Только в мечтах

Мне придется самого себя простить за употребление в литературном сочинении модных современных терминов. Обстоятельства к последнему вынуждают – сейчас  только произошли эти обстоятельства.

В социальной интернет-сети под наименованием «Моего мира» всплывает вдруг личико такое девчачье – мол, принимайте подругой. А я сразу в урну, письмо с предложением-то. Я из своих-то не всякого в список друзей включу, а эта – вообще случайность. У неё, может, мечтательность происходит. Ну, письмо в урне, а предложение остается. Нажимаю на запрос – девчачье такое лицо, кудрявое в смысле волос. Я-то хочу посмотреть: фальшивая ли девчонка, компьютерная ли, или, наверно, фундаментальная. Я вполне самоотчитываюсь в том, что мне не более одного этого угодно знать. А узнается это из количества её друзей: если оных миллион – значит какое там, понятно уж. А если друзей исчислить можно при помощи одной руки нерадивого слесаря – уж понятно, что за это самое. Ну, то есть, пожалуй, она – всё в порядке, от сердечной искры действует. Нажимаю – а она Анжела Эниан, года ей два и двадцать, но анкеты её просмотреть нельзя. А если такая фамилия – то, может, она ещё и еврейка? Лицо у ней настойчиво израильское. Хотя Эниан – фамилия, смотрю, может ещё и не еврейская, а очень греческая, но когда и так – то всё-таки нерусская. А если лицо учесть – то еврейка, конечно, получится.

А я как раз на еврейке жениться хочу. Это для того, что за такое дело мне, вероятно, дадут израильское гражданство. Зачем мне оное гражданство? Тут ответ вполне однозначный: я учу иврит. А на российской территории это наречие не употребительно; то есть, сталось, надо в еврейское государство ехать. Мне, может, там в отношении поликлиник больше нравится. И тепло там всегда регулярное, и новизна на каждой единице пространства. В еврейской стране мне всё лучше: там люди иного склада – будто бы возвышеннее, и лицевая их сторона будто убедительнее нашего, и достоинство совсем другого качества и основополагается на внутренней их действительности. Хотя может оказаться в конце, что мысли у них одни с нами – вполне русские, но ведь впечатление-то останется, следовательно, и степень жизни у меня некоторое время будет выше. А когда насовсем проникнусь я тем содержанием – тут уж и дети у меня четыре человека. Теперь я весь для них, теперь я человек детский, увлеченный, и разочаровываться в душевном содержании граждан мне уже нет интереса. Я теперь воспитываю, учу, целую, вожу куда надо. Счастье меня за собой таскает, я уже и не удивляюсь тому.

Однако подумал я вдруг, что во всяком варианте я, может быть, замечтался и мне нужно это перестать.

2014