Ментальная каторга

 



"Слышy голос из пpекpасного далека, голос yтpенний  в  сеpебpяной pосе,
слышy голос  и манящая доpога кpyжит головy, как в детстве  каpyсель...'
   (Из песни к к/ф "Гостья из бyдyщего")

«Для ведения революционной войны требуются революционные меры и революционная энергия»
К. Маркс.

"Я хотел, чтобы музыка выходила из колонок, хватала тебя за глотку, била башкой о стену и потом убивала тебя"
 Игги Поп

     "Ах,  наслажденье, - пройти по  краю. Замрите  ангелы, смотрите,  - я
играю! Моих  грехов разбор  оставьте до поры, И оцените  красоту Игры!'  (Из
песни Остапа Бендера к к/ф "Двенадцать стульев')




1.


          Валера ночью снял с плиты кипящий чайник, щавель с холодильника взял, покушал его с борщом, сделал себе черный чай и решил, что пора воевать, спасать свою землю от паразитов, которые строят фабрики и заводы, засоряют землю химикатами. Он не ходил больше в институт, там ему стало скучно, он не хотел работать на систему, ему было противно от мысли, что он станет математиком и будет работать в школе. Жуткие дети виделись ему во сне, и он им рубил пальцы огромным топором, а они смеялись и просили еще. Теперь он ходил к христианам, читал с ними псалмы, не ел мясо, не пил алкоголь, не любил девочек, ибо от них лишь одни проблемы. В скором времени он стал играть на барабанах рок в группе «Следы на асфальте», то была единственная подобная банда в городе Иркутске, единственной на то время, ведь остальные банды КГБ прикрыло. Они играл репертуар британского рока 60-ых, а кроме этого, они играли и свои вещи, где текста были против буржуев, обывателей, мясоедов и прочих гуманистов, а за Ленина они готовы были жизни отдать.
       В Сети он познакомился с мадам по прозвищу Шива. Она была из Тольятти. Она тоже не ела мясо, верила в переселение души, милая язычница, что держала в доме тигра и удава. Она слушала панк, она даже купила себе гитару и записала альбом у себя в подвале в духе the Ramones, а КГБ так и не вышли на ее след. Песни ее тоже были против всего, что делало человека винтиком. Они были в духе того, что 2+2 не равно 5, песни молодого человека, что живет в подполье своем уютном.
        Шива была панк-рок гёрлс чистой воды. Она жила лишь здесь и сейчас. Ей было абсолютно плевать, что будет с ней завтра, ибо не было будущего в этом гадком мире торгашей и мещан. Вот есть лишь настоящее: гитара, песни, ботинки, рассветы и закаты у реки, а еще книги Достоевского. Шива любила голой ходить у реки, а бывало и в лес может зайти, дабы ощутить своим телом природу. Садилась под елочку, закрыв глаза, мечтала о солнечном лете. Шива списалась с Валерой, они взаимно были рады от этого знакомства. Они хотели встретиться в реальности, чтобы обсудить дальнейшую жизнь вместе.
         Валера проснулся среди ночи, пошел в туалет, а когда открыл дверь, то увидел, как его отец занимается онанизмом.
- Папа, а что лучше: онанизм или проституция? – спросил Валера находчиво так у отца.
- Ох, лучше бы ты не бросал институт. Мой сын, моя кровь! Теперь в твоей голове роится бездна! Ох, не доведет она тебя до добра, попомни мое слово! – сурово сказал отец сыну.
- Ты в другом месте не мог? – вдруг задал вопрос серьезно сын.
- Не мог! Мой дом, где хочу, там и дрочу! Я тебя породил, ты должен мне ноги целовать!
Отец в прошлом служил в Афганистане. Нервный такой после этого стал. Ужас прям.
   

2.

          В скором времени, Валера узнал из Сети, что возле Самары, в поселке Новоотрадном будет съезд  антиглобалистов «Хранителей Радуги». Туда съедутся все защитники природы и любители рок-музыки. Лагерь откроется в начале июня и будет действовать до осени, чтобы руководители завода, что засоряет городок угольной пылью, сделали новые фильтры или закрыли к чертовой матери ****ный завод. Валера также познакомился с мальчиком Арсением по Сети, что жил в Анапе в палатке уже пару лет, ибо у него проблемы с предками, он жил на берегу, а еду ему носили бабы, что убирали пляж. В интернет-кафе зашел друг Арсений и написал в ответ Валере. Браток, сырок ешь? Возьми с собой мне, а тут его мало, не могу до отвала наесться им. Слушай меня, брат, когда я жил дома, то был гитаристом в местной рок группе, мы пели песни о том, что пора кончать с убийством себе подобных. О мертвых душах пели. Предки зовут на свою фабрику или в свой магазин меня на летний период. Давай дуй ко мне, и мы решим, как весело провести время. Поедем на танцы в Сочи, там музыка живая, девчат молоденьких уйма, мы с ними будем на танцполе зажигать. Жить адски весело, будет рай у нас в сердцах, когда мы сядем за стол и скажем всем, кто есть в зале: слава богу, что мы родились в СССР. Зомбируют народ американские СМИ, ****и. Это ментальная каторга. 
         Валера взял билет до Анапы. С Иркутска он ехал целую неделю до городка. В поезде он читал экологические журналы, слушал рок-группу «Кристальная ночь», смотрел в окно, приставал к бабам, а дети визжали, дети орали, прыгали по вагонам, они ехали на юга, чтобы оздоровиться. Валера ехал, чтобы побыть там недельку, обдумать свой мирный план Даллеса,  а потом с другом уехать в Самару, чтобы помочь экологам закрыть завод, а то и покончить с собой в знак протеста, как это сделал Юкио Мисима.


