Рокки

 Слабонервным и особо впечатлительным настоятельно рекомендую не читать. Здесь слишком много боли и жестокости. Слишком.

Весной 2007 года мне из Тюмени позвонила Люда, моя племянница, дочь моего старшего брата. Она всё время плакала, и из-за её слёз я долго не могла понять, что случилось. Наконец, Люда собралась с силами и рассказала, что у Рокки опять обострение мочекаменной болезни, что он умирает, что, если его немедленно не прооперировать, то осталось ему жить максимум сутки. Денег на операцию у Люды, студентки, нет, родители не дают. Отец её - конченный алкоголик, не работающий уже больше пятнадцати лет. А мать просто сказала, что "мы все умрём, смирись".
Рокки - собака, боксёр 10-ти лет, он прожил с Людой всю её сознательную жизнь. И вот он умирает. Я задала только один вопрос: "Сколько?" Уже не помню сумму, но сразу после нашего разговора я побежала к ближайшему банкомату, и необходимые деньги на операцию и на последующий уход через пятнадцать минут были уже у Люды на карточке.
Рокки оперировала настоящий Айболит по призванию, специально вышедшая из декретного отпуска через две недели после родов. Она однажды уже оперировала его, и сейчас приехала в клинику прямо с грудным ребёнком. Мы успели, операция прошла успешно. Люда привезла Рокки домой, спала несколько ночей рядом с ним прямо на полу. Мы постоянно были на связи, наши звонки были, как сводки с фронта: "Ел ли? Пил ли? Как спал? Как писает-какает?"
Всё самое страшное осталось позади. Постепенно Рокки шёл на поправку, начал вставать, даже улыбаться, а через некоторое время они с Людой потихоньку начали выходить гулять на улицу. Словом, Люда - умница, отстояла своего четвероногого друга, самого доброго пса на свете. Ведь Рокки, как рассказывала Люда, за всю свою жизнь ни разу не набросился ни на человека, ни на собаку, ни даже на кошку. Кстати, кошки Рокки не боялись, когда тот появлялся во дворе, потому, что знали - этот пёс их не обидит, с ним - удивительно! - можно поиграть. Какое же это счастье - выцарапать у костлявой с косой своего питомца! Мы с Людой были счастливы.
В августе я прилетела в отпуск. Радость встречи, традиционный шашлык, всё, как всегда. И вот на второй день, точнее, ночь, мы с Людой в маминой квартире готовимся ко сну, свет выключен, Люда на одном диване, я на другом. Я вспомнила про Рокки, спросила, как он, всё ли с ним в порядке, полностью ли выздоровел. После очень долгой паузы я услышала: "А нет больше Рокки." Я аж подскочила на диване:
— Как нет??? Что значит - нет??? Ведь он же шёл на поправку! Послеоперационное осложнение? Рецидив? Что??? Почему ты молчала??? Почему, когда я тебе звонила и спрашивала о нём, ты отвечала, что всё нормально?
И Люда начала рассказывать:
— Помните, я вам позвонила и сказала, что у меня на душе чернО, я тогда ещё попросила вас поговорить с бабушкой (моей мамой), чтобы она разрешила мне пожить в этой квартире? Это произошло тогда.
Я помнила тот звонок, я ещё подумала, что у Люды проблемы с её молодым человеком, что любовь-морковь, поссорились, расстались, что ей надо побыть одной, разобраться в себе. Но причина была в другом.
"У меня в гостях была подружка, - продолжала Люда, - мы посидели-поболтали, решили прогуляться, уже вышли из подъезда, как вдруг подружка вспомнила, что оставила у меня в комнате кошелёк. Она побежала на пятый этаж, а я осталась ждать её у подъезда. Ожидание затянулось. Когда подружка вернулась, то сказала, что отец не открыл ей дверь. Пошли вместе. Звоню - отец не открывает, вставила ключ, открыла, толкаю дверь, а она ни с места, будто её держат. С усилием всё-таки оттолкнула дверь. Передо мной стоял отец с совершенно безумными, налитыми кровью глазами. На самом деле это был зверь. Он смотрел на меня так, словно хотел убить. Потом я увидела у него в руках ружьё, а сама я стою в луже крови, а в этой луже лежит мой Рокки с зияющей дырой в сердце, стена в прихожей тоже вся в крови. Отец в пьяном угаре просто застрелил моего Рокки. Что было дальше, я не помню. Ещё несколько дней я видела кровь на всех лестничных пролётах. Видимо, она вытекала из Рокки, когда отец выносил его из квартиры. С тех пор каждую ночь я вижу один и тот же сон - будто отец преследует меня, хочет застрелить, а я от него прячусь в каких-то катакомбах, лесах, убегаю, но он всё время меня настигает. Просыпаюсь от собственного крика. Я спрашивала, я умоляла отца сказать, где он похоронил Рокки, но он молчит. Если бы я только узнала, где его могила! Мне было бы гораздо легче. Я бы приносила ему его любимые игрушки, что-нибудь вкусненькое. Мне было бы легче."

