Письма в будущее

Заметки на полях.
Собственно говоря - представляемые ниже оставленные нам архивные документы трудно в прямом смысле назвать письмами. Да и читать чужие письма - занятие, прямо скажем, не совсем…  Но, в жизни людей иногда бывают такие моменты, когда написанные строки, заметки, личные записи перерастают свой статус. Становятся документами общественного звучания. Казалось бы… писал человек для себя, делился своими иногда сокровенными мыслями с бумагой. Но, иногда «личное»   перерастает задаваемые автором рамки. Они оказываются  полезными по происшествии времени для тех, кто идет  автору  на смену. Заметки, письма становятся признаком эпохи, рассказом, о том, о чем  мы что-то знаем лишь в общих чертах. И все это становится письмами из прошлого в будущее. А значит и своего рода иллюстрациями  событий дней  минувших.
Об авторе публикуемых ниже документов.
Происхождение и место рождения: потомок обедневшей дворянской семьи. (Польша, г. Бела, Соколовский уезд, Седлецкая губерния).
Образование: 1892 году, как большинство дворянских детей-сирот, закончил Императорский Гатчинский Николаевский сиротский институт. Как и когда лишился родителей неизвестно - одна из загадок. Хотя что-то можно предположить. Допустим, семья приняла какое-то участие в  общественно важных событияхна родине  в Речи Посполитой. Или после присоединения Крыма в  1783 году ( в 1785 начинается планомерное государственное и помещичье заселения территории южных степей) с целью формирования южной  оборонительной линии.    (Правление Екатерины 2-й). К примеру из истории появления представителей знатных польских родов  в Российской Империи.
В 1785 году правления Екатеринославского наместничества обязало Новомосковский земский суд основать и обустроить возле р.Гайчур при балке Калмичке государственную военную слободу Гуляй-Поле. Название дали переселенцы из села Гуляй-Поля (современный Златополь - районный центр Кировоградской области), владелец крестьян которой - князь Г. Потемкин продал в казну для заселения в Новороссию. Они и дали название новому населенному пункту "Гуляйполе" в память о родном селе.
Поселение носило военный характер, заселения проводилось сотнями. Сотни постепенно превращались в административные единицы. Так заселялись Подолянская, Пищанская, Гурянская, Вербовская, Бочанская, Херсонская и позднее Польская сотни. Воинство представлялось при переселении куренными казаками людьми от бывших расформированных куреней, условное разделение людей в  бывшем казацком войске.
 В 1794 году поселения имело 150 дворов. Так называемая Польская сотня состояла из кадровых военных. Тех, кого мы называли и называем шляхтичами. (военными). Очевидно, родители Ивана Шемановского имели перед государством какие-то особые заслуги и статус, если сирота, потомок этой семьи, был принят в Императорский Гатчинский Николаевский сиротский институт. Дети, чии родители погибли на военной службе не оставались без внимания российского правительства, пользовались значительными льготами, получали через систему опекунства государственное содержание.
Надо заметить, что именно это учебное заведение, прошу обратить внимание на заявленный в наименовании статус, давало своим выпускникам весьма основательное образование, которое мы сегодня иногда называем блестящим. В активе знание не менее трех иностранных языков. Латинский и старослявянский  в расчет не принимались - были как бы вспомогательными для отправки церковных обрядов и  расширения возможностей учащегося при изучении каких либо исторических документов или первоисточников.
Очевидно, именно гуманитарное направление при окончании Императорского Гатчинского Николаевского  сиротского института стало для Шемановского приоритетным. Средств на дальнейшее обучение не было. Содержание прекратилось вместе с наступлением совершеннолетия. Родственники, сестра Евгения, и племянницы Тамара и Ксения  были в таком же положении. Но тяга к знаниям требовала продолжения образования, и он поступает в Новгородскую духовную академию (семинарию). Эти учебные заведения в России не требовали оплаты. Находясь на полном содержании русской  православной церкви, они весьма строго отбирали будущих учащихся, но представляли обучающимся значительные возможности для обучения. Унифицированная форма одежды, столование, проживание, а главное - именно в духовных учебных заведениях, при некотором их внешнем аскетизме, в то время были сконцентрированы основные знания гуманитарных направлений.
 Уже бушевали технические факультеты университетов и училищ. К своим эпохальным техническим открытиям шли в России светлые умы, выкристализовавшиеся за минувшие столетия из первой Российской Академии. А образование в духовных семинариях подразумевало глубокое изучение мирового наследия в философии, истории,  литературе.
 Еще дымились в России следы Державина, Пушкина, Фонвизина Лермонтова, Ломоносова. Уже родились российские авторы будущих великих технических открытий во всех отраслях и направлениях технических наук. Россия шла к пику развития той эпохи, которую мы назовем позднее  развивающимся капитализмом.
1897 год: Шемановский  завершает полный курс в Нижегородской духовной семинарии и, будучи особо замечен наставниками и, очевидно, оказавшись под мощным влиянием своего духовного наставника Епископа Чебоксарского Антония, Иван Шемановский избирает себе в своей дальнейшей жизни так называемый «духовный подвиг» - служение Богу. Для этого совершает  постриг в монахи под именем Иринарха и приобщается к таинствам православной церкви.
В этом же году Иринарх подает Прошение в Духовную Консисторию о назначении в православную миссию, которое удовлетворяется 13 октября определением его в члены весьма отдаленной  Обдорской миссии в  чине иеродьякона. (Нижний чин черного духовенства,  к которому относятся монахи).  Но, после получения этого назначения, Епископом Чебоксарским Антонием он  возводится в чин второй ступени - становится иеромонахом, которому по чину уже доступно и руководство миссией. Такое дипломатичное решение вполне приемлемо для отдаленной миссии. Ко всему характер молодого иеромонаха, его высокая степень образованности очень выделяют его среди братии. 
Естественно, РПЦ в лице Епископа Чебоксарского Антония в такой ситуации ничем не рисковала. Молодой и хорошо образованный монах попадет в отдаленную миссию, где на тот момент она существует в весьма формальном и, прямо скажем, в весьма плачевном виде. Но кто знал тогда, что вновь возведенный в чин иеромонаха  Иринарх не сможет смириться с ее весьма жалким  положением. Что в дальнейшем он станет ее признанным  руководителем, а пока на его пути Тобольск, ознакомление с документами миссии, условиями жизни ее членов, кем  и  он становится.  А в марте 1898 года  о. Иринарх в Тобольске назначается исполняющим должность настоятеля Обдорской миссии. Новоиспеченный настоятель был в пути почти месяц. В конце апреля он прибывает в село Обдорск Березовского уезда Тобольской губернии, (будущий Салехард)где начинает свою деятельность.  Скорее всего, именно влияние духовного наставника Епископа Чебоксарского Антония и, надо заметить, в  русской православной церкви ничего не предпринимается и не происходит без благословения свыше. Очевидно и в этом случае о. Иринарх имел на все свои действия такое  благословение от выскочинного Епископа Чебоксарского Антония.
Уже в июле он за активную работу в миссии награждается одной из первых  наград и отличий среди духовенства - набедренником.
*(Набедренник в виде плата носится на правом бедре, и при награждении им читаются стихи псалма (44:4–5), как и при посвящении в рыцари:
«Препояшь Себя по бедру мечом Твоим, Сильный, славою Твоею и красотою Твоею И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу ради истины и кротости и правды, и десница Твоя покажет Тебе дивные дела».) При награждении  Преосвященнейший Антоний, епископ Тобольский и Сибирский, объявляет ему благодарность.
Надо думать, что и деятельность о. Иринарха в Обдорской миссии в навигацию этого года была проревизована приездом какой-либо группы проверяющих сановных особ. Значит, была  и  одобрена. За-так просто священнослужители «не отличались» чинами в сане, если можно так сказать, и знаками отличия подобными.
В августе того же года о. Иринархом были заложены основы миссионерской библиотеки. Имевшийся книжный фонд был учтен и пополнен от различных источников. Главным из которых, как я думаю, была Тобольская епархия. Хотя  не остались в стороне и Финно-Угорское общество, и частные жертвователи. Поступление нового книжного фонда в Обдорске его общественностью тоже не осталось незамеченным. В провинции того времени, как и в сегодняшней, существует своего рода «увеличительное стекло», состоящее из наблюдений и мнений ее жителей, которые при  помощи этого самого инструмента могут видеть не только внешние черты вновь прибывшего туда человека, но и разглядеть его характер. Соответственно, в чем-то предвидеть движение его поступков. Но, именно поступки о. Иринарха оказались для многих совершенно непредсказуемыми. О. Иринарх не только правит службу в одной из церквей Обдорска, но и начинает активное изучение жизни и быта окружающих его людей. И не только тех, кто активно осеняет себя крестным знамением на виду друг у друга, окружив себя иконами, но и тех людей, ради которых он и прибыл в миссию. Ведь именно ради  распространения православной веры среди инородцев – коренных жителей территории и существует Обдорская миссия русской православной церкви, уже имеющая свою сорокатрехлетнюю историю. Так или иначе, но и само появление  миссии русской православной церкви в этом отдалении в 1854 году тоже не было случайным. Именно миссия должна была противостоять, прежде всего, насильственной мусульманизации коренных жителей Севера, которая была прекращена после утраты прямого влияния на их жизнь и быт чуждой русской православной церкви идеологии.
Так и состоялось начало деятельности будущего миссионера. Тогда, я думаю,  о. Иринарх, и начинал  писать свои письма в  будущее. И пусть они не всегда соответствуют своему названию – письма. Пусть это заметки человека, который в определенном положении  ищет и находит для себя собеседника, в данном случае это листы  бумаги, черновики самих писем к далеким адресатам  и респондентам  но, так или иначе, сегодня это именно письма к нам, обдорянам- салехардцам, к миру в целом.
Но впереди еще годы напряженной творческой, я не боюсь именно так сказать, работы в миссии, борьбы с непониманием и оттого зачастую скрытым  неприятием решений и действий  активного миссионера иногда даже своими соратниками. А скорее созидания того будущего, которое видит его создатель, но не всегда могут рассмотреть или надлежащим образом оценить окружающие создателя  современники. Ибо нет пророка в своем отечестве.

 Но вернемся к 1910 году. 

Итак! Игумен Иринарх покинул Обдорск. Он оглушен теснотой Твери, ее частым пульсом по сравнению с далеким Обдорском, но это не мешает ему думать, действовать, жить, как мы скажем сегодня, по полной программе очень занятого и озабоченного делами человека. А впечатления от прибытия в среднюю полосу России он старательно записывает в своем дневнике

1910 год.
18 декабря. В 8 ч. 45 мин. утра прибыл по Ярославской дороге в Москву. Перешедши на Николаевский вокзал, тотчас же подал телеграмму тверскому святителю о своем скором приезде в Тверь.
В 4 ч. дня (я) вступил на почву г. Твери. Архипастырем я был принят милостиво и сердечно, как и в былые времена на землях тобольских. Я сообщил ему все известные мне тобольские новости, впрочем, не отличавшиеся подробностями, очень малочисленные, а ему угодно было по возможности познакомить меня с предстоящей моей деятельностью.
 
Заметки на полях
Настоятель Обдорской миссии игумен Иринарх, именно в 1910 г. согласно своему прошению, указом  Св. Синода переведен в Тверь на должность епархиального миссионера-проповедника. Началось его знакомство с Тверью и окружающими вновь прибывшего.

