романЛауреат

                Валерий  Скрипко
 

               
Скрипко Валерий Иванович –по образованию юрист, по призванию- человек, пишущий тексты..
Печатал статьи в журналах «Москва», «Наш современник», «Сибирь», «День и ночь», «Природа и человек» в «Литературной газете», в газете «День литературы»..
Проживаю в Красноярском крае









                ЛАУРЕАТ

                роман

 
                пролог
      Генрик опустошенно смотрел на крышы Парижа, на   музейно-глухие стены дворцов. Даже желтые разливы утреннего солнца на этих стенах были как бы  отреставрированным и почищенными, и если бы по стенам пройтись железной щеткой, солнечные блики, возможно, осыпалось бы вместе со старой штукатуркой....
Эйфелева башня затерялась среди  видимых из окна отеля  городских просторов  и, придавленная сверху тяжелыми кучевыми облаками, словно спряталась за крышами...
- Что ты там возишься? -спросил он, не отрываясь взглядом от утреннего Парижа, как от вида старой возлюбленной, которая давно его забыла, а вот он любит и помнит ..Что помнит, как помнит? Уж не обворожил ли его дьявол, как и  французов, и не внушил ли всем и ему, что эти джунгли из отесанных камней в центре материка с виноградниками и  роскошными  садами и есть вершина мира и последнее достижение мировой культуры...?
-Ты уже капризничаешь как знаменитость! - начала утренний разговор Наташа и нервно сбросила на кровать красный халат...- Ты хоть врубаешься, где ты?  Что случилось, стряслось, произошло!? И кто ты теперь?
Она строго взглянула на него и пошла в ванную.
-Гм… м,  что случилось–то? Одной сказкой стало меньше, вот и всего!- пожал плечами Генрик и  глянул в зеркало напротив. Он  увидел перед собой невысокого сорокапятилетнего мужика славянской внешности.   По причине смешения польских, украинских и русских кровей  точнее узнать национальность   было невозможно. По телосложению и большой голове он чем-то напоминал описание фигуры Лермонтова, но, видимо, шире его, выше и мощнее.., или поэт мощнее, хотя что такое мощь телесная в  писательском деле? К тому же он был с похмелья и плохо соображал тонкости момента: новой обстановки, перемены своего статуса и многое другое...
Странно, но он всё чаще отмечал про себя усталость во взгляде и поведении своей жены. К чему бы это?. Или уж совсем  решила Наталья ему больше не нравиться, по крайней мере пустила это дело на самотёк! .... Безусловно и  воспитавшая его бабушка и все остальные видели Наташу другой, ну и бог с ними.. Так уж им положено...
Он же никогда не анализировал ни черты её лица, ни детали её фигуры. И в этом не было никакой необходимости. Взглянув на него как на мужа и любимого человека, она становилась невыразимо прекрасной! Магнитные волны этой прелести, как бы выходя из её души, преображали и лицо и фигуру его супруги. В прочем, статная фигура, осанка, или точнее нежная женственная линия позвоночника, в конце спины переходящая в неповторимую ложбинку, уже действовали сами по себе без всяких магнитных бурь. Наташа,  внешне часто очень суровая, даже, порой, грубая, сама, наверно, не ведая того, вдруг становилась очень  женственной и лишённой какой-либо брони! И происходило это всегда неожиданно -без всякого внешнего повода. Вот, просто взглянет, опустит свои глаза мадонны и ты уже вознагражден за все ссоры и  недомолвки....Как - будто сама природа делает знак о том, что всё в порядке- можете и дальше жить вместе!
- Кто я теперь, где я? -   повторил он вопросы жены, - очень хотел бы знать сам! Я, Наташенька рвался в Париж, где ржут кони мушкетеров, где потные лошади оставляют на мостовой россыпи теплого навоза, который раскатывается прямо под ноги гуляющих дамочек...
Генрик нашел стакан с недобитым "Бордо" и отправил в рот три глотка рубиновой влаги.
- Представь 17,18 век -эти вот дворцы за Сеной еще новенькие, свежевыкрашенные на первый раз, а внизу галдеж, шум, пахнет конским потом, какими-то немыслимыми самодельными  духами вперемежку с  запахами от тех же коней, от собак и кур...
-Дались тебе эти запахи!- вставила Наташа, продолжая раздеваться перед тем, как пойти в душ.
- Эн нет! - в тонкостях вся суть, в мелочах- всё дело! Мне всегда казалось странным восхищение старыми музейными городами! Чему тут восхищаться? Из них навсегда ушел аромат свежей штукатурки, в их  дворах заколочены черные ходы, из дворов улетучились возгласы, крики, смех и плачь! Ты представь себе ужас-немоту закрашенных многими слоями краски -навсегда закрытых дверей. .А ведь они вели в коморки к слугам и куда-то еще....
-Кстати, мы с тобой не посетили улицу Кардинала Лемуана, а на ней дом под номером 74 , где жил Эрнест Хемингуэй. Представляешь, он еще наблюдал  по утрам как по улице гоняли стадо коз и пастух играл на дудочке.. Вся жизнь- именно такими "мелочами" и милей всего человеку! Бог мой, мы даже не поинтересовались, где было кафе " Клозери- де Лила", где великий Хэм писал за столиком -  свои рассказы- писал карандашом!   
..Наташа, безнадежно махнув рукой,  ушла в ванную, а он, не в силах остановить разговор, последовал за ней с бокалом "бордо"  и, стоя с рубиновым бочонком бокала перед желтой ширмой, продолжал говорить и говорить....
-А, впрочем, я знаю, за что я люблю французов. Милая, они всё делают "вкусно" - едят, развлекаются, обставляют комнаты, даже изменяют как-то изящно, не так  обидно что ли...
( превращая измену - в забаву, в игру).. Наши в этом деле очень серьезны, злы, неприятны: грешат и озираются, себе мстят, другим мстят..
Но какую же легкость и изящество придал француз всему, к чему он прикасается.. Помнишь мы были в гостях у  писателя  Жана Лакруа.. Обстановки не так много, всё небрежно, но чертовски живописно небрежно, всё радует глаз и привлекает...И как же он- паразит, ест свою спаржу, словно песню поёт! А ведь она для меня, например, как для рязанской коровы -прошлогодняя трава..
И вообще, если немцы заставили все вещи служить себе, а американцы - тешить их амбиции, то французы -заставили вещи петь им гимн!
...Он вздохнул: и только нас, русских, вещи сделали своими рабами!
..Наташа приоткрыла ширму и молча поцеловала Генрика  в щеку...Пена от шампуни с наташиной щеки поползла  по щеке нашего оратора.. Но он продолжал.
-Я вовсе не хочу идти на бал лауреатов.. Ну получил и получил.. Держаться по-светски совсем не умею, все поймут, что я дремуч и неотесан и победил чисто случайно...или ты так не считаешь?
-Мало ли что я считаю! -отозвалась Наташа.- Хоть раз потрись в высшем обществе, из любопытства хотя бы. Она отодвинула ширму, тревожно взглянула на Генрика...
- У тебя, вообще, есть любопытство?. Ты же писатель, там европейские типы и прочее...А? Или тебя волнует  только отсутствие коней, кур и свежей соломы старого Парижа на его современных улицах?
- Какие типы!? -удивился Генрик, - Я просто  боюсь, что там предстанут только официальные маски людей, одетых в доспехи  очередного этапа цивилизации.....Всего лишь.. Я всё это видел во сне - в детстве...Как -будто из другого мира мне прокрутили  всю кинопленку с видами золоченых лож, фраков и ажурных платьев...Значение этого сна я не понимал всю жизнь.. Впрочем, сейчас стал догадываться...
 -Всё, я иду к парикмахеру, - бросила Наташа и тряхнув головой для убедительности своего решения, стала собираться...
..В зал с зеркальными стенами  часа через два они не пришли, а можно сказать, проникли - через множество проходов, по бокам коих стояли высоченные секъюрити в черных, плотно облегающих униформах.. Слегка отдававший голубыми и зеленоватыми тонами -на морской лад- зал умиротворял входящих и все ему внутренне как бы подчинялись...ходили с бокалами тихо, говорили вполголоса, брали закуски со "шведского стола"  и поднося ко рту (по виду и вкусу)-  крабовые или  куриные куски мяса, запеченные в замысловатые фигурки из теста, словно не ели, а лишь изображали  процесс еды... Впрочем, один уже почти пожилой мужчина, (явно из России) закусывал по-настоящему, с аппетитом...и тем привлек Генрика....
 - Ждем? -невозмутимо спросил он Генрика...Сейчас придет председатель.
- Юсов, - представился он, кивнув  головой ,- журналист из Питера.. -Я знаю, вы победитель в жанре рассказа, - без остановки продолжал он...Поздравляю и жутко , но белой заметьте , завистью, завидую, что вас так осенило. Казалось бы, безделица, так -ничего... но главное задаться вопросом: к примеру, как научиться не любить кошку?.. Чтобы не страдать от горя, когда она умрет.
А с другой стороны, зачем страдать, если можно любить кошку и дальше, после её  смерти? - хохотнул он.- Зачем -то она появилась, знак какой-то нам дала, значит, не страдай, а люби...умрёшь, потом во всём разберёшься!
Юсов чокнулся  тяжелым, похожим на пивную кружку бокалом, с лауреатом Гансовским. Потом осторожно отпил глоток. Пил он, зная что делает: имел дело  с банкетами не раз.
-Великое можно увидеть и в малом !- продолжал Юсов .- Помните танку одного японца:
 "я на берегу огромного океана, не вытирая  горьких ( по-моему так и было горьких) слез, с маленьким играю  крабом..."
 -Да, помню, это, кажется, Басё,-  кивнул Генрик и чокнулся с женой.. В бокале с непривычно большим  ( на ощупь) количеством граней, плескалось какое-то изысканное виски, очень выдержанное  и очень марочное, но по вкусу  напоминавшее   заурядный самогон....
Тут вошел председатель жюри и снова поздравил его в числе других победителей в других жанрах...Это был лощеный весь парижский ( если так можно выразиться, не проживая там) мужчина. Переводчик в ритм с выступающим переводил:
- Мы вступили в важный этап мирового литературного процесса.. После всех изысков постмодернизма, поисков и порой гениальных находок в стиле и форме, снова стало модным  глубоко заглядывать в душу...Точнее -это даже не мода, а возвращение к истокам, к настоящему духовному бытию и удовлетворению от него...Кажется, последними,  кто глубоко, глубже всех  опускался - переводчик поправился и стал подбирать русское значение французских глаголов........нагибался или всматривался в этот бездонный колодец -был  Достоевский....
 Слово дали Генрику и он решил продолжить мысль председателя жюри...Никто его не просил, но он почему-то поднялся повыше- на ступеньки лестницы, осмотрел без робости , но и не очень уверенно, блестящую толпу в дорогих нарядах и сказал:
- ..Мне кажется, многие просто не стали смотреть в этот колодец, потому - что было еще достаточно всё более ярких соблазнов материального мира. Человек из плоти и крови, страстей и желаний должен был как ребенок, впервые попавший в огромный магазин игрушек, сначала всем  пестрым, забавным, жужжащим и свистящим вдоволь наиграться.
 Взрослый так же должен был все свои земные  увлечения перепробовать на вкус, изобретая всё новые игрушки, и так безнадежно пресытиться кушаньями, напитками и таким же потребительским сексом ( список можно продолжить), чтобы наконец понять, что на дне его души   есть один единственный неутоленный остаток....и ничем, кроме самой сильной всепоглощающей  любви к  любому живому к божьему созданию не утоляемый....Осознание это-, если оно пронизало Вас насквозь- подобно  потрясению , которое испытали апостолы после воскрешения Христа.. Вот ходил их товарищ -учил добру, прощению и любви и , оказалось, что это не простые благие пожелания, а страшная истина, единственный путь к бессмертию, к богу, прямо из такого вот состояния все проникающей влюбленности -переводящей в другой мир, в другое физическое измерение без машины времени, потому что любовь- универсальна! И весь имеющийся во вселенной свет - лишь её посланник!
..После перевода речи, гости званого вечера  вежливо похлопали, и Генрик снова вернулся к жене и Юсову, который в силу своей журналисткой непосредственности  и с Наташей уже держался как свой! Разумеется, пока Генрик шел выступать, он успел  сказать несколько комплементов..
Они снова взяли по бокалу с подноса и весело посмотрели друг на друга...
-Браво! - начал Юсов...- всё, что сказали вы не просто правда, а ключ к чему-то, что мы не хотим пока открывать...Вот они вас ,- он оглядел приглашенных .. - они вас тоже поняли, но тем и утешились....О, сколько им уже говорили о милосердии, не счесть, не описать, не посчитать! - Юсов глотнул порядочный глоток виски..- Даже если все парижане, или хотя бы те, что обитают на  самом дорогом парижском авеню Монтень- усвоят ваши предупреждения - никто ведь из объедающих весь мир снобов на авеню Монтень не бросит каждые три дня делать новую  прическу, стоимость которой такова, что на эти деньги можно кормить сотни детей где-нибудь в Африке в течение месяца...Нет такой мерзости, которую бы не совершили сильные мира сего, чтобы  выглядеть "комильфо"(  то есть как следует- перевел он тут же).
 Да, - пока не бросит, -невольно вздохнув, согласился Генрик , но  когда-то надо начинать будить их души! Ресурсы на Земле кончаются..
 -Вы полагаете, сейчас они все устыдятся? - спросил Юсов и скосил глаза влево, к группе, где были председатель жюри и какие-то особо важные персоны...
-Вот там - незаметно посмотрите- веселиться парочка: знаменитый спортсмен и его жена с роскошными русыми волосами.. Достоверно известно, что они отрезаны у "донора" -  молодой заключенной  женщины в одной из колоний в России...Жена футболиста- эта  молодая стерва ( простите за выражение, Наташа) могла бы заказать любой шиньон, который ничем не отличается от настоящих волос и даже выглядит естественнее их.
Юсов глубоко вздохнул и после короткой, но тяжелой для него паузы, закончил свою речь одной фразой:
- Я уже не говорю про зверства наших российских живоглотов.
- Господа,- взмолилась Наташа - Для таких торжеств вы беседуете слишком уныло! Премия - уже вручена, мы завтра уезжаем, так чего ж еще надо русскому человеку как не отпраздновать всё, что можно отпраздновать!
..Засыпая в летящем самолете, Генрик, про себя констатировал, что в  теперешней жизни он  сделал, кажется, всё, для чего его бог послал на эти земные муки и радости. Даже вырастил приёмную дочь Тоню. И не только потому - что своих детей им с Наташей не дал бог! Это был святой долг, который он установил сам для себя и выполнил его, прежде всего – для того, чтобы привести свою душу в порядок!
 Но не закачивать же на этом? Может, заглянуть еще куда? В Тибет, например... И пробудят в нём  буддийские монахи новые чувства, мысли и новые озарения… Сменить всё: одежду, привычки, пищу и круг общения. Всё, что здесь его мучило, влекло и поражало - он прочел, познал и перемолол через себя…
Жена от него в последние годы уходила душой всё дальше... По дороге в Париж (а  сюда они ехали в поезде) ему приснился сон:
"Где-то на огромной реке к берегу причаливает толи баржа, толи корабль – в общем судно неопределенных очертаний,  точнее даже не причаливает, а  прибивается к причалу и с трудом держится у него, так - как на реке наводнение и мутный поток  слишком стремителен. Он так стремителен, что у Генрика кружится голова. На  судне он видит свою жену. Подается трап и Генрик зовёт жену сойти, а она в ответ: - «Погоди вот эти мешки заберём»- А мешки черные,  очень похожие на те, в которых накапливают мусор...
-Какие мешки?! - прыгай скорей!
- Не могу, давай заберём. С обидами эти мешки- видишь какие полные!   Без них сойти не могу! Пыталась, не получается...Помогай, помогай давай, что стоишь"
И кидает мешки на землю, а баржу уже относит, уже крутит в могучем потоке, а Генрик мечется по берегу, пробует снова поставить на место соскальзывающий трап и не знает: кого стаскивать первым, - или мешки, полные обид,  или жену. На этом месте, от растерянности, от  досады он, слава богу, проснулся...
Надо признать, что в полной мере, что такое женщина - он так  и не узнал за всю свою жизнь..
            _________________
             Часть первая
      Глава первая. "Держись- душа!"

А что же он  вообще узнал с того самого момента, когда у него началась взрослая жизнь, когда Генрик по срочной телеграмме поехал к матери в молодой сибирский город?
На верхней полке плацкартного вагона  тогда дремал еще совсем молоденький парень с нерусским именем Генрик в потертой  футбольной майке с буквами "Динамо" и десятым номером на спине...Эта майка осталась ему на память о нескольких месяцах игры в городской команде, где он подавал надежды на месте центрального нападающего, и вот всё рухнуло- надо было бросать любимый бабушкин дом , срочно ехать в неизвестное место, привыкать к тому, что мать больна, что ты один взрослый мужик в семье. Внизу шептались мужчина и женщина. Они спали под одним одеялом, подолгу возились там, перед тем как уснуть, сопели, стонали и совсем не замечали снующих пассажиров, укоризненные взгляды соседей. Иногда из под одеяла как краешек луны из озера  выглядывала часть  нежно белого женского бедра, иногда грубая волосатая мужская нога -почему-то слегка кривая и с желтым оттенком кожи...Иногда выглядывала и вторая волосатая нога и они как бы в задумчивости терлись друг о друга...
Утром, как ни в чем ни бывало,  молодая женщина вставала, бесстыже глядя Генрику в глаза, потягивалась и блаженно урчала. Вся её обширная площадка груди, закрытой только в области сосков тонкой кофточкой, излучала особое тепло...
А один раз соседка по купе даже подмигнула ему. Когда обладатель волосатых ног сошел на какой-то станции, женщина уснула, а Генрик уже не спал до самого выхода... Все увиденное и пережитое  было так ново,  и бесстыдно грубо, что Генрик просто смотрел, не пытаясь понять и  оценить. Эта душная возня в жарком вагоне, где пот ел глаза, где пахло несвежим бельём и несвежими телами - без тени поэзии и нежности - так не походили на описания любви, прочитанные им... Генрик еще надеялся, что всё это - случайный эпизод и, наверняка, где-то есть любовь яркая и фантастически прекрасная как звездное небо!  Что там -  в каких-то дальних венециях - умеют общаться так, как  умеют герои опер и оперетт,  что вообще ни Евгения Онегина, ни пьесы Шекспира, нельзя было просто выдумать, если бы авторы не подглядели эту красоту в самой будничной жизни.. Нет, в ней просто обязано быть что-то высокое.
Таким образом успокоив себя, он  прижимался носом к маленькой щели в окне, откуда дул свежий ветер вперемежку с запахом солярки от тепловоза,  и дремал...
Прощай, Казахстан! Как бритвой по сердцу (из радио в стенке вагона) сквозь хрип и шум  резанет звук милой домбры и запоет длинную песню акын. Или затянет новую песню известный казахский певец: «Солнце в вышине, в серебряной листве нежно улыбнулось мне».
Если глянуть из окна вагона постороннему человеку, так вроде и нечего жалеть: долгая и волнистая степь с редкими холмами.. скучная пыльная полынь, где праздником смотрится два,  три кустика полевых цветов.. да еще суслики, да овраги, да жара, да с такой сосущей тоской протянется, завиляет и завьется (шайтан её знает куда)  разбитая и забытая дорога, о не знаешь, как спрятать от грусти свою душу, а если мелькнет где еще на желтом фоне холма почти черный одинокий силуэт коня, то  вообще с чувствами сладу нет - так вот выскочил бы сейчас из вагона, упал с распахнутыми руками на траву и завыл… Так любишь ты её вопреки всему - из за солончаки и за постоянное желание пить, и за хмельной бодрящий кумыс, и еще неизвестно за что!
Нет, немного известно. Когда намотаешься по степи, набьешь легкие пылью, тут наступит вечер, и вдруг -  с самого высокого высока - обдаст тебя небо немыслимой гаммой цветов и их полутонов, да всё это еще в придачу с нагромождением таких же разноцветных облаков, что дух захватит и время остановится... 
      

                ********
 В сибирском  городе Сёстринске  он долго искал свой дом среди совсем новых пятиэтажек. На перроне ударил в глаза зеленоватый отсвет. Он   был на всех предметах и даже в самом воздухе. Зелень тайги отложила здесь отпечаток на всё... Пахнул в лицо жар от только - что уложенного асфальта, запах гудрона густо перемешался с запахом тайги, свежей штукатурки и краски.
Выстроенной оказалась только одна улица, да и то асфальт был положен далеко не везде. Улица шла с заметным наклоном вниз до самого леса и упиралась в него,  как в тупик. По обе стороны улицы сверкали свеженькие панельные дома в пять этажей. На некоторых панелях  цветными плитками были выложены силуэты ёлок и сосен, что среди яркой хвойной зелени тайги вокруг, казалось архитектурным излишеством.За тайгой  над верхушками сосен голубой полоской парило водное зеркало водохранилища.    
..И каким же тяжким и горьким настоем  после июньского великолепья молодого города обдала его  стойкая вонь от множества лекарств в их материнской квартире... 
 Мать не узнала его, от долгой адской боли, из уже почти потустороннего забытья, она, приоткрыв глаза, устало - равнодушно взглянула на него, потом  удивилась и приподняла голову, словно увидела странное видение и  выдохнула:
-А., сынок! Как мало ты пожил, ох, мало...и снова забылась...
Генрик подошел к плачущей сестре и шепотом спросил:
-Слушай, Лид, а что она обо мне говорит так,  - в прошедшем времени...?
Сестра сначала не поняла самого вопроса, потом, измученная долгим сидением возле материной постели, безразлично махнула рукой...
Потом они вышли на кухню, где всё было запущено и не пахло жизнью,  закурили  по кислой на вкус папиросе " Беломорканал "... Лида, по-мужски выдохнув папиросный дым, вдруг хлопнула его по руке. Она стала говорить о матери, не называя  её мамой. Будто странное  нездешнее табу лежало теперь на этом слове. На кухне -шепотом- они оба , не сговариваясь, называли маму "Она".
Им,  детям, определённо казалось, что если они произнесут слово "мама", то мать точно очнётся, и неизвестно какие страшные чудеса произойдут дальше....
-Я поняла, - со скрытым страхом в голосе сказала сестра: - "Она" вот что имела в виду: когда ты был маленький, - какая-то станционная цыганка ей нагадала, что ты утонешь совсем юным.
-Как утону!? - удивился Генрик.
-Как как, обыкновенно в речке... Правда, гадалка эта была доморощенная, никакая, так - ходила, побиралась и молола всякую чепуху.. но её, -сестра показала рукой в сторону спальни ,-  она надолго замутила и ранила этим предсказанием..
-Господи, боже мой! -уже  не имея в запасе слез, всхлипнула Лида.- Это она, наверно, вообразила, что видит тебя утонувшим на том свете! Будто ты оттуда пришел её навестить! Или что вы там встретились с ней...
-Да ну, брось сочинять! - вспыхнул Генрик.- Она же видела и знала меня уже  нынешним, взрослым...приезжала же к нам в Казахстан...
-Очень мало имела счастье видеть родного сына!  - зло и с упреком ответила сестра. - Ты прожил столько лет у бабушки и этот период мог у неё вообще стереться из памяти...   Я часто приходила к ней,  и она не разу тебя  не вспоминала...Всё больше  нашу невольную родственницу  Веру- то же ведь одна осталась как и мы, когда наш родной папа  со своей сожительницей на машине разбился.. У той ведь дочка Вера осталась - уже взрослая была, когда они стали жить с отцом...Вот  судьба.! Мама к Вере привязалась как к родной...А та после аварии  и гибели своей матери как с цепи сорвалась, а ведь прежде училась, спортом занималась - да еще каким, там где плавают, стреляют, бьются на саблях: многоборье, кажется.. Ездила на соревнования.. Я мало соображаю в этом...А тут пошло, поехало  -одна водка, мужики.. Домишко матери продала, перешла жить в общежитие...И что с Верой делать- не  знаю. Мне наша мама, пока была в ясной памяти, наказала ей помогать по мере возможностей.. Да с какой стороны с этой помощью подступиться - не знаю, ум за разум заходит.. Ты сейчас со мной, глядишь полегче будет, что-нибудь Генрюшка придумаем, да?
Лида так глубоко вздохнула, что вздох показался больше похожим на стон....
Генрик сидел и наблюдал: господи, ведь почти все позаимствовала от матери: голос, походку, взлёт густых бровей, когда что-то восклицала!
Даже фигуру "усвоила", которую  принято называть дородной -  названия, видимо, возникшего от двух слов: полной и благородной!
 Похоже, ничего со смертью не пропадает - самое существенное в семье, в роду - вспыхивает вновь в детях, развивается, напитывается новыми впечатлениями и перебирается дальше - к потомкам, к неведомой высшей цели!
Но мать: как же так - взять и забыть своего первенца, свою первую материнскую радость?
.. Генрик  впервые почувствовал наступление какого-то нового, более сурового и полного  тяжелых потрясений периода своей жизни... До этого, его словно держали где-то на большом и веселом празднике, ублажали и кормили, удивляли яркими игрушками и дорогими конфетами... До поры до времени, а потом словно сказали: шабаш!! - пора в нашу суровую взрослую действительность - среди слез, смертей и страданий...
-Вот это да !,- качал он головой! -Сожалеет, что я мало пожил!., Хотя бы ей , в её нынешнем положении, лучше было осознать меня живым и радоваться, что я молод и здоров!  Надо как-то убедить её в этом, Лида...
-Посмотрим, когда  очнется, тогда и   убедишь! - вздохнула Лида и пошла на кухню, включать плиту, чтобы  подогреть чай. Но поговорить и тем более убеждать маму больше не пришлось...

