Приют для души. главы 42 - 44

Повесть является автобиографической. Полный вариант здесь http://www.proza.ru/2014/01/01/853

Синопсис.

Она всегда на виду. Ее любят и ей восхищаются. Ей завидуют и ее осуждают. Она путешествует, меняет автомобили и проводит праздную жизнь в ресторанах и клубах. Беспечная бабочка и вечный праздник...что прячется за глянцевой обложкой?
Случайное знакомство и странные отношения с известным спортсменом, изменившие ход ее судьбы. Что ей дороже - калейдоскоп глянца или любящее сердце? Спасет ли свою душу, отказавшись от своей жизни и веры? Как сделать правильный выбор? И был ли он у нее …
Обычная жизнь, кому-то казавшаяся яркой картинкой. Боль и трагедии, прикрытые яркой мишурой. Без громких разоблачений, описания низменных страстей и пристрастий.

Санкт-Петербург. 2004 - 2009 гг.
Все имена и события подлинные.
 
***********
Автор не ставит себе целью кого-то оправдать или обвинить.
Автор приносит свои извинения верующим любых конфессий, если своими высказываниями допустил бестактность.


Глава 42

— Ну что твой? Появляется? Что у вас происходит?
— Я в последний раз его на прошлой неделе видела, говорит, дел много. Еще братья у него в город, говорит, приехали. Все время с ними где-то пропадает…
— Все так же, все спорите?
— Да что уж спорить, и так все понятно. Я не поменяюсь, моя жизнь мне нравится. А он теперь только про Аллаха и говорит. Каждую секунду, на каждый мой шаг. Даже про спорт мне не рассказывает. Только все про религию. Просто мозг мне вскрывает.
— Да, тяжело. Вряд ли ты от такой жизни откажешься… — Подруга огляделась.

Они лежали на шезлонгах возле бассейна. Это был ее любимый ресторан. Кроме того, что охрана отсеивала самых-самых, здесь еще были приватные беседки с бассейнами. И так как она в этот ресторан привела не одну сотню заказчиков, тем самым пополняя бюджет ресторана на шестизначные суммы, беседка с бассейном всегда ждала ее, причем абсолютно бесплатно. Управляющий ресторана любезно принес фрукты и шампанское «за счет заведения», и они валялись, нежась на первом майском солнышке.

— Я думаю, что это конец. Просто он мне сказать не может. У меня тоже сил нет... Я скучаю по нему, очень. А когда он рядом, он на меня психологически давит.
— Странно: молодой парень, а такой религиозный. Он же в Питере прожил почти всю жизнь?
— Ну да. Но он какой-то другой теперь стал. Совсем все жестко. Теперь ему не нравится, что я машину вожу. Каждый раз: то юбка короткая, то волосы нужно убрать под платок, то работа слишком не для меня. И ногти нельзя красить. И телевизор запрещает включать, злится. Что с ним происходит, не понимаю... Блин, знала бы, что так все будет, в жизни бы не стала... — она запнулась. — Мне тяжело без него… он как символ теплого дома для меня. Как что-то надежное и спокойное. Но с ним еще тяжелее…
— Пройдет. Ты всегда была одна, даже когда с ним или с первым мужем. Тебе никто не нужен. Вернее, вряд ли ты когда-нибудь встретишь того, кто тебе нужен. Таких - не бывает. И теплый дом, и твоя сумасшедшая жизнь — это несовместимо.
— Твоя правда...


Глава 43

Он уходил все дальше и дальше от нее. Его постоянные звонки в течение дня, свежие фрукты, явно принесенные им, и его вещи в квартире давали ей ощущение, что они все еще вместе. Но виделись они редко, раз в неделю или в две, не чаще. Она не спрашивала, где он пропадает, он ничего не объяснял. В принципе, это было как в самом начале, когда они только познакомились. Без постоянных разговоров о религии, без его нотаций о ее «неправильной» жизни ей стало легче и как-то спокойнее. Но в то же время она отчаянно в нем нуждалась, она чувствовала себя одинокой и брошенной, несмотря на то, что он так же говорил об их будущей совместной жизни…

— Послушай, я хочу сказать тебе кое-что.
В последний раз она видела его около месяца назад. В основном он ей звонил. И она даже удивилась, увидев его на кухне.

