29 июл, отрывок части 4

Мы бродили по блестящим инфернальным лабиринтам, ночь не собиралась заканчиваться. Будто нутро космического гей-корабля, клуб затягивал нас игрой света и блёсток. Я был конкретно пьян, мои друзья - ещё конкретнее. Прозвучало предложение двинуть в секцию стриптиза, и из страны разбитых зеркал мы переместились в настоящий китайский квартал. Иероглифы на полу, подсвеченные красным цветом, нарисованные японки на стенах - всё в помещении было нелепо-азиатским, кроме самих стриптизёрш - те были убийственно славянские, полненькие несимпатичные дылды. Нас сковала атмосфера грязи и низменных глупых желаний, которая тут же развеялась когда мы вышли - но пока мы были там, странная похоть как-то овладела всеми. На моих глазах старые друзья прерывисто выдыхали свои скрытые пороки, выворачивая наружу упаднические мотивы душ. Мы все будто попали под этот гипноз блёсток для тела, огромных платформ, мягких волос - танцуя на коленях у моих друзей, девушки касались меня волосами, и даже это вызывало неслабую ответную реакцию. Могу только представить, какую реакцию вызывает чужая грудь у твоего лица.
Все были ужасно пьяны, вытворяли какие-то глупости, говорили глупости, думали глупости. Все, кроме меня, заказали себе танец на коленях - я же заказал танец на коленях Лизе. Конечно, она отчаянно скромничала, но я видел эти искры в её глазах - и бог знает, почему, - в тот момент они казались мне привлекательными. На сцену вышла вторая девушка, а первая занялась Лизой. И я играю идеального партнёра, улыбаюсь, но внутри меня разрастается смятение - я не знаю куда посмотреть, что сказать - мне катастрофически неловко. Говорю с парнем рядом, косо посматриваю на Лизу. Тёмненькая и не самая высокая (и, к счастью, не самая толстая) из девушек показывает свою дюжую гибкость. Распластывается на её коленях, прикасается животом к её губам. К моей жене. А у неё лицо... У неё лицо как во время нашего первого секса. Блаженное, такое, как если бы мы могли залпом хлебнуть амброзию, так чтобы аж по шее потекло. Потом она будет всё отрицать. Страшно. И заводит. Самая длинная минута в моей жизни.
Я вдруг подумал - почему она всё ещё здесь? Если я человек плохой, а она хороший, почему терпит меня? Жизнь могла бы быть в сто раз лучше. Я бы разрушал себя. Она бы себя собрала, наконец-то, в кучу, эта жидкая женщина. Избавившись от моего контроля и поручений. И постоянного недовольства.
Она всё делает не так. И не может запомнить как нужно. Найди себе простого и спокойного мужчину. Брось меня в круговой забег искать того, кто чувствует, как мне нужно. Я знаю, что так бывает, потому что Шелли знала. Она меня чувствовала, и вертела как хотела, а я не могу поверить ни одному её ****ому слову, не должен верить.
Здесь мне хорошо. Спокойно. И я умираю от скуки и серости. Как Вирджиния Вульф в своём маленьком загородном доме. Краски меркнут с каждым годом, и чем выше я прыгаю - тем выше поднимается планка. Тем выше головы нужно прыгнуть. А во мне не так много роста, внешнего и внутреннего. Возможно, я просто не допрыгиваю.
Наконец-то мы уходим из зала. Я таскаю за собой всюду лонг айленг бич ти - даже не знаю что это, Р. купил. Какая-то бешеная смесь лонг айленда и бич пати. Ребята вертятся и приплясывают, умирая, уставшие, валятся с ног - всё больше прикасаются друг к другу, всё меньше выделывают па на танцполе. Пою дуэтом в караоке с парнем, который сидит рядом, опять. Мне отчаянно нужно делать глупости. Отчаянно нужно жить. Но я не могу прочувствовать это расслабление, и каждый раз совершая глупость - я отдаю себе в этом отчёт, и всё на смарку. 11 крапивных свитеров связано, а я наступаю на колючку, говорю "ёб твою мать", и навеки остаюсь скованным в своём скромном теле и ограниченном рассудке.
Я уже почти ничего не слышу и с трудом говорю из-за музыки, взгляд не может зацепиться - то состояние, когда тебе ещё хорошо, но ещё немного выпивки, и ты начнёшь страдать. Сильная усталость в мышцах. Много алкоголя, мало сна. Кажется, останься я ещё - и всё будет испорчено. Их безумная радость, их вожделение. Да и Лиза валилась с ног от усталости - как обычно, не выносливая и скучная. Я скуксился от фальши этого зала, в котором мы были одни, стало гадко, разболелся живот. "Давайте, ещё увидимся, не шалите!" - забрал вещи из гардероба, и был таков. А город пахнул жарой на выходе - хотя должна быть ночь и щадящая прохлада. Я вёл Лизу под руку, но мечтал о ком-то менее нудном и бубнящем. И не переставал её любить. Она была моей семьёй, кем-то родным, и пахла как дом. Как я. Как серьёзные отношения. Пылью нашей квартиры, мелкими склоками, помидорами, которые она опять купила не там, где нужно. God, who'd wanna be such a control freak?