   Глава вторая. "Черно-белое кино"
Вечером пришла первая в их семью смерть, как -что тяжкое и прежде всего нелепое...Никто не знал как себя вести, как правильно в этих случаях ходить, смотреть и разговаривать, и к  Генрику это относилось прежде всего.. Видя себя как-будто со стороны, он  терпеливо прошел всю процедуру похорон, поминок и  неизвестно через какое время после полного забытья или как бы бессознательного существования, впервые,  тем же вечером оказался у каких-то знакомых своей сестры, потому - что не хотел ночевать в пустой материной квартире...
         
                ***********
...Словно в насмешку над его внутренним состоянием, окружающие его люди были в этот вечер очень веселы... в новеньком городе, в квартире только -что заселенного дома, они тоже были как бы героями живой книги, которая тут же у него на глазах писалась с чистого листа.. Главное, чему наш молодой человек удивился безмерно, было то, что, если раньше бабушка жалела его даже в тех случаях, когда он поцарапал палец, то теперь после страшной трагедии в семье - все новые окружающие его люди делали вид, что ничего не произошло... или по крайней мере не придавали этому никакого значения.
Хозяин квартиры по имени Эдуард- (все звали его Эдом) тридцатипятилетний инженер- геодезист с добрыми, слегка несмешливыми
 ( если пристальнее вглядеться -  просто постоянно смеющимися глазами) был, кажется, сегодня в ударе... В тонком черном свитере, небольшого роста, но коренастый и подвижный, он изумительно играл на гитаре испанские мелодии. Между этими наигрышами он успевал подливать Генрику и остальным чистое и желтое как янтарь болгарское вино...
-Берите фрукты! - К нам, к нам в новую компанию, - говорил он Генрику и описывал рукой воображаемый круг...-  Здесь сейчас всё сначала, всё - впервые. Вам, молодой человек, дан редкий шанс - начать свою взрослую жизнь вместе с  новой средой... Между делом, знаете, я (в перерывах между основными делами), занимаюсь, дизайном,  а если точнее - проблемами организации окружающей среды. Её художественного преобразования. Чем больше строители городят скучных пятиэтажек и квадратных газонов, тем сильнее мне хочется внести в эту скуку что-то неквадратное, хаотично-поэтическое. А, неплохо сказано, други мои!
"Други " сидели тут же- неведомые ему доселе типы и характеры, о существовании которых он совершенно не знал и даже не догадывался...
 Тут были две журналистки из городской радиостудии, обе чрезвычайно колоритные девушки. Друзья в шутку называли их "радиодамы"...Темноволосая Лора отличалась тем, что непрерывно курила и старалась выглядеть очень интеллектуально...каждое слово она произносила с легким придыханием и возведением глаз в неведомые духовные дали.. Её еще молодое вдохновенное лицо никак не гармонировало с рыхлой и рано увядшей  фигурой...видавшей виды...Было ощущение, что,   не найдя  достойного приложения к этому одухотворенному лицу ,бог дал ей первую попавшуюся фигуру, которая больше бы   подошла какой-нибудь разбитной тетеньке.....
 Вторая дама- была  женственной и   имя Женя , кажется, было придумано  специально для неё,  и  шло ей.. Очень белое лицо её просто сияло на фоне черного платья...Шея поднималась из глубокого выреза как мерцающий белый ствол таинственного растения…
Женя в основном молчала как бы подчеркивая, что присутствие красивой женщины уже само по себе достаточно для компании и пусть все присутствующие будут счастливы этим обстоятельством...
 Разговор хозяина квартиры Эдика поддержал усатый с рыжей как и усы -бородкой толстяк-скульптор  Юрий Колевич.. Прежде чем начать речь, он- тридцатипятилетний  большой ребёнок- странно морщил лоб, не морщил,  а, точнее, сжимал его в гармошку, и слово не только произносил, а делал движение руками так, будто тут же в воздухе еще и лепил это слово..
- Никакой новой жизни здесь не получится, если не вдохнуть, не внедрить в неё новый стиль, - сказал он. Я недавно по случаю был в одной деревне: кругом мусор, грязь, а за огромной лужей, в которой лежат свиньи, представьте, белеет, как парус одинокий, единственное в деревне каменное здание... Само собой, по фасаду -римские колонны с облезшей российской штукатуркой и наверху название: "Клуб имени Н.С. Хрущева". Эта эклектика безнадежна... Надежду может дать только новый стиль во всем: в линии одежды, в форме парковой скамейки... В общении людей между собой, наконец...
 Жена скульптора, по разговорам, штукатур-моляр - белокурая и полная, добродушнейшая на вид женщина, по имени Вика - оказалась  острой на язык...
- Как конуру не облагораживай, злая собака в ней добрей не станет! -выпалила она.
 Легко ранимый интеллигент Колевич обиделся.- -Вот она всегда так.- жалуясь, обратился он к гостям, показывая на Вику как на полного изверга  -ладонями, раскрытыми причудливым веером .- По - твоему, если человек плох, так надо махнуть на него рукой...А вот господь -бог нам повелел себя совершенствовать. В противном случае  взял нас и исправил сам...
На сей раз, Вика ему не ответила, но молчание было не долгим.
...Как заметил Генрик, Вика часто ныряла на кухню, где курила вместе с мужем и другими мужчинами, и точно так же, как за столом, вставляла в разговор острые реплики и так же получала резкую отповедь мужа.
Когда Генрик в очередной раз посетил кухню, там шел критический разговор о женщинах, и Вика снова  выдала приговор:
-Это мужики - сволочи  делают нас такими!
..Юрий не мог оставить выпад супруги незамеченным: тут же поднял вверх две руки, которые у него начинали говорить раньше рта, а уж потом сюда включалась сама речь, брови, морщины лба и движение пальцев..
- Вот, вот, мы как сведёныши, дорогая моя! Есть такое народное выражение! Попомни моё слово, юноша, - обратился он к Генрику.- Эта борьба полов доведет нас до ручки... Ты это увидишь во всей красе... Хочу рассказать  одну быль.. Я служил в армии- во внутренних войсках.. Так вот направили меня служить в караульную роту по охране ( кого бы ты думал?) осужденных женщин в исправительно-трудовой колонии.. Не буду  говорить: каких безобразий я там навидался, а то, приняв всё близко к сердцу, ты потом никогда  не женишься.. Но один эпизод врезался в память очень и очень.. Летом на полевых работах, куда отправляли самых благонадежных, был устроен дощатый туалет на два отделения.. Сколько не совращали бабоньки конвоиров всякими откровенными позами, оголениями частей тела и прочими подручными средствами -результата нет!  Место открытое, старшина- не опохмелившийся зверь -бдит в оба.. Так вот умудрились солдаты  сделать в перегородке между отделениями приличную дыру!
-Тьфу, - символически плюнула Вика. -Ну зачем ты про такую гадость - мальчишке.?
--Я это не для разврата, а для обучения отрока  выживанию в сей страшной действительности!- рявкнул Юрий. С трудом успокоившись, скульптор продолжал:
-Ну вот, мигнёт солдатик той, с которой взглядами договорились и шмыг туда. Женщина тоже бочком, бочком и в туалет. Там к стенке, а точнее  к означенному месту в ней,  изловчится, прижмется и дело пошло.. Я это к тому, что так  рьяно мы соперничаем и "собачимся" друг с другом, что скоро между мужчиной и женщиной - как в том туалете - по всей Земле - надо будет поставить одну сплошную стенку исключительно только  для отправления естественных нужд: чтобы по остальным вопросам не общаться…. А ведь, подумать, как удобно: ни ссор, ни лжи и ни коварства – уже не будет!...
..Вика на сей раз ушла из кухни, надувшись, а Юрий торжествовал. С видом победителя, он снова уселся за стол и, что-то бормоча про себя, стал помешивать   замысловатый по составу коктейль желтого цвета…   Генрик долго смотрел на высокий бокал со льдом и отчетливо вспомнил желтое лицо матери в гробу...
       Природа сделала своё,
       стою - от горя полу - пьяный,
       а подо мной - небытиё,
       оно имеет форму ямы! -
- повторил про себя  свои недавно сочиненные стихи.
«- Где мама теперь?- подумал он. – Может,  уже прибыла на место и обнаружила, что меня в  том самом "ином" мире еще нет, не прибыл, говорят... Вот уж и возрадуется, должно быть! Или огорчится, когда, увидев райские сады, вспомнит и сравнит с ними наш земной неуютный мир. Вот вопрос! Но как всё жестоко устроено, зачем надо столько страдать всем нам?..
 -Я хотел бы,- в это время громко говорил Эдик,  сопровождая свои реплики и спичи заливистым по-детски искренним смехом.... Чтобы вы познали науку вина- этого болгарского чуда... Какое счастье, что наши южные братья решили таким образом помочь нам  осваивать тайгу...
Посмакуйте, пожалуйста, как смакуют его где-нибудь господа за кордоном! Начинать вечер лучше с солидного, но легкого "Ризлинга". Он хорош для первых тостов... Для первых легких бесед подойдет и "Бисер". Не лишним будет и "Мискет", но такое весьма неопределенное (по моему разумению)  вино лучше пить в одиночестве где-нибудь в закусочной , будучи с легкого похмелья..."Мискет" там помогает расслабиться и посмаковать его как одну из основных радостей жизни.. Почтительное отношение у меня к сладкой и терпкой "Варне"...Кто знает  закоулки души? Кто объяснит: почему мне неудобно пить такое вино с мужиками? Чувствуешь, что не к месту сиё питиё, когда бокал, а чаще стакан с таким с напитком поднимает волосатая рука...
При этих словах, скульптор  Колевич машинально спрятал под скатерть стола свои руки, поросшие рыжей густой шерстью. Эдик заметил это, с неподражаемым лукавством улыбнулся и продолжал:
-Нет, "Варна" - это вино для свиданий с любимой, или, по крайней мере, с кандидаткой на это звание... "Варна" пьется в течение всего вечера, долго и медленно... Она глоток за глотком катается во рту как смесь солнца, моря и винограда, она медленно затягивает в свои хмельные сети, она намекает, что за её питьем просто обязано последовать более интересное продолжение, более изысканные ощущения и наслаждения...
_Эдик,- ты поэт и дегустатор одновременно! -вскричала Лора. - Хочу только "Варны", где она?
-Дайте Лоре напиток любви "- распорядился Эдик с другого конца стола.. Он уже опять взял в руки  гитару и полились под журчание винных струй из бутылок мотивы один другого испанистей...и народное цыганское перемешалось с классикой... И слышна была вроде бы даже дробь каблучков испанской танцовщицы...
...До дома Гансовского провожали две "радиодамы", которые жили совсем недалеко.. рядом же -на первом этаже панельного дома была и местная радиостудия...
-Гена,- приставала уже довольно хмельная Лора...--Пойдем в студию...завтра же воскресенье...Мы тебе крутанем самое самое...
- Он не Гена, а Генрик!- заметила Женя...
-А,.. как писатель Сенкевич!- мотнула головой Лора .- А  ты случайно не поляк?
-Моя прабабка была чистокровной полячкой. Даже какой-то родственницей барона или еще кем, не знаю. Но у бабушки в детстве была прислуга. Бабушка ненавидела моего отца и дала мне  фамилию своего рода и польское имя....
 -Да, а... всё как сложно, ну пошли слушать Окуджаву! Сегодня вечер Окуджавы. Потом когда-нибудь мы прослушаем Городецкого и Высоцкого. Но сначала Булат. Ты не представляешь себе, какой это бард...
 «Последний троллейбус мне дверь отвори»,- вдруг запела она.
-Бродячий певец, что- ли? -глупо спросил Генрик.   Лора приостановилась, уставилась на него...
- Что? А в общем, в не котором смысле да! В войну "бродил" под пулями...А так всё по небольшим залам поет свои песни....Кругом. же , Гена- официоз, не продохнуть...Вон у нас в студии залежи советских бравурных песен, а чтоб так для души.. достаешь из под полы, слушаешь под одеялом .Пошли...Я от этого западаю..
Она потащила его и Женю в подъезд, с правой стороны которого в тусклом свете фонарей белела какая-то вывеска.
 В студии-квартире из двух комнат, обитых каким-то звукоизолирующим материалом, царили теснота и хаос, в котором могли ориентироваться только "радиодамы"... Они тут же завели большой студийный магнитофон с огромными дисками на железном эмалированном столе, и  тихий голос Булата Окуджавы перенес их мысленно в ночную Москву...
-Ген, как тебе повезло,- всё щебетала Лора.- начать жизнь в новом городе. Я ведь тоже из деревушки, от пыли и скуки сбежала....Знаешь, как там пьют?
Она поглядела на батарею бутылок, которая осталась неубранной в углу  с  прошлой гулянки, и добавила:
-Впрочем, и здесь пьют не меньше, но какая-то отдушина есть: интересные люди: строители, геологи... Вот разве у нас в глуши можно было найти такого как Эд (у кого мы были в гостях) - универсал, творец, художник во всём, к чему он прикоснулся...
- Здесь можно прилично выйти замуж!- вставила Женя.
-Да, кстати, -сказала Лора, -моя напарница уже познакомилась с известным в области писателем и журналистом.. скоро собирается за него замуж.. Хотя, - обратилась она к Жене, - на твоем месте я бы поставила на Эдуарда...Холостяк и с квартирой...это сейчас редкость!
-Томилин не для меня,- вздохнула Женя. - Он -вечный бродяга, вольный казак.. К тому же он слишком умен и строптив, чтобы его можно было приручить, сделать послушным мужем...
-А что - тебе это сильно надо. Послушность я имею в виду? - спросила Лора.
- Не мне, а моей натуре  надо, - отпарировала Женя. Они начали о чём-то горячо спорить, перебивая и, не слушая друг друга. Спор состоял из намёков, незнакомых словечек, восклицаний и отрицаний! Это был неведомый - грубоватый, ироничный, даже злой язык, с помощью которого   нельзя было просто общаться, а  полагалось только хлестать друг друга как плетью - унижать и выставлять в невыгодном свете…Черт! Как же они в этом поднаторели! И как со всем этим ужиться?    
...Генрик от всего пережитого уже так устал, что воспринимал всё в спасительной полудреме, когда главное, чтобы люди рядом были и говорили и говорили: о чем не важно…. когда как воздух необходимо само их присутствие....
А домой всё равно надо было идти.. Но мог ли он назвать домом то, что осталось ему от матери.. Генрик покинул радиодам и, после долгой бессмысленной прогулки но ночному городу,  забрел на ночной железнодорожный вокзал.. В маленьком зале ожидания горели редкие круглые лампы.. Они светили из глубоких ниш и от того в зале было еще темнее..  На скамьях виднелось несколько неподвижных фигур: лица казались похожими друг на друга, позы - тоже! Так неполные мешки с крупой, поставленные в уголок, приобретают  вид спящих полусидя, полулежа людей, а спящие в такой позе люди - вид мешков!
Генрик хотел подумать о том, что всё на свете взаимозаменяемо и слеплено из одного теста, но сил на сложные размышления уже не было... как и сил помечтать о возвращении обратно домой - к бабушке.. Завтра утром на юг (к бабушке и деду) уходил поезд...
Пристроившись в уголке широкого сидения с высокими спинками, он быстро и крепко заснул.... 

   Глава третья. "Освоение планеты Земля"

Все вещи, неистребимо пропахшие лекарствами и смертью, Генрик выкинул из квартиры. Сестра хотя и имела мужа и двоих детей, всё же выкроила ему старый, но чистый матрац, такое же одеяло, пачку стирального порошка и на десять раз вымывши  пол, особенно в спальной,  Генрик бросил на него свои первые пожитки, под голову он положил свой дорожный рюкзак.. лег и задумался..
"Чем жить, как жить?". Дня четыре  был в полной апатии, получил материну пенсию и: слонялся по улицам, бродил по тропинкам тех немногих остатков  сосняка, доживавших  свой век среди строившихся  городских кварталов.. Прежние представления, привычки- ушли и стали сном, новых еще не было....В  уютном тихом уголке живого леса он любил сесть на упавший сухой ствол и долго сидеть, и смотреть на деревья, на оставшиеся еще зеленые ковры брусники,( что были совсем рядом с шумной главной улицей таежного города)  и вспоминать бабушкин дом,  и бурную речку, где пена  от завихрений воды, выплывает , наконец, на зеленое  темное зеркало   заводи, и кружит там по инерции, а над гладью  воды нависают  деревья, и времени там совсем нет- ни позади, ни впереди, нигде...оно растворилось в июльском зное или улетело по своим делам, потому что в бабушкиных местах ему нечего делать… Жизнь там набрала такую силу, так густо наполнена лесным настоем, запахом воды и песка, пеньем птиц и плеском горной речушки, что  кроме  восторга от самого   существования больше ничему нет   места....
... В середине новой недели он решил зайти к Эдуарду. Тот встретил его удивительно радушно как будто знал его давно....Эдик только что вернулся из тайги- загорелый, в легкой штормовке, как он был свеж и хорош! Не желая слушать никаких возражений, он не пригласил, а буквально потащил его на кухню, раздеваясь на ходу, так же на ходу заливал воду и включал кофейник, доставал из холодильника сыр и фрукты... и говорил тоже на ходу....
 - Тебе надо чем-нибудь заняться? Что-нибудь пробовал?
- Писал заметки в районную газету! -робко ответил Генрик.
- О чём заметки, зачем заметки?- захохотал Эд. Они же происходят от слова «замечать». Какого хрена  "замечать" в нашей действительности? Если что «замечать», а что в упор не видеть- тебе заранее скажут старшие дяди!
Ладно, жить как-то надо, устроим  тебя, отрок, на местную телестудию! Они недавно запустились и набирают новый штат. Будешь ездить по району, а?
-Сомневаюсь, что это возможно!- вздохнул Генрик.
-Еще как возможно. Там работает мой друг, Владимир Багаев, но телевизионщики-стиляги зовут еще почему-то Вольдемар. А ведь  сочно звучит и с претензией!  Кстати, я с ним тебя обязательно познакомлю. Он из Ленинграда- диссидент бывший, но официально раскаялся и  его приняли.
 - А что это такое диссидент? И в чем он раскаялся...?
- Не слыхал?. А ты, брат, по - своему  счастливый человек! Ну, в том смысле, что не знаешь, как больно общество, как оно колется на половинки и куски словно старая истаявшая льдина. Диссиденты - это, брат -люди другой породы..! Я очень хочу тебя с ними познакомить! Тогда и узнаешь, в чем он раскаялся. Я сам такой же в некотором роде.  Хотя, честно, между нами говоря, я всей их политической обструкции не понимаю! Просветительство –да! Но свергать то, что есть, не имея ясных целей – это, скорее всего, авантюра!  Надо, чтобы люди внутренне созрели для перемен!    ...Пей кофе, давай капельку, нет два больших глотка коньяка...Зарплата у меня приличная, живу один- так что не стесняйся, ешь все деликатесы, что видишь на столе.. И заходи ко мне, когда захочешь!
Эдик  вначале подошел к проигрывателю, включил "Болеро" Мориса Равеля,  и пытливо вглядываясь в Генрика глубоким бесконечно умным взглядом, спросил:
- А вообще, что ты читал кроме учебников?
- Шекспира всего, что нашел- семь томов! Ну и Пушкина, Тургенева, Твена...а еще Киплинга!
- Неплохо для выпускника средней школы!  А политикой увлекался?
-Смутно представляю, что это такое...Если не считать интриг при королевских дворах у Шекспира..
-Ну тут сейчас практически всё так же как при Вильяме!- кивнул Эдик. - Я тебя введу в курс дела. Эдик повел его в зал, втолковывая Генрику на ходу: - Политика-это еще и  искусство жить в обществе. Это наука по улучшению общества и так далее…
Эдик полез в шкаф и из кипы топографических материалов, карт и схем  извлек пачку газет со странными рисунками и заголовками, с непривычной версткой и шрифтами...
-Вот тебе для первого  раза. Свернешь в трубочку, подальше спрячешь, будешь  читать по ночам! Ни одна живая душа знать об этих газетах и твоем чтении не должна.. Потом  о прочитанном мне скажешь своё мнение, согласен?
-О чем разговор! - живо согласился Генрик, - Я приехал из такой глуши, что меня  надо   еще учить  простым вещам  с помощью жестов... как  Маугли..
- Эдик заливисто расхохотался! -
-Да у тебя ж образное мышление! Но затем нахмурился и строго сказал:
- Правда, помни, это опасно для твоей карьеры...Будешь работать в студии, ни с кем об этом не делись...Телевещание -это идеологический орган, там полно стукачей. И будет обидно, если пострадаешь ни за что! Ведь всё это (он показал на кипу газет) тебе нужно пока только для саморазвития!   
Не успел Эдик договорить, как в дверь позвонили. Эдик  тревожно посмотрел в сторону двери, мгновенно спрятал сверток со странными газетами под топографические карты и лишь потом подошел и глянул в дверной  глазок...
В квартиру вошла Лора. Ясно было, что она прилично пьяна.. Белый шарф   одним концом свисал у неё почти до самого пола.. Одна часть кофты была заправлена в юбку, другая -болталась сверху..
Эд,- всхлипнула она. -Приюти меня!
Эдуард бережно снял с неё плащ и проводил в гостиную, где  в кресле сидел Генрик!
-Пьющие люди не должны носить белые шарфы и брюки! - убежденно сказал Эд.
- А. наш сладенький мальчик !- воскликнула Лора и села  к  Генрику на колени...-Ты еще такой   чистый как снега Антарктиды. -Она попыталась было поцеловать Генрика, потом резко отпрянула от него...
-Впрочем, нет, мне нельзя тебя трогать. Табу! И тебе меня тоже... Я дрянь, опять сейчас была в постели с мужчиной.. Он, бугай, затащил меня силой. - Он овладел мной! - сказала она , приподняв брови, с таким удивлением, словно лучший друг неожиданно взял и пронзил её шпагой насквозь .- Эд , ты знаешь его, монтажник с ГЭС.
-Представляешь, Гена, -снова  обратилась Лора к Генрику,- он со мной не церемонится, - он -животное! Как это всё противно...Ты будешь другим...Ты подаришь нежность...Ах,  почему я тогда ночью после студии не забрала тебя с собой, как я не сообразила, дура!
- Перестань ныть!-  оборвал её Эдик. -Генрик не католический  священник, чтобы слушать твои пьяные исповеди! Ты можешь спать с кем угодно, но дело -то сделала.?.
-Да, Эд! - "Посев" *  передан куда надо. Вольдемар, кстати, и помог! У него уже столько помощников и сочувствующих. Нет, у столичных -своя особенная хватка.
- Ну, вот и славно! - закруглил её речь Эдик.- Правда, он не из столицы, хотя, конечно из столицы, только "северной"... Иди в спальню, ляг и часа два поспи...
Когда Лора, качаясь, ушла, Эдик, заметно разволновавшись, произнёс:
__________________________________
* "Посев" - журнал , издававшийся в Париже. Идейное направление-свержение советской власти в СССР.

