1.
Однажды ночью Кримхильда резко развернулась и села на постели. Ей хотелось закричать, но не получалось, и она только тяжело дышала, издавая не то хрипы, не то стоны, глядя неподвижным взглядом в угол и отползая к стене. Наконец она набрала достаточно воздуха, но сдавленное горло испустило не столько крик, сколько тонкий визг, пронзительный и долгий.
Вбежала Геррат.
- Госпожа! - бросилась она к Кримхильде.
Та сидела, сжавшись и трясясь, и остекленевшими глазами таращилась в одну точку. Геррат невольно посмотрела туда, но там никого и ничего страшного не было.
- Что с вами? - она схватила Кримхильду за плечи.
- Он никогда меня не простит…, - пролепетала Кримхильда, будто не замечая её. - Никогда…
Геррат бесцеремонно встряхнула её. Кримхильда уронила голову на грудь, затем медленно подняла, продолжая что-то бормотать. Испуганная Геррат затрясла её сильнее, пока Кримхильда не шарахнулась от неё с криком.
- Что случилось? - пыталась дозваться её Геррат.
Кримхильда тяжело и прерывисто отдышалась. Сквозь застилавший глаза туман она различила встревоженное лицо какой-то женщины. Ах да, Геррат. Жена Дитриха, племянница покойной Хельхи, которая теперь служит ей… Давно служит… Кримхильда застонала и перегнулась, опустив голову в подушку.
- Вам плохо?
- Уйди, Геррат…
- Вам приснился кошмар?
- Хуже…, - Кримхильда улеглась плашмя. - Уходи… Уйдите от меня все… Нет, стой… Не оставляй меня одну, - жалобно произнесла она.
- Может, за лекарем послать?
- Нет, он не поможет… Никто меня не исцелит…, - Кримхильда нервно сглотнула и сказала более твёрдым тоном: - Передай этому шарлатану, что его снотворное больше не действует. Мне нужно больше, или пусть варит другое.
Она повернулась спиной к Геррат и натянула на себя покрывало.
- Побудь здесь, - бросила она. - Только молчи, слышишь?
Геррат до утра сидела возле постели Кримхильды, слушая её леденящие душу стоны и вздохи, и не решаясь вымолвить ни слова. С рассветом королева вроде бы успокоилась, встала и дала прибрать её к заутрене. Звон церковных колоколов заставил её вздрогнуть.
- Время молитвы, - произнесла она тихо, направляясь к выходу.
Геррат как язычница не последовала за ней; в церковь Кримхильду сопровождали только христианки. Они не могли не заметить, что королева несколько не в себе, но мало ли по какой причине? Может, опять не выспалась.
Церковь в Этцельбурге, стараниями местных христиан, была вместительной и богатой, с изображениями на стенах. Кримхильда, воздев взгляд на сурового Христа-Вседержителя, шевелила губами, повторяя слова молитвы, но вместо желанного успокоения чувствовала нарастающий страх.
Она не заслужила милости, оказавшись истинной дочерью грешницы Евы. Её мужем был светлейший в мире герой, подобный солнцу, а она не уберегла его. И почему? Ведь не из-за того, что она могла быть в обиде на Зигфрида - это невозможно. Он одарял её своей любовью, а что может быть большим счастьем для женщины, чем быть женой такого человека? Такого, как Зигфрид? Или не настолько совершенной была её любовь к нему? Этого не может быть. Нельзя быть недостойной столь великого героя. Она его любила так, что себя не помнила, и всё равно…
Кримхильда мученически подкатывала глаза, очередной раз осеняя себя крестом. Вседержитель со стены смотрел на неё так же грозно, как Зигфрид, когда он не улыбался… и даже когда улыбался… взгляд его заставлял трепетать, и Кримхильде казалось, что под ней сейчас разверзнется бездна, и она полетит прямо в геенну огненную.
Не уберегла героя, а потом? Многие находили, что её святая скорбь уподобляет её богоматери, но на самом деле она осталась той же дочерью Евы, не сумев даже сохранить верность покойному мужу. Вышла замуж, да ещё за язычника, как последняя… Нет, нет, - чуть не вырвалось у Кримхильды. Она не виновата. Её заставили. Те же самые Гунтер и Хаген, что погубили лучезарного героя, вынудили её согласиться на брак против воли: один - тем, что слишком уговаривал, другой - тем, что слишком возражал.
«Меня заставили, Зигфрид», - мысленно повторила она, и слёзы навернулись на глаза. Вот, и мужа нового она совсем не любит, считает его уродом и ослом - послужит ей хоть это оправданием? Ведь в сердце у неё всё равно только Зигфрид…
Кримхильду качнуло. Этцель ещё в первые дни после свадьбы как-то сообщил ей, что никаких вопросов и разговоров о её прежнем замужестве не будет, и она даже посмеялась тогда про себя - надо же, гуннский олух выражает ей почтение, давая понять, что его не волнует, кто был с ней до него, и другим трепать языком на эту тему не позволит. И очень не скоро она спохватилась, осознав, что и оплакивать Зигфрида она теперь сможет разве что наедине с собой. А какой в этом смысл, если перед людьми жизнь совсем другая? И эта жизнь её затянула... Сколько она уже живёт в Этцельбурге? Семь лет! Уже столько же, сколько она жила с Зигфридом…
Богослужение окончилось, и Кримхильда, повернувшись к выходу, вдруг упала без чувств. Дамы в испуге подняли её, обмахали и полуживой вывели из церкви.
Кримхильда едва переставляла ноги, и обратный путь казался мучительно долгим. В ушах звенело, перед глазами всё плыло, как в густом тумане. Разве она совсем не радовалась тому, что стала великой королевой? Разве не болтала и не смеялась со своими дамами, перебирая наряды, украшения и свежие сплетни? Разве ей не льстили придворные почести? Или не вызывало удовольствия то, с каким восхищением смотрят на неё воины? Даже в Ксантене, где её чтили необыкновенно высоко, влюблённые взгляды и женщин и мужчин относились в первую очередь к Зигфриду, а здесь не так. Взять хоть Иринга… Кримхильда невольно улыбнулась при мысли об Иринге, и её снова накрыл приступ стыда.
Она красива… Да, она не раз это слышала от других, и зеркало не обманывает. Легко быть красавицей в юные годы, а вот ловить восхищённые взгляды мужчин, когда тебе под сорок - это другое дело. Но где же тогда её святая скорбь по Зигфриду? Почему она выглядит так, будто ей хорошо живётся? А сколько раз она мысленно благодарила покойную Хельху, что та научила мужа относиться к жене с уважением? У неё здесь больше свободы, чем было в Бургундии и тем более в Ксантене.
Туман перед глазами становился всё гуще, в висках стучало. Страх уходил под напором негодования. Её нарочно выдали замуж так, чтобы она меньше страдала и тем невольно изменяла памяти Зигфрида! Какое изощрённое коварство, какое надругательство над величайшей любовью…
- Госпожа!
Кримхильда чуть не подскочила. Она была уже возле своих покоев, прямо перед ней стояла Геррат.
- Вам всё-таки нездоровится, - произнесла озабоченно Геррат.
- Королеве стало плохо в церкви, - сказала одна из дам.
- Пошлите кто-нибудь за лекарем.
- Никто не даст исцеленья моей душе…, - простонала Кримхильда.
- Пойдёмте, вам надо прилечь, - Геррат бережно взяла Кримхильду под руку и ввела в комнату. Служанка, застилавшая постель, отошла с поклоном.
- Ты свободна, - сказала ей Геррат, но тут Кримхильда бросила:
- Нет, стой.
Она отстранила Геррат и смерила служанку взглядом.
- Кто это?
- Девушка из моей прислуги, - ответила Геррат. - Она убирает вашу комнату последние дни.
- Я её не помню. Где прежняя?
- Как же, мы же говорили…, - Геррат осеклась. - Она серьёзно заболела.
Кримхильда подошла к девушке вплотную. Та была небольшого роста, худенькая, стояла выпрямившись и при этом опустив глаза.
- Посмотри на меня, - велела ей Кримхильда.
Девушка подняла взгляд. Кримхильда некоторое время всматривалась в её бесстрастное лицо, в тёмные глаза, и вдруг её передёрнуло.
- Не посылай её сюда больше. Она мне не нравится.
- Как вам будет угодно, королева, - безрадостно отозвалась Геррат.
Кримхильда развернулась к ней.
- Я считала тебя более разборчивой. Кого ты берёшь в услужение?
- Но я не могу сказать о ней ничего дурного…, - растерялась Геррат.
- Почему у неё такой мрачный вид?
- Простите, госпожа, она недавно окончила траур по своим родителям.
- Траур? - повысила голос Кримхильда. - Ты что хочешь сказать?
- Я лишь отвечаю на ваш вопрос, - Геррат побледнела.
- Ты хочешь сказать, что она несчастна?! - закричала Кримхильда.
- Госпожа, но…
- Замолчи!!! - Кримхильда сорвалась в такой вопль, что Геррат испуганно отступила. - Не притворяйся! Вы все … все желаете мне зла, вы… издеваетесь над моим горем!
- Что вы…
- Молчи, я сказала! - королева в ярости топнула ногой. - Что вы можете знать о несчастьях! Или у кого-нибудь из вас был такой муж, как Зигфрид? У вас была такая же любовь? Я все эти годы скорбела по нему! Ежедневно!!! Еженощно!!!
Кримхильда сорвала только что застеленное свежее покрывало с постели и бросила его на пол.
Геррат попыталась схватить её за руки.
- Госпожа, успокойтесь!
- Вы все меня ненавидите! У меня такая великая утрата, что хуже смерти, а вы… вы…, - Кримхильда оттолкнула Геррат и, разрыдавшись, сорвала головной убор. - Какое у вас может быть горе, ведьмы! Ненавижу всех! Ненавижу!!!
Геррат в ужасе выбежала из комнаты.
- Помогите! Королеве плохо!
К приходу лекаря Кримхильда уже билась головой о стену с нечленораздельным рёвом.
- Что с ней могло случиться? - спросил Этцель, обеспокоенно глядя на спящую Кримхильду.
- Ею будто злой дух овладел, - тихо ответила Геррат. - Лекарь дал ей успокоительное, но я думаю, надо и в церковь послать.
- У нас есть сильные заклинатели.
- Простите, государь. Я думаю, что христианские злые духи послушаются только христианского священника.
- Хорошо, пусть проведут свои ритуалы. Лишь бы она поправилась, - Этцель сел на кровать и погладил светлые волосы Кримхильды.
Она вздрогнула и потянулась с сонным вздохом.
- Проснулась, красавица моя, - довольно улыбнулся Этцель.
Кримхильда открыла глаза.
- Муж? Что такое? - голос её был таким же заспанным, как и лицо. - Сейчас утро или что?
- Дело к вечеру, госпожа. Вы долго спали, - сказала Геррат.
- Да? - Кримхильда протёрла глаза. - А что случилось?
- Какая-то болезнь на тебя налетела, бедняжка моя, - Этцель снова погладил её. - Можешь и ещё поспать, если хочешь. Лишь бы всё было хорошо.
- Вот что… Тогда я посплю, - она закрыла глаза.
- Выздоравливай, моя радость, - Этцель поцеловал её и вышел, сказав напоследок Геррат: - Заботьтесь о ней как следует. Головой за неё отвечаешь.
- Геррат, - слабым голосом позвала Кримхильда, едва дверь захлопнулась.
- Да, госпожа.
- Вы чем меня напоили? Голова вся гудит.
- Вам дали успокаивающий отвар.
Кримхильда лежала, смутно припоминая, что произошло.
- Что со мной было, Геррат?
- Похоже на то, что вас смутил злой дух. Мы позовём священника…
- Да нет никакого злого духа, - Кримхильда с досадой отвернулась от неё. - Все злые духи остались там… в Бургундии… а я просто очень несчастна…
Геррат, помня недавнее, насторожилась.
- Не осталось ли случайно того зелья? - спросила Кримхильда.
- Лекарь сделает ещё. Но вы выпили достаточно.
- И толку, раз уже проснулась.
- Но нельзя слишком много…
- И пусть, буду спать хоть неделю. Может, так забуду все свои беды.
Вошла служанка, принесла полную чашу. Геррат тихо поставила чашу на стол и взглядом велела девушке уйти, но тут Кримхильда развернулась и, увидев её, приподнялась:
- Вернись.
Девушка медленно приблизилась. Кримхильда села на постели.
- Опять она. Геррат, я велела не посылать её больше ко мне.
- Простите, госпожа. Вы сказали это в гневе…
- И что? Я сказала именно так, а не иначе.
- Но она ни в чём не провинилась. Хульда всю ночь сидела возле вас…
- Хульда?! - не своим голосом повторила королева. - Что за бесовское имя?
- Но это всего лишь имя, госпожа.
- Имя демоницы!
Кримхильда поднялась. Хульда стояла перед ней, как в прошлый раз - выпрямившись и опустив глаза.
- Она умна, умеет ухаживать за больными, и руки у неё золотые, - сказала Геррат, стараясь быть спокойной.
- Хватит, - осадила её Кримхильда и обратилась к девушке: - Ты сидела со мной всю ночь?
- Да, королева.
У неё оказался низкий, грудной голос, мало вязавшийся с её худосочным обликом, так что Кримхильда содрогнулась.
- Признавайся - я что-нибудь говорила?
- Вы бредили.
- Что именно я говорила?
- Это был бред, госпожа.
- Не увиливай, - Кримхильда стала дышать чаще. - Скажи, я произносила… чьё-нибудь имя?
- Да, - не сразу ответила Хульда.
- Какое? - выкрикнула Кримхильда.
Девушка молчала.
- Не испытывай моё терпение и отвечай, - Кримхильда положила руку на грудь, будто хватаясь за сердце. - Или не помнишь? Так вспомни: Зиг…
- Нет, другое, - произнесла девушка.
- Дрянь! - завопила Кримхильда и дала ей пощёчину.
- Госпожа! - вскочила Геррат.
- Как ты посмела.., - Кримхильда вцепилась в головную повязку служанки, резко сдёрнула и на мгновение онемела. По плечам Хульды рассыпались густые тёмные волосы с красноватым отливом.
- Ах ты крыса!!! - Кримхильда ударила её по лицу так, что девушка упала на колени. - Поганка! Бесовское отродье!
Она со всей силой пнула её, заставив рухнуть на пол к её ногам.
- Госпожа! Что вы! - Геррат схватила её за руку и попыталась усадить на кровать.
Хульда, уличив момент, встала и выбежала. Геррат крепко обхватила Кримхильду, и та, хотя некоторое время ещё вырывалась и кричала, на этот раз быстро обессилела.
- Успокойтесь, успокойтесь, - бормотала Геррат, укладывая её. - Вот и целебный отвар, выпейте немного…
- Не хочу, - расплакалась Кримхильда. - Уходи! Вы все меня ненавидите!
Она оттолкнула руку Геррат с чашей, но снадобье лишь немного расплескалось, и Геррат снова поднесла его. Кримхильда посмотрела на неё со злобой, но выпила и тут же уткнулась в подушку.
Когда она заснула, Геррат осторожно повернула ей голову, чтобы ей было легче дышать, укрыла и, посидев некоторое время, осторожно вышла из комнаты и оглянулась. У двери, откинувшись к стене, сидела Хульда со следами крови на лице. При виде Геррат она быстро поднялась.
- Не в добрый час я тебя позвала, - вздохнула Геррат. - Тебе придётся вернуться. Лучше тебе пока не попадаться на глаза королеве.
- Я не останусь в Этцельбурге, госпожа. Мне надо уйти.
- Что ты такое говоришь?
- Мне нельзя здесь оставаться.
- Ты слишком напугана и не знаешь что несёшь. Подумай, куда ты пойдёшь? У тебя же никого нет.
- Всё равно куда.
Геррат покачала головой.
- Хочешь, чтобы я выгнала тебя на улицу? Перестань, всё пройдёт.
- Нет, госпожа. Если я останусь, она убьёт меня.
- Как ты можешь так говорить? Чтобы наша королева, которая и мухи не…, - Геррат осеклась и задумалась. Хульда молча ждала её решения.
- Поедешь в Бехларен, - сказала наконец Геррат. - Я напишу письмо для маркграфини, она всё поймёт. Поживёшь пока там. Не бойся, маркграфиня очень добрая женщина, и её муж - достойный человек. Тебя никто не обидит.
- Благодарю вас, - сдержанно кивнула Хульда.
***
Кримхильда сидела пред зеркалом, рассеянно глядя на своё отражение и крутя в пальцах локон. Считалось, что она только начала выздоравливать, поэтому она никуда не выходила и не приводила себя в должный вид. Приступов с ней больше не случалось, но сидящая с ней Геррат постоянно посматривала на неё с тревогой.
- Ты прогнала ту рыжую? - спросила Кримхильда полусонно.
- Да, - дрогнувшим голосом ответила Геррат. - Вы её больше не увидите.
- А зря, - прежним тоном произнесла Кримхильда. - Сначала ей надо было отрезать язык.
- Госпожа! - ужаснулась Геррат.
- Что, страшно? - Кримхильда издала смешок. - Я шучу.
- Прежде вы не любили таких шуток.
- Ну и что…, - бросила Кримхильда, продолжая глядеть на себя в зеркало. Всё-таки у неё самые красивые волосы, красивее были только у Зигфрида. А морщинки около рта стали заметнее.
- Ваш сын узнал, что вам лучше, и хочет вас видеть, - осторожно сказала Геррат.
- Сын?
- Да. Я сказала, чтоб его привели. Впустить его?
- Впускай, - выронила Кримхильда.
Геррат удалилась. Вскоре она вернулась, и вслед за ней вошла нянька с мальчиком.
- Мама!
Мальчик бросился к Кримхильде и обнял её. Она оторвала его от себя и посмотрела ему в лицо. Вылитый отец… До чего она дожила, подумала она, родить сына-гунна. Тот, что остался в Ксантене, был золотоволос и с ясными глазами…
- Ты больше не болеешь? - спросил мальчик.
- Нет, Ортлиб. Всё хорошо, - она быстро поцеловала его. - Иди поиграй, маме ещё надо отдохнуть.
Нянька увела Ортлиба, а Кримхильда вздохнула и подпёрла голову руками.
- Может, вам лучше прилечь, госпожа?
- Да, неплохо бы…, - королева медленно поднялась и переместилась в постель. - Когда мне принесут поесть?
- Но ведь вы только что обедали.
- Хочу ещё.
Геррат вышла. Наконец-то, подумала Кримхильда. У этой Геррат что, теперь всегда будет такой испуганный вид? И было бы из-за чего…
Кримхильда рассеянно думала, и хотя ей больше не хотелось ни плакать, ни кричать, всё же нельзя сказать, чтоб ей было спокойно - скорее мысли навевали на неё вялую тоску. Что поделать, если она действительно вышла вторично замуж и семь лет живёт с Этцелем. Случалось ей грустить о прошлом, но даже во снах ей виделся не Ксантен, а Вормс. Чаще всего ей снился Гизельхер, то малышом, которому она качает колыбель, то взрослым мужчиной, к плечу которого так приятно было прильнуть. Она часто целовала его во сне, случалось, что просыпалась в слезах, но всё же на душе было тепло. Благодаря снам Кримхильда поняла, насколько хорошо, оказывается, она помнит Вормс и замок, до мелочей. Как помнит покойного отца - здоровенного воина с грубым смехом, который брал её на руки и подбрасывал, и который так рано - для неё - умер… Как помнит своих нянек и их рассказы… Даже то, насколько в Вормсе зелёной была трава. Из этих снов не хотелось выходить, но…
Кримхильда вздохнула. Да есть ли там что-то, достойное её тоски? Она представила - Гунтер, наверняка уже обрюзгший, милуется с любовницей или играет с сыном… Постаревшая мать тем временем сидит с внучками, обучает младших рукоделию… Вояки в зале горланят песни под скрипку этого нахала Фолькера… Брюнхильда возвращается с прогулки в сопровождении Хагена… Какие официальные лица они сделают при въезде… Ей-то всё понятно про эту сладкую парочку! Сгубили Зигфрида и радуются жизни. И над могилой Зигфрида, хотя все знают, где она находится, никто не склоняется в слезах…
Нет, что-то здесь не так. Кримхильда знала, что Бургундия сейчас процветает и даже войн почти не ведёт. Была, правда, война с Баварией, почти под боком - так и ту выиграли. А ксантенская держава рассыпалась, как трухлявый пень, и все бывшие данники, трепетавшие перед силой Зигфрида, разошлись по своим домам. Жалкие предатели!
Кримхильда тихо вздыхала. Нет, не по силам такая тяжесть несчастной женщине, которой и так вонзили семь мечей в сердце. Только и остаётся, что плакать перед лицом Господа. Может, когда-нибудь ей воздастся за её муки. Ведь как Господь покарал убийц Христа…
Кримхильда вдруг замерла и едва не перестала дышать. Мысль, пришедшая ей в голову, была так ошеломительна, что сделалось даже страшно.
Королева не заметила вошедшую с большим блюдом Геррат, поражённая собственным озарением.
- Госпожа! - раздался голос Геррат. Она с тревогой смотрела на королеву. Глаза Кримхильды лихорадочно блестели, на лице выступил пот.
- Что такое?
- Я принесла вам еды.
- Зачем? Ах да… Хорошо.
Кримхильда медленно села. Перед её взором проносился её трон рядом с Этцелевым, склоняющиеся перед ней придворные, стреляющие на скаку гуннские воины, готы и тюринги, устраивающие потешные бои в её честь, золото, которым она одаривала их, а под конец - Хульда, рухнувшая от её удара, как некогда она сама валилась на пол под кулаком Зигфрида. Несомненно, сами небеса привели её в эту страну!
- Вам дурно, госпожа?
- Напротив. Мне очень хорошо, - ответила Кримхильда и принялась есть.
Ещё несколько дней она пребывала в рассеянном состоянии и почти не вставала, но потом заявила, что выздоровела окончательно, и с улыбкой явилась ко двору. Все радовались за неё, а более всех сам Этцель, ночью поспешивший к ней.
- Послушай меня, дорогой, - сказала Кримхильда, обнимая его, едва он забрался в постель. - Ты знаешь про золото Зигфрида?
- Не надо мне о… Золото?
- Да, золото, - улыбалась она.
- Груда… самая большая… в мире.., - проговорил Этцель, целуя её шею и грудь.
- А кому оно должно принадлежать? - Кримхильда отстранила его и упёрлась руками в его плечи. - Мне! Но у меня его отобрали. А представляешь, какими мы могли бы быть богатыми?
- Да что теперь, коль оно пропало, - Этцель вновь склонился над ней.
- Я не верю, - Кримхильда увернулась от поцелуя в губы. - Не верю, что мои братья что-нибудь не оставили себе. Где-нибудь припрятали и не отдают…
Этцель приподнялся, глядя на Кримхильду, и вдруг рассмеялся.
- Признайся, плутовка, ты соскучилась по братьям и ищешь повод их пригласить?
- Что? Я? - Кримхильда удивлённо захлопала глазами, но тут же выдохнула с облегчением. - Ну да. Конечно! Я так давно их не видела! И меня здесь уже безродной называют…
- Так пригласим их в гости на солнцеворот. Скрепим заново наш мир с ними, а ты заодно повидаешь родных.
- Я тебя обожаю, - улыбнулась Кримхильда, вновь обнимая мужа.
На следующий день Этцель надиктовал пригласительное письмо и отдал его двум шпильманам, выбранным в послы. Кримхильда перехватила их уже на выходе, дала некоторые напутствия, подкреплённые золотыми кольцами, и удалилась в свои покои. Вид у неё был сияющий, и с лица Геррат сошла тревога.
- Как я рада видеть вас снова счастливой, госпожа.
- Я никогда не буду счастливой. Но и так плохо мне больше не будет, - беспечно сказала Кримхильда, садясь и берясь за шитьё. - Лето скоро, солнце всё ярче… Ах, какое солнце будет в этом году! - она засмеялась. - Знаешь, Геррат, сюда приедут мои братья.
- Да вы что! - всплеснула руками Геррат. - Какая радость!
- Ты даже не представляешь. И с ними будет большая свита, и в ней наверняка Хаген, поскольку он один хорошо знает сюда дорогу… Твой муж с ним знаком, верно?
- Да, но я его не видела. Я ведь только здесь встретила Дитриха, а Хаген сюда не приезжает… Ой, как же я обрадую своего мужа, сообщив ему такую весть!
- Обрадуешь, - лукаво улыбнулась Кримхильда. - И сама легко узнаешь Хагена: у него один глаз, - она рукой закрыла глаз себе. - А знаешь почему? Сам сатана ослепил его, чтобы он не видел истину.
Геррат смутилась.
- Какую истину?
- Известно какую, - заявила Кримхильда, с увлечением вытягивая иглу с нитью. - Разве ты не слышала про величайшего в мире героя, лучезарного Зигфрида, победителя дракона? Он был больше чем человек. Он был само добро и совершенство. Весь мир должен был озариться его светом. Только Хагену его гордыня не позволила склониться перед ним в восхищении.
Геррат овладело смятение.
- Но разве королева Брюнхильда…
- А что Брюнхильда? - оборвала её королева. - Она сама виновата и ещё мало наказана за свой грех. Из-за неё Зигфрид погиб без вины. Теперь она бесплодна, как та смоковница, которую проклял Христос.
Геррат опустила взгляд в пол.
- Зигфридом двигала любовь, - продолжила Кримхильда, - а у Хагена в сердце совсем нет любви. Он даже жену себе купил. За золото! - она фыркнула с отвращением. - И кого - военную добычу. Ему только падших женщин и подбирать. Проклятые нечестивцы…
Геррат вновь обернулась к ней, в глазах был страх. Кримхильда, чуть склонив голову набок, с победным видом смотрела на своё рукоделие.
- Зигфрид всем желал только бескорыстного добра, даже им. Но они не оценили, не объединились вокруг него в любви и вере. Он был слишком светел для таких недостойных людей.
- Простите, но кто «они»?
- Ты разве не понимаешь? Но ничего… ничего, скоро снова взойдёт солнце. Любовь всё равно победит. Ведь Бог есть любовь, верно?
Улыбка Кримхильды чуть съехала вбок, и Геррат, слушающая её с нарастающей тревогой, похолодела от ужаса.
2.
Поистине, не было более благополучного времени в Бургундии, чем прошедшее семилетие. Щедрые урожаи, наплыв иноземных торговцев, рост и укрепление городов, стены, дороги, новые поселения - всё радовало Гунтера и заставляло с гордостью думать, какое достойное наследство оставит он сыну. Сами государственные дела интересовали короля всё меньше, и когда приходилось собирать совет для поправок к законам, для изменения границ и тому подобных вопросов, или вершить королевский суд, он видел с удовлетворением, что его окружают умные и понимающие люди, способные всё разрешить и обустроить. Жажда великих дел, кураж от государственного строительства куда-то ушли вслед за молодостью, от которой остались лишь смутные воспоминания, и теперь Гунтеру гораздо приятнее было сидеть в компании Ортруны и детей, чувствуя, что это и есть настоящее счастье.
- Видишь? Всё это достанется тебе, - говорил Гунтер, стоя на башне с маленьким Годомаром и показывая ему Вормс. Территория города расширилась, было видно, как строился новый квартал; по Рейну ходили пузатые торговые корабли, в городские ворота въезжали гружёные верхом деревенские телеги, а за стеной расстилались аккуратные зелёные поля.
- И вон те дороги? - спрашивал наследник.
- Конечно, и дороги, и ещё те леса, в которых много зверей. У нас большая страна, и ты будешь править ею. Только не забывай слушать старших, чтобы вырасти сильным и умным королём. Слышишь, Годомар?
- А если на нас нападут? - мальчик думал о чём-то своём.
- Тогда мы дадим врагам отпор, - засмеялся довольный Гунтер. - Ты первый пойдешь во главе войска и всех победишь! Не побоишься?
- Н-нет, - пролепетал Годомар, и Гунтер невольно вздохнул. Всё-таки малыш, увы, не сын Брюнхильды… но, может, с возрастом посмелеет?
- Не хочешь пойти поиграть с мальчиками? - Гунтер ссадил его с рук.
- Нет, - скривился Годомар. - Я лучше к сёстрам пойду.
- Я же подарил тебе деревянный меч. Разве тебе не с кем сразиться? Ну чему тебя научат сёстры?
- Мы с ними в жмурки играем…
В жмурки, мысленно повторил Гунтер. Сам он в ещё меньшие годы и то проявлял интерес к оружию, а взять, к примеру, Хагена… У короля даже мелькала мысль, не отдать ли наследника на воспитание Хагену, но тот, конечно, будет отказываться, и его даже поддержат.
- Ступай лучше к королеве, сынок. Она ведь обещала научить тебя стрелять из лука, верно?
- Да, но я всегда промахиваюсь, а она попадает в цель, - обижено заявил наследник. - Это её господин Хаген так научил.
- Вот даже как, - пробормотал Гунтер. - Так и тебе нужно учиться и не сдаваться, и ты тоже будешь попадать в цель… Только терпение, сынок, терпение…
Хаген чаще отсутствовал в Вормсе, зато, кажется, успел побывать везде, где только возникала необходимость - на установлении новых границ, когда осколки развалившейся ксантенской державы переходили под бургундскую власть; на переговорах со старыми и новыми союзниками, на подписаниях условий мира - старые враги, саксы, одними из первых пожелали заключить договор, и это потребовало обсудить немало спорных вопросов; везде, где срочно требовалось проложить новую дорогу, или закладывался новый город, или где возникали мелкие неурядицы - туда отправлялся Хаген, а в Вормс возвращался с новыми вопросами и предложениями. Зато на войну ему пришлось идти всего один раз - когда на баварской границе стало неспокойно.
- Полагаюсь на тебя, как впредь, - заявил ему тогда Гунтер. Сам король и не думал идти воевать, и это уже никого не удивляло.
Хаген всё же напомнил былое.
- Когда-то мы, с вами, мой король, рубились плечом к плечу. Сколько было славных битв!
- Мы были молоды тогда, - ностальгически улыбался Гунтер. - В те годы мы вынесли самое тяжёлое, отстояв нашу свободу от всех врагов, теперь нам, как добрым хозяевам, стОит беречь нажитое. Мне это сейчас более по плечу, - он чуть разводил руками, так что делалось видно заметное брюшко. - Ты же по-прежнему - щит Бургундии, наша опора и защита.
Хаген не возражал; казалось, он и не прочь был тряхнуть стариной и отправиться в поход, тем более что годы, смешавшие его чёрные волосы с сединой, будто ничуть не лишили его прежней мощи. В отличие от Гунтера, он ничуть не погрузнел, не стал выглядеть мягче и обтекаемее; он даже немного похудел, что резче обозначило его стройную и упругую фигуру с широкими плечами и узкими бедрами; жилы на руках стали выпирать заметнее, и весь его облик, немного потеряв во внушительности, стал будто излучать скрытую силу. Хаген почти всегда теперь носил чёрные одежды, походка его сделалась медленней и повадки сдержанней, но в нём стало ощущаться достоинство патриарха, порой смущавшее бургундов, тем более что он был ещё не настолько стар. Возраст делал неизменной печать суровости на лице Хагена, но одновременно придавал нечто неожиданно благообразное. Чёрный глаз смотрел так, будто его обладатель прожил не одну, а несколько жизней, и даже шрам на лице казался таким же следом пережитого, как и неизбежные морщины. Вид Хагена не стал более удобен от таких перемен, но даже суеверные горожане, когда он проезжал по улицам, не решались больше плевать при нём через плечо, а почтительно звали его «господином Хагеном».
Война с баварцами оказалась совсем недолгой, и Хаген, отправив в Вормс донесение, остался для обсуждения вопроса о границах. Фолькер, участвовавший в походе, догадывался, что Хаген не прочь здесь несколько задержаться, и не удивился, узнав, что тот на нейтральной территории встречался с маркграфом Рюдигером.
- О! «Не дремлет и не спит хранящий Израиля», - Фолькер уселся возле палатки рядом с полулежащим Хагеном. - Делал разведку, не так ли?
- Встречался с другом моей юности, - ответил Хаген, крутя в руках меч и глядя в ночное небо. - А ты всё богохульствуешь.
- Ничего не могу поделать - богохульником сотворил меня Бог, - развязно улыбнулся шпильман. - Так есть ли что новое или ты ездил за старым?
- Нам с Рюдигером много есть что вспомнить за чашей вина, - сказал Хаген. - А хорошим новостям из страны гуннов я всё равно не верю.
- Может быть, зря? - поскрёб щёку шпильман. - Годы идут, и тревоги уменьшаются.
- Когда всё слишком хорошо, Фолькер, это тоже настораживает, ибо всё проходит. Особенно когда под боком есть враг, пусть даже притихший.
- Скажу тебе, Хаген, что ты мрачнейший из всех пророков.
- Это я-то пророк? - рассмеялся Хаген невесело. - Если бы…
- Тогда тем лучше, а то тебе вечно мерещится дурное. Даже сейчас, когда и повода-то нет…
Хаген только хмыкнул в ответ. Было прохладно; лёгкие рваные облака отступили и открыли луну, будто насаженную на кончики высоких елей.
- Я, Фолькер, старею, - неожиданно произнёс Хаген.
- Скажи это своим врагам, которые подвернулись под твой меч! - хохотнул шпильман.
Хаген довольно погладил свой клинок.
- Я не о том. О памяти.
Фолькер понял, что лучше сейчас помолчать.
- Я стал помнить давние годы лучше недалёкого прошлого, - продолжил задумчиво Хаген. - Даже то, что казалось забытым, стоит перед глазами живее вчерашнего дня… Я был ещё молод, когда был здесь последний раз, Фолькер, и кажется, что помню здесь каждое дерево. Сколько раз я переходил эту границу и в ту, и в другую сторону! А сколько было битв…
- Тебя здесь до сих пор не забыли, - решился вклиниться Фолькер. - От одного твоего имени у всех загораются глаза - тот ли это неукротимый воин, Хаген-Хагана или как тебя тогда называли?
Хаген чуть качнул головой.
- Что и говорить, мне грех жаловаться на жизнь. Всякое в ней бывало… Хоть и кажется мне иногда, что я только и делаю, что гоняюсь за ветром, но…, - Хаген отмахнулся, - это тоже стариковское. Вот будем возвращаться в Вормс, и я повторю свой давний путь на родину.
Он отложил меч и свободно растянулся на земле, вдохнув полной грудью, будто здешний воздух ещё хранил его юность.
- Мы-то будем с войском, а ты был один и дороги не знал, - Фолькер улёгся на живот, подперев голову и болтая ногами. - И как гунны тебя не нагнали!
- Нагнали. Но так и я был не безоружен, - сказал Хаген и улыбнулся: - Смотри, не слишком здесь об этом распространяйся. Этцель пустил слух, будто я уехал с его позволения, и не верить в это лучше на более безопасном расстоянии.
- А чего бы ради Этцелю сейчас вспоминать об этом?
- Не хочу подставлять Рюдигера, раз уж пересёкся с ним. Если я - беглец, то мы не имели права встречаться. Он должен был меня выдать. Потому мы и соглашаемся, что Этцель отпустил меня сам, а значит, и претензий к нам никаких.
- Всё-таки это несправедливо по отношению к тебе, - призадумался Фолькер. - Ты сбежал из ненавистного плена, отбился от преследования, выдержал такой нелёгкий путь…
- … и бродил потом по берегу Рейна как ошалевший, - вновь засмеялся Хаген. - То был, наверное, самый счастливый миг моей жизни. Но и он прошёл, как и не было… Давай, Фолькер, спой лучше что-нибудь, раз и тебе не спится.
Шпильман, подумав, осторожно начал нечто странное:
- Oh, wie viele Jahre sind vergangen,
seit ich Mueller bin an diesem Ort.
Die Raeder drehen sich, die Jahre vergehen,
ich bin schon alt und voellig grau..
Хаген нахмурился и стал поглаживать бороду. Фолькер уже смелее продолжал:
- Ich habe gehoert, man will mich verjagen
weg von dem Dorf und von der Muehle
Die Raeder drehen sich, die Jahre vergehen
oh ohne Ende und ohne Ziel.
Песня показалась довольно длинной. Хаген приподнялся; глаз недовольно блестел. Фолькер это заметил, но попытался допеть до конца.
- Wo werde ich wohnen? Wer wird mich schonen?
Ich bin schon alt, ich bin schon muede.
Die Raeder drehen sich, die Jahre vergehen,
und auch mit ihnen…
- Достаточно, - оборвал его Хаген. - Что за уныние ты затянул? Ты знаешь, я не люблю жалостных песен.
- Но печальные тебе всегда нравились.
- Печальные, но не жалостные, понимаешь? - произнёс с нажимом Хаген, поднявшись и взяв в руки меч. - С тех самых пор, как мы бежали из Треки и отец дал мне в руки нож, сказав, что я должен уметь защищать себя… С тех пор я не могу слышать ничего жалостного. Ясно?
- Ясно, - повторил Фолькер, надеясь, что в темноте не будет видно, что у него кровь прилила к ушам.
- А откуда ты знаешь эту песню?
- Во Франконии от одного мужика слышал, - ответил шпильман. - Но не ожидал, что тебе придётся настолько не по нраву.
Хаген вонзил меч в землю.
- Вернёмся в Вормс - научу тебя паре хороших песен, раз тебе стало нечего петь.
- Ба, до чего я дожил… Ты будешь учить меня пению? О позор на мою голову, - трагически произнёс Фолькер.
- Не всякой песне нужно, чтоб все её знали… Die Rаеder drehen sich, die Jahre vergehen… Чёрт, теперь же это от меня не отвяжется. Ты бы лучше сыграл что-нибудь…
Шпильман покрутил в руках скрипку.
- Мне теперь впору разбить её от стыда.
- Брось паясничать. Она ещё тебе пригодится.
- Да, расколотить её об голову маркграфа Гельфрата, если он опять на переговорах будет держаться, как победитель, а не как побитый подлый трус, кто он и есть!
- Ты говорил, в этой скрипке половина твоей души.
Фолькер вздохнул.
- И то верно. Дьяволу её продать не так жалко, как разбить о дубовую гельфратову лысину… Но ты действительно хочешь что-нибудь послушать?
Хаген отошёл в сторону, но Фолькер видел, как он тяжело дышит, и понимал, что забрался в недозволенное. Иногда лучше и впрямь обойтись без слов, подумал он, рассеянно водя по струнам, и задним числом удивился тому, как повернулась его собственная жизнь.
Год спустя они были совсем на другом краю - вели переговоры с франками, проезжали мимо Аргоннского леса, и у шпильмана в голове так и вертелось название «Трека». Но Хаген и словом не обмолвился о родном городе, оставив Фолькера только удивляться тому, как отец Хагена выбрался целым из таких чащ, да ещё с маленьким мальчишкой на руках.
- Тебе Хаген что, так ничего и не рассказывал? - спрашивал у Фолькера Данкварт. - Ну, не удивлюсь… Он и мне-то рассказал в минуту слабости и наверняка сто раз об этом пожалел. Жена его точно знала всё, но она… Он же себе жену, знаешь, из своих выбрал. Говорил, кое в чём она разбиралась лучше, чем он сам, да чёрт их поймёт. А в Треку он специально ездил всё узнавать, да и сам кое-что помнил и от отца, и от себя самого. Память у него адская…
- Я догадываюсь, что там произошло, - произнёс Фолькер.
- А Хаген, наверное, догадывается, что ты догадываешься, - невольно усмехнулся Данкварт и тут же стал серьёзен как на похоронах: - Ты прав, что не заговариваешь с ним об этом. Убить их там хотели, вот что.
Фолькер кивнул без тени удивления.
- И не просто убить, а сжечь, - Данкварт понизил голос. - То ли какой дурак злыми колдунами их объявил, что ли… Дурацкое-то дело нехитрое - сдохшую корову на колдовство списать, особенно если сосед богатый. Это я так предполагаю, а Хаген вообще говорил, что кто-то таким образом решил Страстную неделю отметить. Но это ж чепуха какая-то?
- Не такая и чепуха, - мрачно отозвался Фолькер.
Данкварт пожал плечами.
- Не пойму я этого всё равно - чтобы в светлый праздник... Словом, выжил Хаген чуть не из огня, матери только не повезло. Обоих отец бы не спас. Так-то, Фолькер… И не удивляйся, что он и говорить об этом не хочет, и возвращаться бы туда не стал ни за какие коврижки.
- Только Бургундия!
- Вот-вот. И ещё - он с тех пор всякую опасность печёнкой чует, хоть и кажется иногда, что зря…
Фолькер остерегался расспрашивать Хагена, несмотря на весь интерес, и решился лишь вскользь упомянуть Треку. Хаген ответил так, будто Фолькер и в самом деле всё знал, что немало удивило шпильмана.
- Они там над пепелищем часовню построили, - злобно выцедил Хаген. - Теперь мне туда и вовсе путь заказан… Ну их к чёрту, Фолькер. А ведь хороший был когда-то город. У нас был очень богатый дом, виноградники…
- Сколько ж тебе было, если ты такое помнишь?
- Мало. Но память странная вещь, Фолькер - хранит то, чего давно уже нет.
Хаген явно хотел отбиться от прошлого и тихо запел про Аргоннский лес.
- Удивляюсь, есть ли места, где тебя не было? - притворно удивился шпильман.
- Представь, бОльшая часть земли, - Хаген с облегчением улыбнулся. - А вот по этой самой дороге, дружище, я вёз домой Рейну, когда выкупил её у франков…
- О, да у тебя здесь остались и приятные воспоминания.
- Она всю дорогу держалась за мою кольчугу, так что пальцы - а они у неё были совсем тонкие - застревали в кольцах, и всё жалась ко мне… Нет, не от большой любви. От бессилия. Она была совсем слаба… По-настоящему слаба, - зачем-то он счёл нужным подчеркнуть это. - Я её поддерживал, чтобы она не соскользнула, - Хаген сделал жест, будто приобнял кого-то в воздухе.
Фолькер заметил, что глаз Хагена будто осветился изнутри.
- Она была королевского рода? - спрашивал Фолькер.
- У неё в роду были такие властители, которых до сих пор чтит полмира. Но что и для кого это значит?
- Жаль всё-таки, что я её не застал. Хотелось бы увидеть единственную хозяйку Тронега.
Хаген вздохнул.
- Хорошо, что она успела расцвести и порадоваться жизни, прежде чем умереть. А так.., - он помрачнел. - «Кто знает, что хорошо для человека в жизни, в считанные дни его суетной жизни, которые он проводит, как тень?»
Хаген смолк, а Фолькеру воображение дорисовало всё, о чём он не смог или не захотел сказать.
Они уже приближались к Вормсу, когда Хаген ядовито заметил, что теперь-то Фолькер наверняка окончательно передумал писать про него поэму.
- Ты меня столько лет сбивал и отговаривал, а теперь уже и время ушло - и не смогу, даже если надумаю, - так же ядовито ответил Фолькер. - Я ведь тоже, дружище, не молодею. Стихи становятся всё тяжелее, песни всё грубее… Если бы не скрипка, я бы вообще бросил стихи и перешёл бы в летописцы.
- Ты - летописец? - Хаген рассмеялся. - Уж не в монахи ли ты собрался?
- Да ты что, я и монастырь - это вещи несовместимые. Так что не будет вам из меня летописца. Только вот и поэм про тебя, увы, не будет.
Хаген удовлетворённо кивнул.
- Достаточно того, что моё имя и так склоняют не по делу.
- Так ведь насколько не по делу, Хаген! - горестно воскликнул Фолькер. - Вот жалкий Зигхер, запертый в своём Ксантене. Да, не он сам. Его шпильманы, вывернувшие наизнанку все мозги в объяснениях, почему от них подданные разбежались, а у их лучезарного героя не нашлось ни единого верного друга, и всё раздувающие и раздувающие этот драконий пузырь…
- Надо же им как-то утешиться в своих нерешённых проблемах, - пренебрежительно бросил Хаген.
- Но их бумажки расходятся по миру.
- Слава Богу, не в Вормс. У нас этим хвалам и плачам цену знают.
- Но в других местах несведущие люди подхватывают.
- Тебе-то какое дело?
- А справедливость? - почти вскричал Фолькер, но тут же снизил голос. - Знаешь, что меня больше всего удивляет? Они же совершенно не скрывают того, что сделал Зигфрид королеве Брюнхильде, и всё равно считают его невинной жертвой, а обвиняют её!
- Да, королеву мне более всего жаль, - помрачнел Хаген. - Если такое обращение с ней считают похвальным, то за кого они её держат? Или она для них кусок мяса, об который можно вытирать ноги и ещё ставить ей это в вину? Или мир действительно начал сходить с ума…
- А сколько проклятий достаётся тебе! Твою верность предательством обзывают. У них в самом деле такая бурда в голове?
Хаген отмахнулся.
- И не такое слышал. Собака лает - ветер носит. Но чую, что не к добру мы такой разговор затеяли. Посмотри, нас какие-то гости опередили!
У вормсских ворот действительно выстроилась некая процессия.
- Что это за петухи? - не удержался от смеха Фолькер.
- Не узнаёшь? - замогильным голосом произнёс Хаген. - Поехали в объезд. Не хотел бы въезжать в город вместе с ними…
***
- Ты очень кстати, Хаген, - заявил Гунтер, не успел Хаген войти. - К нам явилось некое посольство, но никто этих людей не знает, и на тебя вся надежда. Сможешь сказать, кто они?
Хаген лишь для приличия бросил взгляд в окно.
- Те двое, что носят самые яркие и нелепые наряды - Вербель и Швеммель. Это, с позволения сказать, шуты гороховые при дворе Этцеля.
- То есть шпильманы, - поправил Гунтер.
- Да, если можно так назвать тех, чьи любимые шутки - швыряться дохлыми крысами и рассыпать горох под ногами. Право же, Этцель мог отправить более достойных послов. Полагаю, их снарядила ваша сестра.
- В таком случае мы им очень рады, а твой развязный тон неуместен, - Гунтер осуждающе стрельнул взглядом в Хагена и велел пригласить шпильманов.
Вербель и Швеммель, разодетые так ярко, что недоставало только павлиньих хвостов, с небольшой свитой вошли в зал и с преувеличенной любезностью приветствовали короля, его братьев и приближённых. Хаген, стоящий неподалёку от трона, был мрачнее тучи.
- Очень рад получить весть от нашего верного союзника, короля Этцеля, и от нашей сестры Кримхильды, - произнёс Гунтер. - В добром ли они здравии?
- Наш государь вошёл в преклонные лета и больше не ходит в битвы, - Вербель кланялся так, будто его подбивало распластаться на животе. - Но он по-прежнему здоров и благополучно правит своей державой. Королева тоже здорова, счастлива, всеми почитаема и растит прекрасного наследника, в жилах которого есть и ваша кровь.
Лицо Гунтера стало ещё более довольным. Глаз Хагена тревожно замерцал.
- Лишь одно омрачает счастье нашей госпожи - тоска по родным, - продолжил Вербель. - Она шлёт вам заверения в своей любви и выражает желание, что к солнцевороту вы явитесь на праздник, который устроит наш король.
Хаген сдержался, чтобы не податься вперёд.
- Какая прекрасная новость, - сказал Гунтер. - Но путь до Этцельбурга будет далёк для нас.
- Потому королева Кримхильда послала нас заранее, - вклинился Швеммель, - чтобы вы успели приготовиться так, как вам приличествует, и могли не торопиться в пути. Она шлёт привет каждому из своих братьев в отдельности и уверяет, что будет рада видеть всех вместе, и ваших приближённых тоже.
- Вы передали нам приятную весть, - произнёс Гунтер. - Но, учитывая трудности пути, мы должны посовещаться и всё обдумать. Через семь дней мы сообщим вам свой ответ, а пока наслаждайтесь нашим гостеприимством.
Члены посольства поклонились, и вдруг Вербель нахально выступил вперёд:
- А мы можем видеть королеву Брюнхильду?
Его тон чрезвычайно не понравился Гунтеру, но прежде чем он сообразил что ответить, вступился пришедший с Хагеном Фолькер:
- Прошу прощения, но моя госпожа сегодня не в духе и никого не сможет принять.
- Жаль, - простецки бросил Вербель, тогда как Фолькер поймал благодарный взгляд Хагена.
- Посетите лучше королеву-мать, - сурово заметил Гунтер. - Ей было бы интересно узнать, как поживает её дочь.
Вербель обречённо вздохнул.
На королевском совете ещё раз было зачитано послание от Этцеля. Всех оно необыкновенно воодушевило, и только Хаген сумрачно молчал, слушая восторги других по поводу предстоящего пира-на-весь-мир и ещё большего сближения с Этцелем. Гернот и Гизельхер особенно порадовались, что увидят свою сестру, которая теперь-то, уж в этом сомнения нет, самый преданный их союзник и разворачивает Этцеля в нужную сторону.
- Что скажешь ты, Хаген? - спросил, победно улыбаясь, Гунтер. - Ты один не сказал ни единого доброго слова, когда все уже почти пришли к согласию.
- Вижу, вам хочется принять приглашение, - ответил размеренно Хаген. - Но если вы это сделаете, то не вернётесь назад. Ни вы, ни те, кто будет вас сопровождать.
Воцарилась тишина. У всех сошли улыбки с лиц.
- Почему же, Хаген?
- Потому что это ловушка. Кримхильда хочет заманить нас, чтобы уничтожить.
Голос его был холоден и твёрд.
- Ты говоришь нелепости, - Гунтер пришёл в раздражение. - Если бы она хотела нам зла, то у неё на это было целых семь лет. Но ничего не случилось, вопреки твоим мрачным пророчествам. Ты хочешь, чтобы я поверил в них теперь?
- Пусть вас не сбивают с толку прошедшие годы. За это время дракон мог вырасти достаточно, чтобы захотеть крови…
- Он о драконах заговорил! - нервно хохотнул Гунтер. - Хватит, Хаген. Что было, то прошло. Сестра давно забыла свои печали, став великой королевой. Она даже намекает нам, - Гунтер с улыбкой помахал этцелевым письмом, - что муж её стар, а наследник мал…
- Эти намёки - сыр в мышеловке, государь. Даже если Этцель, с годами впавший в слабоумие, впрямь стал нам союзником вернее некуда, его супруге верить нельзя. Ваша сестра, мой король, да позволено мне будет сказать как есть - очень лживая женщина.
- Не смей так про неё говорить! - взвился Гизельхер. - Ты причинил ей столько зла…
- Прошу прощения, я должен снова напоминать, как всё было?
- Не нужно, - осадил его Гунтер. - Мы и так хорошо помним, что ты заставил бедняжку страдать не меньше, чем матерь божью, и теперь продолжаешь злобствовать против неё! Или тебя так раздражает всё небесное и непорочное?
Хаген, ошеломлённый такой внезапной тирадой, всё же спокойно продолжил:
- Мой король, даже если вы всё забыли...
- Не смей говорить со мной таким тоном. Мало тебе было свершить великое злодеяние, чтобы порочить теперь страдающую невинность!
Хаген смолк на мгновение, глядя на всерьёз разгневанного Гунтера, не понимая, откуда вдруг прорвалось то, о чём семь лет не было и подозрений. Но удивление быстро прошло, и Хаген снова заговорил, снизив голос:
- Я предупреждал вас, что этот страдальческий культ может обернуться большой кровью. Вы хотите настоящих страданий и смерти? Она нам их обеспечит, можете не сомневаться.
- Умерь свою дерзость, - угрожающе сказал Гунтер. - Я помню твои слова, но ты неправ. Сестра помирилась с нами, и ей не с чего вдруг спустя столько лет строить против нас козни. Это ты по-прежнему видишь врага в несчастной слабой женщине!
- Она давно не слаба и несчастна, мой король. Она гуннская королева. В том же, что ей нельзя доверять, мы имели возможность убедиться.
- Я требую прекратить говорить гадости про нашу сестру. Она и так достаточно настрадалась по твоей вине, чтобы ты опять ей мешал.
Хаген перевёл яростный взгляд на Гернота.
- Я тоже не вижу причин отказываться от поездки, - сказал Гернот. - Это было бы и неучтиво с нашей стороны. Что бы мы сказали в своё оправдание? Извините, мол, но Хаген слишком боится Кримхильды?
Среди придворных раздался смех. Хаген вспыхнул.
- Вы думаете, речь идёт о моей жизни? - произнёс он с деланным спокойствием. - Это касается вас, господа. Вы все погибнете, если поедете в страну гуннов.
- Меня Кримхильде не за что ненавидеть, в отличие от тебя, - высокомерно сказал Гизельхер.
- Не надейтесь, что это послужит вам защитой, - отозвался Хаген.
- Невиновным и тем, с кем она помирилась, бояться нечего, - важно заявил Гунтер. - Ты же, Хаген, дал сегодня худший из своих советов, ещё хуже, чем твой отец давал моему отцу.
