Казачья бухта - и вечный бой
Рукопись-черновик второй повести в книгу: «Курсантские байки восьмидесятых».
Критика и найденные орфографические и стилистические ошибки в тексте приветствуются, которые прошу направлять в группу "Питер из окна автомобиля" :
https://vk.com/club121582864,
либо оставить прямо под текстом.
- Андрю-у-уха! Р-рыжий! Я иду в санчасть, - кричу своему командиру отделения, кутаясь в теплый бушлат из-за охватившего меня озноба от растущей температуры.
- Ну, конечно, давай. А где она тут?
- Да, нь-нь-не знаю я, - стучат мои зубы, - с-спрошу у морпехов.
- Хорошо, и мне потом скажешь, - дает напутствие мой добрый товарищ и одноклассник.
Ползу по перилам вниз…
Концентрируюсь, пытаюсь что-нибудь сообразить.
Куда же идти?
У входа в казарму – огромная «курилка» человек так на сто. Вот уж действительно, где процветает полная «демократия и плюрализм». Ни какой тебе «лжесубординации», никаких строевых «приемчиков» и докладов. Офицеры, матросы, мичмана, курсанты сидят и стоят все вместе, все доброжелательны, все учтивы, все довольны. Народ отдыхает. Я, вообще-то, не курю, но в «курилке» бываю часто. Мне нравятся её нравы, разговоры, шутки. Люди там ведут себя совсем по-другому, как-то по-особому. Как в нашем дворе детства: свободно, расковано, непринужденно.
Взглянув на меня, прапорщик-морпех, даже не прервав своего свежего анекдота и не дослушав моего вопроса, ткнул пальцем в направлении одноэтажного небольшого домика за казармой.
Похоже, я не первый ищу «светлый путь»...
Небольшая приемная перед кабинетом терапевта абсолютно квадратная. Скамеек нет, видно не положено. Как и большинство больных, дожидающихся здесь своей очереди, прижимаюсь к стене и, скатившись по гладкой поверхности вниз, приседаю на корточки. В голове – полный калейдоскоп: в глазах всё причудливо вертится, голова раскалывается, живот безостановочно режет, в горле тошнит. Тело и душа нестерпимо рвется наружу, на волю, «в пампасы». Время летит к дьяволу в «трам-тарары», снова сжимаясь во всепоглощающую точку подобно черной космической дыре, описанной в моем учебнике астрономии.
Странно, но такое чувство, будто нет прошлого, нет будущего. Всё исчезло и ничто больше не беспокоит. Будто вообще ничего нет, есть только настоящее, которое здесь и сейчас, да и то оно есть совсем чуть-чуть, пока сознание теплится ещё где-то в макушке головы, готовое вот-вот безвременно вспорхнуть в бесконечность солнечного небытия…
Всё! Дальше память работает «фрагментально».
- Кто последний? – слышу потусторонний голос.
- Я, - говорю кому-то.
Приемная забита уже до отказа.
Кто-то в белом, возможно медсестра, сует мне градусник…
- Та-а-ак! – в дверях появляется огромная фигура.
- Смирна-а-а, - глухо, как эхо выстрела в горной долине «Каменный мешок» у озера Рица, слышу глубоко подо мной.
И, кажется, я встаю…
- Бездельники, освобождения от строевой подготовки захотели, - снова врывается в моё сознание страшный, срывающийся в фальцет «рык».
Что-то падает к ногам. Всё плывет, качается, мягко напевает, убаюкивает и затихает.
Снова становится хорошо…
- Что-о-о? Нога? – Всё прорывающим, неумолимым, тяжелым градом бьют слова по «очумевшему» сознанию, словно удары кувалды по наковальне, вызывая жуткую, невыносимую боль где-то там внизу, в затылке, в мозжечке.
- Пять кругов бега вокруг стадиона! – не унимается голос.
Медленно сползаю по стене на пол. Нащупываю под ногами упавший градусник. И…
- Что у вас? Товарищ курсант! – Материализуется неизбежная катастрофа теперь уже прямо надо мной.
Машинально поднимаю руку с градусником вверх, не открывая бесполезных глаз и не вставая. Жду…
И жду, кажется, вечность…
А-а-а! Ну, правильно, время-то остановилось. Его нет! Я вспомнил: время всё ушло в черную дыру бесконечности.
- А тут, за сорок, - не слышу, но чувствую колебание воздуха над собой, и осознаю, что в руках нет градусника…
«Лечебный» бег по стадиону, похоже, отменен. И, кажется, не только для меня. Для всех.
Что дальше?
А дальше – тишина и покой…
Железный фургон с красным крестом не удивил, не обрадовал и не обеспокоил. В нём несмотря на раскаленное солнцем железо, стало даже несколько лучше. Крупная, изнуряющая дрожь во рту, горле и плечах унялась. Духота больше не беспокоит. Вот только революция в членах не умолкает, терзает, мучает. Впрочем, судя по всему, не у меня одного.
Лица и голоса окружающих, исчезают вслед за временем, сливаясь в одно размытое пятно и один ничего незначащий гул. Кто-то что-то говорит, просит, смеется, плачет, кричит. Но фургон не останавливается, едет по городским улицам, торопится. Ветер врываясь в переднее открытое окно, придирчиво ощупывает наши лица. Вид у нас видно неважнецкий. Надо спешить. Мало ли что.
Прошла ещё одна, кажется, вечность. Но в третий раз повторюсь: «Всё когда-то заканчивается…».
Вот забор. Вот и ворота. Госпиталь. Мы, как тараканы из банки рассыпаемся по саду в вечном поиске уюта…. Затем падаем на скамейки, траву, кушетки, стулья.
По очереди входим в приемный покой.
Доктор?
Голос вдруг материализуется в слова. Мы говорим, нам говорят, что-то мерят, щупают, мажут, смотрят…
Раздеваемся. Кидаем пыльную форму, вплоть до беретов и ботинок, в огромные зеленые баки с надписью «Карантин». Снова говорим, слушаем, киваем, соглашаемся, куда-то движемся.
Дверь. Еще дверь. Надпись «дезинфекционная».
Большое, пустое, темное, прямоугольное помещение, всё покрытое даже на потолке кафелем. Там нет плафонов, лампочек, света. Нет труб, кранов, перегородок с лейками для воды. Посредине комнаты широкая решетка для слива. Закрытые деревянные ворота, как в ангаре, вместо стены.
Стоим босиком на приятно прохладном кафеле. Молчим. Даже «балдеем»…
Тихо и незаметно отрываюсь от пола, взлетая. Вижу длинный коридор. Нет, пожалуй, не коридор - поле. Нет, и не поле – пустыню. Только не желтую, а белую, ярко-ярко белую, бесконечную пустыню. Впрочем, нет, она не белая, она безцветная, прозрачная и яркая, причем вдаль она ещё ярче…. И никакой тебе трубы, и никаких стен. Всё это враньё. Одна бесконечность и гладкая прозрачная поверхность, по которой скольжу без веса, без сопротивления и без труда. Вдали только неизвестность и вместе с ней неизбежный, всепоглощающий покой. Светлый, бесконечный покой, как награда Его…
Комната постепенно наполнятся пылающими голыми телами. Становится тесно, неуютно, душно и жарко.
Впрочем – всё безразлично.
Всё едино.
И всё... равно.
Это всего лишь «…суета сует … и томленье духа…», как выразился однажды Екклесиаст...
продолжение завтра или можно сразу дочитать всю небольшую повесть до конца:
http://proza.ru/2017/11/10/627
Свидетельство о публикации №214102301874