Семнадцать мгновений туфты

Сергей ЖИРНОВ, бывший кадровый разведчик-нелегал управления "С" ПГУ КГБ СССР

Семнадцать мгновений туфты.
(крик души бывшего кадрового шпиона-нелегала)

- Будьте осторожны, штандартенфюрер. Впереди воронки!
- Спасибо! Я всегда осторожен! (самодовольно ответил Штирлиц, оставив отпечатки своих пальцев на чемодане русской радистки и на телефонной трубке в пункте спецсвязи в здании РСХА)

Любимой книжкой и снятым по ней любимым фильмом миллионов бывших советских граждан является шпионское произведение Юлиана Ляндреса (литературный псевдоним «Семёнов») «Семнадцать мгновений весны». Эти талантливые литературные и кинематографические опусы являются ярчайшим примером того, как, несмотря на махровый дилетантизм и полную – с профессиональной, шпионской точки зрения – туфту, книжки и фильмы могут становиться культовыми для миллионов дилетантов и обывателей. 

Массовый читатель и зритель, пресловутые дилетанты и обыватели, а также вообще все неумные, недалёкие, непрофессиональные и необразованные люди, вроде Путина, видели и продолжают видеть в этих в высшей степени талантливых, если не гениальных, с литературной и кинематографической точки зрения, произведениях воистину героические и положительные примеры для себя и потомков. Даже не задумываясь над важнейшими деталями, которые полностью такие мифы и легенды разрушают изнутри. Но дилетанты и обыватели не умеют видеть и анализировать детали, и потому постоянно живут мифами.

А ведь, как правильно гласит древняя мудрость, дьявол обычно и чаще всего прячется именно в деталях, которые не воспринимаются широкой публикой. На этом парадоксе восприятия строился метод Шерлока Холмса – на профессиональном объяснении того, что было открыто для обозрения всем, но чего никто не увидел в упор, считая незначительными деталями.

Если таки внимательно и профессионально, по-шпионски проанализировать всем известные, важные, но упущенные детали, то крутые, разведывательные, детективные «Семнадцать мгновений весны» превращаются в семнадцать вагонов туфты с маленькой тележкой.

Внимательному и профессиональному аналитику становится ясно, как белый день, что в случае с талантливым ляндресовским литературным опусом, и его не менее талантливой экранизацией наглядно продемонстрировано, что все проблемы в «совке», даже в самых элитных структурах – в частности, в нелегальной внешнеполитической разведке, происходили от преступной халатности, несоблюдения трудовой дисциплины, мещанского разложения, мелкобуржуазного перерождения и жадности, недостатка сексуальных знаний и противозачаточных средств, половой распущенности.

Отбросим приторный совковый шпионский героизм, застревающий в зубах, и приглядимся к банальной сути. Практически вся детективная интрига «Семнадцати мгновений весны» строится на не вовремя возникшей беременности совковой радистки Кати Козловой (альяс Кэт Кинг). По замыслу автора, героическая, но распутная радистка Кэт совсем не вовремя забеременела, прямо на боевом шпионском посту, затем во время родов в берлинской клинике «Шарите» в беспамятстве орала на рязанском диалекте языка главного противника хитлеровской Германии, чем и привлекла к себе оперативное внимание Гештапо и чуть не провалила своего начальника – резидента нелегальной резидентуры, супер-шпиона Штирлица, 20 лет внедрявшегося в самое сердце политической разведки Третьего Райха.

А почему? Потому что героическая супружеская чета супер-радистов нелегальной резидентуры полковника НКВД Всеволода Владимировича Владимирова (альяс Максима Максимовича Исаева, альяс штандартенфюрера СС Штирлица) – Эрвин  и Кэт Кинг – не смогла последовать героическому примеру полного сексуального воздержания их начальника. Или, хотя бы, элементарно и надлежащим образом предохраниться во время буржуазных сексуальных игр, которыми они преступно занимались в подполье, в глубоком тылу противника, в нарушение инструкций Центра и в перерывах между опасными шпионскими радиоиграми с фашистской контрразведкой и тайной политической полицией нацистского Райха – Гештапо.

И это – пока вся остальная совковая страна героически воевала с бывшими сталинскими союзниками – нацистами. Почему не смогла предохраниться и избежать беременности Кэт? Чёрт знает (одному Ляндресу было известно). Возможно, просто из-за недостатка полового воспитания и культуры безопасного секса. Может, банально пожалели райхсмарок: сначала на презервативы, а потом – на подпольный аборт. Может, копили на домик во вражеской Германии, на вражескую машину «Хорьх», на вражеский мотоцикл БМВ или на импортную кофеварку. Не суть. Короче, поставили, гады такие, свои личные, сексуальные интересы превыше всего.