-Остерегайся филологов, особенно женского рода, особенно если они еще и журналисты!- сказал он Генрику. - Порой, на нас из их среды обрушиваются такие непредсказуемые дамочки, боже ты мой. Не поймешь, где они  взаправду страдают и живут, а где играют в женщин, в страсти, в прекрасные  душевные порывы.. Впрочем, мне  кажется, что  всё это они проделывают  одновременно - ну то есть и живут и  играют! Отсюда они часто интересные собеседники, но не предсказуемые в общении любовницы.. В самый  решающий момент  вдруг начинают комплексовать . Вот, смотри, какого черта наша Лора с нами тут откровенничает.. Мы же мужики, а не её подружки ...
- Я еще не мужик! - неожиданно для себя выпалил Генрик.
- Тем более! - спокойно отреагировал Эд. - Ты вырос в тяжелое время. На нашу беду в СССР, - переходя на шепот, с усмешкой сказал он,- вопрос половой любви пущен на самотек! Никто всерьез его не обсуждает и никаких решений не ищет! Оттого всё страшно запущено, извращено и исковеркано.... Да разве только это...Он тяжело вздохнул. - Всё в нас  надо как бы заново переделывать на человеческий лад! Вот мое мнение...и не только моё... В субботу у меня будет Володя- Вольдемар .. окунёшься в водоворот наших проблем...Но чтобы выплыть, помни главное, люби сам процесс познания, смотри на человека как на удивительную тайну....
...  Была  уже почти ночь, когда Генрик подходил к своему дому. До него оставалось метров триста. На последнем перекрестке, над которым и вокруг ярко светили фонари, наперерез ему двинулась небольшая кучка парней...Потому как шли они быстро и даже торопливо, Генрик понял, что они перехватывают его не для беседы или не для того , чтобы попросить сигарету...Самый первый и, значит, самый ближний к Генрику верзила был уже хорошо виден- белобрысый с какой-то глубокой вмятиной возле одного глаза, он уже шел на перехват и на ходу резко свистнул. Когда до вожака человекоподобной стаи оставалось не больше метра, Генрик вспомнил весь свой навык стартов на районных соревнованиях.. вспомнил свои рывки на футбольном поле.. его старт  с места был таким резким и неожиданным, что в течение двух-трех секунд стая ничего не поняла, но потом, свистя и улюлюкая  стала преследовать и  кидать в него камнями.. Они свистели вдогонку, послышался топот сзади, но Генрик был уже далеко… Два или три булыжника, просвистев у самой головы, упали  рядом с ним, но потом уже через двести метров   погоня  не выдержала спринтерской скорости и отстала. Передышка дала ему возможность заскочить в свой подъезд и открыть дверь в квартиру....
В эту ночь -пустота  квартиры в доме среди чужого враждебного города была особенно звонкой. .и почти непереносимой для души.. Генрик старался отвлечься. Было дико и странно осознавать, что вот сейчас, несколько минут назад, его хотели убить...Просто так, за  что он шел поздно по улице, потехи ради.. И убили бы и скрылись и повторили бы это бессмысленное тупое надругательство над человеком где-то и с кем-то  вновь.. Что же такое, есть в людях, чего он пока не знает, что за чертовщина?.. Снова возвращаясь к нападению хулиганов, Генрик задавался вопросом: почему камни полетели почти сразу же после его рывка прочь от стаи..? Значит, они были в них в руках заранее, не иначе...Ведь на перекрестке в свете фонарей красиво отливал изумрудно-зеленым цветом подстриженный чистый газон.. на нем явно не было камней.. Красиво, а для кого? Для этих волков? И их тоже же любить призывает Эд? Да они прикончат каждого, кто слабее их! Так, надо полагать?!.. Их надо просто уничтожить и выбросить на помойку как дохлых собак!
... За подобными раздумьями, он машинально искал какую-нибудь закуску: нашел луковицу, порядочный кусок свиного сала, зеленую веточку петрушки, на полу за кухонным столом нашёл недопитую бутылку портвейна. Мысли, казалось, бежали впереди его сознания, сталкивались, толпились, в нетерпении отталкивая друг друга...
-Уехать в деревню, уехать,  пожить со стариками, оглядеться, но ведь  там тишина и скука... и  квартиру терять нельзя, а ЧЕМ здесь жить?.. Эд что-то говорил про студию....
.. Утром был сильный дождь, похолодало и из тайги потянуло такой промозглой  сыростью, что Генрик впервые понял преимущества своего  сухого и теплого Казахстана. С утра он пошел на почту узнать: не пришло ли письмо от бабушки..
У входа в здание его остановил невзрачный мужичок в старой спецовке сантехника... - Иди сюда, -позвал он.-  Генрик пошел за ним за угол здания, где рядом густо разрослись кусты..
- Пистолет "ТТ" возьмешь! - сказал мужичок почти шепотом. - Деньги на дорогу нужны позарез!  И ехать далеко (У Генрика, видимо, в этот момент тоже был отрешенный вид человека, который не знает, как жить дальше)
-Сколько стоит? -равнодушно осведомился Генрик!
Мужик назвал  не очень большую сумму. Генрику даже показалось, что его просто разыгрывают, но мужик достал из-за пазухи пистолет, вытащил и продемонстрировал полную обойму патронов... Почти вся  пенсия, вторично полученная им за умершую мать, лежала у Генрика в глубоком внутреннем кармане куртки и она как раз составляла плату за пистолет. Генрик с безразличным видом полез в карман, достал и быстро подал мужичку деньги, и туда же спрятал пистолет.
-Сам знаешь, никакого базара! Я тебя не видел, ты меня тоже! -строго сказал мужик и услышав в ответ - Само собой !-  поспешно удалился ....
 Внешне ничего не изменилось в жизни Генрика, и тем не менее с появлением оружия- изменилось очень многое... Для себя он сделал важное заключение, что  судьба как бы пробует его на зуб, то подвергая смертельной опасности, то выручая и подбрасывая вот такие подарки...Впрочем, был ли подобный предмет подарком?.. Трудно сказать.. По крайней мере психологически Генрик стал ощущать полную уверенность в себе, даже походка, взгляд, движение рук- всё стало другим.. В первые дни своего приезда сюда, он ходил по чужому городу словно слегка съежившись, опасливо или скорее настороженно поглядывая на людей, теперь он  демонстрировал полный контроль над ситуацией...Конечно, Генрик знал, что в при непредвиденной   ситуации его оружие обнаружат, и ему грозит суд, и заключение, но от ясного осознания грядущей опасности- только больше холодком отдавало где-то внутри....Зато совсем прошел стресс от нападения и какая-то еле ощущаемая депрессия.  …Теперь всё яснее и яснее он представлял себе грядущую месть.
Несколько вечеров он посвятил тому, что прохаживался по тем же самым местам, где на него пытались напасть.. Дойдя то конца улицы, возвращался обратно, и так часов до двенадцати...Но, странное дело, часто мимо него проходили стайками группы подростков и парней по- старше, и никто не подошел к нему, никто не пытался напасть или хотя бы заговорить...Видимо, какую-то скрытую угрозу во вне излучал теперь он сам...холодная сталь готового к стрельбе оружия в хорошо замаскированной складке куртки позволяла ему идти уверенной походкой, смотреть прямо и спокойно...На расстоянии нескольких метров встречным прохожим была видна полная уверенность Генрика в себе...Поэтому  мысль напасть даже у самых отъявленных хулиганов  как-то исчезала сама собой...
Но Генрик всё же надеялся и ждал  встретить когда-нибудь белобрысого детину, он ждал этого как момента какой-то окончательной истины.
 А пистолет  днем прятал  в целлофановый пакет и клал в  старую рухлядь под ванной....

   Глава четвертая. "По ту сторону  телеэкрана"
Для тех, кто привык к учреждениям или к редакциям газет, телестудия кажется несусветным Вавилоном. Здесь непрерывная суета является обязательной и естественной. Здесь на ходу красят губы дикторши, перед этим съев помаду вместе с дежурным бутербродом, здесь из-за тесноты или спешки на ходу (при случайно оказавшихся рядом мужчинах, переодеваются молоденькие участницы танцевальной группы) в самых неожиданных местах появляются операторы и осветители. Здесь все всеми командуют и никто никого не слушает. Здесь в гвалте и неразберихе, среди обрывков слов и разбросанных листов сценариев, кажется, навсегда поселился хаос и включать камеры -чистое безумие, но раздалась команда главного режиссера ( или режиссера телепередачи) и всё везде как-то странным образом утрясается, входит в норму...Плавно идет панорама, и диктор говорит ровно и спокойно, словно целый день один проскучал в студии...Операторы как статуи застыли у своих аппаратов и, кажется, такими были целый день.
Удивительная штука -телевидение...В его атмосфере как рыба в воде чувствовал себя и Владимир Рудольфович Багаев - высокий и очень симпатичный человек., всеми называемый Вольдемаром . Бывают натуры будто специально скроенные для удачливой мужской судьбы. ...Если почти каждому из мужчин бог чего -то так или иначе "не додал":  например, ум подарил , а ноги укоротил или скривил...облагодетельствовал фигурой, но с мозгами- уж извините...Наши гении -Гоголь и Лермонтов так и прокуковали скупо отпущенные им земные дни  в общем и в целом без прекрасных дам , надо полагать, в большой степени вероятности из -за  заметных изъянов в своей внешности.
Не то положение с Владимиром Рудольфовичем Багаевым...К его высокому росту создатель присовокупил  красивые покатые плечи, большие руки с мощными ладонями, тотчас готовыми и нежно обнять подругу и сжившись, больно ударить врага.. Лицо его из тех, что зовут породистыми, то есть крупное, правильное и окутанное тайной глубоко спрятанной греховности.
Само собой, он приятно говорил, был остроумен и никогда не показывал в официальной обстановке ни печали, ни не уныния.
Багаев был одинок,  жил где-то на квартире.. И вот к такому человеку Генрика  направили стажироваться в качестве редактора: так называют на телестудии работника, пишущего тексты для передач....В отличие от редакций газет,  здесь слово "редактор"  означало подчинение главному редактору, а также  любому делающему передачу режиссеру.. В газетах сия персона -первое лицо, на телестудиях советского времени -почти последнее ...
 ...Вольдемар  в гараже студии заказал автобус на целый день и закружил его по городу на многочисленных съемках, примерках к съемкам.. Когда наступило время обеда, обнаружилось, что у наших телевизионщиков хватит денег только на бутерброды...И Вольдемар поднял вверх указательный палец:
- Когда еды нет, мужчины её добывают!- таинственно сказал он. - Сейчас десять минут второго, в два часа дня  близлежащее  кафе закроется на обед. Так, значит, в нём мы сделаем съемку, где отметим успехи кафе в общепите города, найдем или придумаем что-нибудь интересное...
Вольдемар так обхаживал заведующую кафе, что она пригласила их на обед, где угощала телевизионщиков бифштексами с жареным картофелем, копченой колбасой и даже расщедрилась на маленький графинчик коньячка. О плате за обед, разумеется, никто не заикался.. В свете предстоящих творческих задач вопрос о деньгах казался низким и пошлым! 
- Я родом из Ленинграда, - вел неспешную беседу за столом Вольдемар. - Мой дядя работал на большом колбасном заводе. Так вот, - добавил он, поднимая вверх большой кусок колбасы, - чтобы попасть  на работу в цех, где делают такие вот колбасы на экспорт, он ждал какой-то там заведенной у них негласной очереди шесть лет... Там ведь рай - всегда копченая колбаса и, главное, коньяк. Он идет на её изготовление в качестве  добавки и его можно при случае сэкономить. Представляешь, вот так они садятся, как мы сейчас, обедать и блаженствуют.
После третьей рюмки, Вольдемар, оглядевшись и убедившись, что рядом никого нет, продолжил:
-Нет, всё же не пойму наш главный коммунистический лозунг: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Ведь любому ежу ясно, что способностей у многих - кот наплакал.. А вот потребности -бесконечны! Я часто думал, - сказал он полу - шепотом:- что если мы так организуем дело, что накормим всех копченой колбасой, и она будет у всех лежать в холодильниках, и покрываться плесенью, потому- что надоела..  Но вдруг окажется ( к ужасу большинства), что самая элитная часть общества, ну та, что часто бывает за границей по долгу службы, уже, представь себе, наслаждается другим гораздо более изысканным кушаньем: лидером по популярности и дороговизне- лангустами...Водятся те твари, кажется, только в некоторых уголках юго-восточной Азии...Так вот решат все развести плантации лангустов повсюду, чтобы любой колхозник мог их есть до отвала... Но тут окажется, что на дне океана нашли еще какой-то деликатес невиданный, и его вдруг всем позарез захотелось.....
- И придется осушать океаны!- засмеялся Генрик.
- Молодец! Схватываешь быстро и с юмором, хвалю! Качество - первейшее для телевизионщика.В общем, как ты понял, всё это безобразие будет длиться до бесконечности, пока человек весь космос не съест...Тупик , короче...
-Я где-то читал про французского монаха, который жил в монастыре с полными бочонками вина в подвале, но монах всю жизнь пил только чистую родниковую воду, ел лепешки и фрукты - вставил Генрик...
-Садист какой-то, - воскликнул Вольдемар. Но, погрустнев, продолжил:
- Может, надо воспитывать не строителя коммунизма, а воспитывать вкус к малым потребностям и вкус к сдержанной здоровой, простой жизни с самым минимумом благ и максимумом духовного развития...
В  простой жизни есть своя неизъяснимая прелесть.. В обществе таких людей как в общине у мормонов - легко живется, сладко любится, глубоко дышится. -Впрочем, -вздохнул он .-каждый из нас уже отравлен  пропагандой, самим строем нашей жизни, каждый уже  живет с бациллой   жажды  новых благ .. Пусть, думаем, другие себя ограничивают, а я то, глядишь, втихаря что-нибудь да урву послаще...  пока начальство не видит...
 - Не даст нам жить по-монашески одно обстоятельство! - неожиданно вставил слово наш,  похожий на комсомольского вожака, оператор Закаблуковский, весь обед сидевший молчком. Ему не было еще и тридцати, но держался он так строго и степенно, что вполне бы сошёл за сорокалетнего, кабы не слишком гладкая кожа на его лице.
 -Кто же?,- опешил Вольдемар.
-Женщина! Вот уж кто никогда не согласиться жить всё скромнее и скромнее. Она весь мир загонит как коня до смерти, чтобы быть красивей, чтобы победить в любви. Для нас, мужиков, хорошие квартиры, модные наряды -это мещанство, а для неё , способ выделиться, подняться над соперницами, верховодить над ними..
- Да, ты прав! - покачал головой Вольдемар. -Её величество , женщина,  нас всех ведет в конечно счете к одному подвигу: содрать шкуру с последнего в мире крокодила ей на сумочку...
Он опять погрустнел, но тут же не свойственное ему настроение  - смахнул с лица невозмутимо джентльменской улыбкой.
-А что делать? -вздохнул он. - Это ж мы сами, чтобы понравиться, избаловали её ... Эх, да что там.. Нам-то- с нашими скудными средствами никого  не избаловать, друзья. Ладно, пошли работать, братцы-творцы!..
... После такого удачного обеда, съемку они провели вдохновенно. Оператор - человек верный и преданный Вольдемару, теперь только успевал следовать за его фантазиями, его выбором  оригинальных точек  для съемки. Оказалось, что ничем не приметное кафе имеет уголок с редкими цветами и растениями, что здесь внедряют новые формы обслуживания и так далее и так далее. Обед, таким образом, был честно отработан и они вернулись в студию, весьма довольные собой...
..Полетели, понеслись в упоении молодости - деньки и недели...Уже через месяц - по северным меркам-  глубокой осенью - Гансовского направили в далекий леспромхоз снимать сюжет про лесорубов...Генрик упросил командировать с ним невозмутимого оператора  Степу Закаблуковского и вскоре уже сидел со своим приятелем у капитана в каюте скромного теплохода  с номером на борту..."ОМ" - означало "озерно-морской" ...Они наливали по -маленькой, а за иллюминатором  разворачивалась картина ярко синего - рукотворного  ( как тогда писали в газетах) моря пресной и чистой воды.
У самого берега  волны от судна настигали и качали верхушки утонувших  деревьев с остатками веток. Погибшие ели и сосны, бессильно распластали  ветки по волнам, как  захлебнувшиеся пловцы, так и не ступившие на берег ..
-Тайгу жалко, мать твою, -  прокомментировал вид за бортом   капитан. Ему, как и телеоператору, еще не было и тридцати. - Вот бы  случилось чудо, дали бы  вам акваланги, а вы бы  полазили по дну, сняли бы на кинопленку как стоит там - весь в иле и песке  и умирает - корабельный лес! Рубить, вишь, некогда было! Торопились наши деятели! А еще деревни снять, те, что под водой, и показать нашим чистоплюям. Слушай, ты - писака, нос держишь по ветру: знаешь много чего: скажи мне, кто нами правит? Почему всей нашей команде и всем, кто на берегу- никто не объяснит, «за что» матушку-природу так корёжить надо.!? Кто - нибудь отважиться и назовёт врагов,  бля, что мутят воду! А? Кто успокоит, что, мол, еще потерпим малость, а потом уже и заживём лучше всех?!
 В порыве чувств он  заскрипел зубами, снял китель и повесил его на  кресло, судовым умельцем сделанное из автомобильного или еще какого сидения...
-Сколько уже повреждений было у наших судов от таких  кладбищ! - опять вздохнул капитан. - Зайдешь в залив- глубина позволяет вроде, а на лесину, как пить дать, напорешься...
- Ну как же так ?!- словно проснувшись, обратился к капитану Гансовский .- У меня в записной книжке написано, что для подготовки водохранилища вырублено 50 миллионов кубических метров древесины. Почти половина из этого объема- деловой лес!
-Деловой! -буркнул капитан .- А сколько оставили? Прессе, тоже не всё говорят, братишка!
.."ОМ" высадил их в небольшой бухте. Вместе с редкими пассажирами они осторожно сошли по крутому трапу и направились в контору. Там пожилой крупного телосложения директор леспромхоза напоил их чаем и отправил на деляну, пообещав вечером куда-нибудь устроить на ночлег...
Лес здесь валили как и везде: та же техника, те же общие виды. Всё это можно было снять в ближайшем от города  участке по заготовке леса, никуда далеко не уезжая ...Но главное, ради чего  телевизионщики ехали  сюда- были люди.. Весь здесь в глуши большинство лесорубов будут трудиться до старости, и если Гансовский не снимет на пленку  их лица, не расскажет о них - никто из жителей района их не увидит никогда...
Особенно Генрику понравился один голубоглазый верзила по имени Федор...Необычен был он не только ярким цветом глаз, но и тем, что над глазами нависали густые  длинные прямо девичьи ресницы.. Да под стать ресницам были полные губы, слишком красные для мужчины, и мягкая округлость лица...Казалось, создатель планировал сделать из него девушку, но решив, что черты лица для девушки будут слишком крупными, оставил его на полпути от одного пола к другому...
Федор   по позировал им на трелевочном тракторе, услужливо развел в обед большой костер и приготовил поесть. Двигался он по -кошачьи мягко, делал всё быстро и споро...Наши телевизионщики расслабились от такого теплого участия...После обеда Федор пошел обрубать сучья у сваленных хлыстов, а Генрик  со Степаном решили снять еще несколько секунд на   деляне...Генрик случайно посмотрел  на Федора и поразился выражению его глаз, когда тот орудовал топором...В них был стальной  хищный блеск, от которого по спине нашего редактора побежали мурашки страха...Так, наверно , по- кошачьи умиленно поглядывая на жертву, собирается взглядом в одну точку тигр перед прыжком. " Показалось, - внушил себе Генрик. - Фантазия  режиссера документального фильма: дорисовывает  таким образом скучные эпизоды будничной жизни...."
После смены Федор пригласил их ночевать к себе, хотя жил он тесновато. Вдвоём с женой они занимали половину маленького дома. За ужином Федя долго расспрашивал приезжих о  том, как  делаются телепередачи, сколько платят за каждую?
Федор был весь напряжен и суров, как бык, застоявшийся в стойле. Он много курил, глядел исподлобья недоверчиво и как бы с укором. А ведь, казалось, на данном этапе судьбы -жил не хуже других работящих молодых людей. На столе - всегда была дичь: утки, глухари, а зимой- лучшее в мире мясо -лося, или как здесь - сохатого!
Когда сонную тишину поселка лесорубов оглашала своим тарахтением дизельная электростанция, в углу его квартиры загорался цветной телевизор...
Но о чем бы они не заводили речь, Федор был явно всем недоволен.
-Мне кореш баял про то, как он грузчиком работал в торгчасти.- закусывая, начинал издалека Федор.- Так начальнику стройки партию свежей икры отвозил домой. Под домом -подвал, а в нём- всякого добра -под потолок! Вот жирует, гад! И прихлебатели его тоже! -закончил он и с хрустом сжал  здоровенные кулаки. 
 Жила семья лесоруба в квартире, где была всего одна комната и кухня, да холодные, заваленные хламом и дровами, сени. И всё бы ничего, но,  уложив их на полу в их единственной спальне рядом со своей постелью, Федор через полчаса начал бурно атаковать свою жену - хрупкую и не первой молодости учительницу начальных классов маленькой школы лесоучастка. Слышно было с какой ненасытной страстью он  овладевал бедной женщиной. Как будто его только что отпустили из  тюрьмы на полчаса..
 Потом, когда супруги один за другим захрапели, Генрик еще долго лежал  без сна - взбудораженный  и с каким-то новым для него чувством, похожим на отчаяние - думал об откровенном убожестве открывшейся ему действительности в таежном захолустье: господи, ну и дела: скрипят зубами, хрустят кулаками, а у меня в кадре- картинка из лесоучастка пойдет под маршевую музыку! Попрошу режиссера поставить отрывок из сюиты Свиридова «Время, вперёд»!
 Но, что же мои новые знакомые критически не глянут на самих себя, хоть на секунду? Вот ведь и дома здесь могли строить совсем по- другому..! - от досады на погубленный сон, думал Генрик.. "Как-то светлее, шире, уютней - со всякими там пристройками, с банькой в притык или с переходом,  чтобы после пара, да жара- в постель!.( Придумал же сию оказию мой дед!)
Можно было тут придумать и бассейны, благо, что родниковой воды кругом много и всего другого тоже много... Что ж они устроились так  сиро, словно -цыганский табор на привале, "сбоку- припёку", или как дорожные строители - в дощатом вагончике. - живут так годами, десятилетиями? ...Лесоучасток  пилит лес уже пять лет, а котельной нет...Деловой древесины здесь на мысу,- в тайге, что клином уходит в "рукотворное " море, еще на годы и годы...
 И что так и будет лежать на столе старая клеёнка, будет скрипеть не менее старая кровать, и всё будет временно, всё приблизительно, и только водка поможет дотянуть до смертного конца!?
-Чудны дела твои, господи, - буркнул утром телеоператор Степан Закаблуковский, когда они шли на пристань. Полу - живые  деревья встречали их еще задолго до залива. Их в своё время разворочали тракторы, мостя дороги туда-сюда без разбора. Ближе к берегу бурелом нарастал и у самой воды представлял из себя уже какие-то северные джунгли.
...В студии Генрик со Степаном долго смотрели отснятый материал. В их работе -это был один из самых приятных моментов: пик радости творчества. И хотя Степан выбраковку материала делал сам, Генрик стал вмешивался тоже....После того, что он услышал и увидел - дежурные кадры "ударного труда" - Генрик смотрел с досадой  и даже неприязнью...Он глубоко прятал в себе эти новые  отрицательные эмоции, еще не ставшие четко сформулированными "крамольными" мыслями..
"И что  это я капризничаю", - мысленно урезонивал себя он. "Там есть и великое и мелкое, как и всюду! Покажем Федора там, где он красив: в работе, среди природы... А то, что сибиряк  не хочет строить выдуманный мной дом с бассейном и зимним садом - так тут ничего не попишешь... Могу ли я его вдохновить на подобное перевоплощение! Федор сам должен очень возжелать перемен! А пока он - временщик! И любит жену, как  дворняжка, или как случайно налетевший разбойник!
....Материал пошел в эфир в конце недели, а через месяц на этом же экране засветилась фото красивого парня с пушистыми девичьими ресницами... Диктор Бурыкин  еще диктовал в камеру, что органами милиции  разыскивается человек, который подозревается в организации   серии дерзких ограблений  и жестоких убийств в  Сестринске, а Генрик уже бежал в студию...
Когда  Дима Бурыкин закончил и  камеру отключили от прямого эфира, Генрик  подбежал к столику диктора и схватил бумажку с текстом новостей из рук опешившего диктора.
- Не может быть? Дима, позвони в милицию! Пусть скажут его местожительство, фамилию - это ошибка, совпадение! 
-Так если бы они знали, где он  живёт, да как его зовут, нам бы сюда не слали ориентировки, - резонно ответил Дима...— Кстати, когда десятку отдашь, мил человек? Гулять мы могём, а отдавать должен Пушкин!
Генрик отмахнулся на него  и бросился к телефону, стоявшему стоял тут же на столике. В беседе со следователем - он еще всё уточнял, переспрашивал, но  сомнений не было. На утро вертолет с оперативниками пересек "рукотворное  море",  и  через сутки привез  в наручниках героя  передачи... Её автор- Гансовский на миг тоже почувствовал себя преступником. По крайней мере- он ощутил всем нутром, что вляпался по самые уши!
…В подполье квартиры Федора на лесоучастке  оперативники нашли множество награбленных вещей, одежды со следами крови...
 Безнадежно невозмутимый Закаблуковский  только и смог, что повторить фразу, сказанную  после посещения логова героя- убийцы.
-Чудны дела твои, господи!
 ...По случаю глубокого потрясения и разочарования, Степан стрельнул у диктора еще десятку и они долго сидели в монтажной комнате, почти ничего не обсуждали, а между стопками - матерились, как будто выстреливали из себя искры отрицательной энергии...
 Генрик еще больше пал духом как только вспомнил про своё одинокое жилище.. Что могло заставить его: молодого, еще не устоявшегося человека, взять и начать драить ванную, или привести в порядок кухню? Какое - такое знаменательное событие могло подвигнуть его на то, чтобы купить в квартиру цветы- те, что повсюду растут в семейных уголках? Только какой-то необычный гость или совместный праздник или ....
Ясно, что ему не терпелось в этом новеньком зеленом городе заполучить, наконец, от судьбы -самой природой предназначенный ему подарок, первую в своей жизни подругу, вместе с ней пойти в кино, закружиться в вечеринках и гулянках, перепробовать все воспетые Эдиком болгарские вина и жить, и, любить, и ждать чуда от новых встреч....
И вот она появилась -  миниатюрная брюнеточка, с круглой маленькой головкой, точнее с прической, которая делала её голову восхитительно круглой, с ручками, которыми она капризно могла делать жесты протеста кокетливой игрой пальчиков. Лиля работала ассистентом режиссера и как-то среди частой служебной болтовни, реплик, чаепитий в режиссерской комнате у Вольдемара, они заинтересовались друг другом. Тогда гремел на весь мир фильм Клода Лелуша "Мужчина и женщина" и  Генрик с трудом достал билеты. В темноте Лиля обдавала его душистым теплом, игрушечные полные ножки у неё вряд ли доставали до пола, но она была уже взрослая  (по летам) девушка и смотрела фильм серьезно, даже как-то излишне серьезно. Руку свою она не отстраняла от Генрика, но и не сильно прижимала её...
Её спутник весь погрузился в неземную атмосферу любви, которая веяла с экрана.. Под звуки музыки, которою могли написать только боги, в машине сквозь дождь неслись влюбленные и вели беседы на полном ходу...
Генрик мысленно несся вместе с ними по мокрому и сверкавшему огнями Парижу, потом по  Лазурному побережью, а когда герои картины легли в постель, Генрик не выдержал и обхватил рукой  запястье ближайшей руки своей спутницы. Лиля была тоже увлечена стихией фильма и руку не отдернула, она тоже вся подалась вперед...
Они вышли в ночь как оглушенные или точнее завороженные открывшейся им красотой людей, мира. А в ночи точно - так же как в кино лил дождь, и они бежали под одним зонтиком до дома, где жила Лиля.. Родители её- строители ГЭС -редко бывали дома, не было их и сейчас....
Скинув мокрую одежду, наши герои хотели повторить французскую любовь, но Лиля неожиданно стала упорно отстранять его руки от себя и, хотя от желания близости она вся тряслась и извивалась, но какой-то упрямый чертенок в её головке всё время командовал "стоп!".
 Генрик, наконец, устал и измучился до полного отупения. Он резко встал, молча оделся и буркнув "пока", выскочил из квартиры..
Оглушенный- сначала красотой фильма, потом отказом  женщины, Генрик медленно  и долго шел домой.. Какая-то странная догадка о безмерной суровости самой жизни осенила его...Возможно не для праздника, ни для его счастья -живут  люди, а живут сами по себе, так без цели и смысла  болтаются в мире, как кометы и астероиды.. У всех у них своя бессмысленная орбита, и ты то сходишься, то  расходишься с себе подобными...
 Как участник школьного астрономического кружка, он уже читал  страшные описания космоса:  холод во все стороны на миллионы световых лет. С точки зрения живого существа - это чистое свинство!
Он слишком самонадеянно верил, что  всё более и более желанные подруги подрастают в том числе и для него, что надо только не суетится, а закалять себя и ждать... Но всё оказалось значительно сложнее и  запутанней.
Там, на Лазурном побережье Франции встретились люди - успешные, зрелые.
А как  до зрелости добраться? Неужто возможен вариант, что ему предстоит пробиваться к успеху, к счастью в полном одиночестве... Вот незадача будет, вот смех-то (сквозь слезы, конечно)...
...Утром у Гансовского был очень унылый вид. По студии Генрик ходил так, будто только что  безвозвратно потерял близких родственников.
Не выдержав близких контактов с людьми, Генрик сунулся в просмотровый зал, но и там были люди, точнее несравненный Закаблуковский - просматривал какой-то видео- материал.
-Что скис? - спросил Степан, потом наклонился и достал из-под мягкого кресла бутылку вина. Пробка уже торчала сверху, закрывая только горлышко.
Генрик поведал свою историю с французским началом и русским концом.
-Е.. твою мать! -  вдруг матюгнулся Степан. -У девушки, , может, быть - наступили женские критические дни, а ты уже поставил крест на всей своей мужской карьере. Зря, между прочим, нас всех учат на одной классике: там - охи, да вздохи, а по физиологии – на занятиях - ни слова! Дойдёт до дела, а мы - мордой в грязь!
..Он вытащил зубами пробку и, прислушавшись, не идёт ли в зал кто из начальства, налил Генрику полный стакан вина.
-Бедный мальчик! К твоему сведению, в старину (до революции то есть) даже в деревнях молодух учили как себя при такой оказии вести, что можно, что нельзя: какие травы пить, как подойти, как  на расстоянии нашего брата держать, чтобы душу не поранить смертельно ни ему, ни себе!
Пей, пока главный режиссер в командировке. Уломаем мы её, дай срок! Терпение и напор, потом - опять терпение, опять -напор! Только, отрок, запомни главное. Долго оставлять девушку одну, да еще в таком мечтательном состоянии, никак нельзя. Наш брат, мужик, не дремлет ни секунды, рыщет повсюду. Это все для маскировки-друзья - в доску, рубаха- парни.. Деваху из под носа уведут за милую душу- только отвернись. И лучший друг будет и брат родной- всё одно- уведут не моргнув глазом, если объект страсти больно уж хорош! Тут быстры и беспощадны все! Тут проявляют просто чудеса изворотливости и актерства, упорства и хитрости.
 Приходилось мне бывать в самых глухих таёжных местах. Вот, полустанок, например. Вокруг на сотни верст не души, у железной дороги -притулились  пять, шесть домов- кругом безлюдная тайга. Часто на путях работать некому. Бригадир голову ломает, где молодых да крепких ребят найти и в путейцы определить- в ремонтную бригаду. А появись у кого в доме красивая,  ладная девчонка, не важно каким образом: или подрастет в большой семье или от родственников приедет по какой оказии. Так не пройдёт и месяца как словно из под земли или еще откуда (из воздуха что ли) начнут появляться (мать их растак) самые разные женихи и ухажеры! Будто кто-то ветром надул. Работать –так не дозовёшься, а тут пронюхают –на товарных поездах, на дрезинах и электричках, пешком и на лошадях – прискачут и доберутся, хищники. ( Хотя, что я их костерю, по правде говоря,  я сам точно такой же)   
Или еще такой случай: приедешь на съемки документального фильма- на ферму, а там  одни тётеньки под пятьдесят лет и их  седеющие мужья. Но есть одна молодая и красивая доярка. И у этой единственной молодухи, которую начнёшь «сватать» на один вечер, оказывается уже возлюбленный есть – из соседней деревни- километров сорок отсюда! Ужас какой-то! Вот так-то, дорогой, смотри в оба и лови момент!
...Так они и проболтали до вечера, пока вахтерша не отправила их по домам! На ночь вся студия закрывалась, кроме дикторской и центрального режиссерского пульта.. 
..Как же Генрику не хотелось возвращаться туда, где его никто не ждал, но, странно, на сей  раз,   в его квартире горел свет. Сестра уже вымыла полы и теперь взялась за кухонную посуду. Рядом сидела её знакомая, длинноногая  не очень трезвая  женщина лет тридцати... ( Впрочем, ему при его восемнадцати- все казались значительно старше, чем они были на самом деле)
Сестра  Лида была тоже навеселе. Обе кумушки тут убирались, попивали и ворковали... Какая-то даже не злость, а досада на никчемность, пустоту свою, на равнодушие женского начала, (с чем он так близко столкнулся впервые), захватила Генрика целиком.
- Ну что прекрасные леди? Как живете, что пьем, чем закусываем!- кисло ухмыльнулся он, снимая мокрую куртку.- Всё бы вам только поесть и потрепаться, я вижу, а? - строго спросил он, вытирая полотенцем  мокрое от дождя лицо ..- А вот в фильмах вас  такими паиньками показывают- плакать хочется. Вруны безбожные- эти режиссеры! Черт его знает, для чего вы вообще созданы?
- Познакомься, Генрюшка,- разулыбалась сестра, не обращая внимания на его трагическую речь...Зина- моя подружка.. Ты её раньше не видел. Она приехала сюда недавно, а теперь вот вместе работаем в химлаборатории.
-Очень рад,- нерадостно кивнул Генрик! 
- Он подошел к столу, налил себе и присутствующим, быстро чокнувшись и буркнув " за знакомство", выпил полстакана крепкой "Старки" ...
Зина смотрела на него с любопытством, а он полез в старый мамин холодильник.  В почти не жилом железном ящике лежал только порядочный кусок свиного сала, что осталось  еще с похорон матери...  Нарезанный хлеб горой лежал на столе.
- Вот и сало есть! Как Зина живешь, одна?- немного поостыв, спросил Генрик.
-Да! теперь снова холостая: забрали моего сожителя на старое место- в "зону!" –вздохнула Зина.
-Сожителя, со - любовника!- какое странное слово: звучит, как соучастник преступления! -буркнул Гансовский.
Вскоре "старка" с её сорока пятью градусами крепости, окончательно доконала Зину.. Она уж пила не по нескольку глотков, как раньше, а сразу всю рюмку залпом... Потом жевала сало. ...Оно оказалось твердым и вязким, и кусок приходилось отрывать с силой!
 Сестра Лида как-то незаметно ушла домой ( благо -жила она недалеко- на другой стороне этой же улицы) и они уже одни -все чокались и говорили. Губы Зины - полные и еще свежие - были, к сожалению, все в сале, от этого они блестели, но Зина уже перестала вытирать их кухонным полотенцем, а, так как есть вся, неприбранная - целовала Генрика очень умело и крепко... От сальных губ  щеки и губы, а потом уже и шея Генрика тоже лоснились...
-Неужели здесь может что-то случиться!? - с каким-то даже страхом за себя, за новые разочарования, подумал он. Но осмыслить это событие ему не дали, и он погрузился в ночную возню. Ввиду порядочного опьянения подробности он  помнил слабо, но эта возня была на удивление  простой и грубой, механически расчетливой и прозаичной... 
 И всё покрылось усталым, но сладким сном…
                ***********
-О, как сыро на улице, - сказала Зина утром, глядя в окно. Стояла она, плохо закутавшись в простынь, и белая ткань, краем изгибаясь по спине, оставляла открытой полплеча, всё бедро с ягодицей и полноги с русыми волосиками по коже,  золотившимися  на свету. Она стояла босиком на голом, плохо крашенном,   грязном полу, и розовым пяткам было так неуютно там. Но как всё было теперь просто и одновременно как всё  торжественно, и знаменательно! -думал Генрик и молчал. -Какое слово вымолвить своей первой женщине после своей первой ночи? Как сказать, что  в этой комнате умерла его мать и что здесь...
Нет, сказать такое совершенно невозможно... Сказать ей, что ты, богиня, ты не смеешь касаться своей ножкой этого грязного пола, что твои розовые пятки совсем из другого мира. А как сказать?
..Он вскочил, быстро подошел, обхватил её сзади и поцеловал в шею и раз, и два, и еще много раз. В его душе были не чувства, нет! Там парили  какие-то  невесомые перистые облака эмоций, вместо чувств… Генрик никогда  с таким удовольствием не готовил и не пил чай…
Проводив свою гостью, он собрался студию, где надо было продолжать утверждать себя, и все страхи, все комплексы как тяжелые тучи разлетелись, и растаяли, словно их и не было... И только у городского кинотеатра, где была автобусная остановка, стояла и напоминала о знаменитом французском фильме слегка уже размытая дождем афиша...
 
