лесу. Все в нем живое и искрящееся солнышком, столь ждущим ухода дождевых облаков на своей высокой, светло-голубой кроватке; верящее в приход колокольчика ветерка и надежды.
 Не напоминает ли оно... любого из твоих знакомых, чуть замкнутых в виду своей жизни, но таких же ярких и теплых, как и ты, живых и чувствующих. Может, и они знают, что такое, иногда лживо-оправдывающая тебя, хандра. Порою она полностью поворачивает в черную глубину все, что было есть и будет.
 А что, казалось, вообще у тебя будет, когда хандра говорит: "Пора покидать все, что тебе надоело и тогда ты станешь счастливым!"? И ты, почему-то еще сомневающийся и слабо размышляющий, отправляешься в путь - узнать правду ее убеждений; у того, кому проще всего показать тебе наглядно, что почти невыносимое бывает - и лучше будет от него отказаться.
 Первый, кто тебе встречается, это воин древности, загадочно выплывший из надеявшегося вдруг тумана веков. Он немигающим, отважным взглядом наблюдал горячую битву, мучения и даже, неспособные более вернуть миг, ранения и готовился идти в атаку.
 - Стойте! - кричишь ты ему, с непривычки низко желая убежать от всего происходящего. - Зачем вы идете в бой? Ведь там вы можете легко погибнуть...
 - Это будет честь для меня, если своей смертью, впоследствии, я сохраню жизнь товарищу или добуду победу в сражении! - веско произнес воин, собираясь со стратегическими мыслями.
 - Но ведь вас заставляют идти на смерть, прикрываясь собственными амбициями! - отчаянно перегораживаешь путь ему, желая мучительно узнать правду. – Не лучше ли умереть самому?... Ведь видеть смерть и знать, что это случиться через миг с тобою – ужасно!
 - Вздор! – гордо возразил воин. – Так говорят только трусы и слабые духом. А те, кто пошел в бой за Родину, не боится смерти!... Вперед!
 И с этими словами он бросился в атаку. Она была жестокой и была подобна пламени, все сжигающем и не знающем границ. Но они вдруг громко обозначились… радостью от победы! И больше всех ликовал раненый, но счастливый таким исходом дел, воин. Он верил, знал – и получил награду, что могло быть приятнее этого? Что могло еще теплее и быстрее вызвать улыбку?
 А вот слезы вызвать – дело более медленное, и тяжелее их прекратить. Они тихо-тихо лились над… исписанными бумагами, у которых печально склонился юноша, как-то с особой радостью встречающий закат. И ты, наблюдая это, вдруг тоже ощущаешь легкость – неужели нашел и того, кто имеет те же надежды?
 - Что случилось? – с охотой спрашиваешь ты, с интересом поглядывая на, смоченные болью юноши, бумаги.
 - Я поэт, и то, что ты видишь – мое лучшее, отвергнутое критиками и читателями, произведение!.. – горько ответил он и еще тяжелее вздохнул, с надеждой поглядывая на закат.
 - Тогда почему вы так смотрите внимательно на уходящее солнце? – с верой в отклик на твое разочарование, спрашиваешь ты. – Хотите в месте с ним перечеркнуть все, что было?
 Юноша странно посмотрел на тебя и воскликнул, с каждым словом наливаясь радостью и силами встречать и провожать солнце:
 - Я никогда, даже если у меня отберут вдохновение и все, что я написал, не посмею упрекать солнце в том, что оно что-то перечеркивает!... Оно только открывает мне новые страницы дня, жизни и… может, даже творчества…. Посмотри, какие у него волшебные краски, у этого заката!...
 Он еще постоял, с упоением любуясь заходом солнца и вздыхая вечерний воздух, а потом поспешно подобрал разбросанные листы, и, делая на них наброски рисунков, стихов, удалился в невыразимо красивый туман. Странное это явление природы, скрывающее, скорее, грезы ночи и чей-то восхитительный сон.