Я лежала беззвучно, слушая рассказ Люды, и меня трясло так, как не трясло ни до, ни после, зуб на зуб не попадал, а слёзы текли потоком. Я закрыла ладонями глаза - будто сама хочу спрятаться, будто сама нахожусь прямо там, в квартире и не хочу видеть весь этот ужас. Но как я ни старалась, Я ВСЁ РАВНО ВИДЕЛА И ЧУВСТВОВАЛА ВСЁ, ЧТО ВИДЕЛА И ЧУВСТВОВАЛА ЛЮДА. Господи, как же она это пережила?! Как вообще это можно вынести?! И где она брала силы, чтобы сдать летнюю сессию в своей сельхозакадемии?! А ведь сдала и, как обычно, на "хорошо" и "отлично"! Невероятной силы человек!
Надо ли говорить, что я до утра не сомкнула глаз? Я никак не могла дождаться, когда же закончится эта ночь, чтобы позвонить лучшему психологу Тюмени, а, может быть, и всей Тюменской области, к которой семь лет назад я сама обращалась за помощью и отношения с которой с тех пор из разряда доктор-пациент трансформировались в приятельские. В том, что Люде срочно нужна психологическая помощь, сомнений у меня не было. Дождалась, позвонила прямо домой Елене Юрьевне. Она выслушала меня и сказала, чтобы я сегодня же привезла Люду к ней в клинику. И хотя приём расписан на месяц вперёд, она всё равно найдёт время для Люды, будет с ней работать - потому что это очень тяжёлый случай, очень тяжёлая психологическая травма.
Мы приехали в условленный час к Елене Юрьевне. Сначала она пригласила Люду, а после её ухода попросила зайти и меня. "Ну что же, - сказала Елена Юрьевна, - очень хорошая девочка, очень сильная и не по годам взрослая, здравомыслящая. Я думала, что всё гораздо хуже. Люда справится. А теперь я хочу поговорить о произошедшем с вами. Как вы сами это восприняли? Что вы чувствуете? Я, зная вас, примерно представляю, но всё-таки  хочу услышать, что вы сами по этому поводу думаете".

И я стала говорить, я стала рассказывать, что мой брат (он старше меня на девять лет) - это первый человек, к которому я с раннего детства испытываю  самую что ни на есть лютую ненависть, и что, если вдруг в Тюмени появится серийный убийца, то я в первую очередь подумаю на своего брата. Почему? Потому что он больной, и это наследственное. Он должен был бы находиться на учёте у психиатра, а ещё лучше - в клинике закрытого типа. Мой родной отец был классическим садистом, получал удовольствие от избиения мамы и детей - моих старших брата и сестры. Он мог посреди ночи проснуться и вдруг, ни с того, ни с сего начать избивать всех домочадцев. Брата он избивал до тех пор, пока тот не терял сознание, а сестру (ей было пять или шесть лет) однажды специально со всей силы пнул по фурункулу на колене - ногой, обутой в кирзовый сапог. Мне несказанно повезло, что отец умер от рака, когда мне было всего четыре года. Согласна, звучит страшно - но это так, мне посчастливилось. Ведь меня он особенно ненавидел, потому что ждал сына, а родилась я. И если брата и сестру из роддома отец забирал на такси, то за мной приехал на своей рабочей, ассенизаторской машине, проще говоря, на говновозке. Я раньше этого страшно стыдилась, обижалась, когда брат с сестрой дразнили меня "а ты вообще молчи, тебя домой привезли на говновозке". Сейчас же нахожу этот факт в своей биографии забавным.
Мама говорила, что до самой своей смерти отец никогда не брал меня на руки, он вообще ни разу ко мне не подошёл. Уверена - надо мной бы он особенно изощрённо издевался.
