Обожжённая шинель. Быль

  Луке Авдеевичу стукнуло восемьдесят пять.
Возраст, конечно, приличный. Правда, бывает, то иные граждане и в такие годы занимаются разными там полезными обществу делами,  и очень скрупулезно блюдут свое здоровье. К примеру, пишут там разные мемуары и ходят босиком по снегу…
  Самочувствие же Луки было ни к черту. У него болели ноги, да и, вообще, какая-то зараза давила в груди. Как-то собрался поликлинику посетить.Ушел утром, домой вернулся после обеда. Очереди к докторам, как за хлебом после войны. Воздух в коридоре лечебного учреждения спертый, как в бункере, и больной. Доктор, сгорбленная, уставшая женщина в солидном возрасте что-то писала и писала, потом  мельком взглянула на пришельца и продолжала свое писательское дело… 
-Сама как смерть, -  решил Лука и задремал.
-Знаю, знаю, дедушка, ноги болят, в груди давит, - провякала докторша, продолжая писать свои письмена. - И у меня, милейший, и руки, и глаза, и ноги уже не те, что были раньше… Почаще бывайте на свежем воздухе, кушайте  в меру, и радуйтесь жизни. Скажите, пусть заходит следующий.
  К докторам  Лука Авдеевич  с некоторых пор не ходил, никаких таблеток категорически не принимал.
- Сколько человеку дадено, столько он и прокоптит небо,- говорил Лука. - Буду ждать своего часа.
И дед ждал своего часа. Мемуаров не писал. То-сё ковырял по дому, а остальное время просиживал на лавке, что около дома.
- Так вот, сегодня утром   Луке  Авдеевичу стукнуло восемьдесят пять.
- Диетическое яйцо в всмятку на завтрак он кушать не стал.
- Ни к чему это,- сказал Лука Екатерине и ограничился тем, что выпил   стакан холодной воды.
- Кушай,- сказала Екатерина,- а то ноги протянешь.
- Я как раз и собрался их протянуть. Помирать буду.
- Когда же ты собираешься  помирать? - язвительно спросила Екатерина.
- Вечером. Сегодня.
- Сдурел, что ли?
- У меня на роду написано. Как стукнет восемьдесят пять, так и помру. Я так себя и ориентирую.
- Балаболка, - сказала Екатерина.- Лишь бы языком трепаться.
- Вот что, Екатерина,- начал   Лука Авдеевич и в его голосе прорезался металл,- я буду мыться.    Это для того, чтобы   ты   эту дурную Шурку не звала. А то придет эта жаба, хлюпнет водой из кастрюли как попало, и куда   попало и... помыла!  Да еще будет шарить скрюченными пальцами   по моим телесам.- Лука сплюнул.- Деньги на похороны лежат завернутые тряпицей   на дне сундука. Помирать нынче хлопотно, поэтому не суетись. Могильщикам дай лишнюю десятку, чтоб глубже яму выкопали. Музыки не надо. А то эта   компания дудеть будет - кто в лес, а кто по дрова. Потом нажрутся водки и будут хихикать. Не вынесу.- Лука опять сплюнул.- Особо не траться, но и не жадничай, чтоб люди   потом не судачили. На сороковой день помянешь, только тогда сбывай   тряпки,- Лука задумался. - К девяти вечера вызови доктора или каких-нибудь людей позови, чтоб разных там судов-пересудов не было...
  Дед нагрел воды в оцинкованном корыте и долго с удовольствием мылся. Потом надел чистую рубаху, кальсоны, костюм, новые туфли, побрил голову, лёг в постель, связал себе ноги бинтом, скрестил руки на груди и закрыл глаза.
Вначале Екатерина   приставала к Луке с разными вопросами, потом замолчала.
  Такая уж судьбинушка сложилась у Екатерины. Осталась одна...
  Несколько лет назад приехала в этот город. Устроилась няней в больницу. Угла своего не имела, мыкалась с квартиры на квартиру. Добрые люди подсказали, что у больного Луки Авдеевича нет ни родных, ни близких. Живет один и нуждается в опекунстве. Екатерину свели с Лукой. Она ему понравилась. Договорились. Лука обещал помереть в течение года. Попробовали оформить опекунство. Волокитно, чтоб не мариноваться, решили расписаться. Оформить, так сказать, законный брак. Так и сделали. В Загсе усмехнулись и шлепнули в паспорта два штампа. А дед после бракосочетания стал хорошо кушать и ходить петухом. «Смотрите, мол, какая у меня молодая и красивая жена пятидесяти- четырёхлетняя, да такая грудастая». Екатерина напомнила ему про уговор. Лука начал скалить зубы. И норовил ущипнуть ее за разные там пухлые места.   «Ничего, ничего, Екатерина, скоро помру,- обещал Лука Авдеевич.- Потерпи немного». Обычно, после таких сцен, Екатерина удалялась куда-нибудь подальше от людских глаз и плакала. Сетовала на свою горькую судьбинушку.
- Лука, ты действительно собрался помирать? - спросила Екатерина.
- А то как же,- ответил Лука.
- Побожись.
- Ей богу.
- А если тебя парализует, тогда что?
- Не бойся, не парализует.
- Почем ты такой уверенный?
- Кровь холодеет по всему телу.
Екатерина заплакала.
- Ты чего? - спросил Лука.
- Жалко.
- Кого?
- Тебя, дед, жалко.
 Лука Авдеевич открыл глаза.
- Не обманываешь?
- Зачем это? - обиделась Екатерина.
- Хорошо, что пожалела, - задумчиво произнес Лука Авдеевич.- Я тебя тоже тогда пожалел. Думал: «Бедная женщина мыкается. Ни кола, ни двора».
- Перестань, Лука,- попросила Екатерина,- а то мое сердце разорвется.
- Достань, Екатерина, из моего сундука шинельку.
- Шинель? - переспросила Екатерина. - Не припомню, чтоб она у тебя была.
- Лежит на самом дне. Принеси и накрой меня. В правом углу поищи медали, а в железной коробке должен быть орден Красной Звезды и два ордена Славы.
Шинель была старенькая с обожжёнными полами. Лука Авдеевич погладил ее высохшей ладонью.
- Ты прости меня, Екатерина - Руки Луки задрожали.
- За что?
- За все.
- И ты меня прости, Лука Авдеевич.
Екатерина заплакала прямо в три ручья.
- Ты шинель не забудь положить в гроб, - слабеющим голосом сказал Лука. - Тут вот какая история. Была у меня жена и трое детей. Эвакуироваться они не успели. Я состоял при заводе. Оборудование вывозили. Приказ был оставить семьи и выходить из окружения. Бомбежка, пожары... Я прибежал к ним, чтобы проститься. Они сидели в погребе голодные, холодные, полураздетые. У мальчика пеленок даже   не было... Прибежал в часть в одних кальсонах.
В сорок третьем я вернулся домой. Нашел там четыре обгоревшие стены моего дома и шинель... Долго я их искал. Пропала моя семья. Накрой меня, Екатерина, шинелькой. Холодно...
  Лука Авдеевич глубоко вздохнул. Пальцы его коснулись шинели, сжали ее.
Лука сдержал свое слово. Он умер вечером, в день своего рождения.
На поминках люди говорили о том, что покойный   был скромным и тихим человеком. А Екатерина показывала воем подушку, на которой лежали: два ордена Славы, орден Красной Звезды  и семь медалей.

Валерий Мельников 2
1982г.