Глубоко я был тронут вниманием ко мне папаши и сестры высокопреосвященства, еще знакомых со мною по Тобольску. Папаша высокопреосвященства еще задолго до моего приезда озабочиваться стал сбором для меня нужных мне по расколо-сектантству книг, и я в первый же день получил около 10 книг, для меня представляющих большой интерес. Новая обстановка, масса впечатлений прямо закружили мою rолову.
 
Заметки на полях.

Почему Тверь? Да, скорее всего, потому, что именно  в Тверь из Тобольска был переведен Преосвященнейший Антоний епископ Тобольский и Сибирский в звании архиепископа Тверского и Кашинского. В прошлом именно он неоднократно посещал Березовский край, много содействуя повышению религиозно-нравственной жизни населения. А затем некоторое время и возглавлял Тобольскую епархию. Хорошо зная условия существования Обдорской миссии  содействовал ее развитию  под руководством игумена Иринарха и появлению в ней различных учреждений: доступной библиотеки, приюта и школы для детей инородцев, музея, общества трезвости. И, естественно, что именно он и его семья послужили той самой опорной точкой на Большой земле, где вскоре и  оказался игумен Иринарх.

19 декабря.

 Ночевал с 18 на 19 число в загородном архиерейском доме резиденции архипастыря. В 5 утра уже был на ногах и отправился пешком, с иеродьяконом Нафанаилом в домовую церковь 70 апостолов архиерейского городского дома. Отстоял здесь священную литургию. Осмотpeл приготовленное мне для жительства помещение, состоящее из двух комнат, небольших, но удобных, освещаемых электричеством, с парадным в них и черным ходами, совершенно изолированных.

Заметки на полях.

Я думаю, что стоит себе представить состояние человека, который чуть не полтора десятка лет провел вдали от густонаселенных районов страны. Прожил безвыездно в деревенском быте, где не было  электрических лампочек, не пыхтели паровозы, не урчали локомобили и лишь изредка  подавали голоса пароходы. Да и декабрь в Твери, увы, не декабрь на Полярном круге, где в это время  день длится всего несколько часов. Ночное небо освещает землю полярным сиянием и в большинстве своем мороз за тридцать или под сорок с лишним градусов. И быт жителей Арктики, а Обдорск-Салехард по своему расположению на Полярном круге,  уже является городом арктическим, и потому коренным образом отличается от быта жителя средней полосы. Другие вырабатываются  привычки, становится несколько более замедленным жизненный уклад в связи с необходимостью всесторонне обдумывать и обосновывать практически любое жизненно важное решение. Да и путь к Обдорску игумена Иринарха, как туда, в Обдорск, так и обратно был не близким. Думаю, что в то время он занял у него не менее трех месяцев  в один конец в целом.
 Однако!Тверь.

20 декабря.

 Утром в 11 часов явился в Духовную консисторию для предъявления выданного мне Тобольским духовным управлением билета, утверждавшего мою личность. Секретарь принял меня очень любезно и долго расспрашивал об Обдорской миссии (секретарь И. И. Добровольский).
Был у И. А. Виноградова, смотрителя духовного училища, до моего прибытия отравлявшего функции миссионера. Был  принят в высшей  степени любезно и радушно. Он единственный  в Твери  знаток состояния миссионерского дела в епархии. Насколько возможно в первой беседе, ознакомил меня с будущей моей работой и снабдил весьма ценными для меня в настоящее время книгами и мало этого, отдал в мое распоряжение собственную неизданную рукопись «Сведения о расколе в Тверской  губернии». Эта рукопись явилась для меня ценной тем, что дает возможность на основании ее материалов судить о современном состоянии раскола, разобраться, где укрепляется раскол, растет, где застыл в своем развитии, где слабеет. За это ему спасибо. От Ивана Алексеевича вернулся в 10 часу вечера и принялся за чтение.

Заметки на полях.
  Пусть не покажется странным, что смотритель духовного училища И.А. Виноградов передает Игумену Иринарху свою неопубликованную рукопись. Ведь к этому времени провинциал уже известен в духовном мире не только деяниями на поприще служения в далекой миссии, но и как автор многочисленных публикаций в «Православном Благовестнике». Соответственно у игумена Иринарха уже есть биография и фамилия в публицистике.

21 декабря
   В 10 ч. утра поехал в Отроческий монастырь, резиденцию преосвященного викария и председателя Братства епископа А... После молебна св. Петру митрополиту Киевскому смог встретиться с викарием. Как председатель Братства он выразил желание созвать членов совета Братства, представить Братству программу моей будущей деятельности.
Соглашаясь с желанием архипастыря, высказал ему только то, что начертанная мною программа моих работ не должна будет, тем не менее, считаться разработанной программой, что таковая может быть начертана исключительно временем по обстоятельному ознакомлению с расколо-сектантством епархии...
Познакомился с библиотекой Братства. Благодаря особой любезности я сразу стал там почти своим человеком. Из этой библиотеки я и взял больше десятка книг со специфическим расколом сектантским направлением. В 6 вечера вернулся к себе, занимался чтением рукописи И.А. Виноградова «Сведения о расколе в Тверской губернии».
 
Заметки на полях.
   
   Хотелось бы заметить, что в Твери у о.Иринарха совершенно другой род занятий. Другие задачи. Его окружает  и другой человеческий контингент с которым ему приходится общаться. Это, соответственно, вызывает определенное напряжение. Требует своего рода разрядки. И, конечно, появляются моменты сравнения того, что есть с тем, что было в очень недалеком прошлом. Однако, продолжим.

   22 декабря.
   Утром написал письмо своей сестре Евгении в Ломжу.
Заезжал к преосвященству викарию и к высокопреосвященству архиепископу, у которого и остался обедать. Он посоветовал мне завтра же, если не встретится к этому препятствий, представиться тверскому губернатору Николаю Юрьевичу Фон-Блюнтингу, который, между прочим, по словам высокопреосвященного, долго выдерживает всех являющихся к нему. Я, смеясь, заметил архипастырю, что мне ничто не помешает на этот случай захватить с собою книгу «Нового времени».
Получил 3 письма. Интересно, что письма мне были легко на почте выданы без всяких задержек, хотя меня еще не знают там, а я не имел никакого удостоверяющего мою личность документа.
   Письма были: 1) от сестры Евгении. 2) от начальника Гансальского, Эстонской . губернии Н. С. Матиясевича, и от бывшего келейника высокопреосвященного Антония Тверского - Федора Алексеича Патигорева.
Все эти письма, особенно два первых, доставили мне много и приятных, и тяжелых минут.
   Я писал настоятельнице Обдорской миссионерской женской общины во имя Царицы Небесной  Всея Скорбящих Радость монахине Aнтонии, сообщая вкратце о своем житье-бытье, о решении съезда духовенства Тобольской епархии по вопросу об обеспечении общины % с 2500 р. капитала Обдорской Петропавловской церкви, будучи уверен, что мое письмо об этом из Твери будет получено в Обдорске раньше официальных сведений о том же из Тобольска. Вот как далек Обдорск!

   Заметки на полях.
   О. Иринарх, казалось бы, отрезал для себя все мысли об Обдорской миссии, своим отъездом сжег все мосты в прошлое, но… дело свих рук не дает ему покоя. И, тем не менее, мне кажется, что в  нескольких строках о. Иринарха есть какая-то часть позы. В ней просматривается и часть принятого решения, которое совершенно определенным светом высвечивает и подчеркивает  ту жизнь, которая началась у него после отъезда из далекого Обдорска. О.Иринарх уехал, враз оборвал ту пуповину, связь, которая образовалась за тринадцать лет жизни в Обдорске и то нове, что стучится в его жизнь в связи вновь поставленными ему задачами - борьбой с процессами раскола в РПЦ на борьбу с которыми и оказался призванным руководством О.Иринарх . Он понимает свою задачу, готовится к принятию решений, продолжается его так называемый духовный подвиг, но впереди трудные решения, которые пока не укладываются в его миропонимание, но он готовится к их принятию со всей ответственностью. А прошлое подсознательно не оставляет его во всех своих проявлениях.
23 декабря.
    Рано утром написал два письма: одно обдорскому мировому судье Николаю Гавриловичу Сосунову и другое своей племяннице Ксении. В обоих письмах описал первые впечатления тверской жизни и отметил факт полного моего равнодушия к Обдорску, 13-летняя жизнь в котором представляется мне сном. В этот день был у архиепископа Антония, с кем произошла долгая беседа по вопросам ведения бесед с раскольниками и сектантами.
   Принял ряд его советов, высказал некоторые свои соображения. Зашел разговор и о командировке его в Москву и  С.-Петербург для ознакомления с методами ведения бесед с раскольниками и сектантами священниками И. Полянским, И.Г. Айвазовым и Д.И. Боголюбовым. Владыка ответил, что это возможно сделать, придав этим поездкам несколько иной характер, например, поездки во исполнение моего обещания преосвященному Тобольскому Евсотию сделать ряд сообщений об Обдорской миссии, на что я предварительно получил его благословение.
   Вернувшись домой, я заготовил к отправке поздравления с Новым  годом в Обдорск: И.И. Карпову, В. Гаскову, А.С. Григорьеву, священникам Г. Михайлову, АН.Седельникову, В.Н. Тарасову, П.С. Бронникову, монахине Антонии, П.Н. Мальцеву, Д.З. Майорову, П.О. Таруяину, П.Н.Мальцеву, И.Г.Суслову, А.С. Протопопову, Я.А Ярлыкову, СА Протопопову и ЛД. Оленевой; в Березов: протоирею Паникаровскому, Л.П. Оболтину, Э.Й. Пугачевскому, Л.Н. Ямзину, В.М. Лопову; в Тобольск: протоирею Г. Тутоямину, А.А. Дунину-Горкавичу, священнику Е. Елисееву, священнику Юртевскому, И.В. Евстееву, Е.Т Кушникову, Е.Ф. Соколову, протоирею  Н. Гридневу и протоирею  Э. Фениксову; в Томск: иеромонаху о. Алексию и в Омск - М.В. Филиппову.


   24 декабря.
 