Хаген побледнел.
- Советовал ли мой отец что дурного? - спросил он переменившимся голосом.
- Уже то, что говорил чепуху о несправедливых преследованиях, - жёстко сказал Гунтер. - С нами такого не будет, запомни. И с вами такого наверняка быть не могло.., - взгляд Гунтера сделался ехидным, и он громко произнёс, не сводя глаз с Хагена. - Как и не будет того, чтобы человек из проклятого рода указывал нам, что делать.
На мгновение в зале повисла тишина.
- Вы высоко ценили мои советы…, - начал было Хаген, но Гунтер властно оборвал его:
- И достаточно. Думаешь, я не вижу, какую власть ты здесь приобрёл?
- Но, мой король…
- А твоё сближение с королевой? Я на всё смотрю сквозь пальцы за твои заслуги, но…
- Простите, но нас с ней не в чем подозревать. И я, и она знаем своё положение…
- И потому вы оба почти взяли страну в свои руки?
- Что вы…
- Или вы позабыли, кто здесь король?!
- Вы, государь.
Все выстроились полукругом около Хагена и Гунтера с его братьями. Гунтера будто прорвало и он готов был вскипеть. Хаген стоял выпрямившись, но грудь беспокойно вздымалась, взгляд был полон ярости и отчаяния одновременно.
- Совершил ли я что недозволенное, мой король? - спросил вдруг Хаген с выражением усталости.
- Почти ничего, - бросил Гунтер, успокаиваясь. - Кроме того, что надо и место своё знать. Я не сомневался в твоей преданности, но почему ты сейчас идёшь наперекор всем? Ты противоречишь мне назло?
- Я далёк от таких мыслей, мой король.
- Так зачем ты споришь со всеми? Считаешь себя умнее других? Смотри, тебя никто не поддерживает, - почти с торжеством сказал Гунтер.
- Я всё же буду настаивать на своём, - произнёс Хаген, - ибо это дело жизни и смерти, а не моей правоты или власти. Вы не должны ехать к гуннам. Вас приглашают не на пир, а на убой.
- Твоё мнение мы выслушали, - пренебрежительно заявил Гунтер. - Но решение будет за теми, чья совесть так же чиста, как и кровь в жилах. Что скажете, господа?
Хаген тихо отошёл в сторону. Он молчал, пока другие повторяли свои доводы в пользу поездки. Совет разошёлся с предварительным решением - ехать.
Ночью, когда воспаривший духом Гунтер уединился с Ортруной, Хаген и Фолькер постучали в покои Брюнхильды. Она сама открыла дверь - при ней никого не было - и когда Хаген вошёл, плотно их затворила. Фолькер остался сторожить коридор.
- Что там было? - глухо спросила Брюнхильда.
Хаген не ответил.
- Значит, мы всё-таки сорвались?...
- Да.
Хаген подошёл к окну. Брюнхильда, неслышно подобравшись, тронула его за плечо.
- Это западня?
Он кивнул.
- О Господи, - вырвалось у неё. - И что же, никто не понял?
- Никто.
- А ты…
- А что я? - перебил он её. - Я наёмник из проклятого рода. Решать будут они. Чистые и непорочные.
Брюнхильда резко отступила, будто её оттолкнули, затем села на постель, сжав руками опущенную голову. Хаген глядел в окно, лицо его казалось каменным.
- Всё на свете имеет свой конец, - негромко заговорил он. - И королевства, и их властители тоже не вечны. Но чтобы так глупо… по такой нелепой наивности…
- Гунтер даже не удивил, - скрежещущим голосом произнесла Брюнхильда. - Он давно не совершал глупостей, вот и настала его пора… Но остальные? Неужели никто не прислушался к тебе?
- А зачем? - он криво оскалился. - Не моё это нечистое дело.
Брюнхильда встала, пошла к нему и обняла со спины, положив ему голову на шею. Он закрыл глаз.
- Я говорила тебе, что никогда ты здесь своим не станешь, - почти прошептала она. - Что бы ты ни сделал для них, тебе напомнят, кем считают на самом деле, как только окажется нечем тебе возразить. Так и случилось…
- Моя жизнь не так дорого стОит, - уставшим голосом сказал Хаген. - Но они? Или они настолько потеряли всякую предосторожность?
- Да они самоуверенные глупцы, - бросила Брюнхильда. - Сколько раз ты выручал их и был «уважаемым Хагеном», но как пошли вести от вдовы лжегероя, лучезарного до тумана в глазах, так ты уже и нечистый?
- Похоже, это неуничтожимо, госпожа, - сказал он со сдерживаемым сарказмом.
Она обхватила его крепче.
- Ради чего ты старался, Хаген? - тоскливо произнесла она. - Ты всю свою жизнь потратил на это королевство…
- Потому что оно было моё! - рявкнул он с внезапным гневом. - Я вложил в него не меньше сил, чем они…
- Вот и прими благодарность, - глухо сказала она. - Это всё равно не твоя страна, Хаген.
Он резко освободился от рук Брюнхильды и отошёл от неё, тяжело дыша. Она не сдвинулась с места, сжав руки на груди и глядя на него с горечью и почти с нежностью.
Хаген перевёл дух.
- «И возненавидел я жизнь, ибо дурные дела, по-моему, вершатся под солнцем, ибо все – суета и погоня за ветром… Ибо что получает человек от всего труда своего и стремления сердца своего, когда он трудится под солнцем? Ведь все дни его – страдания, и дело его – огорчение, даже ночью нет сердцу покоя. И это – тоже тщета….», - тихо повторял он.
- «Нет ничего лучшего, чем радоваться человеку делам своим, ибо это доля его, - отозвалась королева. - Ибо кто приведёт его взглянуть на то, что будет после него?» Нет, Хаген, не идёт тебе роль проповедника.
Хаген приблизился к ней и обнял её, склонив голову к её плечу.
- Мой Хаген, - тихо сказала она, поглаживая его волосы, - ты сделал достаточно для своих господ и покровителей, но ты не будешь сильнее судьбы. Ты снова хочешь защитить их, но как защищать тех, кто сам сдуру несётся навстречу гибели?
- У меня ещё шесть дней для борьбы с глупостью.
- Ты как будто не знаешь Гунтера. Он мягок и податлив, но если вдруг захотел стукнуть кулаком об стол - с ним сам сатана не справится. В том же, что касается сестры, он и вовсе теряет разум… Грешно говорить, мне не жаль его, но... Он же погубит кучу людей!
Она с тревогой отстранила Хагена.
- Если они поедут… ведь ты тоже?
- Само собой.
- Нет, - выронила она, садясь на постель.
- Это будет мой долг.
Брюнхильда смотрела на него столь беспомощным взглядом, какого он никогда у неё прежде не видел.
- Да, разумеется, - пробормотала она. - Будь ты другим, я и не ценила бы тебя… Но гибнуть за них… Во имя рогового чудовища, требующего крови!
- Моя королева, - он сел рядом с ней, - я поеду ради тех, кому я верен.
- Ради Гунтера? - её рот недобро скривился. - Того, кто показал тебе, за кого тебя держит?
- Я не пёс, госпожа. Но и не всякое глупое слово достойно великого внимания, - он отвернулся от неё. - И Гунтер не единственный, с кем связывает меня верность. Это же готовое стадо на убой. Я их не брошу.
Брюнхильда мучительно вздохнула.
- Ты же погибнешь, - через силу произнесла она.
- Скорее всего.
- И потом скажут, что всё случилось по твоей вине.
- Даже не сомневаюсь, - он злобно усмехнулся.
- Да за что? - она резко развернулась, глаза бешено горели. - К чему эти жертвы во имя их глупости? Ты только и делал, что убирал последствия их нелепых решений, а теперь…
- Госпожа, - он улыбнулся как можно мягче и дотронулся до её лица. - Невинной жертвой я не буду.
Её лицо сделалось суровым.
- Ты о чём? - спросила она с вызовом.
- Я ещё не забыл, что был тогда в Изенштайне, госпожа.
Брюнхильда замерла, губы безвольно приоткрылись. Глаз Хагена холодно поблёскивал в темноте.
- О Господи… Даже я не виню тебя в невольном соучастии, - королева взяла его за руки.
- Потому что вы великодушны. Но это не имеет значения для всего того, что я покрывал и чему не мешал, пусть и невольно.
- Все три причины, - отчеканила Брюнхильда.
- Да.
На время в комнате повисла тишина. Брюнхильда беспокойно сжимала руки Хагена, жёсткие и узловатые.
- Хаген, - почти угрожающе сказала она, - не вздумал ли ты найти оправдание своей смерти? Ведь я тогда виновата больше всех, это я направила Зигфрида к трону… Очень было умно, нечего сказать! Как будто одно его появление не показало, кто он такой…
- Не вините себя, - прервал её Хаген, бережно погладив её руку. - Не всё постигается с первого взгляда, и глупость долго ходила кругами, пока не накрыла нас, - он улыбнулся, и улыбка невольно вышла зловещей. - «И даже не знает человек час свой, подобно рыбам, захваченным злой сетью». Вот этот час, вероятно, и настал.
Брюнхильда отрицательно помотала головой.
- У нас ещё шесть дней, Хаген, шесть дней… Ведь решение не окончательное, верно? Не сдадимся же, даже если все против нас… Я поговорю с Гунтером, - она встала и прошлась по комнате, скрестив руки на груди. - Этой поездки нельзя допустить… Не зря мне эти послы сразу не понравились…
Раздался осторожный стук в дверь.
- Я должен идти, госпожа.
Брюнхильда кивнула. Хаген быстро вышел, а королева со вздохом села на постель, заложив ногу за ногу и опустив лицо на руки.
***
Совет собирался ещё в течение шести дней, но быстро превращался в обсуждение поездки, как будто окончательное решение о ней было уже принято. Хаген постоянно нарушал единогласие, твердя, что их зовут на смерть. Он пытался подколоть своих господ, которым-де не терпится увидеть, кому их отец платил дань, настаивал на том, что в Кримхильде нужно видеть только врага, даже если таковым перестал быть сам Этцель, и уж тем более не обольщаться намёками на власть, но его одинокий голос тонул в равнодушии, протестах или насмешках. По ночам Хаген выходил на стену и долго стоял там в задумчивости, тогда как в замке царило нездоровое возбуждение - поездка к Этцелю представлялась как нечто грандиозное.
Послы проводили много времени с Утой, которая расспрашивала их о Кримхильде и внуке, и хотя шпильманы говорил только хорошее, что-то беспокоило старую королеву.
- Чует сердце - не к добру они здесь, - пожаловалась она Брюнхильде. - Они что-то скрывают. Такие сладкоязыкие оба, а будто ядом капает с их слов… Не знаю, что будет, но… так тяжко на душе, словно змея её обвила и давит.
Ута стариковски вздыхала. Она сильно сдала за эти годы, и ходить могла только с помощью палки.
- Будь я помоложе, поехала бы сама, хоть душа бы успокоилась. Да куда мне теперь, старой развалине… Останусь тут одна помирать…
- Вы здесь не одни.
- Страшно мне отпускать всех своих сыновей, дочка.
Брюнхильда подала Уте палку и помогла подняться, чтобы та перебралась в постель.
- Может, вы поговорите с ними?
- Кто ж меня слушать станет? Они давно не дети… Скажи, хоть кто-нибудь возражает?
- Хаген.
- Он, - мрачно качнула головой Ута. - Значит, он что-то знает… Нехристь он поганый, прости Господи, но за ним мудрость и первородство, и я бы не пренебрегала его словами.
- Ещё бы убедить в этом Гунтера, - сказала Брюнхильда, усаживая старуху на кровать.
- Ты уж постарайся, дочка, - прокряхтела Ута. - А то какие сны дурные видятся, Господи помилуй!
Однажды Брюнхильда вошла к Гунтеру без оповещения и велела отослать прочь всех посторонних.
- Что за вторжение? - сурово заявил Гунтер.
- Итак, дорогой супруг, - жёстко начала Брюнхильда. - Ни ваша собственная жизнь, ни судьба Бургундии вас совсем не волнуют?
- Прекрати мне «выкать», Бруна, - у Гунтера ещё больше испортилось настроение. - Чем ты изволишь быть недовольна?
- Я ведь всё знаю, - она села в кресло, опершись одной рукой на подлокотник. - Послы прибыли от Кримхильды. Её муж отмечает языческий праздник солнцеворот, а она решила дополнить его жертвоприношением. Давно солнцеподобный в кровушке не купался, верно?
- Что за чепуха! - раздражённо бросил Гунтер, резко поднявшись, и его возглас получился похожим на кряк. - Сестра приглашает нас в гости. Мы будем рады её навестить и скрепить союз с её мужем.
- Вашей кровью.
- Глупости. Что ты злобствуешь против моей бедной сестры? Она чиста, как ангел. В отличие от некоторых.
Брюнхильда чуть побледнела, взгляд стал жёстче.
- И вы готовы ехать по зову этого непорочного ангела с жалом змеи?
- Замолчи, Бруна, - рассердился Гунтер. - Не тебе судить её. Она желает нам лишь добра, а ты… а я даже не обязан спрашивать у тебя позволения на отъезд.
- Я здесь ещё королева, Гунтер.
- Королева благодаря моей милости, - с упрёком заявил он. - Не забывайся, Бруна. Если тебе интересна наша поездка, лучше встретилась бы с послами. Ты им снова отказала?
- Я и так знаю, что услышу от них, - бесстрастно произнесла королева. - И принимать их я не стану. Мне гораздо приятнее слушать песни Фолькера.
- И речи Хагена, надо полагать?
- Тебе бы тоже не помешало.
- Это он тебя подучивает, да? - начал закипать Гунтер.
- У меня и свой разум есть, - ответила Брюнхильда.
- Разум? Какой у тебя разум? Да это ваша нечистая совесть перед моей сестрой! Это вы оба разрушили её счастье и заставили страдать!
- Гунтер, - понизившимся голосом произнесла Брюнхильда, глаза потемнели, - по-твоему, я сама себя обесчестила?
Гунтер с размахом сел в кресло.
- Нашла о чём вспомнить, - раздражённо бросил он. - Скажи лучше, зачем Хаген обучал тебя стрелять из лука?
- Потому что это единственное из воинских умений, которым я не владела.
- А зачем тебе воинские умения? - его глаза недобро сузились. - Не для того ли, чтобы, помогая натягивать лук, он при этом обнимал тебя?
Брюнхильда выпрямилась в кресле.
- Знаешь, Гунтер, после того, как ты напустил на меня Зигфрида, не тебе высказывать мне упрёки в столь невинных объятиях.
- Невинных? Мерзость-то какая! Или он регентшу из тебя готовит? - Гунтера понесло.
- Если ты поедешь в страну гуннов, то так оно и получится, - холодно отрубила она.
- Хватит! - Гунтер ударил кулаком по воздуху и тут же забыл, что хотел сказать дальше.
- Но если ты останешься в Вормсе, то будешь и впредь королём, - Брюнхильда старалась быть спокойной. - Хагену твоя корона не нужна, и он первый не допустит появления самозванцев. К тому же, если ты уедешь, он последует за тобой. Пощади хотя бы своих верных людей, если собственная жизнь тебе наскучила.
Гунтер думал, беспокойно теребя край плаща.
- Ты король, - сказала Брюнхильда, - и нечасто твоё решение оказывалось столь судьбоносным. Не дай нам сорваться в пропасть, Гунтер.
Он поднял на неё властный, тяжёлый взгляд.
- Большинство, - сказал он с нажимом, - согласно со мной. Тебя же попрошу удалиться и не досаждать мне.
- Если тебе досадно…
- Ты слышала, что я сказал? Не заставляй меня уводить тебя силой.
Она медленно поднялась, не сводя с него взгляда. У Гунтера был самый неумолимый вид, какой можно было у него вообразить.
- Удались, Брюнхильда, и займись лучше женскими делами.
Она резким движением запахнула плащ и вышла. Уйдя в свои покои, она не раздеваясь бросилась на постель; её била дрожь. Чтобы успокоиться, она взяла Библию, раскрыв на одном из заложенных мест. Но на словах: «Посмотри на деяния Бога; разве кто может выпрямить то, что Он искривил?» - она отложила книгу, склонилась лицом в покрывало и тихо застонала.
Настал последний, седьмой день, когда Гунтер собирал совет по поводу приглашения Этцеля. Он казался скорее формальностью, и обстановка была почти непринуждённая.
- Надеюсь, господа, сегодня мы надолго не задержимся, - бодро объявил Гунтер. - Все уже высказались, все вопросы обговорены. Есть ли кому что-то добавить?
Выступил Хаген.
- Я повторюсь, мой король, что в Этцельбурге нам готовят не пир, а заклание.
- Если тебе больше нечего сказать, то вопрос можно считать решённым, - важно произнёс Гунтер. - Мы едем в Этцельбург, господа!
Раздался одобрительный гул.
- Мы должны явиться в достойном виде, - сказал Гернот. - Пусть Этцель видит, что мы сильны и богаты.
- Вести во все концы уже разосланы, - светло улыбался Гунтер. - Мы не посрамим себя перед гуннами. Лучшие наши люди будут с нами.
Хаген, стоя в стороне, обречённо смотрел на довольных бургундов.
- До солнцеворота ещё достаточно времени, - говорил Гунтер. - Мы успеем достойно подготовиться. Доставайте самые дорогие свои одежды. Румольт!
- Да, государь.
- Назначаю тебя регентом в моё отсутствие.
- Как… я? - растерялся начальник кухни.
Придворные невольно захохотали.
- Да, ты. Ты так превосходно заведуешь кухней, что справишься и с государством. Да не будь таким ошалевшим, - добродушно улыбнулся Гунтер. - Я дам тебе все необходимые наставления.
- П-покорно благодарю, мой король.
- Ты, Ортвин, тоже останешься, - заявил Гунтер. - Не возражай: тебе я поручу охрану наших женщин. Благодарю вас, господа, за единодушие, проявленное при обсуждении столь важного вопроса.
Он встал, и тут вновь вперёд выступил Хаген. Гунтер еле удержался от недовольной мины.
- Ты поедешь с нами? - быстро спросил он, не дав Хагену открыть рта. - Если боишься мою сестру, можешь оставаться.
Вокруг раздался смех. Хаген на этот раз остался невозмутим.
- Вам ли не знать, страшны мне битвы или нет, - сказал он. - А что прольётся немало крови, нет сомнения.
- Ты опять за своё! - гневно произнёс Гернот. - Долго мы будем слушать эти трусливые речи, достойные разве что бесчестных альбов?
Хаген посмотрел на Гернота с неприятным удивлением, тут же угасшим до снисходительности.
- Я не в силах перечить вашей воле, - сказал он спокойно. - Но советую вам отправиться хорошо вооружёнными.
- Это дело, дорога опасная, - согласился Гернот. - Но ты едешь с нами? Ты один хорошо знаешь путь в страну гуннов.
- Разумеется, я провожу вас, господа, - Хаген сдержанно поклонился.
Вечером он снова постучался к Брюнхильде. Она открыла ему полуодетая, с растрёпанными волосами, под глазами были мешки.
- Всё? - хрипло спросила она.
Он кивнул.
Брюнхильда молча обхватила его за шею.
3.
Сборы проходили неспешно и без лишней суеты. Прибывали люди, вызванные Гунтером, король учтиво встречал их, и даже Хаген оставил свои мрачные предостережения и только оценивающе присматривался к вооружению приезжих.
- Боюсь, ваш меч несколько притупился в битвах, - запросто мог он заявить очередному бургунду, забрав у него оружие. - Вам выкуют новый, и мой король сам поднесёт вам его в дар.
Иногда такие разговоры доходили до перепалок, но Хаген был так любезен и при том убедителен, что все в конце концов соглашались и получали новый меч, щит или доспехи. За конями следил Данкварт, и только ему досталось весьма неучтивое напоминание от Хагена, как-то внезапно возникшего на конюшне.
- Ты завещание написал?
- Какое завещание?
- Обыкновенное, дурень, - мрачно сказал Хаген. - Я своё имущество распродаю, ты же позаботься о своём, чтобы у твоих детей не было проблем.
Он пошёл прочь с конюшни, но тут ошалевший Данкварт нагнал его:
- Хаген, ты что же… Ты в самом деле думаешь, что мы…
- По-твоему, я на совете просто так языком молол?
- Но, Хаген…, - растерялся Данкварт. - Ты всегда думаешь дурное. А большинство…
- Большинство, говоришь, - презрительно хмыкнул Хаген.
- Не может же быть так, чтобы все были неправы, а ты один прав? - поуверенней заявил Данкварт.
Хаген посмотрел на него с сожалением и сжал его плечо.
- Пиши завещание, если едешь с нами, Данкварт, - тихо сказал он. - Мы не вернёмся.
Ортвина же, взбешённого повелением остаться и рвущегося ехать вместе со всеми, Хаген уговорил смириться.
- Будешь помогать королеве, - объяснил он, едва Ортвин прекратил возмущаться. - Румольт в качестве регента - это несерьёзно, даже если король даёт ему здравые рекомендации. Править будет Брюнхильда. Ей нужен надёжный советник. Могу я положиться на тебя?
- Да как на себя самого, - гаркнул Ортвин, сжав рукоять меча, и тут же ухмыльнулся: - Послушай, но если вас действительно там погубят из-за этого Зигфрида, так ведь я ж первый заговорил, что его надо убить! Даже раньше, чем это решил ты!
- Тогда тем более будет справедливо, что ты останешься в живых, - мрачно улыбнулся Хаген, пожал племяннику руку и добавил. - Береги королеву. Будь ей опорой и защитой.
- Да с удовольствием, - с грубой искренностью заявил Ортвин, и Хаген удовлетворённо кивнул. - Но жаль оставлять тебя и других. Как-то это не по-товарищески выходит…
- У тебя другие обязанности, - неопределённо произнёс Хаген, но Ортвин больше не стал спорить, только стал с тех пор более молчалив и задумчив.
Вскоре город был полон вооружённых людей. Вербелю и Швеммелю это стало казаться подозрительным, и они обратились к Гунтеру с позволением отпустить их, поскольку их миссия выполнена и здесь они больше не нужны.
- Отпустите их не раньше чем за три дня до нашего отъезда, - порекомендовал Гунтеру Хаген. - Пусть в стране гуннов до последнего не знают о нашем решении и не торопятся с подготовкой.
- Ты всё осторожничаешь, - снисходительно сказал Гунтер, но сделал по его совету и, вызвав послов, с улыбкой предложил им и дальше пользоваться бургундским гостеприимством.
- Хорошо гостеприимство - к королеве нас так и не пустили, - бурчал уже в своей комнате Вербель.
- И зачем она тебе нужна? - грубо ответил Швеммель.
- С нашей сравнить хотел. Хоть бы знал, дурак был Зигфрид или не дурак, когда обменял одну на другую… Да и вообще это элементарная вежливость. Они что-то поняли, Швеммель, зуб даю.
- А нам-то что? Мы только послы… Я был бы рад поскорее убраться отсюда только затем, чтобы больше не видеть этого скрипуна проклятого, Фолькера. Наверняка это он, зараза, кинул мне в новые штаны мышь…
- Дохлую?
- Живую, чёрт его раздери!
Вербель довольно поржал в сторону.
Фолькеру не было до них дела; он даже с Хагеном теперь почти не пересекался, чаще навещая Брюнхильду, которой он скрашивал уединение песнями. Он пел ей и про невесту, слышавшую голос своего жениха-воина о том, что его дом теперь в зелёной траве; и о яростной битве, в которой погибли все, и мертвецам пришлось биться за живых, а наутро рядами выстроились кости; и про воинов, глотающих пыль, когда короли мечтают о победных пирах; и о некой давно погибшей стране, прах защитников которой развеян по пустыне, а память предана забвению, и многое другое. Королева слушала его в печальной задумчивости и всегда благодарила его, но золото он у неё брать перестал, говоря, что ему достаточно её внимания и добрых слов. Удивительно, но она почти не оскорбилась.
- Что ж, тебе вряд ли уже будут нужны мои подарки, - признала она. - Спасибо тебе за то, что утешал меня в тяжёлое время.
- Разве могли такие песни служить вам утешением, госпожа?
- Ты пел то, что я готова была слушать. Я не стерпела бы сейчас ничего весёлого. Скажи, хоть одна из этих песен звучала в последние дни перед королём?
- Я пытался спеть на пиру, чуть не получил костью в лоб от Вербеля, могла завязаться драка, но король всех утихомирил и велел мне уйти и больше не являться.
- Бедный Фолькер, - слабо улыбнулась она. - Твои песни уже не помогут.
Фолькер откланивался и удалялся в невольно подавленном состоянии. К Хагену тем временем являлись какие-то неизвестные люди чужеродного вида, и он подолгу принимал их у себя, порой даже напевая с ними что-то непонятное; и сразу пошёл невнятный, но зловещий шёпот про альбов, с которыми он якобы совещается.
- Что за люди ходят к тебе? - осведомился у Хагена Гунтер.
- Иноземные купцы и переселенцы, - ответил Хаген. - Мне казалось, в Вормсе все уже к ним привыкли.
- Но не при таких обстоятельствах, Хаген.
- Кому-то что-то померещилось? - спросил Хаген с такой надменной насмешкой, что Гунтер устыдился за своих суеверных подданных.
- Что удивительного можно было усмотреть в наших встречах? - сказал Хаген уже спокойно. - Как-никак я оказывал им покровительство. Теперь прощаюсь с ними… И со своими людьми тоже.
От последней фразы даже Гунтеру сделалось тоскливо.
- Ты по-прежнему мрачно смотришь на вещи, - натянуто улыбнулся король. - Ты неисправим.
- Смею предположить, мой король, что вы вызвали меня к себе по другому вопросу.
- Как ты догадался, - нервно засмеялся Гунтер. - Знаешь, Хаген, я на совете мог наговорить тебе лишнего, но ты не обращай на это внимания, хорошо?
- Решение уже принято.
- Разумеется, и никто не в силах его изменить. Но твоё упрямство меня несколько… раздосадовало. Я не хочу, чтобы это омрачало нашу поездку.
- Воля ваша, мой король, - равнодушно произнёс Хаген.
- Ты всё ещё в обиде, - Гунтер попытался принять снисходительный вид. - Но знай, что моей милости ты не лишён. Прими от меня этот дар, Хаген.
Слуги внесли большой меч, лежащий на двух подушках.
Хаген присмотрелся к нему, и его глаз тревожно вспыхнул.
- Бальмунг.
- Да, тот меч, что носил Зигфрид, - победно объявил Гунтер.
- Разве он не был захоронен вместе с ним?
- Нет, он хранился у Кримхильды, пока она не взялась его таскать туда-сюда и довела себя чуть не до полусмерти, так что мне пришлось его забрать. Возьми же. Никакого волшебства в нём определённо нет.
Хаген осторожно взял меч, немного выдвинул из ножен.
- Никто, кроме тебя, не достоин носить такой клинок, - добавил Гунтер.
Хаген задумчиво повертел меч в руках, потом решительно задвинул в ножны и склонился перед королём:
- Благодарю. Для меня великая честь принять такой дар.
- Вот и замечательно, мой Хаген, - торжествующе улыбнулся Гунтер и протянул Хагену руку с перстнем для поцелуя.
Вечером того же дня Хаген позвал к себе Фолькера.
- Наконец-то, а то вечно ты в делах, - сходу заявил шпильман.
- Посмотри, - Хаген, сидящий в кресле, взглядом указал на стол, где лежал Бальмунг.
- Ого, - Фолькер уселся напротив. - Так он не исчез?
- Оказалось, что нет. Магии в нём нет, это точно, но клинок остёр, - Хаген чуть дотронулся до лезвия, и появилась капля крови. - Несомненно, его сковал искусный мастер… Себе же на беду, - Хаген мрачно блеснул глазом. - Клинок, закалённый кровью своего создателя. Предназначенный герою, так его и не увидевшему, но доставшийся Зигфриду, что первым делом снёс голову кузнецу… Свет не видел более злополучного оружия. По-моему, в самый раз взять его в этот поход.
- А не обагряла ли его драконья кровь?
Хаген презрительно ухмыльнулся.
- Про драконов тебе никто не скажет. Даже он сам рассказывал то так, то этак. А вот кровь каких-нибудь… альбов…, - голос Хагена понизился, глаз сильно заблестел, и он коснулся меча так медленно и осторожно, что было заметно, как рука его дрогнула.
- Это уже дело дрянь, - пробормотал Фолькер.
- Я возьму его, - глухо сказал Хаген. - Он подошёл к моей руке, и ещё соберёт свою кровавую жатву, после чего, надеюсь, всё же исчезнет… Не называй его Бальмунг. Вот имя этого оружия, - Хаген указал на знаки под рукоятью. - Грам.
- Какое странное имя для меча.
- Это же не наш язык, Фолькер... Но оно короче и более мне по нраву. Ты едешь с нами?
Неожиданность вопроса заставила Фолькера вздрогнуть, но он тут же взял привычный развязный тон.
- Мог бы и не спрашивать.
- Тебя ехать не побуждают. И ты не из тех, у кого в голове туман, и знаешь, зачем мы едем.
- Ну и что? - Фолькер пожал плечами как ни в чём ни бывало. - Сколько раз мы с тобой вместе ходили в бой и могли не вернуться, и никогда даже не спрашивали друг друга, идти или не идти… Что изменилось-то?
- То, что теперь конец известен.
Фолькер положил руку поверх руки Хагена.
- А мне это всё равно. Или ты подумал, что я захочу тебя пережить?
Хаген быстро поднял на него взгляд, едва скрывающий, что он поражён.
- Не слишком ли, друг Фолькер?
- Не слишком ли с твоей стороны настолько презирать людей, - укоризненно сказал шпильман. - Мог бы сделать исключение хотя бы для меня.
- Прости, друг, - сжал его руку Хаген. - Я забылся.
- Вот это другое дело, - засмеялся довольно Фолькер. - Сам знаешь: где ты, там и я, а жизнь ли, смерть ли - всё одно все там будем… Только вот не пойму я: почему Этцель действует так глупо, если хочет нас погубить?
- Как, по-твоему, было бы разумней?
- Напасть на Бургундию. Да, нам под силу его разбить, но он бы и ушёл. Потрёпанный, но всё со своим углом. А так получается, что Бургундию он ослабит, но не погубит, зато угробит собственное королевство, если там в самом деле для нас ловушка. Ты что-нибудь можешь понять?
- То, что за этим планом стоит не он, а Кримхильда. Ей же, видимо, наплевать на своих подданных.
- А Этцель-то ведётся, как баран, - схватился за голову шпильман.
- Видимо, он уже не тот, что был. Стар стал, да и жизнь с Кримхильдой ума не прибавила. Но это уже их беды, - презрительно отмахнулся Хаген. - Скрипку с собой возьмёшь?
- Конечно: помирать - так с музыкой!
Хаген невольно улыбнулся.
- Давай споём что-нибудь, пока живы?
- С удовольствием, - шпильман приготовил смычок и скрипку. - Может, что-нибудь из твоих песен?
- Они не мои, Фолькер…
- Ты меня научил - значит, для меня они твои. Ту, что повеселее?
Хаген согласно кивнул, и очень странная песня неслась в ту ночь из его покоев:
И нет молока, и вина нет, ни мёда…
Но есть ещё яд в упоительной чаше.
Рука да не дрогнет! В кругу хоровода
Кричите «За ваше здоровье и наше!»
Стражники, заслышав эту песню, быстро крестились и удалялись, ибо что-то жуткое мерещилось им в этих словах.
***
Сборы были окончены, послы наконец отпущены, и тысяча отборных бургундских воинов в сверкающих доспехах, с блестящим оружием, развевающимися знамёнами покинуло город. За ними последовало было девять тысяч кнехтов, и тут Хаген едва опять не разругался со своими господами.
- Зачем нам такая огромная бессмысленная толпа? - грубо рявкнул он. - Они нам будут только обузой.
- Мы не можем выступать с ничтожной свитой, - сурово заявил Гунтер.
- Это не значит забирать с собой половину страны.
- Здесь не половина страны, Хаген, и вообще…
- Послушайте меня, - спокойнее заговорил Хаген. - Даже ради великого праздника не стОит так опустошать свои земли. Мужичьё - назад к полям и коровникам. Юнцов - домой к родителям. Оставим себе наших оруженосцев и самое малое число прислуги, что может понадобиться в пути.
- Тебя, Хаген, не поймёшь, - вмешался Гизельхер с высокомерной улыбкой. - То говоришь, что надо идти с дружиной, то советуешь разогнать кнехтов!
- Потому что где дружина, а где, прошу прощения, мясо, - снизил голос Хаген.
- Вот за кого ты почитаешь наших слуг? - взвился было Гизельхер, но Гунтер не дал ссоре разгореться:
- Довольно. Похоже, мы в самом деле перестарались. Можно подумать, будто на войну идём, да и на полях кто-то должен… Хорошо, Хаген. Отпустим половину. Или, может, больше…
Дружина временно расположилась лагерем у берега. Слуги носили поклажу на корабли, готовые перевезти бургундов через Рейн. Всё было уже почти готово, когда лагерь посетило несколько важных персон: старый архиепископ, Ута и королева Брюнхильда.
Архиепископ произнёс короткую молитву, и по его лицу было видно, что ему это далось трудно. Королева-мать, которую под одну руку вела служанка, а под другую - старшая внучка Хайди, медленно приблизилась к своим сыновьям.
- Дети…, - она обвела их старчески жалким взглядом.
Гунтер обнял её:
- До скорой встречи, дорогая матушка!
- Останьтесь, - произнесла она с мольбой. - Мне снился дурной сон…
- Дурные сны не советчики воинам, госпожа, - вдруг вклинился Хаген.
Ута посмотрела на него с ужасом и едва не выронила палку, на которую опиралась, несмотря на своих проводниц.
- Хаген…, - пролепетала она.
Его вид остался бесстрастным.
- Не будем затягивать с прощанием, - Гернот обнял мать. - Не переживай, всё будет замечательно.
- Гизельхер, - обратилась старуха к Гизельхеру, подошедшему в свою очередь. - Останься хоть ты, младшенький мой…
- Не подумала ли ты, что я снова стал малышом? - рассмеялся по-доброму Гизельхер и крепко поцеловал Уту. - Не бойся за нас, мама. Жди нас! - он победно поднял меч и широко улыбнулся.
Старая королева поникла и дала себя увести.
Вперёд выступила Брюнхильда. Гунтер шагнул к ней.
- Любезный супруг, - она поклонилась. - Я пришла к тебе с просьбой. Будь милостив, не откажи.
- Чего ты пожелаешь? - Гунтер постарался не показать недовольства.
- Позволь отложить ваш отъезд на один день. Я хочу ещё немного побыть с тобой.
Гунтер едва поверил, что не ослышался.
- С удовольствием, дорогая.
Он взял её под руку и отвёл в свой шатёр. Весть быстро разлетелась по лагерю, и обрадованные воины уединились с дамами, пришедшими из города.
- Признаюсь, не ожидал от тебя, - Гунтер в волнении уже третий раз перестилал покрывало для Брюнхильды. - Но ты истинная королева. Нельзя было допустить, чтобы мы расстались в ссоре.
- Не суетись так, Гунтер, - спокойно произнесла она.
- Ты не представляешь, как меня порадовала. Ах, Бруна…
Они наконец уселись рядом с кубками в руках.
- Когда-то мне было не страшно расстаться с жизнью, лишь бы ты была моей, - сказал Гунтер почти торжественно. - И теперь…
- Ты напоминаешь мне не лучшие дни моей жизни, любезный супруг, - она отставила кубок.
Гунтер удивился.
- Разве не приятно вспомнить молодость?
- Боюсь, ты многое забыл о тех временах.
Гунтер заметно потускнел.
- Зачем же ты пришла?
- Я в самом деле хочу примирения, - спокойно и властно произнесла Брюнхильда. - Но ни слова о любви и нежностях, Гунтер. Этого не будет, как и не было.
- Что значит не было? Столько лет?
- Если это была любовь, то не для меня, Гунтер.
- Ты удивительная женщина - ледяное сердце без капли любви, - протянул разочарованно Гунтер. - Но ты сама сказала сейчас перед всеми…
- Я сказала немногое, хоть ты и волен домысливать, - она снова взяла кубок. - За мир, король Бургундии, - она выпила залпом и поднялась. Ошалевший Гунтер следил за ней взглядом.
- Сюда придут Ортруна и твои дети, - сказала она. - Тебе важнее попрощаться с ними, чем со мной.
- Да ты… Ты же нашла способ на меня подействовать! Уже и Ортруну приплела! - горестно воскликнул Гунтер.
- Чем выискивать у меня дурные помыслы, побудь с ними, - бросила Брюнхильда ему через плечо и вышла из шатра.
Гунтер метнулся было за ней, но у входа путь ему перегородила Ортруна, державшая за одну руку сына, за другую дочь. Гунтер невольно отступил внутрь.
Ортруна в слезах кинулась ему на шею.
- Ну что ты…, - пробормотал он. - Перестань, ты напугаешь детей.
Он усадил её на ложе. Ортруна располнела с годами, но лицом выглядела по-прежнему милой и беззащитной, а теперь смотрела на Гунтера тем любяще-умоляющим взглядом, от которого у него всё внутри обмякало. Он бросил последний взгляд вслед ушедшей Брюнхильде и жалко улыбнулся Ортруне, чувствуя, что её слёз ему долго не выдержать.
- Скажи мне, что всё будет хорошо, - с детской доверчивостью попросила Ортруна.
- Да, конечно, - ответил Гунтер и видел по её глазам, что звучит неубедительно. - Надо только хорошо ждать папу, верно, моё солнышко? - он посадил на колени дочь и враз почувствовал себя уверенней.
- Мы соскучимся, - сказал маленький Годомар.
- Ничего. Долго скучать не придётся, - потрепал его Гунтер по щеке. - Мы ещё будем очень-очень счастливы…
К ночи пришли няньки, увели детей. Гунтер остался с Ортруной. Он проснулся на самой заре, но не сразу решился разбудить её, спящую у него на груди. В её глазах застыли капли слёз.
В замке Брюнхильда в своих покоях проснулась ещё потемну.
- О чём ты задумался? - спросила она, шевеля волосы Хагена. - Впрочем, догадываюсь. О том, что нанёс-таки Гунтеру бесчестье, не так ли?
- Ничего, - тихо ответил Хаген, - скоро всё закончится, и любое бесчестье будет смыто кровью.
- Не смей так даже думать, - жёстко сказала она, приподнявшись и сев на колени. Факел находился на стене с её стороны, и в его неровном свете её гладкое тело, распущенные густые волосы и блестящие глаза в тёмных ресницах казались погружёнными в изменчивое сияние.
Хаген смотрел на неё снизу вверх.
- Как ты прекрасна, Брина.
Она приподняла брови. То, как он назвал её, было странным и в то же время приятно отозвалось у неё на душе.
- Ночи ещё холодны. Не замёрзнешь?
- А ты на что? - улыбнулась вкрадчиво Брюнхильда.
Она вновь легла рядом. Хаген обхватил её и натянул сверху покрывало.
- Вот и совсем тепло, - произнесла Брюнхильда, поглаживая его. - Как же мне теперь отпустить тебя, Хаген?
- Наоборот, теперь будет легче. Ты теперь свободна.
- Свободна…, - рассеянно повторила она, чувствуя с удивлением, что он прав. Она поцеловала его в отсутствующий глаз и крепче прижалась к его телу.
- Тебе что-нибудь снилось? - спросил Хаген.
- Да. Изенштайн, - она слегка отвернулась от него. - Только он казался ещё более светлым, чем был на самом деле. Я поднималась по лестнице со своими дамами, колонны сияли на солнце, на башнях были большие драгоценные камни. В руке у меня было моё копьё..., - её голос дрогнул.
- Ты рождена править, - сказал Хаген после паузы. - И ты будешь править.
- Бургундией? - приглушённо спросила она.
- Да. Король назначил регентом Румольта, чтобы показать, что отправляется на лёгкую прогулку. Но мы-то всё знаем. Править будешь ты. Годомар ещё ребёнок. Если сочтёшь нужным удержать власть, когда выйдет срок регентства…
- Ты нашёл самое подходящее время для советов по управлению государством, - ехидно усмехнулась она, прикрыв ему рукой рот.
- Да, ты права, - он отвёл её ладонь. - Я на тебя полагаюсь. Вспомни весь свой опыт, а где тебе будет трудно, опирайся на верных людей. Здесь их у тебя достаточно.
- Но не таких, как ты, - тихо сказала она.
Он шумно вздохнул.
- Не на мне одном держалось это королевство. Я хочу быть уверен, что оставляю в Бургундии королеву, а не…, - он осёкся.
- Ну же, договаривай, - усмехнулась Брюнхильда, подперев рукой голову. - А не глупую влюблённую бабёнку, верно?
- Я не думал такого.
Она хмыкнула, рассмеялась и снова обняла его. Он прижался лбом к её плечу и закрыл глаз. Некоторое время они молчали.
Брюнхильда запустила руку в его волосы.
- «Кудри его вьются, черны, как ворон», - прошептала она.
- Были, - отозвался Хаген.
- «Голени его - столбы мраморные… Вид его, как кедры…» Даже сейчас ты не сможешь этого отрицать, - она слегка отстранила его голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо, и тихо, но твёрдо спросила: - Как так могло произойти, Хаген? Вся та мерзость в Изенштайне?
- Я не знаю, - обречённо ответил он.
Брюнхильда улеглась на спину, подложив руки под голову.
- Я смотрела только на него, - задумчиво сказала она, - а для тебя я, наверное, была врагом… Что это было?
Хаген промолчал.
- Скажи хоть что-нибудь, Хаген. Где мы были тогда? Мы оба? Что это был за мрак и туман?
Он издал почти бесслышный вздох.
- «При свете зари они узнали друг друга. С воплями кинулись они друг другу в объятия и рыдали до тех пор, пока отлетели души их», - задумчиво произнёс Хаген и, заметив, как побледнела Брюнхильда, добавил: - История не про нас, не бери во внимание.
- Скверную историю мы сами про себя сложили, Хаген, - тоскливо сказала королева. - Но мне кажется, что я ещё вернусь в Изенштайн. Ничего уже не исправить, но я окажусь там, даже если должна буду остаться там навсегда… Господи, о чём мы с тобой разговорились.
- О смерти тебе думать рано - тебе править этой страной. А мне пора, чтобы успеть присоединиться к остальным. Рассвет скоро.
Хаген поднялся и стал одеваться. Брюнхильда смотрела на него так, как смотрят, боясь потерять из виду.
- У нас не хватит сил воздать за вас, - сказала она.
- Мы сами воздадим за себя, если нам приготовили ловушку, и так, что страны гуннов больше никто не станет бояться.
- Жаль, что ты никого не оставил после себя.
- А я уже не жалею, - заявил он угрюмо. - Моим потомкам не было бы здесь жизни.
- Прежде ты думал иначе, верно?
- Что было, то прошло.
- И не в моих силах это исправить, - тихо произнесла она.
Хаген на мгновение замер, его взгляд встретился с глазами Брюнхильды. Он тут же тряхнул головой, отвернулся и продолжил одеваться.
Королева набросила на себя сорочку и подошла к нему. Он застегнул пояс на тунике и выпрямился перед ней.
- Теперь отпусти меня, Брина.
- Да, - она качнула головой. - Мой верный... Я...отпускаю тебя, Хаген.
Слеза блеснула в одном из карих глаз.
- Нет, моя королева, - он осторожно стёр каплю.
- Позволь на этот раз, - сказала она надтреснутым голосом. - Думаешь, это мне больно? Нет, Хаген… Я же чувствую, - она положила руку ему на грудь, - это твоё сердце кровоточит…
- Брюнхильда, госпожа моя, - сказал он ей былым учтивым тоном. - Когда-то вы признались мне, что ненавидите, когда вас жалеют. Вы, женщина. Что же в таком случае должен чувствовать я?
Она отступила. Вид его сделался бесстрастен.
- Прощайте, моя королева, - слегка поклонился он.
Брюнхильда решительно шагнула к нему и крепко обняла. Она плакала беззвучно, по привычке подавляя себя, но всё же порой её внезапно передёргивало, точно не было больше сил сдерживаться. Хаген успел пару раз судорожно сглотнуть, прежде чем мягко отстранил её от себя и поцеловал в ослабшие губы.
- Прощай, Брина.
Она больше не удерживала его. Он вышел не обернувшись, и она поняла, что эта часть его жизни для него отсечена бесповоротно.
Поутру женщины и лишние слуги оставили лагерь. Гунтер и его воины поднялись на корабли и отправились в путь, и им ещё долго махали с берега.
Брюнхильда наблюдала отплытие, стоя на замковой башне. На ней был красный плащ, корона венчала непокрытые волосы. Она стояла недвижно как изваяние, пока кто-то не нарушил её уединение.
- Моя королева!
Она полуобернулась. Перед ней был Ортвин фон Мец.
- Ты остался, - холодно сказала она.
- Такова была воля короля, - ответил он. - И моего дяди Хагена.
Он быстро опустился на одно колено и поцеловал перстень на её руке.
- Я готов служить вам, моя госпожа.
Какое-то мгновение Брюнхильда созерцала его, чуть приподняв брови, но затем покровительственно улыбнулась и велела подняться.
- Спустимся в зал, Ортвин. У нас достаточно дел…
***
Перебравшись через Рейн, бургунды продолжили свой путь посуху. Их процессия выглядела так впечатляюще, что деревенские мужики и бабы бросали работу и сбегались посмотреть. Все были в приподнятом настроении, кроме Хагена, который, как проводник, следовал впереди, прокладывая всем хорошо знакомый ему путь.
Он вспоминал, как проделал этот путь впервые, когда его, ещё мальчика, увозили заложником к гуннам. Скорее потрясённый, чем напуганный, он был тогда усажен в повозку с данью, где, среди груды серебра и золота, находились ещё двое детей - мальчик чуть поменьше и плачущая девочка, рядом с которой мальчик силился держаться настоящим мужчиной, что получалось не очень хорошо.
Повозка, охраняемая вооружёнными гуннами, тронулась в путь, и сердце Хагена сжалось. Перед его взглядом всё ещё были глаза его отца, в ушах ещё звучало произнесённое на прощание короткое благословение. Хаген стиснул зубы: нельзя было проявить и намёка на слабость.
- Нас потом заберут назад, вот увидишь, - жалобно бормотал мальчик рядом. Хаген решил отвлечься на него.
- Как тебя зовут?
Тот, услышав вопрос, даже приободрился.
- Я Вальтер, аквитанский принц, - ответил он с наивной важностью. - А она - Хильдегунда, визиготская принцесса. Мне её отец сосватал, - Вальтер насмешливо фыркнул и обратился к Хагену: - А ты сын короля Бургундии?
- Нет, я сын придворного. Королевич совсем маленький, так что я вместо него.
- Придворный, - скривился Вальтер. - А я, когда вырасту, буду король!
Хильдегунда, тихо всхлипывавшая в сторонке, вдруг вскочила и заверещала писклявым детским голосом:
- Никто не смеет никуда меня увозить! Я принцесса! Вы знаете, кто мой отец? Я требую немедленно…
Ехавший рядом молчаливый гунн в мохнатой шапке дал ей пощёчину, но, похоже, перестарался - девочка свалилась куда-то внутрь повозки, тихо поскуливая. Гунн пригрозил мальчишкам мечом и отвернулся.
- У тебя нет с собой ножа? - тихо спросил Хаген Вальтера.
- Нет, - испуганно прошептал Вальтер. - А зачем?
- Мы могли бы защитить себя.
- Молчать уж лучше, - пробормотал Вальтер, побелев от ужаса, когда рядом возник тот же гунн. Но гунн бросил им краюху хлеба, которую поймал Хаген, и отъехал в сторону.
- Эй, я тоже есть хочу, - сказал Вальтер.
- Знаю, - произнёс Хаген, разламывая хлеб. - Ей тоже дай.
Позже их напоили молоком, Хильдегунда успокоилась и свернулась в клубок рядом с Вальтером, а Хаген, обняв Вальтера за плечи, рассказывал ему сказку, слышанную от отца - про королевского сына, который оказался в изгнании и много перенёс лишений и трудностей, зато какой радостью была для него потом одна только весть о скором возвращении и встрече с отцом…
…Теперь, вспоминая былое, Хаген подумал, что его изгнание так и не закончилось. А страна гуннов, которую он надеялся покинуть навсегда, станет для него страной без возврата, страной мглы, где нет устройства, а свет - как мрак...
- Эй, Хаген, ты бы придержал коня! - весело окликнул его Гунтер. - Мы никуда пока не опаздываем.
***
Вербель и Швеммель заставили Кримхильду понервничать своей задержкой. Она не спала несколько ночей, потеряла аппетит и всё ждала, когда они вернутся, рассеянно чертя на пыльном столе знак солнцеворота. Даже то, что на столе пыль, она заметила не сразу, подумала сделать выговор Геррат - что за растяп и лентяек она набрала в служанки - но быстро об этом забыла. Лишь когда послы вернулись, она оживилась, поулыбалась вместе с Этцелем доброй вести и позже вызвала их к себе для разговора наедине.
- Где вас носило? - строго спросила она, сжимая руки под широкими рукавами.
- Простите, госпожа. Нас не отпускали, - извинялся Вербель.
Кримхильда разжала руки, взявшись за подлокотники, и стало видно, что пальцы у неё искусаны в кровь.
- Вы получите своё золото, - сказала она. - Но прежде скажите, точно ли все мои братья едут сюда.
- Все трое, госпожа.
- Большая с ними свита?
- Дружина в тысячу воинов, не меньше!
- Хорошо… Очень хорошо, - криво улыбнулась она. - Вы кого-нибудь приметили особо?
- Фолькера гада, - не сдержался Швеммель.
- Не хватало только этого богохульника! - разозлилась Кримхильда. - Наглеца, смевшего посягать своими песнями даже на великого.., - она с силой прикусила губу.
- Сами его видеть не рады.
- Но постойте, - Кримхильда вновь стиснула руки. - Ведь он едет, должно быть, со своим неразлучным другом и боевым товарищем?
Её голос стал масляным.
- Хаген… Хаген тоже едет?
- Едет, госпожа. Дорогу указывать будет.
- Вот этому славному воину я рада. Хорошая новость. Вы свободны, - она слегка махнула рукой.
В комнате никого не осталось, кроме Кримхильды. Она возвела очи к небу.
- Теперь ты увидишь, Зигфрид, как велика моя любовь к тебе. И весь мир узнает, как любовь побеждает всё. Они едут. Ничтожества, пыль под твоими ногами, мой светлый герой… И он тоже. Тот, кто всех ненавистнее... Хаген… Хааагеееен!!!! - она закричала во весь голос и с рыданиями рухнула на колени.
4.
Путь бургундов был до скуки спокойным и благополучным, пока они не добрались до Дуная.
Хаген, спрыгнув с коня, подошёл к воде. Река выступила из берегов, и легко было заметить, как сильно течение.
- Впервые вижу, чтобы Дунай встречал столь недружелюбно, - мрачно сказал Хаген.
- Что же нам делать? - подъехал Гунтер. - Зачем ты привёл нас сюда, где нет никакого перевоза? Если надеешься таким образом заставить нас повернуть назад…
- Именно здесь прежде и был перевоз, - невозмутимо произнёс Хаген. - Похоже, Гельфрат что-то хитрит.
- Гельфрат?
- Наш враг в недавней войне. На той стороне его земли, - махнул рукой Хаген.
- Нам всё равно надо как-то перебраться, и ты бы лучше нам помог, чем пытаться запугать нас трудностями переправы.
Хаген слегка улыбнулся - как-то грустно-снисходительно, как нередко получалось у него в последнее время.
- Я не пугаю вас, господа, ибо знаю, что это бесполезно. Но вброд мы не полезем - утопленников нам только не хватало. Темнеет уже, лучше разбить здесь пока лагерь и переночевать спокойно. На всякий случай оставьте стражу вверх по течению, а вниз пойду я сам. Может, и найдём, на чём перебраться.
Гунтер согласился, и бургунды разбили лагерь недалеко от берега. Хаген объехал его, недобро переменился в лице, заметив капеллана, бывшего ксантенского, а теперь вормсского, которого Гунтер и его братья сочли нужным взять с собой - нельзя же, мол, без священника, - затем спрыгнул с коня, отдал его Данкварту и, как совсем стемнело, медленно двинулся вдоль дунайского берега.
