Рыжая. Часть первая. Тихие дни

В город пришли тихие дни равновесия. Солнечный ветер по дороге домой.
Ничего не больно, ничего не жаль, только спокойная радость ниоткуда и ни за чем.
К вечеру решил прикупить вина. Вышел из дому — всегда приключение — выйти из дому на улицу. Закурил, иду вверх по Малой Житомирской. Ничего себе, я начал видеть женщин! Это открытие меня повеселило. Полгода не мог смотреть на них.
И вот они идут мне навстречу. Несут себя, свои образы и свои миры, сотканные год за годом, собранные от бабушек и мам, тётушек и старших подруг.
Насыщенный алым рот, чёрное короткое платье из эластичной ткани, удлинённые плечи, чёрные чулки, чёрные туфли, красная гарнитура, чёрная сумочка Chanel, глубокий голос. Прошла мимо. Оглянулся на её зад и представил, как она раздевается: отложила сумочку, короткое движение молнии, поднимает подол и через голову снимает платье. Сбрасывает туфли и сразу становится меньше, беззащитнее. Отстёгивает чулок от пояса, лёгким движением скатывает до колена, с небольшим усилием сдёргивает с носка; затем второй. Разомкнула пояс, уронила на кровать, как в средние века оружие. Приспустила бретели лифа, поворачивает на грудь застёжку. Осводившись от лифа, снимает чёрные трусики, помогая движением бёдер. Смотрится в зеркало. Идёт принимать душ. В ванной комнате яркий золотистый свет и большое зеркало внутри бирюзово-болотной мелкой мозаики.
Уютные оранжевые окна разбросаны в прорехах чёрных ветвей. Чёрные кроны клёнов и лип над головой. Свет фонарей близорук, выхватывает клочки рыжего в нерезкости.
Полосы света на тротуаре размыты. Городской свет рассеивается густой тьмой последнего дня сентября.
Ко мне приближаются четверо женских подростков. Одна идет на меня спиной. На голове смешная серая шапка-чулок. Хрипло кричит: «Подавай! Я на базе!» Та, которая с полулитровым картонным стаканом от колы, бросает его крикунье. «Йоп!» - ловит стакан у земли. Каким-то чудом разминулся с её попкой, обтянутой красной кожаной юбкой.
Они проходят мимо меня в нескольких сантиметрах, источают прохладу эскимо.
Отчего я ощущаю волнение, за которым понимание невозможности.
Внезапно улица погрузилась во тьму, дома стали мёртвыми. Девчонки завизжали, захохотали и поскакали, топоча, вниз. Забавно. Продолжаю идти в темноте. Город как город. Вечер как вечер. Жизнь как жизнь. Просто свет отрубили в квартале. А я иду за вином.
Вспомнилась байка Боди: «Сижу на сральнике, напрягаюсь так, что глаза вылазят, и тут — бац — полная темнота. Мля, думаю, я умер или ослеп? И тут же свет включают! Я так просрался!»
А на улице винной лавки, за углом, иллюминация - что твоё рождество. Сюда, видать, утёк весь свет с моей улицы. Женщины курят и смеются возле питейных заведений. Парочки движутся с видом хозяев вселенной, улыбаются как боги. И только седые, внимательные иностранцы строго курят у паба, глядя в темень, из которой являюсь я. Медленно поднимаются белые струйки дыма застывших сигарет.
В лавке уютно, красное дерево, этикетки, стекло, салями и сыры, но - замена — я её не знаю, поэтому, буркнув приветствие, иду выбирать вино сам. Двенадцатого года, красный испанец. Жаль нет новозеландского. С тремя парнями, подпрыгнувшими над плато сочной травы. Но сколько можно двенадцатого года, почему не девятого? В конце-концов, что это даст, если я буду пить вино только 12-го года?
Звонок мобильника.
Рыжая: «Я уже тут. Иду за продуктами. Повтори, пожалуйста, что купить?»
Я: «Ну, себе к чаю что-то. Я беру вино, сыр, колбасу. Дома шаром покати. И хлеб. О!»