Вот так, маленькое личное, человеческое счастье половой жизни четы радистов-нелегалов тут явно перевесило огромные оперативные шпионские принципы конспирации и государственные интересы СССР, а также лично усатого товарища Джугашвили. Хотя любая шпионская доля – особая, предполагающая полный отказ разведчиков от личной жизни по своей прихоти. А доля сталинских шпионов – в сто раз особей.

Кстати, история с «уважением личной жизни» радистов в корне противоречит логике сталинской разведки, изложенной в книге Ляндресом в приложении к главному герою. Его личное, сексуальное и семейное счастье было полностью раздавлено Центром, который трижды проигнорировал его раппорты об отзыве из подполья из-за половой неудовлетворенности. Ибо чекист-полковник Всеволод Владимиров (Максим Исаев) 20 лет не жил интимно со своей законной женой Сашенькой. Оставшейся заложницей НКВД в далёком СССР, за сталинским железным занавесом, которую наш шпион видел очень редко, да и то издалека. Последний раз – 10 лет назад, в баре «Элефант», в котором Штирлиц сделался завсегдатаем, найдя подобную сублимационную замену реальной сексуальной жизни – то есть, ностальгически предаваясь там виртуальной мастурбации.

Эта душещипательная, лирическая струя очень нравилась в СССР одиноким женщинам, обойденным мужской лаской, да и советским женщинам вообще, которые в реальной жизни редко встречают такие героические образчики супружеской верности. Не задумываясь над тем, что подобная «верность» и многолетнее сексуальное воздержание физически здорового, половозрелого мужчины – скорее признак ненормальности или даже прямой симптом болезни душевной.

Раз уж зашёл разговор, продолжим это маленькое лирическое отступление и, анализируя забытые широкой публикой детали, заметим, что морально-психологический облик нашего героического Штирлица от этого полового воздержания не становится красивее, если вдуматься и опять поразмыслить над деталями.

Потому что в интимном разговоре с влюбленной в него по уши фрау Габи Набель, он сознался ей в своей нетрадиционной сексуальной ориентации. «Из всех людей на Земле мне больше всего нравятся старики и дети» – сказал наш герой, чтобы объяснить, почему он не вступает в нормальные интимные связи с вдовствующей красавицей Габи. Хотя такая вполне нормальная связь позволила бы ему укрепить, в частности, свою оперативную «легенду» и повысить положительную оценку в НСДАП и РСХА, где на пятидесятилетних холостяков смотрели также подозрительно, как и в сталинском НКВД, а позднее – в андроповском КГБ.

Наша сердобольная публика, не думая над сутью сказанного, снова тут принялась умиляться. Кремень, а не мужик. Устоял перед вражеским сексуальным соблазном. И снова – зря восхищались! Ведь, переводя заявление Штирлица на официальный язык судебной психиатрии, заметим, что он вслух, публично сознался в том, что страдает педофилией (любит детей)  и геронтофилией (любит стариков), считавшимися в СССР психиатрическими болезнями и преступными сексуальными извращениями с психиатрическим диагнозом.

В книге Ляндреса есть очень странный и поэтому не вошедший в фильм эпизод о том, как у Штирлица очутился на полтора месяца младенец-приемыш. Недаром и большой поклонник Штирлица Путин, в конце концов, развёлся с законной женой и бросился публично целовать пупки маленьким мальчикам на площадях в Кремле. А наша совковая публика не нашла в этих откровенных актах гомосексуальной педофилии «гаранта Конституции» ничего предосудительного.

Ну, да ладно. Оставим подозрительный моральный облик Путина и Штирлица в стороне и вернёмся к ляндресовским «пианистам» и шпионским играм. Итак, вспомните, как было дело с радисткой Кэт в «17 мгновениях весны». Она провалилась, когда орала на русском языке при родах. Но делала это в беспамятстве, чего сама не помнила и считала, что всё в роддоме прошло нормально.

Поэтому умное и хитрое Гештапо не стало её хватать в тюрьму и правильно сделало – потому что не вышло бы из этого никакого оперативного толка, а бежать из больницы без ребенка она не могла. И с ней уже начал, вполне профессионально, работать контрразведчик из районного отделения Гештапо – под прикрытием сотрудника страховой компании. Всё развивалось нормально.

Но тут вмешался полный идиот или предатель (с точки зрения Гештапо и немцев) – полковник из разведки Штирлиц и всё сорвал: приехал к ней в клинику Шарите открыто в форме СС, прямо сообщил, что она раскрыта, и забрал на допрос в центральный аппарат РСХА. Что он получил?

Конечно, мы с вами знали, что он – сталинский шпион, который боялся за свою шкуру. Безусловно, он спас себя как советского резидента-разведчика, пока Кэт не забрали в подвалы к Мюллеру и не начали пытать – где она созналась бы во всём и вывела бы на Владимирова-Исаева. Который, как дурак, в нарушение инструкций разведки ездил к ней домой, пока она была беременной. Вместо того, чтобы отослать её в СССР и получить нормальную замену.