   Глава  пятая. " Бои местного значения"
  Эдик ждал субботы с особым волнением. Ну, во-первых, должен был гостевать у него приятель из Москвы, критик, искусствовед, разделявший политические взгляды их неформального кружка, или сообщества- тут не знаешь как  точнее  и вернее представить. Надо как-то внушить ему, что мы просто люди, которым душно среди ограничений и лжи официальной жизни и пропаганды, в нелепом обществе, где все стоят коммунизм, но пропитаны духом  мещанства!   У него собираются люди, которые любят обсуждать и не менее страстно любят изучать вопросы религии и философии. Может, только он, Эдуард, ушел в этих своих поисках слишком далеко вперед,  в  области и понятия, еще не известные его знакомым и друзьям.
...Лора осталась у него до утра, а когда выспалась, он дал ей поручение взять продуктов к субботнему столу. Лора долго  хныкала, ломалась, но потихоньку «собирала себя» для прогулки…
Эд давно уже не обращал внимание на её выходки. Сейчас организатор вечера напряженно думал: правильно ли он поступает, привлекая в свою компанию Генрика? Что может этот парень в их деле, если даже еще не умеет гладить себе брюки?.. В  этой дремучести жизни всех этих людишек, «делом»  будет даже малая толика добра, разума! Молодому человеку всё это досталось даром –от бога!
 Не будет он играть в «заговоры» с этими москвичами и лениградцами! Они там в столицах, одурели от тщеславия и им нужен образ жизни, который бы поднял в их собственных глазах их самоотценку!
 С другой стороны, такой свежий юный ум, свежее восприятие их духовной работы не помешает, а скорее  даже поможет, потому что какими бы глубокими и всё познавшими мы себе не казались, но каждый новый да еще не испорченный взгляд - нужен позарез!
Но как сделать, чтобы Генрик меньше "варился" в чертовом котле одиночества, оттуда выплывают почти всегда одни шизофреники? Почти еще ребенку нужна здоровая пища, секс и здоровое общество. Тогда мысли его примут верное направление! Да где всё это взять в наших краях?
 А общество? То ли мы сообщество, которое ему нужно? Чего мы сами хотим? Может, уже исковерканные коллективным эгоизмом  советского образа жизни - мы просто хотим эгоизма индивидуального? Добьемся желанной свободы и распадемся на группки и союзы оголтелых себялюбов и сумасбродов? А?
 Это невеселое философствование прервал   Вольдемар..
-Ну где твой московский друг!? - баритоном зазвенел он с порога.
-Господа скоро будут,- засмеялся Эд.
-Господа, -передразнил Эда, также смеясь, Вольдемар:- Высочество и величество, Пан и пани...зачем мы перешли на "ты" ,- поет Булат...Как хочется высокого! Как нестерпимо хочется высокого!  Рождение наше удивительно, смерть -загадочна, а между тем и этим -такая бодяга, такой не серьёз !
-Ну не ворчи! -обнял его Эд. -Давай, спишемся с Сашей Канчером , эмигрируем и  станем господами!
-Господ делает не среда, а собственное мироощущение! - вставил Вольдемар. Он распаковывал свою сумку, доставал коробки и кульки. По ходу своих занятий он продолжал рассуждать:
--У нас в Ленинграде на телестудии выступала зарубежная эстрадная звезда, ну ты слышал - это очень известное имя (Вольдемар его назвал), она  из наших славянских соседей,- продолжал он. - Я готовил съемки и звезде приглянулся. Во время интервью она мне  сунула визитку с номером телефона в гостинице.. В общем, была ночь и  жуткая страсть.. Так вот, она, ко всему прочему, еще и потомок каких-то князей.. Не поверишь, Эд, берет мой член пальчиками, а мизинчик, представь, при этом кокетливо оттопырен в сторону..  это так в ресторане дамы берут с подноса какое-то кушанье...Вот где господа так господа, а ты говоришь - эмиграция!
-Я всегда говорил, что ты пошляк, Володя! - хохотнул в свою очередь Эдик.
Тут позвонил Генрик. Эд встретил его, обнял и заворчал на Вольдемара. - Вот только прошу, ради Христа,  ты, пожалуйста,   не учи его своим понятиям светскости. Ты раненный зверь и не можешь судить здраво.
-Проходи, проходи,-  тащил он Генрика и приговаривал, обращаясь к Вольдемару...-Помнишь, историю ,надеюсь. Так вот римским гражданином не мог быть, нет, точнее, как мне помнится, в римский сенат, не мог избираться человек, хоть раз сидевший в тюрьме или битый розгами...Ты. битый, женскими розгами, не должен  рассуждать о любви.. В новом свободном демократическом государстве мы издадим указ по этому поводу!
- Тогда в нём не кого будет выбирать в сенат !- засмеялся Вольдемар. -Кого из нашего брата не копни, в нём -одни обиды и ушибы.. Вот ты философией занимаешься, так, наверно, подтвердишь, что ни один умник не объяснил до сих пор, почему этот ( названный так философом Кантом) неистребимый нравственный закон во мне, все оценки добра и зла - в корне отличаются от нравов и "правил" половой любви". А ведь она рвёт наши души- в клочья! Снимаем кино, пишем книги о войне, а всё про любовь   - как и  про геройство, про долг- всё врём!
Я не служил, но братья мои по полной "отбарабанили" на границе. Уверяют, что все два года службы  любой солдат тайно занимается онанизмом по темным углам.
 А что в войну - в блиндажах и окопах- лучше было что ли? И бесился мужик, и  материл весь свет, и глупую матушку-природу за несоответствие между душой и телом! И это несоответствие еще взяли и облагородили, наглую игру на половом голоде превратили в средство для завоевания полной власти над любимым человеком,  над его кошельком, жизнью,  здоровьем, ну и для потехи, наконец!  Не дивно ли, что вольно или не вольно Женщина, друг мой, везде и всюду -  провокатор и поджигатель войны, если она на беду вышла из своего жилища и пошла в общество...
-Но только она одна  и способна мирить нас, петухов,- засмеялся Эд, довольный этой словесной разминкой перед важным вечером.., а что еще важнее: - только она одна в состоянии помирить нас с самой жизнью!! И великое ей за это- спасибо!-  торжественно закончил Эд. 
..Вскоре пришли и обе  "радио -дамы " в явном предвкушении.
Как умеют женщины претвориться равнодушными, когда они знают точно, что жертва перед ними и рядом в полной досягаемости, что она ( он, то есть) никуда не убежит в силу обстоятельств и обстановки.. Здесь было другое дело...Заезжий москвич-искусствовед вполне сам мог оказаться хищником...и дамы заметно робели и сверкали  уже заранее полными восхищения глазами десятиклассниц на выпускном вечере...
О, разумеется, москвич, появился, как и предвосхищалось  многими, такой ослепительный в черном ( абсолютно не дававшем оттенков) свитере и, тонкий психолог, сразу поставил рядом со столом полную корзину апельсинов по правую руку и корзину цветов- по левую!...Он обратил глаза всех не на себя, но на символы этой встречи, а символы ну просто кричали о  нём самом..
 -Всем охапка приветов,- возгласил он и представился:
-Михайлов Максим. Признаюсь честно, писать картины не умею, поэтому вынужден  зарабатывать комментированием их показа...
Его усадили рядом с Генриком,  и вечер начался...
...Есть высший восторг в самом процессе жизни, когда просто янтарной струей льется вино, смеются люди, а за окном переливается оранжево-бардовым, зеленым  и желтым светом, вступающая в осень, матушка- тайга...Далеко за ней поблескивает совсем недавно заполненное водохранилище, еще "не прирученное" , не обустроенное,  впрочем как и   ближайший мыс, заводи и высокие берега возле него...
Сосны и лиственницы  от такого обилия воды, от внезапно возникшего здесь моря стоят, как- будто ошарашенные....Часть их уже повалилась, смирившись перед величием моря, часть еще стоит крепко и, как истинные джентльмены перед смертью, принимает особенно гордую осанку и  подчеркнуто демонстрирует полную невозмутимость...
-Я привез выставку картин, - говорил  Максим. - Впервые многие увидят Николая Рериха, японские миниатюры...Людей надо учить  красоте, без этого никакие наши истины о свободе, о благородстве ни до кого не дойдут...
Генрик слушал всем своим существом: ему казалось, всё наладится - когда вокруг такие чудные люди!
..После двух рюмок крепкого коньяка, он пригласил на танец Женю и она пошла. Эму казалось, что в танце, она словно отдавалась ему и делала это  чувственно и грациозно...Он понял, что имеет дело с чем-то великим и равным по силе звездам и космосу, но тайна ускользала от него. Она ускользала тут же,  физически...Женя вдруг бросила Генрика и ринулась к  москвичу Максиму..
...Генрика, как и всех   особей мужского пола,   никто не учил тому обстоятельству, что  его, могут бросить просто так, не за здорово живешь! Что здесь- в лабиринтах любовной страсти -даже самыми ангельскими созданиями отбрасываются прочь все привычные понятия о том, что, например, причинять душевную боль открытому людям  доброму сердцу – это безнравственно!
 С детства женщина кажется очень надежной и очень человечной из-за того, что в этом образе предстают перед нами родная заботливая мать! Потом и дальше   веришь, что  при встречах с женщиной - тебя ждет только ласка, понимание и сочувствие!  Черта с два! В любви - уже другая игра, другие ставки, да и сам ты уже престаешь перед женщиной в другом качестве- не как нежный сын, а как -соперник в жесткой   войне страстей!
Генрик даже не догадывался о страшной и непреложной истине, что он может лопнуть, умереть, сойти с  ума, и никто его не пожалеет, если дело касается  женских понятий: нравится, не нравится! О, в отличие от прирожденных ловеласов, он  еще не прочел этого в своих генах как предупреждение…
И затаил злобу на Максима, как молодой  петушок, еще не до конца смирённый, советский, но уже достаточно непокорный... Правда, разговоры и смех в компании его постепенно  успокоили, убаюкали словами...
... Посреди ночи он проснулся один, не обласканный, всеми забытый - в большом, (а ночью  на сонный взгляд просто громадном) зале гостиной,  с головной болью, через несколько минут из соседней, смежной комнаты,  услышал шепот Лоры:
-Ты же через месяц ты выходишь замуж -зачем тебе Максим?
-0н славный!- хихикнула, судя по голосу, Женя.
- Что мало их, славных! –упёрлась на своем Лора.
-Ты мне завидуешь! - женской логикой на женскую логику ответила Женя.
-Я тебя предупреждаю о последствиях,- тоном прокурора на процессе заявила Лора.- У тебя колени запачканы  в земле, ты что давала ему прямо так, по -собачьи.. здесь недалеко в лесу..?
- Да,.... Он славный, -хохотнула в ладонь Женя..
-Ты тряпка! Дрянь и мужики это учтут !- завершила приговор Лора и, судя по шуму в постели, отвернулась...
.. Генрик  до самого утра не мог осмыслить сути всего, что здесь было им услышано и открыто в течение вечера и ночи.. Ему казалось, что всё лучшее, что он накопил в своей душе и нёс к людям, даже в некотором смысле гордо и торжественно, как драгоценный напиток, люди, толкаясь, в суете и гульбе -расплескали, опрокинули на пол и даже не заметили утраты...
      Глава шестая. "На дне жизни"
   Больше месяца Генрик не мог заставить себя после работы наведаться к Эдику. Он втянулся в ритм телестудии, свою несостоявшуюся подругу    и спутницу по "походу" в кинотеатр, (не смотря на призывы друга-оператора Степы действовать и еще раз действовать!)старался не замечать, ( в чем преуспела и она),  много писал всякой всячины, а вечер заканчивал в кафе, расположенном в его же кирпичном доме, только со стороны улицы. Вспоминая советы Эда, он перепробовал все болгарские вина, которые продавались тогда в молодом городе в дозах от ста грамм и более, подаваемых в  обычных стаканах. После кофе, Генрик гасил большой свет, включал торшер,  садился в старый, у художников добытый шезлонг, и погружался в чтение запрещенной литературы...
Зина больше не пришла, как отрезало! И сестра ничем помочь не могла, только вздохнула и заметила, что её подружка злая на мужиков   за поруганную молодость. От водки Зина еще может расслабиться, но не больше того!
 Сестра собирала в стирку пастельные принадлежности брата и всё сетовала, что нет в мире мужской солидарности, ну в том смысле, чтобы парням хватало ума и фантазии - так рьяно не плевать в общий "колодец",(на любовь то есть) из которого всё равно пить  придётся каждому в свой срок!
- Ты тоже подумай! - внушала она брату.- Обидишь, предашь девушку, а ведь она в будущем кому-то приглянётся, чьей-то подругой будет, женой, любовницей. Вот, в отместку, изводить и станет, и слёзки от твоих подлостей -  отольются такому же парню как и ты.! А он дальше с горя -досаду свою выместит.. Так среди зла и мыкаемся и растёт оно как снежный ком!
" А ведь как верно, как точно! " - подумал Генрик.   
"Впрочем "- в мой колодец тоже плюнули и даже не извинились, канальи- что одна, что -другая! Душа его в этот момент напоминала ствол сосны,  который весь день мяли гусеницы тяжелого бульдозера. Ствол расщепился в щепки, вдавился в землю и еще тёплая -как парное молоко- желтизна древесины беспомощно и безнадежно смотрит на белый свет...
..Однажды  сестра Лида  позвала его навестить их общую "беду", как она звала их невольную родственницу  Веру. Она жила очень далеко -на окраине- в деревянном доме под странным названием: малосемейное общежитие...
Они отправились туда  в воскресенье пораньше. Лида знала, что к вечеру здесь практически все уже были пьяны.Впрочем эта предупредительность не помогла. Вера встретила их уже навеселе, в темной, запущенной комнате с непригодной мебелью и той обреченностью в каждой мелочи, что  быстрее спиться и умереть здесь кажется самым привычным и благим делом...
Весь остальной мир был не нужен тусклому окну, где между рамами вата лежит еще с прошлой зимы, и стала почти черной. Только порок может безумствовать на грязных простынях и выцветшем одеяле, безумствовать как-то особенно зло и отчаянно. А стол, с недопитым стаканом водки и ломаными кусками черствого хлеба из всей черноты комнаты кажется  единственным живым местом.
-Прошу пани,- кивнула им Вера и сама первая села на кровать. - Это кого же ко мне привели?- сощурилась она.
-Да вот родню твою, так сказать,- представила Лида. - Привела  познакомить с тобой. Он на телевидении работает, глядишь, узнает, найдет, где тебя пристроить на работу...
-Ты думаешь, можно!? - уставилась на неё  Вера. 
 И неожиданно с какой-то непонятной иронией обратилась к Генрику.- Садись, как тебя кличут?
-Генрик!
- Ну, обо мне, кажись, тебе настучали всё что можно и нельзя, но это мелочи,-  махнула рукой Вера.- А главного знать не надо!- со стоном вздохнула она.- Ты  выпить -то принёс?
- Нам не до пьянок! -вставила Лида.
- А зря! - Она хотела плеснуть водки в  три мутных захватанных стакана, но тут же сообразила, что никто её в этом начинании не поддержит, поэтому налила только себе и выпила...
-Кабы не стол со жратвой, да не вечер хмельной, что бы делали все эти строители  коммунизма? Чем бы жили?- выдохнула она.. - Ты мою доченьку  лучше пристрой! - обратилась она к Лиде.. А -то у бабки  моего Жоры пока живет, мается ...Дед-сад ей нужен! С бабкой никакого развития. Лучше на круглосуточный!
-А лучше в детский дом  насовсем,-  угрюмо вставила Лида.
-Сделаем, обязательно сделаем! - заторопился Генрик! - У меня есть коллеги, которым всё по плечу!
- Так уж и всё,- покосилась на него Вера.. Ну, дерзай, перед богом тебе -добро зачтётся, можешь не сомневаться! В данном конкретном случае- обязательно!..
...В это время в комнату вошел высокий молодой мужчина ...Обрюзгшее лицо его было как бы смято, скомкано месяцами затяжного пьянства и других излишеств...Но заметна была как яркая деталь - большая вмятина под правым глазом...-как будто туда выстрелили металлическим шариком...- Белобрысый,- мгновенно подумал Генрик! –  Он и  нападал,  и даже куртка похожа! Вот это встреча...
- А, Жора, - вяло отреагировала Вера. - на пиво достал?
-По нулям!- вздохнул Жора, сел на стул и уставился на гостей.
У сильных порочных людей есть очень развитое чувство превосходства, которое они мгновенно оценив обстановку, сразу демонстрируют, если в данной ситуации нет ни одного существа физически сильнее их. Жора сразу оценил, что молоденький, хотя и коренастый Генрик ему не опасен. Значит, можно было покуражиться, если уж не удалось достать холодного желанного пива...
- А может твои гости на дадут на пиво? -спросил он Веру.
-  Как же, дадут. Это  родня, а не гости, хотя сестры и братья то же с подарками приходить  должны! – горько усмехнувшись, бросила реплику  Вера.
- А мы для дочки всё принесли! -засуетилась Лида. Она показала на большую сумку, куда сложили новые и ношенные (от младшей дочери Лиды)  детские вещички...
Жора  недовольно хмыкнул:
-Что, мы этого барахла сами не найдем!
- Перестань, Жора,- взмолилась Вера.
-Родня, родня, а живете как сычи - каждый сам по себе! -опять заворчал Жора, наливая себе в стакан водки. - Как бы  мы все в Сибири справно  жили, если бы  держались вместе. Он икнул и потянулся к воде. - У, у тошна ж водяра с утра, мать её.- А -то все братья, все -одна семья, а на самом деле каждый себе рвет кусок!
-Твой-то пристроился, (обратился он к Лиде) сам – кует «деньгу» и не малую, а про остальных – молчок! А ведь я тоже электрик и разряд есть, что бы помочь с «хлебным местечком», но хрена с два –дождёшься.. Сычи, одно слово, сычи!
 -Ладно, мы пошли! - сказала Лида, выложив всё из сумки на грязную кровать.
На улице они долго, с особенным наслаждением, полной грудью вдыхали в себя  свежий воздух. Тайга еще исправно и вдоволь угощала лесным настоем прибывших сюда людей. Она расточала свои ароматы по просекам ЛЭП и лесным дорогам, словно пировала  в неведении, как и тысячи лет до этого, еще не догадываясь, что её ждёт, и какой неблагодарностью –отплатят ей люди за её щедрость и открытость!
"Ну вот ты где, голубчик," - про себя чему-то радовался Генрик! Время убаюкивает душу: прежняя отчаянная злость постепенно улетучилась, как крепость из давно открытой бутыли с  одуряющим напитком. Её место заняла холодная мстительность, желание попытаться как-то побороть подступившее к нему вплотную зло...
...Еще не продумав подробностей, Генрик мысленно уже нарисовал себе план действий: достать  для  дочери его новой родни Веры место в детском саду, узнать, где живет и где проводит время угрюмый парень по имени Жора.
.. Отправив сестру домой, Генрик встал в нерешительности возле еще не оборудованного перекрестка. Черт подери, куда идти? Столько вокруг людей,  зданий, огней, а идти  (кроме Эда) не к кому, занять себя не чем!
... Эдуард встретил Гансовского как ни в чем не бывало, словно он ушел только вчера..
-Друг мой,- вскричал он,- Ты отстал от жизни, у нас- -оказия, свадьба то есть - у нашей радио-дамы  Жени с писателем  Михасем ( не ведаю: то ли это фамилия, то ли псевдоним). Ты, естественно, приглашен!
-Я, с какой стати?- удивился Генрик.
-Ну, надеюсь, мы одна семья! -отпарировал Эд.- Формальности улажены.
-Семья? Я сегодня уже слышал это слово, -задумчиво произнес Генрик и сел в кресло...Ему очень хотелось выговориться..
-Эд, я что-то не понимаю, или  не принимаю, но во мне бродит какое-то глухое недовольство всем увиденным! И людьми, кстати тоже- добавил он.   
Эд заметно оживился, он хотел что-то возразить.
-Но, -остановил его воодушевление Генрик , -  читал я авторов из твоего "самоиздата"...Зарубежные особенно- ведь они очень злые на всех.. И как рисуются своим талантом. Такой господин -остроумную мысль сочинит, и тут же к зеркалу, любоваться, вот  я какой!
 А сегодня я был у одной несчастной особы. Таких очень много, несчастными будут и их дети, а те, господа из Парижа -ничем не помогут им… нам - русским, то есть!
-А как ты понимаешь эту помощь?
Генрик сокрушенно развел руками и вздохнул...
 -Их задача! Да и вообще всех певцов свободы,- строго и как-то задумчиво сказал Эд.- научить людей уважать самих себя и свободу в себе! Расскажи, кого ты сегодня видел?
Выслушав рассказ о посещении Веры, Эд присел на стул и подпёр рукой подбородок...
-Вот видишь мы какие! – вздохнул он. -Это, мой друг,  из большой , но глубоко запрятанной, где-то когда -то оскорбленной  и навсегда раненной  гордости твоя сестра живет в такой грязи! Это еще Федор Михайлович Достоевский узрел в людях и описал в своих романах. -Нате, мол, вам: работать я не буду, подчиняться никому не желаю, потому- что не поняли вы мою душу, вовремя не поддержали, когда мне было тошно! И сама себя в угол загонит, и самой себе, за то, что люди не поняли её, отомстит!
..И таких по матушке Руси очень много! Вот беда! Мы с тобой обсудим позже моих  " парижан", а сейчас гладь брюки, вот тебе свежая рубашка, купленная по случаю...У писателя нас ждут...Свадьба, конечно, скромная, но , надеюсь, со вкусом!
 
