Итальянский нищий 1. У Пизанской башни

Я у подножия Пизанской башни. Она склонилась и вот-вот упадет на голову нищего, который, в отличие от меня, не любуется башней, а сидит к ней задом и просит подаяние. Его не волнует Campo dei miracoli (Поле чудес), где сконцентрировано столько шедевров мировой архитектуры и к ним в придачу Campo santo (Святое поле), то есть кладбище, вернее кладбище-музей. Его волнует только содержание его шляпы, куда добрые туристы из богатых стран кладут или кидают мелочь. Конечно я, как и мои товарищи по туристической группе, ничего не намереваемся положить в шляпу нищего. Каждая лира была у нас на вес золота. Нищий по инерции обратился и к нашей группе, бросив нам зазубренную фразу: «Offrite per carita» (подайте пожалуйста), которую все разумеется оставили без внимания, поскольку не поняли дословно высказанной фразы, хотя догадались о ее содержании. Я же, скорее из любопытства, чем из-за сострадания приблизился к нищему и заглянул в его шляпу-копилку. Сколько я там увидел монет, каких только стран! Это поистине была коллекция нумизмата. А там еще кроме монет лежали и банкноты...
 Я всегда мечтал о подобной коллекции. Посмотрев внимательно на этого нищего-коллекционера, я заметил возле него пару костылей. Опустив глаза ниже, я насчитал у нищего всего одну ногу. Значит он, кроме того, что был нищим, был еще и калекой. Я никогда не был человеком завистливым, но тут я вдруг позавидовал итальянскому нищему. И не его костылям, а его шляпе, вернее ее содержимому. И на смену чувству зависти, что само собой грех, вдруг мне пришла в голову мысль еще греховнее – я решил его ограбить. И у меня созрел план: вот сейчас я вытащу из кармана какую-нибудь монету (их, советских пятаков, а это был семдесят девятый год прошлого века,у меня было несколько, првезенных из совка, чтобы побросать в Фонтан Треви в Риме), подойду поближе к нищему, который, увидя у меня в руке монету, потеряет бдительность, а я воспользуюсь этим, схвачу его шляпу и побегу через все это поле чудес по направлению к нашему туристическому автобусу. И дело будет в шляпе, в шляпе нищего, само собой, которую я выброшу в мусорный ящик при первой возможности.
 Итак, я достаю с важным видом из кармана брюк пятак и подхожу к нищему. Подходя, я окинул взглядом Поле чудес, стараясь увидеть, нет ли какой-нибудь помехи поблизости. Ничего подозрительного, кроме двух карабинеров на лошадях, и при том довольно далеко. В это время я заметил, как нищий с блаженной улыбкой смотрит мне в руку, в надежде получить пополнение в свою шляпу. Я все расчитал, и то, что нищий калека, и не погонится за мной, и то, что карабинеры далеко и не заметят, как я бегу по полю с шляпой в руке, и то, что поблизости никого не было, даже членов нашей туристической группы. Я только одного не расчитал, что нищий не был немым и наверно весьма голосистым, как впрочем многие итальянцы, который начал бы кричать, звать на помощь, а затем описал бы подробно, примчавшимся на его крик карабинерам, мою внешность, учитывая, что она весьма запоминающаяся и вполне сочеталась с полем чудес. А затем я представил, как карабинеры высаживают меня из нашего автобуса, отбирают шляпу с деньгами, а меня везут в ближайшую квестуру (главный полицейский участок), вызывают работников советского посольства, а на следующий день на первой странице газеты «Паэзе сера» появляется статья с моей фотографией и того нищего, озаглавленная «Un mendicante italiano ; derrubato da quello sovietico» (Итальянский нищий ограблен советским нищим).  О, такого бы я не перенес, и фраза пролетарского писателя «безумству храбрых поем мы песню» явно не в мой адрес.
После всех этих размышлений, мне ничего не оставалось как опустить мой советский пятак в шляпу итальянского нищего, и услышать в ответ «Grazie, buon signore!» (Спасибо, добрый господин!)