Блики синевы

…Снова глаза не закрываются под мысли о них – таких утешающих и успокаивающих, в скучной тишине, в которую так тяжело накатывается гул машин и огни, рассеянного в натянутой ночной жизни, города.
Мучительно хочется отбиться от мягкой и теплой лавины сна и коснуться чуда, особенно после мистической вечерней истории про «зловещую дверь» в кладовке.
Сначала думаешь, что она лишена всякого смысла: дверь была старой, поломанной и давно вынесенной в вышеупомянутое место с привычного; и вновь напрашивается шепот самовнушения: «Опять все мое ночное приключение обернется холодом, усталостью, обрушиванием проснувшихся близких и недосыпанием… Нужно выкинуть из головы все мысли и спать!».
Однако что-то зеркальными бликами щекочет твое лицо и словно тормошить глаза раскрыться. Ты повинуешься этому безмолвному приказу и видишь, как на спинке кровати играет темно-синими, будто стеклянными, крылышками бабочка огромных размеров!
Ее головка была украшена маленькой звездочкой, сияющей тем блеском, каким отливают обертки конфет; на, переливающихся волшебнымии скорками, крылышках были изображены темно-алые листики с непонятными знаками-…решетками, сквозь которые прозрачно светились маленькие женские глаза!
Ты заворожено глядишь на столь необычный орнамент и замечаешь в нем уж вовсе мистическую деталь – посередине узора красовался темно-коричневый рисунок взгляда словно египетского фараона, вокруг которого кружились тоненькие ароматные листики!
И совсем неудивительно, что ты, мечтавшая подарить дядюшке-коллекционеру какое-нибудь дивное насекомое, тотчас тихонько вскочилаи, крадучись за, словно выжидающей что-то бабочкой, потягиваешься за сачком.
Она же, к твоему удивлению, только почуяв сачок, спокойно сложила крылышки и позволила себя накрыть. Твое, потихоньку поднимавшее волны, самолюбие уже возликовало: «А не так и сложно, оказывается, ловить насекомых!... То-то дядюшка будет рад, может, и мне что-нибудь интересное подарит!...».
И от этих слов как будто маленькие, но феерические чувства доверия, интереса к тебе бабочки, были оскорблены; их обладательница чуть шевельнула крылышками – и сачок растаял!
«Ну нет! – не собиралось униматься твое, неповторимо доставляющее миг удовольствия, чувство азарта и гордости, - Ты от меня просто так не уйдешь!... Постой-постой, сейчас я тебе задам!».
И ты просто махаешь в воздухе руками, стремясь угнаться за вожделенным, живым и словно играющим с тобою, подарком для дядюшки, заманчиво сверкающим феерическим узором крылышек.
Какой-то неведомый ветер от них молниеносно открывает, в увлеченной погоне, двери многих комнат; и мелькает теперь для тебя звездочками вдали, за… поломанной дверью, молчаливость которой была оттенена легким топотом крылышек незваной мистической гостьи.
И ты вдруг наконец понимаешь все происходящее – вместе с бабочкой простая старая вещь наверняка окажется воротами в добрый, светлой радуги, волшебный мирок, наверняка хранящий для тебя исполнение всех грез.
Но совершенно неожиданно, вместе с дверью, перед глазами раскрывается пейзаж темного леса, залитого луной и холодным туманом, кривые ветви которого небрежно тянулись поцарапать руки; филины на суках фосфорическими глазами навевали унылые тени, танцующие в хмурых облаках, причудливо и пугающе омрачающемся чьим-то эхом и шелестом почти черной листвы.
«И зачем я только погналась за этой букашкой?! – привычно-долгожданно напевается всеоправдывающая песня жалости к себе под настроение этой картины. –можно было спокойно спать, а потом потратить деньги и купить что-то получше, чем эта дурацкая бабочка!...».
Очевидно, верно блистающая в воздухе перед глазами, твоя странная спутница не была согласна с вышесказанным утверждением и решила повоспитать у тебя чувство терпения и желания преодолевать иллюзии; довольногневным взмахом мистического узора – коряги приобрели стеклянно-белый окрас и отовсюду посыпался густой снег, представленный ледяными пчелками; парящими над…. горой с чашей с медом, светящимся теплым огоньком.
