Когда повелевают инстинкты

 

На тему:
«У меня спросили: - «Это правда, что в вашем городе ходят медведи»?
Я засмеялся.
 

- Медведь! Смотрите! Там, впереди! - перебивая тихо звучавшую музыку в салоне автомобиля, возбуждённо произнёс Михаил, указывая рукой направление и взывая всех сидящих на заднем сидении коллег по работе, посмотреть вперёд. – Наглый какой! И машин уже не боится!
Моё внимание привлекло огромное темно-коричневое пятно посреди дороги - лежневки . На противоположной стороне, за асфальтированной дорогой, ведущий в город, стоял огромный медведь, хозяин здешних лесов, перекрывая третью её часть. Не всякий раз, вот так запросто, встретишься с ними, так близко. Его опушенная голова была повернута в нашу сторону. Застыл так, будто ждал фотографа.
Не знаю, что именно и почему, меня подтолкнуло на этот необдуманный шаг, которому и по сегодняшний день нет никакого объяснения. Здесь и ассоциация с фотографом, родившаяся во мне, в подсознании, и ответная реакция организма на неожиданную радость или страх, после чего срабатывают природные инстинкты самосохранения при встрече с потенциальной опасностью, вызывающие собой реакции в надпочечниках, которые моментально выбрасывают свой гормон в кровь. Адреналин называется, мигом заполоняющий весь организм, вызывая непонятные чувства и повышая в нём силовые способности, готовя к борьбе за жизнь. А может, то было и простым человеческим желанием хвалиться, показывая себя "бесстрашным" в опасной ситуации. Что бы оно ни было, но оно неосознанно вело меня на необдуманные мои дальнейшие действия, которые к моему стыду,  я уже не скоро вычеркну из своей памяти. Мне и сегодня стыдно за те воспоминания.
Выждав момент, когда освободился перекрёсток, где нужно было мне повернуть в город, я проехал его прямо и направил свой автомобиль, полный работниками конторы ЦТТ-1, Самотлорского месторождения, на ту лежневку - к нему, к медведю, в безлюдное место, где по обе стороны стоял густой тёмный северный хвойный лес.
- Ой, мамочки! - шёпотом произнесла диспетчер Людмила.- Такой страшный! ... Может, не надо!? – испуганно взмолилась она, тем самым увеличивая во мне тягу к необъяснимому азарту.
- Сейчас он не опасен, - стал давать я свои книжные пояснения, прикрывая выражением внешнего спокойствия внутренние свои волнения. - Зимой, понятно. Шатуном бы назывался! Проснётся не вовремя, а вокруг - голод и снег. Есть - то хочется! Помыкается день-два в лесу и пойдёт к становищу человека. Будет рыскать там, по окраинам и сёлам, с мыслью - чего б съесть, кого б съесть, или на кого б наброситься. Ему уже без разницы - кто или что будет ему пищей, будь то- человек или животное. Вон, какой живот! Его ж надо чем-то набить!? А сейчас всё по-другому. Чего ему не хватает и почему б ему кидаться? Кругом весна! Солнце светит! Пищи - сколько хочешь! Весь корм под ногами – бери, ешь! Так что, – бери в руки свой сотовый и фотографируй. Видишь  – сам напрашивается. Дома покажешь своим, будешь рассказывать – как встретила в лесу медведя...
- ....да, и ещё добавь,- вставил Михаил, - что, мол, ... вот, встретила в тайге Мишку, почесала за ухом и попросила позировать. Фоткнула - на долгую дружескую память! Потом, через пару секунд, добавил; - Чего ещё будет интереснее, говоришь им: - « Он мне лапой потом махал, - … ну, … типа, … на прощание!». Конечно же, он шутил, говорил с задоринкой в подтексте, но взгляд его, который впился в образ лесного обитателя, выдавал и в нём, то его, внутреннее, напряжение.
Возбужденная страхом и завороженная услышанным, Людмила полезла в сумочку, продолжая произносить: - «Ой, мамочки!» 