  Утро начал написанием писем... кратким письмом рясофорной монахине Вировского монастыря Агафии, три года прожившей в Обдорской женской общине и прекрасно поставившей было там хор, но выбывшей из-за жестокого с нею обращения настоятельницы общины рясофорной монахини Пелагии Ивановны, недавно отстраненной от должности за истязание инородческих детей.
Писал преосвященному Тобольскому Евсетию с советом возглавить Обдорскую миссию начальником в лице сургутского благочинного о. Иоанна Селихова, но обязательно с возведением его в сан протоиерея.
«Верьте мне, ваше преосвященство, - писал я, - начальник Обдорской миссии только тогда будет в состоянии хорошо работать, когда облечен будет властью и положением. Если во главу миссии будет поставлен монах - возведите его в сан архимандрита, если же священник - исходатайствуйте ему протоиерейство. Боже, как много это будет значить и для настоятеля и через него для всей миссии.
Ваше преосвященство, не полагайтесь в этот раз на авторитет отцов и гг. членов Тобольского комитета православного миссионерского общества, которые своими давнишними потугами свести на нет значение настоятеля Обдорской миссии этим самым губят все миссионерство в Обдорском крае».
Дальше я писал тобольскому святителю: «Боюсь за судьбу Обдорской женской общины, пока будет в Обдорске проживать эта язва - м. Пелагия, можно ожидать всяких гадостей, ибо она испорчена до мозга костей. Воображаю, как тяжело приходится новой настоятельнице м. Антонии. Ей надо послать в помощь, хотя одну, а лучше двух, монахинь из Иоанновского монастыря».
Написал сургутскому благочинному Тобольской епархии священнику Иоанну Селихову с советом подавать прошение о назначении настоятелем Обдорской миссии и настоятельнице Иоанновского женского монастыря близ Тобольска игуменье Марии с просьбой о неоставлении Обдорской миссионерской женской общины; просил в таких, между прочим, выражениях: «мне невольно припоминается Обдорская женская община и настоятельница м. Антония с ея в Христе сестрою. Боясь, как трудно и тяжело приходится ей там, впали от родной Иоанновской обители, особенно по праздникам, встречать которые она привыкла в благолепном монастырском Вашем храме и проводить «с сестрами, тогда как теперь там, в Обдорске, с одной сестрой». М. Антония просила у Вас послать ей одну или двух, не знаю, сестер в помощь, и я прошу Вас, матушка, не отказать ей в этом. Если не утешите ее согласием, то пускай таковое будет ей рождественским подарком, о чем, земно кланяясь, прошу Вас. Вы, матушка, говорили мне, что, посылая  в Обдорск м. Антонию, послали одну из лучших сестер обители. «Лучшей» и поддержку оказать, удовлетворив ее просьбы об иннокиняx. В Вашей власти, матушка, поддержать Обдорскую общину, и я глубоко убежден, что никто не сумеет так хорошо это сделать, как Вы».

   25 декабря.
   Сегодня с почтой я ничего не получил, а уже привыкать стал к ежедневным получкам писем, сам же сегодня по заготовленным ранее карточкам приписал еще три в Обдорск С. Мещеряковой, Е.Б. Протопоповой и еще забыл, кому-то третьему. Пока, на новый год наметил к выписке газетьr: «Новое время», «Русские ведомости» и «Колокол» (Скворцовский), разумеется, с миссионерским обозрением, а из журналов: «Миссионерский сборник» и «Приходский священник». Независимо от сего, предполагаю выписывать все газеты и журналы, издающиеся старообрядцами и сектантами. Ими-то и положу начало составления новой библиотеки своей.

   Заметки на полях.
   В 1910 году в России стали проявляться различные религиозные течения и РПЦ была весьма озабочена оттоком верующих, разнотолками Евангелия, частичного упразднения в сознаниях людей основополагающих догматов православной церкви. Потому к служителям стали предъявляться повышенные требования в образованности, в способности быть убедительными, владеть  дипломатическими подходами при общении с миром и  прихожанами.

   26 декабря
   Утром привел в порядок составленную в последние месяцы пребывания в Обдорске рукопись: «ХронологическиЙ обзор достопамятных событий в Березовском крае, Тобольской губернии (1032-1910 гг.». Этот, без сомнения, интересный труд, предположенный мною к изданию, я обещал пожертвовать Тобольскому епархиальному комитету прав. миссионерского общества, нуждающемуся в средствах. Вероятно, в случае напечатания его, он бойко будет продаваться в Тобольской губернии. Хотел приступить к напечатанию его теперь же, но священник Тобольской губернии Александр Юрьевский, изучающий архив Тобольской духовной консистории, советовал мне подзадержать печатание, обещая снабдить меня многими новыми материалами, и я обещал ему повременить до месяца мая 1911 года.
   Написал письмо дочери покойного мирового судьи второго участка Березовского уезда Серафиме Михайловне Аристовой, слушательнице лекций в Томском университете. Серафиме Михайловне  сообщил свой тверской адрес, известил о постановке на могиле ее отца, моего друга, погребенного по моему разрешению в ограде обдорской миссионерской церкви, памятника, просил писать мне, не стесняясь. Отправил небольшое письмецо племяннику Борису в Москву, с уведомлением, что, вероятно, вскоре навещу его, и в Ломжу сестре Евгении и племяннице Тамаре.

   27 декабря.
   До сих пор я еще не заносил в дневник о своей личной жизни. Что же о себе сказать? Прежде, пожалуй, то, что без дела почти вовсе не нахожусь, и, следовательно, полету фантазии остается мало места, тем более, потому, что новизна места, постоянные встречи с новыми людьми слишком разжигают внимание.
Затем книги и письма удерживают от безделья. Тверская моя жизнь вовсе в этом отношении не похожа на обдорскую. Там полная свобода была действительно, здесь нужна постоянная выдержка, даже в обществе более близких (людей), например, монашествующих архиерейского дома. И вот в силу этого, хотя почти вовсе не пришлось мне изменять свое поведение внешне, однако сознание необходимости постоянной со всеми выдержки и в действиях, и в словах налагает на меня печать. Сам начинаю чувствовать в себе какую-то неестественность. Может быть, сгладится она со временем, особенно когда попривыкну к новым людям, и они ко мне приспособятся, когда излишней станет эта выдержанность или сама она превратится в естественное состояние моих душевных движений. А ведь из-за пустяков все, из-за сознания утраты свободы, ненужной и глупой в моем положении инока.
   Теперь об условиях и формах внешней жизни. И она переменилась очень. Там, в Обдорске, жизнь слагалась самым безалаберным образом. Вставал, когда хотел, ложился также. О распределении времени для работы тоже не могло было там и быть речи. Здесь же, напротив, рассчитывается каждый час, чтобы не ушел в вечность бесконечно потерянным. И, несмотря на десятилетием укоренившиеся привычки проводить время без программы, принуждаешь себя делать все вовремя. Провождение времени у меня пока так рассчитано: 1) вставать в 6 ч. утра; 2) в 9 ч. пить чай; 3) от 10 до 2 час. пополудни заниматься; 4) от 2 до 5 час. вечера отдыхать; 5) от 5 до 1О часов - заниматься; б) в 1 О часов вечера ложиться спать.
   Если удастся осуществить эту программу, то хорошо будет, так как она является применимой для дней праздных и других, когда надо сходить на богослужение в храм. К сожалению, только никак не могу справиться со сном своим, вероятно, потому, что стал помногу пить кофе, без которого вовсе не могу заниматься делом, требующим более или менее сильного напряжения мозговой деятельности.
   В отношении пищи я себя так поставил: в 9 часов утра чай или кофе, в 2 часа обед из монастырского архиерейского дома трапезы, в 4 или 5 часов вечера снова чай или кофе и в 8 или 9 часов вечера опять чай или кофе. От ужина я решил отказаться, т.к. обременительно будет для желудка, при том подвижном образе, какой по сану инока приходится проводить.
Обдорск  и Тверь, какая разница?
   Тверь в какую-нибудь неделю переделала меня до неузнаваемости, и теперь, когда начнешь вдумываться в проведенные в Обдорске долгие годы, то становится страшно. И невольно задаешь себе вопрос - зачем потратил 13 лучших по идейности лет там, над Полярным кругом, среди вовсе не понимавших тебя людей? И становится  жутко!
   И эта 13-летняя жизнь в Обдорске с обитателями его представляться начинает кошмарным сном. И снова гонишь от себя эти мысли и думы...

   Заметки на полях.

   В том то и дело, что человеческая психика не всегда в состоянии в одночасье безоговорочно принимать предлагаемые  жизненными обстоятельствами решения. Внутри каждого из нас идут сложнейшие процессы по выработкам этих решений, которые балансируются   на грани «эмоцио и рацио», если можно так сказать. И не всегда эта балансировка может сложиться у творческого человека в однозначные или до конца рациональные формы. Интересы дела диктуют одно, а эмоциональная сторона - другое. И, рано или поздно, человек оказывается перед  выбором, который был четко сформулирован классиком. «Быть или не быть?» Но во всем этом именно творческий человек не может быть однозначным. Ибо однозначность - уход в примитив и тривиальное исполнительство. Создание чего-то нового - путь совершенствования и развития. Одним словом: - любой выбор нового пути - излом привычной ситуации, который не всякий может выдержать. Дано это только сильному волей человеку. 

   28 декабря.
 
   ...Отправил письмо помощнику настоятеля Обдорской миссии священнику Гурию Михайлову. Написал длинное послание о своей тверской жизни и просил его сообщить мне обдорские новости. «Но, не пишите ни хорошего, ни дурного про меня.  Лучше других знаю себе цену. Похвальба - лесть, а ругань - не хочу слушать. Достаточно наслушался ее в Обдорске», - писал я о. Гурию.
   ...Владыка сообщил мне, что уже написал игуменье Тобольского Иоанновского монастыря Марии с просьбой послать сестер из ее обители в помощь посланной из ее же монастыря на место м. Пелагии в Обдорскую общину монaхине Антонии. Слава Богу! Бvдто все слагается  в пользу бедной Обдорской общины и вместе с тем и Обдорской миссии.
   В письме игуменье Вировского монастыря  Сусанне просил  принять обратно в обитель трех сестер из Обдорской общины, ушедших оттуда вследствие дела бывшей настоятельницы Обдорской общины м. Пелагии, которая уговорила их уйти вместе с ней. Дабы «выходом ее из общины с сестрами в сговоре» она сумеет поправить пошатнувшееся свое положение в Обдорске.  Запугав этим  тобольского святителя, которому обдорская миссия еще немало даст самых неожиданных неприятностей уже по одному тому, что назначение мне способного преемника не так легко, как это может казаться.
   Вот я приехал в Тверь и чувствую, смотрят на меня, как на чудище, свалившееся с Северного полюса. Можно ли после этого уговаривать кого-либо поехать в Обдорск - столицу снегов и ночи. Вечером занимался обработкой своей рукописи «Хронологический обзор достопримечательных событий в Березовском крае Тобольской губернии», просидев за работой этой до двух часов ночи.
30 декабря.
   С утра до позднего вечера провозился со своею рукописью и никуда не выходил из дому.

   31 декабря.
   Встал по обычаю в 6 часов утра. Сразу же принялся за рукопись, над которой проработал, не сходя с места, до 6 часов вечера, Т.е. 12. часов, сделав только передышку на время обхода - около получасу, в каковое время получил почту.

      2 января. 1911 г.
 Передали письмо от профессора  Московского университета Бориса Михайловича Житкова.
  Зубовский бульвар,
      д. Ульянова.
Дорогой о. Иринарх! Как это Вы не сообщили мне, что перебрались в Россию? В октябре я ездил в Петербург и заехал бы в Тверь поболтать с Вами. Передайте мой поклон и поздравления с Новым годом Преосвященному.*
Дошел ли до него мой предварительный отчет о Ямале? Полного пока не могу послать. Он лежит у меня совсем готовый в рукописи, но печататься будет к осени (надеюсь), т.к. у Географического общества пока денег нет, и вообще быстро в Петербурге ничего не сделаешь.
   Соберитесь мне написать немедленно,  что Вы поделываете и собираетесь ли работать по этнографии? В Тверской губернии есть интересные места и еще больше в Новгородской. В Тихвинском уезде живет очень мало известное финское племя, так называемые кайваны. Может быть, устроим туда когда-нибудь экспедицию?
   Я уезжал дней на 8 на охоту в Смоленскую губернию и только что приехал. Очень рад буду получить от Вас подробные известия. Пока крепко жму Вашу руку.
               