Садистские наклонности у брата проявились очень рано. Особенно он любил издеваться над кошками: мазал их попы скипидаром, и те от боли ужасно выли, бегая по огороду, или привязывал им к хвостам связки пустых жестяных банок. А однажды он взял котёнка и бросал его в бочку, наполненную водой так, чтобы котёнок доставал дна. Котёнок выплывал, садист давал ему несколько секунд на передышку и повторял экзекуцию снова и снова. Я тогда была совсем маленькой и очень боялась брата, но ублюдок, увидев, что я стою рядом, заставил меня проделать то же самое. До сих пор стыжусь этого. Я кинула котёнка в воду, неглубоко, тот быстро выплыл, живой - его глаза, полные ужаса, я не забуду никогда. Я схватила котёнка и убежала прочь. А садист, видимо, уже насладившись этими пытками и утолив свою больную страсть, просто не стал меня догонять.
Мама с сестрой рассказывали, что брат убивал котят, давил их ещё в животе нашей Муськи, она котилась мёртворождёнными котятами, после этого подолгу болела. Потом он потерял интерес к издевательствам над животными, вырос, выросли с ним и его аппетиты. И брат переключился на меня. Ему доставляло просто огромное удовольствие выкручивать мне руки и ноги, как бы ломая их, ещё он любил "считать" мне рёбра, сильно надавливая пальцами между ними, иногда даже оставляя синяки. Это было очень больно! А однажды ему край-конец понадобилось поставить мне сто щелбанов. Я уже училась в начальном классе, мне надо было идти в школу, но тут у него приключился садистский приступ. Брат поставил меня перед собой, сам сидел, обхватив меня своими коленями, чтобы я не вырывалась, хотел заставить меня считать вслух щелбаны, но я уже к тому времени определилась со своим отношением к нему и потому молчала, как партизанка. Сначала это вызывало у него недоумение (как это она посмела мне перечить?), а потом стало бесить. От души, со смаком он ставил мне щелбаны, и пока не досчитал до ста, не выпустил. Слёз моих он не увидел, этого удовольствия я ему не доставила, а видел он лишь мой взгляд, говорящий только одно: "Не дождёшься! Не заплачу! Никогда тебе меня не сломать! Ненавижу!" Потом, когда шла в школу с адской болью в голове, конечно, я была вся в слезах и соплях, но он-то этого не видел!
И каждый раз, когда он пытал животных, а потом и меня, то смеялся, простите за штамп, каким-то сатанинским смехом. Так же, смеясь, он избивал своего сына Женьку, даже сломал ему руку. Избивал и маму, требуя от неё денег на водку. У нас в доме стоит круглая печь, обшитая металлом, вот об неё он и бил маму головой.
В 1996 году я купила маме машину уже колотых берёзовых дров. У нас в доме хоть и центральное отопление, но весной и осенью мама иногда топила печь. Я отнюдь не ностальгирую по советским временам, но тогда дрова, песок или навоз могли лежать у дома хоть всю зиму, и никто на них даже не позарился бы. А в девяностые, да и сейчас, можно проснуться утром и просто не увидеть того, что ещё вечером лежало у дома. Поэтому нам - маме, сестре с её мужем и мне - срочно надо было перенести дрова в сарай. Но нам очень мешал ЗИЛок брата (когда-то давно по случаю он купил эту ржавую посудину), нам приходилось делать большой круг, а это лишние усилия, лишнее время. Мы попросили его отогнать машину. Вот ору-то было! Я ему сказала, что, мол, хорош орать, отрабатывать командный голос, лучше помоги маме - а в ответ услышала: "Я чё долбо.., что ли? Мне чё, больше делать нех..? Вам надо, вы и помогайте". "Ну да, как был уродом, так им и остался". - сказала я. Что тут началось! Он схватил полено и набросился с ним на меня. А мне так смешно стало, у него и без того потешная, как бы подпрыгивающая походка, а когда психует, он выглядит ещё комичней, скачет, как горный козёл. Стою, смеюсь, при этом убрала руки за спину и говорю: "Ну же, бей! Я тебя не боюсь, но учти, я тебе не мама. Уж я-то тебя закрою. И получишь ты не этот дом (у него с детства была идея фикс, что отчий дом будет только его и ничей больше), а казённый, и будут у тебя и небо в клеточку, и друзья в полосочку. Ну же, бей! Видишь, я даже руки убрала. Бей же! Что скачешь, как козёл?" Ох, как же его колдыбасило - скачет передо мной с занесённым над головой поленом - хочется, ах, как хочется меня прибить, а ссыкотно. Знает, я валандаться с ним точно не буду, посажу. А я продолжаю: "Мне вот очень интересно: когда ты сдохнешь, найдётся ли человек, который прольёт по тебе хоть одну слезу? Думаю, что – нет. И найдётся ли человек, который вспомнит тебя хоть одним добрым словом? Тебя ведь даже твои собственные дети ненавидят!" Попрыгал он вокруг меня, позамахивался поленом, потом всё же выбросил его и убежал.