Рыжая: «Хорошо. Встречаемся дома?»
Я: «Набери меня, когда закупишься.»
Осторожно поднимаю бумажный пакет с бутылкой, сыром, салями и хлебом.
Не порвётся? Нет, что вы, они такие прочные! Мг. Конечно.
Иду вниз. На моей улице по-прежнему темно, как внутри коровы.
Чтобы не навернуться, щупаю на ходу коросту тротуара подошвами.
А внизу на площади - светло. Вижу, Рыжая выходит из-за угла, говорит по телефону. Идёт вразвалочку матросиком. Слышу её смех. Рыжая копна видна за километр. Подхожу, целую прохладную щеку.
Рыжая: «Хороший вечер.»
Я: «Ну, давай прогуляемся.»
Рыжая: «Как ты, хочешь?»
Я: «Только заброшу кульки и солью. Ты не хочешь в туалет?»
Рыжая: «Нет. Возьми. Я тут яиц взяла, ничего? Галеты, чай, сахар закончился, видел?»
Я: «А икры? А кефир перед сном?»
Рыжая, подталкивает меня в спину к двери: «Иди уже.»
[......]
Сбежали от оглушающей мозг Владимирской на Рейтерскую.
У входа в кафе ещё стоят синие стулья, да два красных столика. За ними никого.
Дверь настежь, внутри чисто, яркий свет и пусто. Вдоль тротуара, до угла с улицей Чкалова, перспективу создают чёрные стволы молодых каштанов. В конце перспективы - белое пятно перекрестка.
Окна смотрят в себя, повернувшись к прохожим спиной, в осенней, отрешенной позе, - кто ты прохожий? иди, одинокий. Моё тело прозрачно. Я его не чувствую, его почти что нет. Я — дух, что твой Ариэль.
Рыжая: «Мы идем, как одно тело. Я не слышу границ между нами. Ты чувствуешь?»
Хотел что-то отмочить кислотное, но передумал. Слушаю Рыжую, вот интересно, мне нравятся её слова, что и как она говорит. Что-то новое.
«Я впервые встретил близкого мне человека, - догоняет нас спокойный мужской голос, - Это так непросто.»
Мужчина обгоняет нас. Он говорит по мобильному телефону.
– Почему это непросто? - шёпотом спрашиваю я у Рыжей, - Это же прекрасно!
– Потому что ты дурной. Не понимаешь, почему это непросто? Мне хочется его погладить.
– Потом, когда всё закончится, погладишь.
– А может и не закончится.
– Это всегда кончается.
– Ой, стой. Родной. Стой. Ой-ёй, ты послушай!
– Что случилось?
– Ничего, подожди!
Взяла под руку. Так уверенно.
Я слышу шорох умирающей листвы на ветвях. Шелестят листья сухо, как в японском мультике о демонах.
– Листья умирают, в них уже нет живой влаги.
– Что родной? Повтори, пожалуйста.
– Слышишь? Листья умирают, они говорят с нами голосами духов зимы. Зима заселяется в листья. Лето кончилось!
– Ах, барин, барин! Лето прошло!
– Это ты пошутила?
– Подожди, я думаю.
Из «Пюре» выходит компания ребят. У одного аккуратная бородка, на голове жёлтая охотничья шапка с поднятыми ушами, козырьком назад.
С ним девушка, полная тревожных глаз. За ними — одна большая - в коротком тёмно-сером шерстяном пальто, а рядом с ней — весёлая - белые кроссовки, зелёная куртка и лёгкий, полный луговых трав платок вокруг шеи. Она забирает чёрные очки у длинного парня с немытыми волосами.
Длинный: «Вы куда?!»
Весёлая: «За сидром!»
Длинный: «Отдай очки! - забирает, водружает их себе на нос, - Идёмте! Настало время растрясти этот мир!»
Удаляются по Чкалова в сторону БЖ - там ночной гастроном, мы идем за ними следом.
(продолжение утром)