Но оперативно, с точки зрения РСХА и разведки – той немецкой «крыши», под которой выступал Штирлиц как офицер немецкой разведки, он загубил всю операцию, полностью, на корню. В книжке Ляндреса и её экранизации читателей и зрителей авторы обманули, сделав вид, что начальник разведки Шелленберг и даже конкурент разведки Мюллер увидели тут виртуозную работу Штирлица. Хотя ничего виртуозного в ней не было. А был полный оперативный провал. С точки зрения нацистской контрразведки и разведки. За такую работу Штирлицу немцы должны были объявить выговор или даже понизить в звании, если не расстрелять.   

Нам рассказали в книжке и фильме, что советскую «пианистку» посадили по предложению Штирлица на радиоквартиру под присмотром гестаповки Барбары и контуженного солдата СС Хельмута для радиоигры. А на фига, пардон? Кэт говорила, что была только радисткой, а шифровальщиком был её муж Эрвин. Она якобы не знала ни шифра, ни резидента. И какая тогда от неё польза? Какая тут могла получиться радиоигра у немецкой контрразведки?

Радиоигра – это секретное оперативное использование негласно раскрытой и захваченной, но дееспособной в полном объёме шпионской группы врага, в качестве ответного канала дезинформации противника. Однако, для этого должен происходить в полном объеме радиообмен сообщениями с Центром.

Если радистка Кэт не знала шифра, если шифровальщик Эрвин погиб под бомбёжкой, а резидент испарился, то что радистка Кэт одна, без шифра и резидента, могла передавать в Москву? Какую информацию и каким способом? Дурят тут нашего брата Ляндрес и Лиознова! Никакого обмена, никакой радиоигры тут получиться не могло по умолчанию. 17 вагонов туфты тут получилось у Ляндреса. Без знания шифра Кэт не стоила и ломанного гроша, и заслуживала только пулю. Противно даже читать этот дилетантский идиотизм!

Единственный контрразведывательный, оперативный интерес к ней был в начале – пока она не знала и именно потому, что она не знала, что находится «под колпаком» у ведомства Мюллера, в надежде, что она начнёт искать выхода на резидента и приведёт Гештапо к нему. Но для этого её нельзя было арестовывать – ни в коем случае! Для этого её следовало вести негласно, скрытно, секретно. Именно это и сорвал дурак или предатель (с точки зрения немцев) Штирлиц.

Поверхностные знатоки самого известного и литературно гениального опуса Ляндреса и дилетанты могут попытаться нам возразить, аргументируя тем, что без радистки Кэт и её мужа Эрвина нелегальный резидент Штирлиц якобы бы остался без «последней связи» с Центром. Это совершенно неправильно. Опять пропустили детали.

Потому что, в конце романа, на встрече Штирлица со связником Центра в Швейцарии в баре отеля «Горные лыжники» тот передал ранее законсервированную радиоточку и двух других радистов: «Если  товарищ  Юстас  сочтет   возможным вернуться в Германию, тогда  ему  будет  передана  связь – два радиста, внедренные в  Потсдам  и  Веддинг,  перейдут  в  его  распоряжение.  Точки надежны, они были "законсервированы" два года назад.» (Правда, в следующей книге про Штирлица – «Приказано выжить», которая мало кому известна по сравнению с «Семнадцатью мгновениями», выяснится, что и они уже были давно провалены Гештапо – но это просто литературный бзик Ляндреса.)

А что мешало героической и мудрой сталинской разведке профессионально и предусмотрительно заменить Эрвина и беременную Кэт при Штирлице на этих законсервированных радистов на шесть месяцев раньше, когда стало точно известно, что распутная Кэт забеременела и стала опасной оперативной обузой? Ответ: ничего. Только литературная интрига Ляндреса и его личные потребности в нагнетании напряженности для дилетантов и обывателей, то есть полная туфта.

Но у талантливого писателя Ляндреса в шпионском деле сплошь одна обывательская и дилетантская туфта. «Пианистка» Кэт, очевидно, слишком занятая думами о сексуальных утехах с оперативным партнёром, радистом Эрвином, и заботами о своём будущем ребенке, стала халатно относиться к своим прямым оперативным разведобязанностям. В частности, она не протирала своё шпионское хозяйство после каждого сеанса радиосвязи, надев резиновые перчатки, тряпочкой, смоченной в спирте, как того требовала элементарная техника разведывательной безопасности. В результате ещё и сама наследила и вовне, и внутри чемодана (на шкале настройки и на эбонитовых наушниках), дав своими руками неопровержимый уликовый материал контрразведке. Ну, не бардак ли? За такое в военное время полагалось расстреливать!