   Б. Житков.
* Очевидно, имелся в виду Епископ Чебоксарский Антоний.

   Ему сегодня же и ответил, сообщив, что я слишком недавно еще в Твери и что теперь он всегда будет желанным моим гостем. Сообщил также, что этнографией по возможности, конечно, буду заниматься, тем более, что должность епархиального миссионера заставила сталкиваться с народом в ста уездах Тверской ryбeрнии. Просил его не отказать мне в сообщении, будет ли, по его мнению, полезно напечатание моей рукописи, содержащей «Хронологический обзор достопамятных событий в Березовском крае», своими материалами, занявшей около ста листов писчей бумаги среднего формата.
4 января.
  Вечером, в 7 часов, отправился на извозчике к Михаилу Алексеевичу Арефьеву. У него слушали мы в фонографе одну из речей графа Л.Н. Толстого, говорят, запрещенную, о значении веры, слова которой не все можно было разобрать, но интересно для меня в том отношении, что впервые пришлось услышать голос Льва Николаевича и дикцию его. Голос гру6оваты, прекрасная дикция, плавная речь.
21 января.
  Послал письмо в Обдорск Евлампии Петровне Таруниной, в коем сообщал, что иеромонахи Иннокентий и Иов отказались от Обдорска. Спрашивал Евгению Петровну об Обдорской библиотеке и музее при ней. Об этом учреждении я ведь со времени выезда из Обдорска не имею никаких сведений, а они мне очень дороги.

   23 января,
   Зубовский б.; д. Ульянова, кв. 16.
   Дорогой о. Иринарх.
   Извините, что отложил ответ Вам, был очень занят, а в последнее время проболел целую неделю и чувствовал себя так плохо, что писать трудно было, едва мог читать. Напечатать Вашу рукопись о Березовском уезде, конечно, нужно, но в данный момент я Вам не могу указать, к кому с этим делом нужно обратиться. Я поговорю об этом с Д.Н.
Анучиным и тогда сообщу Вам. Нет ли у Вас записанных сказок, легенд, побасенок и т.п. каменных самоедов (хоть не буквальный перевод, а содержание)?
   Я собираюсь в скором времени напечатать где-нибудь несколько записанных мною на Ямале сказок.
   Крепко жму руку, преданный Б. Житков.

6 января.

   Послал письмо в Обдорск Павлу Николаевичу Майкову с фотографией, карточкой семьи Николая Степановича Матиясевича и сообщением кратким о тверской жизни. Отыскал, разбирая свои бумаги, один из своих очерков о крае и послал его для напечатания в «Православный Благовест» под обычным названием «В дебрях крайнего северо-запада Сибири. Зимою в тундре».

   Заметки на полях. Из письма священника Алексея Григорьевича Охрапова, Березовск. уезд, Тобольской губернии, с. Няксимволь.
Глубокоуважаемый о. Иринарх!
Письмо Ваше, писанное от 13 декабря 1910 г., я получил, за которое не смею благодарить Вас, читая строки Вашего письма, не ожидал встретить весть о скором отьезде Вашем из Обдорской миссии, из того родного гнезда, Вами свитого и основанного на прочном фундаменте, на которое не жалели ни силы своего здоровья, ни средств, ни время, которое могли бы употребить лично для себя,  если бы Вы жили только для себя, но Вы неустанным и неусыпным трудом и образом действий для желающих правды и истины оставили по себе символ трудов своих для преемников после Вас.
   Не перечесть мне Ваших заслуг и личные для меня услуги... Первого января с.г. имел счастье принять визитеров, Вам близко знакомых: Николая Гавриловича, мирового, Льва Петровича и много других, где время было  посвящено на разговоры об одном лице, о. Иринархе и его деятельности в Обдорской миссии, об его отъезде из Обдорска, прощальной речи и о разочаровании обдорян относительно проводов о. Иринарха.

   Из письма Б.Житкова.
   Дорогой о. Иринарх!
Что же Вы мне ничего не напишете относительно самоедских сказок? Я буду в ближайшем будущем подготовлять рукопись и очень желал бы иметь от Вас что-нибудь, что можно было бы опубликовать. Извиняюсь, что теперь не пишу также и очень прошу ответить немедленно.                Преданный Б. Житков.

   Заметки на полях.
   Иркутск. 1910 год. Игумен Иринарх, настоятель Обдорской миссии, представил на Общесибирском съезде миссионеров в г. Иркутске (22.07 – 05.08.) Записку «О современном состоянии миссионерской деятельности в Обдорской миссии, ее нуждах и мерах к улучшению миссионерства на Тобольском инородческом Севере». На самом же деле этот документ являлся аналитической статьей. И в то же время своего рода жирной точкой явившейся своего рода знаком окончания очень сложного периода становления характера игумена Обдорской миссии и началом  нового периода в его жизни. Ведь создано им очень многое и теперь именно современники должны бы принять это новое и с принятием поддерживать и развивать по всем обозначенным направлениям, но…
   -Поводом к составлению этой статьи послужило мое предложение, что не находится кандидатов на миссионерскую должность потому, что желающим ознакомиться С миссионерским делом в Обдорске неоткуда почерпнуть сведений о миссии. Таковые разбросаны на страницах «Православного Благовеста» за 190 11910 гг. В эту статью вошли сведения: 1) состав ОбдорскоЙ миссии, 2) район действий Обдорской миссии, 3) паства Обдорской миссии в религиозном отношении, 4) паства Обдорской миссии. В этнографическом отношении, 5) характер веропроповедничества, 6) слово... дело в Обд. миссии, 7) миссионерское Братство во имя св. Гурия (архиепископа Казанского чудотворца) как при ватное учреждение ОбдорскоЙ миссии, 8) церковно-миссионерская б-ка Братства св. Гурия, 9) хранилище коллекций по этнографии инородцев Тобольского Севера, 1 О) переводческая комиссия и кружок изучения инородцев крайнего севера-запада Сибири и 11) благотворительные учреждения при Обдорской миссии Братства св. Гурия.

  23 февраля.

 
   Написал письмо начальнику Тобольского центра миссии священнику Ефрему Елисееву. Ему, в частности, писал: «Миссионерские учреждения в Обдорске пока существуют - разумею библиотеку  и музей, и другое, дающие возможность, находясь вдали от мира телом, быть близко его духом.
Но силы у обдорян слабеют и охота отпадает. Недолго еще они будут заботиться об этих, отличающих обдорян и Обдорск от других захолустий, тем как урочище культурное.
   Среда их заедает, среда торговли, признающая одно слово: возьми, но никому не отдай, хотя бы на библиотеку или другое что полезное... Пишете, что Тобольский комитет православного миссионерского общества насчитывает за мною 1800 р. долгу?
    Пускай хоть миллион. Платить буду. Лишь бы оставили меня в покое. Пройдет год или два, тогда вспомнят меня. Уже и обдоряне вспоминают, а давно ли я уехал? Трех месяцев не прошло...»

   27 февраля.
   Получил сегодня обдорскую почту.
   Спасибо обдорянам, что не забывают меня. Как ни противен мне Обдорск был в последнее время, получая письма оттуда, чувствуется что-то родное, но... уплывшее уже навеки.

   и 2 марта
   Заметки на полях.
   Именно то самое пресловутое «но» иногда властно вступает в действие и способствует тому самому излому.  Игумен Иринарх,  теперь уже бывший настоятель Обдорской миссии, получил сообщение, что Тобольский комитет насчитал на него долг по Обдорской миссии в сумме 1500 рублей. И это после всех материальных и духовных вложений, состоявшихся  за тринадцать с лишним лет, которые «оценили должным образом» современники - соратники по совместной деятельности, если можно так сказать. А в целом, как мне кажется, здесь были замешаны и зависть, и все то, что побуждает иногда окружающих плевать в сторону успешного человека, когда это ничем не грозит или, как говорят китайцы - дергать мертвого тигра за хвост. К сожалению, такова природа определенной категории людей из породы недалеких исполнителей. И не зря определения этой категории о. Иринарха неоднозначно и прямо. Естественно, что даже сам для себя, доверяя свои мысли бумаге, своему молчаливому собеседнику, он приводит убийственные определения для тех, кто пытается, хоть как ни-будь опорочить его деятельность в Обдорской миссии. Но есть и другие свидетельства людей, непосредственных жителей Обдорска, которые в полной мере оценили вклад игумена Иринарха в деятельность  Обдорской миссии, в сам  Обдорск, и эти свидетельства напрочь зачеркивают пасквильные притязания и попытки опорочить имя о. Иринарха.
    -По адресу Тобольского комитета православного миссионерского общества могу сказать одно - свиньи. Пишет о. Иринарх.
   Я принял миссию, все имущество которой заключалось в развалившейся церкви и неустроенном для жизни миссионерском доме. Я выстроил для Обдорской миссии, не прося у начальства денег, новую церковь стоимостью в 16000 руб., выкупил в пользу Обдорской  Миссионерской общины усадьбу, стоящую 6400 руб., скупив чуть не 5 часть земли, занимаемой Обдорском, выстроил громадное библиотечное здание (недавно снесенное. - ( Прuм. Е.Л.) около 6000 руб., сорганизовал библиотеку стоимостью не менее 20000 руб., музей - в несколько тысяч рублей, 7 лет содержал миссионерский инородческий приют для инородческих девочек и мальчиков, потратив на это учреждение около 7000 руб. из своего жалованья, и многое другое. И за все это мне даже спасибо не было  сказано. Ну, да бог со всем этим, была  бы совесть спокойна...


   3 марта.
   Прибыл в Петербург Визиты – А..И. Синельникова, Нюстаненская ул., д. 9, кв. 2., Арен Яковлевич Штернберг, Кузнечный пер., вблизи Пушкинской, д. 18.