И я не спускал со зверя глаз, «любуясь» его экстерьером, продолжая поражать себя размерами того «безобидного» лесного животного. «Иногда» с «бесстрашием» переводил свой взгляд в глубину бокового зеркала заднего вида автомобиля, бдительно наблюдая за свободной дорогой в нём. Так, "на всякий случай". Очень хотелось, что бы, никто не занимал её. Мысль о том, что сюда, на узкую дорожку, где двум автомобилям не разъехаться, может заехать техника, которая перекроет нам возможность спешного нашего отступления, не дай бог,  холодила душу.
Маленькие полукруглые уши обрамляли его широкую морду, придавая образу мохнатого доброту. Глаза, светившиеся угольками, задумчиво смотрели в нашу сторону. Наверное, изучали нас, а может, и нашу технику. Было ещё ощущение того, что он думал над тем, как ему быть сейчас с нами, или как поступить с появившимися ниоткуда или в ненужное время. Короткие толстые конечности, как железные столбы, крепко стояли в дорожной песчаной, вперемешку со щебнем, пыли. Нижняя кромка квадратного опущенного живота, свисала до самой земли. «- А, разве таким оно бывает?» - мелькнуло в голове.
- Ой, мамочки! Так страшно! – повторилась Людмила и чуть погодя, потом возмутилась:
- Он так далеко! Его в телефоне не видно!
- Приблизь в объективе, - подсказал Михаил. - Там, есть такая функция!
- Ага! Если бы я ещё и знала! Недавно, ведь, купила! Не всё ещё изучила!
-  Тогда, подожди, подъеду ближе, - предложил тут я «новую идею», которую стал мгновенно реализовывать, при этом инстинктивно бросая взгляд в боковое зеркало. Самосохранение во мне уже давно не дремало.
Сзади было пусто, лишь изредка, вдалеке, мелькали автомобили, следующие по трассе в город.
Автомобиль тронулся с места и медленно стал двигаться вперед. Медведь продолжал наблюдать за нашими действиями.
- Ну, что, … хватит? – всё чаще повторяясь, спрашивал я, надеясь на то, что хоть кто-нибудь догадается остановить меня.
Расстояние сокращалось. Взгляд медведя стал сверлить мне затылок. Что-то паническое медленно заползало в душу. И тут вдруг спонтанно и неосознанно я коротко нажал на кнопку клаксона. Раздался сигнальный визг. Зверь вздрогнул, затем, перебрав задними лапами, «подставил» нам другой бок, одновременно приподнимая опущенную голову, на холке которого, уже, взъерошилась шерсть. Немного погодя, зверь отвёл взгляд в сторону тайги и издал негромкое рычание. Выждав некоторое время, издал рык. Что-то невидимое и холодное пробежало по спине. Но и это не послужило нам сигналом. И здесь мы проигнорировали опасность. Не приняли его поведение, за предупредительное действие. Потому что это неприятное и непонятное, внутри меня, настырно толкало нас всё дальше, вперёд.
- Ой, мамочки! Хватит уже! Я, всё! Сняла! Пожалуйста, уедемте отсюда! Страшно как! – понижая голос, просила Людмила.
Степенно и медленно медведь, повернувшись к нам задом, стал удаляться, как бы угадав желание диспетчера. Не давая себе ни отчета в том, ни времени для обдумывания, я снова нажал на педаль акселератора. Двигатель взревел. И тут же, бросая педаль сцепления и добавляя «газу», заставил автомобиль сразу ринуться вперед, шумно срывая с пласта дороги щебень четырьмя одновременно прокручивающимися колёсами своего маленького внедорожника, которые, в свою очередь, с силой и грохотом ударили кусками щебня по всем металлическим подкрылкам кузова. Потом, вдобавок ко всему, рука неотрывным нажатием, повторно надавила на сигнальную кнопку, вырывая на свет громкий затяжной вой. «Хозяин лесов» пустился бежать, поджав заднюю часть вместе с чем-то похожим на «обрубок» хвоста. Это развеселило нас. Прибавило смелости. Только он, опомнившись, остановился и, разворачиваясь на ходу, встал. Наверное, для того, чтобы посмотреть «страху в глаза».
 