3.


      В день прибытия поезда, Арсений стоял на вокзале, он слушал в плеере Husker Du, он ждал друга, чтобы поговорить с ним насчет того, чтобы напиться водки до одурения, а потом пойти снять баб на ночь. «Нет, они ж не пьют, мы дельфинам тут всем обязаны!» - думал в момент искушения Арсений. Они за идею, они против орудия геноцида, что убивает невидимыми пулями людей. Потом, когда Валера сидел в кресле автобуса, что мчал его к морю, он думал о том, что скоро увидит море, первый раз в своей жизни он увидит море. Сердце щемило ему от этой мысли. Он сладко закрывал глаза и представлял себе синий простор морской. Скалы, девочки, лодочки, барашки, линии на воде белесые, море и солнце. Сладкие дни, нирвана бытия. Солнце. Птицы. Пляжи нудистов, где можно принять ислам, сказать им, мол, вот я араб из Сибири сюда приехал, чтобы вам дать ключ от сердца любимого бога нашего Аллаха. Скалы, на которых лежат бледные обнаженные девы с длинными черными волосами. Горы и обнаженные женщины били по мозгам парня. Почему–то Валера никак не мог избавиться от рукоблудия. Он  ночью засыпал, а  под утро у него были веселенькие сны, заканчивающиеся обычно семяизвержением. А вообще, когда было невтерпеж, то Валера сбрасывал напряжение в области живота легким движением руки, и это давало ему очищение ума, ведь тогда мысли о бабах уже не угнетали его, ему становилось легко и спокойно на душе. И после сброса семени ему хотелось читать книги анархистов и труды Ленина изучать, а еще рисовать джунгли тянуло его после оргазма.
     Валера даже был похищен как-то НЛО, в гостях у плеядянцев он читал их книги, то был некие священные послание землянам, так вот, там было сказано, что онанизм это хорошо, что когда нет женщины, то надо выбросить энергию, чтобы не было мучительно сложно с точки зрения психологии сдерживать порыв, а попы в церквях говорили , что онанизм есть смертный грех, что Онан был не прав, когда выкинул семя на землю, а мог бы всадить жене умершего братца по самые гланды. А когда тянет на суицид и грустно на душе, то можно сто грамм водки выпить. Опять-таки – кому как, но некоторым помогает сбросить лишнюю энергию деструктивности. Валера сидит на ступеньках подъезда и поет: «Я свободен. Словно птица в небесах. Я свободен. Я забыл, что значит страх. Я свободен наяву, а не во сне. Возьми мое сердце, Шива».

        Валера не знал себя. Кем ему по жизни быть? Что делать с собой? С одной стороны он был полностью за идею, хотелось быть святым, как Ницше, а с другой стороны хотелось тискать баб ночами в поездах, юбочки пушистые в руках мять, хотелось как можно больше грязи в душу вливать, чтобы бесы атаковали свинью, что жила в нем со страшной силой, а ведь потом пропасть ждет и свиней и бесов. А если Валера выгонит беса, то на него место придет целая армия бесов, тогда-то Валера будет смотреть порно–журналы и заниматься рукоблудием, пить водку, курить дурь, слушать джаз.
         Валера уже отказался от той жизни, смог себя переделать, велел себе не думать о бабах, ведь у него все беды из-за них, его друг сел в тюрьму, потому что любовница его подставила. Валера ждал, что в Анапе будет не кислый соблазн, ведь полно молодых баб без купальников на пляжах зависают, глаза стреляют, пытаются привлечь парня к себе, чтобы тот помазал им спинку кремом для загара, а после и в номер пошел к ним, дабы совершить массаж их вагины своим пенисом. Ночная Анапа так его увлечет, что он спустит все свои деньги, что собирал целый год на поездку в лагерь «Хранителей Радуги», их как пить дать он свои гроши на местных проституток потратит.
            Валера ехал в автобусе, лепетал что-то про грезы ночные бабе, что сидела рядом, то была сексапильная блондинка, что ехала на юг искать себе мужа. Валера еле себя сдерживал, он закрыл глаза и видел, как он изо всех сил засаживает ей свой упругий кол,  со страшной силой так вгоняет его в ее логово, а она стонет от экстаза, ворочается под ним, сжимает в диких порывах простыню, а Валера не жалеет ее, Валера учит ее безжалостности. Валера видит, что бесы снова дали ему картинку похотливую в ум. Валера помнит слова Учителя о том, что кто согрешит с женщиной в уме, тот уже согрешил.
          Валера отдает все деньги Арсению. Говорит, мол, брат, так и сяк, не могу себя сдержать, ведь могу их все потратить на проституток южных, береги меня, брат, береги, ведь я далеко не святой, хоть водку не пью, мясо не ем, но я падший человек, я еще не в Духе.
     Вовсе и не нужно было Валере так себя истязать, ведь он знал, что денег его было мало, что южные ночные бабочки на такое не поведутся, что если в Анапе жить по-взрослому, то и платить надо по-взрослому, а Валера был лишь подросток: ему ж было всего двадцать лет. Жил он с папой и мамой, качал железо в спортзале, бился с фашистами в парках. Мама готовила ему еду, а папа говорил, что рок-н-ролл мертв, что только коммунизм даст счастье всем людям на земле.
     Валера ехал в автобусе и все думал о своей жизни, что была дома. Он понимал, что музыка не может изменить мир, что все будет так, как и было. Ведь и Толстой своими книгами не смог остановить войны.


