Были-небылицы. Чайник

Пузатый фарфоровый чайник редко пустовал, с раннего утра до глубокой ночи он готовил густую заварку. Стоило плеснуть самую малость такой заварки в чашку с кипятком, как простая вода превращалась в благородный напиток и прекрасно утоляла жажду. Перед тем, как сделать очередной глоток, люди вглядывались в дымящуюся жидкость и отмечали её оттенки, от жёлто-лимонного до тёмно-кирпичного, вдыхали волнующий аромат и подносили чашку к губам. Раздавались одобрительные голоса, слышалось позвякивание ложечек, и чайник быстро терял свою терпкую влагу. От многочисленных похвал он рдел маковым цветом и слегка задавался: «Я стар, но службу свою знаю и всё ещё нужен. Что они делали бы без меня».

Когда несколько дней кряду засыпали одну и ту же заварку, чайник начинал сердиться, он ценил разнообразие. Раньше было проще: все названия наперечёт, простые и понятные, оставалось лишь комбинировать. С некоторых пор возможности чайника невиданно возросли. Появились десятки новых марок, от которых пылала фарфоровая голова: сразу три «Принцессы», похожие, как сёстры-близнецы; «Корона» несуществующей империи; претендующий на экзотику «Джамбо»; неизвестный «Чемпион»; длинный ряд «Вдохновений» и «Майских чаёв»; работающий под Европу «Липтон»; бессвязная «Беседа» и ещё невесть что.

Чайник быстро разобрался и перестал горячиться, он понял, что в привлекательных коробках упакованы давно известные, испытанные сорта, разве что размер чаинок неодинаковый да сдобрены ароматизатором. И принимая в своё нутро новую заварку, старик сразу определял: «Это грузинский первый, а вот высший цейлонский; индийский слоник потопал; привет, китайский зелёный; э, редкий знакомец – краснодарский экстра».

Чайник мог удовлетворить любой вкус, за что его и уважали. «Что у нас сегодня?» – «Сегодня цветочный, с запахом розы», – и руки тянулись к чайнику и чашке. Одни предпочитали крепкий напиток и непрерывно подливали тёмную жидкость; другие, напротив, полегче и послабее, но никто не мыслил без чашки чая прожить хотя бы день, и чайник красовался на самом видном и почётном месте – в центре стола, на белоснежной льняной скатерти.
 
Однажды молодой человек принёс коробочку с разовой заваркой, сказал: «Это быстрее», – и опустил пористый пакетик в чашку с кипятком. Все посмотрели на него с недоумением и продолжали пить чай по-прежнему. «Какая гадость – пить чай с бумагой, на бегу, не насладившись выдержанным настоем, – обиженно пыхнул чайник. – Впрочем, кто понимает толк в чаепитии, никогда не откажется от доброй традиции». Но у молодого человека нашлись последователи и, что обиднее всего, не только среди ровесников. Лишь седовласые укоризненно качали головой: «Куда они торопятся? Не хотят даже подождать, пока прогреется чайник и поспеет заварка. У них и не чай вовсе, а подкрашенная водица, без силы и аромата».

Однако, несмотря на защиту и преданную любовь, чайник нередко простаивал с неиспользованной холодной заваркой, которую сливали в унитаз. И впервые за долгую жизнь услужливый пузан познал горькое чувство заброшенности. Его обходили вниманием, реже мыли и чистили, и стоял он теперь не на виду, а в стороне, на подоконнике. Его место на столе, на холщовой салфетке, заняла крикливого цвета коробка с набором разовых пакетиков.

Потом пожилые люди куда-то пропали, о чайнике совсем забыли, и когда чья-то рука подняла крышечку, по кухне разнёсся неприятный запах. Застоявшаяся заварка покрылась голубоватой плёнкой плесени и не имела ничего общего с «эликсиром бодрости». Хриплый женский голос сказал: «Фу, какая гадость», – и чайник понесли в туалет. Вместо благоухающей заварки, его залили водопроводной водой и стали поливать комнатные цветы.