Сама же бабочка продолжала летать близко-близко, словно даже готовясь тебе при случае помогать и не сопротивляться, но пронзительный ветер и слепящий снег навевали лишь одну мысль: «Надо согреться и поесть!... Чаша далеко, мне ее не достать; надо поискать ночлег… А то я из-за этой ночной летающей пустышки все силы потеряла, голод измучил, спать хочу!...».
Тут же тебе приходиться жалеть об этой мысли: видишь, как от взмаха крылышек мистической, не желающей отстать бабочки, разрушается лестница, ведущая к чаше и закрываемая туманом снега; со… зловещей темно-малиновой молнией рассеиваются ледяные пчелки и мир холода зимы растворяется, оставляя за собой чуть светящиеся следы дивных существ, вновь освещаемые пронзительно холодной луной.
Разочарование и чувство безвыходности неожиданно расставляет свои сети, но они радостно рвутся от исчезновения бабочки и мелькающего приветливого огонька, фонарика, чуть освещающего черты огромного дома…посередине леса, укрытого за туманом и листьями.
«Ну и отлично, что жалкая букашка исчезла! –облегченно думаешь ты, вдохновлено направляясь к чертам дома. – Теперь зайду к хозяевам дома, попрошу немного теплого чая и бутерброда, потом заикнусь о постилке где-нибудь в углу и наутро пойду домой!... Чтобы я еще раз доверилась ужасной бабочке, затащившей меня в мерзкий мир поломанной двери!... Вперед!».
Вплотную подойдя к таинственному зданию леса, с удивлением взираешь на высокую мраморную лестницу, ведущую к богато убранному крыльцу, непонятной двери, закованной внутри, отливающих алмазными искрами, темных решеток! Но все это упрямо говорило лишь о богатстве хозяев наверняка огромного замка, упорно скрываемого за туманом, незаметно для тебя, уже погруженной в вот-вот должное наступить гостеприимство его владельцев, сверкнувшей черными каплями.
Открыв с трудом решетки и замок в форме смеющейся с жемчужными слезами маски; с неким шоком обнаруживаешь одну лишь, довольно маленькую комнату, залитую темно-синим цветом, переливающимися всеми красками зеркальной радуги!
Посреди этой комнаты стоял маленький стол, заставленный сияющими подносами с шоколадными конфетами, чашками с горячим чаем. Больше никого не было, только молчаливые украшения, свешивающиеся с потолка и атмосфера абсолютного и теплого покоя.
Наслаждаясь этим покоем, удобно устраиваешься на мягкой, роскошной кровати и начинаешь рассматривать украшения, ловить конфеты, словно сыплющиеся дождем, запивая чаем.
Но потихоньку тебе начинает надоедать волшебное оформление единственной комнаты замка, обилие приторного сладкого и пустых украшений, одолевает ленивая эгоистическая карусель скуки; крепнет злость на все происшедшее; мучительно хочется уйти, но… решетки снова захлопнули дверь с будто насмехающейся маской.
«Как же было неплохо под своим одеялом! – мелкими шажками закрадывается тоска, уныло встречая знакомый вкус шоколада, - Зачем же я не послушалась бабочки, она ведь словно хотела меня научить чему-то!...».
Слушая этот поток мыслей, скучающий блеск украшений колыхнулся; и, сквозь темно-синий, переливающийся туман, ты разглядываешь фигуру странного юноши, с, почти стеклянной застежкой плаща в форме бабочки, сосредоточенно смотрящего на тебя.
Его взгляд был полон обиды и затаившейся надежды; искры которой снова пронзили рассеивающийся туман; все происходящее как-то пробудило испуг и отвращение, совсем заглушившее все прежние мысли.
«Выпустите меня и прекратите Ваши фокусы!» - неподозревая непоправимости игры черных волн внутри, резко говоришь ты.
«Почему ты капризничаешь? – неожиданно мягким тоном спросил странный юноша. – Ты в тепле, в покое, с любимыми забавами… И больше тебе это не надо?»
Слова собеседника тебя сконфузили, может потому, что в них чувствовался укор и требование простого ответа.