4.

 

      Арсений привел домой Валеру. То был особняк предков. Было уже поздно, надо было спать, Арсений постелил ему в кабинете отца и камин зажег. Палатка его была сожжена местными панками, что забились туда пить водку. Валера лег у камина, взял книгу «Война и мир» в руки. Услышал шорох где-то в районе потолка, Валера испугался не по-детски и закричал как дитя:
- Арсений, иди же сюда, милый, я не могу заснуть, губы мои лишь для тебя, я боюсь, наверху кто-то есть! Иди ко мне, мой барашек, давай же, я боюсь, вдруг это призраки скребутся своим костлявыми пальцами по потолку, давай, стели себе простынь возле меня, ляжем «вальтом», мой дружочек. Встань и иди! Лень убери, шторы закрой поплотней и обними меня, старик.
        Страх смерти не давал Валере покоя ни днем, ни ночью. Ему все казалось, что за ним следят, что его хотят убить те, кто за зеркалами обитает. Он шел по улицам и смотрел прохожим в глаза. Ага, тот мужик улыбается, не иначе, как против меня что-то замышляет, а ведь я тут на земле не просто так воздухом дышу, я тут миссию выполняю, я со всеми богами общаюсь! А вот девушка, что похожа на цыганку, мне глазки строит, не иначе как заколдовать хочет, сука! А вот дедушка идет, на меня и не смотрит даже, видимо, он кому-то что-то сказал уже, раз и не обращает внимания на меня, знает, что меня скоро не будет, вот и радуется, скотина! А между тем, я самый первый человек на земле!
          Валера не мог никак понять, зачем Арсений говорит, что надо идти на стройку к его отцу. Там на стройке он продавал много вещей для рабочих. Я что приехал разве не отдыхать? Я что, проделал этот путь, чтобы идти к его отцу на работу? А как же бабы и бильярд, футбол и рок-музыка? А потом он говорил себе, что баба у него лишь одна – это Шива, что из Тольятти, что он не может ей изменить. Ведь он, не то чтобы однолюб, но совесть что-то не позволяет ему ей изменить. Арсений повел на пляж Валеру. Валера стеснялся своих шрамов, ведь когда он бросил есть мясо, так он весь покрылся шрамами. Эти шрамы говорили ему о том, что когда мочат скотину, то она так мучится, так мучится, что то, кто не ест ее, может почувствовать стигматы на своем теле, как знак того, что все живое дышит, чувствует, хочет, хохочет на этой теплой от солнца земле.
       Валера попросил Арсения отвести его на пляж, где нет людей, ибо его тело не в форме. Арсений завел его в военно-морской институт, что был у моря, потом провел его вдоль сосновой аллеи к скале, а потом они спустились к берегу. Берег был каменистый. Волны отчаянно бились ласково о камни. Валера был счастлив, что он на море. Он плясал в диком восторге. Он был поражен величавой стихией воды. Он был на седьмом небе от счастья. Плавать он не умел, а потому у берега плескался как ребенок. Плескался возле берега, пытался не думать о женщинах. Мысли о женщине были единственной бедой Валеры в эти дни. Он не мог смириться с тем, что Шива теперь его девушка навеки вечные. Теперь лишь ей предан до гробовой доски, что теперь не может познать другую женщину, а ему бы хотелось спать на пляже с дешевенькой ялтинской проституткой, цена которой была не велика: бутылка водки, да закуска. Валера погрузился в сладострастные думы о женщине. Прыгнул с камня в волну, а в мечтах ощутил, что словно бы в нее вошел. Ту самую ялтинскую цыпочку, что он сегодня утром наблюдал у ресторанов. Он утопился в этом сладострастии. Он не знал, что ему делать: ведь с одной стороны преданность Шиве, а с другой лишь одна Бездна, где все можно, ибо нет истины.
         Валера пошел к большим камням, что были по три метра, прыгнул с них в воду, поплавал возле берега и сбросил сексуальное напряжение прямо в воду, где рыбы морские дивились тому, что же это такое белое в воде плавает.
