29 июл, отрывок части 4

Я был в абсолютно узкой опасной реке-сплавлялся по ней на байдарке, без байдарки. Там, где когда ты пытаешься плыть, течение убивает тебя. Ты только тратишь силы, пытаясь бороться. Я старался изо всех сил, и я чувствовал, как я умираю. И когда мне перестало быть страшно - я сдался. И я не умер. Просто повис на воде - лёг сверху, и меня понесло течение, пока я сладко отдыхал. Как в сказке про лягушку, только наоборот.
Иногда нужно сдаться.

Иногда нужно сдаться.

Я уехал на год в горы, собирал ежевику на обрыве. Кажется, будто все мы, потные и загорелые, дюжие мужчины, ходили по отвесному вертикальному краю. Как козы, которым подпилили ноги, чтобы они паслись вокруг одного и того же кратера - нам всем что-то подпилило ноги, несправедливость, жестокость, бедность, её глаза.
От ежевики тошнило уже на второй день, мы болтали, чтобы боль в спине не отвлекала от работы, и потихоньку я отдохнул, отпустил, стал проще.
За всё своё время я проощущал много вещей, и доминирующие аккумулировались во мне, в мировосприятии начинала преобладать конкретная черта. Постоянный страх быть обманутым. Собранность, напряжённость.

С утра мы ели домашний творог, вечером - белый сыр. Ребятам нравилась моя страсть к средиземноморской кухне, я научил их готовить табуле и матнакаш, они научили меня отбрасывать лишние детали, от которых пухнет голова в городе. Здесь их не было.
На выходных мы позволяли себе конные прогулки. Лошади мне не нравились - большие, слюнявые, и ты слишком хорошо понимаешь, что захочет - и она откусит твою протянутую к ней руку. Но они не хотели, к счастью. Что выгодно отличало их от людей. Я подпрыгивал и пружинил в седле, спина адски уставала, но лес дарил некую свободу, хоть лес я и не люблю. Он говорил "Мы все вышли отсюда, открой объятья моим травам и моим птицам". Он говорил "Оставайся собой". Лесу было легко говорить. Я искал себя везде, но не находил.

Я изменился во многом. Возвращаться не хотелось. Все сладкие годы были подрастеряны из-за постоянного ощущения обмана. Я пил сливки молодости, и думал, будто мне разбавляют их водой, потому что воды в глаза не видел. Нудел о недостачах, хотя ничего не знал об эмоциональной нищете. Теперь у меня всё это было. Я перешёл на здоровое эмоциональное питание - всё очень лёгкое, обезжиренное, пью три литра этой воды в день. Чувствую себя более выносливым. Ты должен заниматься спортом, пока молод - верно? Я прыгал с гантелями и прыгал с одной работы на другую, как только она начинала быть травматичной. Я берёг себя от жизни как мог. Мне хотелось научиться избегать боли, и для этого приходилось избегать всего, что вообще вызывало у меня сильные чувства - счастья я боялся не меньше, чем горя. Счастье всегда было дурным знаком. Оно всегда заканчивалось, оставляя тебя жаждущим и стремящимся. А моя стабильность и лёгкость не подводили никогда. В этих горах я намеренно уничтожил себя, в целях сохранения. Заморозил, забальзамировал. Я устал от чувственных скачков. Нуждался в твёрдой земле под ногами.

В одном я не мог измениться, я не мог перестать любить Шелли. И убегая куда угодно, её запах преследовал меня, и одновременно гнал вперёд. Я забывал многое из-за возраста, заменял одни воспоминания другими, но всё, что касалось её, оставалось всегда цело до мелочей. Еда. Фильмы. Музыка. Запахи. Погода. Прикосновения. Помнил всё и не помнил ничего одновременно. Я плакал под дождём, и я думал, что всё что мне нужно - это обладать ей, а она уходила с утра, улыбаясь, быть счастливой без меня. А теперь столько лет прошло, и я плачу под солнцем, потому что время даёт понять, что нельзя обладать людьми, что мы навсегда одиноки.
Я был женат, а ощущение осталось - будто я стою один на краю обрыва, а под ним внизу пляшут демоны. Я искал что-то, и мои ноги всё сильнее отрывались от земли. Нет смысла, нет целей. Остался только чистый экспириенс. Пытаясь проживать больше и проще всё отдалялось, смазывалось, я страдал, и в то же время находил долгожданный покой.
Я прожил без неё так долго.Будучи любимым я никогда больше не знал правдивы ли были мои ощущения - потому что я чувствовал благодарность, и не хотел никого обидеть. На этом фоне я просто не мог понять люблю ли я Лизу, или своим поведением отвечаю на её "я люблю тебя" не "я люблю тебя", а "да".
Я не знаю, как я мог любить Шелли. Но я всё же мог. Спустя всё это время. И слишком поздно.