«Да, не надо! – резко выдаешь ты его. – И Вас это не должно удивлять… Вы вообще знаете, что мне плохо делаете (своровали драгоценности; а от Вашего сладкого желудок может испортиться, от чая – может развиться кариес и проблемы с зубами)?... Но я никому это не расскажу, если Вы все это прекратите и меня отпустите!»
«А ты разве не хочешь поймать бабочку со стеклянными крылышками?» - ни с того ни с сего чуть ли не шепнул чудной хозяин мистического здания леса.
От этих слов тебя неожиданно бросило в неприятный холод подозрения и чувства… вины, совершения чего-то неправильного. Но слипающиеся глаза, истосковавшиеся по родным снам, и усталость от, пустых для тебя, чудес уже продиктовали принять насупившуюся позу и гордо отвернуться.
«Откуда Вы знаете про эту бестолковую букашку? – стараешься почему-то добиться своего темной сердечной силой, с наслаждением отмечая ошеломленный взгляд собеседника, - Так это Вы ее прислали ко мне, чтобы заманить?!... Как можно меня так мучить?!... Откройте дверь немедленно!...».
«Но ты же хотела подарить ее своему дядюшке! – с подозрительной четкостью знаний ахнул юноша, с какой-то слабой надеждой и тревогой схватившись за застежку плаща, - И теперь ты не хочешь его порадовать? Ведь знаешь, такой красивой бабочки, как со стеклянными крылышками, нет больше на всем белом свете!....».
Весь этот, бессмысленный, с твоей точки зрения, разговор начал не на шутку злить тебя; и ты, с липким удовольствием поддаваясь этому чувству, начинаешь швырять наотмашь конфеты и рвать цепочки ослепительных украшений.
«Вместо того, чтобы лезь в мою жизнь, - с дикой улыбкой кричишь ты, демонстративно швыряя о пол изящные чашки, - лучше бы выгнали меня, я же Вашими конфетами блестящий пол Вашего замка пачкаю, украшения порчу, чашки бью!... А знаете почему? Потому что мне надоел Ваш замок; и до дядюшки мне нет дела – бабочка мне нужна была только для того, чтобы он мне хоть раз приличный подарок сделал!... А нет, так и все равно, потому, что и без Вашей уродливой бабочки разберусь!... Откройте дверь, я сказала!!...».
«Я готов подарить тебе ее! – терпеливо и снисходительно продолжал юноша, тайком смахнув слезинки, - она ведь приносит здоровье, долгую жизнь и молодость, красоту, ум, удачу и счастье тем, кто ею владеет!... Лишь, прошу, скажи одно слово…»
Казалось, подсознание пыталось одернуть тебя от слепоты поступков, встревожено и бесконечно, на самых высоких тонах повторяя живительные подсказки о должной благодарности и простой теплоты; но самолюбие уже окунулось в ядовито-коричневую трясину горького шоколада, так обезображивающего твою простую, естественную утонченность.
От него, с отчаянной яростью, гремит твой выкрик: «Ничего не хочу знать!... Я хочу домой, а Ваш замок и Вас видеть больше не могу!!!...»;и летит осколок крупного зеркала, когда-то старательно обрамленного сапфирами и отражавшего твое, довольное комфортом, лицо; прямо в сердце, печально опустившегося на пол и незаметно открывшего дверь, волшебным взмахом плаща, юноши.
Его взгляд с болью следит, как ты безразлично и торопливо пробегаешь мимо, чуть слышно зовущих, осколков украшений, зеркал и чашек; к двери, в лес, к дому, облегченно захлопываемой разбитой двери. И он соблегчением ощущает, как его плащ потихоньку тает легкими облачками, украдкой убаюкивающими тебя, мило дремлющую.
Как застежка печально треплется и… улетает, от его рук, огромной бабочкой; той самой, со стеклянными, темно-сине-алыми, крылышками, с причудливыми узорами – перевернутыми знаками, зовуще-дрожащими прозрачными женскими глазами (дивно похожими на твои).
И маленькими прозрачными звездами, падающими из тени… нет, не фараона, а юноши, тоскливо смотрящим вслед улетающей бабочке, туда, где лунные блики синевы хранят твои мечты…