       Валера закрыл глаза, сидя на камнях под скалой, ему казалось, что это конец, что теперь новый мир он открывает, что назад пути нет. Все, прошлое мертво. Пустота. Нет мыслей о женщинах, они надоели, ведь половые акты он отведал по полной программе, а смысла снова и снова наступать на самые грабли нет. Нет, ибо все прошлое мертво. Он победил в этот раз сам себя, словно монах в монастыре, что от соблазна. Но было стыдно за онанизм, ведь грех это великий. Было совестно, душа смутилась от того, что он сделал. Было тошно от самого себя. Он ненавидел себя за эту вот слабость силы воли. Он хотел умереть. Смерть, детка, могла бы тебе помочь решить все твои проблемы с онанизмом. Лишь одна она даст избавление от всего этого глупого мира. Смерть, крошка, где твое жало? Шептал Валера, глядя на то, как его сперма плавает в морской воде, а рыбки смакуют ее, глядя в глаза Валере, а он изо всех сил завыл по-волчьи, а из воды показалась сексапильная русалка с белыми волосами и уставилась на парня. Валера чувствовал себя не мелким бесом, а самим князем мира сего, да, теперь он Антихрист, пусть его все так называют. Да, мания величия была очень страшной у Валеры. Ему казалось, что все люди лишь тля, что они лишь один сможет спасти мир от греха и дать миру учение о том, как правильно нужно жить по совести, чтобы бог проснулся в тебе, чтобы было творчество великое, чтобы Данте и Гете были лишь учениками по сравнению с Валерой. Он знал, что это бесовское искушение, но не мог ничего с этим поделать. Слова – это всего лишь указательный палец.
        Ночью Валера решил по ночной Анапе погулять, ибо знал, что похоть даст знать тогда, когда она неуместна, что пора кончать с онанизмом, что надо ждать лишь секса с Шивой, ибо это лишь это будет хорошо и по совести дело сделано будет. Арсений не стал уговаривать Валеру идти по ночной Анапе. Валера сидел дома у Арсения и читал книжку про антиглобалистов. Но книжка быстро его утомила, ему хотелось женщину взять. Плоть восстала против духа Валеры. Валера был еще неофитом в духовной брани. Плоть требовала свое. Валера быстро вышел из дому и пошел в сторону горящей и визжащей набережной. Там он стал искать взглядом красивых баб. Вдруг он увидел таинственную незнакомку с  пятым размером груди. Валера закрыл глаза сел рядом с нею на скамью, ударил себя по ляжкам, да, он смог остановить мир. Он сидел, а вокруг него шатались люди, он лишь видел ее тело, а она взглянула на него томным взглядом и прошептала: «Валера, как же, Шива? Шива-то как?». Валера злостно плюнул на пол, поднял глаза к небу, помолился, дал кулаком по лбу девице, а потом решил зайти в кабак. Там он долго сидел за столом, не зная, что ему делать дальше. Он не стал пить до конца бутылку водки. Он поборол беса алкоголя. Он ушел домой к другу.
         Утром они поехали на работу к отцу Арсения на завод телевизоров. Там они продавали огромные цветные телевизоры и запчасти к ним. Там они носили коленчатые валы, подшипники, шатуны, болты, гайки, манжеты, фильтра, радиаторы со склада в главный офис фирмы. Делали порядок на складе. Отец Арсения платил Валере сто рублей в день. Валера  отработал неделю.
          Вечером было море, пляжи, девушки, но Валера отказался от блага бытия. Валера не мог больше думать о женщинах. Он читал книги о Махно, Кропоткине, Бакунине. Анархия стала женщиной Валеры. Ночью Валера цитировал во сне Кропоткина, а днем Бакунина. Чудесное воображение Валеры позволяло ему быть с Шивой в сердце своем, ибо воскликнул он тогда, глядя на съедобные кокосы, что росли на великолепных пальмах: «Быть беде, если туча темная ударит в барабан, а ты будешь в это время спать».   
           Валера бродил по ярким улицам Сочи, представлял себе, какие роскошные бабы будут с ним в постели, если только он сможет быть богатым, но мечта его была далека от реальности, ведь деньги дала на поездку ему мама, он был безработным. А все потому, что он ненавидел систему и считал, что не будет ее поддерживать ни каким образом.
         Неделя жизни в Сочи, как и история третьего рейха, была ужасающе скучна: только пятнадцать, а через секунду уже тридцать, смерть тела, страхи, смена температуры тела, боли в голове, тяжесть в ногах. Все идет к черту.
            Поезд  быстро мчал их от Симферополя до Самары. В поезде Валера хотел переспать с молоденькой проводницей, но сила воли и совесть не позволили ему это сделать, а шанс был. Валера читал книгу про Махно и видел, что его похоть теперь переходит в мысли более высокого содержания, чем мечты о каких-то там голых бабах. Протест, вот что давал силу быть воином против всего животного в себе.
         Валера, глядя в окно, подумывал о встрече с Шивой, а Арсений читал экологический вестник про озеро Байкал. Проводница больше не возбуждала Валеру, ибо книжечки анархистов сделали свое дело. Валера полностью стал контролировать свое тело, оно уже не жалило его, как оса, оно было легкое и спокойное. Ночные мытарства Сочи он прошел успешно, так и не приблизился к женщине, ведь у него ж есть теперь Шива, с которой он завтра будет вживую общаться.
