Устранить зло

 Пукурс,  пожилой  латыш,  был  мастер  старой  выучки,  что  предполагало  преданность  ремеслу,  сознание  собственной  значимости  в  этом  мире  и  форменную  фуражку,  сохранившуюся  с  прежних  лучших  времен.
 Жил  он  недалеко,  и  когда  мне  понадобилось  приподнять  гриф  гитары,  для  чего  нужен  специальный  ключ,  папа  повел  меня  к  нему.
 Не  было  его  и  у  Пукурса,  он  сел  на  низкий  табурет  и  стал  пробовать  различные  приспособления  вместо  ключа.
Не  найдя  поблизости,  он  попросил  меня  взять  из  ящика  и  передать  ему  какой-то  инструмент.  Не  разбираясь  в  наименованиях,  я  подал  ему  первый  попавшийся,  и  конечно,  не  тот.
 Обычно  добродушный  мастер  закипел  такой  злостью,  что  будь  я  при  нем  мальчиком – подмастерьем,  он  треснул  бы  меня  этим  злосчастным  ключом  по  голове  и  не  пожалел  бы.
 Вспомнился  мне  тогда  чеховский  Ванька  Жуков:  «...а  хозяин  бьет  чем  попадя».
 Вот  такой  же  злостью  на  недостаточно,  по  его  понятию,  искусных  вспыхивал  Жорж  Хаас,  первый  гобой  симфонического  оркестра,  он  даже  носил  картуз,  похожий  на  форменную  фуражку  Пукурса.
 И  как  меня  спасали  от  расправы  независимость  от  мастера,  да  и  присутствие  отца,  так  современные  правила  общежития  не  позволяли  Жоржу  развернуться.  Поэтому  он  обзавелся  электронным  камертоном  и  включал  его  на  полную  мощность,  когда  оркестранты  репетировали  какой-нибудь  отрывок,  мол,  подстраивайтесь  под  камертон,  если  не  умеете  чисто  играть.
 И  каждый  раз  все  невольно  вздрагивали,  ибо  резкий  противный  электронный  звук  вторгался  в  утонченное  звучание  музыки  подобно  хамской  брани,  раздавшейся  в  ответ  на  ласковое  обращение,  да  это  и  была  брань  находчивого  Жоржа,  и,  оглушенные  грубостью  гобоиста,  ни  дирижер,  ни  оркестранты  не  решались  одернуть  его.
 Но  однажды  дирижер  пришёл на репетицию  в  дурном  настроении,  и , когда  в  конец  изумительнейшей  музыкальной  фразы  встрял,  как  обычно,  электронный  «ля»,  раздраженно  потребовал  прекратить,  но  тут  же  малодушно  добавил:  «Не  сейчас».
 Следующая  фраза  еще  тише,  еще  трепетней  первой,  была  настигнута  все  тем  же  зудящим  «ля»,  который  вдобавок  прозвучал  издевательским  диссонансом  к  последнему  звуку  мелодии.
 И  грянул  долгожданный  гром!
Дирижер  раскричался  и,  в  сердцах  бросив  палочку,  убежал  со сцены.
 Все  довольны.  Наконец-то!
Но  Жорж  пожимал  плечами и  показывал  на не включенный  камертон.
Значит,  кто-то  не  только  остроумно  пошутил,  но  и  свершил  поистине  Соломонов  суд.
 Зная,  что  слабые  духом  способны  к  решительности  лишь  в  состоянии  сильного  раздражения,  он  довел  дирижера  до  этого  состояния  и  одновременно,  в  наказание  за  прежнее  малодушие,  поставил  его  в  смешное  положение  воителя  с  призраками.
 Гобоист  был  пощажен,  но,  напуганный  возможными  неприятностями,  прекратил  с  того  дня  свои  нечестивые  проделки.
 Какая  замечательная  и  гуманная  шутка!
Устранив  зло,  она  никому  не  причинила  ни  малейшего  вреда,  да  еще  рассмешила  всех,  включая  виноватых.
 После  нескольких  минут  недоумения  и  безуспешных  предположений  шутник  выдал  себя  сам,  снова  подав  голос.
 Это  был  внутренний  телефон,  проведенный  накануне.
Вместо  обычной  трели  он  издавал  звук,  в  точности  имитирующий  «ля»  электронного  камертона.

          P.S.
 Некий  человек  был  бы  рад  поверить  в  ... ,  если  время  от  времени  он  ощущал  вмешательство  ...  в  людские  дела  восстановлением  справедливости.
И  тогда  другой  человек  сказал:  «А  как  ты  предлагаешь  совершить  вмешательство?  Послать  на  землю  ангелов,  размахивающих  мечами?  Ведь  это  внесет  беспорядок  в  течение  земной  жизни.
 А  покажешь  тебе  что-либо,  пользуясь  земными  средствами,  так  ты  же  не  увидишь,  не  услышишь,  не  поймешь.  В  лучшем  случае  начнешь 
объяснять  происходящее  действием  пара  и  электричества».