   Глава седьмая. " Трубный зов судьбы"               
Эту свадьбу не понять, если не рассказать немного о том, как наш жених- Вячеслав Иванович Михась пришел к ней...Школа, факультет журналистики, первая женитьба, развод - всё это так закружило его, что  только ближе к тридцати пяти годам он словно очнулся...Очнулся и увидел, что  сидит в пустой комнатке , на центральной улице областного центра...Направо ,- в углу -гора пустых бутылок. Налево,  под стеллажом с книгами- стол и пепельница с горой поменьше -окурков.. За плечами творческого пути - три, четыре рассказика, напечатанные в коллективных сборниках, пошлая рутина газетной текучки... и ничего больше...
За окном  карнавальной пестротой красок бушевал июль и  вместе с ним бушевал  тополиный пух. Чтобы с белым надоедливым пухом как-то бороться
 ( и для  порядка ) работники службы быта тяжелые ветки с шумом рубили, тут же грузили и вывозили на самосвалах.
В груди слегка покалывало сердце, в уме вдруг ясно сложилось убеждение, что если он сейчас, вот сию минуту,  не переменит жизнь, не встряхнётся - всё что есть творческого в нём, уснет, выветриться окончательно...
И Михась поехал в областную газету - проситься в творческую командировку на север, там где строился наш северный город (у Сибири есть тоже свой Север). Перед отъездом его вызвал на собеседование в отдел пропаганды областного комитета КПСС ответственный за печать Андрей Андреевич Фомичев, его сокурсник по университету..
Вячеслав Иванович, пока шел по красным ковровым дорожкам длинных-предлинных коридоров областного комитета партии, всё думал об особой породе людей, к которой принадлежал Фомичев. В нём в зависимости от ситуации, как в игральном автомате, включалась та или иная программа: в идейных спорах он был как-то незаметен, хотя как отличник в учебе, был скорее всего очень начитан и много чего анализировал  из явлений нашей жизни, зато на вечеринках слыл заводилой и остряком, хотя опять же из неизбежных в быту студенческих любовных  историй, и  бытовых скандалов как-то выскальзывал "сухим" и невредимым....
Сейчас Андрей заматерел, округлился  и держался очень солидно. Он усадил бывшего сокурсника за свой большой стол, налил по стакану "Боржоми", привычно как  представитель туристической фирмы.
-Не скрою, -сказал он .- Я сразу был "за" твою кандидатуру собкора*
( собственный корреспондент газеты, работающий вне редакции - в другом - городе или районе- примечание автора)
- У меня вообще идея: включить в план будущего года нашего областного издательства твою книгу о Сёстринске.
-Какую книгу?
- Которую ты напишешь там по горячим следам..
-Ого!   Скажите прямо, Андрей  Андреевич,- через секунду добавил Михась.-  А чем я буду обязан  Вам  за такую мощную поддержку? - и пристально посмотрел на Фомичева. Тот спокойно выдержал изучающий взгляд и улыбнулся...
-Я понимаю, ты веришь в сказочки о "свободных художниках", тех, которые там- (он показал на запад) - "из воздуха" делают успех!....Прочитать бы тебе наши секретные данные о том, кто и как финансирует их "независимость"! Но нельзя, не положено. Ладно, раскрою тебе главную мысль о твоей книге. Ты человек поживший, земной...Сибирь знаешь по рабочим поселкам.. В Сёстринск  же съехалось много шушеры: бывшие диссиденты, уголовники...Но ведь там много и страстно желающих строить и новый город и новую жизнь! Делают это еще коряво, с перекосами и глупостями без числа, но по- своему, как душа велит!  Повращайся, потрись, подыши воздухом строек...Может, вдохновишься и дашь нам живых нормальных героев в правдивой книге...Знаю, вижу: это тебе кажется моей очередной агиткой, обязаловкой, подкупом, наконец....Но , пойти, Слава-это не так! Я сам всё отлично вижу: и что большинство нашего народа, к  великому сожалению, для новой жизни еще непригодно, " не устоялись"  ни новые обычаи и традиции, ни новые приоритеты, вкусы, привычки. Покорять тайгу, совершать трудовые подвиги- пожалуйста, а как настала тихая "мирная жизнь" жизнь, появились  соблазны, скука, и стали те же самые герои как в страшной сказке, но рассказанной от конца к началу,  превращаться: женщины из прекрасных Василис- снова в жаб, мужики- в Иванушек-дурачков. - Фомичев протяжно вздохнул и продолжил:
- А  ведь сколько уже мы им дали материальных благ, и обещаем еще больше.
..Но ведь не все такие: дороже всего те "золотинки- человеки ", которые наш коллективный стиль и  образ жизни любят и не променяют ни на какой на другой.. И я, честно тоже другого образа жизни для НАШЕГО народа не вижу..
. Михась  молчал  и Фомичев с грустью добавил:
-Спасибо хоть, что не возражаешь! Сам, видать, как и все мыслящие люди, на  распутье?
 ...С таким напутствием, Вячеслав Иванович и поехал в незнакомый город ...Бывало  в те годы и такое:  не прошло и месяца, как  он получил служебную квартиру с мебелью, телефон и мог брать машину в гараже местных властей.
 Вячеслава Ивановича охватил восторг новизны. Стоило выйти на балкон своей квартиры, как со всех сторон на его обрушивались незнакомые запахи, звуки и краски. Да и сама квартира на третьем этаже- с расположением комнат "трамваем" ( как говорили в народе, то есть друг за другом) являла собой как бы водораздел между прошлым и будущим: в окне гостиной можно было рассмотреть новые дома, сквер и  асфальтовые дорожки, а стоило перейти в спальную комнату- там, в окне виднелся как будто даже край света! А выход на балкон вообще казался выходом на другую планету: тайга так остро и волнующе обдавала его  густыми хвойными ароматами, что их не мог заглушить даже резкий запах солярки от многочисленных самосвалов, грейдеров и экскаваторов...Со всех сторон тарахтели моторы, лязгали гусеницы тракторов, с шумом валился из кузовов самосвалов  гравий! И краски-краски, их великое разноцветье! Красная глина, похожие на столбы из мёда -солнечно-коричневые стволы сосен, уходящая синь далей!
Нет, только ради созерцания подобных чудес -стоит жить!
..Что его поразило- жителя областного старинного купеческого города- так это то, что Сёстринск развернул перед ним какие-то совсем новые непривычные  широкие проспекты-улицы.. Его поразило то, что всему размаху,  широте созидания придавалось не только утилитарное назначение -транспортной развязки больших городов, но какое-то еще более символическое обозначение  новой эпохи, новой красоты и могущества, но, но, но... стоило свернуть с магистрали на машине или пройтись пешком до ближайшего дома, как  оказывалось, что на целый квартал  нет ни одного места, где можно быстро и досыта поесть...само собой - не было ни одного удобного доступного туалета.   Авторы города, как  великие ваятели, отрешившись от земных дел - всё пытались создать некий величественный монумент, всё тянули и тянули высокую ноту, но ведь даже  и в театре после  духовных взлетов высокой драмы бывают антракты и люди "приземляются" на матушку-землю, расходятся по буфетам и туалетам...
Михась не мог понять того равнодушия, с которым его соотечественники, воспринимали простые человеческие потребности. Их словно кто заворожил!
-Коллективный, коллективный образ жизни!- ворчал он, вспоминая слова своего теперешнего наставника Фомичева, возвращаясь после очередной гулянки у местного строительного босса. Но тогда и в бытовая жизнь -тоже должна быть организованной и коллективистской. ..Иначе- разрыв, перекос, уродство !- мысленно спорил с Фомичевым Михась.
Вячеслав Иванович задумался над этим противоречием еще когда готовил первую статью о героях стройки.
 ..Положив слева блокнот с записями интервью, вырезки из местных многотиражек, он почал белый лист первыми строчками, которые потом лягут в газетную полосу. Начал читать первую вырезку: "Случалось иногда, что строителям невозможно было подвести своевременно продукты: болота преграждали путь. Тогда на помощь приходил вертолет...А в плохую погоду подносили на себе.. Несколько раз товаровед Колотовской торгчасти Егоров Н.П в такие дни приносил строителям в рюкзаке хлеб, чай, масло и сахар..
..Погладив свою рыжую бороду, Михась хмыкнул: "почему товаровед? Скорее, просто товаронос! Что там "ведать", если товары и продукты выдаются строго по списку, всегда в одном и том же ассортименте? А сколько же было строителей, что их можно было накормить содержимым одного рюкзака? Нет, даже маленькую бригаду не накормишь! Видать, еще- для пропитания- били в тайге зверя, ловили хариуса в ближайшей речке. А там места знатные!! И почему называется  торгчасть? Надо узнать- они что военные?
Михась неожиданно вспомнил о романе Джона Стейнбека  "Гроздья гнева", о том как герои романа пробирались на юг США за заработком- с тысячами таких же неприкаянных семей. Они всегда могли на случайно заработанные гроши купить в продуктовой лавке любые продукты...Бардака там, конечно, тоже хватало, но поесть- всегда- пожалуйста.. Наводнение, вагончики, , дороги размыты, полная неустроенность в быту, но добыл два  доллара- иди, бери что хочешь: мясо, хлеб, фрукты. Кругом еще хаос и неустроенность, а продуктовая лавка как птица Феникс красуется из любого пепла, ждёт вас среди любого болота и бурелома.
Автор романа даже не пытается разобраться: кто и как там умудрялся в любую точку, в любом количестве -доставлять пропитание ? Почему это всё подается готовым к употреблению- свежее и вкусное, не смотря на отсутствие холодильников и складов? Для жителя Америки Стейнбека это было так естественно, что он даже не задумывался.. Тут -совсем иная  философия жизни! А у нас- через лес в рюкзаке! Молодцы, конечно, выкручивались как могли, но, но у наших героев везде и всюду -сначала дело, потом- желудок! В такой установке- страшный изъян, западня! Отсюда сама жизнь раскалывается как бы на два  вида существования - чуждых, даже враждебных друг другу.  Вот взять того же руководителя всей стройки Намаева! Строительный начальник умело "рулил" огромным коллективом стройки, был монументально -красив и важен в президиумах собраний, но заканчивалась официальная часть и  он словно сбрасывал маску: в компании друзей становился своим в доску, озорным, непредсказуемым...Часто летал с приближенными на военном вертолете местного подразделения ракетных войск, где начальником был его близкий друг, на милые сердцу пикники....
Они сжигали десятки тонн керосина... Молодые бабоньки у них (любовницы то есть)  лоснились от благополучия,  сияли    золотыми украшениями, и ничем не отличались от капиталистических дамочек, на коих Михась уже насмотрелся у  друзей на закрытых показах западного кино.
Правда, наши  покровители наших незамужних девушек  особо еще не выставляли  свои связи на показ: "теплые местечки" дамочки имели, но видимость конспирации еще была.
..Все эти "неофициальные" опасные мысли, "нелегально" посещавшие его голову на дому, Вячеслав Иванович отбрасывал, когда садился в служебную машину и мчался на очередной пуск нового цеха, нового участка дороги....
..Михась уже втянулся в работу, послал в газету несколько статей и, с приятностью, увидел их в свежих номерах напечатанными. Всё шло удачно, и было слишком хорошо, чтобы так долго продолжаться.
..Намаев в  тот день как сдурел. Как будто не генералу -ракетчику, а ему прислали официальное подтверждение о присвоении генерал-лейтенанта...Намаев -сам генерал всех строителей, никогда не служил в армии, и потому военные знаки отличия, весь парадный антураж воспринимал с мальчишеским восхищением...Не смотря на дорогие костюмы, визиты зарубежных гостей и прочее  , он так и не смог надеть желтую рубашку   ,а поверх- черный китель капитана первого ранга, как его родной дядя и, конечно, не смог нацепить его серебряный кортик с бесподобными ножнами и подвеской. Это обстоятельство-  глубоко внутри его души,( куда не доберется ни одна министерская проверка), - никогда не давало ему покоя и тянуло к военным и , видимо, заставляло его демонстрировать по делу и без дела свое служебное превосходство...а, может, просто с военными было веселее...
Две мохнатых генеральских звезды командира здешнего полка ракетных войск Гусева было решено "обмыть" на природе и генерал сам, с подачи Намаева, по своей мощной секретной связи "свистал всех наверх", то есть близких друзей и подруг. В их числе был  и собкор Михась. Журналиста, как водится, "прикармливали" и приручали, чтобы в творческом угаре не сочинил чего не следует сочинять без официального одобрения.
 ..Вылетели в субботу, в одиннадцать утра, когда туман по распадкам постепенно от нагрева скупого северного солнца нехотя пополз наверх. Поскольку празднование генералом своих звезд началось еще вчера, Гусев и Намаев стали похмеляться прямо в вертолете...
Уже на подлете к ближайшей поляне люди потрезвее вспомнили, что вместе с сумками закуски, не взяли посуду- тарелки, вилки и ложки...Мужиков, том числе и Михася было решено оставить на поляне готовить костер, сушить место после утренней росы и недавних дождей, а остальная компания, не высаживаясь в связи с отсутствием комфорта, решила вернуться за посудой и,высадив первый десант, улетела....
..Михась долго искал сухие дрова. Из-за обильной росы это можно было сделать, только определяя по весу: что легче, что тяжелее, так как и сырой и сухой валежник - на ощупь  были одинаково мокрыми.
...Вертолет зашелестел и застучал о воздух винтами через полчаса. Но этого рокового времени  было достаточно, чтобы на поляну снова заполз туман и почти накрыл площадку....Целясь, пилоты приняли левее и почему-то приземлились на старые вырубки, где чернело множество высоких пней, коварно закрытых порослью молодого кустарника...Дальше никто ничего понять не мог...Могучий вертолет одним колесом опустился на пень, а вторым, правым колесом -провалился в яму между пнями, страшно накренившись и задев лопастями два торчавших из кустов ствола засохших деревьев. Вверху, где моторы, что-то хлопнуло, вспыхнуло, вертолет резко упал на бок и запылал...
.. Тут же, после нескольких хлопков, заглохли двигатели, и был слышен истошный человеческий крик- глухой и безнадежный! Все участники пикника сгорели у Михася на глазах за считанные минуты....
  Ошарашенные, Михась и два лейтенанта, не сразу вызвали подмогу по рации...Они прятались в лесу от нестерпимой жары, разлива горящего керосина, потом машинально  подходили и искали живых в месиве из металла и остатков тел...Михась навсегда запомнил одну деталь страшной картины: от былого великолепия молодых женщин, над которыми так тряслись и генерал и Намаев, остались одни покрытые копотью полу- оплавленные украшения, какие-то пряжки и кости....
Потом военный вездеход доставил уцелевших обратно....Посреди безнадежной беготни и паники на вертолетной площадке вдруг появилась нежная беззащитная Женя - корреспондент радио...Она приехала узнать о происшествии и случайно увидела Вячеслава Ивановича. Он сидел на пеньке, когда подкатала машина с "прессой"...и с  Женей ( на беду его) ...На вертолетной площадке  все готовились лететь на место происшествия...Один Михась не готовился...Он сидел, уставясь в землю, иногда поднимая взгляд на тайгу, что расстилалась как ковер под своего начальника Намаева, но он теперь уже ничем не мог командовать....
Михася, при виде сочувствующих людей,  опять затрясло, и это заметила Женя.
-Ну что Вы, -нежно сказала она густым грудным голосом.. Будет вам так переживать!  Там ведь нет  ваших родственников? - с сочувствием спросила она.
Михась ничего не ответил, посмотрел на неё и невольно улыбнулся, то ли от нелепости и пошлости ситуации ( помня по какой причине погибли люди), то ли от наивного доброго взгляда этой красивой женщины. Ей бы, наверно, не корреспондентом надо было бы быть, а медсестрой или ..нет только не монахиней , для  монашеского сана она слишком чувственна и греховна изначально, независимо от того, знает ли она об этом или нет!
-Как вас зовут?
-Женя!
-Лететь туда не надо...
-Почему?
 -Напечатать всё равно ничего не дадут, как собкор и коллега вам говорю! -Поехали отсюда ,прошу Вас!
...Он уверил её, что всё объяснит по дороге, и увез в радиостудию на своей собкоровской машине...
Всю дорогу он курил прямо в салоне, всё тыкался по углам, чтобы куда-то стряхнуть пепел и вспоминал.... На  ухабах прижимался к ней и  иногда что-то говорил тяжелым, заплетающимся   языком -весь вялый и чумной  от перенесенного стресса...Всё в нем как- будто замерло, застопорилось.. Кажется, и кровь теперь бежала по телу медленнее и сознанию виделось только самое главное, а именно: вот есть рядом такой живой человек как Женя...Неустроенная, на неуютной стройке .... живет черт знает где: еда-  какая придется, мужик- какой попадется...безобразие, одним словом! И кому как не ему -надо с этим кончать!
Случайно спасенный- после стресса- Михась, как хмельной, совсем не чувствовал в себе привычной  стеснительности...Они набрали разных вкусных деликатесов, доброго вина и пошли к Жене в её комнатку в общежитии...
Там - как в нише- среди обшарпанных стен стояла неприглядная кровать...У окна желтел ни чем не покрытый стол....На стене -под вешалкой, чтобы не пачкать одежду известью, была прибита клеёнка и на плечиках висело  черное платье...
-" Где твой гардероб", - хотел было спросить Михась, но благоразумно сдержался, сообразив что в комнате больше ничего нет- ни шкафов, ни шифоньера..И что его восхитительная подруга вот так и живёт -налегке..
...Неустроенный -творческий человек, Женя действительно так и жила как приехала после университета. Там было общежитие и здесь общежитие.. Это на людях она ходила гордой павой, а вот дома....Свое единственное выходное  черное платье она стирала вечером, чтобы  погладить и надеть его утром...Михася Женя стеснялась и, ввиду отсутствия хорошей ночной рубашки,  после приятного ужина, легла к нему под бок совсем голой.. Подальше она спрятала с глаз долой и не совсем приглядный бюстгальтер.
..Утром Вячеслав Иванович лежал в постели -легкий и расслабленный как плюшевый мишка, нет, точнее как зверюшка из мягкого поролона.. По радио диктор торжественно вещал: "Коллектив управления строительства Сёстринска делает многое для того, чтобы в ближайшие годы наш город стал красивейшим в Сибири. Пройдут годы. К берегу рукотворного моря подойдут красивые и благоустроенные жилые кварталы.
Наши жители будут иметь всё необходимое для радостной жизни" .- Услышав последнюю фразу, Михась улыбнулся, повернул голову и увидел  свою спящую царевну - Женю..
" А у меня и сейчас- всё уже есть для радостной жизни, дорогой ты мой! "- мысленно ответил диктору Михась.               