Я, как никто, понимаю Люду, остро чувствую всё, что она пережила и переживает до сих пор. Ведь я всё это тоже проходила, я тоже теряла своих четвероногих любимцев. Точнее, их так же убивал мой отчим, второй человек в моей жизни, которого я ненавидела, так же, как брата. Первой он убил Найду. Она была такой красавицей! Пушистая чёрно-белая лайка, во всяком случае у неё, как у лаек, был закрученный хвост. Ещё вчера я с ней играла, а сегодня... отчим закрыл нас с сестрой в доме снаружи. На окне, выходящем во внутренний двор, у нас нет ставней, поэтому я увидела Найду, висящую на крюке вниз головой, и отчима, сдирающего с неё шкуру. Я ревела, стучала в окно, сестра успокаивала меня. Потом он на кухне варил мясо. Отчим, как большинство уголовников (семь судимостей), был туберкулёзником и считал, что собачий жир и мясо помогут его здоровью. Я хорошо помню разразившийся дома страшный скандал, когда мама пришла с работы - а на плите варится собачье мясо. Мама выбросила все кастрюли, разделочные доски и ножи.
Но если Найду отчим убил, чтобы вылечиться от туберкулёза, то собаку Айку и кота Барсика, подобранных мной на улице ещё совсем маленькими, он убил, чтобы сделать мне как можно больнее. Отчим обещал, что отрубит Айке голову, и я по весне найду её в канаве. Мужик сказал – мужик сделал. Айка пропала, а весной... весной я похоронила её голову. То же произошло и с Барсиком - отчим подкинул Барсика мне под окно лишь через две недели моих безумных поисков. Нет, отчим не пожалел меня, иллюзий на этот счёт у меня нет. Он просто насытился моей болью.

Я сказала Елене Юрьевне, что сейчас в брате я вижу не только его самого, но и своего отчима, несмотря на то, что тот умер уже три года назад. Они для меня слились в единое целое. Закончила свой рассказ и уже собралась уходить, как вдруг услышала твёрдое: "Стойте! Я вас отсюда никуда не выпущу! Вы опасны! Сядьте!" Я подчинилась.
— Н-да, да тут не с Людой, а с вами у меня непочатый край работы.
Я засмеялась.
— Ваш брат для вас олицетворяет всё мировое зло?
— Да, именно так.
— Что вы задумали? Вы отдаёте себе отчёт, что вы опасны?
— Да, я всё понимаю и отдаю себе отчёт. Я действительно сейчас чрезвычайно опасна. Но я просто очень хочу сказать этому ублюдку, что лучше бы он застрелился сам, а не трогал Рокки. От этого бы Земля стала только чище. Такие, как мой брат, вообще не должны жить. И, самое главное, я хочу узнать, где могила Рокки. Если, конечно, он его похоронил, а не выбросил в мусорный бак.
— Лена, а с чего вы взяли, что он скажет вам, где могила?
— Мне - скажет.
— Вы будете его бить?
— Ага, руками и ногами (смеясь).
— Я не шучу.
— Я - тоже. Я НИКОГДА НИ НА КОГО НЕ НАПАДАЛА. Но если он на меня набросится, то шансов у него против меня будет минус бесконечность. Я сейчас, как плазма из ненависти и ярости, я сама, как оружие. Вам ли, психологу, не знать, что это значит.
— Но у него есть ружьё. Он может вас убить.
— Да, может. Но меня сейчас уже ничто не остановит. Мне не впервой идти на ружьё. Было и такое в моей жизни. Однажды я уже стояла между мамой и отчимом с ружьём в руках, а потом шла на ружьё, пока оно не упёрлось мне в живот. Убьёт - так тому и быть. Зато он сядет, и сядет на хороший срок. Может быть, даже и сдохнет в тюрьме.
— Лена, но вы ведь этим не вернёте Рокки. Вы понимаете, что он не стоит вашей жизни? Или вы уравниваете его жизнь со своей? Вам это кажется равноценным?