   4 марта.
   После посещения Д.И. Боголюбова - сибирский миссионерский проповедник, вернувшись домой, застал у себя А.Я. Штерн6ерга и долго вспоминал с ним старину из былых времен, навеки утекшей жизни в тундрах Полярного круга, затем по предложению его отравился с ним в «Музей антропологии и этнографии имени Императора Петра Великого, где брат А.Я. Штернберга - Лев Яковлевич, работает в качестве старшего этнографа. Л.Я. мы там не застали, но зато удалось увидеть председателя этого музея ординарного академика Василия Васильевича  Радлова - многостороннего ученого и типичнейшего немца. Он сам показал нам музей, проведя по всем его помещениям.
    Интересный у меня произошел с ним разговор по поводу оборудования музеев в провинциальных городах, и особенно в таких глухих, как обдорская местность. Почтенный В.В. Радлов сказал мне, что считает непростительным проступком с моей стороны оставление Обдорску основанного и собранного мною там этнографического музея. Все равно там все это погибнет, как исчез знаменитый Минусинский музей и многие другие, менее известные и менее значительные по коллекциям. Хорошо было держать этот музей мне, но необходимо было, по его убеждению, вывезти его из Обдорска.
   Когда я оставил его, я говорил так: «Живя в такой, как Обдорск, глуши, можно сохранять облик человеческий исключительно тогда только, когда всегда неизменно будет... время. «Служба» надоедает. Надо поэтому «изобрести, к ее исполнению что-либо особое.
   Первое, что следует в этих случаях делать, - это заняться изучением края с той или иной стороны. Изучение невольно заставляет заняться коллекционированием вещей и предметов той области знаний, которая служит предметом изучения.
   Но чем человек больше живет в таких, как Обдорск, пунктах, тем больше он трудится там, и тем больше начинает привязываться к своему делу, и тем сильнее является у него желание принести посильную пользу этой местности. Я, занимаясь на Севере этнографией, составил большую библиотеку и музей, делая это сначала в личных интересах, с течением времени стал делать в интересах общества.
   Уезжая из Обдорска, если бы я взял все мною собранное, то этим лишил бы край дорогого сокровища, которое уже немало принести успело пользы местному населению и имеет принести в будущем. Мне все дорого там, в Обдорске, и обижать его увозом библиотеки и музея было бы для меня грехом. Зачем отнимать от края то, что служит верным залогом его будущего интеллектуального развития. И я по убеждению оставил на память обдорянам библиотеку и музей, решив лучше самому лишиться того, что мне дорого, чем лишать многих людей таких учреждений, какие много должны  способствовать  развитию края.».
В.В. Радлов признал справедливость моих мыслей. Сказав, что в таком случае хорошо бы было как-нибудь,  сорганизовать «охрану» Обдорского музея, отдав его под покровительство хотя бы  Императорской Академии наук. Я, соглашаясь с этим, обещал обдумать все это и, затем сообщить ему.
   
   Из  письма. Березов. 27 февраля 1911 года.
   Глубокоуважаемый  отец Иринарх! От души благодарю Вас за добрую память о нас, заброшенных судьбою северянах… Жаль, конечно, что с уходом Вашим из Обдорска замрет вся тамошняя общественная жизнь. Это до некоторой степени и уже и сейчас замечается. Все внимание жителей-торговцев устремлено на их личные, а не обществ, интересы. Трудно рассчитывать, чтобы Ваш заместитель так же самоотверженно относился к делу, как Вы. (Ярмарка ныне в Обдорске была ниже всякой критики, всю торговлю оттянуло Хэ.) Товар у обдорян остался почти целиком. Наезд самоедов был почти незначительный. Еще какие -нибудь два-три года такой торговли в Хэ, и Обдорск утратит свое значение, не только для города, но и для села.Ружья экспедиционные, по возможности, раздаются самоедам по мере их подкочевки к Обдорску. Расчетом они остаются вполне довольны. Я недавно писал Б.М. Житкову подробно обо всем, послал все документы по снаряжению  Ямальской экспедиции. Лев Никифорович и Василий Никифорович 1-го января за заботы по снаряжению Карской экспедиции удостоены высочайших подарков. Еще раз благодарю Вас за память, которую Вы сохранили о нас.Остаюсь искренне преданный Вам - Л.Оболтинов (помощник исправника Березовского уезда).

   13 марта.
   Составил небольшой рассказ из Обдорской жизни, «Осенью в Обдорске» и отправил его для напечатания в «Православный  Благовест».
   28 марта.
   Написал письмо профессору Московского университета Б.М. Житкову, благодарил его за хлопоты по изданию моей рукописи «Хронология…». Сообщаю, что буду рад видеть его в Твери и что не могу сейчас ничего дать ему из  имеющихся у меня материалов по самоедскому эпосу, так как мои вещи находятся в Обдорске и прибудут в Тверь лишь по лету… В полученном сегодня 5-м номере «Православного Благовеста» напечатаны мои статьи: В дебрях крайнего Северо-Запада Сибири» -«Осенью в Обдорске» и «Современное состояние миссионерского дела в Обдорской миссии Тобольской губернии». О первой статье я все время думал, что она не совсем удачна, но оказалось, что ничего себе. Вторая статья появилась в печати вовремя. По крайней мере, будет хотя бы небольшим материалом, для размышлений, едущих в Обдорск новых миссионеров. Необходимо еще послать одну заметку об Обдорской миссии  ее с определенно выраженным назначением для новых деятелей в целях утверждения их мыслей о необходимости самой стойкой поддержки всех Обдорского миссионерского братства во имя св. Гурия, архиепископа Казанского чудотворца. Беда будет, если новые деятели станут смотреть на это учреждение, как на навязанное им и отнимающее время  от миссионерских работ и занятий. Впрочем, нет, надо надеяться, что обдоряне в лице лучших своих представителей будут защищать это учреждение, создание которого так дорого и тяжело мне обошлось.

   С-Петербург, 10 февраля. 1911 год.
    Глубокоуважаемый отец Иринарх! Совет Императорского Русского географического  общества своим долгом считает выразить Вам свою искреннюю признательность и благодарит за то содействие, которое Вы оказали экспедиции на Ямал под начальством Б.М. Житкова, и позволяет выразить надежду,  что и на будущее время Вы не откажете обществу в своей помощи. Пользуюсь случаем, чтобы засвидетельствовать Вам чувства глубокого уважения и совершенной преданности.               
   - Старцев.
            
         Поездка в Ломжу.
   Прямой билет взял до Червонного Бора.
Пересадки в Лихославле, Вязьме, Барановичах, Белостоке и Ломжа.
Написал письма сестре Евгении, ее супрyry, Василию Степановичу, Ксении и начальнику Корейской миссии отцу архимандриту Павлу.
«Ваше высокопреподобие глубокоуважаемый отец архимандрит Павел!
Вернувшись из послепасхального путешествия в Тверь, я в числе других многих нашел Ваше письмо. Вскрыл, прочитал его и удивленно не мог не воскликнуть: «Боже мой, откуда мне cей ответ на мое душевное желание скорее вернyться в Азию из Европейской России, в которую так недавно перебрался и из которой так жаждет душа моя скорее уйти.
   Уходя из Обдорска, я хотел уйти только из него, уходя из Азиатской России, я хотел отдохнуть после 13-летней безвыездной жизни на далекой окраине, переходя в Европейскую Россию, и только душою болея о времени, когда можно будет мне вернуться в Азиатскую Россию снова, переехав в Европейскую Россию, я понял глупость своего перевода, и сколько раз успел пожалеть о нем.
   Мне теперь больше всего хотелось вернуться в Азию, но только не в Обдорск, о чем я говорил своим родным еще недавно в таких выражениях: уезжая от Вас, меньше всего хотел бы ехать в Тверь, и если бы мне теперь надо было трогаться от Вас на Юг, хотя бы в глубь Африки - я был бы счастлив. Вернувшись от родни, нашел Ваше письмо. Не Господом ли Богом внушено было Вам написать мне? Но, получив Ваше письмо 23 апреля, я не решился сразу отвечать Вам. И всюду старался узнать мысли многих мне близких: тверской архиепископ, мой благодетель и отец, против, моя родня плачет, другие ругают меня за решимость ехать в Корею. Я еще не спросил своего отца по монастырству, архипастыря Волынского, но он будет согласен на это. Но я сам не спешил своим ответом Вам. Потому главным образом, что отказаться боялся и решиться страшился. Выехать в Корею - значит поехать на всю жизнь, я, по крайней мере, так понимаю свое согласие. Мне 38 лет. Надо же считаться с годами. За плечами старость и смерть. Потому-то, все взвесив, все обсудив, я решил писать Вам. На Ваше предложение буду согласен, если получу на то благословение апостола японской церкви высокопреосвященного Николая, отдавшего свою жизнь на служение дальневосточным людям. Запросите его, и если он благословит меня на это, то поеду с тем, чтобы служить корейской церкви, пока буду жив. Об его ответе и сообщите мне немедленно. Чтобы мне знать, поеду я туда или нет. Вместе с тем, в случае его благословения пошлите мне, если имеется, корейскую грамматику, словарь и кое-что из переводов на корейский язык, чтобы, пока состоится мое назначение, можно бы мне было заниматься изучением языка.
Сообщите, нужно ли мне изучать английский и японский языки. Нужно ли кого везти с собою, есть ли в Сеуле монастыри православные: мужской или женский, нужны ли иноки или инокини? Тех и других в случае нужды могу достать из добрых верующих, терпеливых, а главное - идейных и способных. Со мною пойдут многие. И сколько надобно, хорошо знать. Сообщите и скорее сообщите все, что надо, чтобы по возможности все сделать мне, пока я здесь. Какие главные нужды будут, что потребуется особенно. Я все постараюсь раздобыть. Но за всем тем особенно для меня важно знать, когда я буду туда переведен, и как должен будет состояться мой перевод. Надо ли мне будет подавать прошение в Св.Синод или нет? Как? На какую должность? И т.д. Решительно утверждаю, что, если японский архипастырь меня благословит и Вы согласны, меня ничто не удержит в России, я поеду в Корею.

    Заметки на полях.
    Очевидно, решение покинуть среднюю полосу России  подспудно начало вызревать у о. Иринарха сразу же по прибытию в Тверь. И письмо архимандриту Павлу, сохраненное в черновике его автором - закономерно. Ведь любая миссия русской Православной церкви для него - поле приложения сил для пахаря. Есть знания и опыт работы. Есть силы и убеждение в ее необходимости. А самое главное - большое желание быть необходимым людям и видеть результаты своего труда. С другой же стороны -возвращаясь у высказанному ранее - данный обет о «подвиге» не дает внутреннего покоя. И это еще одно свидетельство огромной цельности характера о.Иринарха. Хочу быть понятым правильно. Именно та высочайшая целеустремленность и привлекала меня всегда к его незаурядной личности. Эти же черты характера были во многом отмечены современниками о. Иринарха. В многих семьях обдорян  и сегодня из уст в уста передаются еще дедовские воспоминания об этом незаурядном человеке. О том, как был устроен приют для детей инородцев в Обдорске, о той защите, которая распространялась на маленьких обдорян, и не только на обдорян, ставших в одночасье сиротами из районов, которые попадали в этот приют. Есть и письменные воспоминания того же самого И. Ного, первого ненецкого драматурга, который воспитывался в этом приюте-интернате. Есть и фотографии о. Иринарха в окружении подростков. Нет только…Но, об этом я скажу ниже. А пока снова вернемся у документам, свидетельствам того, что даже сожженые  о.Иринархом мосты не прервали его связи с миссией в Обдорске.
   
    26 мая.
    Послал в библиотеку Обдорского Братства святого Гурия несколько статей, вырезанных из разных газет, о Северном морском пути.
Июнь.
    Ответил архимандриту Павлу, главе Корейской миссии. Отклоняет предложение ехать в Корею временно, только не менее чем на 10 лет. (Задал вопросы - есть ли училища для мальчиков и девочек, велико ли здание миссии, каковы средства им относятся, что он может сделать для пользы миссии, пока в России).
Мой перевод в Корею состоится не раньше января-марта 1912 года.