           На подъезде к Самаре они видели деревеньки с черными хатами, гигантские адские трубы, которые брали свое начало в аду, с них валит огонь в небо ярким пламенем. В Самаре ждал их новый железнодорожный вокзал. Синее, блестящее на солнце, высокое здание, напоминающее небоскреб, где их ждали местные антиглобалисты из Тольятти. 
         Шива была рада видеть Арсения и Валеру. Тольятти был в трех часах езды от Самары. Шла электричка прямиком, а слева можно было видеть живописные берега Волги. Один парень спасал малыша на озере, малыша спас, а сам утонул, с тех пор назвали фестиваль бардов «Грушей», в честь фамилии спасшего малыша парня Грушинского.
         Лето. Погода стояла изумительная. В Тольятти ребята ночевали у Бориса, он был местным антиглобалистом. Шива забрала Валеру к себе домой, чтобы утолить свой сексуальный голод. Валера был только рад всему на свете, ведь теперь ему легко на душе: Шива и он снова вместе, не виртуально и мысленно, а на физическом плане. Шива сказала мудро довольно-таки Валере в тот миг, когда он вошел в нее: «Умные разговоры ничего не стоят, ровным счетом ничего. Уходить от самого себя грех». Валера так и не сказал ей о том, как он еле сдерживал себя в Сочи, чтобы не отдаться на съедение какой- то смазливой шлюшке.
          Шива после секса идет принимать душа, зайдя в ванную комнату, она уже знала, что она скоро расстанется с Валерой. После того, как  он уедет к себе в Иркутск, она останется в Тольятти и все на этом. Точка. Ни сына, ни дочки ей не надо. Никто не будет тосковать, ведь Шива живет лишь здесь и сейчас. Ей меньше всего надо думать о том, что будет потом или о том, что было вчера. Главное, чтобы удовольствие было в данный миг, а все остальное пусть захлебнется, чтобы не мешало получать ей радость бытия.
       Арсений быстро познакомился с одной панк-рок герл из Тольятти. Ее звали Ксюша. Ей было сорок два года. Она жила с родителями, пила, слушала целыми днями индастриал и панк-рок, метала бисер перед свиньями. Родители уехали на дачу и дали дочери ключи от квартиры. Ксюша позвала к себе Арсения, запрела дверь на два засова, чтобы никто не вломился к ним. Они смотрели всю ночь «Мертвеца», лежа в папиной кровати, обсуждали жизнь после смерти и сладко спаривались под музыку звезд, ведь окно ее было открыто, ведь все было слышно: звезды поют свои песенки, дышит вселенная, пульсирующая миллионами вольт любви.
          Вечером друзей ждал концерт металлистов в местном рок-клубе «Врата ада». Тольятти принимала к себе все мировые банды, играющие музыку из бездны. Там была молодая поэтесса Алина. Она мигом познакомилась с Арсением. Она хотела его очень сильно. У нее от нервного напряжения заныли мускулы лица, она словно кукла двигалась, настолько ее переполняла страсть. Она взяла его за руку Арсения и отвела к себе домой. Они смотрели, сидя на полу, как плавают рыбки в аквариуме большущем, что стоял на столе. Алина читала свои стихи о том, что люди есть рыбы, плывущие в аквариуме, а потом ребята яростно отдались любви на кровати родителей. Алина даже не заметила, как прошла ночь. Шутки в сторону, пора взяться за дело! Ведь спасение Земли это дело рук наших героев.
      Поехали друзья на дачу местного эколога Боба. Там они спали в гамаках, купались в Волге, песочек на бережку ребячливо укутывал их тела, памятник основателю Тольятти коронно возвышался над красавицей-Волгой. Местные анархисты пришли, чтобы пообщаться с Арсением и Валерой, узнать новостей с полей сражений, уяснить, кого считать классовым врагом.
        К милой Алине Арсений испытывал то, что литераторы называют любовью, самое великолепное это то, что Арсений испытывал любовь и к Ксюше. Арсений решил, что не будет выбирать, ибо выбор есть конец философии, а примет их, ибо Господь все устроил так, как оно должно быть для полной победы над силами тьмы. Будет любить без всякой думы их обеих. Как есть, так и будет, вот и весь закон. Ему хотелось и Алину, и Ксюшу, он знал, что это прекрасно. От одной пахло вишневым сиропом, а от другой апельсиновой водой.