Вид того, как неуклюже он выглядел в тот момент, когда пустился наутек в своём страхе, очень рассмешило нас - «до ржания», неся с собой нам «дикую» радость. В то время, пока мы потешались, продолжая веселье, медведь опустил голову и вновь приковал к нам взор, теперь уже, с ненавистью.
Захотелось повтора. Тем же трюком хотел обновить нашу  общую радость. Потому я снова стал играть оборотами двигателя, как бы привлекая его внимание к нашим новым забавам. Видя это, он издал рёв, звериный, непохожий на тот, первый. Их невозможно было спутать. Этот своей силой заглушил бы с десяток таких первых, вместе взятых, и тот мой жалкий клаксон в придачу.
Стало тихо. Смех застыл у нас на губах. Холодок страха пробежал по салону потом и по спинам, остужая нам кровь. В той тишине послышалась мелодия, звучавшая из магнитофона, убавленная ранее до самого минимума.
В профиль, на кромках кроваворозовых десен, открытой его пасти, торчали четыре белых, гладко отточенных клыка длиной с наши указательные пальцы. По нижней обвислой губе стекала липкая слизь. На холке опять взъерошилась шерсть. Перед нами уже стояло не доброе животное, с которым можно было забавляться. Он у нас на глазах, как в страшных фильмах про вампиров, преобразовался в дикого разъярённого зверя. В хозяина тайги. В хозяина – зверя, могучего и сильного, от которого в лесу не найти спасения. Он напомнил нам - с кем мы имели дело. И память вдруг сразу  вернулась ко мне. Вспомнились те книжные строки, и рассказы охотников, где говорилось; – «Он сильный и ловкий, выносливый и умный». «Бегает – быстрее человека, лазит – быстрее человека и плавает – быстрее и лучше человека. В лесу от него, раненного, нет спасения!»
Охлаждённый чувством страха, попытался я спрятать свой ужас в гримасе моего «бесстрашия», в «дежурной улыбке». И после этого, заглушив в себе разум, движимый необъяснимой силой, я ещё раз попытался взять вверх, припугнув того зверя, который пытался донести до нас благоразумие. Я лишь нажал на кнопку сигнала.
Он не заставил себя долго ждать. Мы услышали его ответ: Рык, похожий на гром. Вдобавок, как в сопровождение, он энергично и яростно замотал головой, как не терпящий возражения. Потом, в бешенстве, пронес лапой по верхнему слою дорожной насыпи. В нас полетели крупные комки гальки, щебеня и песка, оставляя за собой облако пыли. Он взбесился по - настоящему, ревел и метал в нас всё, что было у него под ногами. Агрессивный звериный взгляд сверлил нас, как буравом. Горящая ярость в его глазах приковала нас, подчинила и заставила замереть. Охватившее оцепенение не давало мне больше, всматриваться в боковые зеркала. Мы оказались во власти его душевного состояния и теперь уповали только на его милость.
Не снижая желания расправиться с нами, он сделал шаг вперёд. Мы сидели. Он сделал еще шаг и издал угрожающий рёв, по силе который тоже заглушал рев двигателя машины. Выждав мгновение, он повторил рык, сделав выпад из двух - трёх шагов, снова коротко мотнул головой. Новый настырный рёв прозвучал с набирающейся силой. Мы не сводили с него глаз. Опомнившись, я сбросил обороты. В салоне царил ужас. Забытый магнитофон жалостливо и чуть слышно выкидывал в тишину слова Леонтьева: " Жизнь! Дай мне воздуха глоток!"
После того, как улеглась шерсть на его холке, он стал реже издавать свой рык. Отступив назад пару тройку шагов, он повернулся в сторону леса, не сводя с нас бокового взгляда, издал два коротких звука, чем-то напоминающие мычание коров, резко и часто сокращая боками живот, будто кашлял. Что-то шевельнуло придорожные кусты. Выкатываясь друг за другом, из-за кустов на дорогу вскарабкались по насыпи два медвежонка. Потом, как по команде, бросились вперед. Перебежали лежневку и скрылись в противоположной стороне, за такими же придорожными кустами. Медведица, продолжала своё недовольство. Увидев, что дети скрылись, стала и сама медленно отходить назад, задом, увеличивая тем самым дистанцию между нами и ею самой. Она приближала себя к обочине, к лесу, который только что, у нас на глазах, поглотил в своих дебрях её детишек, надёжно пряча их от опасности. У тех же придорожных кустов она быстро развернулась в четыре ноги и в два прыжка растворилась в них сама.
В салоне автомобиля по-прежнему царила тишина. Мы молчали и смотрели вперед, в пустоту таёжной дороги, где весенний лёгкий ветер покачивал молодыми побегами кустов. Магнитофон, своим приглушенным звуком пробиваясь в тишине, как слабое эхо в лесу, продолжал доигрывать песню Леонтьева, концовку, где барабанная ударная дробь напоминала собой угасающий сердечный ритм. Последние его стуки:
- «Тук – тук! Тук - ……… Тук! Тук - ………………………»

Дальше? … Звон! В ушах. Тихий, пугающий. Как от назойливой мухи. И на душе было скверно. Изнутри меня безжалостно разъедало чувство стыда, за своё то поведение. Поведение, которому не было ни объяснения, ни основания и, которое, не подходило мне - ни по возрасту, ни по уму, ни по сознанию своему. Там, в глубине «оно» – и после того не желало сдавать своих позиций.
- Я, … не знал, что она … с медвежатами! – еле слышно и виновато, в защиту того – «оно» пробурчали в тишине мои губы, предавая и унижая меня всего, самого.
- «А я, что?» - в душе оправдывалась совесть.
- «Да. Очень глупо!» - униженно и стыдливо произнёс глухо и разум, в мозгу.
Щёки продолжали пылать огнём.