    29 июля.
    Написал и послал три письма Е.Г. Сосунову, приветствие членам Обдорской миссии Братства имени св. Гурия, архипастыря Казанского и Свияжского чудотворца, с тем чтобы оно было прочитано 4 октября в день празднования 7-й годовщины деятельности Братства:  «В сей знаменательный день - 4 октября, всем сердцем, всею мыслью и душою своею я с вами, дорогие друзья и братья.
Сострадаю вам в неудачах святого братского дела и порадуюсь радостям в успехах. Дорогое нам Братство пережило 7 обхождений земли вокруг солнца - священное число. А сколько тысяч мыслей наших за это время малое витало вокруг Братства - нашей надежды добра и света для всего Обдорского края... Мыслей многих, уже воплощенных в разные братские учреждения, теперь влекущие людей от тьмы к свету, от земли к небу. С любовью вспоминая ныне совместную нашу работу в братстве, свидетельствую свою искреннюю благодарность всем трудившимся со мною.  И призываю Божие благословение на новые труды ваши, братья. Господи! Да будет вам в помощь, в делах Братства св. Гурия, засветившего первым маяком Обдорску и всему его краю.
Православная вера да распространяется в ваших землях, где протекли лучшие годы моей жизни. Жизнь по святой вере и заветам матери нашей церкви да утверждается среди диких сынов и дочерей Тобольского Севера. Духовно-просветительные и культурные учреждения Братства да растут и пребудут в утеху всем трудящимся! Все вы да спасаетесь в Господе!
   Да живут обдорские потомки сподвижников Ермака - покорителя Сибири!
   Да здравствуют носители культуры, русские колонисты Обдорского края!
   Да здравствуют умные зыряне и самоеды гордые!
   Да живут вогулы тихие и угасающие остяки!
   Да дарует Господь по молитвам святого покровителя Братства и патрона Обдорского края святителя Гурия Казанского чудотворца всем вам великие и богатые милости!
   Да здравствует Братство, да светит оно всем насельникам не только Обдорского, но и всего Березовского края!
   Земно кланяюсь вам всем. Член братства - Тверской епархии миссионер» (Иринарх Шемановский).
   
   Н.Г. Сосунову Я писал: «В мае месяце я обращался к о. Гурию с просьбой выслать мне скорее следующие сведения:
1) имена всех посетителей, по книге для записи их, обдорского Братства с отметкой, кто, когда, в каком году был, 2) когда преобразовано сельское училище в 2-классную школу, 3) какие угодья, где и сколько чего даровано Хэнскому миссионерскому стану, 4) за сколько руб. ежегодно взялся Голев сформировать  срочное пароходство и 5) когда, с какого года учрежден институт мировых судей в Березовском крае».
Все это мне крайне необходимо для приготовленной мною к печати рукописи, которую я составлял в последние  месяцы своего пребывания в Обдорске.

   1 августа.
 
   Писал студенту Киевской духовной семинарии Нестору Трезвинскому (он писал Шемановскому сначала в Обдорск, затем в Тверь с просьбой содействовать его назначению в Обдорск, писал с юношеской горячностью, с жаждою совершить «пасторский подвиг». - Прuм. Е.Л).
«Я обещал Вам сообщить подробно об О6дорской миссии и условиях работы среди тамошних  инородцев. С удовольствием это делаю. Распpocтpанение христианства в О6дорском крае началось со времени политического возобладания русских на Тобольском Севере - в конце XVI века. Но успех этого святого дела был очень незначителен. Не было  тогда  особых миссионеров - проповедников, и инородцы ознакомлялись с новой для них верой больше при случайных встречах с казаками и торговыми людьми. Тем не менее, благодаря принятию христианства некоторыми князьями инородцев оно сделалось известным  в массах и не вызывало сильных протестов.
   В начале XVII ст. в Обдорске (центре язычества) даже появилась православная церковь, выстроенная остяцким князем, в св. крещении Василием. Но вообще ХУП век не был благоприятен для миссионерства. Замечательно еще то, что если остяки ревниво обороняли свою отеческую веру от напора хриcтианства, они еще сильнее противились обращению в ислам, и в 1639 году по усиленной их просьбе перед татарскими князьями вовсе были освобождены от наездов к ним магометанских мулл. Результаты миссионерской деятельности среди тобольских инородцев наступили лишь с начала XVIII века, когда поощряемые Великим Петром их митрополит Филофей посвятил себя миссионерской деятельности. Он очень много крестил остяков и вогулов в Березовском крае и с проповедью Св. Евангелия доходил даже до Обдорска, куда удалялись и инородцы от своих обратившихся  в хриcтианство  соплеменников. Но, тем не менее, проповедь Слова Божьего здесь не находила для себя твердой почвы - настроенные фанатиками-шаманами остяки и самоеды особенно aктивно противодействовали проповедникам, а тех своих собратий, которые переходили в христианство, грабили, истязали и убивали. Это, конечно, сильно препятствовало распространению святой веры, утверждаться которая среди обдорских инородцев начала со второй половины  XVIII века. В конце этого столетия действия миссионеров были приостановлены.
   Новые попытки к обращению обдорских аборигенов в христианство вновь стали предприниматься в 1 четверти XIX века, но без всякого успеха, и лишь со второй половины прошлого столетия миссионерство сделал ось прочным и существует поныне. Вы видите, что миссионерство в Обдорском крае не было устойчивым, что ему мало счастливилось. Неудивительно поэтому, что инородцы Обдорского края и до сих пор язычествуют. Большим тормозом распространения христианства в Обдорском крае служило также недоброе отношение русских колонистов к инородцам, а главным образом, и кочевая жизнь большинства их. Высмеиваемая простым русским народом языческая вера остяков и самоедов сделала их скрытными в религиозной жизни, а 60-е и 70-е годы XIX века, ознаменованные репрессиями миссионеров  в отношении к язычеству, отдалили инородцев от пастырей-миссионеров. Тем не менее, инородцы - прежде фанатики, теперь относятся к христианству очень спокойно. Многие христианские идеи сделались достоянием языческого миросозерцания их, и инородцы легко соглашаются на переход в христианство, к сожалению, не считая в этих случаях обязательным для себя оставления и отеческой веры. для мисс. деятельности в Обдорском крае большой простор, являлись бы только проповедники Слова Божьего. Но самое религиозное состояние язычества инородцев предъявляет к миссионерам требования особой осторожности в деле присоединения их к св. церкви, а религиозное состояние новокрещенцев диктует сугубую предупредительность в заботах об их душевном спасении.
Инородцы Обдорского края по первому влечению вызывают чувства сострадания и сочувствия к ним, как к обиженным колонистами и обделенным природой людям. Но ЭТО только начальные впечатления. Вникая глубже во взаимообщение русских с инородцами, можно убедиться, что далеко не так уж обижают их пришлые русские люди, зачастую сами эксплуатируемые инородцами. Природа же Севера с ее естественными богатствами не мачеха им, а любящая мать. И если бы наши крестьяне-мужички обладали хотя частью таких богатств, какими владеют северные инородцы, то ужасы периодических от недорода голодовок отошли бы в область преданий.

   Заметки на полях.
   Не правда-ли, интересные и неожиданные выводы. И ни слова о какой-то там отсталости коренных жителей. Наоборот, автор  записок поддерживает коренного жителя и отмечает его экономный способ хозяйствования и сбережения всего, что его окружает. Подчеркивается незаурядность ведения хозяйства в Арктической зоне. В публикациях в  «Православном Благовестнике» есть много свидетельств  особого отношения жителей тайги и тундры ко всему окружающему. «В самоедском чуме» краткий и очень емкий по смыслу рассказ, где автор с большим уважением передает свой разговор с хозяином чума самоедом-ненцем Григорием Худи в котором он совершенно неожиданно передает читателю богатейший внутренний мир хозяина чума и его миропонимание.

   3 августа.
   В библиотеку обдорского Братства отправил несколько книг посылкой. Продолжал письмо  об Обдорской миссии:
Нестору Трезвинскому.
   «Русское население в деле помощи миссии теплохладно. Рассчитывать на него нельзя много. Вообще же русские насельники Обдорска хорошие люди. В миссии имеется много разных учреждений, но все они в зачаточном состоянии, т.к. нет обыкновенно людей, согласившихся бы своим трудом, разумеется, бесплатным, поддерживать их. У миссионеров же и без того много дела».
В письме дяде Павлу.
   «Я мало удовлетворен своим новым местом. Сибирь избаловала меня могучей природой, тогда как здешняя изгажена людьми. И люди здесь иные. Сибирские лучше своей простотой. Все же ко мне хорошо относятся, и мне жаловаться не приходится. Дела тоже достает. Скучать времени нет. Постоянные разъезды, неизменные беседы с раскольниками и сектантами, беспрерывное проповедничество Слова Божьего. Вот мои занятия. Почти кочевой образ жизни, всегда на людях, при людях, для людей.
   Обдорск, где прослужил я 13 лет, немало поломал меня, много пришлось пережить, перестрадать. Последние годы в нем я лично малое участие принимал в миссионерстве, развив и поставив широко дело миссии, там я больше руководил делом и наполнял свободный досуг времени занятием этнографией и историко-археологическими местными исследованиями. Вывез массу записок и разных материалов, а теперь, от поры до времени, занимаюсь приведением их в порядок для печати. Пробовал я писать беллетристические статьи из жизни и быта обдорских инородцев, и, кажется, более или менее удачно, но все это разбросано по разным журналам, и много  времени потребуется, чтобы собрать и издать отдельным сборником».

   18 августа.
   Писал редактору «Православного Благовеста» И.П. Комарову:
«У меня пригoтoвлена рукопись. Озаглавлена она так: «Хронолог...». При ней алфавитный и предметный указатели и перечень источников и пособий. В ней собрано все более интересное о Березовском крае - стране остяков, вогулов и самоедов. И почти за 900 лет, с времени первых известий об этом мало известном крае до последних лет. Я трудился над ее составлением много  лет. Надо было  прочитать всю существующую литературу о Тобольском Севере, а также пересмотреть архивы. В этой рукописи масса ценных сведений. И сама по себе она дорога тем, что служит указателем всего написанного в разные времена об этом темном крае. На издание ее у меня нет средств. Чтобы она не была утрачена, я хочу предложить ее Вам для «Православного Благовеста». Но подойдет ли она? Чтобы дать Вам более подробные материалы для суждения об этом, сообщаю вкратце, что имеется в этой рукописи.
   О поступательном движении русских в страну остяков и самоедов. Войны русских с ними и инородцев между собой, укрепление русских, крепости, инородческие городки, язычество, христианство, взаимоотношения русских и инородцев, торговля, миссионерство, устойчивость племен в борьбе с русской культурой, исследования научные в крае, движения народонаселения, имена всех деятелей церквей, школ и вообще все, что более достойно внимания.  Истории Березовского края не существует.
   Желающий ознакомиться с этим краем должен перечитать не одну сотню книг, чтобы ориентироваться в прошлом и современном этого края. Литература о Тобольском Севере мало доступна, и нужно еще уметь находить ее. В этой же рукописи эссенция изо всех имеющихся книг с указанием, откуда взята всякая заметка, как бы мала и незначительна она ни быта. Повторяю, этот труд стоил мне многих годов работы.
   Появление этой рукописи в печати будет приносить великую пользу всем миссионерам и духовенству не только Березовского края, но и соседним с ним губерниям - Архангельской и Енисейской...