Он был при полном вооружении, и держал руку на рукояти меча, вглядываясь в тёмный берег. По небу неслись клочки облаков, но не могли закрыть полной луны, которая хорошо освещала Хагену путь. Он отошёл достаточно далеко, но не видел ни одной живой души; на противоположном берегу тоже было пусто. Ему вспомнилось, как некогда он выходил к берегу Дуная с той, другой стороны, изнывая от тоски по дому и мысленно говоря с отцом - может, тогда уже мёртвым, - и внезапно его одолело сильное утомление. Вспомнив, что прошлую ночь он тоже не спал, а стоял на страже, и внимательно оглядев окрестности - лунный свет был необыкновенно ярок - Хаген присел под кряжистое дерево.
Решив, что достаточно отдохнул, он поднялся, и вдруг его внимание привлёк плеск волн и женские голоса. Он осторожно отодвинул ветки и увидел двух купающихся в Дунае женщин. Они брызгались друг в друга и блудливо смеялись. У них были очень длинные волосы - у одной тёмные, у другой светлые, тела же в лунном свете казались зеленовато-прозрачными.
«Демоницы», - подумал Хаген, отошёл и почувствовал, что наступил на ткань. На земле лежали женские сорочки.
Купальщицы заметили его и, вскрикнув, поплыли к берегу. Хаген же, быстро намотав их одежды на руку, помахал им другой рукой и сделал вид, что собирается уйти.
- Хаген! - раздались вслед ему два умоляющих голоса.
- Что такое? - развернулся он к воде.
- Благородный Хаген, - вкрадчиво заговорила темноволосая, выглядевшая постарше, - отдай нам наши одеяния. Как же нам без них из воды вылезти? - она сложила свои полные ярко-красные губы в похотливую улыбку.
- Ты и так хороша, - усмехнулся Хаген. - Зачем Лилит ещё и срам прикрывать?
- Ты слышала, сестра, как он меня назвал? - расхохоталась демоница. - Ай, доблестный Хаген, ты на старости лет наконец научился делать комплименты дамам! Их любят даже такие дамы, как мы, красавчик мой одноглазенький… Но я всего лишь бедная скромная Хадебурга, а это сестра моя Зиглинда.
- Зиглинда?
- Ну да. А чему ты так удивляешься? - Хадебурга так и стреляла в него глазами. - Вот будешь ещё проводить ночи без женщин, то и не такая чертовщина привидится.
- Значит, я это забираю, - Хаген снова шагнул прочь.
- Стой, стой! - испуганно закричали сестры.
- Думаю, ваши тряпки будут хорошо гореть, - язвительно сказал Хаген.
- Да ты злодей! - закричала Хадебурга. - Нет бы пощадить бедных женщин…
- Замолчи, сестра, ты не умеешь просить, - вмешалась Зиглинда и, склонив голову и держа палец у губ, заговорила нежным голосом:
- Милый Хаген, отдай нам наши платья. Пожаааалуйста! Мы за это исполним любую твою просьбу. Мы ведь многое знаем…
- Хоть чистая сила, хоть нечистая - а в судьбе мы кое-что да понимаем, - Хадебурга забралась на ветку, склонившуюся над водой, и покачивалась на ней. - Хочешь, скажем, чем ваша поездка в страну гуннов кончится?
- Откуда бы тебе это знать? - съязвил Хаген.
- Считай, что от самого Асмодея, - ядовито бросила Хадебурга. - Тебе какая разница? Что будет, то будет. Смело езжайте в Этцельбург. Там славно попируете и вернётесь домой.
Хаген, выдержав паузу, бросил сёстрам их одежды.
- Поверил? Поверил? Хаха! - Хадебурга тут же соскочила с ветки.
- Тебе? - презрительно сказал Хаген, чувствуя, что его берёт ярость.
- Мы боялись, что ты не отдашь нам наших одеяний, - произнесла печально Зиглинда, в одно мгновение набросив на себя сорочку. - Потому моя сестра солгала. На самом деле вас ждёт не пир, а смерть.
- Странно, что именно ты предостерегаешь меня, - мрачно сказал Хаген.
Зиглинда посмотрела на него тоскливым, едва не жалобным взглядом.
- Я очень не люблю крови.
- Ха! Какая неженка! - Хадебурга, одевшись, снова примостилась на ветке. - А расскажи-ка нам лучше про купание в крови! Про кровавую ванну! Лучше может быть только кровавая банька, верно, ха-ха?
- Ах ты ведьма! - закричала Зиглинда, и, бросившись на Хадебургу, вцепилась ей в волосы.
- Без тебя знаю, - отбросила её Хадебурга, и та свалилась в воду. - А ещё, Хаген, один человек из вас всё-таки вернётся в Вормс. Придворный капеллан.
Хаген помрачнел.
- Почему он?
- В жертву идолу его жреца не приносят, - ответила она. - Во всяком случае, здесь… Ох, сколько же яду он в душу кое-кому повливал - на долгие годы хватит! А с каким удовольствием он будет петь по всем вам заупокойные молитвы, ха-ха! А может, и проклятия, да тебе-то не всё ли равно?
Дыхание Хагена стало тяжёлым. Хадебурга обхватила ветку руками и ногами и перестала раскачиваться.
- Знаешь, а что-то жаль мне тебя, Хаген. Возвращался б ты назад.
- Я первая предупредила! - выкрикнула Зиглинда, и обе оказались прямо перед лицом Хагена.
- Может, останешься здесь с нами? Зачем тебе гибнуть? Посмотри, как я хороша…
Они протянули к нему свои прозрачно-зеленоватые руки. Хаген, осознав, что никакого заклинания от нечистой силы он то ли не знает, то ли напрочь забыл, выхватил меч и рассёк обеих демониц. Они вскрикнули и развеялись в пыль. На землю упало только несколько перьев. Хаген поднял одно - оно было чёрным, как воронье.
Только чертовщины не хватало, подумал Хаген. Он захотел утереть пот со лба… и прикосновение к собственному шлему пробудило его.
Он быстро встал на ноги и осмотрелся. Вокруг по-прежнему было тихо. Он раздвинул ветки, но там не было ничего, и на реке было пусто. На земле лежало большое воронье перо. Хаген встряхнул головой. Сны - чепуха, но если они подтверждают то, в чём и так убеждён… Мысленно обругав себя за то, что позволил себе задремать, Хаген отправился дальше.
Наконец Хаген заметил дом на противоположном берегу, а неподалёку и ладью. В доме горел свет, и Хаген стал во всю глотку звать перевозчика, надеясь, что он услышит. Из дома действительно вышел какой-то тип, грубо проорал, что даром никого не возит, и исчез внутри.
Хаген снял золотой браслет, нацепил его на острие меча и, высоко подняв, снова позвал перевозчика. Браслет ярко сверкнул в лунном свете, и вскоре ладья двинулась по реке. Когда она приближалась, Хаген с удовлетворением отметил, что ладья достаточно вместительная.
Едва она пристала к берегу, а Хаген поднялся на борт, как здоровенный детина-перевозчик с подозрением оглядел Хагена и грубо ухнул:
- Это ещё кто? Я чёрт-те кого не перевожу, проваливай.
- Будь так любезен, - спокойно сказал Хаген, - помоги мне перевезти на ту сторону моих воинов. Прими этот золотой браслет в награду вместе с моей благодарностью.
Перевозчик бросил было жадный взгляд на браслет, но тут же сердито пробурчал:
- У моего господина Гельфрата много врагов, и вообще носит тут всяких… Нет, никого не перевожу, - он сжал весло. - Пошёл вон, альбово отродье!
Хаген ещё хотел что-то сказать, но внезапно перевозчик так хватил его веслом по голове, что Хаген упал на колени.
- И вот тебе ещё! - перевозчик схватил шест и снова ударил Хагена, да так, что шест разбился.
Как ни гудело в голове у Хагена, он нащупал свой меч, и пока перевозчик замахивался уже обломком шеста, Хаген одним ударом снёс ему голову.
- Чёртов невежа.., - пробормотал Хаген, выкинув труп на берег. Голова ещё кружилась, перед глазами гасли искры; Хаген рухнул на скамью и перевёл дух. Ладью понесло течением, и Хаген налёг на вёсла, чтобы пригнать её к своим.
Было уже утро, когда он достиг лагеря бургундов. Те смогли разыскать какую-то лодчонку и теперь безуспешно возились с ней, так что вид ладьи всех очень порадовал.
- Прекрасное судно ты нам раздобыл, Хаген, - сказал Гунтер. - Но я не вижу перевозчика. Где он?
- Им буду я, - ответил Хаген.
Король помрачнел.
- Ты убил его?
- Иначе он убил бы меня.
Гунтер уже рассердился, но заметил струйки крови из-под шлема Хагена, и только пробормотал:
- Как-то нехорошо вышло…
- Не будем медлить, - сказал Хаген. - Садимся в ладью поплотнее. На том берегу - враждебная земля, и нам лучше успеть как можно быстрее. Если кто поможет мне грести, буду благодарен.
Бургунды стали загружаться в ладью и переправляться на другой берег. Так как людей, а заодно и поклажи, было много, то Хаген работал веслом весь день, и уже смеркалось, когда в путь отправилась последняя переправа. С оставшимися воинами ехал сам Гунтер и его братья.
Хаген, весь мокрый от пота, устало догребающий до берега, вдруг бросил взгляд на капеллана. Отец Викториан тоже ехал в числе последних, обложившись церковной утварью. Глаз Хагена сузился, губы вытянулись в щель. Он передал весло Данкварту и вдруг, схватив капеллана, швырнул его в воду.
- Хаген! - в ужасе вскричал Гунтер. Других хватило только на нечленораздельные звуки.
Священник несколько раз попытался уцепиться за борт, но Хаген спихивал его. Когда поп стал цепляться за весло, а другие старались его вытащить, Хаген грубо отобрал то весло и с силой стряхнул капеллана подальше от ладьи. Тот исчез в воде.
- Причиндалы свои не забудь, - сказал Хаген, покидав за борт также всю церковную утварь.
Гунтер, его братья и прочие смотрели на него с ужасом, а некоторые даже с негодованием.
- Что ты наделал? - не своим голосом произнёс Гунтер. - Какое злодейство! Тебе… тебе же просто нравится творить злые дела!
Хаген ухмыльнулся и тут же помрачнел, заметив, как посередине реки всплыла вздувшаяся ряса.
- Любой другой лишился бы жизни за такое сатанинское деяние, - сказал Гизельхер. - И тебе это с рук не сойдёт, как только…
- Гизельхер, - прервал его Гернот, но, вздохнув, произнёс: - Сволочь он был, Господи помилуй, но всё ж духовное лицо, на котором благодать почивает.
- Смотрите! - крикнул кто-то, указывая на плывущего животом вверх капеллана, которого несло к противоположному берегу.
- Вот зараза, - тихо бросил Хаген.
- Сам Господь спас смиренного слугу своего, - изрёк с пафосом Гунтер.
Хаген отвернулся и с мрачным видом продолжил грести дальше. Когда ладья пристала и все спустились, он в последний раз бросил взгляд на оставленный берег. Капеллан уже вылез на сушу, выжимал рясу и - то ли Хагену померещилось, то ли в самом деле ветром до него донесло - громко блеял какую-то ересь:
- Domine Sifride Christi….
- Уцелел, проклятый, - сам себе сказал Хаген.
- Радуйся, что твоё злодеяние не удалось, иначе я не мог бы это так оставить, - сурово заявил Гунтер.
- Пусть теперь в свой Ксантен дует, - процедил Хаген. - Если же потащится в Вормс, то, надеюсь, Брюнхильда ему быстро напомнит, как он её ведьмой называл…
Лицо Хагена стало ещё более суровым и жёстким. Он бросил яростный взгляд в начавшие темнеть небеса, разбил в щепы руль и вёсла и, спрыгнув с ладьи, с силой толкнул её в реку.
- Что… что ты натворил? - Гунтер ошеломлённо смотрел, как ладью понесло течением.
- Она нам больше не понадобится, - отрезал Хаген и прошёл мимо своих господ.
- Ты опять за своё? - бросил ему вслед Гизельхер.
- Да Бог с ним, - спокойно сказал Гернот. - Найдём как назад добраться.
Ладья тем временем перевернулась и продолжила свой бесцельный путь уже вверх дном.
- Да… Не единственное же это судно на свете, - вздохнул Гунтер.
***
- Фолькер, ты хорошо помнишь здешние дороги? - спросил Хаген у шпильмана.
- Отлично помню. А зачем тебе?
- Проводником побудешь, - хлопнул его по плечу Хаген.
- А как же ты?
- Я и Данкварт будем прикрывать тыл. Кстати, Данкварт, - обратился он к подошедшему брату, - собери наших людей.
- Не мешает ли всё сказать господам? - заметил Фолькер.
- Сейчас и скажем, - они приблизились к Гунтеру и его братьям, что-то обсуждавших в кругу дружинников. Один вид Хагена заставил всех сделать гневно-недовольные мины.
- Что ты скажешь на этот раз? - спросил Гунтер будто исключительно из чувства долга, причём неприятного. - Темнеет уже, и перевоз всех утомил, но мы на чужой земле…
- И не просто на чужой, а враждебной, - сказал Хаген. - Гельфрат, должно быть, уже знает о гибели своего перевозчика…
- Ты опять нам всем удружил, - заявил сердито Гизельхер.
- Дорогой мой принц, - Хаген изобразил ту же снисходительную улыбку, - даже если вам было бы приятнее видеть убитым меня, а не того баварского хама и задиру, всё же позвольте мне позаботиться о вашей безопасности. Я знаю, чего можно ждать от Гельфрата. Не так он страшен, как о себе мнит, но нам нужно быть очень осторожными.
- Гизельхер, помолчи, - повелел Гернот, и младший из братьев недовольно отвернулся. - Так что делать, Хаген?
Хаген враз стал полностью серьёзным.
- На коней и вперёд. Никаких привалов и остановок до самого утра. Помните, что опасность рядом, и будьте наготове. Проводником будет Фолькер, следуйте за ним. Я и Данкварт прикроем вас с тыла. Теперь пора.
На этот раз никому не захотелось с ним спорить. Бургунды сели на коней, выстроились и отправились в путь. Все ехали молча и сосредоточенно. Фолькер, слегка оторвавшись от всех, прокладывал дорогу, внимательно всматриваясь вперёд.
Темнело всё сильнее. Хаген, возглавляющий тыл вместе с Данквартом, в тревоге поглядывал в небеса. Ночь обещала быть не настолько ясной, да и сквозь деревья лунный свет проникал не так легко. Наконец закат полностью угас.
- Прикройтесь щитами, - распорядился Хаген.
Воины послушались. Они ехали плотно и слушали во все уши. Внезапно стал различим топот копыт. Поначалу показалось, что он несётся с трёх сторон, и воины уже подумали, что их окружают. Тогда Хаген и Данкварт велели своим людям остановиться, и сразу стало ясно, откуда раздаётся топот. Туда бургунды и развернулись.
- Приготовиться, - негромко велел Хаген, сам выехав чуть вперёд.
В ночной темноте заблестели щиты. Противник тоже остановился, будто сомневаясь, тех ли нагнал. Свет луны то появлялся, то исчезал среди деревьев.
- Кто вы такие, что преследуете нас? - спросил Хаген.
- Я маркграф Гельфрат, и вы на моей земле, - огромный баварский всадник тоже слегка выступил вперёд. - Кто-то убил одного из моих людей, и я подозреваю, что виновен тот, чей голос я узнаю даже в этой проклятой темноте!
- Нечего назначать в перевозчики грубиянов, Гельфрат. Да, это я убил его, тем самым защищая себя. Ты мог бы принять выкуп за него. Твои земли нам не нужны, мы едем дальше.
- Что? - вскипел Гельфрат. - Да я не сомневался, Хаген, что если ты ещё хоть раз здесь появишься, мне будут от тебя одни потери. Я ещё не забыл нашу прошлую войну.
- Как и то, кто её начал, надеюсь?
Гельфрат рассвирепел окончательно.
- Выкуп, говоришь? Сейчас возьму! Вперёд! - он поднял тяжёлое копьё.
Бургунды сорвались с места одновременно с баварцами. Раздался хруст ломающихся копий, ржание коней; в темноте завязалась беспорядочная схватка.
Гельфрат и Хаген столкнулись друг с другом, и тут произошло нечто, чего с Хагеном прежде не случалось - от удара вражеского копья он вылетел из седла. На миг это оглушило его, и Гельфрат был готов пронзить его, но Хаген успел перекатиться по земле, так что удар пришёлся мимо, и быстро поднялся. В голове у него гудело, но он вовремя заметил занесённый меч Гельфрата и выставил щит. Баварец ударил с такой силой, что щит Хагена разбился, выпустив пучок искр.
Хаген ударил в ответ, но то ли от усталости, то ли от головокружения удар вышел недостаточно сильным. Разъярённый Гельфрат рубнул от всей души; Хаген остановил его меч своим клинком, но потерял равновесие и упал на одно колено.
- Брат! - выкрикнул Хаген, прикрывшись от очередного удара обломком щита.
- Получай! - раздался в темноте голос Данкварта, и Гельфрат как-то нелепо рухнул ниц.
- Ты цел? Хаген?
Луна снова вышла из-за облаков, озарила почти обезоруженного Хагена, Данкварта с испуганным лицом и лежащего разрубленным Гельфрата.
- Благодарю, - выдохнул Хаген и быстро поднялся, пошатнувшись.
- Гельфрат убит! - заорал во всю глотку Данкварт.
Находящиеся невдалеке баварцы обернулись и, пока свет луны не исчез вновь, убедились, что так оно и есть. Возглас повторился уже среди них, подействовав как команда бежать: они бросились прочь.
- За ними! Гнать их! - прорычал Данкварт.
Бургунды преследовали баварцев, сражая всех, кто пытался вновь броситься в бой, пока Хаген не остановил погоню:
- Достаточно, остальные не вернутся.
Топот вражеских копыт исчезал вдали.
- Возвращаемся! - скомандовал Данкварт, разворачивая коня, и бросил Хагену: - Увлеклись мы что-то. Тыл у нас открыт!
Они гнали коней, пока не вернулись на место схватки. Вновь появился лунный свет и на этот раз не торопился угаснуть.
- Посмотрите, кто из наших погиб, - велел Хаген.
Он развязал и снял шлем, проведя рукой по голове, как при сильной боли.
- Наших только четверо, - сообщили ему.
- Возьмём с собой. Захороним при первой стоянке, а здесь не задерживаемся. Догоняем своих.
- Вперёд, - приказал Данкварт.
- И я попрошу вас, - произнёс Хаген, - когда мы соединимся с нашими, поначалу ни слова об этой битве. Пусть наши господа пока ничего не знают.
Данкварт удивлённо посмотрел на него, но не стал расспрашивать, почему, как и о том, зачем Хаген снял шлем. Через какое-то время они нагнали бургундскую дружину и пристроились сзади как ни в чём ни бывало.
Им передали весть от Фолькера, что некоторые воины ропщут и требуют отдыха.
- Никакого отдыха до самого утра, пока не покинем вражеские земли, - ответил Данкварт. Хаген согласно кивнул.
Так ехали они всю ночь. Наконец из-за гор появилось солнце, а бургунды выбрались из леса на равнину. И тут-то, когда воины расслабились и смешали строй, стало видно, что у тыловых доспехи в крови.
- Что это значит, Хаген? - спросил недовольно Гунтер. - Вы успели с кем-то подраться, не поставив нас в известность?
- Простите, мой король. Вас не было нужды беспокоить, - ответил Хаген. - Люди Гельфрата ударили нам в тыл. Мы приняли бой и обратили их в бегство. Сам Гельфрат пал от руки Данкварта, - он с гордостью указал на брата.
- Иначе кое-кто пал бы от руки Гельфрата, - пробурчал Данкварт.
Гунтер с тревогой смотрел на обоих.
- Все целы?
- У нас четверо убитых. Предадим их земле здесь или дождемся приезда в Бехларен?
- Незачем затягивать, - жёстко сказал Гунтер. - Только теперь над ними даже молитву некому прочитать.
- Мы и прочитаем, - сказал Данкварт.
- Ладно…, - высокомерно бросил Гунтер и спросил: - Теперь, надеюсь, мы в безопасном месте? Наши воины очень устали.
- Да, баварцы сюда не суются, - сказал Хаген. - Можно разбить лагерь и отдыхать даже до завтрашнего утра.
Весть обрадовала воинов, и они быстро стали возводить палатки и доставать припасы. Участники битвы торопились избавиться от доспехов, омыть и перевязать раны. Некоторые сразу же ложились спать. Те, кто менее других устал, захоронили убитых, и воины сами прочитали над ними молитву и поставили крест из веток.
Данкварт присутствовал при этом, но потом его сморила усталость, и он ушёл в палатку к Хагену. Тот, раздевшись до белья, уже лежал, сняв повязку с глаза, зато перевязав голову.
- Что это с тобой?
- Раскалывается, проклятая, - зло посетовал Хаген. - Ну и ночь! Сначала перевозчик дважды подряд дал мне по башке со всей силы, потом я с коня с размаху грохнулся… Вот позор.., - Хаген потёр голову рукой и переменившимся голосом сказал. - Ты спас мне жизнь, Данкварт.
- Да ты меня перепугал до смерти, - Данкварт сел рядом с ним. - Я как увидел, что он вот-вот тебя убьёт…
- Да ладно, - Хаген улыбнулся и сжал его руку. - Сколько раз мы прикрывали друг друга в бою? Хочешь сказать, всё от страха?
- Тебе не надо чего-нибудь? - спросил Данкварт.
- Ты о себе позаботься. Ложись отдыхать.
- Да у тебя здесь вино, - Данкварт взял бутылку. - А это что? Ба, лимончик! - Данкварт повеселел. - Кто готовил нашу провизию?
- Ты пей, если хочешь. И дай мне, пожалуйста, кусочек лимона… Как он сейчас кстати.
В палатку вошёл Фолькер.
- Только не все сразу, - взмолился Хаген.
- Понял, - сказал шпильман. - Пришёл лишь посмотреть, всё ли с тобой хорошо. Вы, ребята, герои.
- Из нас двоих герой на этот раз только Данкварт, - произнёс Хаген. - А я оплошал…
- Да ты ж до этого целый день веслом работал! - вскричал Данкварт, так что Хаген перекосился и схватился за голову. - И хоть бы кто спасибо сказал, - уже тихо проворчал Данкварт.
- Думаю, мне лучше тебе не мешать, - сказал Фолькер. - Отдыхай.
Они с Хагеном пожали друг другу руки, и Фолькер вышел. Данкварт увязался за ним.
- Тебе тоже неплохо было бы отдохнуть, - заметил шпильман.
Данкварт громко вздохнул и повертел головой.
- Если тебя разбирает что-то сказать, то лучше скажи, а то лопнешь, - усмехнулся Фолькер.
- Да вот…, - вырвалось у Данкварта. Он сглотнул и заговорил спокойно: - Я ж Гельфрата с перепугу сразил. Такая меня жуть взяла, что… Эх, - выдохнул он, - сколько раз вместе с Хагеном в бой ходили, случалось, что его и ранили, но как-то не так мне это было… А уж когда он глаз потерял, так вообще… позор один на мою голову. В этот же раз, понимаешь, как накрыло. И я теперь знаю, что если будет смертельная битва, то я его смерти видеть не хочу.
Последние слова он произнёс почти шёпотом.
Фолькер смотрел на него с сочувствием.
- Переволновался ты, Данкварт.
- Да что я, барышня, чтобы переволноваться? - сердито пробухтел Данкварт. - Только вот такие дела, Фолькер… А ты говоришь - герой… Ладно, пойду-ка я спать, - он понуро побрёл в палатку.
Фолькер растянулся прямо на земле, заложив ногу за ногу, и, прикрыв глаза, думал о чём-то своём.
К вечеру все достаточно отдохнули, но когда Гунтер созвал совет, что делать дальше, и Хаген, уже снявший повязку с головы, сказал, что на сей раз нет никакой необходимости отправляться в путь ночью, все только обрадовались. Выставить стражу хотя бы на всякий случай было всё же решено, а Хаген объявил, что отправится на разведку.
Данкварт обеспокоился, не лучше ли Хагену ещё отлежаться, но Хаген сказал, что голова у него больше не болит, ночной воздух действует на него благотворно, а места он хорошо знает.
- Что бы мы делали без такой защиты и опоры, как ты, - полушутя-полусерьёзно обратился к Хагену Гунтер.
Хаген слегка поклонился в ответ. Гунтер с братьями отправились спать, как и большинство воинов, а кому не спалось, те ели и болтали или просто лежали в своих палатках.
Стало совсем темно. Хаген медленно бродил по окрестностям; места были действительно хорошо ему знакомые, полные воспоминаний; воздух был тих и свеж, и в тишине слух Хагена различал малейший шорох.
Он удалился от лагеря на приличное расстояние, когда ему явственно послышался чей-то храп. Хаген прислушался, затем, сжав меч, осторожно двинулся туда, откуда доносились такие звуки. Вскоре его взору предстал одинокий воин, который явно должен был стоять на страже, но вместо этого даже не дремал, а спал глубоким сном и храпел на всю округу, тогда как его оружие валялось рядом.
Хаген пригнулся и аккуратно забрал его меч. Воин продолжил спать. Тогда Хаген хорошо пнул его в бок.
- А? Что? - тот мгновенно вскочил; увидев перед собой Хагена, он потянулся за мечом, но обнаружив, что его нет, проснулся окончательно. - О чёрт… Чёрт!!!
Он схватился за голову с видом полного отчаяния. Хаген молча наблюдал, что будет дальше.
- Господин, убейте меня сразу, чтобы мне от стыда не помереть, - произнёс тоскливо воин. - Я ведь границу сторожу. Три ночи не спал, а тут…, - он застонал.
- Да ты храбрый малый, если вышел на стражу один. А что заснул на четвёртую ночь… Вот, держи свой меч.
Воин с удивлением посмотрел на Хагена, быстро забрал меч и выпалил:
- Благодарю.
- Кто ты и чьи владения охраняешь? - спросил Хаген.
- Моё имя Экхарт, я воин достойного маркграфа Рюдигера.
- Прекрасно, - улыбнулся Хаген. - У нас как раз весть для него.
На лице Экхарта промелькнула тревога. Хаген взял браслет - тот самый, что так и не достался перевозчику - и протянул его Экхарту:
- Прими это в дар за твою храбрость и в награду за услугу, которую нам окажешь. Скачи во весь опор к своему господину и сообщи ему, что к нему едет король Гунтер с дружиной из тысячи человек и тремя тысячами кнехтов. Мы надеемся, что он окажет нам гостеприимство.
- С удовольствием! - вновь просиял Экхарт и вдруг спросил: - Постойте, а вы разве не Хаген? Тот самый, что убил моего прежнего господина, Зигфрида?
- Да, это я, - насторожился Хаген.
- Тогда я должен вас предупредить, - сказал серьёзно Экхарт. - Напрасно вы сюда приехали. В стране гуннов у вас могут быть враги.
Хаген приподнял бровь.
- Не беспокойся о моей участи. Давно ли служишь Рюдигеру?
- Давно, с тех пор, как из Вормса сбежал после гибели Зигфрида.
- Доволен новой службой?
- Ещё как! - заулыбался Экхард, надел на руку хагенов браслет и сел на своего коня. - Но я поспешу, чтобы принести добрую весть?
- Езжай!
Экхарт сорвался с места, а Хаген одно время довольно смотрел ему вслед, после чего повернул назад.
Когда он вернулся в лагерь, уже рассвело. Хаген сразу явился к Гунтеру.
- Теперь нам пора отправляться в путь, - сказал он. - Впереди Бехларен - владения маркграфа Рюдигера.
Лагерь был быстро убран, бургунды седлали коней. Прежде чем они выстроились, Хаген разъезжал среди них и оповещал:
- Маркграф Рюдигер - наш старый друг. У него нам будет и баня, и свежая одежда, и мягкая постель, и вкусная еда, и самое учтивое обращение. Хозяин с хозяйкой - очень добрые люди. Но смотрите, и вы в ответ ведите себя прилично. Хоть день-два, а поживём как у Бога за пазухой!
Такие вести будто придавали бургундам сил. Вокруг раздавались довольные и радостные возгласы, а Хаген, нагнувшись к ехавшему рядом Фолькеру, тихо сказал:
- Хоть перед смертью и не надышишься, а всё равно приятно.
5.
Хаген был прав: в Бехларене бургунды вновь ощутили, сколько удовольствия скрыто в таких маленьких радостях, как мытьё, чистое бельё, домашняя постель и радушный приём. Уже сама встреча обещала особое внимание хозяев: вместе с Рюдигером и его слугами встречать гостей во двор вышли его жена и дочь со свитой.
Должно быть, Рюдигер дал наставления жене и дочери, кого почтить особо, так что после мужских приветствий выступила маркграфиня Готелинда, поцеловавшая Гунтера и его братьев, Хагена, Данкварта и Фолькера. Дочь сделала то же самое, лишь возле Хагена задержавшись; она словно оробела, а решившись наконец поцеловать Хагена, покраснела и затем побледнела. Слуги забрали коней и выпустили пастись; бургунды со спокойной душой сдали оружие, а теперь наслаждались хозяйской заботой и готовыми либо готовящимися удобствами.
Хаген отловил среди людей Рюдигера Экхарта, чтобы поблагодарить за выполненное поручение; тот ответил, что рад стараться, улыбнувшись так, будто это всё пустое; и Хаген, глядя в его подвижное лицо, всё же уверился, что видел его прежде в Вормсе рядом с Зигфридом в виде пафосно застывшей квадратной физиономии с ясным до полной бессмысленности взором. Усмехнувшись про себя, Хаген поднялся на стену замка, так как внутри всё ещё царила суета, а ему хотелось сейчас тишины. Со стены открывался прекрасный вид; Хаген созерцал горы вдали, и казалось, забыл обо всех тревогах. На нём были новые чёрные одежды и даже новая повязка на глаз, ветер чуть шевелил наполовину поседевшие волосы, скрутившиеся с годами в более тугие завитки.
К нему поднялся Рюдигер, быстро отослав назад своих слуг.
- Неужели все хлопоты уже окончены? - Хаген развернулся и привалился к стене.
- Я в этом замке не один, - ответил Рюдигер, - и прежде чем всё будет готово для ваших людей, могу позволить себе посетить тебя отдельно. Рад снова видеть тебя здесь, Хаген!
Они обнялись и потом встали к стене полубоком. Рюдигер хозяйски поглядывал вниз, точно наблюдая, чем заняты слуги вне замка.
- Странно, что Дитберга так испугалась меня, - сказал Хаген. - В прошлый раз она совсем меня не боялась.
- Она так внезапно повзрослела, - произнёс серьёзно Рюдигер. - Тогда она была ещё ребёнком. А тут - обернуться не успели, как девочка стала девушкой на выданье.
- И как, ищешь ей подходящую партию? - будто невзначай бросил Хаген.
Рюдигер удивленно посмотрел на Хагена, но тут же рассмеялся.
- Поразительно, что мы подумали об одном и том же. Да, забота прибавилась. Она ведь единственная у нас осталась, наша младшая, и при этом мы не Бог весть кто, изгнанники…
- Не прибедняйся хотя бы передо мной. Дочь таких родителей, красавица и умница, достойна не меньше чем прекрасного принца.
- Ты это всерьёз?
- Само собой, - ответил Хаген соответствующим тоном.
- Мы то и дело говорим с женой... Но с чего мы начали, Хаген! С моих забот?
- С того, что в глаза бросается, - слегка улыбнулся Хаген и сменил тему: - Мы не хотим тебя слишком обременять. Завтра же отправимся дальше.
- Ну уж нет, с этим я никак не соглашусь, - возразил Рюдигер. - Если сегодня мы просто поужинаем, то завтра я приготовлю для вас пир.
- О Господи! Ты ещё приготовь игры и развлечения, - усмехнулся безрадостно Хаген. - Ты посмотри, какой оравой мы к тебе нагрянули. И не надо мне говорить, какие мы дорогие гости. Должен быть предел и у гостеприимства. Мы ещё успеем допироваться до… отвращения, - последнее слово Хаген бросил в сторону.
- Полно, не огорчай меня, Хаген. Я хочу, чтобы вы погостили у меня. Останьтесь ещё на день, а там, так и быть, я провожу вас в Этцельбург.
- Зачем тебе туда ехать?
- Этцель сзывает всех самых знатных своих воинов. Я тоже приглашён и еду со своими людьми.
Лицо Хагена потемнело.
- Вот это веселье нас ждёт, - сказал он замогильным голосом.
- Ты всё подозреваешь что-то дурное?
Хаген вздохнул и обернулся к Рюдигеру со снисходительным видом.
- А ты ничего и не заметил?
- Так что я должен замечать? То, чего нет? - засмеялся Рюдигер. - Говорю я тебе - ты несправедлив к Кримхильде. Я помню, как встретил её, похожую на ангела скорби…
- Ангела смерти, - поправил Хаген.
Рюдигер отрицательно мотнул головой:
… - и здесь я не вижу за ней ничего предосудительного. Щедра, очень набожна… Только вот.., - внезапно Рюдигер переменился в лице.
Хаген напрягся.
- Что?
Рюдигер смотрел на приближающуюся маркграфиню. Что-то заставило и её подняться на стену.
- С королевой в этом году случилось что-то странное. Готелинда могла бы лучше тебе рассказать. Мне кажется, она придаёт этому слишком большое значение, но, пожалуй, лучше тебе всё знать.
- Ты позволишь поговорить мне с Хагеном наедине, Рюдигер? - спросила маркграфиня. - Мы останемся здесь, на виду.
- Я позволил бы вам даже спуститься в сад, дорогая, - ответил Рюдигер. - Но если вам здесь удобнее, говорите здесь. Я вас оставлю.
Рюдигер удалился, а маркграфиня жестом велела служанкам отойти в сторону. Хаген чуть склонил голову перед ней.
- Рада снова видеть тебя, Хаген, - сказала Готелинда, не подходя слишком близко.
Она была немолода, и красота её померкла, но в лице её было что-то такое, из-за чего на неё было очень приятно смотреть.
- Вы по-прежнему очень любезны, дорогая маркграфиня.
- Хаген, не говори мне «вы»! Сколько лет мы знаем друг друга? - она слегка улыбнулась. - И я тебе не королева.
- О, я помню тебя ещё как невесту Рюдигера, - Хаген снова привалился к стене. - А теперь у тебя взрослая дочь, которой более пристало целовать кого-нибудь помоложе и покрасивее меня.
Готелинда чуть покраснела, но улыбка сошла с лица.
- Полагаешь, она о женихах думает? Нет… Её мечта - уйти в монастырь.
Удивлённый Хаген даже отступил от стены. Маркграфиня покачала головой.
- А ведь прежде горела желанием стать придворной дамой… Теперь же на уме только одно - служить Богу, а там оказаться и людям полезной. Я ей объясняла, какой путь ей предстоит пройти, прежде чем она сможет помогать людям, но она на всё готова. Боюсь, я перестаралась, прививая ей благочестие.
- Но как в такие годы желать отказаться от всех земных радостей?
- Я ей о том же говорю. К тому же, что греха таить, хочу увидеть внуков, - лицо Готелинды просияло на мгновение, но тут же она побледнела и сказала приглушённо: - Если только какое-нибудь великое горе не заставит нас обеих удалиться от мира.
Хаген понял, что они подошли к тому, ради чего маркграфиня и явилась.
- Великое горе, Готелинда?
Она решительно вздохнула.
- Два или три месяца назад - уже сейчас не вспомню - в Бехларен приехала девушка, служанка благородной Геррат. При ней было письмо, в котором Геррат просила приютить её у себя и при этом рассказывала пугающие вещи. На королеву будто напал злой дух, и она ни за что избила несчастную девушку, и говорила всякие страшные слова, даже когда успокоилась. Конечно, я оставила бедняжку у себя, расспрашивала её, но Хульда не слишком много добавила…
- Девушку зовут Хульда?
- Да. Странное имя, не находишь? Впрочем, она нехристианка.
Хаген был весь внимание. Готелинда продолжила, глядя в пол:
- Она по сей день живёт у меня, и не знаю, чем она могла так разозлить королеву. Придётся, наверное, оставить её у себя. Идти ей некуда, её привели в Этцельбург как военную добычу, и никто не пришёл за ней с выкупом. Геррат забрала её к себе из жалости, когда увидела, как несколько пьяных тюрингов глумятся над ней, пытаясь заставить поцеловать крест. Чтобы поцеловала она добровольно, а они как угодно заставили…, - Готелинда вздрогнула. - Будь это воины моего мужа, они понесли бы наказание, но Ирингу что - на то, говорит, и военная добыча… Так вот, Хульда живёт у меня. Расторопная, очень способная, хоть и несколько странная. Она молчалива и малоприметна, но это не скромность. Я уже пригляделась к ней и вижу, что она горда, как… ну почти как ты.
Хаген слегка улыбнулся.
- Она просто очень замкнута. Знаю, не всем это бывает приятно. Но чем она вызвала такую свирепость? Как вообще могла Кримхильда поднять на кого-нибудь руку - ума не приложу! Я бы в жизни не поверила, что она на такое способна!
Готелинда беспокойно сжимала руки под рукавами.
- Не выяснилось ли ещё чего-нибудь? - спросил Хаген.
- Ах, я отвлеклась… Да. Приезжали к нам позже Вербель и Швеммель, рассказали, что послами в Бургундию едут, приглашать вас на праздник. Мы-то с мужем порадовались, а Хульда, как узнала, прямо-таки влетела ко мне и стала говорить, что Кримхильда хочет вас убить за своего первого мужа. Я перепугалась, стала расспрашивать её. Она же всю болезнь королевы видела, сиделкой при ней была. И такие вещи говорит…, - маркграфиня нервно сглотнула. - Можно подумать, что в королеву действительно вселился бес…
- Я даже знаю, как зовут этого беса, - мрачно сказал Хаген.
Готелинда в страхе обернулась к нему.
- Ты думаешь, это правда? - произнесла она дрожащим голосом.
- Ты сама как полагаешь?
- Я… я… не знаю, - Готелинда уронила руки в отчаянии. - Я давно не была при дворе. Кримхильду я помню очень любезной и благочестивой. Разве что…
Она задумалась.
- Не знаю я, как это объяснить. Что-то было не так, но не знаю, что. Понять было нельзя, только вот нутром, - она непроизвольно надавила себе рукой под грудь, - как нутром что-то неясное чуяла.
- Рюдигер всё знает?
- Конечно. Но он считает, что Хульда просто слишком перепугалась и теперь воображает всякие ужасы. Я бы тоже так думала, но я не могу не верить Геррат, а она написала то, во что тоже поверить трудно…
Она посмотрела на Хагена так, будто ждала от него разрешения всех её тревог.
- Что будет, Хаген?
- Как видишь, мы приехали хорошо вооружёнными, - уклонился он от прямого ответа.
Глаза Готелинды наполнились слезами.
- Да хранит вас Господь… Я ещё поговорю с Хульдой, но просто не могу поверить…
Хаген взял её за руку.
- Пусть наша судьба не тревожит тебя. Мы себя в обиду не дадим, а Рюдигера злость Кримхильды вообще не касается.
- Лучше бы вы не приезжали сюда, - тихо сказала Готелинда.
- Я говорил то же самое. Но ничего уже не поделать.
- Дай Бог, чтобы развеялись наши тревоги, - маркграфиня собралась с духом. - Отдыхайте у нас с миром.
Она удалилась, а Хаген ещё некоторое время стоял у стены, обозревая маленький рай, обустроенный Рюдигером на краю бездны.
***
Благородные из бургундов поужинали вместе с хозяевами; все расслабились, и завязался разговор о том, что было в пути. Присутствовали и маркграфиня с дочерью, и немало взглядов было обращено на юную Дитбергу. Она была очень хороша собой, но вид у неё был отрешённый, и она ни на кого не смотрела, разве что на Хагена бросила единственный быстрый взгляд. После ужина все разошлись; так как гостей было много, лишь некоторые удостоились покоев на два-три человека. Хаген должен был делить комнату с Фолькером.
Шпильман уже улёгся, когда Хаген продолжал сидеть на своей постели, не раздеваясь.
- У тебя что, бессонница?
- Голова опять разболелась, - Хаген поднялся. - Спущусь во внутренний двор, посижу там немного.
- На луну повою, - добавил за него шпильман.
- Это уже не моё дело. Кто из нас певец?
Фолькер хохотнул.
- Я мог бы колыбельную сыграть.
- И не вздумай, - резко бросил Хаген.
- Будь по-твоему, а я спать хочу, - шпильман демонстративно натянул на себя покрывало.
Хаген вышел во двор и сел на ближайшую скамью. Ночной воздух был в самом деле приятен, куда приятней, чем его мысли. Внезапно в темноте появилась чья-то небольшая фигура. Хаген присмотрелся и, глядя за её перемещениями, понял, что это женщина. Немного побродив в беспорядке, она замерла, увидев Хагена, и медленно пошла в его сторону. Она остановилась, не подходя близко.
В темноте Хаген разглядел, что она маленького роста, ненамного выше его сидящего, худенькая, скромно одетая. Волосы были стянуты платком. Она стояла, не говоря ни слова.
- Подойди, раз пришла, - сказал ей Хаген. - Не бойся, я не трону тебя. Ты - Хульда?
Она сделала шаг вперёд.
- Да, господин.
Её низкий голос удивил Хагена. Он всмотрелся в её лицо. В лунном свете можно было разобрать, что у неё тонкие и резкие черты, не свойственные простушкам, и она была бы красива, если бы лицо не было сведено напряжением, присущим людям, приученным к жёсткому самообладанию. К тому же, хотя она стояла выпрямившись, глаза её были опущены.
- Если ты искала меня, то говори, зачем, - сказал Хаген.
- Ты не должен был сюда приезжать. И все остальные тоже. Королева Кримхильда хочет вашей смерти.
- А ты, должно быть, пророчица? - произнёс он с лёгкой насмешкой.
- Нет, но я знаю. А будь я пророчицей, я предрекла бы Кримхильде, что она тебя не переживёт, - вдруг пренебрежительно бросила Хульда, продолжая стоять неподвижно.
- Это почему же? - Хагену стало весело.
- Потому что её ненависть к тебе больше, чем её любовь к Зигфриду. И если ты погибнешь, ей незачем станет жить, - голос Хульды будто ещё понизился от презрительного тона.
- Ты так хорошо знаешь Кримхильду?
- Нет, но я слышала её бред. И не бред тоже.
- Однако ты не любишь свою королеву, если выдаёшь её.
- Я не могу любить тех, кто ко мне жесток, - произнесла она твёрдым голосом.
Хаген одобрительно кивнул, но счёл нужным сказать:
- Однако она твоя госпожа…
- Моя госпожа - это Геррат, а она очень ко мне добра. К тому же я не могла не предупредить о грозящей опасности, - Хульда наконец подняла взгляд на Хагена.
Должно быть, она хотела лишь быстро взглянуть на него, но её глаза остановились. Они были тёмными и блестящими, но выражение их трудно было понять - её взгляд был как наглухо закрытая дверь.
Сверху вдруг раздались звуки скрипки. Хульда вздрогнула. Хаген пристально смотрел на неё.
- Зачем тебе предупреждать меня?
- Вам грозит гибель. Я этого не хочу.
Мелодия скрипки стала печальной и задумчивой. Хульда опустила голову.
- Мы приехали с оружием, - сказал Хаген, немного помолчав. - Если нам приготовили подлость, то мы будем сражаться. Мы не умрём как бараны…
- Тебя это утешает? - в голосе Хульды было нечто столь мучительное, так что даже Хагену стало не по себе. Однако он жёстко ответил:
- Я не нуждаюсь в утешениях, Хульда.
Она вновь подняла голову, и Хаген с удивлением увидел слёзы на её лице, по-прежнему напряжённом.
- Присядь, - предложил он ей.
Она безжизненным движением села рядом с ним.
- Кто ты такая и как оказалась в Этцельбурге?
Хульда помотала головой.
- Это неинтересно. Я лучше узнала бы про тебя, Хаген.
- Про меня ты и так должна была слышать.
- Но не всё.
- Всего ты знать и не будешь.
- Но хотя бы кто ты такой? - развернулась она к нему. Взгляд её казался теперь довольно дерзким.
Мелодия скрипки сменилась на ещё более душераздирающую. Хорошо, хоть слов Фолькер не знал.
- Зачем это звучит здесь? Это страшная песня, - пробормотала Хульда еле слышно.
- Да, - подтвердил Хаген. - Но она не про нас. С нами такого не будет. Мы будем биться.
Внезапно Хульда опустила голову на плечо Хагена. Он почувствовал, что она вся дрожит.
- Давай, расскажи мне всё, - он осторожно обнял её.
Скрипка смолкла.
Через некоторое время Хаген распрощался с Хульдой.
- Не оставайся в Этцельбурге. Страны гуннов больше не будет.
- Я должна поехать к госпоже Геррат.
- Ты не поняла? Тебе нечего даже видеть то, что будет там твориться.
- Прости, но мне лучше знать, что мне делать, - спокойно произнесла Хульда.
Глаз Хагена гневно вспыхнул, но тут же угас.
- Если так необходимо вернуться к Геррат, то сиди тихо, пока всё не закончится, и постарайся не попадаться на глаза Кримхильде. А потом - беги. Если твоя Геррат впрямь так добра, пусть поможет тебе. Попробуй найти своих. Ты будешь жить. Выйди замуж, роди детей. Сколько тебе лет?
- Семнадцать.
- Что? - вырвалось у Хагена.
По её виду ей было не меньше двадцати.
- Годы ничего не значат, - сказала она.
- Чепуха. Ты молода… Про нас забудь. Вот, возьми, - он протянул ей браслет и перстень.
- Я не могу это принять, - отстранилась она.
- Держи, - Хаген положил драгоценности в её руку и сжал её. - Даже если твоя Геррат осыплет тебя золотом, лишним не будет. Теперь иди.
Она посмотрела на подарки Хагена, безмолвно отвернулась и ушла. Хаген поднялся в свою комнату.
- Какой чёрт тебя раздирал играть на скрипке, да ещё именно это? - рявкнул он на Фолькера.
- Тоже бессонница одолела, - ответил шпильман. - Я и решил поиграть немного, как раз под настроение. Но как вышел и заметил, что ты с девушкой, сразу же замолчал.
Хаген, быстро раздевшись, рухнул в постель.
- А ты, дружище, молодец - даром времени не теряешь, - весело сказал шпильман. - Я бы что-нибудь подходящее мог вам сыграть, да боялся, что спугну…
- Это была не любовная встреча, - мрачно произнёс Хаген. - И ты не представляешь, как оказался кстати….
- Вот даже как? - Фолькер приподнялся. - Так я вам и не помешал, отлично. Только, чертяка, заметил я, как вы в обнимку сидели…
- Послушай, заткнись, ради Бога.
- Ладно, я же всё равно не разболтаю. За тебя порадоваться хотел…
- Прошу, помолчи.
- Ладно, ладно, - согласился шпильман и пробормотал под нос: - Ничего себе, как всё серьёзно-то.
***
На следующий день Рюдигер поинтересовался у Хагена, что он думает о тревогах Готелинды, и понял ответ по одному его взгляду.
- Ты неисправим, - вздохнул Рюдигер.
Внизу, под стенами замка, некоторые бургунды резвились потешными боями. Рюдигер не стал устраивать игр, но каждый волен был развлекаться как хотел. Кто-то предпочитал просто прогуливаться или валяться на земле, другие остались в замке.
- Девица Хульда, Рюдигер… Не оставьте её своим покровительством, насколько возможно, - сказал неожиданно Хаген.
В его голосе было нечто обречённое, как если бы он выражал свою последнюю волю.
- Ты что же, виделся с ней? Похоже, она усилила твои подозрения, что очень жаль.
Рот Хагена чуть скривился, глаз казался угасшим. Он не смотрел на Рюдигера и вообще имел столь отчуждённый вид, что встревожил маркграфа.
- Ты ещё спрашивал, почему тебя Дитберга испугалась. Да ты даже меня пугаешь, друг мой.
- Я стал страшнее за день? - бесстрастно спросил Хаген, развернувшись с тем же выражением лица.
- Это не смешно! - ответил Рюдигер, хотя Хаген и не думал смеяться. - Но ты выглядишь так, будто.., - маркграф не сразу нашёл подходящие слова. - Будто считаешь себя уже мёртвым.
- И в чём я неправ? - жёстко сказал Хаген и хотел уйти. Рюдигер схватил его за руку.
- Выслушай меня: я никогда в жизни не поверю в злонамеренность моей королевы. И в то, что она захочет отомстить за Зигфрида - ни за что. Я об этой истории тоже кое-что знаю…
- Далеко не всё.
- Я знаю Кримхильду последние годы, - твёрдо заявил Рюдигер. - Потому я так уверен. Ты ещё убедишься в моей правоте.
Хаген не стал отвечать.
- Все мои гости радуются, и только ты один мрачен, - сказал Рюдигер. - Помню, так бывало прежде на пирах у Этцеля, но тогда тебя легче было понять. Ты слишком ждал возвращения домой и, что говорить, презирал гуннов… А что теперь у тебя на уме?
- Эх, Рюдигер, - выражение лица Хагена стало мягче, но приобрело неприятную снисходительность. - Да Бог с этим со всем… Лучше будем вспоминать старые времена, чем говорить о будущем.
Хаген удалился в отведённые ему покои, которые и не покидал большую часть дня. Зато на пир он явился с самым любезным видом, так что и подумать было нельзя, что его что-то тяготит.
Хозяева постарались: и всяческой еды, и вина было предостаточно, была и музыка, и даже танцы, когда столы раздвигали, и все становились в круг. Языки развязались; Гунтер, более чем довольный, признался, что представить не мог себе такого приёма, хотя, вроде бы, ничего особенного и не было.
- Особенное заключено не в яствах и развлечениях, а в радушии хозяев, - заметил Фолькер. - Доблестный маркграф, достойная маркграфиня, дай Бог вам вместе спокойно дожить до старости, и пусть ваша красавица дочь радует вас. Я слишком никчёмный человек, чтобы желать её себе в супруги, но завидую тому, кто назовёт её невестой.
Речь Фолькера как подстегнула остальных - посыпались хвалы в адрес юной маркграфини, которой не было на пиру, не то она смутилась бы числу внезапно возникших поклонников. Рюдигер и Готелинда переглядывались, и вдруг вмешался Хаген.
- Господин мой Гизельхер давно желает найти подходящую пару. Думаю, он мог бы обрести её здесь. Мы все сочли бы за честь такой союз.
Все смолкли. Гизельхер от неожиданности чуть не выронил кубок.
- Пригласите мою дочь, - распорядился Рюдигер.
- Прекрасная идея, - высказался Гунтер. - Наконец-то, Гизельхер, ты перестанешь ходить в холостяках и смущать всех женщин Вормса.
- Представляю, сколько вормсских мамаш от злости лопнет, - тихо усмехнулся сам себе Гернот.
- Как это любезно с вашей стороны, - произнёс Гизельхер, всё ещё с немного ошалевшим видом. - Я в самом деле был бы рад получить в жёны достойную девушку, однако это не так легко в наши времена. Но ваша прекрасная дочь…
Он смолк, когда вошла Дитберга с девушками и скромно поклонилась. Похоже, новость для неё не была новостью, и она ничуть не удивилась, когда ей предложили стать женой Гизельхера. Пока Рюдигер говорил, какое приданое даст за неё, Гизельхер пристально рассматривал девушку, и лицо его всё более прояснялось.
Было решено обручить их прямо сейчас. У Дитберги, как положено, спросили согласия, но она промолчала. Казалось, она смущена, и ей задали вопрос снова, но после него она явно задумалась.
- Дитя моё, - Рюдигер был едва не расстроен, - ответь же наконец. Или ты не хочешь огорчать нас отказом?
- Я согласна, - тихо произнесла она.
Гизельхер, в Вормсе слишком избалованный женским вниманием и уловками, приучившими его заранее презирать всех потенциальных невест, из-за чего он и затянул с женитьбой, от такой нерешительности совсем растаял и очень тепло обнял и поцеловал Дитбергу. Настало время выпить и за них, и пожелать сыграть хорошую свадьбу, когда Гизельхер вернётся в Бехларен.
- Теперь наш союз стал крепче, - сказал довольно Рюдигер. - Я не могу делиться с вами землями и замками, но моя верность всегда будет с вами, друзья мои.
- Да будет так, - весело отозвался Хаген, и Дитберга вздрогнула от его голоса.
Присутствие дам сдерживало пирующих от излишеств, к тому же все помнили, что завтра уже отъезд, так что никто не напился до бесчувствия, но все остались вполне удовлетворены. Когда все расходились спать, Хаген сказал своим господам:
- Вероятно, завтра Рюдигер захочет почтить вас дарами. Не отказывайтесь: принимать дары от такого человека не постыдно даже королевским особам.
- Я уже одарён, - произнёс Гизельхер с блаженной улыбкой. - Прелесть, а не девушка!