— Я не боюсь умереть. "Наше дело правое. Победа будет за нами!" (смеюсь). Да поймите же вы, наконец! Когда я была ребёнком, когда я проходила через всё то же самое, через что проходит сейчас Люда, когда отчим назло мне убивал всех, кого я любила, то я была совершенно ОДНА. Понимаете, ОДНА. За меня ни разу никто не заступился, никто не защитил, не поддержал. А я в этом так отчаянно нуждалась! Я видела ТОРЖЕСТВО ЗЛА. Я с этим жила. Это трудно. Это страшно. Это больно. А сейчас, сейчас Люда не одна, у неё есть я. Это все остальные в семье отнеслись к случившемуся легко: ну убил и убил, жалко, конечно, пса, но — ё-хо-хо! — жизнь-то продолжается, можно завести новую собаку, всё зашибись. Рокки появился в Людиной жизни совсем крохотным щенком. Он был у неё всю её сознательную жизнь. Вы же сами собачница. Вы же сами недавно похоронили свою собаку. Вы же сами понимаете, что значит потерять любимца. Только у вас собака умерла от болезни, а убийство Рокки - это такое подлое убийство! Ведь он доверял этому ублюдку, Рокки смотрел ему в глаза, когда тот в него стрелял. Это ЗЛО! Мой брат - ЗЛО! А ЗЛО должно быть наказано! Хотя бы за Рокки он должен ответить!
— Вы мне не ответили. Вы считаете свою жизнь и жизнь брата равноценными?
— Я ХО-ЧУ УЗ-НАТЬ, ГДЕ МО-ГИ-ЛА РОК-КИ. НУ ПОЧЕМУ, ПОЧЕМУ ЭТОТ УБЛЮДОК ЖИВЁТ, А РОККИ НЕТ????? ПОЧЕМУ?????
— Лена, хорошо. Давайте представим, что ваш брат вас всё-таки убил. Как вы думаете, каково Люде будет жить с этим? У неё уже нет Рокки, не будет и вас. Вы только что рассказали, как вам было одиноко, страшно, трудно и больно быть одной без поддержки. Вы хотите лишить Люду единственной поддержки? Бог с ней, с этой могилой. Вам не кажется, что ваша помощь Люде важнее, чем знать, где могила Рокки? Подумайте над этим.
Молчу. Резонно. Крыть нечем. Кажется, я сдулась. Ну а потом последовал "контрольный выстрел."
— Лена, пожалуйста, пожалуйста, я вас очень прошу, не делайте этого. Я не хочу, чтобы с вами случилось что-то плохое.
Это было неожиданно. Елена Юрьевна знала о моём хорошем отношении к ней. Думаю, тут она просто "включила человека", не профессионала-психолога. А, может, наоборот, как настоящий профессионал, решила, что, дав мне понять мою значимость в её жизни, она сможет окончательно меня переубедить. Я растерялась. Язык тела никто не отменял. Я сдала себя с потрохами. Елена Юрьевна  нашла ключ ко мне. Всё, теперь точно сдулась.
— Лена, там, где вы сейчас живёте, есть вероятность встречи с братом?
— Есть.
— У вас есть место, где вы можете жить и где гарантировано не встретитесь с братом?
— Есть. Настя, другая племянница, на днях улетает на отдых. Она попросила меня пожить у неё, посмотреть за Белкой, её кошкой. Кстати, у этой кошки тоже незавидная судьба. Её оставили квартиранты, что снимали квартиру у отчима - съехали, а кошку заперли в антресоли без еды и без воды. Обнаружили её лишь спустя несколько дней, мама с Настей пришли проверить, всё ли на месте в квартире, не украли ли чего жильцы (такое уже было). Не украли, даже оставили — Белку. Как многие из альбиносов, Белка была абсолютно глухой. Когда её нашли, у неё совсем не было голоса, сорвала, зовя на помощь. Настя оставила кошку себе, и она прожила несколько счастливых лет. Когда Белка заболела - внезапно отказала печень, Настя билась за неё до самого конца. Но, увы, не спасла.
— Лена, у вас большой отпуск? Вы сами никуда не хотите съездить отдохнуть? Вам бы пошло на пользу. Даже жизненно необходимо. Подумайте над этим.
— Хорошо, я подумаю.
— Лена, вы ведь не наделаете глупостей? Мы ведь поняли друг друга?
— Да.
— Замечательно! Пообещайте, что если произойдёт что-то чрезвычайное, то вы, прежде чем предпринять какие-то действия, сначала позвоните мне. Можете звонить в любое время, не стесняйтесь. Все мои телефоны у вас есть. Я буду рада вам помочь.
