Женщина, которая поёт

 Мой отец умер от рака, когда мне было четыре года. Мама горевала недолго, и её можно понять, ведь отец был классическим садистом. Через год после его смерти мама вышла замуж за уголовника-рецидивиста, который находился, как тогда говорили, на "химии" на том же судоремонтно-судостроительном заводе, где работала мама. Всего за свою жизнь отчим отсидел 22 года. Хорошо помню, что я его тогда любила и даже называла папой, но вскоре его опять посадили - кажется, за драку в заводской столовой. В детстве я хорошо рисовала, и самые лучшие рисунки отдавала маме, просила её, чтобы она обязательно положила их в передачку в тюрьму или в письмо. Сидел он в Тюмени. И мы - мама, сестра и я, - в любую погоду в выходные дни ездили к нему в тюрьму.
Нет, не так, мы приезжали к тюремному забору. Мне, маленькой, казалось, что этот забор достаёт до самого неба. Неподалеку от него стоял частный бревенчатый дом, окруженный зарослями боярышника. Как же я любила его мягкие, чуть сладковатые ягоды! Мы стояли и высматривали отчима в одном из множества тюремных окон. Он нам махал рукой, мы в ответ тоже ему махали. Так, постояв немного времени, мы возвращались домой.
Странно, но, хотя мне было всего восемь лет, я по сей день помню точную дату его освобождения - 15 августа 1975 года. Наверное, потому, что я его действительно любила и ждала. Помню, я проснулась, а он сидел на моей кровати и ждал моего пробуждения. Я набросилась на него с объятиями, поцелуями и с криками "папка вернулся!". Отчим был красивым, только абсолютно лысым. И нарядным. Мама в кредит в универмаге купила ему дорогущий финский спортивный костюм, из синтетической ткани красивого синего цвета, весь в замочках. Тогда же она купила ему классический японский костюм, в котором его в 2004 году и похоронили. Почти сорок лет отчим носил его, а костюм всё был как новенький.
Но радость моя была недолгой. Наверное, потому, что я уже подросла и стала кое-что понимать. Нашей спокойной, размеренной жизни пришёл конец - отчим много пил. Причём пил всё подряд: водку, брагу, самогон, настойку из боярышника, лосьоны, одеколоны, мамины духи. Но главное - часто его пьянки заканчивались драками. Нас он не бил, а вот маме доставалось регулярно. Хотя нет, вспомнила... Моя сестра спала, когда он пнул её прямо в лицо. Её он вообще почему-то постоянно гнобил. Однажды отчим прямо на голову сестре вылил тарелку горячего супа. Ещё помню, что у нас была вечная проблема с ножами - в том смысле, что их невозможно было найти. Мама постоянно их прятала, потому что отчим, когда напивался, постоянно хватался за нож.

Лето 1979 года. Мне двенадцать лет. На экраны кинотеатров Советского Союза только что вышел фильм с Аллой Пугачёвой "Женщина, которая поёт." Билеты на фильм просто невозможно было достать, но маме в профкоме завода, где она всю жизнь проработала, выделили три билета. Дома мы решили, что в клуб пойдём все вместе - мама, отчим и я. И вот мы с мамой уже готовы, наряжены - а отчима всё нет и нет. Ждали до последнего. Мы решили, что он, как всегда, напился до поросячьего визга и, наверное, как и положено свинье, валяется в какой-нибудь канаве. Это было обычным делом, поэтому мы с мамой ушли в клуб одни. Посмотрели фильм, он нам очень понравился, шли домой в приподнятом настроении.
Было уже очень темно, редко где на фонарных столбах горели лампочки. Мы уже дошли до соседского дома, как вдруг из темноты возник отчим. Он орал: "А-ааа, б...ь, прикрываешься Ленкой, а сама е@ёшься! Убью, сука!" Это было так неожиданно, я ничего не поняла, лишь увидела в темноте его высоко занесённую руку. Звук удара. А потом мама вдруг, как подкошенная, упала. Оказывается, он ударил её гаечным ключом по голове. Всё случилось так быстро... Мы с отчимом смотрели друг на друга. Было понятно: либо он меня, либо я его. Я, что есть мочи, пнула отчима в пах, и он сложился пополам. Я со всей дури ещё раз ему зарядила, тоже ногой, в этот раз по голове. Отчим рухнул, как мешок картошки. Кстати, этому приёму меня научил он сам, сказав, что если мне когда-нибудь придётся защищаться от мальчишек, то надо бить им исключительно в пах, так как это самое уязвимое, самое больное место у всех мужчин. Я хорошо усвоила этот урок. Мама лежала, не двигаясь. Я волоком потащила её к соседям, родителям Ильгизки, моего самого близкого друга. Руками, ногами колотила в ворота, пока мне не открыли. Тётя Галя с дядей Гришей помогли занести маму в дом - она была без сознания, голова в крови. Нашатырным спиртом, холодной водой привели маму в чувство. Крови было много. Обработали рану. У меня мелькнула мысль, что, возможно, я убила отчима. Ооочень уж я вложилась в удар по его голове.