- Мне кажется, Хаген, что ты прав и мы ничем себя не унизим, взяв подарки, - сказал Гернот. - Не зря ты нам нахваливал хозяев. А тебе, Гизельхер, я давно говорил…
Господа удалились к себе, Хаген - в свои покои. Он сел было на постель, но тут же встал и подошёл к окну. Постояв, он медленно прошёлся по комнате, снова сел и встал.
- Что ты мечешься? - обратился к нему шпильман нарочито полусонным голосом. - Ты заснуть мне не дашь.
- Тогда я уйду и не стану тебе мешать.
- Подожди-ка на пару слов, - Фолькер приподнялся. - Уж не вчерашняя ли девица покоя тебе не даёт?
- Это не твоё дело.
Фолькер с улыбкой хлопнулся на подушку.
- Знаешь, хоть мне и далеко до твоих лет, но что такое «бес в ребро»…
- Помолчи! - рявкнул Хаген так свирепо, что Фолькер чуть не подскочил и враз перестал улыбаться, и снова сел на постель. - Ты знать не знаешь, в чём дело.
- Ладно, пусть так, - протянул задумчиво Фолькер. - Пусть вчера вы с ней вели разговоры исключительно о том, что наша жизнь ничто и всё в мире суета сует. Но чем-то она тебя беспокоит?
Хаген молчал, опустив голову на одну руку. Фолькеру сделалось жутковато.
- Ты забудь, что я так неудачно пошутил. Вижу, что всё гораздо серьёзнее. Но если слова беспутнейшего человека на земле хоть что-то могут стоить… Ты сам говорил, что перед смертью не надышишься. Но мы же живы пока, верно?
- Слишком поздно, Фолькер… Слишком, - мрачно сказал Хаген.
- Мне так кажется, что не совсем…
Хаген улёгся в постель и отвернулся.
- Вот это самообладание, - сказал сам себе Фолькер.
Самообладания Хагена хватило менее чем на полночи.
Он встал, быстро оделся, стараясь не шуметь, и поднялся на стену. Ночная тишина немного успокоила его и заставила собраться с мыслями. Но мысли ходили по кругу, от одной невозможности к другой, и его уже взяло раздражение, как он заметил бредущую к нему по стене Хульду в одной сорочке. Платка на ней не было, и в лунном свете красноватый отлив её волос приобрёл нечто неправдоподобное.
Когда она приблизилась к Хагену, он смотрел не на неё, а вниз.
- Пришла всё-таки.
- Ты тоже пришёл.
- Ты меня намеренно выискивала?
- Это было нетрудно. Ты не захотел снова спуститься во двор. Но ты ведь ждал?...
- Я догадывался, что ты ещё придёшь.
Она быстро, порывом обняла его. Хаген ответил более сдержанным объятием.
- Зачем я тебе? - спросил он тихо.
Хульда прижалась головой к его груди, крепко обхватив его. Лицо её было обращено в сторону, и Хаген не видел её взгляда.
- Ты знаешь про меня всё, - приглушённо сказала она. - Я про тебя - пусть не всё, но и то, что ты едешь на смерть…
- И что?
- Ты дал бы утешение мне, а я тебе, - произнесла она с почти ощутимой подавляемой болью. - Вот и всё. Мне ничего больше не нужно от тебя, Хаген.
- Утешение, Хульда? Такое?
- Я не могу спасти тебе жизнь. Но хотя бы так.., - она подняла на него взгляд, который из безумно-решительного тут же стал жалким и потерянным.
Хаген быстро отвернулся.
- Одумайся, я стар для тебя…
- А я только выгляжу молодой.
Он хотел оттолкнуть её, но вместо этого не отпускал. Подавляя участившееся дыхание, он лихорадочно думал, тогда как Хульда, опустив глаза, теперь сжимала одну его руку.
- Это было слишком глупо, да? - сказала она уже спокойно и громко, в низком голосе прорезалась хрипотца. - Представляю, что ты мог подумать… Прости, я была не в себе после вчерашнего.
Рука её ослабла, но она будто не решалась разжать её совсем. Некоторое время оба молчали.
Сомнения Хагена разрешила мысль о том, что станет, если отпустить или вовсе прогнать её сейчас.
- Пошли, - сказал он ей, взяв за плечи.
Занимался день. Хульда, стоя на коленях, в сорочке, распустив волосы, держала руки за шеей, слегка запрокинув голову. Хаген, уже одевшийся, полулежал невдалеке и смотрел на неё. Рассветные лучи будто придали её облику что-то особенное.
- Да ты дивно хороша.
Она засмеялась.
- Смотри, пока можно. Такой меня никто не увидит…
Она подошла к нему и села рядом. Хаген тоже сел, вид его стал серьёзен.
- Благодарю тебя, - сказал он ей, осторожно прислонив её голову к своему плечу.
- Ты не представляешь, как я тебе благодарна, - тихо ответила она.
Хульда встала и взялась стягивать волосы, цвет которых, вероятно, не добавлял ей людской приязни. Хаген заметил, что в её лице что-то изменилось. Не то чтобы она стала ослепительной красавицей, но исчезло то напряжение, что придавало её лицу неестественную бесстрастность.
Хаген поднялся.
- Пора возвращаться.
- Ты меня снова прикроешь своим плащом? - улыбнулась она.
- Как пожелаешь.
Он взял её ниже бёдер и высоко поднял, так что ей пришлось обхватить его шею. Они почти прижимались лицом к лицу.
- Как же ты мог быть силён в юности?
- Ты лёгкая, - он держал её как пушинку. - А юность - чепуха.
- Я уже поняла. Хватит, отпусти меня.
Она тихо засмеялась, снова оказавшись на ногах.
- Теперь всё, - сказала она. - Вряд ли мы ещё увидимся… Какой рассвет!
Когда Хаген вернулся в свою комнату, стало ещё светлее. Он улёгся, сделав вид, будто здесь и проснулся. Фолькер то ли ничего не заметил, то ли виду не подал.
Скоро за ними позвали. Пора было прощаться с Бехлареном.
***
Уезжать не слишком торопились. Отличился Фолькер, спевший за завтраком песню в честь Готелинды. Как ожидалось, это был шпрух с похвалой доброй хозяйке, но и с весьма рискованными словами о том, что если телесная красота меркнет, то красота души продолжает сиять и делается более зримой. Готелинда была тронута и послала за шкатулкой, откуда достала сразу восемь браслетов.
- Носи их в мою честь, славный шпильман, - сказала она, одевая их ему на руки, - и помни, что здесь тебе всегда рады.
Фолькер почтительно поклонился.
Рюдигер, как и говорил Хаген, решил напоследок одарить своих гостей, и те не стали отказывать, кроме Гизельхера, который, стоя под руку с Дитбергой, с улыбкой заметил, что свой дар он уже принял. Гунтер получил в подарок новую кольчугу, Гернот - меч. Готелинда была уверена, что надо чем-нибудь почтить и Хагена, и несколько растерялась, не зная, что ему предложить.
- Мне ничего не надо, - сказал ей Хаген мягко, тронув за руку.
- Нет, без подарка ты не уйдёшь, - возразил Рюдигер. - Посмотри, может, ты найдёшь в моём доме что-нибудь ценное для тебя?
Хаген осмотрелся.
- На той стене висит синий щит со множеством следов от ударов. Если вам хочется сделать мне подарок, то ничего другого я бы не пожелал. Мой щит разбит, а этот, как я вижу, хорош и крепок.
Готелинда сняла щит и протянула его Хагену.
- Его носил мой брат, прежде чем погиб, - сказала она со слезами. - Прими его, Хаген, и пусть он защищает тебя в битвах.
Хаген взял щит из рук маркграфини и поблагодарил её. Гости и хозяева вышли во двор, где уже седлали коней. Пятьсот воинов Рюдигера уже ждали своего господина, чтобы вместе с ним сопровождать бургундов в Этцельбург.
Гизельхер на прощание обнял Дитбергу, Рюдигер простился с женой, и та пожелала всем скорого и благополучного возвращения. Но пока воины покидали Бехларен, лицо Готелинды делалось всё более встревоженным и печальным.
- Позовите ко мне Хульду, - распорядилась она, вернувшись в замок.
- Простите, госпожа, но Хульда уехала сегодня рано утром, - ответила одна из служанок.
- Как уехала? На чём? - остановилась Готелинда. - И кто выпустил?
- Всех придётся расспрашивать. Все знают, что уехала, и никто не знает, как. Исчезла, будто королева альбов!
- Глупости. Ей кто-то помог. Но что за дикая выходка?
- А ещё говорят, - служанка снизила голос, - что её видели с господином Хагеном.
Лицо Готелинды на миг приняло такое выражение, каким встречают весть о чём-то аморальном. Но тут же она побледнела, в глазах мелькнул страх.
- Они оба что-то знают. То, во что не верили… Никто не хотел верить… О Господи, - слёзы навернулись у неё на глаза, - куда мой муж всех повёз? И зачем эта помолвка?
- Мама! - Дитберга тяжело взялась за её руку. - Что теперь будет?
- Нам теперь только молиться, - прошептала маркграфиня.
Бургунды и сопровождавшие их бехларенцы уходили всё дальше.
6.
Кримхильда изводилась, ожидая бургундов со дня на день. Она ходила с мученическим видом, перестала появляться при дворе, после заутрени ложилась спать и бесконечно ворочалась со стонами. Служанки, помогавшие ей одеваться, заметили у неё на спине маленькую ссадинку, прямо между лопаток, и удивились, что её это очень порадовало. Она не сомневалась, что это не от чрезмерного ёрзанья и резких движений в постели, а от того, что она в предвкушении приезда родичей заставляла себя усиленно думать о Зигфриде и пыталась вчувствоваться. Хоть это было и потяжелее, чем вчувствование в страдания богоматери, которое она некогда практиковала, зато результат оказался ощутимей. Впрочем, и про семь мечей в сердце она не забыла, тем более что по ночам ей стал сниться Хаген - то как он есть, то в виде большого чёрного орла; она посылала ему проклятия, до которых ему, как и по жизни, возмутительным образом не было дела, это оскорбляло её и помогало вызвать должные страдания. Теперь она нашла себе новое занятие - лёжа в постели, слегка двигалась так, чтобы растирать ссадинку на спине, и монотонно стонала, так что едва можно было разобрать:
- Зигфрид… Зигфрид…
Запуганная до полусмерти таким поведением Геррат посылала и за священником, и за языческим колдуном, но толку от их действий было мало - Кримхильда сразу умолкала, но не меняла страдальческого вида. Приходил и лекарь, объяснивший обеспокоенному Этцелю, что Кримхильда ничем не больна.
- Тогда что с ней происходит?
- Её что-то грызёт изнутри. Как червяк грызёт яблоко с серединки…
За это червивое яблоко Этцель выгнал лекаря вон и хорошо ещё, что не отрубил голову. Он и сам приходил к Кримхильде, по-своему пытаясь сопереживать.
- Бедная моя… Что за напасть тебя преследует… Ну что с тобой, моё солнышко, - повторял он с топорной нежностью грубого мужика.
- Ах, как мне тяжко… Оставь меня….
- Скоро родные твои приедут. Может, тебе хоть от радости полегчает?
- Очень, очень полегчает, - соглашалась Кримхильда, и только эта мысль заставляла её выносить присутствие мужа.
Наконец ей приснился Зигфрид. Не таким, каким он был при жизни, и не мёртвым, а в виде того надгробия, что недолго простояло в Вормсе. Только во сне оно было больше и было так ярко освещено, будто это светило само солнце. Кримхильда с трепетом приблизилась к нему.
- Зигфрид! Мой Зигфрид! Светлейший в мире герой!
Она опустилась на колени. «Самый могучий, самый наилучший» - раздавалось откуда-то сверху.
- Я буду достойна тебя! Весь мир увидит мою великую любовь!
Она прильнула к нему и вдруг заметила краем глаза его поднятый сжатый кулак. Кримхильда вздрогнула.
- Я буду достойна тебя, - проговорила она, склоняя перед ним голову. - Я так покажу свою любовь, что мир содрогнётся…
Утром она почувствовала себя бодрее, поднялась на башню и увидела издалека движущуюся толпу людей, похожую на войско. Несколько человек отделились от него и поскакали к Этцельбургу; это, несомненно, были вестники.
- Они едут! - произнесла Кримхильда.
Сердце бешено зашлось. В это время небо, обещавшее сначала быть солнечным, вдруг стремительно стало затягиваться тучами.
- Едут…. Приехали…, - повторяла Кримхильда, держась за грудь. Поднялся ветер, стал разворачивать бургундские штандарты.
- Наконец-то…, - Кримхильда косо улыбнулась, глаза будто разошлись в разные стороны. - Теперь все узнают…
Внезапно прямо над её головой сверкнула молния, заставив её вскрикнуть и присесть. Кримхильда быстро спустилась вниз и ушла к себе, не зная, как унять выпрыгивающее сердце.
Бургундам оставалось совсем недолго до Этцельбурга, как разразилась внезапная гроза. Хлынул необыкновенно сильный дождь; лило столь плотно, что за стеной воды было видно лишь стоящих вблизи. Земля стала быстро превращаться в месиво, но положение спасла каменная дорога, проложенная ещё римлянами. Все двигались только по ней, и хотя Гунтер, скорее представив, чем разглядев, как растянулась их процессия, презрительно назвал её «кишкой», иначе был бы шанс увязнуть в грязи.
Хаген выехал с Рюдигером вперёд. Дождь, колкий от резких порывов ветра, хлестал их по лицам, но они не замедляли шаг, чтобы не задерживать всех. Дорога стала скользкой, позади слышалось беспокойное ржание коней.
Хаген смог разглядеть каких-то всадников впереди - несомненно, Этцель должен был кого-то выслать к ним даже в такую погоду. Узнать их сделалось возможным, только когда они оказались совсем близко.
- Нам навстречу едет король Дитрих, господа, - сообщил Хаген громко, тут же заглушённый раскатом грома.
Гунтер с братьями подъехали ближе.
- Боюсь, встречи по приличиям не выйдет, - сказал Гернот. - Я с коня не хотел бы слезать, пока мы не доедем до замка.
Громыхало так, что некоторые кони пугались и шарахались в грязь, откуда их приходилось загонять на дорогу. Небеса трещали от молний, вспыхивавших одна за другой. Подъехал Дитрих с несколькими готами; он тоже, очевидно, не думал спешиваться. Гунтер приветствовал его, оставаясь в седле.
- Не буду лгать, что рад вас видеть, - ответил Дитрих. - В любое другое время и другом месте - да, но не здесь. Вам грозит опасность, так что придётся вам быть настороже всё время, что будете здесь находиться.
- Чего мне опасаться? - удивился Гунтер.
- Ты их разве не предупредил? - обратился Дитрих к Рюдигеру. - Я надеялся, что ты сможешь их удержать.
- От чего? - спросил Рюдигер, стараясь перекрыть голосом гром.
- Может, лучше доедем и потом поговорим? - прокричал Гизельхер. - Льёт вовсю, а мы встали!
- Я и так уже до костей мокрый, хуже всё равно некуда, - заявил Гернот. - Дитрих, о какой опасности вы говорите?
- Ваша сестра хочет вашей смерти.
- Что? - переспросил Гунтер, не уверенный, что это ему не померещилось в стоящем грохоте.
- Кримхильда ваш враг, король Гунтер.
Рядом стал Хаген.
- В каком она расположении духа?
- В прескверном.
Молния ударила в дерево в стороне от дороги.
- Откуда ты знаешь?
- Моя жена - одна из первых её придворных дам и не такая женщина, что стала бы выдумывать пустые ужасы. Я от неё многое знаю и следил за королевой в последнее время. Берегитесь…
Молния с грохотом и страшным шипением, выпустив не то языки пламени, не то тучу искр, ударила в землю.
- Поехали! - громко повелел Гунтер, и все продолжили путь к замку вместе с Дитрихом и его готами.
- Она всё оплакивает Зигфрида, - говорил Дитрих. - Только мы этого не подозревали долгое время. То ли так хорошо скрывала, то ли только теперь вспомнила. Вас пригласили не с добрыми намерениями.
- Но как я мог не поверить своей сестре? - пробормотал сошедший с лица Гунтер. - Мы с ней давно помирились.
- Она не может желать мне зла! - произнёс Гизельхер, хотя вид у него был сомневающийся.
- Прежде я согласился бы с вами.
Рюдигер подавленно молчал.
- А что Этцель? - спросил Хаген.
- Он выше подозрений. Похоже, что ни о чём не догадывается.
- Не лучше ли было предупредить его о замыслах жены?
- Куда там! - Дитрих успешно перекрыл очередной раскат. - Он души в ней не чает и скорее отрежет голову тому, кто скажет что-то против неё, чем поверит.
- Не пришлось бы ему пожалеть.
- Вы о себе побеспокойтесь. И здесь, и в соседних городах собраны целые полчища. Все якобы на праздник…
Небо будто разорвало пополам, и тут же раздался такой удар грома, что на мгновение оглушил всех.
- А Хаген, похоже, был прав, - сказал Гернот Гунтеру под долго разносящиеся стихающие раскаты.
Гунтер мешковато осел в седле.
- Что делать, коль мы уже приехали, - прозвучал голос Хагена.
- Ну и погода! - сказал Дитрих, такой же весь промокший, как и бургунды с бехларенцами. - В таком виде только в гости приезжать. Вас быстро встретят у входа и дадут обсохнуть, а настоящая встреча будет уже потом, если в ней вообще будет смысл.
- Да не всё ли равно, Дитрих? - Хаген как-то хищновато улыбнулся ему. - При таком поводе для нашей с тобой встречи - хоть так, хоть этак…
Дитрих помрачнел.
- Не то слово, - бросил он сам себе.
До замка добрались уже молча. Гроза медленно стихала.
Во дворе у бургундов забрали коней и проводили гостей в зал, где был приготовлен большой очаг со скамьями вокруг. Этцель и Кримхильда формальности ради приветствовали бургундов у входа и предлагали обсушиться. Кримхильда старалась держать себя в руках, но не смогла и, залившись слезами, бросилась обниматься с братьями, даже с их спутниками, не разбирая с кем, - Хаген еле успел отойти в сторону, - и удалилась вслед за Этцелем в крайнем волнении. Бургунды стали рассаживаться у огня.
- Не откладывайте оружие далеко, - посоветовал Хаген, снимая шлем и кладя меч на скамью.
- Я так промок, что мне теперь до утра сохнуть, - проговорил Гизельхер, разворачивая плащ, который не мешало бы сначала выжать. - Но встреча меня порадовала. Кримхильда всё так же мила!
- Радоваться ещё рано, а вот кольчугу не снимайте.
- Да я ж тогда не высохну!
- Доспехи не снимать, - громко произнёс Хаген и, понизив голос, обратился к Гизельхеру. - Если на то пошло, то лучше быть промокшим, чем мёртвым.
Кримхильда стояла в коридоре, тяжело переводя дух и не зная, что случилось с ней. Кажется, она действительно кому-то порадовалась и сделала что-то не то... Нет, нет, прогнала она такие мысли, Зигфрид бы не позволил… Стоя у стены, она мысленно повторяла имя Зигфрида, пока оно не стало стучать в голове, как черпак по пустому котлу. Собравшись с духом, она отослала служанок и вернулась в зал.
От огня шёл дым, и зал был как в тумане. Воины сидели у огня, их разговоры создавали немалый шум, и Кримхильда поначалу даже растерялась. Повторив снова имя Зигфрида и нервно сглотнув, она стала бродить по залу, вглядываясь в прибывших.
Хаген, стоявший у огня рядом со своими господами и не забывавший осматриваться вокруг, внезапно надел шлем.
- Что такое? - встревожился Гунтер.
- Посмотрите, кто к нам идёт.
Кримхильда наконец обнаружила их и приближалась, приняв гордый и суровый вид.
- Здравствуй ещё раз, сестра, - обратился к ней Гунтер. - Я рад, что ты пришла к нам так просто, без церемоний. Присядь с нами.
Она будто не слышала его. Её взгляд был прикован к Хагену. Она успела заметить его без шлема и видела, что он изрядно поседел, да и в целом постарел, но сохранил свою гордую осанку и впечатляющий вид; Кримхильда была поражена и не сразу заставила себя снова сдвинуть брови.
- И ты здесь, Хаген. Ты привёз мне моё золото? - требовательно спросила она.
- Не знал, что королева ждёт от меня даров, - ответил он так, что слышалась издёвка. - Я богат, что-нибудь бы да подыскал.
- Я не о подарках, я о золоте Зигфрида. Сколько слёз пролила я о нём…
- Так вы оплакивали золото? Ничем не могу утешить: оно на дне Рейна.
- Ты не мог скрыть всё! - выкрикнула она. - Оно принадлежит мне, в нём часть силы Зигфрида, и ты был обязан его привезти.
- Я привёз вам чёрта, королева, - сказал Хаген с неприятным спокойствием.
- Кримхильда, оставь его да сядь же с нами, - произнёс Гунтер.
Она села на скамью рядом с Гизельхером, поцеловала его и залилась слезами, уткнувшись в его плечо.
- Ну что ты, милая сестра, - обнял её Гизельхер. - Зачем тебе затевать с ним ссору? Зато мы наконец снова видим тебя. Мы снова вместе. Видишь, я перед тобою.
Она заплакала ещё пуще.
- Да что с тобой? Не обращай внимания на его грубость!
Кримхильда, не отрываясь от него, помотала головой.
- Или ты хотела что-то нам открыть?
- Да, Гизельхер, - скорбно произнесла она.
- Тогда признайся нам, что заставляет тебя так страдать. Неужели твоя жизнь так тяжела здесь?
- Ох, Гизельхер… ох, как тяжела…, - простонала она. - Зигфрид… его рана в спине…. как она у меня болит…
Гизельхер недоумевающее посмотрел на неё.
- Что ты такое говоришь, сестра?
- Ах, и ты не понимаешь..., - она повисла на нём. - Зигфрида убили! Солнечного героя! Мою великую любовь!
- Кримхильда, возьми себя в руки, - Гизельхер оторвал её от себя. - Ты так хорошо нас встретила у входа! Поговори с нами, как ты живёшь. Достаточно ли тебя почитают здесь?
- Супруг мой… Зигфрид…, - жалобно произнесла она.
Хаген выразительно прокашлялся.
- Смею напомнить, что ваш муж теперь Этцель, - жёстко сказал он. - Именно ему вы обязаны верностью. И его подданные ждут от вас покровительства и заботы, а не того, чтобы их предавали ради мертвеца.
Кримхильда быстро поднялась со скамьи, забыв о слезах. Лицо её было перекошено гневом.
- Сестра, да поговори же с нами о настоящем, а не о том, что давно ушло, - обратился к ней Гунтер. - Мне казалось, ты была так рада…
Она поджала губы, не удостоив его даже взглядом.
- Сейчас пойдём ужинать, - сухо сказала она. - Ваше оружие и доспехи оставьте мне на хранение.
- Да ни за что, - отозвался Хаген.
- У нас положено сдавать оружие при входе, - сердито сверкнула она в него глазами. - Наши слуги примут его у вас.
Хаген высокомерно рассмеялся.
- Не морочьте нам голову, королева. Я хорошо знаю обычаи гуннов. Они отродясь не садились за пиршественный стол иначе как при всём вооружении.
- С тех пор обычай изменился.
- Зато мой - нет, - голос Хагена стал холоден и твёрд. - И моё оружие останется при мне. Так учил меня отец, и я всегда этому следую.
Он решительным жестом подвязал шлем.
Кримхильда прикусила губу до крови и пошла прочь.
- Ты не поговоришь с нами? - тоскливо сказал Гунтер ей вслед. Она будто не слышала.
- Вот и настоящая встреча, не то что те поцелуйчики у входа, - произнёс Хаген.
Гизельхер сидел с задумчивым видом. Гернот, по примеру Хагена, нацепил шлем.
- Похоже, Гунтер, мы и впрямь позволили ей обмануть себя, как малых детей.
Гунтер, обмякший на скамье, ничего не ответил.
- Их предупредили, - Кримхильда не заметила, что говорит это вслух, остановившись у выхода из зала, - их предупредили! Кто… кто посмел? Попадись он мне…
- Я посмел, - раздался вдруг над ней голос Дитриха.
Она испуганно обернулась.
- И твоих братьев, и Хагена предупредил я, - сказал Дитрих, глядя на неё в гневе. - Попробуй что-нибудь сделать мне, дьяволица.
Кримхильда снова прикусила губу. Даже неучтивый, мягко говоря, тон Дитриха не поразил её так, как то, в чём он признался.
- Дитрих! - произнесла она беспомощным тоном. - Разве ты враг мне? Разве ты не благороден? Я несчастная женщина, у меня такое великое горе…
- Не пытайся меня разжалобить. Я не стану причинять зло бургундам.
- Нет! Ты не можешь быть глух к моей скорби, - она подняла брови домиком. - Разве не придёшь ты на помощь той, кто так страдает?
- Нет, если из-за этого прольётся кровь тех, кто мне дорог.
- А я? Я совсем не дорога тебе? Я королева! - голос её стал более тонок. - Я бы оказала тебе поддержку в твоей борьбе с Эрменрихом, если бы ты мне помог отомстить за мою любовь…
- Даже этим ты меня не прельстишь, - твёрдо ответил он. - Запомни, Кримхильда: ни я, ни кто-либо из моих людей не станет мстить за Зигфрида. Никогда.
- Но… Как же… Зигфрид…, - пролепетала она.
Он резко развернулся и ушёл. Кримхильда ещё постояла, похватав ртом воздух, и медленно, пошатываясь, двинулась по коридору. Последние слова Дитриха всё ещё звучали у неё в ушах, как нечто уму непостижимое. Она остановилась, прислонившись к стене; у неё подкашивались ноги.
В коридоре возник Блёдель, брат Этцеля. Кримхильда приободрилась.
- Ах, Блёдель, как хорошо, что я встретила тебя! Ты ведь не откажешься мне помочь?
- А в чём дело?
Кримхильда мгновенно залилась слезами.
- Там… в том зале… сидят служители зла, исчадия ада…
- Что-то не понял, - гунн почесал голову.
- Там бургунды! - Кримхильда страдальчески качнулась, будто готова была упасть Блёделю на грудь. - Моё горе так велико, что сил нет вынести… Если ты поможешь мне отомстить, требуй чего хочешь, я ничего не пожалею. Золото, земли, а может, и большее..., - последние слова она почти прошептала с многозначительным взглядом.
- Так вот зачем их звали…, - протянул Блёдель. - А Этцель-то и не знает!
- И пусть! Пусть он не знает! - быстро заговорила Кримхильда. - Это сделаешь ты. Ты уничтожишь зло! Они убили светлейшего из героев - солнечного Зигфрида! - возгласила она так, будто ожидала, что он немедленно вознегодует.
Блёдель, однако, остался спокоен и снова поскрёб затылок.
- Они целым войском приехали… Да тут настоящая война может разгореться, если их задеть.
- Пусть! Зато Зигфрид будет отомщён, добро победит, и его рана перестанет жечь меня…
- А зачем мне устраивать распрю по таким пустякам? - грубо ухнул Блёдель.
- Пустяки? Для тебя великое горе королевы - пустяки? - рассердилась Кримхильда.
- Я вам очень сочувствую.
- Так отомсти за Зигфрида!
- Да кто он мне такой? - пожал плечами Блёдель. - Ни сват, ни брат… А бургунды ребята прославленные, один даже жил у нас. Хочу на них посмотреть.
Кримхильда еле сдержалась, чтобы не наговорить ему оскорбительных слов, и молча прошла мимо него. К Этцелю, который готовился выйти с приглашением на ужин, она почти вбежала, обливаясь слезами.
- Этцель! Муж мой! - она, задыхаясь, бросилась ему на грудь.
- Голубка моя! Что случилось? - он обнял её. - Кто посмел обидеть мою птичку?
- Все! - прорыдала она. - Все от меня отвернулись… Я никому не нужна…
Этцель усадил её в кресло.
- Дорогая моя, расскажи, в чём дело. Почему ты так сильно плачешь?
Кримхильда сглотнула и, посмотрев ему в лицо, произнесла переменившимся тоном:
- Мои братья привезли тебе золото?
- Наверное, нет. Они давно не мои данники. Но причём тут золото? Стоит ли оно твоих слёз?
Кримхильда застонала и, встав, вцепилась в его грудь.
- Супруг мой… дорогой… если не ты, то кто ещё мне поможет? Никто мне не хочет помочь, никто…
- Да скажи, в чём дело.
- Нет более великого горя, чем моё, и никого оно не волнует. Но ты? Ты же не оставишь меня?
- Скажи, каково твоё горе, и я постараюсь утешить тебя.
- Мой Зигфрид был убит! - привалилась она к нему с полустоном-полукриком. - Нет слов, чтоб описать мою скорбь! Ради меня, прошу! Отомсти за Зигфрида! Уничтожь зло! Тогда…
- Что?! - взревел вдруг Этцель так, что Кримхильда отшатнулась.
- Зигфрид… светлый герой…, - пролепетала она.
- Какой ещё твой Зигфрид? Какая месть? - прорычал Этцель. - Ты чья жена?!
- Твоя, - пробормотала Кримхильда. - но…
- Я тебе что говорил? Ни слова о твоём первом муже. Мне нет до него никакого дела.
Кримхильда, не привыкшая к такому обращению со стороны Этцеля, растерялась.
- Но Зигфрид… Он же…
Лицо Этцеля стало по-настоящему свирепым, и Кримхильде показалось, что он сейчас ударит её. Она невольно сжалась, как некогда под кулаком Зигфрида, и с невнятным вскриком подняла руки к лицу.
- Значит, ты меня обманула, - Этцель сверлил её глазами. - Улыбалась мне, расписывала, как братьев хочешь увидеть, а у самой месть была на уме? Вздумала использовать меня для сведения своих счётов?!
- Но… если ты любишь меня…, - жалобно брякнула Кримхильда.
Этцель с силой схватил её за руку, и она вскрикнула.
- Я не хотела ничего дурного!!! Ты... ты овладел бы всеми их землями! - внезапно нашлась она, всё ещё ожидая, что сейчас будет, как при Зигфриде. Но Этцель оттолкнул её, и она упала обратно в кресло.
- Какой же змеёй ты оказалась, птичка моя, - сердито пробурчал Этцель. - Ладно, плачь по нему хоть до гроба, но не смей даже думать, чтобы я, властитель гуннов, был игрушкой в твоих руках. Овладеть их землями, выходит... Мы ещё об этом поговорим, - он сдёрнул её с кресла и подтолкнул к выходу, - а пока не порть всем праздник. Приведи себя в надлежащий вид и на пиру держись пристойно. О мести и думать забудь. Радуйся встрече с роднёй, как ты передо мной предвкушала. Иди!
Потрясённая Кримхильда молча удалилась в свои покои. Она никогда не видела Этцеля таким и теперь еле передвигала ноги от ужаса. Этцель не стал выходить к гостям, а послал Дитриха пригласить всех за стол. Гунтер шёл к пиршественному залу вместе с Гизельхером, Гернот - с Блёделем. Хаген и Дитрих шли за ними, обняв друг друга за плечи.
- Надеюсь, твои вестники сообщили королю, что мы не только промокли в дороге, но и устали как собаки, - говорил Хаген Дитриху. - Я к тому, чтобы ужин не затянулся.
- Вас накормят с дороги, не более того, - ответил Дитрих. - А гунны будут гулять всю ночь, так что, думаю, сегодня вы можете спать спокойно.
- Если под прикрытием веселья не будет никакого подвоха.
- Открою тебе кое-что, Хаген. Когда я сейчас явился к Этцелю, то со мной чуть не столкнулась Кримхильда. Она была сама не своя. Король же выглядел очень рассерженным, и я подозреваю, что он нечто узнал о её планах, и это его не порадовало.
- Значит, ей придётся искать способы разделаться с нами без него.
- По крайней мере на Этцеля ей не придётся рассчитывать.
- Невеликое утешение, Дитрих, ибо глупость непредсказуема. Впрочем, - Хаген блеснул глазом, - за одну ночь она вряд ли что-то придумает.
Гости и хозяева приятно поужинали, побеседовали о том, о сём, Хаген напомнил Этцелю какую-то из войн их молодости, подняв настроение правителю гуннов; последний даже пожалел, что Хаген не остался его военачальником - может, заодно сохранил бы оба глаза. Кримхильда пришла с опозданием и сидела с неподвижным лицом, поджав искусанные губы. Потом бургундов отпустили спать, а гунны продолжили пиршество. Праздник царил во всём городе: в каждом доме горел свет, на площади горели костры, благо дождя больше не было; горожане веселились, и в окрестностях было то же самое - выпивка, танцы, прыжки через огонь.
Кримхильда одиноко лежала в своих покоях, прогнав всех. Когда к ней вернулась способность думать, она решила в первую очередь наказать Геррат - только от неё Дитрих мог всё разузнать. Но Геррат ещё накануне ушла к мужу, и оставалось лишь мысленно обругать их обоих. Кримхильда очень рассчитывала на Дитриха, и его отказ ошеломил её. Все считали его очень благородным, а значит, он должен был немедленно отомстить за Зигфрида - так ей казалось, и как-то не приняла она во внимание, что он старый приятель Хагена…
Кримхильда жалобно всхлипывала и чувствовала себя маленькой и беспомощной, от чего было одновременно больно и сладко. Невозможно было только понять, почему всё так получилось. Задумав месть, она была уверена, что это не составит никаких проблем, что добро легко восстанет и уничтожит зло, и Зигфрид будет удовлетворён. Она настолько не сомневалась в триумфе света и любви, что ничего оказалось не готово. И вот что вышло…
Слёзы так и текли не переставая. «Зигфрид, помоги!» - мысленно обращалась она, чувствуя, что начинает негодовать. Почему за него никто не встал немедленно горой? Почему бургундов встретили по-людски, и никто даже словом не упрекнул губителей лучезарного героя? Варвары, дикое скопище пьяниц… Всем наплевать на то великое добро, что причинил он людям… Этцель же её просто ужаснул. Но на что она надеялась? На то, что он поймёт величие Зигфрида и её любви к нему? А ещё обхаживал её, чуть пылинки не сдувал… Хороша же его к ней любовь!
Обругав про себя мужа, а заодно и Блёделя, старыми козлами, она уныло подумала, что ей теперь делать. Из зала было слышно весёлое разухабистое пение - гунны праздновали, и Кримхильда накрыла голову подушкой, чувствуя, что ненавидит весь мир. Ни одна мысль так и не пришла ей в голову, кроме той, как она несчастна, и только ближе к утру она уснула и едва не проспала заутреню.
Дав себя прибрать к молитве, она по привычке посмотрела в зеркало. Обычно ей это поднимало настроение, но теперь она увидела там малоприятную немолодую женщину с опухшим лицом, резкими морщинами возле губ и таким выражением, будто она понюхала какую-то гадость. Кримхильда с отвращением отвернулась и быстро пошла вон из комнаты. Она поспела в церковь, когда бургунды оттуда уже выходили, и вымучила поклон в их сторону. За молитвой она выглядела собранной, хотя мысли путались, и она взывала к Господу и Зигфриду вперемешку, чтобы они дали ей силы стать карающей дланью.
7.
Бургунды прогуливались по городу. Погода на этот раз стояла прекрасная, и гости были не прочь осмотреть гуннскую столицу и заодно показать себя. Немало гуннов выходило на крыши, чтобы поглазеть на приезжих, но наибольшее внимание вызывали они у обитателей замка. Все стены и башни были заняты людьми, среди которых преобладали придворные дамы. Сам Этцель тоже обозревал всё сверху. Рядом с ним стоял Блёдель и ещё несколько придворных, Кримхильды же рядом не было, и при одной мысли о ней Этцеля охватывал гнев и одновременно стыд, едва стОило представить, что она сейчас горько плачет в одиночестве.
- Их слишком много, - говорил Блёдель, - вчера мы сидели чуть не на головах друг у друга.
- Поскольку сегодня светло и тихо, оставим их челядь пировать на улице, - ответил Этцель. - Пусть с нами садятся только благородные. Ты не мог бы сказать, кто те двое в надвинутых шлемах? Того, что справа, я принял бы за короля, если бы не знал, что это точно не Гунтер.
- Уверен, что это Хаген - его сложение и поступь. Я на него ещё вчера обратил внимание. Наш бывший воин! С ним же, должно быть, кто-то из его товарищей, но его я не могу узнать.
- Хаген, - произнёс задумчиво Этцель. - С его стороны было смело приезжать сюда.
- Это почему?
- Мы с ним не слишком любезно расстались в своё время.
Блёдель усмехнулся в сторону, поняв, что Этцель имеет в виду побег Хагена - табуированную тему при гуннском дворе - а вовсе не то, о чём ему вчера напомнила Кримхильда. Что именно Хаген убил Зигфрида, все в Этцельбурге прекрасно знали, и это вызвало дополнительный интерес к его персоне, особенно среди дам.
- Столько людей собралось на него посмотреть, а он ходит в шлеме. Не слишком учтиво, - заметил Этцель.
- А когда он был любезен? - угрюмо отозвался Блёдель. - Помню его юношей - гордец, каких мало. И даже не поймёшь, в чём это заключено, вроде и говорит с тобой вежливо, а сразу ощущение, будто ты здесь не хозяин…
- Зато какой был воин! - ностальгически улыбнулся Этцель. - Эх, где наша боевая молодость… А что гордый - так он имел на то право. Сегодня нам и совсем нахалов приходится терпеть… Иринг так и не приехал?
- Я ничего о нём не слышал, пропади он совсем…
- Сходи разузнай.
Блёдель ушёл, буркнув «ненавижу эту харю»; Этцель некоторое время ещё смотрел на прохаживающихся бургундов, окинул взглядом толпящихся на стене дам и, довольный зрелищем, удалился в свои покои.
- Этцельбург сильно изменился, - говорил Хаген Фолькеру; они неспешно ходили по городу, положив друг другу руку на шею. - Раньше замок был деревянный, а теперь каменный. Тех улиц, что упираются прямо в его стены, тогда не было, и вообще всё было проще. Больше походило на лагерь. А пировали мы у Этцеля не за столами, которых не было, а сидя на полу, на подстилках…
- Дикари, - бросил пренебрежительно Фолькер.
- Знал бы ты, какие они были пыточных дел мастера, ещё не то бы сказал, - мрачно произнёс Хаген. - Но жизнь уже тогда менялась. Всё-таки слишком много переселенцев, да и на окружающих глядя, наверное, стыдно жить в большом деревянном сарае… Теперь здесь настоящий город.
- Для центра великой державы всё равно скромно, - махнул рукой Фолькер.
- Не ожидал ли ты, что здесь будет как в Равенне? Это же только страна гуннов.
- Великая одними размерами?
- Их сила держится на том, что все гунны - всё равно что одно большое войско. Оно приносит Этцелю новых данников и военную добычу, а он щедро платит всем, кто идёт к нему на службу…
- А откуда у него средства для такой щедрости?
- Разве неясно? От той же дани и военной добычи… Да не смейся, хоть город приличный догадался построить, а то так и была бы тут вечная ксантенская мельница… Давай-ка возвращаться к замку. Мы уже всё обошли.
- Понимаю, почему ты так рвался отсюда. Не говори, что ты был чужак: множество изгнанников пустило здесь корни.
- Я был заложник, это совсем другое дело… Но чем-то пребывание здесь было и полезным.
- Умение стрелять из лука на скаку, например?
- Не только. Здесь находили пристанище и грамотные люди, и я делился с ними военной добычей, чтобы они делились своими знаниями.
- Да, Хаген, ты и в дикой стране мог умудриться научиться грамоте, - засмеялся Фолькер. - Но говорят же, что взрослым это не даётся.
- Так меня ещё отец учил в своё время, и хорошо учил. А разницу между языками понять было уже не так трудно…
Скоро они снова оказались под стенами замка.
- Ты посмотри, сколько прекрасных глаз нас созерцает, - заметил Фолькер, глядя на прочно занявших все стены и башни дам. - Уж не тебя ли жаждут увидеть?
- Вот ещё, - бросил Хаген. - Зачем я им?
- Как ни крути, а ты, Хаген, мужик видный - статный аки кедр Ливанский… Да не смейся ты, - довольно оскалился Фолькер, когда Хаген фыркнул от смеха. - А что глаз один - так сразу видно, что храбрый воин. Поскольку же про тебя здесь знают, то почему бы и не собраться, чтобы увидеть тебя?
- Нашёл ты приманку для дам, - Хаген пристально оглядел толпу на стенах. - Но знаешь, как-то неучтиво оставаться в шлемах при таком внимании. Дадим на себя посмотреть?
- Правильно, - тут же согласился Фолькер, и оба сняли шлемы.
Теперь их легко можно было узнать. Среди дам пронёсся вздох, и они подались вперёд.
- К сожалению, не могу себе польстить, представив, что это я всех привлёк, - трагически-шутовским тоном сказал Фолькер.
- Вот это я дожил, - покачал головой Хаген, подавив смешок.
- Да ладно тебе, не каждый день увидишь столь прославленного воина. К тому же убийцу кого-то драконообразного.
- Однако получается, что королева не заразила собственную свиту… Как интересно, - глаз Хагена шельмовато блеснул. - Но достаточно. Пойдём во внутренний двор, я был бы не прочь присесть. Кто сильно хочет, может и там на нас смотреть.
Кримхильда не выходила на стену, но многое видела из окна, и на душе было так тяжко, что она постоянно вздыхала. Проклятый вопрос, почему у Зигфрида было столько восторженных почитателей, но не нашлось по-настоящему верных людей, зато у презренного и нечистого Хагена везде обнаруживаются друзья-приятели и старые знакомые, а теперь ещё и поклонницы - причина переполоха среди дам была ей хорошо известна, - уже перестал мучить её. Ясно, что на столь возвышенного героя, как Зигфрид, можно было только смотреть снизу вверх - так кто мог бы оказаться ему другом, если никто не мог даже приблизиться к нему в его совершенстве. Лишь ей одной надо было подняться до его высоты, но после вчерашнего это сделалось затруднительно. Она злилась на Этцеля, надеясь, что ему теперь стыдно, но невольно и на себя. Надо было с Этцелем сразу завести разговор о том, что он может получить бургундские земли, тогда был бы шанс. Но она чересчур увлеклась величием Зигфрида и всё испортила, - допустила Кримхильда крамольную мысль и тут же прогнала её. Теперь на Этцеля не только нельзя рассчитывать, но он ещё и будет ей мешать, если что подозрительное заметит.
Кримхильда бросала злобные взгляды на стоящих по стенам дам, и от всех размышлений её брало только бессилие. Когда же Хаген и Фолькер, возникнув вдруг во внутреннем дворе, уселись на скамью прямо под её покоями, её терпение иссякло. Она быстро вышла из комнаты на край лестницы, глядя вниз, на них. Их голоса доносились до неё, хотя слов разобрать было нельзя; когда оба расхохотались, Кримхильда вбежала назад и бросилась в коридор. Она скоро остановилась, опершись рукой на стену и безудержно залившись слезами.
- Что случилось, госпожа? - не сразу расслышала она чей-то голос.
Она осмотрелась. Несколько гуннских воинов стояли рядом с ней. Кримхильда выпрямилась и сглотнула.
- Кто посмел так огорчить вас? - спросил один из гуннов. - Кто бы он ни был, он поплатится за это, только прикажите.
Кримхильда приободрилась.
- Меня огорчает Хаген, - ответила она. - Он сидит там, внизу… Я принесу любые дары, окажу любую услугу тому, кто убьёт его. На коленях молю, - она, изогнувшись, рухнула к их ногам, отчего они отшатнулись:
- Госпожа, что вы!
Она встала, утирая слёзы.
- Если у меня ещё есть верные люди… если вы готовы утешить свою королеву - убейте Хагена. Только не идите таким малым числом. И он, и Фолькер, сидящий с ним - страшные люди. Вы не представляете, на что они способны.
- Мы пойдём и соберём ещё воинов для вас.
- Тогда поторопитесь, пока они не ушли. И не сообщайте моему супругу, не надо огорчать ещё и его, - поспешно добавила она.
Вскоре к ней явилось с полсотни вооружённых воинов. Кримхильда встретила их, надев на голову корону.
- Я спущусь к нему и заговорю с ним, и вы сами поймёте, чего он заслуживает, - с пафосом произнесла она.
Она вышла на лестницу, и воины последовали за ней.
Фолькер в это время как раз повернулся в ту сторону и заметил Кримхильду.
- Друг Хаген, посмотри, кто к нам идёт. Кримхильда при полном параде.
- Надо же, как торжественно, - глаз Хагена мрачно блеснул. - Сколько лет носит корону, а всё она на ней как с чужой головы.
- А те, что спускаются за ней, сдаётся мне, вооружены. Не на тебя ли она решила напустить целый отряд?
- Ясно, что они здесь по мою душу, - сказал свирепо Хаген. - Порадоваться бы такому исключительному вниманию ко мне одному, да только сомневаюсь, что это те люди, которые помешали бы мне вернуться на Рейн. Ты постоишь за меня, если будет бой?
- Вечно ты задаёшь лишние вопросы, - Фолькер придвинулся к нему поближе. - Да выйди хоть сам Этцель со всем войском… Но нам не пора ли встать?
- Зачем?
- Королева как-никак.
- Я перед ней расшаркиваться не намерен. Это не тот враг, что заслуживает моего уважения. Лучше вот что, - он положил на колени меч и стал демонстративно постукивать пальцами по рукояти.
Кримхильда уже стояла напротив него. Меч она узнала и покачнулась, но тут же подумала, что делаться как без чувств сейчас неуместно, а нужна, наоборот, суровость.
- Как посмел ты, Хаген, приехать сюда? - громко произнесла она, чтобы все её воины слышали. - Ты знаешь, какое зло ты мне причинил. Кто тебя звал?
- Никто, - невозмутимо ответил Хаген, глядя ей прямо в лицо, глаз вызывающе блестел. - Но кто приглашает моих господ, тот приглашает и меня. Вот я и здесь.
Кримхильда подумала, что как-то неудачно она начала разговор, и, страдальчески вздохнув, сказала:
- Ты знаешь, что я тебя ненавижу и за что?
- Разумеется.
- Ты убил Зигфрида! - повысила она голос. - Моего любимого мужа, великого героя, которого я до самой смерти буду оплакивать…
- Да ради Бога, - перебил её Хаген. - И к чему столько слов? Я был, есть и остаюсь тем самым Хагеном, что убил Зигфрида. Так он расплатился за бесчестье моей королевы, прекрасной Брюнхильды.
- Ты смеешь напоминать об этом?!
- Так это ни для кого не секрет, особенно после того, как кое-кто вздумал порочить мою королеву перед всем миром.
- Хватит! - Кримхильда была уже в слезах.
- И я говорю - хватит слов, - спокойно сказал Хаген. - Если у кого-то есть желание отомстить мне, то вот он я.
Он стал поигрывать мечом, глаз надменно блестел.
- Вы слышали? - обратилась Кримхильда к своим воинам. - Он ничего не отрицает. Теперь покарайте его.
Она отошла чуть в сторону, освобождая гуннам место, но те остались стоять. Повисла неловкая пауза. Кримхильда, приготовившаяся смотреть, как будут убивать Хагена, застыла в удивлении.
Наконец тишину прервал воин, стоявший впереди.
- Что вы все на меня смотрите? Я что, крайний? Я вам так скажу: вы как хотите, а я драться с этими людьми не буду.
Кримхильда приоткрыла рот.
- Я помню Хагена ещё юношей, - подхватил другой гунн, - и он был такой боец, что не нынешним чета. Нас тут половина поляжет, прежде чем мы его одолеем, а зачем?
- Да, зачем? - стали раздаваться и другие голоса.
- Вы мне обещали! - вскрикнула Кримхильда.
- Нет, королева, ищите себе других на такую службу. Он мне, можно сказать, боевой товарищ. А что мне Зигфрид, чтобы погибнуть из-за него?
- А то и правда, какая у нас причина жертвовать собой ради неизвестно кого? - громко сказал другой гунн.
- Ради меня! - воззвала Кримхильда, но безуспешно - воины стали расходиться.
Кримхильда осталась одна напротив Хагена и Фолькера. Тяжело дыша, она вперила в Хагена злобный взгляд. Хаген в ответ чуть развёл руками с таким выражением лица, что ничего, мол, не поделаешь. Королева резко развернулась и, подобрав платье, так поспешила наверх, что корона съехала вбок.
- Пфф, - Фолькер откинулся к стене. - Ну и дела: толпа народу убежала от двоих, хотя даже до драки не дошло. Ха!
- Кримхильда не нашла чем их прельстить. А страсть к торжественным обвинениям её уже подводила, если бы она хотела об этом помнить.
- Но гуннские вояки хвалёные! - шпильман нагло хохотнул. - Они же струсили. Трус всегда отступает перед тем, кто не боится его.
- Полно, они могли бы оказаться и храбрецами, будь у них для этого повод. Однако воздух здесь стал не столь свеж, - скривился Хаген. - Пойдём отсюда, посмотрим, где наши господа.
На пиру Этцель разделил благородных гостей и кнехтов, что насторожило Хагена, хотя и было в порядке вещей. Оставив Данкварта начальником над кнехтами, Хаген пожелал ему удачи, и те удалились пировать на площадь. В зале теперь сидели только господа. Кримхильда была на этот раз необыкновенно любезна, постоянно улыбалась и раздавала гостям кольца.
Этцель был так доволен, что забыл свой гнев на Кримхильду, постоянно одарял её благосклонным взором и сообщил бургундам, что их приезд благотворно сказался на его супруге - так она, бедная, изводилась, когда их ждала, а теперь просто вернулась к жизни. Кримхильда напряглась и вся покраснела, но тут же потупилась, будто в смущении. Когда же Этцель сказал, насколько радостен их приезд для него самого, Хаген нахально ответил, что лично он приехал бы к нему, даже если бы не позвали его господ; в этот момент Кримхильда сердито обернулась на него, чего Этцель, чувствующий себя польщённым, не заметил. Это был единственный раз, когда она посмотрела в сторону Хагена; она очень старалась, чтобы он не попадал в её поле зрения. Зато необыкновенно ласкова она была к Гизельхеру, то и дело посылая ему лучшие блюда, а когда случалось выйти и проходить мимо, то непременно целовала его. Сам Гизельхер, однако, был большей частью задумчив. Когда же королева с улыбкой громко распорядилась постелить гостям на ночь ложа из самых дорогих тканей, Этцель довольно кивнул, Хаген же, и так сидевший с мрачным видом, потемнел лицом и погрузился в себя.
Фолькер вывел его из задумчивости лёгким толчком в бок.
- Как ничего и не произошло, - тихо сказал шпильман.
Хаген так же тихо ответил:
- Она уже придумала что-то новое, вот и улыбается.
***
Для ночлега никому не было отдельных покоев - только большой общий зал. Постели были действительно приготовлены самые лучшие, но мягкое ложе не всех порадовало.
- Не нравится мне всё это, - произнёс Гизельхер.
- Чем ты недоволен после того, как Кримхильда тебя обласкала сверх меры? - отозвался с насмешкой Гернот.
Гизельхер сделался непривычно мрачен.
- Мне её сегодняшняя доброта после вчерашнего приёма кажется какой-то странной… Боюсь, что ничего хорошего нас тут не ждёт.
- Если даже для тебя её поведение выглядит подозрительным, то можно не сомневаться, что так оно и есть, - Гернот положил меч рядом со своей постелью. - Очень похоже на то, что мы тут в ловушке. Что скажешь, Гунтер?
- Ох, - вздохнул Гунтер, садясь на ложе. Весь день он сохранял величественный вид, а теперь, расслабившись, сразу стал подавленным и унылым.
Бургунды расходились к постелям кто с довольным, а кто с настороженным видом; от кого-то явно прозвучало «мягко стелет, да жёстко спать».
- Нет, я сегодня не засну, - сказал Гизельхер, улёгшись и глядя вверх. - Что-то здесь не то. Не вышло бы так, что мы заснём и не проснёмся…
- Забудьте все тревоги и спите спокойно, - возник рядом Хаген. - Я встану на страже и буду охранять вас до утра.
- Благодарю, - Гернот чуть поклонился ему, и сидящий Гунтер непроизвольно сделал то же самое.
Гизельхер с удивлением заметил этот жест, хотел что-то спросить у Гернота, но передумал и, развернувшись, бросил вдогонку Хагену:
- Благодарю.
Хаген вышел из зала при полном вооружении. Перед входом была небольшая площадка, от которой вниз вела каменная лестница. Хаген поставил щит на пол и осмотрелся. Вокруг было тихо.
Внезапно дверь приоткрылась, и из-за неё выскользнул Фолькер.
- Позволь мне стоять с тобой на страже, Хаген.
Лицо Хагена озарилось мягкой полуулыбкой.