Да и сам герой, игрок в шахматы, аналитик и мыслитель Штирлиц хорош! Имел в запасе 7-8 месяцев, но так ничего конкретного и не предпринял. Точно знал от знакомого акушёра, что женщины, рожая, кричат на родном языке, но не экстрадировал Кэт в родную сталинскую державу. Или, хотя бы, в нейтральную страну. Хотя возможности для того были (уже будучи в оперативной разработке Гештапо, вывез же он её в конце в Швейцарию и во Францию с двумя младенцами). Наконец, мог бы её просто физически ликвидировать на месте. Из предосторожности. По законам военного времени. Как нелегальный резидент сталинской внешней разведки НКВД, оружие и яды, а также чрезвычайные полномочия на крайний случай вполне имел.

Профессор Пляйшнер, завербованный Штирлицем и совершивший роковую ошибку на проваленной явке в Швейцарии, по крайней мере имел оправдания: он не был кадровым, профессиональным шпионом. Зато как красиво и героически сумел покончить с собой, исправив свой непрофессиональный прокол и обрубив концы дальнейшей оперативной разработки для Гештапо. На то он был и немец. Орднунг мус зайн! Вот она – немецкая дисциплина, исполнительность, ответственность и обязательность! (Чему в ГДР так и не смог научиться Путин).   

А кадровый совковый нелегальный разведчик высшего полёта Штирлиц, только прикидывавшийся скрупулёзным немцем и супер-шпионом, совсем уж глупо и непрофессионально оставил отпечатки своих пальцев на чемодане, в котором радистка хранила рацию. Хотя, как резидент, не имел права не только лично прикасаться к хозяйству радистов, но даже ездить к ним по ночам, травить байки, пить морковный кофе и играть на пианино, обсуждая с Эрвином совершенно секретные задания Центра, позабыв об элементарных правилах шпионской конспирации.

Кстати, о его забывчивости и безалаберности. Тут следует обратить внимание наших непридирчивых или невнимательных читателей и зрителей кино, что супер-герой Штирлиц, у которого якобы была феноменальная, фотографическая память, забыл привезти Кэт консервированного молока! Хотя это было самым важным для неё на завершающей стадии беременности. Забыл и всё тут.

Зато наш супер-герой мудрёно рассуждал, как важно войти и выйти из почти банальных разговоров, не привлекая внимания к подлинному объекту своего шпионского внимания. А потом ещё и безмозгло наследил на телефонной трубке в пункте правительственной связи РСХА, хотя носовой платок с собой носил всегда – мог бы после разговора с Борманом трубочку за собой и протереть, уничтожив неопровержимые улики – свои «пальчики». Профессионал хренов!

Идя к райхсфюреру СС Химмлеру на несанкционированный провокационный разговор с доносом о сепаратных переговорах, супер-шпион Штирлиц даже не предусмотрел банальной возможности случайного прокола (когда в канцелярию неожиданно явился его шеф Шелленберг) и прямо положил свой донос в папочку. В результате чего снова чуть не провалился. Хотя по правилам шпионской конспирации и простой обывательской логики, ему следовало бы туда положить любую бумажку прикрытия (вроде придуманного им раппорта с ходатайством о помощи в эвакуации семье мифического полковника СД, как в киноверсии), а сам донос спрятать в карман кителя и вынуть его только в кабинете Химмлера во время аудиенции.

Шпионских профессиональных проколов у Штирлица хватило бы на дюжину горе-разведчиков. То он по громкой связи, без наушников слушает шифровки по радио Коминтерна из Москвы прямо на русском языке, сидя у себя в коттедже под возможным негласным надзором Гештапо. И выключая радиоприёмник, даже не прокручивает шкалу настройки, чтобы последняя пойманная станция из вражеской для нацистской Германии страны – явный уликовый материал – не осталась на случай негласного непланового или даже явного обыска, когда он попал под «колпак» Мюллера. 

То он каждый год отмечает праздник 23 февраля - на эту тему народ сочинил кучу анекдотов. Что не только грозит потенциальной расшифровкой его как советского шпиона, но ещё и является тотальной исторической туфтой Ляндреса. Давно известно, что этот "воинский" праздник - полнейшая ерунда.

Декрет о создании РККА был подписан на месяц раньше. А в феврале 1918 года было наступление немцев. Большевики отступали, сдавали город за городом. В ночь с 23 на 24 февраля ВЦИК - высший орган государственной власти в РСФСР - официально принял позорный и пораженческий ультиматум германского кайзера. 26 февраля, под угрозой захвата Питера немцами, столица была перенесена в Москву.