— Давай, наверное, уже надо поговорить. — Она понимала, что все закончилось. Теперь им остается только пожелать друг другу счастья. «Ну и хорошо, что он понял. Так будет лучше для обоих». Но внутри все оборвалось.
— Я уезжаю в Дагестан. Я решил стать имамом. — Хасан не улыбался.
— В смысле? А как же спорт? — она была ошарашена.
— Я еще потренируюсь. Меня в Германию зовут, по боям без правил выступать, может, поеду. Но хочу стать имамом. Не вечно же я бороться буду.
— Ну да, тебе решать. Я рада, что у тебя все хорошо. — Она хотела сказать, что будет скучать по нему, что ей не хватает его, что она задыхается без него. Но сдержалась: не хотелось, чтобы он запомнил ее слабой и плачущей. Она улыбалась и делала вид, что все отлично. В конце концов, это не может продолжаться вечно.
— Ты можешь приехать ко мне, когда захочешь. Мы поженимся, если ты примешь ислам. Это твоя жизнь, тебе решать.
— Наверное, не судьба. Сам видишь, ничего не получается у нас. Прости меня, я не смогу. Может быть, когда-нибудь…, - больше всего на свете ей хотелось,  чтобы он остался. -  Может быть, если мы останемся в Питере,  и если ты не будешь настаивать, чтобы я ходила в платке. Пожалуйста, постарайся, пойми меня. Здесь моя жизнь, я не смогу жить где-то.
— Я тебя не тороплю, подумай. Жизнь не вечна, не думай о машинах и тряпках, о душе подумай. — Он был непреклонен.
— Не уезжай! Ты не можешь меня вот так бросить! Ты не можешь отказаться от меня из-за религии, это нечестно! Мы же можем найти какой-то выход, ведь живут же вместе разные люди. — Она не сдержалась и не могла остановить слезы.
— Не торгуйся, как на базаре. Я не отказываюсь от тебя. Я люблю тебя. Ты для меня все, я хочу жениться на тебе. Я даю тебе выбор. Ты можешь приехать ко мне завтра, через год, через десять лет.

Она улыбнулась сквозь слезы: — Через десять лет у тебя уже дети бегать будут. Ты достоин лучшей жизни и лучшей женщины. – У нее сердце разлетелось на осколки, когда она это произнесла. И поняла, что так и будет. Не она будет рожать ему детей. И не с ней он будет засыпать каждую ночь. И другую женщину он будет закрывать своей спиной, когда они будут идти сквозь толпу.

— Мне никто не нужен кроме тебя, ты моя женщина, - он обнял ее и поцеловал в лоб.  - Я всегда буду с тобой. Перестань, не плачь, все нормально будет, есть же….- Она вспомнила, как ее раздражала всегда эта привычка так говорить. И внезапно поняла, что ей нравится, когда он так говорит. «Господи, да пусть говорит,  как хочет. Только останься»  - она молилась про себя, но боялась опять сказать вслух, пусть идет, раз принял решение. Правильное решение.
— Я не могу отказаться от своей жизни, я люблю тебя, но я не могу это сделать ради тебя, - больше всего на свете, ей хотелось, чтобы он ушел. И был счастлив. Она пыталась убедить себя в этом. Он, как хирург, взмахнув невидимым скальпелем, вытащил наружу ее сущность, которая была упакована в блестящую упаковку, а внутри оказалась жалким, бездомным котенком. Он любил не ее успешность и вечную улыбку, нет, он любил ее сломанную, как у столетней старухи, душу. Она не смогла отдать взамен свою свободу. Но понимала, что отдала ему часть этой души. И теперь он уходил, как-будто вырывая себя из нее, с  корнем.
— Не из-за меня. Ты это поймешь когда-нибудь. Сделай это для себя, - он вытирал ей слезы.  Как сотни раз, разговаривая с ней часами, доводя ее до слез от жалости к себе. Он сломал ее. Он ее победил. Она не была успешной и яркой, она была обычной, которой хотелось кинуться и рыдать, умоляя остаться.
— Я не смогу без тебя… — Она не знала, что еще сказать, но понимала, что остановить его и изменить что-либо не сможет. Все было бесполезно: ее слезы, уговоры, просьбы. – Прости меня. Прости, если сможешь. Я не хотела, чтобы так все закончилось.
— Я никогда тебя не оставлю, ты всегда будешь со мной. Что бы ни случилось… — Он поднял ее на руки и отнес в спальню. - Тебе еужно отдохнуть. Не думай ни о чем, все встанет на свои места. - Уходя, он закрыл за собой дверь.

Глава 44

"Мне не интересно ничего"- сказала она своему психиатру, и заплакала.

- Почему вы плачете? Что именно вам не интересно?
И тогда, вываливая на него опять все свои воспоминания, она сама для себя поняла, почему она плачет. Она уже не могла быть прежней. По крайней мере, сейчас. Она надеялась, что пройдет какое-то время,  и она сможет восстановиться. Поймать опять свой бешеный ритм, уловить вкус к радужной жизни и захотеть чего-то.