      Валера же был полностью поглощен своей Шивой. Порой думал в Китай уехать с нею жить, чтобы его КГБ не прессовала за науку. Он лишь о ней и думал ночами, сидя на берегу реки. Когда Шива не пришла во время на свидание, то Валера хотел вскрыть себе вены, сидя на диване на старой даче в заброшенной деревне. Арсений ему стоически заявил: «Хули ты из-за бабы так киснешь, мудак, водки напейся лучше?». « Пошел ты на ***, паразит, ты мне уже не товарищ, а пан» - рявкнул во весь голос Валера и зарыдал, закрыв лицо руками.  Он плакал, ему хотелось небытия, а потом неожиданно пришла Шива, обняла Валеру, как мамочка обнимает малыша, поцеловала в лоб, успокоила, дала ему свою сисю пососать. Поцеловала его в зеленый ирокез. Валера засиял. Ожил. Шива сыграла ему свою песню на акустике. Она пела звонким голоском: «Все государства  концлагеря, а вы рабы!». Валера танцевал возле березки, душа требовала лишь вина, но пить Валера себе запретил. Это убивало его, ведь без вина нет и истины.
       Валера пошел весь в бравом настроении, держась за ручки с Шивой,  к берегу вечной и прекрасной Волги. Арсений остался с Алиной на даче. Алина быстро сняла с себя одежду. Прикоснулось попой к его руке, мол, погладь же меня, давай! Она манила своею свежестью. Арсений, словно утонченный мертвец, лег с нею на холодный пол. Они катались по полу, вцепившись в друг друга языками, обнимая друг друга, сжимая телеса как только было угодно им, а потом истошно стали одним целым. Андрогинном стали, ибо не было в тот миг ни Арсения, ни Алины, ведь они исчезли в миг слияния – пушинкой стали на осеннем холодном ветру.
         Так было каждый день в течение недели. Всю ночь ебля, а вечером концерт местных панк-рок групп,  где вокалист «Юань требуем» показывал фокусы с вызыванием дождя и снега летним вечером.
      Валера не мог быть полностью счастливым с Шивой, он устал от нее, он хотел боя с системой, хотел разрушить строй либералов, а вместо этого ему приходилось сажать в огороде картошку бабушек и дедушек, которых Шива обслуживала по доброте душевной. А еще ему ужасно надоело тискать Шиву в своих объятиях. Он ждал борьбы серьезной, не на жизнь, а на смерть, чтобы мир стал новым, чтобы человек новый появился на свет божий.
           Арсению не спалось, ему хотелось еще больших телесных ласк с Алиной. Ему было чихать на борьбу. Ксюша стала ревновать его к Алине и перестала ему давать, но Алина была столь хороша, что Ксюша забыла обо всех обидах. Вот такая это была веселая любовь. Валера осуждал в мыслях Арсения, ибо не мог понять: как это так – кругом бойня, а он щебечет как пташка в поле себе песенки свои. А Арсению хоть бы хны – все было ништяк!
          Алина вообще жила лишь чувствами, она ощущала, что Арсений не просто парень: Арсений был для нее богом, она преклонялась перед ним и говорила тихо: «Мы котики, а я очень ребеночка хочу родить, сделаешь мне ребеночка, прошу тебя, сделай, будь братом». После лагеря протеста все поехали по домам. Арсений быстро  попрощался с Алиной, наверное, навсегда, ибо прошло уже сорок пять лет, а они так и ни разу даже не списывались. Все встречи были позади. Они были в прошлом, а, следовательно, только тот, кто ведет эту хронику, может вам поведать о том, что было в те окаянные дни.
           Арсений покинул Алину легко, ибо знал, что любить он будет всегда униженных и оскорбленных женщин. А вот Валера что-то дико боялся расстаться с Шивой. Он просил Шиву, чтобы она ехала с ним в лагерь пионерский.
- Будем жить там, в палатке, на матрасах будем валяться, мурка! - слезно упрашивал ее Валера.
- Уговорил, конечно же, как же я без тебя–то теперь. Рок-музыка в крови! – весело отшучивалась Шива.
         Электричка на всех парах мчалась до Самары, а потом была пересадка до поселка, что был в двух часах езды от Самары. Там было глухо. Реки не было. Была лишь железная дорога через весь городок. Пару пятиэтажек, много полей, одноэтажных домиков, пару магазинов в центре. Зато завод был огромен. Пыль черная летела с него на крыши домиков. Жители были в ярости на власть. Власть плевала на жителей.
- Взорвем к ****ям - все взорвем! – люто ревел Валера. – Свобода или смерть! Коммунизму быть на земно шаре! Мы фашизм уничтожим.