— Хорошо, обещаю. Спасибо вам.
— И ещё, Лена, прочитайте книгу Ричарда Баха "Чайка по имени Джонатан Ливингстон." Мне кажется, она вам понравится. И вообще, почитайте книги этого автора. Полезное чтиво именно для вас и именно сейчас.

Уже дома Люда сказала мне, что, как ни старалась Елена Юрьевна скрыть свои слёзы во время трагического рассказа, ей это сделать всё-таки не удалось. Не помогла ей психогигиена. Для меня это было очень важно и ценно.
Настя с мужем улетели отдыхать в Турцию, я перешла жить к ним в квартиру, из которой практически не выходила. Я скупила все книги Ричарда Баха и читала их, параллельно в интернете шерстила сайты турагенств. Наконец, выбрала страну, отель, и как только Настя с мужем вернулись, полетела сама отдыхать, тоже в Турцию. Накануне отлёта позвонила Елене Юрьевне и сказала, что последовала её совету, еду на море, взяла с собой кучу книг Ричарда Баха. И услышала в ответ: "Прекрасно, Лена! Очень за вас рада! А теперь откройте чемодан и вытащите из него все книги. Никакой литературы, тем более серьезной. Просто отдых. Ни о чём не думайте, освободите голову. Только солнце, море, пальмы, цветы, экзотические фрукты. Счастливо! И не пропадайте, звоните мне!"
Своего ублюдочного братца я увидела лишь в мае 2009 года, хотя до этого по три-четыре раза в год приезжала в Тюмень. Просто каждый раз я старалась избегать с ним встреч. В мае 2009 года сделать это было уже невозможно потому, что скоропостижно умерла мама. Сердце.
Братец отметился и здесь. Как только мы приехали с кладбища в наш отчий дом, прямо во время поминок он устроил грязную сцену с переворачиванием столов и криками "Теперь я здесь хозяин! Здесь всё моё! Пошли все нах..!" Минут за пятнадцать до этого я увидела, как брат чешет свои кулаки - верный признак того, что он сейчас пойдёт вразнос. Я предложила сестре уйти, мне не хотелось в день маминых похорон участвовать в этой запредельной мерзости. Поэтому мы ничего не видели, нам рассказала Настя, оставшаяся на хозяйстве, что там была и драка, после которой все люди, пришедшие помянуть маму, разбежались по домам.
До прошлого года я не была в отчем доме. Впрочем, в дом я и не заходила, была лишь в огороде - и плакала от увиденного. При маме в огороде был просто идеальный порядок, красота, везде цветы, она их безумно любила. Брат же захламил всё, выкорчевал мамины плодовые деревья, на месте цветочных клумб теперь просто свалка, везде железо (он собирает металл, чтобы сдать его, а на вырученные деньги покупает водку. Сам дом брат превратил в бомжатник - буквально, а не фигурально, в нём всё время тусуются какие-то алкаши. Помню, мама говорила, что боится, как бы не получилось так же, как у нашей знакомой, когда после её смерти её муж и сын пропили всё, всё хозяйство превратили в пыль. Как в воду глядела.
А братца я в прошлом году ещё раз увидела. Несмотря на то, что ему пятьдесят шесть лет, выглядит он на все сто: высох, как сухарь, вообще без зубов, пьяный, вонючий. Словом, мерзкий. Я его по-прежнему ненавижу и очень надеюсь его пережить.

Когда я приезжаю в Тюмень, Елена Юрьевна всегда приглашает к себе в гости. Как-то сидим мы с ней за столом, пьём чай, и Елена Юрьевна вдруг мне говорит: "Лена, когда вы были у меня с Людой, я подумала... мне показалось, что вы хотите нанять убийцу для брата. Это так?" Я чуть не поперхнулась чаем. Мне стало очень смешно, и я ответила: " Елена Юрьевна, не разочаровывайте меня. Я всё-таки считаю вас сильным психологом. Вы что, за все годы нашего знакомства так ничего и не поняли про меня? Я никогда ничего не делала, не делаю и не собираюсь делать исподтишка. Какой к чёрту киллер? Только один на один, "с открытым забралом", глаза в глаза. Я даже близко не вынашивала планов убийства своего брата. Кстати, когда это произошло, когда он убил Рокки, Люде предложили его "убрать". Цена вопроса - пять тысяч рублей. И я счастлива, что Люда не взяла на себя этот грех, хотя соблазн, наверное, был велик". "Недорого". - сказала Елена Юрьевна. "Ага, совсем недорого, почти даром. А вообще, вспомните мои результаты теста Люшера, вы меня им тестировали. Там было написано, что моя агрессия носит исключительно защитный характер. Даже представить не могу, чтобы я на кого-то нападала. Я могу только защищаться или защищать, но никак не нападать. Абсолютно исключено. Вот, если бы он на меня набросился... я не знаю, чем бы это для него закончилось - тогда я действительно была переполнена ненавистью.