  Глава восьмая.  " Свадьба интеллигентов"
Что бы там не говорили, а свадьба играется исключительно для невесты! Роли остальных участников известны, давно по обычаю названы и распределены, но как-то схематичны  и формальны. Они служат  только для создания атмосферы праздника невесты. Её как бы провожают на великое женское дело -на создание семьи, то есть чего то для данного человека еще неведомого, но крайне важного...И это белое подвенечное одеяние как благодарность молодой особе за всех и от имени всех, за то что осмелилась,  за то что, внушив себе только возможность счастья, бросается женщина в  путь дальний и опасный и эти путь продолжает от имени всех!!! И будет в семейном "гнезде", возможно сыро от слез, и от нужды или тошно от лицемерия, и не приносящего счастья богатства, но будет там и её дни, и её звездные минуты...
А, жених, что жених? Жених вообще здесь просто кандидат в мужья. Его, быть может, через неделю, после ссоры на кухне, выставят за дверь. Он и   сейчас весь во власти капризов невесты, пленник её настроения и самочувствия...
Можно это действо принижать и, наоборот, романизировать, но суровой непреложной тяжкой действительностью остается то, что невеста- в  обуви с высокими каблуками - не должна быть выше жениха. Это же надо Создателю или совсем  не уважать человеческие душевные начала в нас, ставших перед необходимостью соединить свою судьбу с самым близким по духу человеком, или он в человека вкладывал совсем другой смысл, который мы еще не поняли..!. Как и то, что не душе, а  внешности -создатель придал решающее значение! Впрочем, как и всему тому барахлу, которое окружает и стойкого партийца и рядового обывателя, и без чего - не жить, не помереть, ни свадьбу сыграть нельзя!
Целый месяц и всю свою приличную зарплату собкора   посвятил жених Михась тому, чтобы одеть невесту...Женя уже немного располнела и свадебное платье пришлось шить в ателье., Бельё, халат, обувь и прочее прочее- всё пришлось  брать заново как после пожара...
Впрочем, и кушать тоже оказалось особо не на чем, но родители из Украины прислали жениху посылку со столовой посудой, извинившись что не могут приехать к нему сами из-за болезни...
..Редко кому из мужчин удается сохранить здесь - на свадьбе- подлинное чувство   достоинства: вечно, он то глупейшим образом ревнует и боится всего и вся, или совсем растворяется в ухаживаниях и свадебных процедурах, теряя и без того невнятный свой образ....Да и не умеет наш сибиряк в основной массе своей так ухаживать, чтобы было не смешно или не очень неуклюже.. Может, еще и потому, что не ждут от него подруги подобных сюрпризов и, вздумается ему, положим, поцеловать избраннице руку, так она в страхе отдернет руку как от горячей плиты или от розетки, бьющей током...Да и просто так не по джентельметничаешь -среди кондовой мебели и примитивных платьев и пиджаков... А еще для  настоящего форса надо иметь и природную осанку и культурную закваску и, если хотите, внутреннюю красоту...
Михася этими последними качествами бог не обделил. Вячеслав Иванович был творческой личностью, и потому  смотрелся особняком со своей рыжей волнистой бородой, высоким ростом и добрым славянским лицом. Он и сам веселился и всех приглашал разделить с ним каждую шутку, каждый кусок пирога и графинчик водки...
Кушал  Михась, непременно поглаживая бороду, приговаривая что-то, и от того, и трапеза его и речь -становились еще более домашними и приятными.. Гости рядом с ним, тоже одомашнивались и добрели, хотя , возможно, как наш Генрик , пришли на свадьбу, будучи злыми на весь мир!
В Генрике, действительно, царил полный хаос...Всё, чему его учили прежде и книги и люди , оказалось какой-то по ошибке врученной ему  чужой инструкцией  для путешествия по жизненным путям ...В инструкции говорилось одно, а на деле абсолютно все вели себя  иначе...
Вот, почему, например, его первая  неповторимая женщина, плевать на него хотела. У неё, оказывается, были в прошлом свои обиды и оскорбления и решила она перенести их на весь оставшийся мир...А нынешняя невеста? Генрик никак не мог забыть её недавний ночной разговор у Эдда. И где же был жених? Куда он в тот вечер запропастился? И эта гордая пава пришла из ближайшего леса с грязными коленями: что она испытывала там- миг торжества над жаждущим её столичным искусствоведом? Или,  низко пав с ним вместе, в конце концов, возвысилась силой страсти над всеми условностями! Кто теперь это узнает?   
Генрика утешало только одно: он увлекся целью:  донести идеи ( он с трудом вспомнил это слово)  диссидентов до  всех, кто встретится ему в жизни и кто способен мыслить  как Эд.....Его страшно увлекал образ свободных писателей и художников, когда-то уехавших из СССР и живущих в США, этих ироничных и остроумных людей, которые, как ни удивительно,( смеясь над буржуазной тупостью американских толстосумов)  широко пользовались их поддержкой. Ведь кто-то же оплачивает издание их книг, кто-то покупает их картины? Странными свойствами обладают души таких меценатов и ценителей: им даже нравится, что есть избранные, отмеченные богом, что они духовно выше их, лучше их, и что  за их же, ценителей, деньги, над ними по сути издеваются, соблазняют из дочерей  утонченным сексом, а их сыновей -  свободной от любых обязанностей богемной жизнью. А, может, меценатам кажется, что, покупая гордых творцов, они сами возвышаются над ними, над обществом? А может, это тайна таинственной, совсем не знакомой ему еврейской нации?
Но как бы там ни было, наверно, самая лучшая судьба для любого творческого человека:  смеяться над пошлостью жизни и серостью людей  и тем не менее -нравиться и быть предметом восхищения осмеянных.... .  Как  же это головокружительно интересно, черт побери!
На свадьбе Генрик сразу сошелся с женихом.. Они встречались на кухне, где пили бразильский растворимый кофе, подолгу стояли на балконе, где все курили...Вячеслав Иванович настойчиво  советовал Генрику ехать учиться в областной центр, предлагал ему для жительства на время учебы  свою пустующую квартиру.
-Книги там есть, спать есть где! Пыль хоть мою одолеешь, отрок!  Я так не смог победить её! В конце концов - она залезла даже ко мне в душу!
..Генрик решил уйти пораньше...Он набрал в сумку всяких вкусных продуктов, оставленных на кухне после нарезки и подачи на стол, и отправился к Вере...Он давно уже договорился через своих новых телевизионных друзей о помещении дочери Веры в очень приличный детский сад и  теперь торопился сообщить об этом маме...
Было очень приятно  впервые за счет собственных усилий сделать кому-нибудь  добро! Что может быть лучше, чем помогать, радовать и видеть светлеющие лица? Не успевши еще оглядеться и пожить, он уже навидался столько слез и горя, что невольно иногда возникала тревожная мысль: не подстроил ли бог  такую участь ему специально для испытания души и воли? Или для каких-то высоких свершений?
...В малосемейном общежитии было еще темнее и грязнее, чем в его первое посещение...Вера спала на такой же мятой, как тогда кровати, и только яркой новостью была маленькая девочка, сидевшая рядом и игравшая очень грязной куклой...Кукла была в обтрепанной юбке с оторванной частью подола, кудряшки волос на голове скатались и сплющились, и грязными были даже  целлулоидные щечки бедной игрушки.. Но, не смотря на в окружающий бедлам, девочка выглядела чисто и опрятно....грязь словно не касалась её улыбки, полной  беззаботного озорства. "Как бы я любил её", - подумал молодой Гансовский." Просто так- любил, целовал, смотрел бы по утрам как она просыпается и потягивается смешными ручками вверх и в стороны.. Чего еще надо мужику? Ах, да – удача в любви: будь она неладна! Это подобно  тому, как человеку предлагают рай, но чтобы попасть в него- просят перейти огненную реку лавы, вытекающей из кратера вулкана! С девочками -всё так мило и понятно, а подрастут, заматереют- общение с ними -превратиться во что -то ужасно болезненное как укол с агрессивным лекарством: мучительно, а лечиться надо!
Когда Генрик поставил сумку на стол, Вера проснулась, резко поднялась, привыкнув к постоянному чувству опасности от своих посетителей.
-Родственник? - буркнула она, потянувшись в не застегнутом халате, и обнажая всё, что можно при этом обнажить, распахнув халат, накинутый на голое тело.
...Сумку они тут же распаковали и маленькая Ада уселась за стол лакомиться гостинцами..
-А что, может, нам и повезло с дочей,- добрым грудным голосом отозвалась Вера.- Будешь нашим благодетелем, не то что Жора...Кстати, он никак не мог вспомнить, где тебя уже видел...
- Убить он меня, Вера, хотел  однажды ночью!- Кружил по городу со своей стаей и напал! Я спасся только божьим провидением. А  ведь я только первый раз попал в ваш город! Не странно ли Вера, лететь, крушить целой тупой звериной толпой? А потом здесь у тебя говорить о дружбе родственников среди сибиряков....
-Вот от того и жить не хочется, - угрюмо сказала Вера, но вроде бы не ему, а самой себе. -Здесь они ( не уточнив кто они) только злобой и живут....Всего достигают ею..--Бросила бы всё и в воду .-.. вяло добавила она.
-А с Адой как? -показал на дочь Генрик.
- То -то и оно! Я уже своего раз долбанула чугунной ступкой по лбу, чуть в тюрьму не угодила - да замяли дело!
-Слушай, -вдруг понесло Генрика. - У меня ванна, горячая вода круглые сутки. Пришли бы, побыли у меня несколько дней!
..Вера долгим взглядом посмотрела на него. Это был взгляд обиженной, но доброй девочки, глядевшей не него ясными очами  из слухового окна темного жуткого подземелья.. Глаза были  настоящими-  чистыми как родник с невесть откуда взявшейся голубизной- отдельно от грязи и копоти окружающего...Она вздохнула, потом, не запахивая халата, встала и вдруг резко,  крепко и властно поцеловала Генрика в губы....Потом села и налила себе водки..
-Я не понял, ты придешь или нет? - ошарашенный всем происходящим,  спросил Генрик.
-Да, с Жорой сходишь! - неожиданно усмехнулась Вера, морщась от нескольких глотков  дешевого пойла...
-А мы его уничтожим! - вдруг сказал Генрик.
..Веру поразило не только то, что  он сказал, но и железная уверенность тона, с которым страшные слова были произнесены. Но потом в выражении её лица мелькнуло что-то жалостливое и бабье, и она вновь стала похожа на прежнюю сожительницу бандита...
-А иди себе по своим делам! - махнула она рукой.
-За детский сад, спасибо! В понедельник  уведу Аделаиду!   Ты лучше снова на свадьбу вернись. Там друзья, девахи! Веселятся! А мы тут сами. Ты будешь славный парнишка, но   у нас с тобой ничего не выйдет. Люди осудят, и ты  сам еще не на моём дне.
.. И тут она как огнём вспыхнула на него совершенно новым взглядом  Во взгляде была затаённая боль и вызывающая боль -тайна! Можно было написать об этом взгляде большой роман, но даже пятьсот страниц подробных описаний прояснили меньше и сказали бы меньше, чем выражение глаз  Веры в тот момент...
-А меня твой папа тоже сильно любил! -сказала она и опустила глаза.
 Молчание тянулось нестерпимо долго для обоих, пока  Вера не решила, наконец, перевести разговор в другую плоскость.
-Мы тут уже пообтерлись, погуляем, да друг дружку пожалеем: тут своё всё. Мне уже без водки и спать-то с  Жорой скучно! А ты говоришь- чистая ванна! Уничтожим! Даже если ты и что-то задумал- забудь! Зачем тебе эта месть? Если поглядеть, так в нашем бардаке надо мстить почти каждому. И поводов до чертовой бабушки! А  мне без  Жоры будет плохо, он хорохорится много, но со мной часто добрый и заботится! Меня понимает!
 ...Генрик молча кивал головой...А что ему еще оставалось?..."Как здесь всё запутано и запущено" ,- думал он." И почто меня  судьбинушка закинула как котёнка в джунгли!?

   Глава девятая. "Кто за кадры -решает всё"
На работе было как на работе.Хоровод тщеславий, интриги и всё остальное, чем обычно тешатся люди в обществе, что клянут, и без чего не могут жить.. Но на сей раз телевизионщиков ожидало неординарное событие -назначение нового главного режиссера...( в связи с выходом на пенсию старого) И что уж казалось вообще  нонсенсом - так это намерение руководства посоветоваться с коллективом телестудии...К этим приметам нового многие оказались просто не готовы..
"-Сосульки хрущевской оттепели", - обозвал это событие телеоператор - невозмутимый  Закаблуковский..
Сам Владимир Рудольфович ходил на взводе. Только что состоялся его разговор с Фомичевым, который специально прилетел из областного центра, чтобы здесь на месте распорядиться очередной "расстановкой кадров". Судя по всему, Фомичев  уговаривал Владимира Рудольфовича свою кандидатуру снять, точнее даже не обсуждать. Но тут -то  и была главная нелепость: если следовать духу времени, то надо бы спросить коллектив: кого он считает самым способным и профессионально работающим? И тогда на все сто окажется, что это именно Владимир Рудольфович! А последний -бывший диссидент и прочее прочее.. Короче -нестыковка жизненной практики с борьбой мировоззрений..
( если говорить высоким слогом)
Генрик своим юным умом очень отчетливо видел, что в душе и разуме  его опытных коллег сошлись какие-то непримиримые крайности, что очень отчетливо он узрел и на самом собрании.
Естественно, многие пришли просто поразвлечься, с тихим злорадством понаблюдать за драчкой за "кресло" со своего места- мягкого кресла просмотрового зала...Там была такая убаюкивающая атмосфера, что прежний главный режиссер давно подумывал перенести планерки и собрания в другой зал -там где жесткие сидения и яркий свет! Тогда ( по его замыслу) люди будут как на ладони и подремать не удастся.. Но подходящего помещения  не оказалось ввиду тесноты в самом здании, и теперь члены творческого коллектива удобно спрятались в своих креслах как в нишах, оставив Фомичева с Владимиром Рудольфовичем и прочими кандидатами  самим выпутываться из  ситуации...
-Время сейчас особое,- начал Фомичев. -Старые рецепты не годятся. Практика построения социализма требует новых форм, новых людей...Настало время критически взглянуть на наши ошибки и вывихи на еще никем неизведанном пути построения нового общества..
...Старый телеоператор -фронтовик Сычев, сидевший  в президиуме рядом с Фомичевым, при этих словах кашлянул в руку, сурово покосился на Фомичева. "Ерунду болтает" - говорило его лицо. "Чего обсуждать- такой город строим, только поворачивайся? Сами же и ставят всё под сомнение".
-Знаю,- ловко вырулил на главный вопрос Фомичев, - у вас много талантливых работников...Тут он перечислил фамилии и среди них мимоходом и фамилию Владимира Рудольфовича..
-Но, - продолжал он,- быть не только творцом, но и администратором хочет и может не каждый! - Фомичев говорил и держал в уме задачу: дать кому-то высказаться, услышать "мнение". Опытным оком партийного функционера, он выхватил из темного зала молодое вдохновенное лицо  незнакомого парня, видимо, новичка...Ну тому высказываться  еще рано...
И тут слово взял  оператор Закаблуковский.
-А чего обсуждать то?. Предлагаю на этот пост Владимира Рудольфовича! -сказал он и тут же сел. Тишина в зале стала еще тише. Фомичев не выразил никаких эмоций, но можно было себе представить: сколько всяких тактических комбинаций и уловок в сию минуту завертелось в его голове..
-Я говорил с Багаевым! - сказал Фомичев. -Он -против!
- А почему против? - строго спросил Сычев. - У Владимира Рудольфовича солидный опыт работы на ленинградском телевидении.. Свои материалы он делает и подает мастерски...А что до прошлого - так ведь кого только у нас не записывали в неблагонадежные...Скажи мой дорогой- ты наш? Ты за наше правое дело?!
Владимир Рудольфович встал и Генрик впервые увидел его таким притихшим и смущенным...
-У меня тут образ родился по ходу разговора! -усмехнулся он. -Вот если корабль дал течь, если  команда в разброде, кто истинный друг капитана: кто молчит и злорадно ждет, чем дело кончиться или тот, кто громко говорит об этом и ищет выхода вместе с капитаном?
-Ну понятно кто! - буркнул Сычев.
-Так вот я и пытался в своё время докричаться по поводу некоторых наболевших проблем, и за это меня списали на берег!
- А, может, вы там в столицах от жиру бесились?! - недоверчиво осведомился Сычев. - Ведь задача же ясная, работай только, не покладая рук, и всего добьемся!
-Не всё так просто Иван Кузьмич.! -вздохнул  Багаев.
-Вот вишь ты, прохудился корабль! - хлопнул по столу Сычев.- А вы это моим однополчанам -калекам скажите, которые сейчас на тележках с обрубками ног катаются до сапожных мастерских...Ведь выкарабкались же  после такой-то войны.. Так и заявите: мол, воевали, воевали - корабль строили, строили, а он в итоге никуда не годится... 
-Да не в этом дело, Иван Кузьмин. – усмехнулся Багаев. -Я как раз за то, чтобы корабль был в самых надежных руках, был крепок  и непобедим! Раз с такими жертвами- с потом и кровью он нам достался!
- Как хорошо поговорили!- улыбнулся Фомичев. - Я - с вами, друзья! - доверительно воскликнул он и тут же добавил как своим в доску парням, показывая наверх. - Там Багаева не утвердят и он это знает лучше нас -его сторонников.. Так что ( тоже образно говоря) давайте с того символического корабля сойдем на наш скромный бал! Проблем у студии невпроворот! ...
..Через час после вялого обсуждения утвердили кандидатуру молодого режиссера, который недавно закончил институт кинематографии и к тому же отделение документального кино...
...Вечером Генрик и Кириллов встретились у Эда. Пришел по зову Эда и наш новый друг Михась.
          -Дай мне адрес Александра  Канчера! - говорил возбужденно Вольдемар, шагая по гостиной от стола к двери и обратно. - Уезжаю на совсем! Попрошу его в письме, чтобы организовал вызов в Израиль.. Поскольку еврейской крови в мне, к сожалению, ни капли, организуем отъезд по линии  родственников моей бывшей жены.  Верю, верю - поможет Канчер, - внушал Багаев сам себе:    -Саша   еще в  начале 60-ти десятых, когда мы проводили  вечера в нашем знаменитом ленинградском кофе "Сайгон", обещал мне поддержку, если что! Как здорово мы тогда пообщались. Из какой-то захудалой точки общепита создали "точку опоры", с помощью которой перевернули всю жизнь молодежи города на Неве.. Сколько там было переговорено и сколько выпито.. Эх, -глубоко вздохнул он и этот вздох был похож на всхлип., -Есть что вспомнить, короче, Эдик, дай адрес!
Эд сидел, нахмурившись...
-Ты в общем-то нужен нам здесь! - ненавязчиво начал он.
- Эд, ну какой из меня декабрист? - отмахнулся Вольдемар -Даже вот этот замечательный юноша, - указал он на Генрика, - и тот морщится от того, что видит вокруг! Он со мной поездил, напитался как губка! Правда, ведь Генрик!
Тот смущенно молчал...Сели за стол и Владимир Рудольфович налил коньячку себе и Генрику. Эд пить не стал и выглядел очень расстроенным. 
-Чем ты будешь  жить…там? - гнул он свою линию. Знаю, у тебя есть примеры: кинорежиссер  Слаповский  уехал с грудой идей и обещанной поддержкой знаменитых коллег.! Он мог жить везде,  в любой  тундре как автономная электростанция, которая сама вырабатывает ток. А тебе нужна подпитка, нужен материал для души!
-А что у меня здесь  что ли есть подпитка? - спросил Владимир Рудольфович, отпивая глоток от полной рюмки с коньяком.. -Делаю туфту каждый день! -Это же , Эд, бездумный антураж для театра абсурда, стройка ради стройки...Человек  всё равно в стороне, заброшен и неприкаян!
- А может это и есть наша неповторимая жизнь? - вдруг спросил Генрик.- Вот такая, и другой мы не поймем и не примем?
Багаев вздохнул и допил рюмку.
-Ах ты боже мой, дружище ты мой! Вот иссякнет в тебе запас дурмана, что зовется романтикой, посмотрим, как ты запоешь? - сказал он, по ходу речи зажёвывая выпитое долькой лимона...
-..Так  ведь и Пушкин -то среди кого жил, а ?- вдруг спросил Багаева до сих пор непривычно молчавший Михась. Как-то особенно быстро поглаживая бороду, он продолжал: - Дворяне, которые восхищались французскими посланниками и как обезьяны подражали во всём французам, тщеславные офицеры, слуги - и в голове у всех -мелкое, пошлое, суетное...Так ведь услышал же поэт , увидел же великое и в том дерьме!!
- Багаев еще раз вздохнул и на сей раз вздох, был похож уже не на всхлип, а больше на вздох досады и сожаления оттого, что никто здесь его не понимает до конца, не понимает самой сути его решения.
...В течение вечера письмо далекому другу Канчеру было уже готово к отправке в Москву, а затем и дальше через знакомых дипломатов.
...Перед отъездом, Багаев сумел "выловить" Фомичева в коридорах телестудии и, приложив к  своей груди теплую широченную ладонь, сказал:
- Ох и попытали вы душеньку мою, Андрей Андреевич, болит до сих пор.- И какие же теперь у меня перспективы?
Фомичев поморщился: - Что вы имеете в виду?
- Как что? Работу в студии, конечно. Думаете это естественно, если седовласым сотрудником командует пацан?
-О, Владимир Рудольфович, вы опять  кадровый вопрос будируете? -еще раз поморщился Фомичев. -Что я могу поделать с вами? Сами себя, так сказать, ввергли в эту ситуацию!
 -Чем же?
- Будто не знаете? Раскачивали,  раскачивали нашу советскую лодку- так что  и плывет уже зигзагами...А теперь мы и виноваты. Мы, которые что-то из самых лучших народных качеств сохранять пытаемся! Общинные начала, веру в справедливость, наконец.  Мне  лично особенно досадно, что вашими искренними душевными порывами руководят хладнокровные и жестокие враги нашего общества и государства- сволочи с маниакальной жаждой власти и богатства....
- Так ведь и у нас с человечностью, со справедливостью мало что вышло! -усмехнулся Владимир Рудольфович.
-Так тем более ясно, что на данном этапе не готов еще русский человек к созданию справедливого общества: отдай ему хоть всю  землю-матушку, хоть все средства производства. Воспитывать нашего брата надо, Владимир Рудольфович! Я так понимаю! Француза или англичанина - не надо: "перебродили" как молодое вино, "устоялись", набрались крепости, а наших еще долго, долго воспитывать надо!
- Я тоже за воспитание, только мы его по разному видим! -твердо сказал Багаев. - Точно знаю одно: нашему человеку просто хорошим, просто паинькой, отличником, послушным  быть скучно. Да и перед такими учителями и не хочется...Революционные идеи должны быть красивы как
 ( он вспомнил графа Монте Кристо, но секунду подумав, добавил)... как лицом красив был революционер Овод!
..Вот у меня всё в памяти стоит один увиденный  мультик  -про хоккей. Ребята одной команды -все хулиганистые, лица злые, но всё таки- живые, нашенские. И название у команды живое -
" Метеор". Их соперники - сплошь правильные образцовые пионеры, но лица одинаковые как у манекенов. Из  всех эмоций: только одинаковая дежурная улыбка. И название у команды дурацкое, ничего незначащее -  "Вымпел". Придумано оно явно теми, кто не может придумать ничего увлекательного, живого, яркого, зовущего к подвигам и борьбе...Это плоские мысли душевных кастратов...Так вот живым русском, , я уверен, многим, как и мне тоже, совсем не хочется играть за "Вымпел"! Всего хорошего! - развернувшись, Багаев зашагал прочь…
.. Дорога в аэропорт проходит возле рукотворного залива, возникшего здесь после окончания строительства плотины и пуска первых турбин ГЭС. Владимир Рудольфович  уезжал на студийном автобусе и у залива попросил водителя остановиться.
 - Погляжу малость, когда еще Сибирь увижу! -бодрясь и ребячась перед знакомым водителем, сказал Багаев. Потом на ходу закурил и подошел к воде.  Мыслей и чувства в его голове смешались в неразрешимом противоречии.. Когда же у него -всё началось? Когда всё пошло вкривь и вкось? Обман зрения? Жизнь как  девушки, хмелевшие от его привлекательности, казалась слишком легкой добычей,  жена первой охладила его: она очень умело дала ему понять, что за любовь надо бороться каждый день и час! Она звала его  в Израиль, чтобы начать, наконец, жизнь на разумных началах, но тогда он отказался и десять раз после признал её правоту....
Может, остаться? Вон далеко -на той стороне моря есть поселки лесорубов.. Устроится в лесхозе лесником, переплыть на катерке туда…
 ( и спиться,- подсказал чертенок, спрятавшийся в его сознании).
 А если бросить телестудию, уйти на стройку, ведь когда-то он оканчивал строительный техникум?..
(И вокруг будут всё те же непотребные хари! - стал сокрушаться всё тот же чертенок в его сознании) Но почему непотребные? Надо только потерпеть, не скучать и не хныкать, ведь встречаются замечательные люди: геодезист Эдик, скульптор Колевич… Командировки, новые впечатления, развлечения, но…
если нет любви в данной "пересеченной местности", местность эта не для тебя, мил человек! Словно сам бог наложил табу!
А появишься где-нибудь в самом захолустном захолустье случайно, проездом, ужаснешься грязи и запустению, но в столовой  в окошке вдруг вспыхнет и ошпарит  женский, и как бы неземной  взгляд, будто аурой своей или магнитными полями достанет до тебя, и притянет, и припечатает тебя живая энергетическая установка  к своей груди, и еще улыбнется хитро: всё мол, отъездился, джигит, от гарцевал по холостяцким степям.
Но будет ли у него такое? Не узнать, не загадать невозможно! Сколько здесь друзей, сколько поездок и встреч, но как маленький мальчик -душа без ласки как сирота на пустом вокзале! Ты собери ему хоть все игрушки мира, а без того, чтобы не погладили, не сказали, что любят, сказки жизни не состоится...
Нет, душа его здесь жить не может! Не терпит, не выносит как рыба студеных горных речек  не терпит теплую мутную воду прудов.. Эти красные полотнища призывов, эту отставшую от быстро меняющейся действительности не умную искусственную символику.. Эти одинаковые микрорайоны, с  одинаковыми домами быта, дет- садами и школами.
 Здесь можно только «воспроизводить» население, штамповать серость, скуку!   
Владимир Рудольфович подошел к берегу залива, легко сбежал к песку и зачерпнул ладошкой чистой речной воды.
 Прямо с берега по красной глине вглубь водохранилища шла дорога. Когда-то дорога вела в деревню, что стояла на берегу, но теперь ни реки, ни деревни не было, и дорога как бы проваливалась в водную глубину без смысла и цели.
Не такой ли  и мой нынешний путь? -подумал Багаев.
Над дорогой, как раньше стрижи, проносились косяками серебристые сороги и пестрые окуньки...Пока Багаев стоял на берегу, раза два появлялась щука и стайки  рыб помельче бросались врассыпную, ныряя в еще зеленые кусты, которые затопление застало врасплох во время бурного летнего цветения.. Косяки покрупнее разлетались под водой веером, или точнее- беззвучным взрывом из одной точки в разные стороны..
..Стаи серебристых рыб  над зелеными кустами и красной дорогой, дальние туманно-синие берега- всё это необычайно редкое почти фантастическое зрелище так разволновало Владимира Рудольфовича, что он заплакал!
Всё красиво, но всё как через толстое стекло витрины не укусишь, не отломишь, не попробуешь...без своей родной и близкой человеческой среды. А её судьба еще не приготовила для него!