   Заметки на полях.
   Мне трудно судить об этой самой рукописи, хронике событий и достопамятных дат с 1032 - по 1910 год, с точки зрения не специалиста, но лично меня этот обзор весьма впечатляет и мне кажется, что эта работа должна бы иметь самостоятельное издание. Пусть она будет с соответствующим предисловием, пусть там что-то может не соответствовать канонам архивариусов и, может быть, историков, но в целом эта гигантская работа впечатляет самим своим существованием и я задаю себе вопрос: а есть что-то подобное в других губерниях? А было ли такое собрание событий, как это сделал игумен Иринарх сто два года назад Обдорске? Да, существуют кое-где не сожженные борцами с религией  церковные книги. Но в них даты и скупые сведения а) о смерти и рождении, б) о венчании молодых людей из той или другой семьи. К стати, перед оглашением будущей семейной пары в храме с церковного амвона  каждому священнику было вменено в обязанность предварительно весьма подробно выведать и отследить семейные корни будущих новобрачных и тот самый священник мог и не дать согласие на венчание, если просматривались у будущих новобрачных близкие родственные узы. Запретить им жить семьей не мог, а отказать в венчании мог безоговорочно. Это же  просматривается в деятельности северных шаманов. Не прихоть, а отработанные веками приемы для сохранения, как мы теперь говорим, генетических кодировок. При близком родстве будущей семейной пары происходят взаимные повреждения тех самых генетических конструкций и в результате после такого брака в большинстве своем начинают рождаться, мягко говоря, не совсем полноценные люди. Специалисты это знают. «Изолят» царствующих семей, в которых были распространены родственные браки, в результате породил уродов, что ярко представлено в картинах великих испанских художников. Велика и многогранна была возлагаемая на миссионера задача. Но вернемся к переписке.

    14 сентября.
    Письмо было от Н.Г. Сосунова из Обдорска, при письме приложена была визитная фотографическая карточка с таким надписанием:

   «14 авг. 1911 г.
   Глубокоуважаемому пастырю о. Иринарху на дорогую и добрую память от н.г. Сосунова, попавшего из страны роз в трескучий мороз и встретившего первый раз в своей жизни «монаха», всесторонне образованного, всем интересуюшегося, идейного, пожертвовавшего для Обдорска (места ссылки выдаюшихся вредных для государства людей) цветушими годами, свежими силами и материально создавшего непосильными трудами, между прочим, вечную гордость Обдорска - музей и библиотеку и уехавшего после 13-летней службы в рваных рясе и сапогах, многими поруганного».

   Заметки на полях.
   Думаю, что емче, эмоциональнее и конкретнее сказать трудно. Именно эти строки характеризуют деятельность  игумена Иринарха в обдорской мисси русской православной церкви. И  в данном случае именно служака от правопорядка, который по роду своей деятельности сталкивается с горем и радостью людей, который так или иначе является вхожим во  многие ситуации и обстоятельства их жизни - словом добрым оценил деятельность моего героя.   
 
    8 октября.
    Писал обдорским обывателям:
    «Дорогие братья, сегодня совершенно неожиданно для себя получил трогательное ваше послание с извещением о посылке мне на молитвенную память о вас иконы святителя Казанского Гурия. Я не знаю, как благодарить вас за вашу любовь и расположение ко мне. Живя в Обдорске 13 лет, работая в нем, как позволяли мне мои слабые силы, я трудился для труда, находя в нем свое благополучие и счастье, и хотел продолжать свое служение в вашей среде и дальше, пока хватит сил.
   Сложившиеся настроения в Обдорской миссии сделали мое положение в ней нестерпимым, я не мог видеть, как рушилось на моих глазах то дело, которому я служил как собственному, в служении которому больше 10 лет находил для себя вдохновение, радость, счастье. И, уходя из Обдорска, я оставлял его с трудно передаваемой горечью, с прямо физическим чувством, что разрываю себя, оставляя часть своего, я там у вас, в дорогом, незабвенном мне Обдорске.
   Вот уже миновал год со времени моего выбытия от вас, я, вошедши в новую среду, освоился с ней, привыкши к новым людям и к новому миссионерскому делу. Но верьте, не проходит дня, чтобы не вспомнил свою новую родину Обдорск, И чем дальше, тем сильнее растет во мне чувство к нему, воспоминания крепнут, все ваши милые лица с достоинствами и недостатками, свойственными людям вообще, становятся мне все более и более дорогими, близкими.
Я постоянно нахожу великую утеху в воспоминаниях своей обдорской жизни, И они, эти воспоминания Обдорска и вас, воспламеняют во мне начавшую уже гаснуть работоспособность.
   Вы видите, как крепка во мне любовь к далекому Обдорску и к вам? Нужны ли мне еще какие вещественные напоминания о вас и Обдорске, когда мыслью своею я постоянно отдыхаю среди вас!
   Когда я перестал почти уметь работать без воспоминаний о работах в Обдорске вместе с вами... Когда воспоминания об обдорских совместных наших работах только и воодушевляют меня на работу здесь, в России, заманчивой издали, из вашего Обдорска.
   Ваше ко мне расположение меня до слез трогает. Принимая от вас икону святителя Гурия, хочу верить, что вместе с тем забываются все неизбежные в жизни между людьми недоразумения, каковых не избегнул и я в Обдорске с некоторыми из вас.
   Я буду молить Господа Бога, чтобы помог забыть мне все жестокое и сохранил в моей памяти одно доброе о всех обдорянах, без исключения!
Вы благодарите меня за мои труды в Обдорске, не я ли обязан в плодотворности моих работ отзывчивости Обдорска на все доброе, светлое, хорошее?
Пусть ваша обо мне добрая память обратится в полную вашу уверенность, что вы сильны на добрые начинания и еще больше крепки в умении поддерживать все то, что выгодно выделяет Обдорск как культурный русский пункт, где на Полярном круге, среди первобытных почти инородцев Азии!
   Братья, верьте, ваша радость - радость моя, ваше горе - горе мое!
   Пусть далек я от вас пространством, но кто меня разлучит от любви к вам, от воспоминаний о вас, кто воспретит мне мысленно быть с вами постоянно!
Время,  усиливает мои чувства к Обдорску, где погребены мои лучшие годы жизни. А в тундрах, вечно ледяных тундрах, разве что предается тлению, разрушается, но могут ли разрушиться мои к вам чувства…возросшие годами, укрепленные разлукой навеки в этой жизни.
   Живите же, дорогие братья и друзья, живите в союзе с мира и любви, в крепком соединении, в совместных работах на общественное благо и пользу того Обдорска, где еще до Ермака Тимофеевича начала зарождаться русская жизнь.
Живите на счастье окрестных инородцев своим отношением к ним на достойных культурных людей началах и основаниях.
Остаюсь всегда преданный и любящий вас Тверской епархии миссионер игумен Иринарх Обдорский».

     Заметки на полях
    О.Иннокентий обращается к Шемановскому с просьбой высказать свое мнение на предмет передачи библиотеки и музея из Братства в заезжий двор при Обдорском попечительстве о народной трезвости.
О.Иринарх этим глубоко взволнованный отвечает, что смотрит на это как на самый легкомысленный поступок и думает, что передача этих учреждений из Братства в другое учреждение не должна состояться без письменных опросов всех членов Братства.
    О.Иннокентий не хочет поддерживать эти учреждения. Вольному воля, спасенному рай, говорит пословица. Но он не хозяин Братства, он только представитель его. И как просто: Одним махом семерых побивахам! Братство в Обдорске - своего рода структура общественной системы управления. Как свидетельствуют архивные документы - решения Братства, предлагаемые на утверждение органам власти, были весьма глубоко продуманы и обоснованы. К  примеру: На основании рекомендаций Братства никому нельзя было массово рубить лес на определенном расстоянии от населенного пункта, в непосредственной близости от русел  рек. Нельзя было так же избыточно вылавливать рыбу, если рыболовство не являлось общественно полезным промыслом. Рыбодобыча, как видите, разумно регулировалась. Нельзя было бить птицу в период ее гнездования и до полной постановки на крыло  птенцов. Не косилось сено на участках, которые по каким-то причинам не были обозначены для его косьбы.    
   Особо о сборе дикоросов. Именно структурами общественного самоуправления в Обдорске вводился в действие запрет на преждевременный сбор ягод.   
   Устанавливались сроки для сбора морошки, голубики, брусники. Именно после  их созревания  объявлялся доступ жителей поселения в окрестные леса. И потому именно к Братству в критический момент обращается о. Иринарх.

   20 октября.
   -Хозяин, Братство, - все члены его! Я к вам обращаюсь: поддержите библиотеку и музей, в ошибке своего предложения скоро сознается и о. Иннокентий.
   Человек эволюционирует,  вспомните, каким я был в свои первые годы жизни в Обдорске, как по своим взглядам походил на теперешнего о. Иннокентия?
Братья, не уничтожайте того, что так дорого стоило мне при реализации в Обдорске библиотеки и музея. Разрушать легче, чем создать. Всех вас любящий.         
   О.Иринарх


   Заметки на полях.
   В это же время  Шемановского очень занимает личность Г. Распутина. Очевидно, он разглядывает в Распутине очень мощный характер. Большие его возможности быть убедительным. Скорее всего, именно эта сторона в Распутине его привлекает. Он собирает о нем материалы.
2 ноября.
   Пожаловал М.А.Новоселов, редактор-издатель «Религиозно-философского сборника», 6-й книги. Целью посещения меня М.А было  получение от меня сведений о Григории Распутине, о котором с некоторого времени я собираю все, что только можно узнать об этом загадочном человеке. М.А собирается издать о нем книгу в целях выяснения психики этой личности, безвозбранно под флагом православного сеющего в массах зловредное учение. Все сведения, сообщенные мне М.А., мне уже были известны, и я обещал ему поделиться с ним моими сведениями, показал ему свои записки, и он немало удивлен был обилию моих материалов за такой короткий промежуток времени.

   1 января 1912 года.
   Вот и первое число нового года.
   Что-то даст этот год. Истекшим я недоволен. Ожидал от него многого в смысле зажигательности работы, оказавшейся пустой, несодержательной...  Останусь ли служить в Твери или избуду из нее туда, где действительно можно работать с пользой, как это было в Сибири, на далеком Севере среди самоедов, остяков и др. инородцев. В полученном сегодня 23-м номере «Православного Благовеста» в заметке «Из Обдорской миссии» сообщено о моих трудах на месте прежней службы, и нужно было получение этого номера журнала на Новый год, когда особенно напряженно думаешь о прошедшей године, пытаешься разобраться в пережитом... Но, впрочем, что же. Если не удовлетворен годом старым - буду стараться, чтобы новый был лучше использован для дела.

   2 января.
   Писал настоятельниuе Обдорской женской общины матери Антонии.
   «Пока я в Твери. Но, боже мой, когда-то я из нее выберусь... Все говорю:
«пока Я В Твери» и... все в Твери... Хотя не на шутку и в Корею зовут, и в Уфу настоятелем одного из двух по выбору монастырей. Но как трудно переходить из одного в другое место... О, как жалею я Обдорск, мой милый, славный Обдорск. Но теперь что говорить о том, что кануло в вечность... А Обдорск отошел туда...
   Знаете, матушка, я в Твери, если гуляю, то иду в ту улицу, которой все сторонятся: где торгуют рыбой. Там пахнет рыбой соленой, говорят, неприятно... Но для меня, для меня это самый лучший запах. Там Обдорском пахнет, дорогим, славным Обдорском, который вечно в моей памяти. А когда случайно слышу я колокольцы на «почтовых», то плачу. Вспоминаю даль обдорскую, необъятные тундры и близких мне инородцев... Но, простите... лучше окончить, нельзя бередить раны...»