 Но и он когда-нибудь покинет, окунет в непросветное одиночество. Может, поэтому, ты так радуешься, что нашел, так же страдающую от него, девушку с темными кудрями и заплаканным бледным лицом. И оно, такое юное и красивое, уже отражало глубокие порезы обид, мужского самолюбия, столь жестоко окунающего в пучину разочарований. Еще немного – и они уподобятся твоим, но так ли это?
 - Почему ты плачешь, милая? – мягко осведомляешься ты, решаясь проверить свои призрачные догадки.
 - Меня бросил парень, он меня не любил… - шмыгала носом та, как-то странно оборачиваясь назад. – Это, скажу вам, просто нестерпимо больно… Но я знаю, как это исправить!
 - Потому и смотришь назад, что знаешь? – не понимаешь ты, напряженно так же всматриваясь в темноту – в ней едва мелькала черно-белая фотография. – Но что тебе так нужна эта несчастная фотография, ведь…
 - …Ведь парень – это еще не конец всего! – внезапно ответила девушка, бросаясь к фотографии, как в родные руки друзей. – У меня еще есть бабушка и дедушка, которые смотрят на меня с этой фотографии и ждут; родители, подруга… Это счастье, и оно меня сделает умнее, терпимее; обязательно подарит еще парня, что будет меня любить…
 Как ни казалось тебе это должным наконец, осветить твою душу, все никак не способную отцепиться от мрачного паровозика хандры; а ты… все идешь среди туманов и веков, среди механически и душно тикающего времени, шума машин и утомительной скорости. И все это, как ни думаешь, а только усугубляет, после секунд размышлений, твою хандру, дает ей почти заковать тебя в душные и вечные лабиринты стекла.
 Хотя, знаешь, и оно распадается! Под ним находиться то, что так щемяще ускользало тебя за блеском комфорта и однообразия – полянка с душистыми изумрудными травами, радужных расцветок бабочками и… маленьким щенком, поющим, словно во сне, песенку про «светлый и прекрасный мир вокруг». Мотив ее кажется тебе слишком неправдоподобным, как и все, все неумолимо заливаемое хандрой. И это она продиктовала тебя веско одернуть солнечный мотив щенка:
 - И что, ты правда веришь в то, что поешь?
 - Конечно! – ответил щенок, с восхитительно простым и живым, любопытством нюхая ласковые листики.
 - Ты поешь потому, что не имеешь проблем и забот... – с какой-то обидой сама собою наворачивается боевая песнь хандры – уныние и зависть.
 - Кто их не имеет? – удивленно оторвался от своих смышленых забав щенок и, с теплой радостью, рассказал следующее:
 - Вот меня хоть возьми – не гляди, что я маленький, я уже охраняю цыплят и пасу телят; смотрю за своим маленьким хозяином и помогаю его сестренке преодолевать, ужасно противную, ненужную никогда, скуку… И поверь, не всегда я в настроении, когда хочется петь и вот так беспечно бегать по полянке….
 - Что же ты такое имеешь, что можешь вот так бегать? – с, внезапно радостно прорывающейся надеждой спастись от скуки, спрашиваешь ты.
 - Взгляд! – просто ответил щенок. – Мне некогда скучать потому, что мир удивительный и огромный, он подвижный и постоянно открывающий столько всего интересного!... Я смотрю на это и понимаю – чтобы мир видеть – стоит жить, идти вперед, радоваться каждому мигу и быть от этого счастливым!....
 И от этих слов солнышко маленьких глазок и сердечка щенка словно передалось тебе! И ты твердо запомнил – чтобы надежно отогнать хандру, стоит сказать: «Здравствуй, взгляд!». И тогда каждая замеченная тобою паутинка, каждый услышанный стук капель вернется к тебе им – самым светлым взглядом солнечного простого и милого добротою, оптимизмом, щенка….