Всё это тщательно скрывала, вернее - перевирала официальная совковая пропаганда в СССР, но уж шпион-нелегал Штирлиц, живущий в Германии много лет, не знать этого не мог. Получается, что Владимиров-Исаев, штандартенфюрер СС, ежегодно праздновал победы Германии и поражения Советской России. Вот такая туфта! 

То в Швейцарии он ходит по стопам завалившегося там профессора Пляйшнера – в пансионат «Вирджиния» и в магазин птичек прямо напротив проваленной явочной квартиры на пустынной улочке. Две точки, явно уже находившиеся под надзором швейцарской полиции и под объективами нацистского Гештапо (В книжке «Отчаяние» фотографии Штирлица, сделанные Гештапо будут фигурировать во время его допроса в МГБ).

Кстати, даже без этих профессиональных проколов в Швейцарии Штирлица бы всё равно ждал новый арест и окончательное заключение в подземную тюрьму Гештапо в Германии. Потому что тайная политическая полиция Райха уже установила личность горе-связника Штирлица – профессора Пляйшнера. И арест самого Штирлица был делом времени. Ведь он несколько раз дилетантски приперался вербовать Пляйшнера прямо к нему на работу в институтскую библиотеку, куда доступ был закрыт для обычных посетителей. И работница там легко бы вспомнила зачастившего к ним нового посетителя, уединявшегося несколько раз с Пляйшнером.

Вообще, грубо оставлять свои следы повсюду – это пресловутый оперативный стиль героя-шпиона Штирлица. И только в романах Ляндреса такой разведчик мог 20 лет шпионить, не провалившись. В реальной жизни он загремел бы в контрразведку через пару месяцев и никогда бы смог выйти из подвалов Гештапо.

А помните сцену, в которой Штирлиц обнаруживает за своей машиной слежку службы наружного наблюдения Гештапо? И что он делает? Он нажимает со всей силы на педаль газа и грубо отрывается от своих преследователей, устроив автомобильные гонки по улицам Берлина с визгом тормозов, поющей и плавящейся резиной на покрышках при поворотах на предельной скорости, о чем потом «наружка» письменно отчитывалась перед группенфюрером Мюллером.

Для наших читателей, не вполне знакомых или совсем не знакомых с практикой шпионского ремесла, скажем, что подобная реакция на обнаружение слежки является грубейшей ошибкой разведчика! Непростительной ошибкой для шпиона такого уровня как супер-нелегал Штирлиц. Это в разведке знает даже самый младший начинающий шпион.

Обнаружив слежку, полагается сделать всё возможное, чтобы следящий за разведчиком противник не понял, что его наружное наблюдение раскрыто. Если «наружка» вас случайно потеряла на вашем проверочном маршруте, нужно наоборот мотивированно и легендированно подождать её, дать ей вас снова «найти», успокоиться.

Отрываться от слежки допустимо только в исключительном случае крайней необходимости: когда разведчику грозит арест, или он идёт на важное оперативное мероприятие, которое уже нельзя отменить. Да и то, отрыв от слежки следует организовать таким тонким  и хитрым способом, чтобы противник был убеждён, что он просто сам случайно потерял объект наблюдения, что это – обычная ошибка, недоработка, непрофессионализм его собственной «наружки».

Лично я запомнил эти азы шпионского ремесла на всю жизнь после одного трагикомического случая отработки навыков обнаружения наружного наблюдения в Краснознамённом имени Андропова институте КГБ СССР в 1986 году, где за нами – слушателями КИ и будущими шпионами – работала настоящая боевая «наружка» из 7-го управления КГБ СССР, которая обычно следит за иностранцами, нашими диссидентами или предателями.

То, что Ляндрес абсолютно верно описал в своём опусе – так это войну спецслужб, разведки и контрразведки, Гештапо Мюллера и разведки Шелленберга. У нас происходило то же самое. Сотрудников внешней разведки – Первого главного управления – не любил никто в остальном КГБ.

Приставленные следить за нами на учебных занятиях «семёрышники» нам смертельно завидовали, потому что знали, что если и не все мы, то подавляющее большинство из нас – слушателей КИ – попадёт за границу, и не в турпоездки, а в длительные командировки. Многие – в «проклятые» капиталистические страны «прогнившего Запада», в империалистический рай. Туда, где зарабатывается свободно-конвертируемая валюта, на которую потом можно без очереди купить машины, квартиры, дачи, бытовую технику, одежду и прочие райские плоды «проклятого Запада». Поэтому «Семёрка» работала по нам с куда бОльшим пристрастием, чем по настоящим западным иностранцам.  И мы ей платили тем же. «Учебная» война шла не на жизнь, а на смерть.

Мне удалось тогда подобрать очень хитрый проверочный маршрут в центре Москвы, на котором я заводил за собой свой «хвост» в череду узких и извилистых проходных дворов и переулков. После чего неожиданно и незаметно повернув за угол после очередного колена переулка, я внезапно и скрытно оказывался в неприметном магазинчике с витринами, выходящими во внутренний дворик, откуда были, как на ладони, видны все, кто должен был следовать за мной.