Но нет, не убила. Спустя некоторое время я увидела, что в нашем доме загорелся свет и услышала голос отчима, он громко что-то орал. Мне надо было знать, что он задумал. Я вышла, крадучись добралась до дощатого забора, разделяющего наши огороды, и стала наблюдать. Свет в большой комнате был включен, и поэтому я отчётливо видела отчима, который чем-то обливал снаружи углы дома. При этом он кричал, что нам теперь не жить, что он спалит дом вместе с нами. Меня это повергло в ужас - всё слишком серьёзно. Что делать? Беспомощная мама лежит, Татьяна, старшая сестра, с подружками на гульках, брат в это время с семьёй жил на Севере. Я сама должна найти решение, как не допустить поджога дома. Нашла, придумала!
На нашей улице жила многодетная семья Матвеевых - 14 детей! - старшие сыновья были друзьями моего брата. Я побежала к ним, всё рассказала. Они, конечно же, взялись помочь. Пошли Иван, Коля и почему-то Люба. Мы пришли к нам домой, отчима нигде не было. Обошли вокруг дома. Действительно, углы дома, что выходят в огород, облиты то ли бензином, то ли соляркой. Мы вылили воду из двух бочек на дом, закидали залитые горючей жидкостью углы песком. А потом, кто с топором, кто с лопатами, я с одеялом для тушения, засели в засады и стали ждать. Чего? У нас не было сомнений, что отчим всё-таки подожжёт наш дом. Я сидела с мамой, она уже окончательно пришла в себя. Сестра тоже уже вернулась с гулек и сидела на другом "посту".
Мы не то что боялись разговаривать, мы даже дышали через раз. Но долгое время ничего не происходило. Сообразили, что оставили включенным свет в одной из комнат, погасили. В кромешной тьме вглядывались в заросли малины, картофельную ботву, ягодные кустарники - нет ли там какого-нибудь движения. И вслушивались в каждый звук, шорох, шелест... Казалось, что мы слышим биение своих сердец. Но, как бы мы ни всматривались и ни вслушивались, и, несмотря на то, что на дом было вылито столько воды и высыпано много песка, в половине второго ночи, примерно через полчаса после того, как мы погасили свет, дом всё-таки загорелся. Мы со всех сторон бросились его тушить. Потушили быстро. Люба побежала звонить в милицию,а ребята бросились в погоню за отчимом. Кто-то из них, кажется, Ваня упал в вырытую для канализации яму. К счастью, ничего сломал, вообще очень легко отделался, хотя глубина ямы была приличной. Поймали отчима быстро, потому что бежать без обуви по гравию ему было больно. То, что отчим бежал именно босиком, у меня в памяти отложилось навсегда. Коля с Ваней наваляли ему как следует.
К приезду милиции - а они приехали с автоматами и с собакой - дом был потушен, его поджигатель пойман. Хорошо помню, как милиционеры сказали, что нужны показания мамы, и я пошла за ней на наш "пост", где она, будто пришпиленная, продолжала сидеть. Я подошла к маме и сказала, что её ждут в доме милиционеры. Но мама категорически отказывалась идти. "Если я его увижу, то убью на месте", - сказала она. Отчим в своих показаниях признался, что действительно сидел в малине, ждал, когда погаснет свет. Только через полчаса, подумав, что мы уже уснули, он снял сапоги, удивительно тихо добрался до дома и поджёг его. То есть отчим на самом деле хотел сжечь нас живьём! Его забрали. Суд приговорил его к пяти годам тюремного заключения строгого режима.
С тех пор, когда я слышу слова "женщина, которая поёт", перед моими глазами  встает та ночь.
Продолжение следует...