  Глава десятая. "Лепи свою судьбу"
Молодежен Михась не только пребывал в райских облаках медового месяца, но иногда спускался с облаков, и весь еще сонный, расслабленный, постепенно возвращаясь к нашей будничной суетной жизни, колесил по городу в поисках материала: каждую неделю надо было отправлять самолетом пакет в адрес редакции.
Так прошло три "медовых " для Михася месяца. Что значили они для прекрасной Жени? Никто не узнает!. И мы все, кто живет с этими неземными созданиями, пишет о них, критикует их- в сущности  не знает о них ничего существенного, что можно было считать за истину, подходящую для всех наших подруг, жен и любовниц.. Скорее всего, всё происходящее она воспринимала как должное как гимн в честь её появления на свете... Ей вовсе не   было свойственно  самосознание, что для счастья  надо что-то предпринимать самой.... Нет, конечно, надо было учиться, занять какое-то положение в обществе, но что за усилия в любви?...Ей, скорее всего, было даже саму себя чуть-чуть жалко за то, что она могла бы и распорядиться свой судьбой получше...Вариантов виделось множество и все они сулили неожиданные радости и откровения..
В итоге же, остался только один вариант...
У самого  Михася букет чувств был еще сложнее.  ...Он ловил себя на мысли о том, что где-то даже обманут, поскольку как литератор всё время  требовал слишком много от самой любви, по той простой причине, что слишком много чего на фантазировал о ней и в юности, и во все другие времена одиночества. Тот образ любимого существа, который  бог  иногда набрасывал перед его взором, как неоконченную акварель, сам  Михась (как неистовый  художник Рубенс своих мясистых обнаженных красоток) расписывал сочными и яркими масляными красками. Да еще и обрамлял картину красивыми рамами.
 Например, Вячеслав Иванович несказанно обрадовался, когда через знакомого директора магазина  достал для Жени комплект дорого белья из Германии, дождался, когда придёт жена- потребовал от неё полностью раздеться, и сам принялся наряжать Женю, любуясь тончайшими кружевами нежных на ощупь белейших плавок, наслаждаясь прикосновением к еще более нежной коже бедра и живота...Но померить новомодный бюстгальтер они уже не успели-  вместо примерки начались  поцелуи и снятие всего того немного, что было примерено...И долгая долгая нежность в постели.
Но потом прошёл восторг от обновки, и потянулась жизнь будничная, серая.. "А всё -таки очень жаль, что я не богач и что я не в Америке" ,- думал Михась. "Уж я бы разжёг -этот камин!".. Всё у нас хорошо, всё правильно, но хронически не хватает ..денег или страсти! Или точнее… больших денег для большой страсти, той, что до одурения, до самозабвения!   Вот так размышлял этот  человек, колеся на машине по строительным площадкам города.
             **********
После беготни по кабинетам, Михась зашел к скульптору Колевичу посидеть и попить чего -нибудь холодненького...Михась не любил его коктейли с итальянским "Вермутом", а вот от лимонада со льдом  никогда не отказывался..
В обычной трехкомнатной квартире пятиэтажного дома - самая  дальняя комната скульптора ( где обычно устраивают спальню)  была превращена в мастерскую.. Хозяин задрапировал её стены какой-то тканью серого цвета и от того- комната  казалась окутанной туманом и смотрелась отдельно от квартиры  как ниша в другой мир..
Колевич в черном халате, стоял у вращающегося столика, и задумчиво добавлял кусочки глины к  уже почти готовому бюсту...Черт его знает: как и над чем он колдовал, но работающий скульптор всегда  напоминал Михасу тихо - помешанного...
-Садись, тут появились кое- какие мысли, я сейчас доделаю и присяду к тебе! - сказал он вошедшему журналисту.. - Лимонад и лёд - в холодильнике!
Какие мысли могут кружить над кучей глины? - недоумевал Михась, а вслух спросил, заглядывая в холодильник:
- Над чем трудишься?
-Да вот памятник заказали нашему погибшему главному строителю!
-Намаеву что ли?
-Да, ему!
Михась так удивился, что забыл закрыть дверцу холодильника и  с бутылкой лимонада в одной руке, а  блюдечком льда в другой- пошел в мастерскую.
-Надо же, сподобился герой быть увековеченным в граните!  -несколько торжественно начал Михась.- А ведь вроде по идеологическим соображениям, погиб  не так как надо, не так как положено погибать видным партийцам, "запятнал"  светлое имя партии...Михась перешел почти на шепот..
Колевич всё еще в задумчивости стоял перед бюстом.
-Я знаю, ты был там.... в авиакатастрофе! -сказал он.
-Да, да Юра. Рядом был. И я его бы слепил в стиле автопортрета Рембранта с возлюбленной Саксией на коленях.. Нет, впрочем, я тут погорячился: автопортрет  художника слишком целомудрен для нашего народца...Как я помню в последние часы жизни нашего Намаева, я бы Богдана Петровича изобразил в расхристанном виде  кабацкого гуляки- в обнимку с девкой  из  кабака..
- Ты жесток, Слава! - вздохнул Колевич. - Я стремлюсь в облике уже почти пожилого мужчины передать лицо того молодого инженера- строителя, что   десять лет назад стоял на краю мыса и смотрел на место, где он должен будет построить великую ГЭС. И лицо его в эту минуту было ярким и вдохновенным как лицо юного Пушкина, когда он в лицее читал стихи старому Державину.
..Михась  недовольно шмыгнул носом, с минуту подумал над словами скульптора, но ничего путного не придумал в качестве ответа...
Он прошёл на кухню, закрыл холодильник и вернулся обратно. Всё вертелась в голове не осмысленная, слепая злость и досада на условность, обманчивость всех нравственных понятий. Вячеслав Иванович  горько вздохнул и промолвил, казалось, самому себе:
-Как возникнет в жизни что-то путное, большое, человеческое -так грех и порок, с чертями вперемешку,  тут же слетаются на пиршество: А вообще, Юра, когда твой будущий бюст, еще будучи живым - бился, покорял природу, поднимал плотину- всё это само по себе было упоительно, а потом,  видно, всё надоело - устал!
-Возможно-возможно! - затряс бородкой Юра.- Иди, посмотри, какой взгляд! Это я в вечерней тени увидел только сейчас. Всё эта ненасытная натура хотела испытать, всё -попробовать! Испытал, попробовал, и упокой душу его, господи!
Они сели и выпили уже без  "западных" забав, по–русски.
- Я с ней разведусь, - сказал  Михась, сказал доверительно, будто скульптор всю жизнь был его братом и, промолвив это, прослезился...
-А почему собственно? - логично спросил Юра, который на свадьбе не мог проявить себя из -за психологического превосходства своих говорливых  коллег и вынужден был  чувство собственного достоинства поддерживать  только  любимым итальянским "Вермутом".
-Это ленивая пушистая кошка! - зачитал приговор Михась.
-Ну, брат, а что ты еще хотел?  Сам же  по своей воле устроился смотрителем при красивой картине, а  теперь бесишься. Терпи уж, Иваныч! Я где-то читал (а, может, придумал сам, читая всяких индийских мудрецов) такую мысль: что в мире существует  два начала космических масштабов – мужское, и такое же -женское... Каждый из нас, человечков, - только грань своего родового тысячегранного шара...Крутятся шары в космосе, грани переливаются, вглядываются друг в друга: и, думает такая дама: вон тот блеснувший мне  образ зело хорош! Пригляделась, поскучнела.. давай крутить шар дальше...
И весь фокус в том, что одна грань действительно в чем-то уникальна и дополняет другую, да вот самую полную любовь   всякая  душа ощутит только в том случае, если обнимет и прижмет  к себе весь шар другого рода со всеми его гранями...
Так что, старик, смирились с вселенской сложностью вопроса и реши для себя: либо ты странности женщин не  принимаешь  всерьез и   живёшь с ними, либо прозябаешь в гордом одиночестве! -язык у Юры и так не очень поворотливый и ловкий, стал совсем заплетаться, не смотря на очевидную еще живость мысли...
- Михась даже слегка протрезвел от нахлынувших чувств протеста:
-Что значит,  всерьез не воспринимай?! Да ведь  любовь женщины может сделать меня счастливым только тогда, когда она сама достойна любви, когда она всё мелкое, капризное, мещанское, слишком самолюбивое забыла, "выдавила" из свой натуры во  имя  душевной красоты наших отношений! Кто еще может привнести в мою жизнь изящный духовный смысл, страсть, хмель восхищения - базарная торговка? Хитрющая, коварная дамочка,   даже во время оргазма озабоченная только расчетами о выгоде от происходящего контакта?! Нет, Юра, ты тут слишком упрощаешь дело!
Михась достал из сребристой металлической чашки кубики льда и приложил их ко лбу! Вода от растаявших кубиков потекла у него по щекам и бороде.
- С любой нашей подруги по жизни бог тоже  должен спросить по большому счету: что она сделала для увеличения счастья на земле!  -
закончил свою речь Михась и только тут увидел, что Колевич мирно уснул, видимо, сникнув от яростной убедительности его речи.
И Михась пошел домой, тихонько притворив дверь, щелкнувшую затвором английского замка. Он не был богом и строго спросить со своей женщины, он не мог. Приходилось довольствоваться тем, что есть.
          глава одиннадцатая.
      "Крах кружка честных людей".
Работник Комитета государственной безопасности Загайнов  был как и положено ему  - очень недоверчив. Думаю, если в качестве социального эксперимента- взять и надеть погоны чекиста на  заурядного жителя  любого нашего города, через месяц он заподозрит в измене многих "умничающих" жителей , через два отправит часть из них  в район "для выяснения", через три - рассорится со своей женой, которая тоже как  он сам- любит хозяйничать, верховодить и подавлять! В общем, получиться, черт знает что!
Загайнов начинал свою трудовую деятельность слесарем -инструментальщиком. Работал он мало, больше пропадал на соревнованиях по вольной борьбе. Скоро скромнягу - комсомольца, но богатыря-спортсмена,  потихоньку приняли в партию…
 Потом, порывшись в родословной и не найдя в ней особых благородных кровей, а одних рабочих и крестьян, пригласили в органы  государственной  безопасности… 
Работников грозного ведомства у нас часто звали "комитетчиками." Приходилось читать о том, что среди столичных диссидентов бытовал другой сленг: "гебисты", но наши молодые сибирские  горячие головы - такого слова не знали, а если и знали, не употребляли совсем.. По крайней мере в кругу друзей Генрика...
Так вот "комитетчика" Загайнова готовили к большой власти над людьми постепенно, обучая его строгому контролю над своими эмоциями...Но всё равно с годами он "матерел", а точнее грубел, а точнее- нравственно развращался" от постоянного лицезрения своей власти над людьми и их бессилия перед ним.
...Сегодня перед ним сидел Генрик - молодой нервный человек, редактор телевидения, который был замечен в дружбе с бывшим диссидентом Багаевым.
Генрик еще очень не серьезно, или точнее очень наивно относился к власти, и её представителем. Как истину в последней инстанции,  воспринял выпускник средней школы Гансовский пропаганду о том, что власть наша - народная, своя родная! Она заботится о нём и никаких серьезных неприятностей от неё не следует ждать. Если она обратила на тебя внимание, то это исключительно из желания помочь тебе, поправить, направить на путь истинный!
 Как на старшего брата Генрик смотрел и на Загайнова...Он внушал себе, что речь не может идти о пистолете, коли его вызвали в комитет госбезопасности...Хотя кто их знает? Генрика вызвали сюда телефонным звонком в телестудию. Он ехал, уверенный, что до пистолета не докопаются. Под ванной в его квартире –за  трубами горячей и холодной воды- между самой ванной и стеной- было достаточное пространство, куда он спрятал пистолет вместе с полной обоймой, и заложил это место кафельными плитками, приклеив их  к стене смесью песка и цемента...Получилась ровная стенка, как будто с новоселья не тронутая жильцами... Поди –разберись, кто там что запрятал когда-то - без отпечатков пальцев на самом тщательно протёртом оружии и  даже на цементом растворе, который он месил и укладывал в резиновых перчатках...
На сегодняшнем допросе Загайнов больше развлекался своим психологическим превосходством над юношей и своими воспоминаниями о том, как таким же молодым человеком он робел перед начальством везде - в школе, в училище, в учреждении...
Суть дела Загайнов знал досконально, надо было только прояснить некоторые важные детали: техническую, а точнее конспиративную сторону вопроса. Бывший ( хотя и ныне действующий) диссидент Багаев - перед отъездом развил бурную деятельность: передал учащимся техникумов и училищ нашего города много запрещенных изданий, в том числе таких редких в наших местах как журнал "Посев", а так же книги Александра Солженицина...Журнал-эту диковинку из Парижа первопроходцы таежных просторов  в начале рассматривали как вещь из космического корабля пришельцев...Постепенно вникали и в смысл напечатанного...Всё это было так свежо и ново, что  потрясало именно своей непохожестью и дерзостью....
Загайнов знал также, что сидящий перед ним парень -только только попал в  город и понятия не имеет с кем завел дружбу, а тем более, что замышляют его взрослые товарищи! Но свой номер Загайнову надо было отработать по полной программе: вдруг всплывет новая информация!
-Понимаешь, отрок, - начал Загайнов. -Ты вляпался в скверную историю! - Следователь машинально для убедительности понизил голос и  красноречиво замолчал. Не много выждав паузу, он посмотрел по на Генрика внимательно, чтобы определить - не дрогнул ли парень, ни дал ли слабину, чтобы тут же -дожать его психологически....
-По -твоему выходит, что здесь тебя привечают рубаха- парни, свои в доску, - продолжал Загайнов: - А по -моему здесь орудуют прихвостни- лазутчики   западных разведок, и с помощью запрещенных газет и журналов распространяют очень вредные идеи...Впрочем, здесь есть благодарные уши....Ослиные уши! -добавил он зло.  - У меня тут - показал он на кожаную папку - имеются  данные: где и когда ты встречался с Багаевым и Томилиным.. Ты, дорогой, должен подтвердить письменно, что участвовал с ними в обсуждении вопроса по созданию подрывной организации, цель которой- свержение советского строя!- Следователь сделал паузу, потом продолжил другим даже несколько угрожающим тоном...
-К вам приезжал еще некий Михайлов, орудовавший под прикрытием выставки столичного музея как искусствовед...Он также доставил вам запрещенные романы Солженицына и еще кое-что...
Самое главное, скажи мне о том, что тебе известно о каналах поставки запрещенных изданий: кто, когда и каким способом поставляет это ядовитую макулатуру?
..Генрик с немым ужасом смотрел на следователя ( или сотрудника комитета)..Бог мой,  кто  же ИМ сообщает такие детали встреч, как  знакомство с Михайловым и прочее?. На каком "ветру" он и его друзья всё это время пытались "развести костер" свободомыслия!
В нём засели слова комитетчика о свержении советского строя...
-Какое свержение? -наивно спросил он. - Я еще близко с советским строем не познакомился... после свой деревни ...
-Ну, понятно, мы с телевидения, научились умничать и острить как Багаев! -усмехнулся комитетчик.
- Да я серьезно и честно говорю, - возмутился Генрик.- Мне нравится размах нашего строительства, наши благородные цели...Зачем мне ломать то, что я уважаю- во имя того, что не понимаю! И вообще я ничего не знаю ни о какой организации. С какой стати меня кто-то будет посвящать в это?
- Какие мы правильные, - опять не поверил Загайнов. - Тогда почему даже в комсомол не вступили и не пытались даже, а? - поддел он Генрика. - А ведь вы работник телестудии. Что у вас за интересы? Репортажи - с леспромхозов, теле- зарисовки о речном флоте и только!. Всё красиво- с музыкой, а где идеология!? Кто будет "перековывать" -эту ораву..
- Я делал то, что мне по душе, - сказал Генрик..
- Вот, вот -ему , видите ли хочется жить только  по вдохновению, по душе, а дерьмо разгребать нам!? Лучше подписывай показания, и дальше будешь снимать закаты и рассветы! Только - покажи размах созидания...Ведь от этой ГЭС твои детишки будут греться,  подумай, любитель красот!
- Нет уж, увольте! - ответил твердо Генрик  и сам удивился тому, какое "железо"  вдруг заполнило всю его душу,проявило себя в словах и поступках.. Генрик совсем не знал пределов полномочий комитетчика, насколько он прав по своему опыту и знаниям, Генрик только безошибочно чувствовал, что это облеченное большой властью "чучело" -  "зашагивает" через невидимую черту дозволенного между людьми, грубо нарушает каике-то глубинные неписаные правила духовного общения.  Ему хотелось крикнуть, что  справедливое новое общество нельзя строить с помощью силы и страха! Но что-то мешало  ему высказаться: непроницаемое лицо Загайнова, наверно!
-Уволить? Что ж, будь по- вашему! -подхватил его реплику Загайнов, так и не поняв старинного значения выражения " нет уж, увольте"...
У Генрика только сосало под ложечкой  предчувствие, что по глупому стечению обстоятельств или чьей-то  злой прихоти  здесь ему   окончательно и бесповоротно пытаются сломать жизнь... Как будто  некий неземной "самый главный дирижер" постучал по пюпитру ( где описаны все наши судьбы) своей палочкой, замахал руками...Всё, всё хватит, закончили . - крикнул он шумному многоголосому оркестру...Проиграем другую часть симфонии...
Генрик побледнел и застыл в оцепенении.
- Иди, - работай!- сжалился следователь.- Тебе это наука на будущее!
...Домой Генрик вернулся без всякой мысли и чувства, да и не было во всём его существе уголка, где бы еще теплилась, куда запряталась  еще недавно бурно кипевшая  в  духовная жизнь! 
Дома тоже было нестерпимо  пусто и он отправился за угол в  свою любимую "кафешку".
Кафе  тоже потеряло прелесть новизны. По углам маленького зала уже скапливалась давно не убираемая едва различимая, но стойкая грязь...Железные высокие столики убирались хуже и реже, чем прежде...За ними всё чаще мелькали мятые лица забулдыг, в которых город превращал не нашедших себя и свое дело людей..
...После двух стаканов "Мискета", Генрик направился к Эду. Его слегка мутило от вина.  Сегодня ему - оно казалось кислым и как бы перемороженным...
Генрик прошел мимо кинотеатра, где афиша стояла прямо в промежутке между двумя толстыми стеклами, и с афиши на Генрика грозно смотрел солдат в каске. В фойе  было пусто и темно, после того, как  отсюда уехал " вражеский лазурчик" Михайлов ( а может не уехал, а увезли), выставок больше не приглашали и вообще как-то "замяли" выставочные мероприятия.
...На звонок в квартиру Эда никто не открыл дверь и Генрик открыл её своим ключом, любезно подаренным ему хозяином.
"Где он? - заволновался Генрик, осматривая спальню, зал и кухню. " В тайге или забрали?" Почти машинально он открыл тумбочки, выкинул на пол топографические карты и планшеты, достал кипы журналов и книг, присланных Эдуарду  "вражескими лазутчиками" и всё это положил в три вместительных рюкзака. Благо их у Эда было великое множество, и новых, и подержанных, и совсем старых...
Генрик стал собираться, когда за окном  начали быстро гасить зелень ближайшего леса осенние сумерки...
До соснового бора было метров семьдесят и вскоре все рюкзаки перекочевали в чащобу, где Генрик развел костер и один за другим вытряхнул в огонь содержимое ...
.".Куда и зачем я ввязался?" -спрашивал себя Генрик, сидя на сваленной лесине. "-Если это очень серьезно, то надо быть не любителем, а профессионалом как Михайлов. Действовать быстро и умело и принести пользу, донести до дремучих "Федоров Ершовых" - в их дремучие леса хоть какую-то новую мысль о возможности другого мироустройства...или...
Нет, бросить журналистику нельзя!. Всё остальное - хоть и приятно один раз посмотреть через объектив кинокамеры, но по сути- скучно и повторяемо до хронической зевоты...
-Учиться, надо ехать учиться! -вот выход и спасение!"
..Генрик  по наитию, оказывается, действовал как заправский конспиратор. По возвращению из тайги, Эда задержали "комитетчики", у него в квартире произвели обыск, но ни с чем-убрались восвояси....Отпустили ( пока) и самого Эда.
 Генрик засобирался на учебу, добыл хорошую характеристику, собрал документы и   уже хотел оставить свою квартиру на попечение сестры, но тут  на телестудии его позвали к телефону:  звонила Вера...У неё был  очень смущенный мягкий голос...То и другое было непривычно и обещало волнующую новость... Вера  сказала, что знает о  его отъезде на вступительные экзамены и пока - с месяц  -просит разрешения пожить у него, так как в её комнате хотят остановиться родственники её подружки, которые тоже привезли своих "вундеркиндов"  поступать в местный  энергетический институт, а подружка замужем и у неё дети, в общем...
-В общем, живи, только- чур, чтобы Жора забыл ко мне дорогу., - ответил Генрик и в груди у него похолодело, дыхание перехватило как при падении в воздушную яму  на самолете..
- А мы с ним уже два месяца как порвали!
-Ну и славненько, ключ заберешь у Лиды. Счастливо, ждите от меня вестей!
..В аэропорту "вражеский лазутчик" Эдуард Томилин тряс Генрика за плечи, целовал в обе щеки и чуть не плакал. Тут же поглаживал свою рыжую бороду и Михась... Женившись, свою квартиру в областном центре он уже не предлагал. У жены, наверняка, были другие планы.
...Большой лайнер  должен был лететь поздно вечером...То тут то там - на сумрачном небе возникали всполохи последних гроз этого лета.. Грома не было слышно.. -Вот так и у нас, - показал на небо Эд. - Грома   еще нет, а молнии уже прошивают тучи, уже возвещают о близкой грозе, о близких переменах. Вот, увидишь, друг- всё изменится.
 ...После взлета Генрик всё смотрел в иллюминатор - назад, откуда стартовал самолет.  Гансовский выкручивал до боли шею, но всё любовался как грозно, но беззвучно над пропадающим под облаками городом, как бы играя  с мигающими бортовыми огнями самолета, не утихая, вспыхивают и множатся грозовые всполохи...
              **********

       конец первой части 
               
                часть вторая

                глава первая "забавы счастливых людей"

