Ужас дедушки Семенова

  Профессиональная армия - это здорово! На смену ни на что не годным восемнадцатилетним пацанам идут бравые рэмбо отечественного разлива, которые вытеснят все плохое, что накопилось за годы застоя.
  Зима 93-го года. В бригаде связи развод. Подполковник-замполит на трибуне. Бригада под оркестр печатает строевым шагом по плацу. Плац маленький, доходят до конца, по команде разворачиваются и назад мимо трибуны.
  Идет автохозвзвод. В первой шеренге тянутся, ровняют строй молодые, "духи", первогодки. Потом привычно маршируют "черпаки", отслужившие полгода. В предпоследней шеренге вяло, как на прогулке, идут дембеля. Главный здесь сержант Александр Семенов.
  Семенов - злой "дедушка". Добрых 'дедушек' уже демобилизовали, а Семенова по личному указанию комбрига держат до последнего, чтобы уволить "под елочку", тридцатого или, даже, 31 декабря. Семенов ходит только на развод, после чего спит в каптерке. Наконец, последними - четверо в шеренге - первые контрактники. Среди них рядовой контрактной службы Екатерина П.
  С вдохновенным лицом она шагает старательно и самозабвенно.
  В такт шагам бьет барабан.
  - Выше ногу! - командует замполит.
  Катя, заслушавшись оркестр, выполняет команду и засаживает носок сапога прямо в зад идущему впереди "дедушке" Семенову. Дембель, которому осталось служить от силы дней десять, от неожиданности подпрыгивает.
  - Извините, товарищ сержант, - шепчет Екатерина, продолжая нарезать строевым.
  Ее соседи по шеренге давятся от смеха. Сержант заводит руку за спину и показывает кулак. Его обрамленный шинелью жирный широкий зад мерно колышется в такт шагам.
  Замполит не понял, почему оживился строй, и подошел к перилам. Бригада заходит на второй круг.
  Поют на морозе трубы, бьет барабан. Оркестранты тоже проснулись и заиграли веселее. Оркестр, как всегда, играет строевую бригадную "Катюшу". Солдатские сапоги мерно впечатываются в снег.
  И как раз где-то на припеве, неслышно подтягивая "выходила - песню заводила", контрактница, войдя в раж, вновь всаживает сапог под зад дембелю.
  Тот подпрыгивает и улетает на полшага вперед.
  - Саша, прости! - доносится ему вслед.
  Давит смех уже не только последняя шеренга, но и шагающая за ней ремрота.
  В другие роты, идущие следом, на вопросы шепотом передают суть:
  - Катька Семенову поджопник дала.
  Сержант на ходу оборачивается, делает страшное лицо и шепчет:
  - Слышь, ты!!! Ну еще хоть раз!..
  Замполит понимает, что-то не так, и именно между автохозвзводом и ремротой.
  Строй приближается, и он внимательно рассматривает солдат.
  - Только не ударить! Только не ударить, - шепчет Катя, со всеми приближаясь к трибуне.
  - Тянуть носок! - командуют оттуда.
  Семенов чувствует опасность и начинает ерзать. Деться некуда. Суровые законы строя не дают метнуться ни влево, ни вправо. Впереди шеренга "черпаков", а сзади "эта"...
  Трибуна все ближе. Уже надо держать равнение направо. Вот над строем сам "товарищ подполковник". Нога еще четче печатает шаг и, аккурат напротив трибуны, под команду: "И-р-раз" взлетает так высоко, что уже привычно входит в зад Семенову.
  Барабан сбивается с ритма. Подполковник на трибуне стоит, взявшись за перила, низко опустив голову, прячет лицо.
  Семенов сквозь зубы матерится и оглядывает однополчан.
  Хуже всего "молодым". У них застывшие в муке каменные лица.
  - Ну, щас! Ну, щас!! - шипит дембель, - Щас строй распустят... Готовься.
  Катя в строю. Сбылась ее мечта. Она в армии. Киномеханик клуба, рядовой контрактной службы. С гордостью носит форму, честно ходит на службу. И даже утром на разводе шагает со всей бригадой, хотя женщин-военнослужащих от утреннего марша освободили.
  Ей страшно и, в то же время, нечего терять, и она, поравнявшись с трибуной, держа равнение на замполита, в четвертый раз впечатывает сапог в зад сержанту.
  Трубы запели вразнобой, каждая свое. Барабан замолк, барабанщик словно хочет укусить свою колотушку. Кто-то прямо в строю не выдержал и согнулся от хохота. Бригаду останавливают и распускают.
  Катя опрометью кидается в спасительную кинобудку, но разъяренный Семенов начеку. И вот уже из сугроба торчит лишь Катина голова в безразмерной шапке с кокардой. За забор летит сначала один ее сапог, потом другой.
  Наконец, слегка успокоившийся "дедушка" с лицом цвета свеклы идет в казарму. Молодые прячутся, чтобы не попасться под горячую руку. А замполит, кряхтя и вытирая слезы, ползает по сугробам, извлекая из них сапоги киномеханика.