- Я не мог бы пожелать себе лучшего товарища. Присоединяйся!
- Тогда я мигом, - Фолькер нырнул назад, и вышел со скрипкой в руках.
- А она зачем?
- Сейчас я всех усыплю, - заявил Фолькер.
Он довольно рискованно встал на грубую каменную ограду и начал играть. Скрипка пела мягко и умиротворяюще. Постепенно мелодия становилась всё более нежной и ласкающей, потом стала замедляться и стихать, пока наконец не смолк последний звук.
СтОило музыке замолчать, как стал различим храп в зале. Фолькер опустил смычок с победной улыбкой.
- Ты, Фолькер, поистине лучший в мире скрипач, - сказал Хаген.
Фолькер спрыгнул к нему.
- Надо же было прочистить уши после того, что нам наяривали на пиру. Боже праведный! Здешним шпильманам медведь на ухо наступил, причём всем сразу.
Хаген усмехнулся.
- Что ж, ты всем бальзам на душу пролил. Только самим нам здесь как бы не уснуть. Что-то я малость разомлел от твоей скрипки, - Хаген встряхнул головой и оперся на щит.
- Сыграл бы я что-нибудь и для нас обоих, но боюсь всех перебудить. Может, спеть что-нибудь для бодрости, только без музыки?
- Хорошая мысль. Тогда давай чуть отойдём от двери.
Шпильман отложил скрипку и сел на верхней ступени лестницы. Хаген встал рядом, положив меч на плечо и придерживая стоящий щит одной рукой.
- Из ваших? - обернулся шпильман и, получив утвердительный кивок, затянул нараспев, стараясь приглушить свой голос, чтобы он не проник сквозь стену:
Смотри, нас окутала ночь, пред взором - чёрные пятна,
Как слепые, мы щупаем тьму:
Что-то свершилось над нами, но что - нам невнятно,
Никому, - никому…
Хаген опустил меч поверх щита и чуть откинул голову, слегка раскачиваясь в такт.
И если взвоем во тьме, или, молясь, воззовём, -
Кто нас услышит, братья?
И если проклятьями ярости всё проклянём -
На кого упадут проклятья?
И если со скрежетом гнева сожмём кулак, -
На чьё темя рухнет удар?
Всё это поглотит бессмысленный мрак,
Всё ветер развеет, как пар.
Нет опоры, руки повисли, не стало пути под стопами
И безмолвен небесный Суд -
Знают давно небеса, что вина их безмерна пред нами,
И в молчании грех свой несут…
Фолькер увлёкся и пел уже полным голосом:
Открой же уста, если им от Правды дано,
Пророк Конца, восстань:
Будь Глагол твой горек, как смерть, -
Будь он смерть сама, всё равно: Грянь!
Нам смерть не страшна - уж она нас давно оседлала
И в рот нам продела узду;
На устах у нас - гимн возрожденья, и с ним, под звоны кимвала,
Мы до гроба допляшем в бреду…
Закончив, Фолькер быстро обернулся к залу. Оттуда по-прежнему был слышен храп.
- Хорошо, очень хорошо, - сказал Хаген. Его глаз блестел так, будто это он сам только что пел и с немалым воодушевлением.
Они вернулись к двери.
- От себя мы сон прогнали надёжно, - произнёс вполголоса Фолькер, ставя перед собой свой щит. - Но я не всё понимаю, Хаген. Что значит - гимн возрожденья и к чему он вообще?
- Это так, чтоб не слишком мрачно было, - бросил Хаген, прислоняясь затылком к стене.
- Не надейся, что я поверю. Должен быть какой-то смысл, - шпильман призадумался и затем сказал: - Это связано с тем, что ваш род никогда не прерывается, что бы ни случилось, да?
- Да, - нехотя ответил Хаген. - Потому некоторые суеверные головы считают, что мы живём вечно.
- Но получается, что твой род как раз прервётся.
- Так ты имел в виду меня самого и мой собственный род?
Фолькер потряс головой.
- Лучше мне не лезть в чужое дело, - пробормотал он и тут же добавил увереннее: - Вот мой род точно прервётся, и я об этом не сожалею, поскольку наше шпильманское бессмертие - оно не в том… И оно как ветер, - Фолькер махнул рукой с улыбкой, но затем стал предельно серьёзен и заговорил тихо: - Только подумал я недавно, что оно так же и развеется. Мои песни забудут, либо переврут, либо по частям растащат, а моей скрипки больше никто не услышит. А то и вовсе, не дай Бог, ксантенские горлодёры своей драконьей песней всё забьют… Но всё-таки я поймал удачу за хвост и заработал своё бессмертие.
- Чем же, если тебе всё представляется так скверно?
- Тем, что, говоря о тебе, будут вспоминать и меня как твоего верного товарища. Что бы о нас ни говорили, мы окажемся всегда вместе. Может, когда-нибудь нас назовут и братьями…
Хаген смотрел на него с удивлением.
- Как же тебе немного надо от жизни.
- Немного? Это же слава, и пусть склоняют моё имя как угодно, только не забывают, как мы стояли друг за друга…
Хаген скептически покачал головой. Фолькер отставил щит, уселся на ограду, посмотрел вниз и, обернувшись с нахальной улыбкой, сказал:
- А много ли можно желать от жизни, которая почти уже кончилась? Разве что успеть поймать хоть какую-то маленькую радость.
- Думаю, завтра у нас ещё будет такая возможность, - отозвался Хаген. - Попируем, выпьем хорошего вина в последний раз - и «умри, душа моя, с филистимлянами»!
Он еле слышно засмеялся и подался вперёд, крепче сжав верх щита.
- Ты, Фолькер, смотри во все глаза, они у тебя острее моего. А то как бы не проворонить за разговорами чьего-нибудь визита.
- Что я не увижу, то ты расслышишь, - весело отозвался Фолькер, притянув к себе меч.
Они смолкли.
Наступила глухая ночь. Оба ночных стража, привыкшие к темноте, смотрели в эту темноту, думая каждый о своём. Вдруг Фолькер заметил, как что-то блеснуло внизу и справа, и быстро встал рядом с Хагеном.
- Там, со стороны той арки, - быстро шепнул он Хагену.
Хаген навострил уши.
- Идут, - тихо ответил он.
Руки обоих скользнули к рукоятям мечей. Щиты были пока опущены, но так, чтоб их легко можно было вскинуть на руку.
Внизу в сторону лестницы медленно, стараясь не шуметь, двигалась толпа воинов. Фолькер различал уже не только их шлемы.
- Их много, и все вооружены.
- Тихо, - произнёс Хаген. - Подпустим их поближе и тут встретим.
Они стояли так недвижно, что в темноте можно было их проглядеть. Гунны уже ступили на лестницу, как вдруг остановились. Среди них пошёл какой-то разговор полушёпотом, стоящий первым указывал в сторону двери; очевидно, они заметили Хагена и Фолькера. Гунн махнул рукой, и воины повернули назад.
- Уходят! - сказал Фолькер, еле сдерживая себя. - Нагоню-ка я их на пару ласковых?
- Стой, ради моей дружбы, - остановил его Хаген. - Если мы ввяжемся в битву там, внизу, то кто-нибудь из них сможет пробраться в зал и такое там устроить…
- Но пусть они знают, что и мы их видели, - разобрало Фолькера. - Позволишь хотя бы приветствие им сказать?
- Давай. Только оставайся здесь.
Фолькер подошёл к ограде и крикнул вниз:
- Эй, ребята, куда это вы идёте с оружием в руках, да в самую ночь? Задумали ночной набег? Так возьмите нас в товарищи, мы тоже хотим свою долю добычи!
Тихо отходившие гунны тотчас бросились прочь, как подстёгнутые. Хаген беззвучно хохотнул, увидев это.
- Трусы! - прокричал им Фолькер. - Перебить спящих надеялись? Так и бегите теперь, как застигнутые мелкие воришки! Тьфу!
Гунны исчезли. Фолькер уселся на ограду.
- Опять Кримхильда каких-то негодных исполнителей себе нашла. Уже второй раз они от нас двоих бегают.
Хаген снял шлем и провёл рукой по волосам. Его глаз хищновато блестел.
- Будет им теперь головомойка, особенно если они у неё взяли золото, а вылазку провалили.
- Дармоеды, - бросил Фолькер в темноту. - Как думаешь, ещё решатся полезть?
- Сомневаюсь. Да не стой там больше, Фолькер. Вряд ли за той аркой стоит Кримхильда с плёткой, чтобы погнать всех назад.
Шпильман фыркнул и посмеялся в кулак.
- Но мы останемся здесь до утра, - Хаген привалил щит к стене, сел возле двери и положил меч у ног. - Можешь немного расслабиться.
- Нельзя. Я тогда засну.
- А ты и вздремни. Я тебя разбужу, если что.
- Ну уж нет, - Фолькер сел рядом с ним. - Но какие подлецы! А ведь ты предвидел, верно?
- Подозревал, - бросил Хаген. - Это такой лёгкий путь покончить с нами, что вряд ли Кримхильда им бы пренебрегла.
Ничто не нарушало ночную тишину, если не считать храпа за стеной. Хаген, снова взяв меч и поигрывая им, смотрел на звёздное небо, не забывая держать ухо востро. Шпильман, вопреки желанию, ближе к утру начал сонно ронять голову, пока не уснул, завалившись Хагену на плечо.
Когда стало светать, Хаген отодвинул его и тем разбудил.
- Чёрт, всё же меня сморило, - сказал Фолькер с досадой.
- Ничего, сил будет больше.
- Что-то холодно, - поёжился шпильман.
- Ночь прохладная выдалась, а кольчуга не та вещь, чтобы согревать.
- Разве я не знаю? Однако пригрелся рядом с тобой и не заметил… Смотри, солнце уже встаёт.
Оба поднялись, не забыв взять свои мечи.
- Посмотри, какой рассвет, Фолькер, - сказал Хаген, указав на восток рукоятью. - Возможно, он для нас последний.
- Всю красоту мира так и впивал бы в себя сейчас, - произнёс шпильман, глядя на озаряющееся небо. - Всё-таки жаль, что перед смертью не надышишься.
Они постояли так некоторое время, пока Хаген не хлопнул Фолькера по спине.
- Достаточно. Пойдём будить остальных.
8.
- Вставайте, вставайте, - ходил между ложами Хаген. - Утро настало, скоро в колокола ударят.
- Ты тут главнее всех, что ли? - раздался недовольный сонный голос, который тут же был зашикан.
- Слава Богу, ночь была спокойной, - Гернот потёр лоб, прогоняя сон.
- Надеюсь, можно отбросить опасения, - быстро поднялся Гизельхер.
Хаген подошёл к своим господам; в это время раздался колокольный звон.
- Вам пора к заутрене. Бросьте эти роскошные тряпки, - Хаген смахнул на пол богатые одежды, оставленные для гостей вечером по хозяйскому приказу, - они ни к чему. Одевайте свои доспехи и шлемы, берите мечи и щиты.
- В церковь? Зачем? - спросил Гунтер и побледнел. - Неужели что-то случилось?
- Случилось, - мрачно ответил Хаген и вновь прошёлся по залу: - Все слышали? Идём при полном вооружении. В церкви молитесь так, как молятся в последний раз, потому что больше случая не представится.
- Хаген, ради всего святого, - произнёс Гунтер, когда тот снова развернулся в его сторону, - скажи нам, что произошло?
- Кримхильда зазвала нас сюда на погибель, - громко сказал Хаген, а приблизившись к Гунтеру, добавил самым невозмутимым тоном: - Ничего не произошло. Кроме того, что этой ночью нас намеревались убить.
- Господи праведный, - Гунтер сошёл с лица. - Смотри, Хаген, если ты стараешься нас запугать…
Хаген посмотрел на него так, что Гунтер нервно сглотнул и потянулся за своим мечом.
- Я бы на вашем месте молился о быстрой и лёгкой смерти, - говорил Хаген, проходя между воинами. - Знайте, что нас всех ждёт конец, так что будьте готовы.
Он вышел из зала.
- Кто-нибудь хочет поспорить? Или посмеяться? - сказал вполголоса Гернот, оглядывая вооружающихся бургундов. - Вот нам, Гунтер, и решение большинства. Вот нам и наша собственная воля. Он же всё знал!
Гернот почти со злостью нацепил шлем.
- Нет, Гернот, пока не увидим собственными глазами…, - пробормотал Гунтер, всё же надевая доспехи. - Как такое было возможно?...
Выходя, он с трудом заставил себя принять уверенный вид. Бургунды двинулись к церкви, и Хаген, подойдя к Гунтеру, сказал:
- Мой король, позвольте мне идти впереди.
- Зачем тебе?.. Но ладно… пусть. Веди нас.
Хаген вышел вперёд. С другой стороны площади шла Кримхильда в сопровождении Этцеля и большой свиты. Они встретились почти у входа. Королева бросила на бургундов полный досады взгляд - очевидно, неудача ночного нападения всё ещё злила её.
- Что такое? - удивился Этцель, увидев бургундов вооружёнными. - Разве вы ходите в свой храм с оружием? Или кто-то посмел потревожить вас или нанести оскорбление за моей спиной?
- Нет, нас никто не задевал, - нарочито спокойно сказал Хаген. - Но в Бургундии есть обычай - на всех королевских празднествах ходить в церковь вооружёнными, и при этом все молятся на своих мечах.
Этцель обернулся на Кримхильду. Та побагровела, но промолчала.
- Почему же вы не соблюдали его вчера? - Этцель с сомнением перевёл взгляд на Хагена.
Впереди быстро возник Фолькер.
- Мы и вчера были в доспехах, только без шлемов, - заявил он.
Этцель, нахмурившись, снова посмотрел на Кримхильду.
- Да, это такой бургундский обычай, - выдавила она.
- Хорошо…, - Этцель с сомнением оглядел гостей. - Молитесь как у вас принято.
Бургунды вошли внутрь, Хаген остался стоять у двери. Фолькер тоже не вошёл; они быстро переглянулись с Хагеном, и шпильман кивнул, точно подтверждая, что останется здесь. Они стояли так близко друг к другу, что наполовину закрывали проход.
Кримхильда в сопровождении дам и воинов-христиан поднялась по ступеням.
- Дорогу королеве, - сухо произнесла она.
- Мы вас не задерживаем. Входите, - учтиво ответил Хаген, отступив в сторону едва на полшага.
Кримхильда вспыхнула от гнева.
- Уйди от храма Божьего, Иуда. Дай мне войти.
- Пожалуйста, - Хаген не двинулся с места. - Врата в рай не могут быть широкими, верно?
Королева тяжело задышала.
- По какому праву ты распоряжаешься молитвой честных христиан, - произнесла она срывающимся голосом.
- По старшинству, королева, - сказал Хаген с любезностью, похожей на издевательство.
Кримхильда стиснула зубы и быстро вошла, невольно зацепив обоих стражей. По её свите пронёсся гул, но тут Хаген и Фолькер отступили подальше, впуская остальных.
- Что там за толкотня? - оставшийся на площади с воинами-язычниками Этцель с подозрением поскрёб подбородок. - Что-то они темнят… Блёдель, тебе ничего не известно?
- Ничего.
- Но всё это неспроста… Послушай, я не могу уследить за всеми, так что и ты смотри за порядком. Ссор не допустим. Кто посмеет задеть бургундов, тех будем вешать.
- А с чего нам так бояться ссоры?
- Тебе сильно нужно побоище в собственном доме? - свирепо гаркнул Этцель.
- Вот уж точно нет.
Кримхильда вышла из церкви, вся красная от злости, будто не с молитвы возвращалась. Стоило ей приблизиться к мужу, как тот сказал:
- Можешь, объяснишь мне про диковинные обычаи, которых то нет, то они вдруг есть?
- Я не виновата, что вчера они о нём забыли, - проговорила Кримхильда, не глядя на него.
- Смотри, жена…
- А я тут при чём? - она поспешно обернулась к нему, глаза вмиг наполнились слезами. - Я ничего не сделала, а ты унижаешь меня подозрениями!
- Был бы рад не сомневаться.
Кримхильда всхлипнула, и Этцелю невольно стало стыдно.
- Ну ничего, ничего. Наш праздник останется праздником, не так ли? И ничьи раздоры не должны его омрачать.
- Конечно, милый супруг, - тоскливо ответила она с обиженным выражением лица.
Смотреть на языческие игрища на площади стали не все, но Кримхильда по обязанности стояла рядом с Этцелем. Вид у неё был страдальческий, и вряд ли она замечала, что разворачивается у неё перед глазами. Она силилась думать, но мысли всё уходили куда-то не в ту сторону.
Провал ночной вылазки привёл её в бешенство, так что она, прогнав вон неудачливых воинов, раскромсала в своей спальне подушку, а потом, лёжа в бессилии среди клочьев и перьев, слишком живо представляла себе, что произошло. Даже воззвать к Зигфриду не получалось - перед взором вставал только Хаген, его усмешка, надменно блестящий глаз. А теперь ещё этот мучительный поход в церковь… Перед ней снова и снова возникала фигура Хагена, его взгляд, возвращались его слова… Каждый его шаг по земле, каждый его вздох был невыносим, как дьявольская скверна, и Кримхильда не знала, как от этого спастись.
Королева почувствовала, что задыхается, будто её обступает пламя адово. Она удалилась, якобы по необходимости, не в силах больше терпеть всё окружающее. В голове звенело, произошедшее разбередило какие-то смутные воспоминания. Вормсский собор… Бургунды, выстроившиеся вокруг Хагена, обозлённые ксантенцы… И она… Кажется, тогда она не дала им подраться. А может, это была не она, и всё это было с кем-то другим. Как и подозрительный разговор с Хагеном, который был ещё до гибели Зигфрида, её там не было, был какой-то мутный дурный сон… Только он, Хаген, был тогда живым и реальным. Как блеснул его глаз, когда он сказал «не сомневайтесь», как он отвёл её протянутую руку…
Кримхильда встала в коридоре, со стоном переводя дух и пытаясь овладеть собой. Ей показалось, что Зигфрид сейчас смотрит на неё, и она, стиснув руки на груди, привалилась к стене. Наступило внезапное расслабление, словно внутри стало пусто и легко. В голове перестало гудеть, и Кримхильда подумала, что надо что-то делать, но без надёжного помощника ей не обойтись. Был бы здесь Иринг, наверняка пошёл бы ради неё на всё, но Иринг где-то задерживался.
Кримхильда рассеянно двинулась вперёд и увидела впереди Блёделя. Тяжко вздохнув, она собрала всё своё терпение и поспешила к нему.
Блёдель подумал, что должен пропустить её, и отступил, но она остановилась, глядя ему в лицо:
- Почему ты не возле Этцеля?
- Он поручил мне смотреть за порядком, королева. Чтобы за его спиной ничего не случилось.
- Вот даже как, - недовольно бросила она. - Могу я поговорить с тобой наедине?
- Как вам будет угодно, королева. Если только не о том же самом.
- Нет, о другом, - вымученно улыбнулась Кримхильда.
Они свернули в покои Блёделя, и он отослал слуг.
- Мы впервые одни, прекрасная госпожа, - с хитринкой посмотрел он на неё.
- У тебя не то на уме, - поморщилась Кримхильда. - Скажи, как ты можешь спокойно выносить то, что мои враги пользуются здесь таким почётом?
- Вы всё-таки о том же самом, - разочарованно сказал Блёдель.
- А тебе всё равно, что их приезд для меня сплошное издевательство?
- Вы сами так хотели, госпожа.
- Я хотела совсем не того! - воскликнула она. - Почему меня никто понять не хочет? Ни на кого положиться нельзя…
- В таком деле - нет.
Кримхильда утёрла выступившие злобные слёзы.
- Вас самих не оскорбляют эти почести? - бросила она с досадой. - Когда-то вы дань с них брали…
- Те времена давно ушли. Назад под свою власть нам их не удалось вернуть, а теперь они и вовсе друзья.
- И вам это не обидно?
- У нас другие данники есть. А ваши братья у Этцеля теперь в таком почёте…
- А почему ты всё время оглядываешься на Этцеля? Ты ему разве холоп?
Блёдель уронил челюсть. Кримхильда подняла голову с победным видом.
- Ты моложе, - сказала она, - ты ещё сам ходишь в бой, тогда как за ним лишь былая слава. Почему ты в тени? Чем ты хуже его?
- Вот какие мысли вас посещают, королева, - протянул поражённый Блёдель.
- Странно, что тебя они не посещают. Как ты терпишь своё положение?
- Оно не так уж плохо…, - гунн почесал затылок и, заметив, как вспыхнули глаза Кримхильды, добавил: - Как я могу его изменить?
- Если напасть на бургундов, то возникла бы такая сумятица… в которой мало ли что может случиться, - она масляно улыбнулась.
Блёдель задумался, пристально глядя на Кримхильду, затем его губы медленно растянулись, и он издал неприятный возглас:
- Ха!
- Я же не оставлю тебя своей милостью, - поторопилась заверить его Кримхильда. - Золото, серебро…. невесту Нудунга, на которую ты давно заришься… Всё тебе будет.
- Не боитесь ли вы, королева, - осклабился Блёдель, - что в сумятице и вы окажетесь в опасности?
- Что? Я? Никогда, - уверенно ответила она. - Мои братья не позволят. Они ещё помнят, что я их сестра и что я женщина.
- Так если вы хотите, чтобы они погибли, - фыркнул гунн.
Кримхильда закусила губу.
- У меня есть верные воины. Ты, к примеру, - сказала она после паузы. - И ты сможешь придумать, как всё устроить лучшим образом, верно?
- Вы ведь не обо мне думаете, королева, - произнёс недобрым тоном Блёдель. - У вас всё Зигфрид на уме. Я не настолько глуп, чтобы не понимать, что вам надо.
- Что с того, если каждый из нас добьётся своего? - почти прошипела она. - Прежде я не сомневалась в твоей верности… и в твоей храбрости. А ты гнева Этцеля боишься, позор какой!
- Я не боюсь! - вспыхнул Блёдель.
- В чём же тогда дело? Твоя королева предлагает тебе такие награды, а ты всё медлишь.
- Если бы я мог вам верить, - сощурился гунн.
- Ты смеешь не верить своей госпоже?
- Вы же сами не знаете, чего хотите.
- Крови я хочу, - простонала она изменившимся голосом, - крови!
Блёдель опешил. Кримхильда взяла себя в руки.
- Пойдём сейчас же в сокровищницу, я сама отсыплю тебе золота в знак моего расположения.
Они вышли, и у обоих были такие лица, будто каждый из них подумал, как лихо перехитрит другого. По пути до них донёсся шум с площади. Кримхильда побледнела.
- О Господи, что-то случилось!
Оба поспешили было туда, но Кримхильда остановилась в коридоре, держась рукой за грудь. Блёдель выбежал к Этцелю и, всё разузнав, вернулся к ней.
- Наши и бургунды подрались. Но Этцель всех утихомирил, осыпал наших угрозами и призвал к миру. Теперь все расходятся.
- Мой муж будет всех мирить назло мне, - процедила Кримхильда. - Он ещё об этом пожалеет… Одна надежда на тебя… Давай же, поспеши собрать воинов, - нетерпеливо махнула она Блёделю.
- А золото? - нагло напомнил гунн.
- Ах да, - скривилась Кримхильда. - Пошли, я тебя щедро одарю.
Удостоверившись, что Блёдель отправился выполнять её поручение, Кримхильда пошла к своим покоям, чтобы переодеться к пиру. Во дворе она услышала детский смех - няньки играли там с Ортлибом.
Кримхильда замерла, глядя на него, и один уголок её рта ушёл вбок, глаза заблестели. Она медленно спустилась вниз.
- Мама! - мальчик бросился к ней.
- Здравствуй, сыночек, - она быстро обняла и чмокнула его. - Скажи мне, ты меня любишь?
- Очень-очень!
- Сильно-сильно?
- Да, мамочка!
- Тогда у тебя сегодня очень важный день.
Кримхильда обратилась к нянькам, почтительно склонившимся перед ней:
- Во время пира приведите моего сына в зал.
- Хорошо, госпожа.
Кримхильда удалилась уверенным шагом, держа у сердца кулак, глаза будто смотрели в разные стороны. В голове стучало имя Зигфрида.
***
Бургундские кнехты пировали прямо на площади. Столов не было, только несколько скамей, которых не хватало и на половину пирующих, так что большинство сидело на земле, почти как в походных условиях. Тут же горели костры, на которых жарилось мясо; подогнали немало бочек вина, даже музыку где-то раздобыли, хотя это было уже лишним; когда кто-либо принимался петь или, обнявшись за плечи, приплясывать около огня, то все делали это на свой привычный лад.
Данкварт сидел на скамье там, где кончалась одна из выходящих на площадь улиц; его меч лежал рядом, в одной руке был кубок, в другой кусок мяса. Он выпил уже со всеми рядом сидящими, был в приподнятом настроении и довольно смотрел на царящее веселье.
- Вот когда пожалеешь, что ты не язычник. Почему-то всё, что людям радостно, непременно грех… Тьфу, ну и жёсткое мясо, - он вытащил изо рта обломок кости, приложился к кубку и, обтерев руку о подбежавшего уличного пса, проорал насколько его хватило: - Ребята, пейте, да не слишком напивайтесь. И копья свои далеко не откладывайте. А то чёрт его знает, - он обернулся в сторону замка. - Вдруг мы ещё понадобимся господам.
Многие расслабились настолько, что оставили всё своё вооружение, предаваясь веселью. Призыв Данкварта не мог быть услышан всеми, а что то же самое он говорил ещё до первой чаши вина, было уже забыто.
Данкварт потряс головой.
- Чёрт! Меня все здесь слышат? - он встал на скамью. - Оружие, говорю, далеко не убирайте!
Он допил и швырнул кубок оземь.
- Всё, с меня хватит, - пробормотал он, снова садясь.
Рядом раздались возмущённые крики и ругань; пёс, уличив момент, стащил большой кусок мяса и теперь лихорадочно трусил прочь, даже не перейдя на рысцу от внезапного собачьего счастья.
- Вот паршивец! - захохотал Данкварт и развернулся к улице, куда побежал воришка.
Внезапно он переменился в лице - к площади приближались какие-то люди.
- Это ещё кто? - Данкварт взял свой меч и встал.
В тот же момент он узнал первого из пришедших.
- Господин Блёдель?
Этцель посадил по правую сторону от себя Гунтера и Гизельхера, по левую - Гернота и Хагена, дальше расселись уже по-своему. Стол в зале был не один, и все ломились от еды.
Сам Этцель сидел отдельно, возвышаясь на своём кресле над центральным столом. Рядом с ним сидела Кримхильда; она выпустила наружу свои светлые косы и всё время улыбалась. Но щёки у неё горели и глаза блестели как в лихорадке; Хаген это заметил и, повертев головой, осмотрел весь зал.
- Выход здесь только один, - тихо сказал ему Фолькер.
- Одного вполне хватит, чтобы выносить трупы.
- Думаешь, здесь и начнётся?
- Чёрт его знает, Фолькер. Гуннов сегодня заметно больше, чем вчера.
- Зря Этцель не дал нам подраться на площади. В этих стенах будет не так удобно.
- Слушайте, забияки, - обернулся к ним обоим Гернот, - если завяжется распря, то не мы её начнём.
- Вы повторяете слова Гунтера, - сказал Хаген, - который всё не видит, что распря уже началась с самого нашего приезда.
- До первой настоящей битвы ничего не считается.
- Тогда почему мы здесь все вооружены?
Гернот резко выдохнул.
- Потому что теперь мы тебе верим… чёрт возьми.
Вербель, Швеммель и другие шпильманы вовсю наяривали что-то шумное и бьющее по мозгам. Кримхильда вдруг обратилась к Фолькеру:
- Не хочешь ли ты, доблестный скрипач, показать нам своё мастерство?
Её голос звучал возбуждённо и высоко.
- Простите, королева, не могу, - ответил шпильман. - На чужой земле мне совсем не играется. Но у вас будет шанс услышать от меня совершенно особенную мелодию, которую очень не любят мои враги.
Кримхильда на мгновение перестала улыбаться и зарделась пуще прежнего.
- О чём разговор? - спросил её Этцель, не всё разобравший в их речи.
- О пустяках, - она снова изобразила улыбку. - Это храбрый воин, который к тому же умеет на скрипке играть и сочинять песни. Я очень рада его здесь видеть.
- Надеюсь, он сложит что-нибудь и про нас, - Этцель хозяйски откинулся на спинку кресла, глядя на пирующих.
- Сложит, - Кримхильда злобно стрельнула глазами в Фолькера.
Двери медленно открылись, и няньки ввели Ортлиба. Этцель бросил удивлённый взгляд на Кримхильду, тут же просиял и забрал мальчика к себе, посадив на колени.
- Вот мой наследник, - гордо объявил он. - Тот, которого родила мне ваша сестра. Я думаю, что довольно ему быть под присмотром женщин. Буду рад отдать его на воспитание вам, тогда из него несомненно вырастет доблестный воин и король.
Хаген хмыкнул.
- Среди нас, король, нет ваших данников.
- Хаген, - предостерегающе бросил Гунтер.
Но Этцель, кажется, не понял, в чём дело, и сказал:
- Я не о дани, а об услуге.
- Вряд ли я когда-нибудь буду ему служить, - произнёс Хаген, бросив взгляд на гуннскую чету и вдруг задержавшись на лице Кримхильды. Её горящие глаза были чуть прищурены, в улыбке появилось что-то неприятное. Хаген сошёл с лица и посмотрел на Ортлиба почти с ужасом, потом вновь перевёл взгляд на Кримхильду.
- Сомневаюсь, что ему придётся носить гуннскую корону, и тем более чью-нибудь другую, - сказал Хаген, повысив голос. - Не доживёт он до этого.
Тут уже Этцель переменился в лице, глядя на Хагена с гневом и одновременно суеверным страхом; в далёком прошлом он верил, что у Хагена есть дар предвидения.
Гунтер наградил Хагена рассерженным взглядом, а Гернот произнёс:
- Будь добр, держи себя в рамках приличий.
- Я и не думал нарушать приличия, - нарочито громко заявил Хаген. - Я говорю то, что вижу - у него печать смерти на лице.
Мальчик испуганно прижался к отцу.
- Уведите моего сына, - распорядился Этцель.
- Нет, нет! Я хочу, чтобы он остался, - сказала Кримхильда. - Принесите ему стул.
Она умильно улыбнулась Этцелю:
- Ты же не веришь во всю эту чепуху?
- Он выглядит слишком хилым. За ним ещё уход и уход, - добавил Хаген.
- Вот и неправда, - возразила Кримхильда. - Моему сыну уже пора привыкать к мужским пирам. Садись, мой хороший, - она усадила Ортлиба за стол.
- Умеешь ты, Хаген, отпускать мрачные шутки. Но не хотел бы больше их слышать, - недовольно произнёс Этцель.
Кримхильда, снова сев на своё место, улыбнулась Хагену. Он стал бледнее обычного.
- Смотрите, королева, желаниям свойственно исполняться.
- И это прекрасно, - ответила она.
- Если вы ещё помните некоторые исполнившиеся желания.
Королева замерла, лицо исказилось страхом. Она сглотнула и отвернулась. Этцель, задумчиво смотрящий на сына, этого не заметил.
Хаген провёл рукой по лицу.
- Чёрт… Дьявол, - пробормотал он и оглушил кубок.
- В чём тут дело? - тихо спросил Фолькер.
- Всё пойдёт хуже, чем я думал, - ответил Хаген, с яростью взглянув на снова улыбающуюся Кримхильду. - Всё, Фолькер, кончились шуточки. Но откуда ждать подвоха…
Он ещё раз осмотрел весь зал.
- Я пытался оценить соотношение сил, - сказал Фолькер. - По-моему, здесь примерно поровну. Людей Дитриха и Рюдигера не считаем.
Хаген молчал, крутя в руке пустой кубок. Вид его был мрачнее мрачного. Кримхильда взволнованно дышала, в глазах мелькнуло злобное торжество.
- Не пойму, почему не явился Блёдель, - сказал ей Этцель, словно надеясь избавиться от мрачных мыслей.
- Он присматривает за порядком, как ты ему повелел, - беззаботным тоном ответила Кримхильда.
- Приветствую ещё раз. Что привело вас сюда? - Данкварт и несколько его людей вынудили Блёделя остановиться. - Весть какая или хотите присоединиться к нам?
- Ты, должно быть, Данкварт? - спросил Блёдель и, получив утвердительный ответ, сказал: - Весть для тебя такая, что ты и твои люди сейчас присоединятся к мертвецам.
Бургунды, стоявшие поблизости, потянулись за оружием.
- Это ещё почему? - с Данкварта слетел всякий хмель.
- Вы убили Зигфрида.
- А тебе-то какое дело до него?
- Не мне, а королеве Кримхильде.
- Так эти люди, - Данкварт махнул рукой на кнехтов, - ничего ей не сделали.
- Это неважно. Ты же, говорят, называешь себя братом Хагена? Так получай!
Блёдель взмахнул мечом, но Данкварт оказался быстрее. Голова гунна слетела с плеч, и Данкварт, вскочив на скамью, громко закричал:
- К оружию!
В то же самое время гунны появились со всех улиц, ведущих на площадь, и без разговоров начали убивать бургундов. Те из пирующих, что были в центре, не сразу поняли, что произошло, но скоро песни были заглушены криками и лязгом оружия. Кто успел, хватал своё копьё, топор, кто-то брался за вертел; некоторые отбивались даже скамьями, поднимая их по несколько человек и не давая врагу подойти к себе. В ход пошли и кубки, шмотья мяса; дрались и голыми руками, спихивали врагов в огонь, однако большинство кнехтов было быстро перебито напиравшими со всех сторон гуннами. Данкварт, отступая, прокричал всем собраться в центр; уцелевшие кнехты, многие с отнятым у врага оружием, заняли там круговую оборону и выдерживали натиск гуннов, пока тот не выдохся. Остаток бургундов дрался так яростно, не давая смять их, что в конце концов приведённый Блёделем отряд был уничтожен.
- Выстояли, - перевёл дух Данкварт, опуская меч.
Но тут рядом с ним что-то просвистело, стоявший рядом воин упал, и Данкварт, быстро развернувшись, увидел, как ещё несколько человек рухнули наземь.
- Дьявол! - Данкварт шарахнулся в сторону, и ещё стрела пролетела мимо него.
Бургунды бросились врассыпную. Навстречу им на площадь ворвалась новая толпа гуннов.
Пир в замке продолжался. Кримхильда всё больше волновалась. Она пару раз выходила из зала во двор, удостоверялась, что там стоит гуннская стража, но вокруг ничего не было заметно. Она возвращалась назад и думала, не обманул ли её Блёдель, и перед глазами начинал плыть туман. Пир казался ей уже бесконечно долгим.
Чувствуя, что её терпению скоро придёт конец, она подозвала сына и велела ему сесть рядом с ней. Этцель очень кстати отошёл к соседнему столу.
- Скажи мне, сынок, - наклонилась она к мальчику, - ты хочешь показать, какой ты смелый?
Ортлиб закивал.
- Тогда посмотри - видишь того дядьку с одним глазом? Он очень плохой, хуже никого на свете нет. Он твою маму обидел. Подойди к нему и дай ему со всей силы кулаком в нос, и все скажут, что ты самый храбрый мальчик в мире.
Ортлиб встал было, но тут же сказал с наивной назидательностью:
- Но, мама, так же нельзя себя вести! Это невежливо.
- Я тебе разрешаю. Давай же, порадуй маму. Я буду любить тебя сильно-сильно, обещаю. Ну? - она подбадривающее улыбнулась ему.
Мальчик подался вперёд, но, встретив взгляд Хагена, отступил к матери.
- Неужели ты боишься? - спросила Кримхильда осуждающим тоном.
Вид у Хагена был такой, что действительно мог напугать.
- Ты не слушаешься меня? Иди и ударь плохого дядьку! - начала сердиться Кримхильда.
- Я не хочу, - пролепетал Ортлиб.
- Ты хочешь огорчить меня?
- Нет! - мальчик прижался к ней.
- О чём тут разговор? - Этцель вернулся на своё место.
- Капризничает он с непривычки, - Кримхильда вернула Ортлиба за стол. - Но пусть потерпит, не маленький.
С приходом новых гуннских сил битва на площади превратилась в избиение. Бургундов убивали, едва они поднимали оружие; кто сумел продержаться какое-то время, уничтожался подоспевшими врагами. Собраться снова больше не было возможности, да скоро уже и некому, так что большинство гибли поодиночке.
Данкварт, отразив натиск нескольких гуннов, видел, как добивают последних его товарищей. Он бросил отчаянный взгляд в сторону замка.
- А ну прочь с дороги! - рявкнул он не своим голосом, бросаясь в ту улицу, что вела к замку.
Его не стали догонять, но на улице тоже стояли гунны. Данкварт сразил стоящих перед ним, других просто отшвырнул и пробежал мимо; вдогонку просвистела стрела, ударила о шлем, Данкварт шатнулся к стене, но продолжил бежать. Сознание, что он должен любой ценой добраться до ничего не знающих господ, точно придало ему сил. Он слышал, что теперь его пытаются догнать, и пронёсся по улице как бешеный, не дав даже вступить с ним в схватку; силой заставил себя не упасть на месте, увидев, что ещё надо обежать замок; смёл в ярости ещё нескольких гуннов, пытавшихся остановить его, с трудом отбился от тех, кто всё-таки нагнал его и, не обращая внимания на прочих спешащих к нему, наконец добрался до двора, где был вход в пиршественный зал. Несколько слуг несли туда блюда.
- Прочь! - Данкварт посшибал их с ног и ворвался на лестницу.
Гуннские стражники сбежали вниз и преградили ему путь.
Ортлиб встал из-за стола, подошёл к матери и прижался к ней.
- Что ты ласкаешься ко мне, как девчонка, - тихо и недовольно бросила ему Кримхильда. - Ты так и не хочешь показать мне свою смелость?
Мальчик поднял на неё жалобный взгляд. Она отвернулась от него.
Хаген тем временем напряжённо выпрямился на своём месте.
- Что такое? - спросил Гернот.
- Там за дверью что-то творится.
- Ничего не слышу.
Рядом с Гернотом, впрочем, стоял Вербель со скрипкой.
- Ты слышишь? - спросил Хаген Фолькера.
- Вроде есть. Шум какой-то.
Глаза всех сидящих поблизости обратились на Хагена, подавшегося вперёд и тревожно смотрящего на двери. Кримхильда тоже обратила на него внимание и разрумянилась ещё сильнее, застыв на своём месте.
- Там голос… Данкварт! - Хаген резко поднялся, рука скользнула к мечу.
- Что случилось? - спросил недоумевающий Этцель.
Шпильманы перестали играть. Тут же все расслышали вопль и звон оружия; двери распахнулись, и в зал ворвался Данкварт, задыхающийся, весь забрызганный кровью и сжимающий окровавленный меч.
9.
- Хаген! Слышишь меня? - Данкварт, тяжело дыша, выронил меч и быстро запер двери, рывком опустив тяжёлый засов. - Наши кнехты перебиты! Все! - он будто швырнул в зал эти слова, заставив всех обернуться на него.
По центральному и соседним столам прокатился короткий возглас, сменившийся полной тишиной. Нарушил её только ледяной голос Хагена:
- Кто это сделал?
Данкварт едва отдышался и поднял меч, потрясая им в сторону стола.
- Блёдель во главе толпы гуннов напал на нас там, на площади. Мы защищались… Я сам снёс Блёделю голову…
Кримхильда невольно ахнула. Этцель сидел с ошеломлённым видом, как и Гунтер. Гернот быстро подвязывал шлем.
- Мы были в западне, - Данкварт дышал спокойнее и говорил ясней и уверенней. - Они всё шли и шли, пока не перебили всех наших людей. Я сам еле пробрался сюда…
- Чья на тебе кровь? Ты ранен? - быстро спросил его Хаген.
- Вражеская. Меня почти не зацепили. А наши кнехты… Все погибли, все три тысячи человек! - зарычал Данкварт нечеловеческим голосом и казалось, даже эхо отозвалось от стен.
Сидящие за столами бургунды напряглись, как готовые сорваться с места. Гунны тоже были настороже. Гунтер молчал, слегка мотая головой с таким видом, словно не мог поверить в случившееся. Висевшая в зале тишина стала гнетущей.
- Всё ясно, - с неестественным, страшным спокойствием сказал Хаген. - Оставайся у двери, а я пока расспрошу кое о чём наших ласковых хозяев.
Он встал на скамью и ступил одной ногой на стол, обернувшись к Этцелю и Кримхильде. Глаз его горел яростью. Кримхильда больше не улыбалась, только учащённо дышала, сильно подавшись вперёд и не отрывая от Хагена остановившегося, без всякого выражения, взгляда. Ортлиб пытался сесть ей на колени, но она спустила его.
- Ждём объяснений, - сказал спокойно Хаген и повысил голос: - Почему наши люди были перебиты? Кто велел напасть на них?
- Это какое-то недоразумение…, - обрёл дар речи Этцель.
- Я забыл, что не король здесь всё решает, - насмешливо произнёс Хаген и бросил взгляд на Кримхильду.
Ортлиб в страхе шарахнулся в сторону, но Кримхильда, крепко держа его за подмышки, оставила его стоять прямо перед ней. Глаз Хагена сузился.
- Хорошее вино приготовила нам хозяйка, да дорого за него берёт. Мы пьём сегодня в честь Зигфрида, не так ли? Так начнём пировать по-настоящему!
Он вскочил на стол, метнулся к королевской чете, мимоходом поскидав посуду, его меч просвистел прямо над высокими креслами; Кримхильда вскрикнула, и только немногие смогли разглядеть, как произошло, что слетела голова Ортлиба. Этцель в тот же момент пригнулся вбок и перекатился через подлокотоник, быстро исчезнув за своим троном; Кримхильда на миг куда-то пропала, и прежде чем присутствующие осознали, что случилось, она выпрямилась между столами, громко и с надрывом, почти с пафосом, возглашая:
- Вы видели? Он убил моего сына!! Убил моего сына!!!
Все повскакали с мест - сначала в центре, затем и дальше. Несколько гуннов поспешили прикрыть отходящего в сторону Этцеля. Хаген, стряхнув с себя мгновенное оцепенение, спрыгнул со стола и отсёк руку подвернувшемуся Вербелю:
- Это тебе за твоё враньё в Вормсе!
Этцель из-за спин своих воинов громко взывал:
- К оружию! Убивайте их!
Гунны выхватили мечи; то же самое сделали бургунды - казалось, обе стороны только ждали команды. Немедленно завязалась битва. Дитрих и Рюдигер велели своим воинам отойти к стенам, прикрыться щитами и не вмешиваться.
В дверь кто-то настойчиво пытался прорваться.
- Молчать там, за дверью, - Данкварт ударил по ней ногой. Толчки снаружи прекратились. Тут к нему устремились несколько гуннских воинов из-за ближайшего стола.
- Вас только не хватало, - Данкварт поднял меч.
Хаген заметил, что творится у дверей, и крикнул Фолькеру, рубящемуся поблизости:
- Фолькер! Помоги Данкварту!
Шпильман быстро проложил себе мечом дорогу к двери, сразил здесь нескольких гуннов и встал рядом с Данквартом.
- Я от Хагена, - бросил он и крикнул громко, чтобы перекрыть шум битвы:
- Друг Хаген, дверь заперта! Никто не проскользнёт!
Хаген услышал. Он закинул щит за спину - жест человека, которому теперь безразлична собственная жизнь - и бросился на гуннов с такой отчаянной яростью, будто искал себе гибели. Но выходило наоборот - к нему невозможно было подойти. Убитые и раненые так и падали под его мечом, руки и головы только успевали отлетать, и так, кося врагов, он прошёлся почти по всему залу.
Кримхильда, отбежавшая к дальней стене, смотрела на происходящее, и её первоначальное лихорадочное возбуждение напрочь испарилось. Ей никогда не приходилось видеть настоящую битву, только потешные бои, и тем более она не видела Хагена в сражении. Теперь, когда всё это вживую, а не в воображении, предстало прямо перед её глазами, её охватил такой животный ужас, какого она никогда в жизни не испытывала. Она хотела закричать, но крик застрял в горле. Кримхильду сильно замутило, голова закружилась, и она не заметила, как сползла по стене, грудой осев на полу.
- Он убьёт меня…, - пролепетала она, не в силах оторвать оцепенелого взгляда от страшного зрелища. - Он убьёт меня…
Битва продолжалась; если поначалу гуннов и бургундов было приблизительно поровну, то теперь гуннов стало заметно меньше. Столы, кроме самых крайних, были опрокинуты, воины рубились между ними. Гунтер, Гернот и Гизельхер были среди сражающихся, тогда как Этцеля было не видать. Любой гунн, бросившийся к двери, находил свою смерть от руки Фолькера или Данкварта. Хаген свирепствовал уже не в центре зала, а ближе к его левой стене, и Кримхильду накрыла новая волна ужаса.
Она затравленно оглянулась и бросилась под стол, трясясь и всхлипывая. Сначала она закрыла уши руками, но так показалось ещё страшней, и она спрятала в руки лицо. Тем временем кто-то прошёл вдоль стола и встал рядом. Кримхильда, скрючившись от страха, услышала голос:
- Что мы можем сделать? Нам самих бы тут не покрошили заодно.
- Дитрих! - простонала Кримхильда.
- Королева? - Дитрих и его оруженосец Хильдебранд с удивлением смотрели, как она неуклюже выбирается из-под стола.
- Дитрих! - Кримхильда бросилась ему на грудь. - Спаси меня!
Лицо Дитриха приобрело жёсткое выражение.
- Чем обязан? - он почти оттолкнул её.
- Герой… Славный Дитрих… Спаси меня отсюда. Хаген убьёт меня, - она в рыданиях снова рухнула на него.
- Мне самого себя бы здесь спасти, - холодно ответил Дитрих.
- Ты сможешь… молю тебя…, - цеплялась она за него дрожащими руками, - или мне не выйти живой…
- Раньше об этом надо было думать, королева.
- Уууууу...., - издала она протяжный стон и сползла к его ногам.
- Дитрих! - возник откуда-то накрывшийся треснувшим щитом Этцель с ошалело вытаращенными глазами. - Выведи меня отсюда. Нам теперь спасенья нет от них. Он и меня убьёт. Сделай что-нибудь!
- Спаси короля … и меня…, - пробормотала Кримхильда.
Дитрих обвёл зал мрачным взглядом. Становилось ясно, кто возьмёт верх.
- Что ж, попробую, - произнёс Дитрих, отцепив руки Кримхильды, которая тут же встала и схватилась за Этцеля.
Дитрих вскочил на стол и, размахивая рукой, стал громко звать Гунтера.
- Смотрите! Что ему надо? - Гунтер получил возможность опустить меч, тогда как перед ним бились его братья. - Только бы и он в драку не полез. Остановите бой!
Бургунды не сразу решились исполнить приказ, опасаясь сразу же стать удобной мишенью для гуннов, но и Этцель со своей стороны велел остановиться. Один за другим все опустили оружие.
Гунтер выступил из-за спин своих братьев и вышел вперёд, почти поравнявшись с Хагеном.
- Что случилось, Дитрих? - прокричал Гунтер. - Если мы случайно задели кого-то из твоих людей, то готовы дать любое возмещение. Вы нам не враги.
- Вы не причинили мне и моим людям никакого ущерба, - ответил Дитрих. - Но ваша вражда с гуннами меня не касается. Я прошу дать мне вывести отсюда моих воинов.
Гунтер краем глаза заметил, как Хаген кивнул.
- Мы вас выпустим. Пусть здесь останутся только наши враги.
- Я вам не враг, - подал голос с другого конца Рюдигер. - Позвольте и бехларенцам удалиться.
- Вас, друзья, мы только рады отпустить с миром, - сказал Гизельхер.
- Откройте двери, - повелел Гунтер.
- Мы бы рады, но с той стороны кто-то ломится, - отозвался Фолькер.
Этцель решился немного приблизиться к выходу.
- Кто там у дверей? Разойтись! - рявкнул он не терпящим возражений голосом.
Фолькер и Данкварт прислушались, затем осторожно открыли двери. За ними стояли растерянные гунны, которым Этцель злобно махнул рукой, и они удалились. Первыми вышли бехларенцы. Затем Дитрих, обхватив одной рукой Этцеля, другой - трясущуюся Кримхильду, повёл их из зала во главе своих людей.
Хаген сделал непроизвольное движение вперёд, но Гунтер преградил ему путь мечом и бросил:
- Стоять.
Хаген вспыхнул, хотел что-то сказать, но отступил. Единственный глаз с обречённостью смотрел, как из зала уходит зачинщица резни и главный их враг.
- Сестру тронуть не позволю, - сказал Гунтер для пущей убедительности.
- Конечно, мой король. Это благородно, - равнодушно ответил Хаген.
Когда зал покинул последний готский воин, Фолькер и Данкварт вновь закрыли двери.
- Теперь закончим, - поднял меч Хаген.
Скоро в зале не осталось ни одного живого гунна. Фолькер с несколькими воинами вышли на лестницу, чтобы удостоверить свою победу.
Гунны толпились во дворе, и среди них при виде бургундов прокатился горестный вопль.
- Это какой-то ужас, - повторял Этцель, стоя всё ещё с ошалелым видом. Кримхильда дрожала, опершись на него. - Как только я остался цел. Вот это попировали!
- Король, послушайте, - говорил ему Дитрих. - Пока ещё в ваших силах остановить вражду.
- После такого я не пойду с ними на примирение.
- Жертв с обеих сторон уже достаточно. Зачем им здесь готовили западню? Почему Блёдель напал на их людей?
- Не всё ли равно! - вскричала Кримхильда. - То были всего лишь кнехты, а эти звери сына моего убили! Вы видели? Хаген убил моего ребёнка!!! Ни в чём не повинного…
- Хватит, Кримхильда! - сказал Дитрих с едва сдерживаемым гневом. - Хоть об этом бы ты молчала. Я хорошо видел, что произошло. Ты его сама под меч Хагена толкнула! Щитом его перед собой выставила! Теперь будешь изображать великое горе?
- Как ты смеешь! Я несчастная женщина! - выпалила она, и возглас получился сварливо-требовательным. - Я женщина и мать, а он не имел права!
- О чём он? - обернулся Этцель к жене.
Кримхильда вновь залилась слезами.
- Не слушай его. Хаген убил нашего сына, а он…
- Ты же того и добивалась? - вполголоса произнёс Дитрих. - На что ты способна ради твоей злобы? Изображай скорбящую мать перед кем-нибудь другим.
- В чём я виновата? Сам Господь, возлюбив мир, не пожалел сына своего единородного, - пробормотала Кримхильда с разъехавшимся взглядом. - Он предал его ради нас, и его кровью мы благословляемся… Так что я сделала?
- Ты обезумела? - Дитрих отступил от неё.
- Любовь всё прощает…, - королева сглотнула и, взяв себя в руки, обратилась к Этцелю. - Ты видишь теперь, какие они нелюди? Какое может быть примирение?
Этцель с подозрением переводил взгляд с жены на Дитриха и обратно.
- Чем ты так зол на мою жену, Дитрих?
- Король, если то, что я спас жизнь вам обоим, что-нибудь значит для вас…
- Не смей ставить мне условия, - рассердился Этцель. - Ты хоть и король, но безземельный и мне не ровня. Награду просить можешь, но не выдвигать требования.
Дитрих выдохнул с нескрываемой досадой.
- Тогда я даю вам совет остановиться, пока не поздно. Не бургунды на вас, а вы на них напали…
- Это неважно после наших потерь, и Блёдель погиб… Они и брата мне убили!
- Если продолжите, то и вовсе жертв не оберётесь. Это безумие…
- Мы продолжим, - Кримхильда злобно сверкнула в Дитриха глазами. - У нас достаточно сил, чтобы заставить их расплатиться за моё великое горе. Кнехты мертвы, знатных была тысяча, теперь должно быть меньше, а нас много! Мы же не отступим перед горсткой людей? - обратилась она уже к мужу.
Этцель оглянулся на толпу.
- Не отступим.
- Если такова ваша воля, - сказал мрачно Дитрих, - то я вам не помощник. Простите, король, это не моя война. Уходим, - бросил он своим воинам.
Кримхильда заметила, что бехларенцы тоже поворачивают прочь, и бросилась к Рюдигеру.
- Рюдигер! - она схватила его за край плаща. - Ты же не оставишь нас?
Маркграф посмотрел на неё печальным взглядом, в котором угадывалась даже неприязнь.
- Я не для того приводил сюда бургундов, чтобы их тут убивали, - произнёс он срывающимся голосом и отвернулся.
- Ты не видел, что сделал Хаген? Моего сына… ребёнка…
- Я слишком хорошо всё видел, - вполголоса ответил Рюдигер, отбирая плащ из её руки.