   26 января.
   Получил от академика О.О. Баклунда его книжку: Полярный Урал. Экспедиuия братьев Кузнеuовых. 1909. Вып. 1. Обший обзор деятельности экспедиuии. с.-Пб.1911.
   Мне приятно было получить этот труд, я принимал некоторое участие в сформировке этой экспедиции и, просматривая книгу, много вспоминал старину, из времен своей службы в далеком Обдорске...

   28 января.
   Писал Олегу Оскаровичу Баклунду:
   «На днях получил книгу: Общий обзор деятельности экспедиции на Полярный Урал, сформированной братьями Кузнецовыми. Полагая, что этим обязан Вам, приношу Вам глубокую благодарность за посылку. Я с большим интересом прочитал ее, так как продолжаю интересоваться Тобольским Севером, который, кажется, напрасно покинул. Слов нет, и на новом моем поприще много дела, и даже во много крат больше, чем в Обдорске, но самое-то дело мне мало по душе, мне предлагают место в Корее с резиденцией в г. Сеуле, я, может быть, туда махну.   
  Все будет сродней.
  Сейчас печатаю в журнале «Православный Благовест» составленную еще в Обдорске работу: «Хронологический обзор...». По окончании ее печатания вышлю Вам оттиск.  Но, вероятно, раньше 1913 г. эта моя работа не будет окончена печатанием с 1911г.
   В Обдорске с моего ухода много уже переменилось в Обдорской миссии.  То дело, которому я отдавался душой, признают мало отвечающим делу миссионерства, и библиотека с музеем на краю гибели. Это меня огорчает, но, конечно, помочь ничем не могу. А жалко будет, если закроются в Обдорске эти полезные учреждения...»
   Вместо послесловия, которое обязательно.
Таким был  неистовым в познании и действиях своих о. Иринарх. Не правда ли, многие  из этих писем в будущее, напоминающих скорее зеркало, в котором складываются и просматриваются образ, характер, устремления, виден мощный и глубокий природный интеллект их автора. Цепкий ум и способность мудро оценить окружающих людей и происходящие события.
   Какова же была дальнейшая судьба этого замечательного человека?
   По одним источникам, И. Шемановский на пути в Корею на Дальнем Востоке оказался в водовороте событий.
   По другим, и также не проверенным до конца сведениям, о. Иринарх в связи с событиями в России в 1917-м  начале 1918-го года оставил миссию в Корее.   
   Принял эти события как начало преобразований страны и, оказавшись в отряде красноармейuев, во время ночного боя с маньчжурским отрядом погиб вместе с несколькими красноармейцами в горящей фанзе. Есть упоминания его имени и  в других источниках. Но, к сожалению, сведения обрывочны. 
   По столь же непроверенным сведениям, в тот же период о. Иринарх низложил с себя сан священнослужителя и стал рядовым просветителем.
   Не берусь утверждать ни одну из версий.
   К сожалению, мои запросы в различные инстанции, в которых могла сохраниться информация  о судьбе этого человека, ничего не дали.
   В некоторых подразделениях, будем так говорить, со мной либо не пожелали говорить о попе-расстриге, либо ничего о нем не знали. А вот в московской епархии и в российской напротив, были очень внимательны к просителю. В обеих инстанциях РПЦ были по моей просьбе подняты архивы, там сохранились специальные поисковые карточки, в которых были зафиксированы запросы людей, которые ранее  искали  эту очень неординарную личность. В консисторских же архивах сохранились документы продвижения о.Иринарха по служебной лестнице, пусть меня простят за такие определения. К  сожалению, обрываются все сведения с момента начала всем известного переворота в нашем государстве. Хотя есть и  самые фантастичные. Но в целом данные о  судьбе о. Иринарха после октябрьского переворота  размыты и в некоторой части доведены  до полного абсурда. Но в одном что-то меня убеждает. Да, он, так или иначе, но должен был стать попом-расстригой, что весьма  не поощряется православной  церковью, хотя в именно в церковных канонах нет догмата о невозможности выбора человеком своей судьбы. Да и от обета перед Господом Богом церковь может освободить, хотя и делает это крайне редко и с огромной неохотой. В нашей истории есть факты, когда дважды крестились люди, раскрещиваясь для принятия другой веры, а затем возвращались  во второй раз в церковное лоно. Феофан Прокопович,  к примеру, он же Феофан Железный. Раскрестился с позволения высочайшего церковного  руководства, принял веру католическую, а через несколько лет был лично Папой римским, отпущен из веры католической и возвратился к русской православной церкви. Крещен был вторично и впоследствии стал виднейшим сподвижником Петра первого. Характеры!!!
   Что касается публикуемых «писем», то их нашла в одном из архивов страны Людмила Васильевна Мизина, которая искала материалы о Шемановском много лет. Она же и сделала первую их подборку.
   Особенно хочу сказать о самой Людмиле Васильевне, долгое время работавшей в Салехардском краеведческом музее и перешедшей затем в Коми-филиал Академии наук в Сыктывкаре. Почему? Да уж больно хлопотно было само ее присутствие в окружном краеведческом музее. Постоянное противодействие коллекционерам и особенно «любителям-коллекционерам старины»  утвари того времени, а так же библиоманам-любителям «зачитать» редкие  книги, собранные тем же И. Шемановским. Хлопотны и докучливы для руководства музея были ее постоянные вопросы: о  нетерпимом положении самого музея  и его фондов, о необходимости работ по «открытым листам» - разрешениям на производство раскопок в различных районах Ямало-Ненецкого автономного округа, об организациях различных экспедиций по таким местам.  А  контакты  с крупными  учеными: М. Беловым и другими, которые порождали  их запросы и вопросы - также мешали спокойной и  полусонной жизни музея.
   Проще было устраивать посиделки с пирожками, не выходя за пределы собственного зауюченного чаем да пирожками болотца, хотя отчасти так называемые «музейные посиделки»  -  дело было  нужное, и жаль, что сейчас забыто.
   Потому и оказалась Людмила Васильевна  не востребованной в нашем городе, как это часто бывает с не очень «удобными» людьми Да и ютиться в крохотной барачной комнате с дырявыми стенами тоже было трудно.
   И, как говорится: нет человека - и нет  проблем. Но, есть сегодня открытия мирового уровня, которые сделаны учеными, и все это только подтверждает правоту Л.В. Мизиной, в том, что «еще вчера» было необходимо искать ответы на возникавшие у научного сотрудника  музея вопросы, которые давно бы принесли нашему окружному краеведческому музею мировую известность в среде тех же археологов, занимающихся историей расселения и жизни человека в Арктике. И не только археологов, но и специалистов смежных отраслей  наук.

 Но! Повторюсь,-  Не было и «Нет пророка в своем отечестве»!

     Не правда ли, хорошо просматриваются исторические и житейские   параллели?
    И, тем не менее, Л.В. Мизина всегда интересуется тем, что происходит в Салехарде, как у нас работают ее коллеги из Екатеринбурга, и я очень рад, что смог еще раз упомянуть среди имен  радетелей нашего Севера, нашего округа, и имя этого очень небезразличного человека.
Хочу добавить, что представленные  мной письма в будущее -  всего лишь краткие списки документов, касающиеся личности  и характера о. Иринарха, игумена Обдорской православной миссии, в миру И.С Шемановского. Его архив велик, и, может быть, он еще дождется своего настоящего  исследователя, а не простого переписчика его рукописей, которые, замечу, практически не нуждаются в каких либо правках или других редакторских вмешательствах.(Лексика того времени сохранена и в данной работе. Е.Л.)
    Очень жаль, что почти ничего неизвестно о дальнейшей судьбе этого замечательного человека, в двадцать четыре года прибывшего в Богом забытый Обдорск и в тридцать семь убывшего из него «...в рваных рясе и сапогах, многими поруганного...». Оставившего после себя приют для детей инородцев, прообраз будущей школы- интерната. Начальную школу для детей инородцев, общество трезвости.   Собравшего значительные этнографические коллекции, в том числе среди них экспонаты, относящиеся к мировым технологиям, я не боюсь этого определения,  построившего на свой кошт церковь и библиотеку,а так же  добрую человеческую память о себе, многое другое... В известных нам документах есть несколько белых пятен, а скорее всего загадок, которые, к сожалению, мы, наверное, так никогда и не разгадаем. Это, прежде всего сведения о его родителях, семье. И то, как и почему этот человек взвалил на себя этот образ жизни в виде духовного подвига?  (Поиск  мной продолжается. Направления поиска раскрывать пока рано. Е.Л.) Об удивительнейших способностях этого человека -  в том  числе и талантливого лингвиста, способного в кратчайший срок овладеть местными языками и наречиями к тому, чем уже владел для того, как прибыл в Обдорск, чтобы полноценно и доверительно общаться с коренными жителями Ямала тоже следует заметить. Такие примеры есть в нашей истории. Взять хотя бы исследователей Н.Миклухо-Маклая, В.Обручева, Л. Берга и других.   О многих  сторонах   своей жизни он никак и нигде не упоминает. Хотя, может быть, я что-то пропустил?  А в целом  надо бы заметить, что иногда рядом, совсем рядом с нами живут люди, поступки и дела которых оцениваются не сиюминутными наградами, разного рода Набедренниками или  медалями, грамотами от.., а после  происшествия  какого-то времени «по делам их». Но тогда обычно бывает очень трудно восстановить события, а зачастую и роли в них  тех, кто иногда беззастенчиво присваивает себе лично те роли, которые они практически никогда не играли в этих событиях. Всего лишь рядом были  да поддакивали, или, в лучшем случае, не препятствовали делу. И других, кто дела современника им непонятные беззастенчиво  хаял, душил.  Ну да ладно. Порода человеческая такова в своем разнообразии. И, если на подросток дерева яблони можно черенок благородного сорта привить - то на уродившегося таким человека ничего не привьешь. И плоды от его деятельности  изначально кажущиеся  с виду привлекательными на пробу оказываются  горькими.
И все это тоже  трудно укладывается в сознании.
   Но все это было и есть, как были в Обдорске-Салехарде и первые острожные сооружения - изначально дело рук служивых людей казаков-землепроходцев. Можно спорить о том, какую архитектуру эти сооружения имели,  но они были. И теперь они тоже есть - эти молчаливые памятники, которые родились почти от энтузиастов. И впереди, я так думаю, еще будут открытия.  И есть и будут всегда среди нас такие не всегда и не очень  «удобные» люди, которые что-то будоражат, открывают своим современникам. Именно ими и складываются, и сохраняются наши традиции, миропонимание, совесть и  честь наша во времени.   
   И, возвращаясь к личности о.Иринарха, в миру И.С.Шемановского, хотелось бы заметит, что в городе нашем, кроме того, что увековечено имя его большим музейным комплексом - надо бы, наверное, иметь и памятник этому великому просветителю. Да не такой, каким выглядят уже существующие  нашим землякам - государственным деятелям и историческим личностям - иногда куцые бюсты, что едва заметны на фоне городского ландшафта, а памятник должен быть, отражающий в динамике характер и душевный порыв очень незаурядного человека, исторической личности, дело культурного просвещения края которого с успехом продолжается в Обдорске-Салехарде. Но, я думаю, что кто-то этим уже озабочен и со временем такой  памятник Ивану Шемановскому в нашем городе появится.