        Шива была не в восторге от идеи того, чтобы жить в палатке. Ей нужны были удобства: волосы на ногах и лобок брить каждый день ей нужно было. А тут ничего не было похожего на душ. Лишь палаток тьма, да костер в центре поляны, вот и весь лагерь. Тут были люди из Новороссии, Литвы, Польши, Германии. Они были хмуры, ведь завод коптил прямо на их лагерь. Лагерь был слева от завода. Когда пришла ночь, то активисты пошли разрисовывать стены завода. Они написали названия своих любимых панк-рок групп, значок анархии, «хой и ***», а потом шли пить абсент в палатки с чувством, что сегодня выполнили долг, ибо система разрушалась медленно от их великих деяний.    
        Им выслали деньги на счет активисты из Норвегии, Польши, Австрии, Германии. Они изготовили кучу листовок и пошли на рынок, чтобы раздавать их местным жителям. Но ее стали орать, мол, что же это вы, приехали к нам, чтобы спасать нас же от завода, вам случайно не Валера деньги дал, чтобы народ за него голосовал? Но активисты лишь дивились местной дичи.  Многие активисты завели романы с местными девушками, которые приходили вечером к костру. Сторож АТП предложил им ходить в душ прямо в здании администратора, чтобы никто не болел.  Приехала худенькая девочка из Москвы, которая все время кричала о том, что она одиночка, и отдаляла себя от других, она считала себя уникальной персоной, отдалилась от всех так сильно, что осталась в тотальном одиночестве. Она любила смотреть на звезды. Соня была так мила, что через пару часов, Арсений шел с ней в лес за грибами. Она против попов, глобалистов, порнографии, алкоголя и сатанизма. Идейная.
     Ночью она вошла в палатку Арсения. Радостно улыбнулась ему. Сняла с себя одежду. И позволила Арсению взять ее. Сладкое лето было в самом эпицентре похоти. Валера же думал идейно: он считал, что надо идти и устроить бунт в местной мэрии. Вымазать стены краской, написать «Завод вас убьет, мать вашу, овощи!» . Разбить окна мэрии. Валера пока лишь только  нагадил ночью на пороге мэрии, тем протест его и кончился. А потом, когда  активисты купили громкоговоритель, то стали ходить ночью по городку и орать: «Бараны, мы панки, мы анархисты, мы вам поможем, выходите из домов, спать хватит, давайте лучше взорвем завод!». Люди спали. Им было плевать, что с ними будет, они лежали на диванах и смотрели в электронный глаз. Активисты ходили на завод, они говорили начальнику, чтобы купил новые фильтры, а начальник плевался лишь, говорил, что нет денег, что все и так хорошо, мол, панки хой, товарищи тунеядцы! Кто не дышит, то пропал.  Кто-то из активистов уехал в горестном настроении, приехали новые активисты.  Валера отправил Шиву домой. Она не выдержала жары, комаров, ужина у костра и отсутствие интернета.    
    По вечерам ребята по очереди читали учение Будды, активисты пели под гитару Харри Кришна до утра. По ночам Арсений сливался с Сонечкой.  Скоро будет осень. Остался месяц. Кто его знает, что будет с этим заводом. Закроют его или нет…Валера все думал, как же сделать так, чтобы его закрыли, а Арсений от всей души наслаждался нежным телом Сонечки, ему было абсолютно чихать на то, что будет с этим заводом, да пусть хоть всю жизнь коптит. Главное, что в его руках было ласковое тело Сонечки, а Сонечка была так страстна, что никак не могла понять, спит она или не спит, все смешалось в голове Сонечки. Жара ее утомляла. Она сидела днем в палатке, а ночью показывала чудеса своего тела. Валера считал, что Арсений ужасно глупый, что он не идейный человек, что в жизни он лишь ищет себе выгоду, а выгода лишь там, где всегда влажно и скользко. Когда дело идет о том, чтобы походить по городу, попросить людей о том, чтобы они пришли на митинг, дать им листовок, то на это Арсений обычно отвечал: «Некогда, должен сделать кофе для Сонечки, которая спала до двух часов дня».      
      Валера не мог смириться с тем, что Шива не приезжает, он думал уже о том, чтобы кинуться под поезд, но в тот момент, когда он об этом думал, ему позвонила  Шива. Она грустно сказала, что дома ремонт  она не может приехать, ведь родители не пускают ее, она должна им помочь делать окна и двери. Валера был ужасно расстроен, он предложил свою помощь, он быстро уехал в Тольятти на попутке, чтобы помочь своей возлюбленной ремонтировать гнездышко.