- Ты всегда был нам верен. Вспомни, как…, - сменила тему Кримхильда, но тут Дитрих, опасаясь, что она заболтает Рюдигера, взял его за руку, и они быстро пошли прочь.
- Обойдусь и без вас, предатели, - прошипела вслед Кримхильда и, развернувшись к Этцелю, уверенно заявила: - Видишь теперь, сколько вреда от моих родичей и их воинов? Чего они заслужили?
- Они все останутся здесь! - прорычал Этцель.
- Так почему мы на них не нападаем? У нас ещё много людей!
- Дождёмся подкрепления. Я хочу, чтобы с ними было покончено быстро и без больших потерь с нашей стороны. Разослать весть по окрестным городам, - повелел он. - Пусть все воины, что находятся там, немедленно спешат в Этцельбург.
- И открыть сокровищницу, - отдала свой приказ Кримхильда. - Каждый, кто готов убивать бургундов, пусть получит золото и серебро! Тот, кто убьёт Хагена, получит потом особую награду от меня.
Она гордо подняла голову.
- Я сама буду раздавать золото! Кто хочет принять его из моих рук?
В толпе гуннов началось движение. Кримхильда довольно улыбнулась.
- Идёмте же, - развернулась она, и при этом её взгляд случайно упал на кровавое пятно у неё на платье.
Кримхильда вскрикнула и невольно отскочила назад. Это была кровь её сына.
- Только сначала я переоденусь, - выдавила она, позеленев, как от дурноты.
***
- Можете пока снять шлемы, - сказал Хаген, сам снимая свой. - Остынем немного. На тех столах осталось чем освежиться.
Он окинул взглядом зал, точно оценивая, сколько человек осталось.
- Да нас большинство уцелело…
- Да, тех, кто был здесь, - Данкварт, навалившись на стол, допивал из чьего-то кубка.
Глаз Хагена мрачно сверкнул.
- Три тысячи человек одним махом…. Дьявол, мы тут ели и пили, когда их убивали! -
он толкнул один из перевёрнутых столов.
- Что нам теперь делать? - Гунтер, не решаясь сесть, как его братья, на трупы врагов, неудобно сидел на краю изрубленной скамьи.
- По-моему, всё ясно, - сказал Гизельхер. - Они всё равно нас числом задавят, а до того мы будем защищаться.
- Есть ли ещё возможность как-то договориться? - произнёс Гернот. - Потери с обеих сторон значительные, можно считать, что все получили возмещение.
- Не выйдет, - отозвался Хаген. - Даже если Этцель вдруг захочет, Кримхильда ему не позволит.
Гернот призадумался.
- Знаешь, Хаген… Лишний претендент на бургундский трон нам, конечно, не нужен, но… не перестарался ли ты с наследником?
- Не получилось отказать даме, - мрачно и злобно бросил Хаген.
- Ты, Гернот, должно быть, не видел всё так, как я, - сказал Гизельхер, хмуро глядя в пол. - После такого надеяться на милость сестры к нам просто глупо. Если она сыном пожертвовала, то что ей мы. Не будем больше обманывать себя. Это конец.
- Тебе, Гизельхер, как раз есть смысл надеяться, - Хаген подошёл к нему.
Гизельхер встал, удивлённый неожиданной фамильярностью Хагена.
- Почему? Ты сам говорил…
- Ты её младший брат, и мне кажется, тебя она всё ещё любит. Возможно, она захотела бы сохранить тебе жизнь. Обратись к ней…
- Что?
- Тебя невеста ждёт, Гизельхер.
- О чём ты говоришь! - Гизельхер вспыхнул. - Вот для чего ты подбивал меня на эту помолвку?! Знал, что мы не вернёмся, а для меня отступление готовил? Да никогда!
- Ты единственный, у кого есть шанс вырваться отсюда, - Хаген положил ему руку на плечо, но Гизельхер гневно стряхнул её.
- Я не буду спасать свою жизнь, оставив братьев и верных людей погибать. Ты сам всегда говорил мне, что своих в беде бросать нельзя. Если нам суждено умереть, то и умрём вместе, как жили!
Поблизости раздались одобрительные возгласы. Гизельхер внезапно обнял Хагена; тот прижал его к груди, после чего мягко отстранил.
- Вот что, - сказал Хаген. - Все перевели дух? Давайте уберём с середины эти столы. Они нам будут мешать. Крайние, на которых ещё что-то стоит, не переворачивайте.
- Ещё не мешало бы убрать отсюда гуннские трупы, - осмотрелся Гизельхер. - Слишком много их у нас под ногами.
- Разумная речь, Гизельхер, - Хаген впервые за долгое время смотрел на него одобрительно. - Выносим мёртвых.
- А наших? - спросил Гернот.
- Наших? - Хаген выглянул за дверь и покачал головой. - Там одни гунны. Они могут надругаться над убитыми. Сложим к стене, может, потом, когда всё кончится, готы или бехларенцы позаботятся о них.
Так и было сделано. Одни раздвинули столы и стали выносить наружу убитых гуннов, другие сложили рядами своих. Хаген смотрел, кто из бургундов погиб, печальным, но спокойным взглядом.
Некоторые воины перевязывали друг другу раны, отрывая для этого клочки от собственных одежд. Те, кто был тяжело ранен, но оставался в сознании, просили товарищей добить их.
- Гунтер! - Хаген решительно шагнул к королю.
Тот вздрогнул от его возгласа - так Хаген к нему ещё не обращался.
- Отойдём в сторону на пару слов.
- Надеюсь, Хаген, ты не собираешься упрекать меня за сестру, - сказал Гунтер, усевшись на перевёрнутое королевское кресло и глядя перед собой потерянным взглядом. - Я не мог по-другому, ты должен это понять.
- Разумеется, - спокойно произнёс Хаген, встав рядом. - Я о другом. Мы славно сразились и сохранили достойные силы, позиция у нас не то чтоб блестящая, - он ещё раз осмотрел зал, - но и не худшая. Здесь можно держать оборону, насколько нас хватит, и расплатиться за свою жизнь так, что гунны в этой распре надорвутся. Я буду брать удар на себя, вы же, мой король, - перешёл он на прежний учтивый тон, - не выдавайтесь вперёд, пока есть возможность.
- Почему? - развернулся Гунтер.
Хаген наградил его столь красноречивым взглядом, что Гунтер со вздохом опустил голову.
- Конечно, даже спрашивать глупо, - тоскливо сказал он. - Я совсем не тот боец, что был когда-то. Надо было всегда ходить на войну с вами… Теперь если я остался невредим, то лишь потому, что всегда кто-то был рядом… А зачем?
- Вы же король.
- Разве теперь это имеет значение? - Гунтер нервно засмеялся, стукнул себя по лбу и вдруг с отчаянием выкрикнул: - Дурак! Какой же я дурак!
- Потише, остальные услышат, - сказал Хаген с таким спокойствием, от которого смятение Гунтера только усилилось.
- Да и пусть.., - Гунтер замотал головой. - Ведь так оно и есть. Я погубил своих людей и себя заодно. Ты же меня предупреждал… О Господи…
Он поднял на Хагена обречённый и в то же время вопрошающий взгляд. Хаген смотрел на него почти так же, как некогда в Васкенштайне, и Гунтеру стало совсем не по себе.
- Это было не только ваше решение, - напомнил ему Хаген.
- Всё равно. В таком вопросе, как приглашение сестры, моё мнение могло бы перевесить все остальные. Но что я наделал!
- Если на то пошло, то всё началось гораздо раньше, - устало заметил Хаген.
- Конечно, я и раньше ошибался, но чтобы так… Хаген… Ты же всё предвидел, да?
- Для этого не нужно было быть провидцем.
- Почему мы не прислушались к тебе?
- Кажется, у вас были ко мне какие-то претензии, - сказал Хаген самым невозмутимым тоном.
Гунтер чуть не подскочил.
- Ты решил убить меня стыдом?!
- Нет. Хочу сказать, что в случае чего можете считать себя свободным от любых обязательств передо мной. Остальное я высказал, - Хаген развернулся и шагнул было прочь.
Гунтер схватил его за локоть, заставив вновь повернуться к себе.
- Подожди, - повысил голос Гунтер. - Ты сам понял, что сейчас сказал?
- Вполне.
- За кого ты меня держишь? - Гунтер всерьёз рассердился. - У тебя нет такого права - освобождать меня от каких-либо обязательств. И вообще…
Хаген бесстрастно смотрел на него, чуть приподняв бровь, и Гунтер, не понимая, к чему Хаген завёл такой разговор, чувствовал, что сейчас сорвётся.
- Ты не посмеешь… я не посмею разорвать наш договор. Хватит тебе брать всё на себя. Я здесь ещё король!
Хаген промолчал, тогда как Гунтеру от волнения в голову полезло всё что только можно. Он сжал руками виски.
- Хаген, как ты можешь… Я жизнью тебе обязан. Ты столько раз выручал нас…
- Думаю, сейчас не лучшее время выяснять, кто кому чем обязан, - Хаген вновь попытался уйти, но Гунтер опять удержал его.
- Постой. Хаген, я должен знать, что ты не держишь на меня зла.
Хаген удивился.
- За что?
- За всё, - через силу произнёс Гунтер.
Хаген покровительственно положил ему обе руки на плечи.
- Какая может быть об этом речь, когда у нас здесь общая судьба, - сказал он приглушённо.
Гунтер похолодел до мурашек.
- Да… Теперь я понимаю, - пробормотал он, глядя на Хагена, как мальчишка на старшего родственника, - она всегда у нас была общая, но я часто уходил от неё, а тебе доставалась бОльшая часть. Ещё с тех пор, когда тебя отдали гуннам вместо меня…
- Что теперь вспоминать, - оборвал его Хаген, нагнувшись к нему и сжав его плечи. - Будем теперь держаться, сколько сможем.
Он оставил Гунтера и быстро удалился, и король тоскливо смотрел ему вслед, после чего опустил голову на руки.
Хаген прошёл через зал, мимоходом трогая ободряющим жестом кого за руку, кого за плечо.
- Вот, уже посвободней стало! - удовлетворённо сказал он. - Что там снаружи?
- Фолькер перед гуннами паясничает, - ответил Гернот. - Запретить ему?
- Пусть, - усмехнулся Хаген. - Теперь это в самый раз.
Бургунды выносили трупы и спускали их по лестнице. Собравшиеся гунны подняли вопль; кто-то стал выпускать стрелы, но тогда бургунды быстро исчезали внутри, зато один раз стрела угодила в гунна, подошедшего слишком близко. Этцель запретил своим людям стрелять и только мрачно смотрел на происходящее.
Фолькер, стоя снаружи, подначивал врага.
- Чем так вопить, лучше бы уносили отсюда своё трупьё, - громко говорил он. - Вам же легче будет атаковать. Или вы больше нападать не собираетесь? Ах да, вы же только издалека храбрые!
Этцель свирепо вращал глазами, но всё же велел гуннам не поддаваться на насмешки и не бросаться в бой. Вынесенных убитых делалось всё больше, и то были знатные люди королевства.
- Что, не ждали такой отпор встретить? - продолжал Фолькер. - Думали всех как баранов перерезать? То-то я смотрю, как быстро ваша храбрость выдохлась, стоило только схлопотать в ответ. Ясно, кто на самом деле стадо баранов!
Кто-то из гуннов не утерпел и бросил в Фолькера копьё. Шпильман пригнулся и перехватил его.
- Научись сначала копьё метать, олух, - Фолькер отправил свой трофей прямо в толпу , которая тут же шарахнулась во все стороны. Копьё с силой вонзилось в землю.
- Всем отойти, - распорядился Этцель.
Толпа отступила.
- Так кто был такой смелый? Пусть подойдёт поближе! - язвил Фолькер. Он заметил, как во дворе снова появилась Кримхильда, и повысил голос: - Давайте же, храбрые воины! Мы же всего лишь обычные люди. У нас нет ни роговой кожи, ни волшебных плащей. Нас так легко убить! А над вами благодать почивает, Зигфрид над вами простирает райские крылышки. Чего ж вы боитесь? Вперёд, за вами непобедимый Зигфрид, ура!
Кримхильда расслышала всё и стиснула зубы.
- Ай-ай-ай, так нельзя, - продолжил насмехаться Фолькер. - Уже и золото кое-кто получил, а всё не торопится положить свою жизнь за светлого героя. Чужой он вам, что ли? Он же властелин мира. Он везде. Славься вовеки, славься, Зойфриц - свету и солнцу нету границ! На все границы можешь плевать - лезь куда хочешь, лишь бы…
- Спасать, - нарочитым грубым голосом перекрыл его вышедший Хаген, и позади них раздался хохот.
- Почему мы не нападаем? - простонала Кримхильда.
- В ближнем бою они сильнее нас, а от стрел прячутся внутри, - произнёс Этцель, сам еле сдерживающий ярость. - Мы и так многих потеряли, я не хочу, чтобы весь цвет нашего королевства был выбит.
- Но это же невозможно! - Кримхильда подкатила глаза. - Сколько ещё их терпеть?
- Посторонись-ка, Фолькер, - сказал Хаген, - сейчас я буду отбивать у тебя хлеб.
- Что-что будешь делать? - шпильман отошёл назад.
- Паясничать, - Хаген поставил перед собой щит, опёрся на него скрещёнными руками и заговорил громким голосом: - Конечно, Этцелю Зигфрид не чужой, верно же, Этцель? Он был мужем твоей жены до тебя, ты просто обязан был пойти ради него на всё. Например, в западню нас пригласить. Ведь более близкого родства, чем у тебя с ним, не придумаешь.
- Сделай же что-нибудь, - Кримхильда бессильно привалилась к мужу.
Хаген зло улыбнулся.
- Неудивительно, что гуннские воины не спешат в бой. Откуда им быть храбрыми, когда их король позорно сбежал, оставив своих погибать. Дурной пример подаёшь, Этцель!
Правитель гуннов не выдержал, оттолкнул Кримхильду и прорычал:
- Оружие и доспехи мне!
- Ты что! - Кримхильда схватила его за руку.
- Не смущай своих холопов, Этцель, - презрительно сказал Хаген. - Они же, бедные, не знают теперь, что им делать. Да, не зря я вовремя сбежал от тебя и твоей нелепой страны!
Этцель схватил поднесённый ему меч.
- Стой! Куда ты, старый дурень! - Кримхильда в ужасе обхватила его.
- Я ему укорочу его наглый язык! - Этцель вырвался, но она снова вцепилась в него.
- Он тебя убьёт! - выкрикнула Кримхильда. - Он нарочно тебя подзадоривает, чтобы ты с ним сразился, но какой ты ему противник теперь!
- Я ему не позволю…, - уже спокойней начал было Этцель.
Кримхильда быстро прервала его:
- У тебя уже силы не те, а он… ты сам видел, как он свиреп в бою, - её лицо исказилось ужасом, голос задрожал. - Он хочет сразиться с тобой, чтобы убить, его не остановит то, что ты король, а что тогда я делать буду!!!
Последние слова она выпалила в таком возбуждении, что получилось пискляво и взвинченно. Этцель стоял на месте, как оглушённый.
- Побереги себя, - перевела дух Кримхильда. - Ты король, твоя жизнь слишком ценна… Здесь есть кому постоять за нас…
- Какая у тебя заботливая супруга, - снова раздался голос Хагена. - Как она печётся о тебе и особенно о твоём королевстве. Просто неслыханная преданность.
Кримхильда побагровела.
- Помнишь, Этцель, - сказал Хаген нахальным тоном, - как ты однажды на пиру потребовал от меня предсказания, и я ответил, что ты меня переживёшь? Знай же, что я не договорил до конца: что ты этому не рад будешь. Проживёшь три вороньих века и будешь биться головой об стену и локти кусать из-за собственной глупости. Проверим, прав я или нет?
- Нет, нет, - Кримхильда поспешно схватилась за Этцеля, вновь шагнувшего было вперёд. - Не оставляй меня…
Она быстро обошла его и громко воскликнула:
- Тому, кто убьёт Хагена, я дам не только золото, но и земли с замками!
Толпа несколько притихла.
- Давай, Кримхильда, разбрасывайся мужниным добром, - съязвил Хаген.
- Вы не слышали? - повысила голос Кримхильда. - Кто убьёт его, станет самым могущественным человеком после короля!
Из гуннов никто не пошевелился. В это время во дворе появились какие-то новые люди. Толпа вновь загудела, и Этцелю доложили о прибытии Иринга Тюрингского.
- Слава Богу! - выдохнула Кримхильда и обратилась к Этцелю: - Вот кто сразится за нас.
- Тюринги, - Хаген отступил к своим. - Ребята серьёзные. Если их натравят на нас, то нужна достойная встреча.
Он скрылся в зале.
Иринга проводили к Этцелю для приветствия, быстро объяснили ему, что произошло; он слушал с нескрываемым удивлением, повторял «ну ничего себе» и присвистывал, осматривая обстановку.
- Наконец-то мы дождались тебя, Иринг, - сказала Кримхильда. - Отойдём, мне нужно поговорить с тобой…
Она увидела, что Хаген исчез, и обратилась к Этцелю:
- Надеюсь, ты не позволишь себе никаких безумств, дорогой. Наши заступники уже здесь!
Она поспешила вместе с Ирингом в сторону от общего скопления.
- Ну и дела здесь творятся, хочу сказать, - заговорил по дороге Иринг. - Я вам новых воинов привёл, а тут впору назад поворачивать.
- Опомнись, Иринг, что ты такое несёшь, - Кримхильда остановилась и улыбнулась ему. - Я так тебя ждала… Даже приветствовать тебя как положено не вышло…
Она быстро поцеловала его, и тут он схватил её за талию. Кримхильда вскрикнула и отшатнулась.
- Нахал! С ума сошёл?
- Я тоже долго ждал, - развязно улыбнулся Иринг. - Так что вы мне хотели сказать, моя королева?
Кримхильда нервно сглотнула и на всякий случай отступила ещё на шаг.
- На тебя вся моя надежда, - она просяще посмотрела на Иринга. - Там Хаген… ты успел его увидеть? Того, с одним глазом, больше похожего на нечистого альба, чем на человека?
- Да, и что?
- Принеси мне его голову, прошу тебя. Ради меня.
Иринг удивлённо уставился на неё.
- Ха! А зачем он вам?
- Не надо лишних вопросов, Иринг…
- Хотелось бы знать, чего ради я полезу рисковать собственной шкурой.
Кримхильду передёрнуло. Наглость Иринга, которая всегда ей нравилась, теперь её сильно покоробила.
- Ты разве не знаешь, что он мне сделал? Моё великое горе…
- Э-э нет, за мертвеца я убиваться не буду, - обрубил Иринг.
- А за меня? - повысила голос Кримхильда, вся покраснев. - Он заставил меня страдать, как не страдал никто на свете. Разве тебе это всё равно?
Иринг задумался, затем нехорошо усмехнулся.
- Вот оно что. А я-то удивился, чей это великий ум догадался затеять распрю с бургундами прямо у себя дома… Вот весело теперь здесь будет! Они дорого за себя возьмут, и если так дальше продолжится, то и служить вам смысла не станет.
- Иринг! - отчаянно воскликнула Кримхильда. - Всё пошло бы гораздо легче, если бы ты с самого начала был здесь. Я так ждала тебя…
- Для чего ждала? - хищно прищурился он.
- Ты всегда был мне верен. Ты все свои победы посвящал мне. Вспомни, как я была к тебе милостива…
- Помню, как же, - оскалился Иринг. - Цена-то всем милостям…. Думала, я настолько потеряю от них голову, что теперь можно со мной что угодно делать? Будь так добр, Иринг, принеси ей голову Хагена на блюде, получишь за это улыбку и поцелуй! Ха!
- Как ты смеешь так разговаривать с королевой! - разгневалась Кримхильда.
- Да какая ни есть королева, - Иринг шагнул к ней, и она невольно отступила. - Вся твоя благосклонность… Только о нём думаешь, да? Так я за твоего покойного муженька гробиться не стану. Если же хочешь, чтобы я сразился с Хагеном, то предлагай достойную награду. За одни красивые глазки я на него не пойду.
Кримхильда опустила голову, на глаза навернулись слёзы.
- Иринг, ты не воин… ты разбойник с большой дороги… Как ты можешь предавать меня…
Он резким движением схватил её за пояс. Кримхильда ахнула.
- Слушай, золотце, - сказал он вполголоса, - я убил двух королей, одному из которых давал клятву верности, а у другого брал золото. Хотя второго мог и не трогать, если бы он не нарушал своих обещаний и не называл меня предателем, - он оттолкнул её. - Так что остерегись обманывать и оскорблять меня. Я такого никому не спускаю. Хотя с тебя как с женщины я взял бы плату поменьше…
Кримхильде захотелось дать ему пощёчину. Она уже размахнулась, но он схватил её руку.
- Так что? - грубо спросил Иринг. - Или я пойду биться с Хагеном за достойную награду, или уезжаю отсюда к чёртовой матери.
- Ты… будешь вознаграждён, - выдавила Кримхильда.
- Так, - он отпустил её руку.
- Я дам тебе золота, много золота.
- Хорошо…
- А ещё земли. Я отдам тебе всё, чем владел Блёдель.
- Прекрасно. А ещё?
- Не забывайся, Иринг!
- Разве я не заслужил большего? - он пакостно улыбнулся.
Кримхильда страдальчески откинула голову.
- Потом об этом. Сначала убей Хагена…
- Так и быть, - согласился наконец Иринг. - Но смотрите, королева - не выполнять обещания, данные мне, небезопасно.
- Ладно, ладно. Пойдём, - бросила она, - убьёшь Хагена, а там…
«А там видно будет», - подумала она про себя. Они вернулись к стоящей во дворе толпе, куда были вынесены полные щиты золота.
- Вот, видишь? Золото, - лихорадочно заговорила Кримхильда. - Ты получишь полный щит, и твои люди тоже… А я буду предана тебе до конца своих дней…
Хаген вновь появился у входа. Иринг надел шлем.
- Давай, милый Иринг, принеси мне его голову, и я тебя озолочу, - Кримхильда дрожащими руками взяла золотые кольца и нацепила их Ирингу на подвязки шлема. - Пусть это будет тебе залогом.
- Вот это другой разговор, - довольно сказал Иринг.
Полностью вооружившись, он выступил вперёд. Кримхильда возвела глаза к небу. «Зигфрид! Посмотри, что я готова вынести ради тебя!» - мысленно простонала она и вернулась к Этцелю.
- Кого я вижу - Иринг Тюрингский, - громко произнёс Хаген, едва Иринг приблизился к лестнице. - Ты тоже, надо полагать, в особом родстве с Зигфридом?
- В гробу я Зигфрида видал, - ответил Иринг; он не мог видеть, как Кримхильда от этих слов вздрогнула и перекосилась. - А за ущерб, нанесённый моим господам, ты ответишь.
- Кто это тебя золотом обвешал? Ясно, святая Кримхильда тебя благословила. Смотри, как бы это золото не утянуло тебя в пекло.
- Сам в пекло отправишься, альбово отродье.
Иринг поднял копьё, но его остановил резкий окрик Хагена:
- Ты сразишься со мной или со всеми?
- С тобой, нечисть!
- Тогда пусть твои люди отойдут, не то спущу их с лестницы с тобой за компанию.
Иринг обернулся и увидел, что несколько его воинов увязались за ним.
- Все вон! - рявкнул он и развернулся к Хагену. - Тебя, проклятый, я в одиночку одолею.
Он вбежал на лестницу и нанёс удар копьём; Хаген отразил его щитом и удержался на ногах. Иринг взялся за меч и атаковал, но встретил такой отпор, что отступил.
- Ого, - вырвалось у него.
Он снова бросился на Хагена, но встречный удар едва не свалил его с ног. Теперь уже Хаген перешёл в атаку и стал так теснить врага, что тот еле успевал защищаться. Никто не вмешивался, наблюдая, чем кончится поединок. Иринг попытался ударить Хагена сбоку, но Хаген ушёл от удара, и меч тюринга скользнул по его ноге. Хагена, казалось, это только разозлило - он обрушился на Иринга с такой яростью, что тот, прикрываясь щитом и уже не пуская в ход собственный меч, стал быстро отступать, а потом просто сбежал с лестницы.
Хаген вернулся к дверям. Разгорячённого Иринга встретила улыбающаяся Кримхильда.
- Иринг, мой герой, как ты меня порадовал! Я вижу, Хаген в крови. Дай я сама развяжу твой шлем, храбрец…
- Зря вы с ним воркуете, королева, - прокричал Хаген. - Я от такой царапины не только не умру, но даже не охромею. Ваш доблестный воин от меня сбежал, так что его не за что благодарить.
Иринг со злостью посмотрел его в сторону.
- Теперь ты его обязательно убьёшь, - сказала Кримхильда. - Заверши битву, славный Иринг.
Тот был уже достаточно распалён, чтобы его не пришлось уговаривать. Хаген зачем-то отвернулся, и в это время Иринг, взяв у своих воинов новое копьё, бросился на лестницу. У Кримхильды перехватило дух - казалось, сейчас Иринг убьёт Хагена ударом в спину. Но едва Иринг замахнулся, как Хаген резко развернулся с большим копьём в руке и всадил его Ирингу в грудь. Тюринг запоздалым жестом приподнял щит, выронил его и рухнул на ступени.
Двое его товарищей быстро подбежали и оттащили его. Он был ещё жив, но хватал ртом воздух и истекал кровью.
- Иринг! Иринг! - бросилась к нему Кримхильда, против воли залившись слезами.
Тюринги окружили своего раненого предводителя. Кримхильда склонилась над ним и сняла с него шлем.
- Иринг…
Взгляд Иринга немного прояснился; задыхаясь, он тихо произнёс:
- Слушайте… Не бейтесь… с ним… Не берите… золото…
- Что ты говоришь! - воскликнула Кримхильда.
Иринг посмотрел на неё с отчаянной злобой.
- Не верьте… ей… Она вас… погубит…, - прохрипел он угасающим голосом и затих.
Кримхильда жалобно взглянула на стоящих рядом подавленных тюрингов.
- Отомстите за него, - сказала она просящим тоном. - И за меня…
- Только за него, - свирепо бросил один из воинов.
- Сейчас нападут, - сказал Хаген бургундам, находящимся у входа. - Пропускаем их внутрь.
Воины Иринга, собравшись, бросились на лестницу. У дверей их ненадолго задержали - и Хаген, и другие отступили в зал, где бургунды уже ждали врага, выстроившись кругом. Тюринги в ярости ворвались в центр, и бургунды встретили их оружием со всх сторон.
Во дворе гунны, Этцель и Кримхильда ждали, чем всё закончится. Кримхильда держала руки на груди и едва дышала. Наконец до них перестал доноситься лязг оружия и крики, воцарилась тишина.
Двери открылись, и показался Хаген, сжимающий окровавленный меч.
Кримхильда истошно закричала.
10.
- Переведём дух, - сказал Хаген. - Но не слишком расслабляйтесь. На этот раз нам хорошей передышки не дадут, - он смотрел во двор. - Раздача золота идёт полным ходом, а дело к вечеру… Наверняка они попытаются покончить с нами до темноты.
Он зашёл внутрь. Гернот взял его за руку:
- Хочу тебе сказать, что это было блестяще, хоть и рискованно.
- Но второй раз так не выйдет, - качнул головой Хаген. - Теперь выйдем на лестницу для встречной атаки.
- Зачем? Прорваться всё равно не получится.
- Зато сможем их отбросить. Это гунны, они сильны во внезапном нападении. Если же внезапность будет на нашей стороне, то они могут и разбежаться. Спросите у короля, он сам некогда такое видел, - Хаген указал на Гунтера, стоявшего в стороне и сильно запыхавшегося после размахивания мечом.
Ощутив, что на него смотрят, Гунтер собрался и выпрямился.
- Какой нам смысл так обороняться, Хаген? - спросил он. - Они всё равно победят.
- Так не сдаваться же нам. Дело воина - нанести врагу как можно больший урон, - Хаген подошёл к Гунтеру и снизил голос. - Вы лучше оставайтесь здесь, когда мы пойдём вперёд.
- Ну уж нет! - негодование заставило Гунтера вновь обрести боевой дух. - Я король и должен быть в первых рядах. Я не буду больше прятаться за твоей спиной, как и за чьей-нибудь другой!
- Король…
- Даже не спорь со мной.
- Так будет лучше.
- Кому? - горестно воскликнул Гунтер. - Мы всё равно погибнем. Хватит, это постыдно для меня.
- Нам не нужно сумасбродств, - отрезал Хаген.
Гунтер вздохнул.
- Всё-таки, Хаген, какой смысл так биться, кроме того, чтобы дорого продать свою жизнь?
- Какой ещё? - приподнял бровь Хаген. - Хотя бы такой, что если мы ослабим гуннов, то сильно облегчим жизнь королеве Брюнхильде.
Он развернулся, но Гунтер остановил его:
- Стой! Как… Брюнхильде?
- Кому же ещё? Не начальнику же кухни управлять государством, - жёстко ответил Хаген.
У Гунтера расширились глаза.
- Ты передал власть ей?
- Это даже не зависит от моей воли. У нас есть настоящая королева. Можно считать, что хоть ради этого мы натворили дел в Изенштайне.
Тут Гунтер сам отступил, глядя на Хагена с таким видом, будто до него что-то внезапно дошло. Хаген, отойдя, громко объяснял воинам, что им нужно делать, но Гунтер, кажется, едва слышал, задумавшись о чём-то и нервно сжимая рукоять меча.
- Приготовьтесь, - крикнул Фолькер, наблюдающий за гуннами.
Воины подошли ближе к выходу. Хаген, заметив Гунтера, с решительным видом двинувшегося за ними, свирепо махнул ему рукой, и тот отступил, хотя в его глазах был отчаянный блеск.
- Вперёд! - раздался возглас Этцеля, перекрытый воплем Кримхильды.
Гунны ринулись к лестнице. Не успели они ступить на неё, как следящий за ними Хаген дал знак, и группа бургундов, с боевым кличем Хагена на неизвестном языке, выбежала навстречу; за ними поспешили и другие, немедленно бросившиеся в контратаку. Гуннское наступление застряло.
- Что там такое? - Кримхильда, держась за Этцеля, отходила вместе с ним подальше от лестницы. - Нет, я не могу этого видеть!
Она отвернулась. Её колотила беспрерывная дрожь.
- Ничего, нас больше, - успокаивал Этцель то ли её, то ли себя.
Бургунды, рассредоточившись по лестнице, не давали гуннам прорваться внутрь; не ожидавшие такой встречи гунны отошли назад.
- Куда? Вперёд! Вперёд! - закричал им Этцель.
- Вперёд! - взвинчено подхватила Кримхильда. - Бейте же их, бейте!
Она решилась развернуться и посмотреть на битву. Её накрывал ужас и в то же время нетерпение. «Зигфрид, Зигфрид», - мысленно повторяла она для храбрости, то и дело возводя глаза к небесам.
Бургунды бились так неистово, что гунны были снова оттеснены и стали разбегаться. Потерявший терпение Этцель оставил Кримхильду и, выйдя навстречу беглецам, зверским голосом призывал идти в атаку. Те, кто услышал его, в беспорядке опять побежали на лестницу. Бургунды всё не поддавались и перемалывали потерявших собранность и кураж гуннов. Внезапно вперёд вырвался Гунтер.
- Назад! - крикнул ему Хаген.
Гунтер не обратил внимания. Свирепо размахивая мечом, он врубился в скопление врагов. Они отступили перед ним, и он двинулся дальше, не замечая, как уходит от своих.
- Король! - Данкварт бросился за ним, следом и Хаген.
Но было поздно. Разошедшийся Гунтер прокладывал себе дорогу, не чувствуя рук и того, что уже совсем задохнулся. Вокруг него были одни гунны. Он рубил и рубил вокруг себя, пока резкая боль в плече не заставила его остановить уже занесённый меч.
Должно быть, гунны узнали его, и не стали добивать, а вывернули руки за спину, отняли оружие и поволокли прочь.
Бургунды, видя это, усилили натиск. Вскоре враг был отброшен, но Гунтера уже не было видно.
- Назад! Всем назад! - скомандовал Гернот.
Гунны отходили подальше от лестницы; Этцель с Кримхильдой исчезли. Уцелевшие бургунды возвращались в зал, лишь где-то внизу ещё шла битва.
- Хаген! Хаген! - звал Гернот.
Тот вынырнул из гущи врагов, отбиваясь и поддерживая раненого Данкварта. Его попытались преследовать, но он, отражая все атаки, взобрался на лестницу. Подниматься за ним уже никто не стал, только пустили вслед ему копьё, которое Данкварт поймал щитом.
Противники снова были на исходных позициях. Хаген сначала завёл внутрь Данкварта, потом вышел и осмотрелся.
- Чёрт.., - зло выдохнул он.
- Почему мы отступили? - простонала Кримхильда. - Вели им снова нападать!
- У нас большие потери, - угрюмо бросил Этцель.
- Ну и что? У них тоже! Мы бы разделались с ними до наступления ночи…
- Подождём.
Кримхильда подкатила было глаза, но тут к ней и Этцелю протолклись несколько гуннских воинов.
- Короля взяли! - ухнул один из них.
Они приволокли с собой залитого кровью Гунтера. Взгляд Кримхильды остановился, губы сами собой стали растягиваться в улыбку.
- Уже лучше, - буркнул Этцель, со злостью глядя на Гунтера, в то время как вокруг раздался торжествующий вопль.
- Что прикажете с ним делать? - спросил один из гуннов.
- Убить! - прорычал другой.
- Нет! - вскрикнула Кримхильда и обратилась к Этцелю: - Предоставь его мне. Он мой брат как-никак.
Она подошла ближе; её передёрнуло, но лицо при этом светилось.
- Добро пожаловать, король Бургундии, - сказала она торжественным тоном, хотя голос её слегка дрогнул.
Гунтер, которого продолжали крепко держать, слабо улыбнулся.
- Ответил бы на твоё приветствие, сестра, да вид у меня неподобающий.
Его слова звучали на удивление невозмутимо. Кримхильда зарделась.
- Ты понимаешь, за что с тобой случилась такая беда? - она подняла подбородок. - Половину моего горя я могу теперь забыть. Знаешь, почему?
- Конечно, сестра. Я слишком виноват перед тобой.
Глаза Кримхильды стали круглыми.
- Так ты это признаёшь? - радостным голосом выпалила она, держа руку у сердца.
- Да. Ведь я отдал тебя замуж за Зигфрида. Я не подозревал, как это тебе навредит. Прости, сестра.
Кримхильда мгновенно сошла с лица и уронила руку.
- Ты издеваешься надо мной, что ли? - взвизгнула она.
- Вовсе нет. Признаю свою вину. Что он из тебя сотворил, голубка наша. Прости, Кримхильда.
Она отвернулась со слезами на глазах.
- Что с ним делать? - спросил Этцель.
- Уведите его… в подвал…, - через силу выдавила Кримхильда. - В ту камеру, где змеи… Я…, - она всхлипнула и почти прошептала: - Я хочу, чтоб он мучился.
Гунтера потащили прочь. Кримхильду трясло.
- Твоё желание выполнят, - сказал ей Этцель.
Она привалилась ему на плечо.
- Давай покончим с остальными, - умоляюще произнесла она.
- Пусть сначала прибудет подмога.
Кримхильда отстранилась. «Зигфрид», - подумала она - «Зигфрид, взгляни же!» Она мысленно взывала к нему, пока не ощутила, что он сейчас смотрит на неё. Но легче от этого почему-то не стало, зато сделалось страшнее; очевидно, он всё ещё сердился на неё и требовал большего.
***
Утомлённые битвой бургунды сидели в зале. Гернот и Гизельхер были мрачнее мрачного, хоть это и не мешало Герноту жевать хлеб из оставшегося от пира. Хаген перевязывал Данкварта.
- Ну, храбрец, - говорил он, - куда только ты лез в самое пекло.
- Короля-то мы упустили, - отвечал Данкварт.
- Что поделать, - бросил Хаген, заканчивая перевязку. - Как теперь?
- Да ничего, Хаген. Я ещё меч поднять могу.
- Сиди-сиди. Надеюсь, до утра нас не тронут. Что там? - подошёл он к выходу.
- По-моему, их только больше стало, - сказал Фолькер.
- Подкрепление пришло, - глаз Хагена сузился. - Целая орда, и кого только нет… Но уже темнеет, есть надежда, что не полезут...
Он вернулся внутрь.
- Кто-нибудь видел, откуда нам набирали вино?
- Я видел, - отозвался один из бургундов.
- Покажи мне.
Хаген ушёл вслед за воином, прихватив пустой кувшин. Гизельхер резко выдохнул и сказал Герноту:
- Зачем мы сюда вернулись?
- Гунтера мы бы уже не отбили, а надо было и об остальных подумать, - мрачно ответил Гернот.
- Что толку?
- Есть шанс отдохнуть до утра.
- Зачем? Мы только растягиваем собственную гибель.
- Что, по-твоему, было бы лучше?
- Дать последний бой, да и закончить с этим.
Гернот задумался.
- Может, они хоть после такого пойдут на перемирие с нами?
- Сомневаюсь.
- Почему же? У нас большие потери, но и у них тоже. Пора страстям остыть.
- Мне кажется, что как раз наоборот.
- Как бы то ни было, пока есть малейшая возможность договориться, ею нельзя пренебрегать.
- Думаешь?
Гернот осмотрелся, далеко ли Хаген. Гизельхер точно догадался:
- Хаген бы с тобой не согласился.
- Само собой, - сказал Гернот. - Но в отсутствие Гунтера кто здесь главный?
- Не знаю я, стоит ли пытаться…, - с сомнением протянул Гизельхер.
- Надо попробовать, - решительно заявил Гернот. - Пошли.
Оба удалились из зала.
Хаген вернулся с кувшином вина.
- Кто хочет пить?
- Дай мне хлебнуть, - подал голос Данкварт. - Где раздобыл?
- Гунны оставили нам чан с вином.
Хаген заметил, что Гернота и Гизельхера нет. Забрав кувшин у Данкварта, он передал его следующему воину, а сам подошёл к дверям. Расслышав слова, он резко остановился у выхода, опершись рукой на косяк.
Во дворе вновь появились Этцель и Кримхильда. Вокруг них кишели люди, среди которых разбрасывали золото. Гернот, немного спустившись, звал Этцеля. Тот в окружении воинов выступил вперёд. Кримхильда была вместе с ним.
- Что вам надо? - бросил Этцель.
- Мы предлагаем вам заключить мир с нами.
- И не надейтесь, - прибытие новых сил придало Этцелю уверенности. - Вы нанесли мне слишком большой урон, чтобы я с вами мирился. Вы перебили моих родичей и стольких знатных воинов, что должны умереть.
Стоящая рядом Кримхильда утвердительно кивнула.
- Ты ставишь нам в вину гибель своих людей, - сказал Гернот, - но именно они напали на наших воинов и перебили их. Чем мы были тогда виноваты перед тобой? Мы ведь приехали сюда совсем не за тем.
- Меня это не волнует, - свирепо ответил Этцель. - И ваши жалкие беды ничто по сравнению с нашими потерями. Никакого мира с вами не будет.
- Но закончить вражду было бы благоразумней, - настаивал Гернот. - Ни нам, ни вам не нужна эта распря. Крови пролито достаточно, чтобы жажда воздаяния уступила желанию мира.
Этцель лишний раз оглянулся на толпу своих воинов.
- Ещё недостаточно с вашей стороны. Никому из вас не будет пощады.
- Вы несправедливы к нам, король, начав с нами вражду на пустом месте и теперь обвиняя в том, что мы дали отпор. Но раз такое несчастье случилось, самое время положить ему конец.
- Конец наступит тогда, когда все вы будете лежать мёртвыми, не раньше.
Гернот вздохнул.
- Раз вы так жаждете перебить нас, хоть никакой пользы вам от того не будет, то дайте нам всем спуститься во двор и принять бой на открытой местности. К вам прибыли свежие силы, а нас всё меньше и мы порядком устали. Если нам суждено умереть, то не будем тянуть время.
Этцель призадумался. Кримхильда смотрела на него с тревогой.
- Если так…, - начал было гуннский король.
- Нет, нет! - оборвала его Кримхильда. - Не соглашайся ни за что.
- Перебьём их и дело с концом.
Кримхильда схватила мужа за локоть.
- Нет! Если они спустятся вниз, то ещё столько бед натворят! Ты сам видел, какие они страшные люди. Не поддавайся на их хитрости. Здесь они ощутят прилив сил и навредят нам ещё больше, чем прежде!
- Сестра! - раздался голос Гизельхера.
Кримхильда вздрогнула.
- Для того ли ты звала меня сюда, сестра?
- Гизельхер, - пробормотала Кримхильда, развернувшись в его сторону.
Гизельхер стоял почти у входа, держа в руке шлем; мокрые волосы спадали ему на плечи. У Кримхильды земля поплыла под ногами.
- Я всегда любил тебя и не сомневался в твоей любви, - продолжил Гизельхер. - Я и подумать не мог, что нас здесь ждёт. Ты ли это, Кримхильда?
Королева прикусила губу и опустила голову. Зачем он только с ней заговорил!
- Я была рада тебе, Гизельхер, - упавшим голосом произнесла она. - Я так по тебе скучала…
Её трудно было расслышать, но её поникший облик был достаточно красноречив. Гернот и Гизельхер молчали, ожидая, что будет дальше. Кримхильда собралась с духом и подняла голову.
- Я не могу вас пощадить, - сказала она. - Моя любовь и мои страдания слишком велики и священны, чтобы я вспоминала о родстве.
- Разве я в чём-нибудь виноват перед тобой?
- Ты - ни в чём, Гизельхер, - произнесла Кримхильда через силу. - Но моё горе так огромно, что вы все поплатитесь.
Гизельхер надел шлем.
- Пойдём отсюда, Гернот.
- Стойте! - закричала вдруг Кримхильда.
Братья снова повернулись к ней.
- Я ещё могу вспомнить, что мы дети одной матери, - возбуждённо заговорила она, сдвинув брови и сверкая глазами. - Но при одном условии: если вы согласитесь выдать мне Хагена.
- Боже нас упаси, - закричал в ответ Гернот. - Что за условие? Здесь нет таких людей, что станут покупать себе жизнь ценой предательства!
Гернот заметил, что Хаген стоит у входа, наблюдая и слушая происходящее с самым непроницаемым видом, и заслонил его собой.
- Мы своими верными людьми не разбрасываемся. Никого из нас мы тебе не выдадим.
- Гизельхер! - Кримхильда перевела взгляд на младшего брата.
- Не жди от нас трусости и вероломства, - громко сказал Гизельхер. - Такой ценой мы спасать себя не будем. Я никогда не был предателем и не стану.
Бургунды, стоящие рядом и позади, подняли победный крик, поднимая мечи. Кримхильда покачнулась и тяжело задышала.
- Слышали? - наружу выбрался Данкварт. - Мой брат Хаген здесь не один! А если вам мир не нужен, то получите ещё больший урон.
- Так подыхайте все! - не своим голосом возопила Кримхильда. - Все до единого! Вперёд, мои воины! Вперёд! Убейте их..., - она зашлась в рыданиях.
- Господа.., - Хаген шагнул к Герноту.
- Ради Бога, ни слова, - отрезал Гернот и прокричал своим: - Всё, ребята, идём как в последний бой!
- Давайте же! Уничтожьте их! Уничтожьте зло! - стенала Кримхильда, но сквозь рыдания трудно было разобрать её слова.
- Вперёд! - скомандовал Этцель.
Гунны и прочие воины Этцеля наконец поняли, чего от них требуют, и толпой бросились на лестницу. Кримхильда уже не могла кричать, и только невнятно бормотала:
- Зигфрид… как же так… светлый герой… и эти… Хаген… нет… ненавижу…
Воины Этцеля напирали; бургунды, которым Хаген проорал удерживать вход и сам старался не пустить врага к двери, рубя направо и налево, всё ещё не уступали. Тем временем делалось всё более темно, и возможность закончить битву до наступления ночи исчезала.
Кримхильда отдышалась и, не отрывая взгляда от входа, где шёл бой, обратилась к Этцелю:
- Скажи мне, у этого зала крыша деревянная?
- Да. А что?
Кримхильда сжала его руку.
- Прикажи воинам загнать бургундов внутрь и запереть там. Сами пусть не идут за ними.
- Что ты задумала?
- Покончить с ними разом, - выдавила Кримхильда.
Бургунды держались, как могли, но отбросить врага на этот раз не получалось. Разноплеменные воины, более стойкие, чем гунны, продолжали натиск; их было намного больше, чем бургундов, одних сменяли другие. В конце концов бургунды были оттеснены в зал; за ними внутрь вбежали некоторые горячие головы, нашедшие там свой конец, но другие, до кого довели приказ Этцеля, не стали заходить, а взялись за двери.
Хаген, Фолькер и другие пытались помешать им, и пока внутри шла битва, отсекали врагов от дверей и не давали их закрыть. Какое-то время тяжёлые двери двигались туда-сюда, пока воины Этцеля, навалившись огромной кучей, не закрыли их, отбросив бургундов внутрь.
- Дьявол…, - Хаген толкнул дверь, но она не поддалась.
- Что там? - Гернот, задыхаясь, опустил меч.
- Нас заперли! - Хаген ударил по двери рукоятью меча.
В зале живых врагов уже не было. Несколько бургундов метнулись к двери, навалились на неё, но безуспешно.
- Заперли, - сказал Гизельхер. - Для чего?
Хаген прислушивался, стоя у двери. Внезапно он отшатнулся и снял шлем.
- Все к стенам и снять кольчуги!
- Зачем? - спросил Гизельхер, тогда как некоторые молча стали освобождаться от брони.
- Чтобы не сжариться, - бросил Хаген, сам стаскивая с себя кольчугу. - Помогите тем, кому раны мешают. Шлемы тоже долой.
- Да в чём дело?
- Нас здесь сожгут! - рявкнул Хаген.
- В каменных стенах?
- А крыша? - Хаген указал вверх.
- Чёрт побери, - Гизельхер побледнел и быстро стал снимать доспехи.
Крыша, в которую выпустили горящие стрелы, уже занялась. Потянуло дымом и гарью.
- К стенам! - прокричал ещё раз Хаген. - Прикрывайтесь щитами, сверху будет падать!
- Проклятье, - пробормотал Гернот, прижавшись к стене и глядя вверх. - Мы здесь задохнёмся!
Гунны ушли с лестницы, но ещё оставались во дворе, отойдя подальше от разгорающегося пожара. Ветер раздувал пламя. Кримхильда смотрела на поднимающийся дым, тихо говоря сама себе:
- Хорошо... Вот достойная кара... Пусть они сгорят, эти ничтожные клопы, не умеющие склоняться перед светом… Даже этого мало ради тебя, Зигфрид… Посмотри, что я делаю ради тебя… Всё во славу твою… Светлейший… Лучезарный…
Сильный порыв ветра бросил облако дыма во двор. Кримхильда, глотнувшая воздух ртом, сбилась и закашлялась.
- Пойдём отсюда, - приблизилась она к Этцелю, стоящему в окружении разбирающих золото воинов. - Всё равно им конец.
- Я и не знал, насколько ты ненавидишь своих, - произнёс он.
- Ненавижу? - она обернулась к нему с кривой улыбкой на лице. - Я лишь хочу, чтобы любовь победила.
Этцель смерил её недоумевающим взглядом.
- Добро и любовь восторжествуют… Пойдём отсюда, - Кримхильда позеленела, когда во двор вместе с дымом пахнуло тяжёлым смрадом горелого мяса. - Здесь нечем дышать.
- Не ожидал от тебя, что ты так свирепа, - Этцель взял её под руку и пошёл с ней прочь.
- Я всего лишь люблю и страдаю, - пробормотала Кримхильда. - Ты тоже отомщён. Сколько лет они смели не платить тебе дань!
- Хм.., - Этцель всё более удивлялся. - Я и не думал об этом.
- Не думал, но они за всё заплатили. За всё, злодеи и нечестивцы… Конец нашему горю, - нервно вздохнула она. - Утром посмотрим, что от них осталось.
Зал наполнялся дымом. Сверху падали горящие головни, лежащие на полу трупы начинали тлеть, делая смрад ещё более тяжёлым; бургунды, прикрываясь щитами, выскакивали и старались затоптать огонь. Не всем удавалось вовремя отбежать к стене, тогда другие пытались оттащить их. Воздух раскалялся, дышать становилось всё тяжелее. Хаген, оторвав клок одежды и завязав им поллица, приволок к выходу кресло и ударил им о двери. Они не поддались. Тогда Хаген выбежал к середине зала и схватил свежую головню, попутно оттолкнув к стене какого-то одуревшего от дыма бургунда. Вернувшись, он поджёг дверь по центру, где сходились створки.
Становилось невыносимо; некоторые воины, по примеру Хагена, прикрывали лицо тканью, но от жара и дыма иные теряли самообладание, начинали кричать, ещё больше глотая гарь, кидаться не глядя куда. Сквозь дым уже ничего вокруг не было видно. Хаген, отбросив щит, схватил кресло обеими руками и с размаху швырнул его о двери. Рядом с ним упала головня, но он будто не заметил этого, снова отчаянно ударив по занявшимся створкам. Те дрогнули и немного раздвинулись.
Хаген резким движением спустил повязку с лица и крикнул:
- Выходим!
Воины, задыхаясь и спотыкаясь, бросились к образовавшемуся проёму. Двери распахнулись настежь; бургунды выбегали во двор, где не было никого, кроме неубранных мертвецов, и некоторые так и падали там. Было темно, если не считать света от огня; дул прохладный ветер, и хотя дым попадал и во двор, покинувшим зал он мог показаться раем.
Хаген, глотнув воздуху, снова натянул свою повязку и нырнул обратно в зал, почти вытолкнул наружу зашедшегося в кашле Гизельхера, свирепо махнул рукой тем, кто, ошалев, еле волокся к двери, разыскал в дыму Данкварта, потерявшего сознание, взвалил его на себя и потащил прочь. Выбравшись на лестницу, он усадил его под нижней ступенькой и встряхнул; Данкварт застонал и закашлялся. Кто ещё мог, выходил из зала. Хаген жестом подгонял их, чтобы не останавливались у входа. Переведя дух, он опять исчез внутри.
Раздался треск, и обрушилась горящая балка. В зале тотчас так сильно и резко полыхнуло, что вверх вырвался столб пламени.
Фолькер, едва отдышавшийся и еле стоящий на ногах, отчаянно крикнул:
- Хаген!
Было видно, что в зале бушует море огня. Хаген выскочил, казалось, прямо из пламени, держа под руки ещё двоих, сбежал с ними вниз и там уже рухнул.
Вырвавшиеся из горящего зала бургунды тяжело дышали, откашливались, получившие ожоги стонали от боли; поначалу никто и не думал, куда выбежал. Только немного придя в себя, они осматривались вокруг.
- Никого… всех дым разогнал, - произнёс тихо Гернот, сидя на земле. - Мы тут готовая мишень.
- Пусть, - пробормотал в ответ Гизельхер, растянувшись ничком. - Лучше пусть зарубят, чем сгореть.
Но гуннов поблизости не было. Хаген, обернувшись на горящий зал, увидел, что сменившийся ветер сносит поднимающийся дым и чад в противоположную двору сторону. Это было благом для уцелевших, которых теперь то и дело обдавало прохладой.
Хаген сел рядом с Данквартом и положил его голову себе на колени. Тот учащённо и шумно дышал.
- Хаген.., - прохрипел он.
- Тихо, Данкварт. Дыши. Мы живы. Ещё повоюем, брат.
- Без меня… Я… всё.., - Данкварт судорожно скрёб грудь. - Скажи… я умер от раны… не от дыма…
- Да, конечно.
Хаген обнял ладонями его лицо. Для него уже ничего нельзя было сделать.
- Оставь так…, - в полузабытьи произнёс Данкварт. - Так… легче…
- Хорошо, хорошо. Я с тобой.
Гизельхер, от души вдохнув свежего ветра, снова закашлялся.
- Грудь вся горит внутри, - посетовал он.
- Ничего. Остынем, - бросил Гернот, борясь с дурнотой. - Господи, неужто мы до утра доживём…
Гизельхер что-то сплюнул.
- Нас ещё много… Где Хаген? Хаген! - он повертел головой.
Хаген поцеловал в лоб затихшего Данкварта и что-то сказал ему. Затем осторожно снял его голову с колен, встал и прошёлся по двору, высматривая, кто выжил.
- Хаген! - окликнул его Гизельхер, протянув руку в его сторону. - Подойди сюда. Дай мне твою руку.
Хаген стиснул его ладонь.
- Гунны не стали нас караулить. Можно попытаться выбраться отсюда. Здесь полно трофейного оружия, - Хаген указал на лежащие вокруг трупы.