При практической отработке этого оперативного узла на учебном маршруте обнаружилось, что знавшие всю Москву как свои пять пальцев «наружники», и не догадывались о существовании этого хитрого магазинчика. Они не просто меня тогда потеряли. Но пятеро матёрых сотрудников «Семёрки» стали метаться, бегать и кружить по крошечному дворику прямо перед глазами у меня, спокойно стоящего за стеклом витрины торговой точки. Это была паника.

Я тогда был молод, неопытен и глуп. Довольный результатом своей «крутой» обманки «семёрышников», я не только вышел из магазинчика, насладившись удачей, но и, широко улыбаясь, пошёл прямо на расшифрованную мною бригаду, заставив пожилых дядек и тёток чуть не ложиться в осеннюю грязь, глупо, по-детски прячась за ближайшие автомобили. Конечно, это было великим наслаждением лицезреть такой профессиональный прокол умудрённых опытом контрразведчиков. И меня очень удивило, когда за это весьма удачное, с моей точки зрения, проверочное мероприятие мне поставили двойку. Ведь я выявил их всех, описав в оперативном отчёте их приметы до мельчайших деталей!

Мудрый и старый отставной шпион – начальник нашего учебного отделения – устроил тогда показательный разбор для всех на моём примере. И он объяснил всем нам – молодым курсантам – как важно по-человечески заботиться о своих соглядатаях из «наружки» в реальной шпионской жизни за границей.

Следует предусматривать мотивированные задержки и остановки на проверочном маршруте даже специально для того, чтобы оперативные сотрудники противника могли погреться в холод или поостыть в жару, перекусить и выпить чего-нибудь, сходить в туалет и передохнуть. Если есть легендированная возможность, им даже нужно дать заранее «узнать», куда вы идёте или едете, сказав об этом громко приятелю на улице перед посадкой в автомобиль и отправлением на маршрут. Тогда они не будут волноваться, успокоятся, расслабятся, и вы сможете преспокойно провести моментальную встречу со своим агентом или тайниковую операцию буквально у них под носом.

Реальному шпиону никогда не следует злить, унижать или обижать следящих за ним и обнаруженных им оперативников. Потому что за свои обиды они будут мстить. Хорошо, если просто проколют шины служебного посольского или вашего личного автомобиля. Но могут и побить (представив это хулиганской выходкой, ищи потом ветра в поле). Или того хуже – покалечить или убить.  Смотря, какая страна попадётся. А у Ляндреса получается, что супер-нелегал с 25-летним стажем Штирлиц не знал того, о чём лично я узнал ещё на стадии подготовки в КИ, будучи слушателем-молокососом!

И это – сталинская шпионская элита?! Наши кадровые нелегальные разведчики?! Противно читать и смотреть! Вот оттого и развалился СССР. А теперь ещё и Россия катится в тартарары. Потому что поклонник Штирлица Путин – это далеко не вымышленный шпион Штирлиц. Путин вообще никогда не был никаким настоящим разведчиком  (этот миф придумали в 2000 году кремлёвские политтехнологи). Путин даже и рядом не валялся с фиговым литературным профессионалом и кадровым шпионом-нелегалом Штирлицем.

Ляндрес, прямой воспеватель сталинизма и косвенно фашизма, в своём опусе, написанном по заказу андроповского КГБ, грубо обманывал совковую аудиторию брежневского времени. Потому что логика сталинского НКВД прямо противоречила описанной, с розовыми пузырями в романе ситуации. Проваленные и побывавшие в подвалах Гештапо радистка Кэт и даже сам её начальник Штирлиц по возвращению в родной сталинский СССР не могли оказаться нигде, кроме как в подвалах НКВД-МГБ-КГБ или, в лучшем случае, в ГУЛАГе. Где Всеволод Владимиров (Максим Исаев, Макс-Отто фон Штирлиц) благополучно и очутился после возвращения в СССР.

Но это – уже в последнем в штирлицевской серии романе «Отчаяние», написанном в годы горбачёвской перестройки и опубликованном за год до распада СССР, роспуска КПСС и закрытия КГБ.  В котором Штирлиц показан никаким не героем-разведчиком, а полным идиотом, совершающем прокол за проколом в родном сталинском СССР, в застенках МГБ.