        Арсений же наслаждался Сонечкой. Сонечка почти ничего не говорила. Она считала, что слова лишь уводят нас от жизни, что слова – это лишь костыли, что надо развивать интуицию и телепатию, чтобы общаться мысленно друг с другом. Арсений понял, что общение по телефону гораздо скучней, чем с глазу на глаз, ибо тут молчание действительно заменяет общение. Арсений посмотрел на билет , что купил в первый день приезда в Самару. На нем стояло число двадцатое. Сонечка не боялась расставания. Она уже давно ничего не ждала от людей. Не надеялась на них нисколечко. Она жила лишь собой и для себя. Арсений слушал в плеере The Cure, лежа в поле маковом ночью, а Сонечка лежала у него на груди, всматриваясь в свою бездонную копилку, ведь душа Сонечки была так прекрасна, что в ней можно заблудиться навечно. Арсений чувствовал, что  он спит с ангелом. Да, Арсений и сам был ангелом. Зачем же ангелам спать друг с другом? Может для того, чтобы  маскироваться, чтобы никто не заметил твою беззащитность и не сожрал тебя?
       Арсений с тревогой в душе пошел с Соней бродить по сосновому лесу. Там они жгли костер деды, смотрели на пламя огня, молчали, изучали свои души. Духи леса бродили рядом, спокойно, мило, чудесно, волшебно, солнечно, чудовищно гибко все было в тот миг, ведь  деревья стояли себе и молчали, храня тайны бытия. Ведь природа дала все людям, но люди забыли себя, стали свиньями, систему любят, а душу свою не спасают. Продрог весь от холода Арсений. Сонечка взяла его за руку, и он вернулись в лагерь, залезли в палатку и уснули в объятиях друг друга. Все было так в сознании Сонечки, как было до создания цивилизации.  Не было боли, страха, разочарования в себе, была лишь тайна, был путь домой, была любовь к себе.
         Когда Арсений уехал домой в Сочи, то и Сонечка уехала к себе в Москву. Они даже не переписывались. Арсений лежал на скале и вспоминал Алину, Сонечку, Ксюшу. То было тогда, теперь же он не имеет права жить в том времени, надо жить здесь и сейчас.  Он уже не мог быть тем, он уже иной.
            Валера остался жить у Шивы. Думал жениться на ней, но вышло все иначе. Они быстро надоели друг другу. Стали орать, бить один одного, стали врагами. Шива дала по морде Валере просто так: от скуки, от нечего делать. Валера плакал, рыдал, орал, что покончит с собой. Шива говорила, что ей плевать, что она сама по себе была и будет, что та любовь была лишь гормональным всплеском, что она никогда не полюбит такого дикого панка. Валера не верил ей, но потом понял, что он сам много видел в Шиве телесного бытия, чем душевного бытия, что образ Шивы был в голове у Валеры плотным, а на деле, Шива совсем иная. Валера с тоской в сердце уехал в Иркутск. Там он горевал о Шиве, сидя в своей комнате целыми неделями и ничего из еды его не волновало. Он стонал дома, лежа под одеялом, когда ему кружила голову похоть.
           Шива, забившись в своей комнате, пела песню о том, что ей так легко быть одной, невыносимо легко дается ей одиночество вселенское.
           Арсений ходил в горы для медитаций. Алина рисовала картины, где ангелы летят по небу, где растут дубы в лесу до небес, где птица поет звонко, сидя на ветке дуба, свою веселую песню о любви.
        Ксюша страстно собирала пластинки джазовые шестидесятых годов. Вязала себе шапочку белую, завела белого щенка.
         Сонечка сидела дома на диване и внимательно исследовала свои мысли и чувства. Она контролировала каждый свой вдох и выдох. Вспоминала себя. Не хотелось ей быть машиной. Никто ни кому не стал писать письма. Завод был закрыт по приказу Валеры Первого, что был президентом страны и шел на второй срок. Валера-панк перед этим делом  написал ему письмо, где говорил о том, что гибнут люди, смилуйтесь, государь, мол, одумайтесь, господин хороший.
       Валера лежал на диване, пил пиво, смотрел футбол, он стал есть мясо, стал как все, не думал о себе больше ничего такого, как он это делал раньше. Мама принесла еды. Накормила сынка, а тот играет в компьютерные игры по сети с соседом. Ему уже тридцать пять лет. Одевался Валера теперь в спортивные штаны, ходил на «стрелку» с пацанами своего района. Мечтал о том, что скоро легион темный захватит землю и тогда ему дадут роль очередного фюрера.
         Дождевая вода тихо капает с веток деревьев на мою ладонь. Дождь идет. Тучи над землей носятся со скоростью мира. Молнии бегут по небу стремительно, бездонная глубина космоса манит меня в бесчисленный по счету раз. Красота!