- Оставь, у нас сил нет, - возразил Гернот. - Да и зачем?
- Я всё же посмотрю, есть ли выход, - Хаген удалился.
- Какой выход, - сказал сам себе Гизельхер. - Ты же не для себя его ищешь.
Вскорости Хаген вернулся.
- Что? - спросил Гернот.
- Без боя мы не выйдем. Отсюда они ушли, но там дальше ещё стоят.
- Пусть так и будет. Мы останемся и будем сидеть здесь тихо, чтобы они ничего не заметили прежде времени.
- А заметят, так чёрт с ними, - добавил Гизельхер.
Большая часть бургундов даже и не сидела, а лежала на земле; их можно было принять за мёртвых.
Хаген снова посмотрел в сторону зала. Казалось, что огонь уже не так бушевал, как совсем недавно.
- За ночь всё прогорит, - сказал он, - и при таком ветре ещё успеет поостыть. Если нас до утра не будут беспокоить, то мы вернёмся назад.
- Ты что? В ту душегубку?
- Да, в душегубку. Когда враг придёт посмотреть на наш прах, мы устроим хорошую встречу.
- Хаген! Мы не доживём! - бросился к нему один из находившихся рядом бургундов. - Какие мы теперь бойцы? Всё спеклось внутри…
- Доживём, - решительно сказал Хаген, обнимая воина. - Мы уцелели вопреки их воле, а значит, ещё можем показать, на что способны. Пока мы в силах носить меч, мы будем биться.
Он отстранил овладевшего собой бургунда, глядя ему в лицо.
- Держитесь, братцы, - произнёс он громко. - Мы выжили не для того, чтобы теперь опускать руки. Будем стоять до конца. А пока отдыхайте.
- Если бы немного воды…, - подал голос кто-то.
- Потерпите пока. Потом я схожу поищу для нас питьё.
Хаген отошёл и сел рядом с лестницей. К нему приблизился Фолькер и сел рядом, обхватив его рукой. Хаген не шелохнулся, глядя вверх, на рвущийся в небеса огонь и дым. Единственный глаз слезился.
- Что это с тобой? - Фолькер дотронулся до его лица, заставив Хагена отшатнуться.
- Чёртов дым, - Хаген потёр глаз. - Ты как?
- Что я? Мне повезло выскочить одним из первых. Это ты бросался в самое пекло. Не обгорел?
- Нет.
- А что у тебя на руке?
- Чепуха, я и не чувствую.
- Тебя, как посмотрю, ничто не берёт.
Хаген зло усмехнулся.
- Где твоя скрипка?
- Увы… она погибла в пламени.
- Половина души?
- Ничего, скоро вторая половина её догонит, - Фолькер придвинулся к Хагену теснее и сказал тихо: - Знаешь, Данкварт не хотел увидеть твою смерть. Я тоже не хочу. Только ты меня тогда не оплакивай. Лучше съязви что-нибудь, мне будет легче оторваться от земли.
Хаген вздохнул и положил ему руку на шею.
Фолькер заметил, что Хаген не сводит взгляда с огня, точно заворожённый. У шпильмана ещё кружилась голова, и его не сразу осенило, в чём дело.
- Так уже было, да?
- Что?
- Сожжение.
Хаген еле заметно кивнул. Случившееся действительно всколыхнуло нечто давнее, бывшее много лет назад, но не стирающееся из памяти.
- Теперь я знаю, как они гибли, - сказал он будто самому себе.
- Ваши?
- Да. Я там тоже был.
Глаз Хагена сильно заблестел.
- Всё повторяется. Одни купаются в крови, другие идут в огонь.
- Уже из огня, Хаген! Мы же целы. «Пламя не спалит тебя…»
- Да, - Хаген провёл рукой по лицу. - Будет нашим врагам приятный сюрприз.
Пламя постепенно стихало, тогда как дым продолжал валить. Хаген смотрел на него не отрываясь, и в голове у него начинало звучать какое-то песнопение на неизвестном языке - ему самому, конечно, известном, но не настолько, чтобы понимать всё, тем более что он никак не мог вспомнить всех слов, слившихся в его памяти в нечто невразумительное.
Во дворе бургунды провели всю ночь. Несколько человек с сильными ожогами умерли, остальные же отдышались и притерпелись. Пожар стих до наступления утра. Прохладный ветер продолжал сдувать дым в сторону от выживших бургундов, но небо заволокло как туманом.
Когда стало светлеть, Хаген и Фолькер, сделав повязки на лица, вошли в зал. Через некоторое время они вытащили оттуда немного погнувшийся чан. Бургунды стали подниматься со своих мест.
- Что это? - Гернот едва поверил своим глазам.
Хаген снял повязку.
- Эту штуку так удачно завалило, что в ней немного осталось для нас! Наклони-ка его, Фолькер.
Он опустил в чан полусплющенный кувшин, зачерпнул и протянул его подошедшим Герноту и Гизельхеру.
- Держите.
- Нет, нет! - замахал рукой Гернот. - Я не стану пить раньше вас. Это всё равно что пить вашу кровь!
- Сначала вы, потом мы, - согласился Гизельхер.
- Как вам угодно, - впологолоса произнёс Хаген.
Он и Фолькер по очереди отхлебнули из кувшина, затем передали его господам. Те выпили и отдали его стоящим рядом воинам. То, что было вином, превратилось в отвратное пойло, от которого, однако, у бургундов прояснялись глаза. Многим казалось, что с глотком они возвращаются к жизни. Все очень старались не расплескать драгоценную жидкость, но несколько капель всё же падало на землю, тёмно-красных, как кровь.
- Не пейте помногу, - сказал Хаген. - Пусть хватит всем. Разливай дальше, Фолькер, а я пойду посмотрю, не желает ли нас кто-нибудь навестить.
Он отошёл прочь. Фолькер снова зачерпнул вина и отдал ещё не пившим.
- Пейте, ибо сие есть кровь моя, - произнёс он с пафосом.
- Не кощунствуй хотя бы перед лицом смерти, - Гизельхера даже передёрнуло.
- Ну уж нет, - заявил Фолькер. - Я хочу, чтобы моих грехов хватило для попадания в ад.
- Ха! Ты что же, в ад хочешь?
- Мне пришла в голову мысль, что вдруг в рай пускают только лучезарных героев да их великомучениц вдовушек. Вот и решил, что лучше уж в пекло.
Раздался смех. Один из бургундов, оставшись серьёзным, бросил:
- Не надо, в пекле мы уже побывали.
- И что? Хаген уже дважды попадал, и всё как огурчик. Так чего нам стоит?
- Вы с ума посходили, - сказал Гизельхер, сам невольно фыркнув.
Всем сразу стало как-то легче; пошли разговоры и смешки. Вернулся Хаген.
- О, да тут уже веселье, - заметил он. - Теперь можно и в бой, да только никто пока не спешит пожелать нам доброго утра.
- Тем лучше, - сказал Гернот. - Побудем ещё на вольном воздухе.
- Похоже, что гуннам не до нас. Пожар ещё не кончился. Только там дальше, - Хаген указал в ту сторону, куда дул ветер. - Я видел, как оттуда поднимается дым.
- Вот те раз! Выходит, не мы одни в душегубке побывали? - нарочито удивился Фолькер.
- Выходит, не одни. Хватило же кое-кому ума поджечь зал в собственном замке, к которому вплотную прилегают улицы.
- Отличилась дорогая хозяюшка. Прощай, Этцельбург!
- Да и шут с ним, - Хаген заглянул в чан. - Осталось что-нибудь?
- Уже со дна выскабливаю.
- Всем хватило? - осмотрелся Хаген. - Надеюсь, хоть на полдня нам этого будет достаточно.
Почему-то последняя фраза развеселила окружающих. Придя в себя после пережитого, бургунды уже ничего не опасались и ни о чём не могли сокрушаться.
- Посидим, пока враг не явился, - Хаген уселся на ступеньку. - Светает уже!
Солнечные лучи пробивались сквозь висящую дымную пелену.
- Ещё один рассвет, - сказал Фолькер. - Жаль, глотка закоптилась, а то бы я спел что-нибудь подходящее.
Становилось всё светлее. Бургунды, рассевшись по лестнице и на земле, почти кожей ощущали этот свет, понимая, что другого утра у них уже не будет.
11.
Кримхильда отправилась было на ночь в свои покои, но обнаружила, что туда нанесло слишком много дыма. В раздражении она пыталась облюбовать то одну, то другую комнату, но отвратительная гарь точно преследовала её. Теряя терпение, королева металась по замку, кричала на прислугу, чтобы ей нашли хоть какое-нибудь место для ночлега с чистым воздухом, иначе она с ума сойдёт от этой ужасной вони, и кто-то решился ей сказать, что в подвалы дым мог не проникнуть. Кримхильда в ответ обругала всех и расплакалась, но бессильно дала увести себя в один из подвалов. Когда ей постелили ложе прямо на полу, она в последний раз возмутилась и заявила, что такое совсем не приличествует её королевскому сану и величию, однако всё же позволила себя уложить. Несмотря на неудобство, она после всех волнений прошедшего дня тотчас заснула мертвецким сном.
Под утро ей приснился Зигфрид, снова в виде позолоченного изваяния; только теперь он подпирал небеса, а блестел так, будто был жирно чем-то намазан. Кримхильда с трепетом приблизилась к нему, пытаясь увидеть его лицо, но для этого приходилось так задирать голову, что шея болела.
- Зигфрид! Видишь теперь, как я люблю тебя? - прокричала Кримхильда, удивившись тому, как слабо прозвучал её голос.
Вокруг каркали вороны. Кримхильда не знала, докричалась ли она до Зигфрида, чувствуя себя маленькой и жалкой перед ним. Ей сделалось страшно. Набрав побольше воздуху, она воззвала к нему:
- Зииигфрииииид!!!
Раздался треск, и Кримхильда увидела, как статуя пошла трещинами и зашаталась, так что земля задрожала. Позолота стала слезать с изваяния складками, точно змеиная кожа. Кримхильду охватил ужас; она думала ещё что-то крикнуть ему, но все слова застряли в горле. Истукан зашатался сильнее и накренился в её сторону; Кримхильда хотела убежать, но её ноги словно приросли к земле. Деревянный Зигфрид навис над ней, заслонив собой всё, и тогда она проснулась в холодном поту.
Отдышавшись и поняв, что это был лишь сон, она тихо застонала и крепче завернулась в покрывало. Не сразу она поняла, почему находится в неподобающем месте; постепенно пришли воспоминания о том, что было накануне, и Кримхильду пробрала дрожь. Вчера был страшный день, но пора было успокоиться - всему наступил конец. Бургунды мертвы, и любовь победила, - подумала Кримхильда, странным образом не ощутив ни радости, ни облегчения.
Достаточно овладев собой, она велела отвести её в её покои. В замке всё ещё висел запах гари, раздражая Кримхильду, но ещё больше раздражали раздающиеся вокруг стоны и вопли.
- Что ещё за вой? - недовольно спросила она у слуг.
- Слишком многие потеряли вчера родных и друзей, госпожа.
Кримхильда брезгливо поёжилась.
- Они издеваются надо мной… Можно подумать, кому-то из них вонзили семь мечей в сердце, как мне, - нервно бросила она. - Пусть немедленно замолчат!
Быстро войдя в свои покои и велев запереть дверь, она подошла к окну. Вонючий дымный туман всё никак не развеивался. В оконный проём нанесло какого-то бурого мусора. Кримхильда рассеянно взяла щепотку, растёрла пальцами и, поняв, что это такое, с возгласом отвращения отряхнула руку. К горлу подкатила тошнота. Кримхильда упала в кресло. Всё кончено, вновь подумала она. Они стали пеплом… Кримхильда тоскливо вздохнула, напрасно пытаясь ощутить какое-то удовлетворение - но то ли волнения обессилили её, то ли Зигфрид всё ещё гневался.
Пожар в городе бушевал всю ночь; ветер далеко разносил искры и раздувал огонь по крышам. С ним оказалось бесполезно бороться, пламя стихало лишь пожрав всё дотла и уходило дальше. К утру пожар переместился к окраине города. Кто успел, покинул свои дома, но те, кто был застигнут в самом начале, пополнили собой число жертв.
Дом, в котором жил Дитрих, находился в той части города, которую пожар не затронул, но и здесь было неспокойно. По улице носились люди с вёдрами, стоял крик, и некоторые выходили на крышу посмотреть, где горит и куда дует ветер, чтобы в случае чего успеть сбежать от огня. Дитрих заверил испуганную Геррат, что если ветер не сменится, пожар их не коснётся, но всю ночь они провели в тревоге, не ложась спать и сидя за пустым столом, то и дело посылая узнать, что происходит. Хульда, недавно вернувшаяся в Этцельбург, долго стояла на крыше, пока Геррат не увела её оттуда.
- Хватит, огонь уже далеко ушёл, - говорила она. - Что ты там высматриваешь?
Хульда как неживая села на табурет. Её лицо было пустым и застывшим.
- Какой ужас…, - обхватила голову Геррат, снова сев за стол. - Что теперь будет?
Дитрих, с мрачным видом ходивший взад-вперёд, рухнул в кресло.
- Что ещё? - бросил он. - В голове не укладывается, что здесь творится. Бургундов сожгли. Хаген… его тоже больше нет, - он тяжко вздохнул. - Но и эта земля понесла тяжёлые потери. И всё из-за чего?!
Он резко поднялся.
- Будь жива моя тётя Хельха, ничего подобного не случилось бы, - сказала Геррат со слезами. - Кримхильда точно одержимая… Скажи, Дитрих, разве мы не могли предотвратить такое несчастье?
- Как? Я пытался уговорить короля остановить вражду, но безуспешно.
- Ещё раньше, Дитрих. Неужели мы боялись?
- Сейчас легко так говорить, а тогда могли ли мы представить, до чего всё дойдёт… Принеси нам вина, Хульда.
Хульда удалилась. Дитрих сел рядом с Геррат.
- Было бы мне куда возвращаться, я не оставался бы здесь больше, - сказал он. - Но ради своих людей…
- Может, как раз и пора? - прервала его Геррат. - Твоя страна всё ждёт тебя.
- Мне не с кем её отвоёвывать.
- Здесь тебе всё равно никто не смог помочь. Поищем других союзников. Я последую за тобой.
- Ты не представляешь, какими трудностями это тебе грозит, - Дитрих полуобнял её.
- Даже жить в походных условиях мне будет не так трудно, как служить теперь Кримхильде, - тихо ответила Геррат.
Хульда поставила на стол кувшин и две чаши и села в стороне, что-то задумчиво крутя в руке.
- Пей, полегче станет, - Дитрих налил чашу для Геррат.
Та вздохнула и, утерев слезу, стала медленно пить. Вошёл Хильдебранд, сообщил о приходе маркграфа Рюдигера. Геррат поднялась было, но Дитрих сказал, что она может остаться. Хульда, будто никем не замечаемая, тоже не сдвинулась с места.
- Что-то ещё случилось? - спросил Дитрих.
- Вся подветренная часть города сгорела, - мрачно сказал Рюдигер. - Никогда прежде я не видел столько бед от одной злобной глупости. Надо как-то положить этому конец!
- Конец настал и без наших усилий, хотя более тягостного конца я и вообразить не мог.
- Бургунды ещё живы.
Хульда приподняла голову.
- Что? - поразился Дитрих. - Они смогли уцелеть в пожаре?
- Я счёл бы это за чудо Божие, - ответил Рюдигер. - Да, часть их всё ещё жива, вопреки всему. Среди них заметили Гернота, Гизельхера, Хагена и многих других.
Хульда выпрямилась, тёмные глаза блеснули.
- Не представляешь, Рюдигер, как я был бы этому рад, если бы Кримхильда и Этцель наконец успокоились, - сказал Дитрих.
- Я хотел бы того же, но все озлоблены, - горестно покачал головой Рюдигер. - Бойню пора прекратить. Слишком много живых утянул один мертвец. Мы должны что-то сделать.
- От нас здесь ничего не зависит.
- Это позор! - вскричал Рюдигер. - Мы теряем друзей с обеих сторон, а сами сидим сложа руки.
- Потому что не в наших силах что-либо изменить! - повысил голос Дитрих. - Подумай сам, Рюдигер. По долгу мы должны сражаться на стороне Этцеля, но против бургундов я выступать не стану, и ты тоже. Принять сторону бургундов мы тем более не можем, иначе предадим Этцеля. Что нам остаётся, кроме как не вмешиваться?
- Наше бездействие постыдно…
- Но оно неизбежно.
- Говорят, бургунды вчера предлагали мир, но без толку…, - вздохнул Рюдигер. - Неужели никакой надежды не осталось?
- Боюсь, что нет. Я вчера вывел Кримхильду из зала, где шла битва, - Дитрих беспокойно потёр лоб. - Теперь, страшно сказать, я думаю, зачем я это сделал…
- Иначе было нельзя. И Гунтер не возражал. Но… дорого же всем оно обошлось. Выходит, мы тоже виноваты в том, что случилось.
- Но исправить мы ничего не можем. Оставь, друг. Здесь мы бессильны.
Рюдигер удалился в самом подавленном расположении духа. Пораздумав, он решил всё-таки пойти к Этцелю и поговорить с ним.
Дитрих с Хильдебрандом вышли на улицу посмотреть, как выглядит город. Было уже утро.
- Хоть бы наши господа одумались…, - пробормотала Геррат. - Ты всё здесь, Хульда? Подойди, сядь со мной, бедняжка моя. Что это у тебя в руке?
Хульда непроизвольно сжала руку, но, подойдя, показала Геррат большое кольцо.
- Какое необычное, - Геррат взяла его и внимательно осмотрела. Кольцо было широким, узорчатым и вдобавок украшенным печатью с изображением какой-то, как показалось Геррат, крепости. - Никогда не видела такой работы. Откуда оно у тебя?
- Это подарок невесте, - сдержанно ответила Хульда.
- Я и не знала, что у тебя был жених. Да ещё столь богатый, - Геррат вернула Хульде кольцо. - Боюсь спросить, где он сейчас.
- Если бы я знала, как подарить ему часть своей жизни, я бы сделала это, - тихо сказала Хульда.
***
Король гуннов сидел у себя, погружённый в мрачные раздумья о случившемся вчера, когда к нему вошла Кримхильда. Она выглядела бледно-синюшной, но сумела изобразить любезность.
- Доброе утро, дорогой.
- Доброе утро, если так можно сказать, - угрюмо ответил Этцель.
- Я пропустила заутреню. Почему колокола не звонили?
- Сгорела ваша церковь. Вместе с половиной города, - Этцель подпёр рукой голову. - Сглупили мы вчера, устроив поджог при таком ветре. Часть замка сгорела, Этцельбург в руинах…
- Очень жаль, - равнодушно бросила Кримхильда. - Что ж, поживём аки птицы небесные. Кажется, как раз вчера народилось новое солнце, не так ли? - она улыбнулась.
- Да, но что оно нам принесло? Сын погиб, - замотал головой Этцель. - Множество лучших, отборных воинов пало. И как будто этого мало - полгорода сгорело, казна растрачена. Неужто права была покойница Хельха…
Кримхильда, не знавшая, о чём последняя фраза, подошла ближе и твёрдо заявила:
- И что? Чем больше потерь, тем больше величие нашей победы.
Этцель бросил на неё не самый благосклонный взгляд.
- Ты не в себе, Кримхильда. Если ты настолько ненавидела своих сородичей, то незачем было перетаскивать свою вражду в мой дом.
- Ты же видел, какие они злодеи! - выпалила Кримхильда, испугавшись, что Этцель рассердится на неё.
- На них можно было пойти войной…
- Я хотела как лучше! - Кримхильда приблизилась к мужу. - На своей земле они были бы сильнее. Я придумала способ полегче…
- И вот что вышло. Нам их приезд обошёлся слишком дорого.
Кримхильда положила ему руку на плечо.
- Дорогой мой, - жалобно сказала она. - Я не желала зла. Я не думала, что придётся столько терпеть их жестокость. Но все жертвы были не напрасны. Наши враги мертвы…
- Они уцелели.
Кримхильда отступила с непонимающим видом.
- О чём ты говоришь? Они должны были сгореть.
- Должны были, но не сгорели.
Кримхильда отступила ещё на шаг. Её накрыло ужасом.
- Они? Как?! Это невозможно! Кто допустил?!
- Я тоже думал, что невозможно, - сухо произнёс Этцель. - Но они по-прежнему там, где и были. Я уже отправил воинов передать им привет.
Кримхильда, схватившись за грудь и вытаращив глаза, порывалась что-то сказать, но только бессмысленно открывала рот. Затем она резко развернулась и почти выбежала из комнаты Этцеля. Поднявшись на стену, откуда был виден вход в сгоревший зал, она увидела там нескольких бургундов. Вымазанные копотью и запёкшейся кровью, они походили на выходцев из преисподней, но Кримхильде удалось даже издалека и в таком виде узнать Хагена и своих братьев.
- Я не могу больше.., - пролепетала она, отвернувшись и привалившись к стене. - Я не могу… Я ничего не понимаю…
Она подняла взгляд в небеса, но их застилала завеса дыма.
- Я ничего не понимаю…, - повторила Кримхильда. - Зигфрид… И драконья кожа, и волшебный плащ, и сильнейший из сильных… а так легко оказалось убить. Эти же - заурядные люди… Что в них такого… ну что? - громко застонала она. - Почему они никак не подохнут?
Ей овладела злость. Она быстро спустилась вниз и в коридоре столкнулась с Рамунгом, предводителем валашских воинов.
- Рамунг, дорогой, - быстро заговорила она, схватив его за руку, - ты видел, как наши враги глумятся над нами, уцелев после пожара и сидя у того зала? Этого невозможно стерпеть. Покончи с этим злом…
- Я только что оттуда, - произнёс Рамунг. - Нам сказали, что часть их выжила и сидит во дворе, и король велел их уничтожить.
- Ну? Так в чём же дело? Почему ты возвращаешься?
Рамунг смотрел на неё недобрым взглядом.
- Когда мы пришли, их во дворе уже не было. Мы решились подняться на лестницу, и тогда они показались оттуда… изнутри… Впереди был этот, с одним глазом, а за ним остальные… строем…
- Вы что же, отступили? - вскрикнула Кримхильда.
- Так ведь это уже не люди! - гаркнул Рамунг.
Кримхильда страдальчески изогнулась.
- Конечно, они нелюди! Само зло во плоти! Их надо добить, всех, кто ещё остался и смеет глумиться над моей любовью и скорбью! Неужели вы их боитесь?
Рамунг вспыхнул:
- Мы врагов не боимся. Но я не знаю, кто там сидит, но это не люди. Я иду сказать королю, что я и мои воины отправляемся домой.
- Что? - закричала Кримхильда. - Вы не смеете оставлять нас, не выполнив свой долг! Вчера вы взяли наше золото!
- Взяли-то взяли, но для битвы с людьми, а сражаться с колдовством мы не обещали.
- Колдовство? Колдуны сгорают! - обиженно бросила Кримхильда. - Если только проклятый Хаген что-то особенное не наколдовал… Ведь отец его диавол… Рамунг, прошу тебя…
- Нет, королева. Ищите себе других на такую службу. Если это не живые мертвецы, то не иначе под защитой какого-то волшебного снадобья. Те, кто их первый заметил, говорят, что они что-то красное пили.
- Кровь! - зловеще произнесла Кримхильда. - Вот почему их ничто не берёт. Послушай, Рамунг. Надо искоренить эту скверну. Это наш священный долг. Не страшитесь ничего. Мой Зигфрид таких, как Хаген, целых семьсот убил в одиночку, и никакое колдовство их не спасло…
- Ещё про дракона вспомните, - нетерпеливо бросил Рамунг. - Скажите сами королю, что мы уезжаем. И Хорнбоги со своими тоже решил вернуться домой, где хотя бы не посылают на убой к колдунам, да ещё во имя кого-то, кому явно забыли осиновый кол в гроб забить.
Кримхильда ахнула в ужасе и мгновенно рассвирепела.
- Как ты смеешь!...
Рамунг пошёл прочь.
- Стой, кощунник и предатель! - закричала она ему вслед.
Тот ускорил шаг.
Кримхильда хотела было нагнать его, но вместо этого, кусая губы, вбежала на стену и увидела оттуда, как целая толпа воинов двинулась прочь из города. Неужели Этцель ничего не знал об этом?
Она снова поспешила к мужу, раздираемая негодованием и бессилием, и почти возле покоев Этцеля встретила Рюдигера.
- Какое счастье, Рюдигер, что ты ещё с нами, - Кримхильда едва не расплакалась от облегчения. - Кругом одни трусы и предатели, но ты же не такой… От целой орды никакого толку, и лишь ты можешь утешить меня…
Рюдигер обратил на неё тяжёлый взгляд.
- Надеюсь, моя королева, теперь вы остановите вражду.
- О чём ты говоришь? - жалобно спросила она. - Неужели и в твоём сердце нет ни капли сострадания к несчастной женщине?
- Вам ли говорить о сострадании после вчерашнего, - приглушённо сказал Рюдигер.
Кримхильда судорожно сглотнула.
- Значит, и ты оставишь меня беззащитной перед лицом торжествующего зла. Источник всех наших бед, исчадия ада всё ещё сидят там, пьют кровь… Слышишь? Кровь пьют!
- Ни к чему рассказывать небылицы, госпожа, - неприязненно произнёс Рюдигер.
- Это правда! Правда! Те, чьё высокомерие и ненависть позволили предать лучезарного Зигфрида, могут и пить кровь, - сказала она с пугающей серьёзностью.
Рюдигер с трудом подавил отвращение.
- Не знаю, кто сказал вам такое, но это невозможно, потому что опасно. Даже язычники, братаясь кровью, добавляют в питьё лишь по капле, так как больше нельзя.
- Для людей - опасно! - выкрикнула Кримхильда. - А для них… а они…
- Достаточно, королева, - решительно заявил Рюдигер. - Разве вы не видите, что пытаясь уничтожить этих людей, вы уничтожаете сами себя? Вам мало жертв и разрушений?
- Когда речь идёт о том, что угас свет мира, никаких жертв не будет слишком много.
Рюдигер отступил от неё.
- Вы не владеете собой, госпожа. Позвольте мне пройти к королю.
- Подожди! - она схватила его за локоть и почти повисла на нём; голос её стал более высоким и несчастным. - Скажи, что я тебе плохого сделала? За что ты так зол на меня? Я всегда была к тебе добра, и ты был мне верен...
Рюдигер смутился - оттолкнуть её было выше его сил.
- Я знал вас совсем другой, - он постарался говорить спокойно. - При первой встрече вы показались мне почти ангелом. И все эти годы…
- А что изменилось? - она сделала брови домиком. - Я всё так же страдаю, как и тогда, когда ты приехал в Вормс. Я по-прежнему терзаюсь из-за Зигфрида, даже если никто не хотел этого замечать!
- А из-за того, что вчера случилось, вы не терзаетесь? - он осторожно попытался освободиться от неё, но она вцепилась в его руку ещё крепче.
- Да я вся измучилась, - простонала Кримхильда. - Никто на свете не страдал так, как я, ибо я была женой Зигфрида!
Она выпустила Рюдигера, почуяв, что сказала что-то не то.
- Но ты же не позволишь, чтобы я и дальше страдала, да?
- Успокойтесь, госпожа, - Рюдигер шагнул в сторону.
- Нет! Подожди! - рванулась за ним Кримхильда.
Он невольно остановился.
- Хорошо, пусть у тебя нет сердца и тебя не трогает моё великое горе, - быстро заговорила она. - Пусть даже тебя не возмущает величайшее на свете преступление, равного которому не видел мир. Но ты честный человек и держишь слово. Помнишь, в чём ты поклялся мне при нашей первой встрече?
Рюдигер, охваченный внезапным смятением, промолчал. Кримхильда осмелела.
- Ты мне поклялся, что будешь служить мне верой и правдой, - сказала она более твёрдым голосом. - Ты сказал, что жизни ради меня не пожалеешь. Пора тебе вспомнить о данном обещании.
- Королева, - в тихом ужасе произнёс Рюдигер, - я дал такую клятву, но не обещал, что погублю свою душу.
- Ты не погубишь её, а спасёшь, воздав за лучезарного Зигфрида. Царствие небесное ждёт того, кто поможет мне отомстить за светлейшего из героев, невинно убиенного…
- Я хорошо знаю, почему он был убит, - резко прервал её Рюдигер.
Кримхильда вздрогнула и переменилась в лице.
- Думаешь, я сама этого не знаю? - злобно бросила она. - Да мне всё известно лучше, чем тебе. Но всё, что совершил Зигфрид, было с любовью и во имя любви. Только адская гордыня… только ненависть к его свету могла помешать с ним смириться! Я сама терпела, столько терпела ради его любви, а они, вместо того, чтобы почтительно трепетать перед ним, подняли на него свою нечестивую руку! Это всё Хаген! Хаген! Проклятая Богом порода, не просветлённая истинной любовью!
Она изогнулась, точно собираясь красиво пасть Рюдигеру на грудь, но тот успел отойти.
- Вы не понимаете, что говорите, госпожа.
- И пусть! - она снова схватила его за руку. - Если у меня разум мутится от такого великого горя, то вина за это лежит на всех вас, не желающих мне помочь… Исполни свою клятву, Рюдигер. Ты же не какой-нибудь Иринг, что держит слово только за золото. Ты же честный… Ступай, сразись с бургундами…
- Я не могу! - вскричал Рюдигер. - Я принимал их у себя дома, я обещал им свою дружбу. Я дочь сосватал за Гизельхера!
- Что? - возопила Кримхильда. - Ты смел любезничать с ними, зная, что они мне сделали?
- Вы никогда не выказывали к ним ненависти. И что они сделали, вам было хорошо известно.
- Нет, это слишком… Чей ты подданный, Рюдигер? Забыл, что живёшь здесь нашей милостью?!
- Что ты так кричишь, Кримхильда? - в коридоре возник Этцель.
Кримхильда бросилась к нему.
- Вот, супруг мой, посмотри. Рюдигер не хочет выступить против наших врагов, - она уткнулась мужу в плечо.
- Ты до чего её довёл? - угрожающе спросил Этцель.
- Послушайте меня, мой король, - сказал Рюдигер. - Пора положить конец вражде.
- Я не могу выпустить их живыми, - угрюмо произнёс Этцель. - Их должно остаться немного, добить их будет уже не так тяжело. Собирай своих людей, твой черёд идти в бой.
- Мой король, помилуйте. Они мои друзья, я дочь сосватал…
- Найдёшь ей другого жениха. Мы всегда были милостивы к тебе, Рюдигер. Исполни же свой долг перед нами.
- Господи, что же мне делать, - проронил Рюдигер.
Кримхильда развернулась к нему и поклонилась в пояс так, что едва не ударила лбом о пол.
- Смотри, мы просим тебя. Ты же не предашь нас за оказанные милости.
- Я готов возвратить вам пожалованные мне земли и удалиться ни с чем, - в волнении произнёс Рюдигер.
- Я не позволю. Сначала рассчитайся с нами, - Этцель поклонился вслед за Кримхильдой. - Не стыдно ли тебе, что ты заставяешь нас унижаться, уговаривая тебя сдержать свою клятву?
- Ты же не изменник, - жалобно сказала Кримхильда. - Вступись за свою королеву, или забери мою жизнь, если твои обещания ничего не значат…
- Прежде ты всегда был верен своему слову, - вторил Этцель. - Уничтожь наших врагов, и я сделаю тебя вторым человеком после себя.
- Мне не надо наград за бесчестье, - в голосе Рюдигера уже слышалось отчаяние. - Я привозил сюда бургундов не на смерть!
- Ты обещал, что и честь свою за меня положишь, - заявила Кримхильда. - Ты посмотри, сколько они нам наделали вреда! Как может быть, что ты не хочешь выйти против наших обидчиков? Ты же обещал!
Этцель и Кримхильда наперебой продолжали взывать к нему, напоминая об его обязательствах, поочерёдно кланяясь, точно два молоточка; Рюдигер ещё пытался возразить, но вскоре смолк и только мрачнел, выслушивая их однообразные слова о долге, клятве, милостях и неблагодарности.
- Хорошо, - обречённо сказал он наконец. - Я верну вам свой долг. Я должен погибнуть.
- Нет, ты победишь и получишь свою награду, - Кримхильда прослезилась от волнения.
- Сегодня же мои земли отойдут вам, - Рюдигер будто не заметил слов Кримхильды. - Прошу об одном: не оставьте своей милостью мою жену и дочь.
- Я надеюсь, что ты ещё вернёшься к ним, мой герой. Господь да наградит тебя, благородный маркграф! - просияла Кримхильда.
Рюдигер, опустив голову, побрёл прочь.
- Покончи с ними, - тихо сказала Кримхильда. - А я… Я не хочу этого видеть, - она обернулась к мужу с плаксивым выражением лица. - Посижу у себя. Господи, сколько же его пришлось уговаривать!
Она удалилась в свои покои и бессильно упала в кресло.
***
Бургунды сидели частью на лестнице, возле выгоревшего дверного проёма, чтобы можно было при необходимости быстро скрыться внутри, частью в зале. Они уже привыкли к тяжёлому запаху гари, могли быть даже довольны, что он перешибал трупную вонь - во дворе всё ещё валялось множество убитых. Ветер залетал в зал через полностью сгоревшую крышу, принося выжившим свежего воздуха. Бургунды снова были в кольчугах, кто-то разыскал в зале своё оружие, другие забрали его у мёртвых. Хаген, уже без повязки на глазу, сидел у входа, держа в руках меч Грам. Шлема на нём не было, слипшиеся волосы падали ему на шею; единственный глаз тускло поблёскивал, осматривая двор.
То, как легко рейнцы недавно обратили в бегство целую толпу, больше перепугавшуюся их выходом, чем действительно битую, ненадолго подняло им настроение и придало больше отчаянной решимости; даже усталость и ощущаемые последствия сидения в дыму, казалось, прибавили им боевой злости. Все ждали врага, готовые в последний раз сразиться за себя и встретить свою смерть.
- Кто-то идёт, - сказал Фолькер, издалека заметивший движущихся воинов.
Хаген расслышал шум шагов и поднялся, рука крепче сжала меч.
- Все внутрь, - скомандовал он.
Бургунды зашли в зал, но Гизельхер задержался у входа.
- Это же Рюдигер, - он будто не верил своим глазам.
Бехларенцы шли через двор к лестнице; их шаг замедлялся и строй колебался из-за необходимости переступать через трупы или обходить их. Рюдигера, возглавляющего своих воинов, уже нельзя было не узнать.
- Друзья, подмога пришла! - Гизельхер даже засмеялся от радости. - К нам идёт маркграф Рюдигер, мой тесть, со своими воинами. Мы ещё можем выстоять!
- С чего вы взяли, что он идёт нам на помощь? - мрачно заявил Фолькер. - Драться он с нами будет за кримхильдино золотишко, вот что я думаю.
- Укороти свой злой язык, шпильман. Он наш друг.
- Тогда зачем ведёт за собой такой отряд? Для переговоров, что ли?
- Замолчи и не злословь. У нас теперь есть надежда… Хаген! - Гизельхер обернулся к нему. - Ведь я прав?..
Выражения лица Хагена, следившего за приближающимся Рюдигером, невозможно было понять, но радости оно не внушало.
- Посмотрим, - холодно бросил Хаген и спустился на пару ступеней вниз.
Гернот и Гизельхер спустились ещё ниже; за ними вышли ещё несколько человек. Рюдигер остановился у лестницы и поставил щит на землю.
На какое-то время повисла тягостная тишина. Бехларенцы не двигались с места, бургунды молча смотрели на Рюдигера, выжидая, когда он даст понять, с чем пришёл.
Наконец Рюдигер решился и замогильным голосом сказал:
- Я пришёл сразиться с вами. Ещё вчера я был вашим другом, сегодня я стал вашим врагом. Защищайтесь, - он поднял было щит, но тут же поставил его назад, когда среди бургундов пронёсся неясный шум.
- Господи помилуй, - у Гернота кровь отлила от лица, хотя за слоем копоти этого не было видно. - И ты тоже, Рюдигер? Не могу поверить, что даже ты хочешь нашей смерти.
- Видит Бог, не хочу, - подавленно произнёс Рюдигер. - Я желал бы, чтобы вы вернулись на Рейн, а мне лучше погибнуть за такой позор. Я дал клятву королеве и обязан её исполнить, - он мучительно вздохнул.
- Да как же так? - вскричал Гизельхер. - Для того ли ты проводил нас сюда?
- Нет, не для того. Я не знал, что так выйдет.
- Лучше бы ты прежде был нам врагом, чем быть сначала другом, а потом идти на нас тогда, когда нам тяжелее всего, - жёстко сказал Гернот. - Что заставило тебя так перемениться?
- Это приказ короля, - обречённо ответил Рюдигер.
- Но ты обещал, что твоя верность будет с нами, - напомнил Гизельхер. - Я хорошо помню, как прекрасно мы проводили время в Бехларене, как ты был к нам любезен и внимателен. Твоя дочь помолвлена со мной. Вряд ли я уже смогу назвать Дитбергу своей женой, но… как же я подниму меч на её отца?
- Дай Бог, чтобы ты выжил, Гизельхер. Поймите же, - Рюдигер обвёл бургундов тоскливым взглядом, - я не питаю к вам вражды, но должен исполнить свой долг!
Он заметил Хагена, который стоял, опершись на меч обеими руками, и смотрел на происходящее с самым каменным лицом.
- Хаген, друг мой, ты же сам был в таком же положении! - отчаянно крикнул ему Рюдигер. - Что я могу поделать?
Хаген не шелохнулся. Рюдигер поднял щит и снова опустил его. Сдвинувшие ряды бехларенцы казались сбившимися в кучу.
- Да помилуй, Рюдигер, - сказал Гизельхер с безнадёжностью в голосе. - Здесь же никто не видит в тебе и твоих людях врагов. Как нам сражаться с вами?
- Мне это не менее тягостно, - ответил Рюдигер. - Но всё разрушено. Нет больше ни дружбы, ни клятв, и моя собственная жизнь мне больше не нужна. Пусть будет, что будет!
Он поднял щит и шагнул к лестнице: его воины последовали его примеру.
- Стойте, - раздался вдруг голос Хагена.
Все остановились. Хаген, чуть подняв руку, выступил вперёд.
- Успеете ещё нас перебить, - свирепо сказал он. - У меня есть пара слов к другу моей юности.
Рюдигер опустил взгляд. Хаген встал напротив него.
- Когда я гостил у тебя в последний раз, - заговорил Хаген, - Готелинда подарила мне крепкий щит. Он выдержал немало ударов, но в огне мне пришлось его бросить, и он теперь для боя негоден. Я мог бы взять щит у гуннов, но у них не щиты, а крышки для котлов. Вот если бы Господь Бог послал мне такой же щит, как у тебя, - он указал на него, - мне не о чем было бы беспокоиться.
- Я отдал бы тебе его, Хаген, если бы Кримхильда…. Да что мне теперь её гнев? - оборвал сам себя Рюдигер и быстро снял щит с руки. - Возьми, Хаген. Дай Бог тебе с ним вернуться на Рейн.
Стоящие у входа бургунды сошлись теснее и теперь тоже выглядели сбившимися в кучу. Гизельхер отвернулся, чувствуя, что перед глазами стало плыть. Хаген медленно сошёл вниз, приблизившись к Рюдигеру вплотную.
- Я никогда не вернусь на Рейн, - сказал он вполголоса, - и никогда больше не навещу тебя в твоём доме, и мы не вспомним о том, что было раньше. Жаль, что пришлось дожить до такого, - они встретились взглядами, и Рюдигер увидел, что глаз Хагена полон горечи и тоски. - Как будто мало нам врагов, чтобы драться ещё и с друзьями.
- Меня самого это мучит, - тихо ответил Рюдигер.
Лицо Хагена стало жёстче, глаз яростно блеснул:
- Я бы и перед Господом Богом бросил это как обвинение. Драться с тобой - для меня чересчур.
Они обнялись и некоторое время так и стояли в обнимку. Бехларенцы и бургунды молча смотрели на них, и те, кто только что легко готов был встретить смерть, снова на мгновение ощутили, как хороша жизнь, посылающая обречённым последнее напоминание о себе.
Наконец Хаген взял щит и двинулся наверх; Рюдигер, однако, не остался без щита, получив его от одного из своих воинов. На середине лестницы Хаген остановился, развернулся и сказал громко, чтобы слышали все:
- Я разочтусь с тобой за твой дар. Даю тебе слово: как бы ни была яростна битва, и сколько бы бургундов ни пало от твоей руки, я не подниму на тебя свой меч.
- Не слишком ли? - нахмурился Гизельхер.
- Оставь их, - бросил Гернот. - Их верность старше нашей.
- Эй, - возник рядом с Хагеном Фолькер. - Если мой друг Хаген даёт такое обещание, то я присоединяюсь. Смотри, - он показал руку в браслетах, подаренных Готелиндой, - я всё ношу их в честь любезной маркграфини.
Рюдигер слегка поклонился в сторону Хагена и Фолькера.
- Мои люди вольны давать такие клятвы, - сказал Гернот. - Я сам был бы рад помнить только о любезном приёме и твоей щедрости, - он поднял меч, полученный в дар в Бехларене. - Но знай, Рюдигер, что если ты будешь убивать моих людей, то я не постесняюсь убить тебя твоим же подарком.
- Да будет так! - произнёс Рюдигер и снова поднял щит.
Гернот подал своим знак рукой, и все мигом стряхнули с себя минутную расслабленность. Бехларенцы наконец двинулись вперёд. Бургунды исчезли в зале и пропустили противника внутрь. Рюдигер стал рубить направо и налево, будто пытаясь заставить всех, и самого себя тоже, забыть, что бьётся не с врагами. Бехларенцев было больше, чем уцелевших бургундов, однако последние привыкли к обстановке в зале, тогда как воины Рюдигера на мгновение ошалевали, и это мгновение многим стоило жизни. Озлобленные и отчаявшиеся бургунды бились с такой свирепостью, что вскоре выровняли соотношение сил; бехларенцы же, начавшие бой без особого рвения, явно уступали им в боевом духе. На стороне пришедших было то, что они явились свежими и бодрыми, в отличие от потрёпанных рейнцев, но последние бились так, что недолго было прийти в ужас и подумать, что это впрямь больше не люди.
Рюдигер своим примером не давал своим воинам дрогнуть, продолжая сражать бургундов одного за другим. Хаген и Фолькер заранее отошли в сторону, чтобы не встречаться с ним, и свирепствовали среди прочих бехларенцев; Гизельхер тоже старался держаться подальше от своего тестя. Но Гернот, видя, как рейнцы падают под мечом маркграфа, стиснул зубы и прорубился к нему.
Сражающихся стало намного меньше, зато оставшиеся бились неистово; стоял звон оружия, среди сгоревших человеческих останков падали новые мертвецы, раненых тут же добивали. Некоторые спотыкались о тела и валяющиеся обломки сгоревшей крыши, но продолжали бой, пока могли. Гернот и Рюдигер бились в центре зала; оба уже отбросили щиты и наносили удар за ударом, так что с их клинков сыпались искры. Наконец Рюдигер смог нанести Герноту сильный удар по голове. Меч рассёк шлем и впился в голову. Гернот дёрнулся, подался вперёд и скорее уже неосознанным жестом вонзил свой меч в Рюдигера. Кольчуга последнего разошлась, и Рюдигер, непроизвольно схватившись за рану, из которой хлынула кровь, медленно осел на пол. Гернот рухнул рядом с ним.
- Брат! - закричал Гизельхер.
Хаген обернулся и увидел, что случилось. Испустив какой-то яростный возглас, он бросился в самую гущу врагов. Бехларенцы, потерявшие своего господина, не думали убегать или отступать, но мощь их была подорвана. Они сопротивлялись, сколько могли, и немало ещё сразили, пока разъярённые рейнцы, дерущиеся почти с нечеловеческой силой и яростью, не уничтожили их всех.
Крики и лязг оружия стихли. Выжившие бургунды оглядывались, тяжело дыша. Их осталось меньше полусотни. Под ногами было кровавое месиво.
Хаген, не глядя под ноги, но уверенно ступая меж убитыми, подошёл туда, где лежали рядом Гернот и Рюдигер. Гизельхер уже сидел рядом, держа в руках окровавленную голову брата. Хаген тоже присел, взяв за руку сначала одного, потом другого убитого, каждый из которых забрал с собой немалую часть его жизни.
Подошёл Фолькер, тронул его за плечо.
- Хаген…
Тот провёл рукой по лицу и встал.
- Пошли.
Гизельхер тоже поднялся. Хаген ещё раз осмотрел зал, удостоверяясь, кто погиб и окликая живых. Воины собрались вместе; некоторые молча обнимали друг друга. Хаген, блестя глазом, протянул им руки, и сразу несколько человек бросились в его объятия. Другие столпились вокруг, и Хаген поочерёдно прижал к своему сердцу всех, кто вместе с ним пережил этот тяжёлый бой.
Немногие остались сидеть в зале, недалеко от выхода; другие заняли проём. Хаген и Фолькер вышли наружу и сели там, такие же разбитые и подавленные, как и все их боевые товарищи, одержавшие самую тягостную в своей жизни победу.
***
Кримхильда велела принести ей поесть, но кусок не лез ей в горло. Вино было устрашающе красным, а стоило ей взять хлеб, как в голове звучало: «сие есть плоть моя» - и почему-то эти давно привычные ей слова вызывали у неё содрогание, и ей делалось тошно. Она тщетно уверяла себя, что ей надо подкрепиться, иначе совсем сил не останется, но продолжала уныло сидеть над блюдом. Воззвать к Зигфриду не получалось; очевидно, он отвернулся от неё, пока возмездие не будет завершено.
Кримхильда со вздохом снова взяла кусок хлеба. Внезапно ей вспомнилось: «ядущий мою плоть и пиющий мою кровь пребывает во мне, и я в нём». Она оживилась и быстро съела весь хлеб и выпила вино, не притронувшись ни к чему другому.
В голове немного прояснилось, и она поняла, что не в силах терзаться неизвестностью. Рюдигер, посланный на бой, теперь вызывал у неё сомнения. Она вспомнила, что они с Хагеном знали друга ещё задолго до того, как сама она впервые увидела Хагена. Статного, надменного, с чёрными блестящими глазами… Одна из её нянек говорила, что чёрные глаза бывают только у демонов, а мать бранилась, что это глупости… Кримхильда встряхнула головой: память стала выбрасывать наружу что попало. И при этом она забыла, что Рюдигер был другом Хагена. Как, должно быть, эта дружба скрашивала жизнь заложника в Этцельбурге…
Кримхильда рывком встала и велела вести её во двор. Было страшно, но ещё страшнее было мучиться сомнениями. Во дворе уже находился Этцель в окружении слуг. Кримхильда чуть не лишилась чувств от ужасного зрелища и висящего смрада, но уже падая на руки служанок, она заметила у входа Хагена и Фолькера - грязных, окровавленных, но живых.
- Так я и знала…, - процедила Кримхильда, отпихивая служанок. - Он меня обманул!
В бешенстве её затрясло, и она, подойдя к Этцелю, стала сварливо кричать:
- Где Рюдигер? Ни на кого положиться нельзя! Все предатели! Он обещал нам сразиться с ними, а сам и не подумал! Хорош верный воин! Плевал он на королевскую честь! За что только мы были к нему милостивы…
- Жена, помолчи, - тяжёлым голосом прервал её Этцель.
Фолькер хорошо расслышал её слова и, обернувшись в её сторону, в негодовании прокричал в ответ:
- Вы хоть и королева, но редкостная лгунья и клеветница! Вы послали Рюдигера на смерть, а теперь шельмуете его? Он выполнил ваш приказ и отдал свою жизнь. Дёшево вы цените ваших верных людей, награждая их клеветой и бранью!
- Что? - бессильно выронила Кримхильда и вновь завопила: - Не верю! Вы всё врёте!
Двое бургундов вынесли из зала труп Рюдигера.
Этцель издал какой-то нечленораздельный рык. Среди гуннов пронёсся горестный вопль. Кримхильда замерла как вкопанная, с открытым ртом, не в силах даже закричать. Ноги стали подкашиваться, и только стоящие рядом служанки не дали ей упасть.
- Уведите меня…, - пробормотала она, всё ещё глядя на вход в зал.
Внезапно её взгляд встретился со взглядом Хагена. Единственный глаз вспыхнул такой ненавистью, что Кримхильда сжалась и захотела исчезнуть. Её повели в замок.
- Я не знаю, что делать…, - лепетала она, пока её почти волокли по коридору. - Зигфрид… спаси меня… Тебя ради стараюсь…
Весть о гибели Рюдигера быстро распространилась, и в замке поднялся вопль пуще прежнего. Этцель с гуннами удалился со двора, и остаток бургундов, смертельно уставших, но готовых ко всему, мог перевести дух, ожидая окончательного свершения своей судьбы.
12.
Был, вероятно, уже полдень. Солнце стояло высоко, ветер стих, в прогревшемся воздухе полный отвратительных испарений двор стал ещё больше походить на ад. Фолькер, очнувшись от полузабытья, привычным жестом подобрал меч и придвинулся к Хагену. Тот сидел, откинувшись к стене, и еле слышно, будто неосознанно, что-то напевал - нескладно, но зато на понятном языке. В ушах у Фолькера шумело, но всё же он разобрал:
… И если сам Господь, отчаявшийся, древний,
Придёт и скажет мне: «Я стар, Я не могу
Тебя хранить в боях, сломай Мои печати,
Последний свиток разорви, смирись!» -
Я не смирюсь.
И на Него ожесточился я!
- Что это такое мрачное, Хаген?
Хаген медленно обернулся. Вид у него был жутковатый - копоть на лице размылась от стекающего пота, загрязнившийся шрам стал выглядеть как недавний, обгоревшие брови и волосы слиплись от крови. В глубине единственного глаза всё ещё мерцал огонь.
- Не до веселья, брат.
- А назло, - мрачно сказал шпильман, утирая взмокшее лицо, от чего на нём оставались серо-чёрные разводы. - Я так и перед самой смертью бы смеялся ей, проклятой, в глаза. И в аду так всех песнями замучаю, что черти взвоют.
Хаген рассеянно хлопнул его по плечу.
- Я тебя разочарую, может быть, но никто из умерших назад не возвращался, и вряд ли нас ждёт что-то, кроме земли.
- «Всё идёт в одно место; всё произошло из праха, и всё возвращается в прах…», - пробормотал Фолькер. - Да пусть будет так. Господи, они бы свои трупы наконец отсюда убрали, что ли.
Вышел Гизельхер, с размаху сел рядом.
- Куда вся орда подевалась? - спросил он и внезапно закашлялся.
- Разбежалась, - угрюмо бросил Фолькер. - Мы тут слишком на чертей похожи, пугаем их, бедолаг.
- Не помереть бы своей смертью до их прихода, - хрипло сказал Гизельхер, постучав себя по груди. - Давай спустимся вниз, пусть нас хоть из луков расстреляют…
- Глупо, - отрезал Хаген. - Да вот уже кто-то идёт.
Он тяжело поднялся.
- Вспомнишь чёрта, так сразу хвост его видишь, - встал вслед за ним Фолькер. - Но как-то маловато народу на этот раз.
- Их вообще здесь немного, - произнёс Хаген, узнав пришедших. - Готы.
Во дворе действительно появились воины Дитриха. Их было всего пятьдесят человек. В изгнание с Дитрихом отправились немногие, а после неудачных битв их стало ещё меньше, потому весь их отряд был столь небольшим.
- Неужто и они стали нашими врагами, - сказал обречённо Гизельхер.
- Ничему бы не удивился, - замогильным голосом отозвался Хаген. - Но самого Дитриха с ними нет. Я заговорю с ними.
- Делай как знаешь, Хаген. Я оповещу остальных. Они пришли с оружием, - Гизельхер окинул взглядом подходящих готских воинов. - Добром это не кончится.
Первым среди готов шёл старый Хильдебранд. Хаген немного спустился по лестнице и обратился к нему:
- Привет тебе, Хильдебранд. Что привело вас сюда?
Хильдебранд остановился, не дойдя до лестницы. Все прочие замерли, и только юнец Вольфхарт, племянник Хильдебранда, продолжил было идти вперёд, пока дядя не махнул ему рукой.
- Мы пришли с миром, - сказал Хильдебранд.
Хаген различил вздох за своей спиной.
- Рад слышать. Мы никогда не были врагами. Но почему вы здесь и с оружием?
- Чтобы вы не смели не уважать нас и насмехаться, - вылез вперёд Вольфхарт.
- Замолчи! - рявкнул на него Хильдебранд.
- А что они…
- Молчи, я сказал, - старый воин схватил племянника за руку и оттолкнул назад.