Гениальный Ляндрес, в конце жизни и литературной карьеры освободившийся от андроповских чекистских пут, рассказал тут всю правду о Штирлице, вскрыв и его глупость, и его непрофессионализм, и его слепую веру в мифические революционные идеалы, превратившуюся в рабское служение сталинщине. Хотя бы уже потому, что спец политической разведки с его уровнем аналитических способностей и информированности был обязан двадцать лет назад понять, что он не помогает никакой мировой революции, а секретно работает на сталинскую диктатуру, являющуюся зеркальным отражением диктатуры нацистской, и на сталинские карательные «органы» ЧК-ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ, являющиеся точно таким же инструментом государственного насилия над народом и личностью отдельных граждан, как и РСХА, СД, СС и Гештапо.

Вот такие 17 мгновений туфты получились у Ляндреса и затем у Лиозновой.

Франция, октябрь 2014 года.
Доработано в декабре 2014 года.
___________________________________________________


Для тех, кто ещё с ними  не знаком, несколько весьма показательных выдержек-цитат из романа Юлиана Ляндреса (Семёнова)  «Отчаяние» о конце Штирлица и его семьи:

     «… Он перешел на русский; да, я у своих, "т/х Куйбышев", но свой ли я этим своим?! А если я им не свой, значит, пришло время работать.
Человек, испуганно  глянув  на Штирлица, прогрохотал по лестнице своими громадными бутсами, и, когда он  убежал, а несъеденная уха со снотворным или какой иной гадостью, медленно зыбясь  на  металлическом  полу, стекла в угол отсека, - в такт работе машин, - Исаев расслабился и сказал себе:  времени тебе отпущено  немного,  начинай готовиться  к тому, во что ты запрещал себе верить,  -  как  можно  верить перебежчикам  вроде  Бажанова,  Кривицкого, Раскольникова?!
А ты,  спросил  он себя,  ты, который  был весь Октябрь в Смольном,  ты искренне  верил тому, что писали о нас в конце тридцатых? Нет,  ты не верил, ответил  он себе со страхом,  но  ты считал,  что  дома происходят процессы, подобные тем,  что  сотрясали  республиканский Конвент Франции,  -  Марат, Дантон,  Робеспьер... А кем ты считал Сталина? Робеспьером  или Наполеоном? Отвечай, приказал он  себе, ты обязан  ответить, ибо врачевать,  не поставив диагноз,  преступно...  Почему  Антонов-Овсеенко тогда, в  Испании, во время последней встречи,  смотрел на тебя с такой  плачущей, бессловесной  тоской? Почему  он не  ответил  ни на  один  твой  вопрос, а сказал лишь два  слова: "приказано выжить"? Почему он запретил тебе  возвращаться  домой? Почему  он повторял, как заклинание: "Главное - победить здесь фашистов..."
А почему ты отказался вернуться в Москву, когда тебя наконец вызвали - накануне войны?!  Только ли потому, что ты считал невозможным бросить работу против нацизма? Ты боялся,  признался  он себе, ты попросту боялся, потому  что все те, кого  начиная с тридцать  седьмого  вызывали  в  Москву,  исчезли  навсегда, бесследно, словно канули в воду...
Ты спрятался  за спасительное антоновское "приказано  выжить", ты решил ждать...

Ты успокаивал  себя придуманной самозащитой: крушение  гитлеризма неминуемо поведет к изменению морального климата дома...
Не ускользай от самого себя, приказал он себе.  Ответь раз и  навсегда: ты верил, что  Каменев, Бухарин, Рыков, Радек, Кедров, Уншлихт  -  шпионы и враги? Ты никогда не верил в это, сказал он себе и почувствовал  освобождающее облегчение. Но тогда отчего же ты продолжал служить тем, кто уничтожил твоих друзей? За что мне такая мука, подумал он. Почему только сейчас, у своих, ты должен исповедоваться  перед  самим собой?!  Это не  исповедь, а  пытка, это страшнее любой  пытки  Мюллера,  потому что  он  был врагом,  а моих  друзей убивали мои же друзья...

...Как же  ты  виртуозно  уходишь  от ответов,  товарищ  Исаев,  он  же Владимиров,  он  же Штирлиц, он же Бользен, он же доктор Брун, он  же Юстас, сказал он себе, но  снова что-то мерзкое,  плотски-защитное родилось  в нем, позволив не  отвечать  на  эти вопросы,  рвущие сердце,  а переключиться  на правку вопроса: "Ты растерял  самого  себя, Максим, ты путаешься  в себе, ты никогда не был  "товарищем Исаевым",  ты был "товарищем Владимировым", Исаев сопрягался с "господином", "милостивым государем" - твой первый псевдоним в разведке  Максим Максимович Исаев, и свое конспиративное имя  и отчество  ты взял в честь Максима Максимовича Литвинова, папиного друга, хотя отец всегда был  мартовцем,  а  Максим  Максимович  Литвинов -  твердолобый большевик, которого сняли с  поста народного комиссара  иностранных  дел,  чтобы он  не нервировал Гитлера и Риббентропа: "паршивый еврей"...
Я на Родине, у своих, но это новые свои, никого из тех,  с кем я начинал, нет  более, все они "шпионы", все те, кто окружал Дзержинского, - "диверсанты", все те, кто работал с Лениным - "гестаповцы"...  Мне не  к  кому  припасть здесь.  И  против  меня  работает огромный аппарат для  чего-то такого, о чем я не знаю и не  смогу догадаться до той поры,  пока они не откроют карты, а откроют  они  свои карты только в том случае, если заметят, что я хоть в малости дрогнул, потек, перестал быть самим собою...