Ан нет, вспомнила один случай, когда я ударила первой. Мне было двенадцать лет, и у меня был лучший друг, Ильгизка, младше меня на год и ниже на целую голову, вечно сопливый. Его постоянно обижали дворовые мальчишки, а я всегда его защищала, когда он прибегал ко мне в слезах-соплях жаловаться на обидчиков. Как-то он поехал на велике в магазин, и, пока покупал продукты, велосипед угнали. С месяц мы искали его, целыми днями ходили по дворам - тщетно. Но как-то Ильгизка прибежал ко мне, глаза горят: "Я нашёл его, я знаю, кто украл мой велик! Его украл Мара-нос!" Мара-нос - кличка, от фамилии Маркер, а нос... нос потому, что он был у Мары огромным, просто выдающимся, с горбинкой. Мара старше меня на четыре года, дружил со старшим Ильгизкиным братом, был вхож в их дом. Пошли на разборки к Маре, встретили его катающимся на ильгизкином велике. Я догнала его и остановила велосипед, схватив за багажник:
— Мара, верни Ильгизке велик. Я понимаю, что тебя воспитывает только мама, и у неё нет лишних денег, чтобы купить тебе велосипед, но тебе не стыдно? Ты же приходишь в Ильгизкин дом, ты же ешь за их столом их хлеб! Тебе не стыдно? Верни велик, он не твой.
— Не-а, не отдам (и ехидно так улыбается).
— Пожалуйста, я тебя очень прошу, отдай. Пожалуйста.
— Нет.
— Мара, отдай по-хорошему.
— А если по-плохому, то что будет? Ха-ха-ха.
— Мара, пожалуйста, отдай, не то хуже будет.
— И чё ты мне сделаешь?
Я, уже чуть не плача:
— Мара, я не хочу тебя бить, но, если ты сейчас не отдашь Ильгизке велик по-хорошему, я тебя ударю в нос.
— Ха-ха-ха. Только попробуй.
— Ну, Мара, извини, ты сам напросился, я тебя предупреждала.
И я ударила Мару наотмашь всего один раз, по носу. Сломала его. Было много крови. Мы забрали велик, я ещё раз извинилась перед Марой, и мы уехали. А вечером к нам домой выяснять отношения пришла мама Мары. Дверь ей открыл мой отчим и в ответ на её крики сказал: "Не позорьтесь! Это же надо - девка ударила пацана, который старше её на четыре года, а он ещё мамке жалуется. Пусть учится драться, слабак". С тех пор Ильгизку уже никто не обижал. Боялись.
Вот, Елена Юрьевна, единственный случай, когда я первой прибегла к насилию. Я вообще пацифистка. Я за мир, за дружбу и жвачку. Но мне очень не нравится, когда обижают людей, которых я люблю и кем дорожу. И я очень не люблю, когда издеваются над животными. Меня это очень злит. Кстати, Елена Юрьевна, помните, несколько лет назад я приехала к вам в гости вся зарёванная? Я ехала к вам на такси. Водитель мне сказал: "Ты Ленка Вахрушева? Я тебя узнал. Ты дружила с Ильгизкой Ахмедтсафиным. Я живу на соседней улице. Не узнаёшь меня?" Я водителя не узнала. "Я вчера был на опознании Ильгизки. Его убили. Четыре дня назад он с утра уехал таксовать на своей машине и не вернулся. Все четыре дня у Ильгизки во дворе выла собака, она, наверное, и сейчас воет. Его убили в машине. Скорее всего, наркоманы. Денег не нашли. Прохожие обратили внимание на машину. Воняло. Я вчера отгонял его машину к нему домой. Жутко". - сказал водитель.
Меня накрыло. Всю дорогу проревела. Не оставляла мысль: я всегда защищала Ильгизку от обидчиков, как жаль, что сейчас меня не оказалось рядом. У Ильгизки осталось двое детей, после его смерти жена спилась, дети стали наркоманами, дом превратили в притон, даже был пожар. Наши огороды разделяет невысокий деревянный забор. Когда была жива тётя Галя, мама Ильгизки, у них в огороде всегда был такой же порядок, как у моей мамы. И цветов тоже было очень много. Мне особенно нравились георгины "Красная Москва" и тюльпаны, все разные, очень красивые. И крыжовника всегда было полно. Сейчас всё заросло бурьяном. Ещё один пример гибели дома, хозяйства, еще один пример разрухи. Больно".