Хильдебранд заметил, как помрачнел Хаген и как переменились лица у вышедших бургундов, и поспешил сказать:
- До нас дошла весть, что вами убит благородный Рюдигер. Мой король Дитрих не может в это поверить, да и мы тоже, зная, как Рюдигер всегда был расположен к вам. Мы пришли узнать, правдива ли эта весть.
- Я был бы рад сказать, что это ложь, - сказал Хаген, слегка вздохнув. - Но всё так и есть. Рюдигер убит.
Среди готских воинов раздался полувздох-полустон.
- Ты можешь сказать нам, - дрожащим голосом произнёс Хильдебранд, - кто убил его?
- Гернот, - ответил Хаген. - Но и сам он мёртв. Они сразили друг друга.
Поникшие готы молчали, Хильдебранд опустил взгляд к земле.
- Как могло случиться такое дьявольское дело?
- Рюдигер, на своё несчастье, дал клятву Кримхильде и пришёл её исполнить, - ответил Хаген. - Так оно и вышло… Видит Бог, мы сами этому не рады.
Хильдебранд утёр выступившие слёзы.
- Мы, изгнанники, слишком многим обязаны Рюдигеру. Его гибель для нас тяжёлая утрата. Потому прошу вас, воины, выдайте нам его тело, чтобы мы могли оказать должные почести нашему доброму покровителю.
- Хорошо. Ваша верность заслуживает восхищения, - Хаген стал подниматься наверх, дав бургундам какой-то знак.
- Да что мы их просим, как нищие Христа ради? - снова выступил Вольфхарт. - А ну шевелитесь быстрее, бургунды. Мало того, что убили Рюдигера, так ещё и ждать нас заставляют!
- Молчи, ради Бога, - попытался осадить его Хильдебранд.
- Ну уж нет! - разошёлся Вольфхарт. - За то, что они сделали, они должны заплатить жизнью, а мы тут с просьбами позоримся!
- Ты забыл, что сказал нам король? - прикрикнул Хильдебранд и в тревоге посмотрел на вход в зал.
Двое бургундов, взявших было тело маркграфа, теперь положили его назад и смотрели вниз, положив руки на мечи.
- Ты что так раскукарекался, петушок? - раздался голос Фолькера. - Хочешь сам труп забрать, так подойди сюда. Смелее, тебя не съедят.
Вольфхарт подался вперёд, но Хильдебранд удержал его.
- Мы не можем им этого спустить! - кричал Вольфхарт.
- Уймись, горячка. Ты всё погубишь!
- Да, с миром и при полной боеготовности, - мрачно заявил Хаген, глядя, как готские воины берутся за оружие и сдвигают ряды.
- Не справишься ты с ним, старик, - крикнул Фолькер Хильдебранду, дёргающему племянника за руку. - Он от жажды подвига сейчас из штанов выпрыгнет. Отпусти его, раз он так хочет лишиться своей пустой головы.
Вольфхарт рывком освободился от Хильдебранда и, прежде чем тот успел сдержать его, запустил в бургундов копьём.
Должно быть, он метил в Фолькера, которого Хаген тут же отпихнул в сторону, но попал в Гизельхера, зачем-то шагнувшего навстречу. Среди стоящих рядом бургундов раздался крик; Хаген метнулся к Гизельхеру, но успел лишь подхватить его, уже пронзённого и падающего.
- Что ты наделал! - вскричал Хильдебранд.
Воодушевлённый Вольфхарт уже взбегал на лестницу. Хильдебранд бросился за ним, что прочие готы расценили как команду к нападению. Бургунды быстро исчезли в зале; воины Дитриха ворвались вслед за ними. Вольфхарт едва успел забежать, как был встречен Фолькером, одним ударом снёсшим ему голову; тело упало на Хильдебранда, и тот понёс его к выходу, не сразу поняв, что произошло. Вокруг уже завязалась битва. Воинов были почти поровну; готы пришли с нерастраченной силой, но отчаянная ярость бургундов, из которых никто уже не ждал для себя выживания, не обещала лёгкой победы. Оставив убитого Вольфхарта, Хильдебранд оглянулся в поисках Фолькера; тот был недалеко, но до него ещё надо было добраться. Сражающиеся пары быстро менялись, никто не оставался без противника надолго. Свирепость битвы при немногочисленных силах должна была привести к быстрому её концу; обессиленные бургунды гибли, но старались прихватить врага с собой. Когда к ногам Хильдебранда, сразившего бургундского воина, упал и гот Зигштаб, Хильдебранд обернулся и увидел рядом Фолькера.
Хаген был поглощён битвой с Хельфрихом, одним из сильнейших готских воинов, и почти случайно заметил краем глаза, как меч Хильдебранда обрушился на голову шпильмана. Фолькер качнулся и упал. Хаген закричал - если можно было так сказать про страшный бешеный вопль, отозвавшийся от стен, мощным ударом сбил Хельфриха с ног и пронзил его, едва тот приподнялся; после чего, быстро перескочив через трупы, оказался рядом с Фолькером. Тот был ещё жив; заметив Хагена, он протянул ему руку, но она упала прежде, чем Хаген успел её схватить. Голова шпильмана откинулась набок, глаза закрылись; больше он не шелохнулся.
Хильдебранд уже сместился ближе к выходу, где бился с кем-то; Хаген, стиснув меч, бросился было в его сторону, но тут же путь ему преградили двое готских воинов.
Звон оружия постепенно стихал, зал пустел; бургундов уже почти не осталось, и уцелевшие готы один за другим устремлялись на Хагена. Он, сжав меч обеими руками, вырубал их, даже когда они атаковали по двое-трое. Битва шла к концу. Когда Хильдебранд обнаружил, что сражаться ему стало не с кем, он заметил, как к нему приближается Хаген, и отошёл из зала.
Хаген быстро нагнал его; он был весь забрызган свежей вражеской кровью, глаз горел яростью. Хильдебранд выставил щит, но тут же ощутил, как сталь вошла ему в руку, и понял, что должен спасаться. Забросив целой рукой щит за спину, он бросился бежать. Хаген пустился по лестнице вслед за ним, хватил мечом с такой силой, что хотя удар пришёлся по щиту, Хильдебранд потерял равновесие и с последних ступенек скатился кубарем. Тогда Хаген остановился, а Хильдебранд вскочил и бросился прочь, петляя, с такой скоростью, словно его черти подстёгивали.
Хаген, опустив меч, тяжело переводил дух. Пошатываясь, он медленно поднялся по лестнице. Прямо у входа лежал Гизельхер с обломком копья в груди. Его лицо даже в грязных разводах казалось таким умиротворённым, словно он успел увидеть райские врата.
Внутри зала была тишина. Бились так, чтобы не оставлять раненых, так что не раздавалось ни единого стона. Убитые лежали кучами, один на другом. Хаген, ступая по натёкшей крови, прошёл туда, где лежал Фолькер, опустился рядом с ним на колени и приподнял его голову. Предсмертная гримаса Фолькера походила на насмешливую улыбку, будто он впрямь посмеялся смерти в глаза. Хаген поцеловал его; слеза упала и медленно скатилась по застывшему лицу Фолькера. Аккуратно положив его голову обратно и погладив по окровавленным волосам, Хаген поднялся и вышел из зала.
Вокруг не было ни одной живой души. Хаген сел, прислонившись к стене, и провёл рукой по мокрому лбу. Он чувствовал, что это уже не пот от жары и ратных усилий, а испарина от нарастающей слабости. Силы оставляли его. Конец был всё ближе.
Он закрыл глаз.
***
- Кто тебя ранил? - вскричал Дитрих, когда Хильдебранд ворвался к нему, запыхавшийся и кровоточащий. - Ты что, с кем-то подрался?
- Хорошо ещё, что жив остался, - Хильдебранд бухнулся на стул. - Хоть бежать и постыдно, но иначе этот чёрт меня бы убил.
- Кто?
- Да Хаген. Ох и свиреп! Слава Богу, я ноги от него унёс, а биться с ним я не дурак…
- Так вы ввязались в битву с бургундами вопреки моей воле? - гневно спросил Дитрих. - Я вам что говорил? Ни в коем случае не затевать с ними драки. Я обещал бургундам мир и хотел сохранить его. Вы меня опозорили!
- Простите, мой король. Так получилось.
- Давай посмотрим твою рану, - Дитрих помог Хильдебранду освободиться от кольчуги, а тут уже подоспели Геррат с тазиком воды и Хульда с тряпками. - Так что случилось? Почему вы пошли с оружием, когда я велел вам обратное?
- Мы сначала и собрались без оружия, но Вольфхарт сказал, что так бургунды будут только насмехаться над нашей просьбой.
- Ох, Хильдебранд, - осуждающе качнул головой Дитрих, - тебе в твои годы своего ума мало, чтобы слушать птенца желторотого?
- Ну я подумал, что он прав, - туповато пробубнил Хильдебранд, морщась от боли. - Да и другие думали так же.
- Беда мне с вами, - с досадой бросил Дитрих. - Что я ещё вам говорил? Обращайтесь к бургундам учтиво, они ожесточены и терять им нечего, одно неосторожное слово может всё погубить. Так?
- Мы и пытались быть вежливыми, насколько возможно с теми, кто убил Рюдигера.
- Так это правда? - Дитрих сел.
- Да, увы. Ну, вот, драка и началась… А я хоть от Хагена и бежал, как рану почуял, но сам его ранил посерьёзнее.
Хульда, окончившая промывать рану и взявшаяся было за перевязку, на миг замерла, но тут же продолжила своё занятие.
- Что ты ему сделал? - Дитрих побледнел.
- Похоже, что товарища его убил. Хаген завопил так, будто его самого проткнули.
- Неужто Фолькера? - ужаснулся Дитрих.
- Не знаю кого, но он моему Вольфхарту голову снёс…
- И Вольфхарт погиб?! - ещё более повысил голос Дитрих. - Да что вы все там натворили?
- Простите, мой король.
Дитрих встал и прошёлся туда-сюда. Хульда закончила перевязку и пошла из комнаты с полным кровавой воды тазиком.
- Бог свидетель, я до последнего старался быть в стороне, - заговорил Дитрих с мрачной решимостью. - Но всё зашло слишком далеко. Собирай тех, кто остался, Хильдебранд, и идём на бургундов. За Рюдигера и разрушенный мир с нами.
- Но, мой король.., - смутился Хильдебранд.
- Что?
- Сзывать-то некого.
Дитрих шагнул к нему.
- Что значит некого?
- Уцелел только я один. Прочие наши воины погибли.
Дитрих отшатнулся, будто получил удар в грудь, затем медленно сел. Некоторое время он не отрывал оцепеневшего взгляда от Хильдебранда, затем со стоном опустил голову на руки.
Хильдебранд поднялся и подошёл к нему.
- Что теперь поделаешь, - нелепо буркнул он.
- Хельфрих? Вольфбранд? - глухо спрашивал Дитрих, не поднимая головы.
- Убиты. И оба Хагеном, кажется.
- Зигштаб?
- Тот самый хагенов товарищ его прямо перед моими глазами уложил.
- Гербарт?
- Да все, все погибли. Нас теперь двое осталось. Вот оно как, мой король, - печально сообщил Хильдебранд, что при его грубом голосе получилось скорее уныло.
Вернувшаяся в комнату Геррат вскрикнула и упала в кресло. Дитрих продолжал сидеть в той же позе.
- Лучше бы я умер…, - мучительно протянул он.
- Ну что вы, - Хильдебранд неуклюже попытался обнять его одной рукой. - Слава Богу, от горя не умирают.
- И жаль…, - Дитрих приподнял голову, постаравшись не слишком заметно утереть глаза. - Кто остался из бургундов?
- Я только Хагена видел. Больше, по-моему, никто не уцелел.
- Хаген, - мрачно повторил Дитрих. - Принеси мне мой меч, Хильдебранд. Идём к нему.
Оба уже удалились, когда в комнату вернулась Хульда. Казалось, она сразу всё поняла и, не обращая внимания на присутствие Геррат, бросилась к выходу и возле него упала на колени, опустив голову и вцепившись в волосы обеими руками.
Над злополучным залом и двором висел дух смерти. Тишина стояла страшная. Трупы лежали на земле, на лестнице, громоздились у входа. Высохшие потоки крови почти почернели. Дитриху, пришедшему вместе с Хильдебрандом, поначалу показалось, что никого живого здесь нет. Он не сразу разглядел Хагена, привалившегося к стене, но и его можно было принять за застывшего в сидячей позе мертвеца.
Вряд ли Хаген услышал, что кто-то пришёл - скорее как почувствовал. Он открыл глаз и оторвал голову от стены, но остался сидеть. Рука сама собой подняла меч, поставив острием на пол.
Дитрих заметил его движение и подошёл ближе.
- Хаген!
- Приветствую, Дитрих, - отозвался тот тяжёлым усталым голосом. - Ты пришёл воздать за гибель своих людей?
- Кто-нибудь остался, кроме тебя?
- Никого.
- Твои господа?..
- Говори со мной, Дитрих. Больше здесь некому тебе ответить. Чего ты хочешь?
Дитрих собрался с духом.
- Я хочу знать, за что бургунды причинили мне такое горе. Я изгнанник, живу здесь лишь с немногими верными людьми - и вашей милостью их больше нет. Мало мне того, что я лишился трона и оказался на чужбине, так вы отняли у меня последнюю опору и надежду…
- Что ты жалуешься передо мной? - бросил Хаген. - Да, твои воины погибли, а я, по-твоему, почиваю здесь на лаврах?
Дитрих вздохнул.
- Но за что? Мы никогда не были врагами бургундов. Я надеялся сохранить мир с вами, а вы перебили моих людей!
- Они вломились к нам с оружием. Мы дали отпор. Обвиняй нас, если считаешь оборону предосудительным делом.
- Но Хильдебранд сказал мне, что к вам обращались учтиво. Я не поверю, что он мне врёт.
- Поначалу так оно и было, - угрюмо сказал Хаген. - Всё могло бы обойтись, если бы не вылез ваш задира Вольфхарт, а там слово за слово - и…, - он безнадёжно махнул рукой.
Дитрих обернулся на Хильдебранда, и тот понуро кивнул.
- Как бы то ни было, - Дитрих перевёл тяжёлый взгляд на Хагена, - я потерял свою дружину и имею права требовать возмещения.
- С того бы и начал, - Хаген встал, продолжая опираться на стену. - Я знал, что ты придёшь. Раз наша дружба разрушена, доведём битву до конца.
- Драться с тобой? - вскричал Дитрих.
- Ты же не сможешь покорно проглотить гибель своих людей.
Дитрих опустил голову, чувствуя, что его гнев куда-то уходит.
- Мы так давно знаем друг друга, Хаген, - заговорил он приглушённо, но в висящей тишине его было хорошо слышно. - Вспомни, кем мы были до сегодняшнего дня. Если бы мы с тобой сошлись в бою, это означало бы, что мир рухнул…
- А он рухнул, Дитрих, - прервал его Хаген. - Ты посмотри вокруг. Помнишь, как мы некогда в Равенне пили за то, чтобы наша дружба была вечной? Даже мне тогда казалось, что иначе невозможно. Но всё кончено. Над этим местом, - Хаген провёл мечом по воздуху, - теперь такая благодать почивает, что обрушила все наши привязанности и клятвы к чертям собачьим. Ничто, что составляло нашу жизнь, больше не имеет значения.
- Хаген, - Дитрих с тоской смотрел на него, - не разрывай мне душу. Мне достаточно и того, что свалилось на меня. Меньше всего я хотел вражды с бургундами…
- Однако затянуло всех, как водоворотом.
- Не знаю, за какие грехи меня Бог так карает…
- Оставь в покое Бога. Всё равно Его мысли - не наши мысли.
- Но неужели мы не можем оказаться выше творящегося зла? - повысил голос Дитрих. - Я не хочу тебе мстить, Хаген.
- Тогда зачем ты здесь?
Они помолчали. Мертвящую тишину стало нарушать жужжание мух.
- Мне страшно представить, сколько моих воинов пало от твоей руки, - через силу произнёс Дитрих.
- Я могу назвать их поимённо.
- Нет! - поспешил перебить его Дитрих и сказал твёрдым голосом: - Вот что, Хаген. Я не могу оставить гибель моих людей без ответа, но и твоей смерти не хочу. Она меня ничем не утешит. Ты вознаградишь меня за утраты тем, что сдашься мне в плен по доброй воле.
- Что? - фыркнул Хаген с непередаваемым презрением. - Ты как будто впервые меня видишь. Сдаваться я не буду. Ни тебе и ни единому человеку на свете.
- Да послушай же, - наставительно продолжил Дитрих. - Если ты сдашься мне, я никого из гуннов к тебе и близко не подпущу. Я помогу тебе вернуться на Рейн и ни единым словом не вспомню о том, что здесь произошло.
- Ты, Дитрих, всё стараешься быть благородным, - протянул Хаген. - Но хоть бы подумал, каким бесчестьем это обернётся для меня.
- Подумай лучше ты, какого возмещения мне от тебя достаточно. Соглашайся, ради Бога. Мне не надо другого удовлетворения.
- Может, тебе захотелось отрастить нимб над головой, - мрачно оскалился Хаген. - Но за кого ты принимаешь меня?
- Чем тебе не по душе моё условие?
- Ты осмотрелся бы. А лучше сюда поднимись и глянь, - сказал Хаген резким напористым голосом. - И подумай потом - захочу ли я спасать свою жизнь?!
Дитрих отвёл взгляд, не в силах выдержать того огня, которым вспыхнул глаз Хагена; в нём было уже нечто по ту сторону жизни.
- Чего же ты хочешь? - глухо спросил он.
- Сразиться с тобой, раз уж мы до такого дожили, - так же глухо ответил Хаген. - Убей меня или я тебя убью. По-другому мы всё равно теперь не разойдёмся.
Хаген стал медленно спускаться вниз. Его покачивало. Дитрих понял, насколько Хаген утомлён боями и пережитыми тяготами, и предстоящая схватка с ним казалась ему тем более обременительной и постыдной. Но в последний момент пришла спасительная мысль, что он может попробовать одолеть измождённого Хагена, не убивая его, и Дитрих, воспрянув духом, взялся за меч.
***
- Госпожа! Госпожа! - две служанки взывали к застывшей в кресле Кримхильде, но та будто не слышала их.
- Он всё ещё не простил.., - бормотала Кримхильда, таращась остекленевшим взглядом в одну точку. - Зигфрид… Смилуйся… Он же не ради меня это сделал… Он сам так сказал, когда я спросила… Только ради порченой девки, которую ты презрел и явил ей свою силу, показав, чего она стоит… Да ради своих нечистых сородичей, Богом проклятых, любящих своё золото больше, чем тебя… Как он смел… На стороне зла против непорочных…
- Госпожа! Очнитесь! - одна из служанок решилась чуть потолкать её по плечу. - Есть новость!
- Что такое? - Кримхильда осмотрелась полусонным взглядом. - Подите все прочь. Позовите Геррат, почему я давно её не вижу? Нет, не надо её… Она предательница….
- Послушайте!
- Подите прочь! - вдруг взвизгнула Кримхильда, заставив девушек отшатнуться, застонала и снова уставилась в одну точку. - Зигфрид… Зигфрид… Радостный свет… Сказано - «потерявший душу свою ради меня сбережёт её»… Я потеряла её ради тебя… Меня нет… Только часть тебя, Зигфрид… Почему же я так страдаю…
- Госпожа, всё закончилось! - выкрикнула одна из девушек. - Враги перебиты, а Дитрих сражается с одноглазым!
- Что? - Кримхильда вздрогнула. - Повтори…
- Бургунды мертвы, - сказала другая. - Остался только Хаген, и он бьётся с Дитрихом.
Кримхильда очнулась от оцепенения.
- Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, - сказала она, учащённо задышав. - Но если так… Ты почему так невесело сообщила? Ты не рада?
- Госпожа…, - испугалась служанка.
- Знаю я вас. Вы все меня не любите.., - она поднялась. - Быстрее же, ведите меня туда! Неужели небеса смилостивились над моим безмерным страданием!
Во двор спустился и Этцель, которому принесли ту же весть, собралось некоторое количество гуннов. Все держались на почтительном отдалении, наблюдая поединок Дитриха и Хагена. Кримхильда, увидев, как они бьются, перестала замечать всё остальное.
- Давай, Дитрих, - она прижала руки к груди. - Все твои грехи передо мной тебе отпустятся, только порадуй меня…
Несмотря на усталость Хагена, поединок несколько затянулся, и Дитрих готов был потерять терпение. Когда они в очередной раз скрестили клинки, наподдали и этим только оттолкнули друг друга, Дитрих бросил в раздражении:
- Дьявол тебя защищает, что ли?
- Про тебя говорят то же самое, - произнёс, тяжело дыша, Хаген.
- Как ты мне надоел, Иуда.
- А служить холопом чёрт-те кому тебе не надоело?
Дитриха это взбесило. Он набросился на Хагена и, как тот ни бился из последних сил, смог наконец нанести ему рану. Тут Дитрих вспомнил, что хотел оставить его в живых, и ударил его по ране рукоятью. Хаген пошатнулся, его меч дрогнул и соскользнул, оставив лишь царапину на подбородке и шее Дитриха. Тот, отбросив меч, ударил уже кулаком, от чего Хаген резко отступил, опустив вновь занесённый клинок, после чего Дитрих просто наскочил на Хагена, свалившись вместе с ним.
Кримхильда часто дышала, охая при каждом выдохе, и не замечала, как медленно подходит ближе к месту поединка. Дитрих и Хаген катались по земле, вцепившись друг в друга; даже раненый Хаген всё не хотел уступать и силился освободиться от своего противника, пытающегося скрутить его. Но когда тот изловчился наступить ему на рану коленом, Хаген вскрикнул и разом ослаб; Дитрих уличил момент, чтобы вывернуть назад руку Хагена, прежде чем он опять попытался бы вырваться, и, снова опершись на него ногой, схватил так же и вторую. Кто-то из гуннов бросил ему верёвку. Хаген ещё попробовал поднапрячься, но безуспешно; Дитрих связал ему руки за спиной и, убедившись, что он лежит без движения, только тогда встал.
Среди гуннов раздавались победные вопли, Кримхильда, косо улыбаясь, с округлившимися глазами, ставшими светлее обычного, подошла ещё ближе. Приблизился и Этцель. Дитрих помог Хагену подняться.
- Мой герой, как я тебе благодарна, - пропела серебристым девчачьим голосом Кримхильда. - Ты вернул свет и радость моему сердцу. Я по гроб жизни тебе обязана, храбрец. Проси у меня чего хочешь.
- У меня к вам только одна просьба, королева, - сказал, отдышавшись, Дитрих. - Оставьте ему жизнь.
Связанный Хаген на мгновение бросил взгляд на него, хмыкнул и отвернулся. Кримхильда, взяв Дитриха за руку, смотрела на него с детским удивлением.
- Как, Дитрих, ты ничего другого не хочешь? Перестань, ты достоин любой награды. Я дам тебе всё что пожелаешь…
- Мне ничего не надо, - сумрачно ответил Дитрих. - Прошу только, чтобы вы пощадили Хагена.
- Ну хорошо, - нехотя бросила она.
- Дайте мне слово, королева.
Кримхильда разочарованно помяла губы, но всё же сказала:
- Будь по-твоему, я обещаю. Нет, я клянусь тебе, что он останется жив. Слово королевы, - она сжала руку Дитриха.
- Благодарю, - ответил Дитрих и пошёл прочь.
- Уведите пленного в темницу, - распорядилась Кримхильда, и Хагена увели. Она смотрела ему вслед.
- Довольна теперь? - мрачно произнёс Этцель.
- Довольна. Всё закончилось, любезный супруг, - она обратила к нему свою кривую улыбку. - Мир после победы. Зиг-Фриден.
Этцель отвернулся, хмуро обозревая двор.
- Пошли отсюда.
Они удалились и внутри замка разошлись каждый к себе.
Вскоре Кримхильда вернулась назад во двор. Оттуда наконец уносили трупы, поднимая при этом стон и крик. У Кримхильды кружилась голова, воздух плыл и дрожал перед её глазами. Сердце бешено трепыхалось, но что-то мешало ей ощутить в полной мере радость от торжества любви. Внутри всё ещё оставалась неприятная пустота, требующая заполнения.
«Зигфрид», - мысленно обратилась она. Он не явился перед её взором, но она всем телом с трепетом ощутила - он рядом. Он был здесь, вокруг, точно свет, благорастворившись в воздухе и обступая её со всех сторон, что заставляло её ощутить сладкую беспомощность перед его могучей силой, но почему-то не давало вздохнуть полной грудью.
Кримхильда рассеянно думала, чего ещё может недоставать для утверждения своей великой любви. Разве она не свершила достойную кару за светлейшего героя? Но не собственной рукой, - раздался вдруг пакостный внутренний голос, и Кримхильда содрогнулась. Ей и в голову бы не пришло… А ведь не кто иной как Зигфрид избавил её от остатков кровобоязни. Можно подумать, что когда она лежала вся в крови и синячищах, не в силах пошевелиться после вспышки его светозарного гнева, то выглядела чем-то лучше этих трупов, которых она ещё смеет пугаться…
Кримхильда встряхнулась.
- Принесите мне факел, - велела она слугам.
Было светло, но никто не обсуждал её приказ. Взяв факел и сжав губы, Кримхильда решительно направилась через двор к залу.
- Не ходите туда, королева, - вышел ей навстречу некий гунн. - Там страшно.
- Я не боюсь. Там мои братья, - твёрдо сказала она. - Оставьте меня все.
Она выглядела так уверенно, что никто не решился перечить ей. В одиночку она поднялась по лестнице, держа факел перед собой; запах горения теперь не отвращал, а спасал её от прочей вони. Она заметила лежащего у входа Гизельхера, но прошла мимо него в зал.
То, что она увидела там, враз перебило всю её уверенность. Она ахнула, качнулась, выронила факел и неловко осела на кучу трупов. Её замутило, и она подняла глаза вверх, увидев солнце через сгоревшую крышу; оно поразило её и немного привело в себя. Кримхильда, дрожа, встала, подняла факел, который упал в лужу крови и потух, оставшись едва тлеть, и на нетвёрдых ногах прошла ближе к центру. Ей показалось, что там находился Гернот; чутьё ли ей подсказало, или родного брата она узнала бы в любом виде, но это действительно был он, хотя волосы и лицо у него были в крови. Кримхильду тошнотно передёрнуло, но взгляда она не отвела.
- Во имя Зигфрида, - тихо сказала она и вонзила тлеющий факел в его приоткрытый рот.
Гернот не шелохнулся, и Кримхильда выдохнула с облегчением: оказывается, это было совсем не так страшно, всё равно что тыкать в любой неживой предмет. Ощутив прилив сил, она быстро направилась к выходу, всё же стараясь не приглядываться к окружающей обстановке. Она снова вздохнула, когда самое неприятное зрелище осталось у неё за спиной.
Перед ней лежал Гизельхер; он не был так изуродован, и Кримхильда некоторое время всматривалась в лицо ещё недавно любимого младшего брата. Пожалуй, он даже сейчас был красив. Но её сердце не дрогнуло, в отличие от вчерашнего дня, когда она говорила с ним, и Кримхильда улыбнулась. Всю жизнь она любила его, от милого младенца, похожего на ангелочка, до взрослого прекрасного принца, утешалась рядом с ним, тосковала о нём в разлуке; но любить кого-то помимо Зигфрида значило быть недостойной светлого героя. Теперь наконец великая любовь поглотила всё.
- Во имя Зигфрида! - торжественно произнесла она и всадила Гизельхеру факел в рот.
То ли ей почудилось, то ли в самом деле Гизельхер чуть дёрнулся и замер. Кримхильда с криком выронила факел и сбежала вниз. Здесь её, уже валившуюся с ног, подхватили слуги и стали обмахивать. Кримхильду стошнило. Сквозь звон в ушах она различала голоса, говорящие, что её надо побыстрее увести с этого страшного места. Её взяли под руки и повели прочь.
Кримхильда не чувствовала, как передвигала ноги, и не знала, касается ли ещё земли. Перед её глазами стоял плотный туман; однако, подняв глаза, она различила сквозь его завесу сияющий облик Зигфрида. Он с высоты лучезарно улыбался Кримхильде и протягивал ей руки. Она непроизвольно отшатнулась. Нет, рано ещё было воспарять к нему в рай на крыльях любви. Теперь она достойна быть подле него, но что-то ещё тянуло её к земле, что-то важное, без чего триумф любви и света оставался неполным. Надо было завершить земные дела, а тогда… в конце концов, Зигфрид ждал её десять лет, подождёт и ещё.
В свою опочивальню она вернулась уже полностью успокоившейся и знающей, что ей надо делать.
- Теперь ты удовлетворён?
Этцель, угрюмо сгорбившийся в кресле, бросил хмурый взгляд на вошедшего Дитриха.
- Какое тут довольство…, - сказал он. - Одна радость, что всё закончилось. Но чтобы за два дня рухнуло всё, что создавалось столько лет…
Этцель схватился за голову.
- У нас не просто большие потери. Вся держава теперь посыпется как труха… Данники отпадут, привести их в покорность сил не хватит, привлечь новых воинов нечем… Даже трон передать некому, - он тяжело вздохнул. - Хельха, Хельха… Как в воду глядела… Тебе, Дитрих, я уже не смогу помочь, не до того.
- Я знаю, - сказал Дитрих. - Потому я пришёл сообщить тебе, что решил покинуть твою страну вместе с женой и моим оруженосцем.
- Поступай как знаешь. Только куда ты пойдёшь с такими силами? Да впрочем, это твоё дело, - Этцель махнул рукой с выражением полной безысходности. - Мне ты тоже теперь ничем не поможешь.
- Я останусь только на то время, что необходимо для погребения моих воинов. Смею просить тебя, чтобы всем павшим, независимо от того, на какой стороне они бились, было оказано должное почтение.
- Пусть так. Собакам никого не бросим, не опасайся, - Этцель снова вздохнул. - У тебя что-то ещё?
- Хотел спросить, могу ли я быть уверенным, что моему пленному сохранят жизнь.
- Хагену? - король гуннов поднялся. - Знаешь, я его ненавижу, но… Проклятье, я жалею, что он не остался моим воином! Где ещё найти такого бойца… Пусть живёт. Я найду, чего от него потребовать.
- Значит, я могу быть спокоен за него, - кивнул Дитрих. - Тогда у меня ещё один вопрос. Я узнал, что король Гунтер не погиб, а только посажен в темницу. Могу я просить милости также и для него?
- Поздно, - мрачно ответил Этцель. - Он в камере со змеями, там долго не выживают.
- Со змеями? - переспросил угрожающе Дитрих.
- Кримхильда так захотела, - уныло изрёк Этцель.
Глаза Дитриха загорелись сдерживаемой яростью.
- Она захотела... Да она осатанела! И ты решил ей угодить?
- Она была так несчастна.., - Этцель запнулся.
Дитрих вспыхнул.
- И это после того, как Гунтер позволил мне вывести её?!
- Так она же королева и его сестра, и вообще женщина…, - тоскливо пробубнил Этцель.
- Знаешь, Этцель, да она бы и нас с тобой угробила, если бы захотела. И сказала бы, что во имя любви.
- Дитрих, - снизил голос Этцель, - ещё два дня назад я за такие речи отрубил бы тебе голову…
- А теперь? - жёстко сказал Дитрих. - Ты посмотри, сколько людей погибло. С чем мы с тобой остались. Зачем она приглашала братьев и зачем ей были нужны мы! И всё из-за чего?!
Этцель посмотрел на него с ужасом.
- Да ведь ты прав…, - пробормотал он. - Я и мои люди были для неё только орудием, в котором больше нет необходимости. Подумать только. Я жил с ней столько лет, никакой беды не чуял. Я же любил её…
Дитрих о чём-то задумался, потирая подбородок.
- Решайте с ней сами, как жить дальше, - сказал он в волнении, - но я теперь тревожусь за своего пленного. Хоть она и поклялась мне, но…
- Она дала королевское слово.
- Как ей теперь верить? - вскричал Дитрих почти со злобой. - Ты можешь сказать мне, куда бросили Хагена?
- Узнаем, - Этцель шагнул к нему. - Я пойду с тобой.
***
Хаген сидел на каменном выступе, заменявшем скамью. Верёвку ему сменили на цепь, идущую от стены, но и без неё он никуда бы не вырвался из глухой подвальной камеры.
Его окружали полный мрак, тишина и сырость. Закрыв глаз, он прислонился к холодной каменной стене. Боль от раны притупилась, в груди перестало жечь; теперь, когда ему не было необходимости напрягать все силы и он мог позволить себе расслабиться, им овладело полубессознательное состояние, похожее на тяжёлый сон наяву. Сначала перед ним проносились обрывки недавних битв, лица Фолькера, Данкварта, Рюдигера и других, кто был ему дорог и кто ушёл навсегда; потом в беспорядке смешались картины из времён более ранних, мелькнул облик Рейны - единственной, кому он мог позволить пожалеть его, но сейчас и ей бы не позволил; он ясно увидел себя лежащим на берегу Рейна, измученным, но охваченным безумной радостью возвращения, после чего вдруг исчезло всё. Время жизни с отцом в Бургундии, годы, проведённые в Этцельбурге, годы служения Гунтеру, последние дни - всё куда-то провалилось, будто и не было никогда.
Ему привиделся покрытый яркой зеленью речной берег, и то был не Рейн или Дунай, то была Сена. Сам он отнюдь ещё не был грозным воином, он был мал и слаб, хотя и не чувствовал этого и был достаточно самоуверен, чтобы дать в глаз городскому мальчишке, назвавшему его бесёнком, прячущим рожки и вообще не похожим на человека. Обидчик тогда с рёвом убежал, а Хаген долго рассматривал своё отражение в водах Сены, не понимая, что в нём нечеловеческого и ощупывая голову, на которой явно не было никаких рожек. Мать потом объясняла ему, что он в самом деле не такой, как многие, но ничего дурного в этом нет, а про рога и хвосты всё выдумывают от глупости и злости; ему же не пристало ходить одному на главную площадь и препираться там с кем попало…
Всё быстро сменилось перед мысленным взором Хагена, и он увидел ту самую площадь, возле церкви. У большинства горожан были свои праздники, не те, что дома, и в какие-то дни его вообще не выпускали на улицу. Но теперь он был побольше и ему было интересно, и он прибежал на площадь; там было какое-то шествие, а вокруг бурлил шумящий народ. Хаген хотел протиснуться поближе, но тут рядом закричали:
- Вот он! Дьявольское семя среди нас!
Чьи-то руки схватили его; он выскользнул, благо был достаточно проворным и вёртким, и побежал. За ним бросились мальчишки; будь их двое-трое, он бы ещё попытался дать отпор, но их образовалась целая толпа. Они кидали в него грязью и камнями, ушибив руку и голень, и кричали бранные слова, половина которых была ему непонятна; он разобрал лишь то, что он враг самого Бога и должен умереть. Хаген смог оторваться от них и добежать до дома, где мать сгребла его в охапку и унесла внутрь. Она не сказала ни слова упрёка за непослушание, посадив его себе на колени и прижимая к себе, и он так явно ощутил её страх, что забыл спросить, почему Бог его ненавидит.
Отец ходил по комнате, выглядывая в окна; снаружи раздавался злобный рёв. У отца был меч, который он брал с собой, когда уезжал надолго; но, сейчас, похоже, даже на клинок не слишком полагались.
- Возьми его, - мать передала Хагена отцу. - С тобой ему надёжнее. Смотри, как он притих. Он всё понимает.
На самом деле Хаген не понимал ничего, но чувствовал, что над ними нависло что-то бездонно страшное, чему он не нашёл бы слов и против чего были бессильны даже всезнающие взрослые. Отец ещё о чём-то говорил с матерью, и её голос был странно приглушённым и горьким. Хаген увидел, как отец спрятал под одеждой нож…
Хаген пошевелил застывшими скованными руками, и в тишине звякнула цепь. Он не обратил внимания; в ушах отчётливо зазвучало всё то же давнее, полузабытое песнопение. Это была молитва, а может, благословение, и он никак не мог вспомнить его, хотя многое слышал потом. Что-то продолжало ускользать от него, разорвавшаяся связь всё терялась, оставаясь далёкой и неясной.
… Крепко обхватив шею отца, которого так толкали и пихали, что недолго было не удержаться, оглушённый зверскими воплями, он едва помнил себя в возникшем хаосе. Их куда-то волокли, мать кричала, в доме переворачивали мебель; потом они были уже на улице, и Хаген успел заметить, что их соседей тоже куда-то тащат и бьют. Он продолжал держаться за отца, не издав ни звука; каким-то образом все они оказались возле большой ямы. Её недавно вырыли под новый дом, но теперь туда кидали сухие ветки и дрова…
… Песнопение в ушах Хагена делалось всё яснее. Тогда оно зазвучало, прежде чем успел пойти дым. Точно в каком-то озарении, Хаген стал различать слова, казавшиеся прежде глухим сумбуром, и одновременно приходило осознание того, что они значили. Он слушал и всё теперь понимал. Взвившийся к небу огонь они с отцом видели уже со стороны, но не могли задерживаться, чтобы их не нагнали. Пение, казалось, неслось им вслед… Хаген даже выпрямился в темноте, беззвучно шевеля губами.
Внезапно заскрипела дверь, и в камеру кто-то вошёл. Хаген открыл глаз. Кримхильда повесила факел на стену и встала напротив Хагена, заставив его выйти из полузабытья; песнопение оборвалось, и виды Треки быстро отступили. Он снова облокотился на стену, откинув голову и расставив ноги, отчего казалось, что он сидит на камне с нахальной вальяжностью.
Кримхильда постаралась приготовиться для своего визита - на ней было белое платье с золотым шитьём, светлые косы короной уложены вокруг головы, лицо набелено. Вероятно, она решила явиться ему в сиянии небесной непорочности. Хаген смерил её взглядом и отвернулся.
- Вот видишь, - сказала она довольно, - добро всё-таки победило.
Хаген подавил усмешку.
- Ты, стало быть, добро?
- Не я, а свет лучезарного Зигфрида, на которого ты наложил свою нечестивую руку. Он явился в мир, чтобы сокрушать всякое зло и нести свет и благодать, а я в своей любви следую за ним. Добро всегда побеждает, и лучшее свидетельство тому - то, что твоя жизнь в моих руках, - она сладко улыбнулась, подняв голову. - И я готова подарить её тебе.
Хаген обернулся.
- Что? - фыркнул он так издевательски, что Кримхильда еле удержала покровительственный тон.
- Ты сможешь вернуться на Рейн, Хаген.
Он снова отвернулся:
- А я-то думал, ты меня ненавидишь.
- Ненавижу! - выпалила Кримхильда. - В целом свете нет того, кто был бы мне более ненавистен, чем ты. Именно потому я предлагаю тебе спасение. Я совершу высший подвиг любви, явив своему врагу милосердие и сострадание.
Хагена передёрнуло от омерзения.
- Расскажи о своём сострадании тем тысячам погибших.
- Ха! Все эти люди ничего не значат. Вся их кровь не искупит величайшего злодеяния на земле. Если же есть среди них кто безгрешный - что ж, быстрее в рай попадёт, - равнодушно произнесла она. - Но нет более великой жертвы, чем моя. Я уже переступила через любовь к братьям ради высшей любви, а теперь переступаю через свою ненависть к тебе!
- И охота тебе вот так всю жизнь… переступать?
- Не смей насмехаться над моим самоотречением. Я знала, что душа твоя черна, как твой проклятый глаз, но я как прежде добра и не теряю надежды, что моё милосердие просветлит и её…
- Может, не будем устраивать балаган на костях? - резко бросил Хаген.
- Замолчи! - визгливо закричала Кримхильда, но тут же взяла себя в руки. - Я пощажу тебя, но при одном условии.
- Уже правдоподобнее, - язвительно прокомментировал Хаген.
Кримхильда вперила в него обвинительный взгляд.
- Ты должен сказать мне, где ты спрятал сокровища Зигфрида.
- Ох, Господи, - вздохнул Хаген. - Я же говорил, что утопил их в Рейне. И зачем они тебе? Ах да - ты же всю казну растратила на то, чтобы нас угробить!
- Хватит, - процедила она. - Это цена твоей жизни… Ты отнял у меня моё счастье, и только ты можешь вернуть его мне.
- Так твоё счастье было в золоте?
- Что ты понимаешь! - воскликнула она. - Это не просто золото, а золото Зигфрида…
- Обыкновенная добыча, отнятая у всех кого ни попадя.
- Нет, не обыкновенная! Всё, чего касался Зигфрид, несёт на себе отблеск его света. Часть его великой силы сохранена в этих сокровищах…
- К чему словоблудие? - устало перебил Хаген. - На дне они все. На дне.
- Я не верю, что все. Ты родом из самого корыстолюбивого племени на свете, и чтобы ты совсем ничего не сохранил? Признайся, что где-то припрятал…
- Говорю же - всё утопил.
- Тогда скажи, где именно.
- Зачем? Будешь ползать по дну?
- Да пойми же ты, - Кримхильда мучительно стиснула руки на груди, - мне важно знать, где это золото… И разве тебе так трудно сказать? Я же не могу пощадить тебя просто так. Я должна знать, что и ты не совсем глух к добру…
Её голос сделался молящим.
- Мне надо быть уверенной, что ты готов хоть с опозданием уважить зигфридову благодать и принять спасение из моих рук. Окажи хоть так почтение моему Зигфриду и мне, и это будет тебе искуплением. Сделай шаг навстречу, уступи, и врата милосердия откроются для тебя…
Она ещё что-то говорила, слегка выгнувшись в его сторону; Хаген слушал её и с удивлением понимал, что она сейчас искренна. В тусклом свете факела её лицо выглядело жалобным, заломленные руки дрожали. Хаген сдержал себя, чтобы не рассмеяться; поистине, это можно было счесть подарком небес - однозначная обречённость сменилась на возможность выбора. Его судьба снова была в его руках, и он свершит её.
- Никак не могу исполнить твою просьбу, королева, - сказал он, глядя на Кримхильду так, будто не сидел, а возвышался над нею.
- Не сомневалась в твоей жестоковыйности. Но подумай ещё. Я предлагаю тебе путь спасения!
- Всё равно не могу. Сокровища принадлежат не мне.
- Конечно, они принадлежат мне! - нетерпеливо выпалила она.
- Нет. Королю Гунтеру, - мрачно оскалился Хаген. - Я поклялся ему, что никому не скажу, где золото. Ищи его теперь.
- Вот оно что…, - переменившимся голосом протянула Кримхильда и молча покинула темницу.
Хаген не понял, что она имела в виду, и подался вперёд, ожидая, вернётся ли она и если да, то с чем на этот раз. Через некоторое время она вошла, что-то неся в вытянутой перед собой руке.
- Видишь? - крикнула она.
Хаген вжался в стену. Кримхильда держала за волосы голову Гунтера, с которой ещё капала кровь.
- Вот он, твой король, - Кримхильда брезгливо швырнула голову брата к ногам Хагена. - Представь, он был ещё жив, хотя сидел вместе с ядовитыми гадами. Их яд оказался медленным… Они воздали за меня, мои маленькие дракончики… Ну? Будешь говорить?
Хаген смотрел вниз, в обезображенное смертной мукой лицо Гунтера.
- Говори же, проклятый! - простонала Кримхильда.
Хаген поднял голову, и тут уже Кримхильда отшатнулась - в полутьме ей показалось, что на неё смотрят два глаза, и в них была даже не ненависть, а столь властное, непримиримое отторжение, перед которым были бы бессильны и сами небеса.
- Ты всё сама себе испортила, - произнёс он негромко, но так, что Кримхильда покрылась мурашками. - Теперь никто, кроме меня и Всевышнего, не знает, где сокровища. Для тебя, чудовище, они потеряны навсегда.
- Да ты… Да как же…, - задохнулась Кримхильда.
- Хоть захлебнись своей злобой, от меня ты не получишь ничего. Я всё сказал.
- Так ты отвечаешь на моё милосердие?! - Кримхильда с рыданием перегнулась. - Злодей! Тварь нечистая! Тогда отдай мне… отдай…
Она упала перед ним на колени и схватилась за рукоять меча, по-прежнему висящего на его поясе - он с его скованными руками всё равно бы не смог им воспользоваться.
- Отдай хотя бы… этот… меч… который носил… мой… Зигфрид…, - она судорожно дёргала рукоять, но клинок долго не поддавался, пока она наконец не выдернула его, едва не завалившись на спину от собственного рывка.
Поднявшись, Кримхильда занесла меч и тут же уронила. Хаген наблюдал за ней, подумав, что дело затянется. Сначала она не сможет поднять меч, потом поднимет и промахнётся, но с какого-нибудь раза всё же попадёт.
Кримхильда расставила ноги и подняла меч обеими руками, отчего попятилась назад и снова была вынуждена опустить его. Набрав воздуху, она ещё раз попыталась занести меч, издав невразумительный возглас:
- Иииии-эх!
Хаген, полузакрыв глаз, что-то тихо повторял нараспев на неизвестном языке.
Когда Этцель, Дитрих и увязавшийся за ним Хильдебранд вошли в подвал, то поначалу смогли разобрать лишь одетую в белое Кримхильду, которая сидела на коленях, скрючившись, как от боли в животе. Дитрих первым сообразил, что случилось.
- Королева! - гаркнул он не то в гневе, не то в ужасе.
Кримхильда подняла голову.
- Вот, - произнесла она неестественно высоким и тонким голосом. - Совсем мёртвый. Теперь он ничего мне не скажет.
Этцель снял факел со стены, чтобы стало лучше видно, что произошло. Хаген лежал на полу, рядом был окровавленный меч. Руки Кримхильды и её белое одеяние были в крови. Должно быть, она намеревалась отрубить Хагену голову, но сил не хватило, и на его шее осталась только ссадина, и тогда она решила пронзить его, метя в сердце, не попав, но всё же добив его.
Хильдебранд разразился бранью и схватился за меч.
- Стой! - удержал его руку Дитрих.
- Пусть мне будет за это что угодно, но я ей смерти Хагена не спущу! - рычал Хильдебранд, порываясь броситься на Кримхильду.
Дитрих ещё решительнее отстранил его; Хильдебранд, вновь ощутивший свою рану, перекосился и невольно опустил меч.
- Хоть и был он моим врагом, но такого конца не заслужил, - сердито пробурчал он.
- Тебе здесь мало крови? - Дитрих оттеснил его и шагнул к Кримхильде, вглядываясь в её лицо.
Та бессмысленно смотрела в сторону пришедших, глаза помутнели и разъехались. Она слегка улыбалась, при этом один уголок рта сильно ушёл вбок.
- Такова твоя клятва, Кримхильда? - жёстко сказал Дитрих.
- А что? - произнесла она тем же тонким голоском. - Я не виновата. Он сам отверг моё милосердие.
- Милосердие, проклятая? - рявкнул Хильдебранд, но Дитрих снова остановил его.
- Вот и Гунтер! - Этцель указал на лежащую прямо подле Кримхильды голову.
- Ты что наделала? - угрожающе спросил Дитрих.
- Я? Вы обвиняете меня? - от наивного удивления голос Кримхильды стал ещё тоньше, глаза округлились и не мигали. - Но я же не со зла!
Она встала, морщась и держась за живот. Не разогнувшись до конца, она уставилась на вошедших с жалобно-осуждающим выражением обиженной маленькой девочки.
- Я не со зла. Я только ради светлого героя… он же такой лучезарный… ради любви к нему… С ним любовь станет править миром. Любовь - искупительная сила... Любовь спасёт мир. Любовь всё прощает. Ведь Бог есть любовь, правда?
- Так получай за всю свою любовь! - вскричал вдруг в ярости Дитрих.
Его меч засвистел в воздухе. Кримхильда будто очнулась, в глазах мелькнул ужас; она шарахнулась с истошным криком, выставив руки перед собой. Её вопль ударил по тесным стенам и смолк не сразу после того, как Кримхильда упала двумя кусками, рассечённая по линии пояса.
Хильдебранд с удивлением, но без тени неодобрения смотрел на своего господина. Дитрих, опустив меч, обернулся на Этцеля с вызовом в глазах.
- Знаешь, Дитрих, - задумчиво произнёс Этцель после паузы, - лучше бы ты это сделал три дня назад.
Дитрих вогнал меч в ножны. Этцель вздохнул.
- Задним умом все мы крепки. Тогда ещё было не поздно, а сейчас… Всё погибло! Конец всей державе! Где я был раньше? Дурак, старый дурак! - гуннский король вышел вон из темницы, продолжая в пути свои сетования.
Дитрих бросил взгляд на Кримхильду. Глаза её остались широко открытыми, и в них застыл смертельный страх. Он подобрал с пола меч Грам и с силой ударил им о стену; злополучный клинок с неожиданной лёгкостью разлетелся вдребезги.
- Пойдём отсюда, Хильдебранд. Их есть кому вынести отсюда.
Напоследок он подошёл к Хагену, и что-то странное показалось ему в струйке крови у него на шее. Дитрих приложил туда руку.
- Господи праведный, - пробормотал Дитрих. - Он же ещё жив!
Весь остаток дня и ночью в окрестностях Этцельбурга рыли большие ямы для погребения всех погибших, которых свозили туда, грузя кучами на телеги. Плач и стон стоял в полусгоревшем городе. Было решено хоронить «своих к своим», но ни для кого, даже для самых знатных особ, не устраивали отдельных могил. О соблюдении погребальных обрядов тоже не думали - успеть бы предать всех земле до наступления утра.
Хаген прожил ещё ночь. Дитрих велел отнести его к нему в дом, где Геррат и Хульда омыли и перевязали ему раны, но вся их забота лишь ненадолго могла придать ему сил, уже недостаточных, чтобы бороться со смертью. На какое-то время Хаген стал метаться, говоря что-то на смеси понятных слов с неизвестными. Хульда, склонившись над ним, аккуратно обтирала ему лицо, покрывающееся испариной, и на её бесстрастном лице появлялись слёзы.
- Ты понимаешь, что он говорит? - спросил Дитрих.
- Он бредит, - ответила Хульда.
- Сможет он выжить?
- От таких ран - нет.
Дитрих и сам это понимал; надеяться можно было только на чудо, которое всё равно не свершится. Хаген успокоился и, казалось, пришёл в себя, обведя взглядом вокруг и произнеся имя Хульды.
- Хаген, - Дитрих сжал его повисшую руку, - я отдал бы что угодно, лишь бы ты остался жив.
- Не выйдет, - слабо сказал Хаген.
- Тогда я готов исполнить твою последнюю волю.
В ответ Хаген пробормотал что-то странное, так что Дитрих не понял, не впал ли он снова в бред.
- Я останусь с ним, господин, - сказала Хульда.
Дитрих вышел вместе с Геррат и, позвав Хильдебранда, отправился с ним на погребение своих воинов, которых сложили вместе в одну яму. Неподалёку в большой ров опускали бехларенцев. Телеги всё шли из города. Никто не сдерживал себя, и в ту ночь было пролито столько слёз, сколько прежде не знал Этцельбург.
С первыми лучами солнца Хаген, стихший и замерший, последний раз выдохнул и умер. Возвратившийся Дитрих велел вынести его. Хульда недолго сидела возле постели, после чего вышла из дома и на некотором отдалении молча последовала за телегой, на которую положили труп.
Хагена похоронили в одной яме с Гунтером и его братьями, рядом с Данквартом и Фолькером. Так, любезные и согласные в жизни, не разлучились они и в смерти своей.
"Oh, wie viele Jahre" - песня Марка Варшавского ("Dem milners trern"), в оригинале на идиш.
"И нет молока, и вина нет, ни мёда…" - Х. Н. Бялик, "Предводителю хора."
"Смотри, нас окутала ночь.." - Х. Н. Бялик, "Глагол", перевод Жаботинского.
"И если сам Господь..." - Залман Шнеур, "Голус", перевод Ходасевича.
Цитаты из священных текстов не комментирую.
Бургундский жребий. Часть 3. Как пали сильные
© Copyright: Хайе Шнайдер, 2014
Свидетельство о публикации №214102601378
Свидетельство о публикации №214102601378
Рецензии
Сильное произведение. До последней строчки надеялся на счастливый конец...
Может, найду его в эпилоге?
Евгений Островский 25.07.2017 23:40 • Заявить о нарушении
Может, найду его в эпилоге?
Евгений Островский 25.07.2017 23:40 • Заявить о нарушении
Откуда же тут взяться хэппи энду... И тот, кто мёртв, уже не встанет.
Спасибо Вам за высокую оценку и такой интерес.
Хайе Шнайдер 26.07.2017 07:18 Заявить о нарушении
Спасибо Вам за высокую оценку и такой интерес.
Хайе Шнайдер 26.07.2017 07:18 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.