... Через  три  года  в  одиночку  Исаева пришел  высокий  человек, явно загримированный, и, тщательно скрывая акцент, спросил:
- Хотите знать, кто виновен в вашей трагедии?
Исаев безразлично молчал. Человек в темных  очках и  с неестественно льняной шевелюрой -  парик, ясное дело, - протянул  ему  постановление ОСО на расстрел жены  и  сына с резолюцией Сталина. Реакция Исаева была странной: он согласно кивнул.
- Конечно же, хотели бы отомстить? - усмехнулся человек.
- История отомстит, - ответил Исаев. - Человек бессилен.
Посетитель еще глубже сунул кулаки в карманы плаща и мягко заметил:
- Я  попрошу, чтобы вам дали  прочесть Горького. Найдете нужную фразу: "Человек - звучит гордо". Особенно советский человек. А не вы ли пример для советских граждан, полковник?
И, не дожидаясь ответа Исаева, вышел из одиночки...
...В салоне "ЗИСа", стащив с себя льняной парик и очки, Берия задумчиво сказал Комурову:
-  Переведите  его в  хороший  лагерь,  где  есть отдельные  домики... Отхаживайте, как любимую... Если Рюмин или еще кто будут интересоваться, где он,  -  а  я  это  вполне  допускаю  -  ответите, что  вытребовали  в  мою "шарашку"... Познакомьте его с процессом над Трайчо Костовым, Ласло Райком и Яношем Кадаром... Подготовьте материалы о подготовке процесса над Сланским и Артуром Лондоном - с этим он был знаком лично, я не поленился потратить еще два  дня на его личное  дело... Вот и все.  Приведите  его в  форму... Пусть говорит  все, что  хочет, - не  записывайте ни одного его  слова...  Лагерь должен  быть на расстоянии не  более двух часов лета до Москвы: Исаев  может понадобиться мне в любой день и час, днем или ночью.

Берия начал тур борьбы за лидерство, его имя сразу же сделалось популярным "в среде советской интеллигенции.
Хрущев,  понимая, что такого спускать нельзя,  опубликовал  в  "Правде" статью о нарушениях законности в "бывшем МГБ".
Берия  решил  ответить  ударом  на  удар:  внес  предложение  на  ПБ  о нормализации отношений с Тито  ("это  дело - фикция и дутое провокаторство; интрига"), выходе на международный рынок и налаживании политического диалога с  Западом  ("мы  отстали  в технологии на десятилетия"), предложил  снять с поста  первого  секретаря  ЦК  Компартии  Украины  Мельникова,  заменив  его истинным  украинцем  (прекратив  таким  образом  насильственную  русификацию республик,    вернувшись    "к    нормам    ленинского     социалистического интернационализма", выраженного в Завещании). Не забыл он и об эмоциональном аспекте  борьбы  за лидерство: приказал  найти  в  лагерях и тюрьмах  бывших нелегалов, подкормить их, подлечить и дать о них серию материалов в газетах: "В МГБ были не только садисты типа Рюмина, ставленники тирана, но и истинные герои в борьбе с нацизмом".
Исаева  нашли во  Владимирском  политическом  изоляторе:  полуослепший, беззубый, с перебитыми ногами, он был помещен в тюремный госпиталь.

..."Золотую   Звезду"  Героя  Советского  Союза  Всеволод  Владимирович Владимиров (Исаев)  получил из рук Ворошилова, который вместе  со Сталиным и Молотовым  шестнадцать  лет  назад  подписал список  на расстрел учителей  и друзей Исаева - товарищей Уборевича, Антонова-Овсеенко, Постышева,  Блюхера, Пиляра, Сыроежкина - несть числа этому списку.
Обменявшись рукопожатием с  "народным президентом", Исаев обязательного в таких  случаях благодарственного слова не произнес,  возвратился на свое место за  столом заседаний, а  перед началом коллективного  фотографирования ушел, сославшись на недомогание.
Через  месяц   он  начал  работать   в  Институте   Истории   по   теме "Национал-социализм, неофашизм; модификации тоталитаризма".
Ознакомившись с текстом диссертации, секретарь ЦК Суслов порекомендовал присвоить  товарищу Владимирову  звание доктора наук без  защиты, а рукопись изъять, передав в спецхран...