Писать мне было очень трудно, трудно было заново всё переживать. Прочитала написанное сестре,чтобы сравнить наши воспоминания. Это она мне напомнила, что братец давил котят в Муськином животе. Ещё она вспомнила, что видела, как этот ублюдок ставил мне щелбаны, она пришла к концу экзекуции. Её очень рассмешила история с Марой, которую она не знала, как не знала, что брат надо мной систематически издевался - ведь он это делал, когда никто не видел. Её он почему-то не трогал, но сестра всё равно его сильно боялась. Мне кажется, что она только сейчас освободилась от страха. Я же освободилась от него ещё в детстве. Давненько это было - мой брат, как всегда, пьяный, сказал, что уважает меня. Я ответила ему словами моего любимого писателя Фёдора Михайловича Достоевского: ""Подлецы честных любят". А я тебя всегда ненавидела и презирала".

Я безмерно благодарна своему психологу - без её помощи я бы наломала немало дров. Считаю встречу с Еленой Юрьевной судьбоносной. Это удивительный человек! Особенно её поддержка была важна мне, когда парализовало Серёжку - мужа сестры, и я полтора месяца ухаживала за ним. Елена Юрьевна регулярно мне звонила, спрашивала, как я себя чувствую, и приглашала каждое воскресенье к себе в гости. Нет-нет, вы не подумайте, что моя сестра и её дети отказались от своего долга, не ухаживали за зятем. Я сама им предложила, чтобы они занимались каждый своим: племянник пусть закрывает сессию в университете, сестра и племянница - работают и занимаются огородом. Это я после отпуска с моим графиком работы, неделя на неделю, отдохну, а им этот крест ещё нести и нести. Я отдыхала лишь по воскресеньям, когда у сестры был единственный в неделе выходной, то есть выходило так, что моя сестра не отдыхала вообще. Я преклоняюсь перед своей сестрой, для меня она настоящая героиня. Несмотря на прогнозы профессора, лечившего Серёжку - а он говорил, что мой зять навсегда останется лежачим, чтобы мы даже не надеялись, что он когда-нибудь встанет на ноги - моя сестра сделала невозможное. Серёжка самостоятельно встаёт с дивана, так же самостоятельно ест и даже ходит, правда, пока только по дому.
Тот отпуск я не забуду никогда. За полтора месяца я похудела на 12 кг, уставала смертельно. Ещё бы, ворочать 120 кг живого веса, менять в день по 10-12 раз памперсы. Я буквально валилась с ног. И лишь каждое воскресенье дома у Елены Юрьевны я переводила дух. У неё мне всегда было очень тепло, уютно, душевно. За чаем с пирогами, которые Елена Юрьевна пекла к моему приходу, мы разговаривали о литературе, музыке. Она открыла для меня имя великой русской певицы Евгении Смольяниновой - теперь это моя любимая певица. Елена Юрьевна как-то посетовала, что она не может купить ни одного диска Евгении Смольяниновой, потому что их вообще нигде не продают. В Москве я купила абсолютно все CD и DVD с концертами Евгении Смольяниновой и даже двойной CD с автографом певицы (я была на концерте-презентации этого альбома в ММДМ) и подарила их ей. В свою очередь я открыла для Елены Юрьевны имя лучшего в мире дудукиста Дживана Гаспаряна и тоже подарила все его диски - она очень любит дудук, а кого слушать, если не Дживана Гаспаряна? Елена Юрьевна периодически меня благодарит за DVD "Подстрочник" Олега Дормана. Я рассказала ей о том, с какими трудностями столкнулся автор этого фильма (почти двенадцать лет борьбы!), пока его не увидел зритель, а потом с достоинством отказался принимать премию "ТЭФИ" из рук тех людей, которые препятствовали выходу этого шедевра документального кино. Мы с Еленой Юрьевной рассматривали семейные альбомы с пожелтевшими от времени фотографиями ХIХ века, на которых запечатлены её предки из рода священнослужителей Троицких. Мне было очень интересно слушать историю её семьи. Я по-настоящему отдыхала у неё - и этого никогда не забуду. Всегда буду помнить с благодарностью.