- Знаете..., - она не знала, как объяснить доктору. Хотя он бы понял ее в любом случае, вернее, он на то и доктор, чтобы из бреда вычленить разумное. - Я боюсь..., я боюсь, что никогда не буду опять такой, как раньше..., мне ничего не надо. Я просто хочу проснуться.

Врач опять выписал ей таблетки, чтобы купировать уже третий рецедив депрессивного психоза. И этого она тоже боялась. Остатками сознания, она все же понимала, что сумасшедший дом  просто не может стать ее последним пристанищем. Она опять пыталась полюбить жизнь.

Но, все же, она врала всем. Друзьям, когда беззаботно отвечала, что и думать о нем забыла и все в порядке. Себе, днем и ночью, вглядываясь в лица. Хасану, когда нарочито холодно отвечала на его звонки и,  пытаясь сделать вид, что она ужасно занята.

Она не верила, что так все закончилось. Она не хотела думать, что больше никогда не увидит его. Это ощущение потерянности она пыталась заполнить тряпками, туфлями, и даже купила себе новый кабриолет. Ничего не помогало. Покупки не приносили ни капли радости, а мартини и марихуана, призванные на стирание памяти, с возложенной задачей явно не справлялись.

Она не знала что это. Ущемленное самолюбие, что она так и не стала его вожделением, настолько, чтобы он перестал следовать своим принципам и вере. Или она просто привязалась к нему, и ей не хватало их простых разговоров, когда он не говорил каких-то особенных слов, но мог заставить ее плакать. Или из-за собственного эгоизма, что он так и не стал ее собственностью. Хотя, последнее, было домыслом подруги.

Она не знала что это, но думала об этом постоянно. По очередности прошли злость на него и непонимание происходящего, какая-то щенячья тоска, что было удивительно при ее образе жизни, по идее, на это даже не было времени. Потом она вдруг решила сходить в мечеть, даже еще не понимая, зачем и что ей это даст. По дороге она передумала, осознав, что ни облегчения, ни изменений это не принесет.

Как-то все стало механическим, и хоть улыбалась и сияла она по-прежнему, но без эмоций, скорее по инерции.

Оставалось только ждать, когда это состояние пройдет. Изменить ситуацию она не могла. Оставалось положить на полку памяти еще одну свою маленькую смерть, именно так она себя чувствовала после расставания с Хасаном. Но знала, что оправится. Если уж она пережила свое несостоявшееся материнство и разрыв с первым мужем, который заменял ей весь мир, это она тоже переживет. Только время не лечило, скорее, притупляло боль.

Звонки Хасана  не прекращались. Они были не частыми, раза три в месяц, а потом еще реже. Она опять рассказывала истории своих будней, он рассказывал, что съездил в Германию на очередные соревнования. Они не говорили о религии, он лишь спрашивал, когда она приедет нему. А она, все-таки надеясь (раз он звонит, значит, скучает и никуда не денется), отвечала, что будет ждать его в Питере.
— Ты скучаешь по мне? — Его голос был теплым и родным.
— Нет, у меня много работы, мне некогда. И потом, ты же не думал, надеюсь, что ты единственный мужчина на планете. Надеюсь, у тебя все хорошо? — нарочито весело отвечала она ему и, положив трубку, бросалась в подушки, кусая губы до крови.

«Ты никогда не будешь счастлива, и тряпками это не исправишь. Потому что у тебя в душе ад», — так теперь говорил ее лучший друг. И она соглашалась. Но изменить ничего не могла.
Ей не хватало Хасана. Она не спала ночами, прислушиваясь и надеясь, что откроется входная дверь. Она встречала его друзей, иногда звонила им, когда что-то случалось, и они всегда помогали ей.

Она звонила ему раз или два, но он скидывал ее номер и перезванивал с закрытого номера. А потом попросил, чтобы она не звонила. Но сам не переставал ей звонить.
Она решила, что он внял ее рассуждениям и женился, но никогда его об этом не спрашивала, в глубине души боясь услышать утвердительный ответ. А потом он и вовсе пропал. И она решила, что догадалась правильно. «Главное, чтобы счастлив был. Он это заслужил».

Так прошло около года, и жизнь стала входить в привычную колею. С улыбкой она вспоминала прошедшие пять лет, как чуть было не уехала в горный Дагестан, и поняла, что все-таки в Питере было ее место. «Все, что ни делается, все к лучшему», — успокаивала она свою легкую грусть и воспоминания о нем. Ей ничего и не осталось кроме воспоминаний: она с удивлением обнаружила, что все совместные фотографии с ее компьютера он удалил.
Сознание ее опять стало ясным, и она в который раз, только удивлялась своей способности восстанавливаться.