  - Нет, ты глянь,  какие у меня синяки!  А еще гуманитарный факультет называется! Лезут с кулаками! - заворчал Генрик, рассматривая свою физиономию в маленькое круглое зеркальце, взятое с окна. Под правым глазом синело пятно,  на носу четко выделялась большая царапина..
- Гуманитарный вуз -  еще не означает, - гуманный, - заметил сокурсник Вася Ильченко, тряхнув копной светлых волос. Люди, знающие цвет соломы, назвали бы такой цвет волос -соломенным, то есть -напоминающим цвет утренних солнечных лучей, передавших свою легкую желтизну скошенной траве...
Вася перебрался к ним в комнату совсем недавно и ребята не пожалели об этом. Ильченко вмиг заполнил вечера юмором и озорством. Но в непрерывной череде занятий, коллективных сборищ и болтовни, беспорядочных пьянок и суеты, они еще не общались так близко. Сегодня Вася тоже с трудом держал голову на весу.. Все лицо тоже было в царапинах и синяках.
- Тебя -то  за что? -спросил Генрик.
-Э, кабы знать всё  - так  и жить было бы неинтересно.! - вздохнул Вася и стал шарить под кроватью в надежде найти какой -нибудь напиток. Ну хоть глоточек! На счастье проснувшихся, они нашли под кроватью соседа по комнате из Бурятии -брусничный морс в литровой банке, и долго, передавая его друг другу, пили благословенный  дар тайги...Ох, и какой же теперь далёкой отсюда тайги.
Сосед из Бурятии комнату посещал раз в неделю, брал какие-то книги и снова уходил к своим землякам ...или землячке. Не было его и сейчас. Уютно жил человек :  любил из свежих сливок и ржаной муки родное национальное кушанье и экологически чистую еду вообще. Наши же сибиряки -ели и пили почти как бомжи, то есть - что попало и где попало. Даже у самых "домашних" , то есть привыкших к материнским и бабушкиным разносолам , здесь - в кухонных помещениях общежития, без следа улетучивался вкус  к "интересной", если так можно выразиться, кухне!  К надоевшими до чертиков  макаронам никто и не пытался что-то изыскать и добавить для разнообразия вкуса....И при первых лучах зари -многострадальный стол студентов имел плачевно-сиротский вид: по скудным объедкам можно было понять и всю фактическую скудность существования  наших молодых людей..
... Наступало утро после празднования исторического дня  получения первой стипендии. ...Вечер продлился почти до утра- в нём было всё: горячие речи, ревность, слезы и стычка с сокурсниками  из-за какого-то глупого спора по  какому-то ничтожному предмету... Если бы хоть одна извилина в отравленном  портвейном мозгу наших студентов была способна  анализировать: в конечном счете обязательно бы выяснилось, что драка была из-за студенток...
 Собранные из далеких поселков и деревень, не привыкшие к постоянному общению с таким количеством самых разных, но интересных и непохожих друг на друга девушек, наши юноши-филологи словно ошалели!
 Глубокая осень смазала все краски за тусклым давно не мытым окном общежития,  но и она не могла приглушить всех чувств первокурсников...
Неизъяснимая прелесть   таких дней и лет молодости очевидно связана с тем, что человек в это блаженное время живет, распахнув миру всего  себя: обоняние, осязание, зрение и слух.. Все эти еще "новенькие в новеньком" человеке, Создателем хорошо отлаженные средства общения с внешним миром- как сверх- чуткие радары вбирают в себя и передают в душу в самом ярком поэтическом виде с тончайшими оттенками, и вкусовыми ощущениями - любую деталь  каждого дня!  И сам день -превращается в год по насыщенности чувств, разнообразию впечатлений...Со всех сторон слышна музыка и она кружит голову как молодое вино.. И в упор не видно очевидного свинства окружающего быта....
..Когда Генрик кое- как открыл одну половинку окна, в нос ударила всем  своим ароматом   увядающая зелень парка.. Парк был довольно далеко от общежития, но тем не менее он чувствовал  и горьковатый запах листвы тополей, и терпкий острый - берез, и густой, неопределенный - акаций и черемух... И все это же  было тронуто ночным морозом и как бы оцепенело..
А по низу уже поползли запахи  осенней гнили...
- Вася, а может, мы вспомним древних студентов - бродячих певцов -вагантов и пойдём -споём в людном месте, а? - предложил Генрик , перекатываясь с боку на бок по кровати... - Вот и церковь совсем рядом! Может, хлебца дадут! - Сказав это, Гансовский свернулся на кровати клубком в своём старом трико и задремал. Но тут Вася снова подал свой голос:
- Есть тут одни существа.  Они как медсёстры в бою- вынесут из огня.. Их, благородие - филологини ( звучит как богини)...., - с восхищением протянул он. - О, о, - это сёстры милосердия, с сердцем,( под влиянием великой русской литературы 19-го века), навсегда открытым добру и состраданию.. Мне рассказывали старшекурсники, как они спасались от голода в их уютных  чистеньких комнатах....Там всегда есть горячий суп или каша, на худой конец...А чай с присланным родителями печеньем - почти в неограниченном количестве.. Там, устав от книг и одиночества, только и ждут, что вашего участия в их судьбе, и слушают часами, подперев нежной рукой еще более нежную щеку ...Там вас научат красивым  словам и таким же манерам...
-Слова, манеры! - отмахнулся Генрик. Он медленно встал, вышел в пустой коридор, завернул на кухню и, намочив там под краном носовой платок, вернулся в комнату,  стал ходить по ней от стола к двери, прикладывая платок поочередно ко лбу и к щекам...
-Чего ж мы такие злые  понаехали сюда? - будто сам себя спросил Генрик.-
-Ты откуда, Вася? Прости, забыл наш разговор об этом...
-Из деревни, брат, из её самой! В районной газете фотокорреспондентом работал маленько...
-Ну, почти коллега! Так я что говорю...Злые -то мы отчего? Вроде для нас всё строится. Вон в Сёстринске - ГЭС  одна из крупнейших...За год по целой улице выстраивают И дома- на загляденье! А в квартиры загляни- злоба и неустроенность. Про общежития и не говорю.. Почему нас изначально тащат куда-то не в ту сторону...Почему бы нам так не об устроиться, чтобы у каждого была подруга или друг...чтобы было что кушать и выпить, чтобы мы сами определяли свою судьбу.? Почему так тяжко внедряются простые разумные начала.? Вот мы вчера  всё чин -чином начали- умные, благородные.. А  ударило в голову дешевое  вино   и сразу стало видно, что мы- обозленные, не ухоженные ребятки с вечным любовным голодом во плоти грешной своей...Ребятки, которым вечно хочется жрать...
- Да еще козырять друг перед другом, - вставил Василий.
В комнату постучали...Зашел председатель совета общежития...Старшекурсник  брезгливо поморщился при виде неубранной комнаты..
-Так! - строго сказал он. - Насколько я знаю, вы оба устроены потому, что сироты...без родителей, я хотел сказать! -,смутившись, поправил сам себя председатель. - Но соседки -студентки уже жалуются на шум в вашей комнате,  и в следующий раз мы не посмотрим  на ваше семейное положение!
Не услышав ответа, строгий старшекурсник вышел.
-Ну что, сирота, проглотил?- вздохнул Вася. - Пойдём, в букинистический. Загоню -ка я одну книжищу, точнее две- продержимся до стипендии...
 _ Какую?
- "Мужчина и женщина", слыхал про такое дореволюционное издание?
-Генрик  кивнул, но тут же, невольно, без видимого повода, усмехнулся, а про себя подумал: снова это сочетание как судьба, как магический знак! И как много всего я пережил только за один год, только за один...Узнаю тебя, жизнь, принимаю, - когда-то написал Александр Блок.. Могу ли я так сказать когда-нибудь? Ведь ничегошеньки не понял за такой звонкий, великолепный год!  Но зато пережил сколько!
-Вася, - сказал он, -  неужели тебе не хочется познать сей предмет? Тайну взаимоотношений  двух полов! А?
Вася  недоуменно посмотрел на своего  приятеля через толстые стекла очков.. Стекла так искажали вид глаз, что нельзя было разобрать -ни  их выражения, ни цвета..
 -Познать? А зачем? Ты забыл как вчера наш красавчик "Чурилкин" на спор увёл  в свою комнату до утра звезду факультета Лену Шмидт? Ведь держалась как скала, как Ярославна, как бедная жена Одиссея. И что?  "Чурилкин" спал со своими подругами чуть не с детского сада, ничего не зная о науке страсти нежной. А всё потому- что никакой такой науки нет.. Это как рыбе плавать в воде...Выпустил нас  боженька и молвил, плыви: и ринулись мы все в голубой океан: один , поигрывая пёстрыми плавниками, к стае сверкающих подруг, другой - под коралловый риф, в нору как рак -отшельник!. Одному - и без науки -всякий день медовый, а другому - наука  без пользы как щуке -мои очки....
 ..Вася как-то странно и тяжело помолчал  несколько секунд, а потом добавил:
-И всё вроде чин по чину, по ранжиру расписано боженькой, а та  рыба, что в глухую нору предназначена, не хочет так  бездарно прожить и упирается, и бьёт плавником, и силится плыть против течения, да где там! -  Он как-то нервно и резко захохотал.
–Хотя, за что про что так наказывать без вины? Может, надо было, из вежливости, спросить тех, кто предназначен барахтаться в тине –в горе и одиночестве- хотите ли вы рождаться?
Нет! - заорало бы большинство не родившихся душ.- На хер нам не нужен –этот турпоход или кросс с непреодолимыми препятствиями!
-А ты бы тоже не согласился родиться? –лукаво спросил Генрик.
- Десять раз бы подумал, прежде  чем соглашаться! – уклончиво ответил Вася.
Разговор на больные темы -  взбодрил и Васю,  и его собеседника. Вася достал из - под  кровати старый коричневый чемодан. Углы антикварного изделия были обиты железом. На внутренней стороне крышки еще остались следы от фотографий или открыток. Овальные- непривычные отметины.  И словно дух военного и послевоенного времени, потревоженный, воспарил оттуда в сегодняшний день. Возможно, более чутким ухом на мгновение можно было услышать отрывок из песни "Катюша", смех в вагоне, когда васины  родители   ехали в Сибирь...
Две книги в толстом переплете были извлечены на свет.. Генрик хотел полистать их, но потом передумал...Какая-то апатия ко всем этим неразрешимым, мучительным вопросам охватила его...
Они быстро собрались и ринулись в магазин "Букинист", что расположился на тихой улочке рядом с центральным проспектом областного центра...
Книги в старинном переплете, да еще такого содержания,  оценили  дорого и, Вася, вошедший в сей храм культуры невразумительной  походкой, выходил уже с прямой спиной и расправленными плечами, и даже очки у него как-то особенно ярко заблестели...
По пути домой Вася предложил съесть по  куску мяса ( ну или по бифштексу) в ближайшем ресторане, и как не отговаривал его Генрик, только что "разбогатевший" приятель -решительно потянул его за рукав куртки в лабиринт стеклянных дверей - в сладкие облака, состоящие из ароматов вкусных блюд, духов  и накрахмаленных салфеток.. 
Днем в ресторане много пространства, много воздуха и тишины...Её еще так много, что даже  тихая музыка из магнитофона словно плывёт через столики к нашим студентам...
 Но Вася пришёл не просто поесть и выпить. У него вид народного мстителя. Торжественно оглядев зал, Вася вспомнил свои глухие места, лепешки коровьего навоза на своей родной улице, свежие, дымящиеся -когда стадо идёт рано утром в поле и , вечером, когда возвращается.
Свиную отбивную и  бокал чудесного крымского марочного вина из Массандры  он решил одолеть за все страдания, которые достались ему и его большой семье, за благородство матери, которая скопила ему деньги для поездки сюда и поступления на учебу, но за полгода до его поступления  -неожиданно умерла, словно заторопилась вслед за мужем, угасшем от фронтовых ран...
... Через час Вася уже звал официантку по имени, через два -величал её  Наденькой, через три...читал ей стихи, написанные на  длинной ресторанной салфетке.. Читал как раз в тот момент, когда Надя приносила очередное блюдо на подносе..
          "надежду юноши питают,
           когда в свой труд погружена,
           Надежда   юношей питает,
           их между тем, лишая сна!
В ту пору на филфаке проходили сочинения Эразма Ротердамского и Вася в конце концов принялся  рифмовать это имя : самым удачным ему показалось двустишие: " с этим Эразмом -дойдешь до маразма.." так как показывала всю пагубность бездумной зубрежки учебников..
 Хмельная его голова снова качнулась вдохновением в сторону стройной официанки Нади, и Вася выдал, но тихо, чтобы не обиделись за слишком интимное содержание двустишия:
 "Хороша девчонка Надя,
 жить легко нам - Надю гладя.."
 В конце концов, снова вспомнив о Роттердамском, он закончил упражнения самокритичным, несколько философским спичем:
                Когда напьюсь ( прости Эразм)
                я утвержу в себе маразм!
                ..О, нет - опять не то сказал:
                Я снова здесь и в сердце бал! 
Ближе к вечеру в ресторан "подтянулся" Чурилов с девушками и   за столом наших студентов стало еще больше жизни и поэзии.....
 Ах, кабы всё это тянулось вечно, не приедалось и манило, и дарило новые стихи и песни.. А еще, хорошо бы, если бы не кончалась деньги, добытые в магазине "Букинист". Но, но...
             ******************
 

  Глава вторая. "Месть замурованного пистолета"
......Наутро студента Генрика Гансовского ждала  телеграмма: "Умерла Вера. Вылетай срочно. Лида" Перед глазами Генрика вспыхнул чистый нежный взгляд голубых  глаз своей  невольной родственницы.
...Летел он в самолете и ехал потом на такси в состоянии тупого равнодушия и, когда подошел к  свой квартире, и увидел кое-как поправленную полу -разбитую дверь, никак на это не отреагировал...Заплаканная  Лида вызвала у него даже какое-то подобие улыбки..
- Ну что опять и снова! - бодрясь, сказал Генрик, только для того, чтобы хоть что-то сказать сестре,- Ты у нас как сторож перед воротами на тот свет! - усмехнулся он. - Как не приедешь, так… - не договорив, он прошел в единственную свою комнату и увидел прямолинейно лежащее тело. Одето оно было в незнакомое ему черное длинное платье.
-Застрелилась вот, - всхлипнула Лида и, тихонько охнув, добавила: - Сожителя своего с собой  тоже забрала.
-Куда забрала? - машинально спросил брат.
- На тот свет! И себя и его, наповал...Господи, вот как решила отмучиться...
Страшная догадка вспыхнула в  мозгу брата  и тут же погасла, так как все эмоции в нем сковало потрясением, и никакие догадки не могли их извлечь из спасительного покоя, которое бывает при сильном нервном шоке.
Вера лежала со строгим как у учительницы лицом: словно она только навела порядок в своем классе и решила отдохнуть перед новым уроком.
Генрик  машинально прошел  в ванную комнату и тут увидел, что старые трубы, которые тянулись сбоку за ванной, обрезаны и рядом стоят так и приваренные новые. Кругом беспорядок. Видно, что всю рухлядь вытащили, когда вели ремонт. Значит,  убирала здесь грязь Вера … она и нашла, что  тайно хотела..
-Что, трубы прорвало что ли? - спросил он Лиду.
-Да, давно не чинили, хорошо- сантехники вовремя перекрыли, а то соседи  снизу меня за долбали совсем...Грозились подать в суд на выселение брата, тебя то есть.. Шумно у Верочки было, шумно - теперь уж успокоилась, отдохнёт...- приговаривала Лида, чем-то занимаясь на кухне....
 Шумно… в суд… на меня…- соображал с усилием Генрик,  - да давно пора, за то, что с дьяволом решил подружиться!
 Не в силах вынести собственных мыслей, ум его вдруг переключился на сестру Лиду:
" Еще тридцати лет нету, а как бабушка, и присказки у неё бабушкины"
  -Девочку куда дели? - наклонившись, к сестре поближе почти шепотом спросил Генрик. -
-Пока она у меня, но будем определять в детдом...
Мой супруг -весь из кожи вон вылез- против , чтобы она осталась у нас, а я хотела...девочка чудо, но...сам знаешь: сколько я получаю и Николай- главный электрик цеха или как- там их называют! Обещал все расходы оплатить как надо, чтобы похоронить по -христиански...
 -Да, по -христиански- у нас только похороны! -вздохнул Генрик. -А ведь, «мать ты наша»,( неожиданно именно так назвал он сестру)а, Лидонька моя, девочка эта верина - чует сердце моё- нам еще роднее, чем её родительница -усопшая Вера!
-Это почему? - шёпотом спросила Лида. Лицо её выражало полное недоумение или даже ужас. Сестра что-то знала или чувствовала, но всё прятала в себе еще тщательней, чем брат когда-то прятал свой пистолет!
-Потом, потом, всё потом!- отмахнулся Генрик и поспешил дальше по похоронным делам. После смерти матери он уже знал этот скорбный путь досконально. 
...Так за суетой и хлопотами настал вечер. Брат с сестрой оставили подружку Веры из   общежития  караулить умершую   и направились домой к Лиде. Благо, что  никогда не привечавший Генрика супруг сестры был на работе во вторую смену...
 Сестра взялась варить кутью и, курившему на кухне, Генрику, рассказывала:
-Соседи говорят, что своего бугая она долго не пускала к себе... к тебе то есть. Говорила, что живёт в чужой квартире, но он, видно, приревновал спьяну -то.. Раз дверь выломал, знакомые потом кое-как наладили.. А тут еще трубы прорвало. Мой муж заказал и оплатил ремонт...Воду перекрыли, с понедельника хотели начать , а сожитель в пятницу пришел пьяный, снова, видать, драка.. Вот верина дочка, бедная говорит, что дядя Жора   меня, мол, за косичку схватил и об стенку головой ударил больно.. Ну, скажи, какая мать вытерпит, такое..
Так вот одного не пойму: по всему видно, что этот душегуб пистолет принёс. А как он у Веры в руках оказался, ума не приложу... Да что тут думать: пьянка она и есть пьянка: сами себя на помнят, не то что  про оружие..! Хотя она по этим всем делам -спортсменкой когда-то была.. Короче, застрелила она его, прямо в лоб заехала, а потом себе - пулю  под сердце!
- Хм, вот видишь, он оказался  во время, но какой ценой? - громко сказал Генрик.
- Не поняла, ты о чем!  О ком? - спросила сестра.
-О своём, о своём! Не обращай внимания. Да… судьба видно их в обнимку так и держала, и унесла от греха подальше.
 Генрик говорил, но как-то так, будто  выполнял некий обряд: вопрос, ответ, сочувствие, общие слова сострадания.
Ждать  своего мрачноватого родственника он не стал и вернулся  к Вере. Посидел на кухне с подругой Веры. Женщина плакала как это умеют только постоянно пьющие наши сограждане женского пола- тихо, затаенно, словно и по себе самой тоже...
Пропустить всё случившееся через душу Генрику  предстояло, судя по пустоте в груди, совсем не сейчас и не здесь, где он не мог смотреть на разбитую дверь...Хари подвыпивших соседей, которые шатались возле подъезда в надежде дармовой выпивки на поминках как -то добавили чувственности и трагизма в ситуацию.. Генрик пригласил мужиков на кухню, угостил их выпивкой и закуской, изредка выходил в свою единственную комнату и с опаской косился на гроб... Он никак не мог и не хотел и не видел её мёртвой…
Когда мужички ушли, Генрик тоже засобирался в домоуправление, но перед тем как уйти, задержался на минутку, прошёл опять в комнату и тут неожиданно завыл, как смертельно раненный волк...Взял и завыл, и  глухо заплакал, схватил   руки Веры и хотел их поцеловать, но в ужасе оставил на месте то, что было похоже на замёрзшие покрытые инеем прутья, и продолжал  выть... Она была самой лучшей, самой, ..самой женщиной, она не могла умереть, она просто не имела права из-за красоты и человечности своей быть трупом. .Женщина вообще не может быть трупом, мертвой.. Женщина и смерть - не совместимы!!!
Сколько он выл, он не знал, но очистился  и освободился от чего-то, это точно...
... По скучному лицу следователя он понял, что вопрос о пистолете отпал вместе со смертью матерого бандита Жоры.. Парня, в уголовном прошлом, брали уже  с финкой, с кастетом- он подозревался еще во множестве тёмных дел.. Больше всего Генрика поразил вопрос следователя о том, зачем он поселил Веру в свою квартиру?
- Как зачем? В общежитии девочке знаете как плохо, а тут еще родственники приехали поступать в институт! Да и вообще, нам уже давно пора жить в квартирах!
- Придёт и это время, -сказал следователь,  майор пенсионного возраста...На кителе у него пестрели орденские планки.. Наверняка прошёл войну, судя по нынешнему возрасту - двадцатилетним лейтенантом или капитаном, не выше.. И всё же молодец! .Хоть себе покой на старость обеспечил, отвоевал- счастливчик! А нам еще хлебать и хлебать горя! - невесело думал Генрик, пока следователь записывал его показания.
         
           Глава третья  "Зимняя лиса"
..После похорон, обряд которых (от всего пережитого с последними проводами матери) тяжело угнетал его насилием над душой,  перед отъездом на учебу, Генрик снова оказался в милой ему кафешке: всё в ней словно притихло и поблекло: стаканы как их не мыли, со временем покрылись едва уловимой пленкой, как и окна...А за ними шёл первый снег... Сёстринск севернее областного центра больше чем на тысячу километров, и здесь уже закружились какие-то еще совсем не зимние, холодные, но как бы еще не ледяные снежинки...Словно из пресс-папье, полежавшего в холодильнике.. В самом же городе было уже очень холодно: дул ветер- после кладбища- он казался особенно пронизывающим и безжалостным...
..В кафе вошла молодая женщина.. нет, девушка: впрочем, это не имело никакого значения...Была она замужем или нет, она казалась изначально предназначенной  для семьи, она  была придумана богом быть хранительницей семьи:тихая, нежная, с округлой фигурой и добрым, улыбающимся лицом....И для лица такого создатель придумал подобающие ему светло-русые длинные волосы, ниспадающие из под белой  пушистой шапочки на ворот красного демисезонного пальто.. И вязала её из мохеровой шерсти  явно  сама   хозяйка, и узор придумала сама...и варежки смастерила тоже, да еще таким замысловато-домашним образом, словно и этим своим рукоделием  она говорила: да, я такая, а вот попробуй, достань меня...Я всё могу, но это еще ничего не значит...
Ласковым тихим  голосом она заказала молочный коктейль.  Скромно и, не глядя ни на кого из посетителей, выпила его. Затем взяла из под стола довольно тяжелую сумку, и медленно, с достоинством,  вышла..
Генрик тоже пошел, чтобы еще хоть немного "отдохнуть" на ней взглядом от тоски, навалившейся на него в эти последние дни... У самого выхода из кафе, на асфальт, девушка обронила одну варежку...Желтая- с вышитыми синими снежинками, варежка упала на первый еще не затоптанный снег, и на вышитый снег  варежки сразу же опустились снежинки настоящие...
-Постойте, - позвал Генрик. - Замёрзнете.- Вот ваша потеря.. Начало зимы -это не шутка..
Девушка рассмеялась, приняла варежку с кокетливым тихим восторгом, с каким принимают в подарок цветы, но  замешкалась на секунду, соображая что делать дальше: в одной руке у неё была сумка, в другой -только что доставленная ей варежка.
-Подождите, я сам!- сообразил Генрик. Он забрал свою находку обратно, взял в руку горячую ладонь девушки и сам бережно надел варежку. В этот миг он очень жалел, что девушка пришла в кафе не в перчатках: тогда бы он  не только помог надеть перчатку, но и поправил бы каждый милый пальчик, и делал бы это долго, долго...пока не кончится зима!
..Затем Гансовский нежно, но решительно отобрал у девушки сумку и они- сами еще все "новенькие" ( если такое понятие применимо к живому человеку) двинулись вперёд в такой же "новенький", и такой же еще неустроенный как они- город.. У спутницы -родители были далеко, у спутника -их вообще не было.. Оба, предоставленные сами себе, они были вольны делать всё, что попросят их души.   
Так они познакомились, и уже через два дня были в гостях у Эда... Сам Генрик, как пришибленный или оглушенный, пока  не мог настоится ни на какое общение, а Эд  умел устраивать и вечеринки и проводы на учебу, и всё что угодно...Талант общения -такой же талант как и все другие, поражающие людей.. Через полчаса- новая знакомая Генрика  уже не представляла себе, что еще вчера не знала этих славных мужчин и внимательных друзей! Эд сразу же окружил её такой заботой и вдохновенным общением, что Людмила (так её звали)  должно быть даже незаметно для себя -  расслабилась, забыла свою напускную строгость, и тоже стала общаться легко и просто...
Заглянул к Эду и Михась, хотя в последнее время делал это всё реже...Вячеслава Ивановича предупредили, что Эд  -под надзором у органов госбезопасности, и Михась теперь не оставался на вечеринки, говорил мало, но всё же не мог избавиться от притяжения духовного обаяния Эда, не мог не  "греться" в лучах его блестящего ума и фантазий и, хотя бы иногда,  проверять под "рентгеном" такого ума свои новые мысли и догадки...
Пока Михась развлекал беседой Людмилу, Генрик пошел к Эду на кухню.. Тот уже что -то готовил, как всегда быстро и со вкусом.. Генрик спешил: на завтра у него был билет на самолёт и надо было узнать хоть какие-то новости перед отъездом...
- Как там наши солдаты невидимого фронта? - усмехнувшись, спросил Генрик..
- Один солдат спёкся, - устало сказал Эд. -Я как-то на днях  зашел к Лоре в радиостудию, - закрыв дверь на кухню, тихо продолжал он. - Она стала пить много в последнее время.. и теряться куда-то на сутки, двое...Вижу, спит в закутке.. Там они интим- чулан оборудовали для своих дел...Женя её , видать, оставила и ушла на минутку...У Лоры я нашёл такую штуку-,  вначале не понял для чего она.. Я не разу не видел наяву диктофон- маленький такой, японский или чей-то еще.. Редкая, специальная вещь. Да шут бы с ним.. Но, усомнился я: она мне сию диковину никогда не показывала.. Нонсенс! Не в её натуре! Она любит хвастаться даже новыми чулками.
--В общем, - Эд махнул рукой. В пальцах у него  мелькнула не дочищенная картофелина: - Спрятал я диктофон в карман, отнёс к Михасю. Тот быстро во всём разобрался. Даже запись воспроизвёл. Там я что-то говорю на встрече со студентами нашего энергетического института. Собирались мы, разумеется, не формально, обговаривали создание философского кружка.
- А может, все мы - смесь романтиков с прохвостами? - задумчиво то ли спросил, то ли сделал вывод Генрик: - Ну, я имею в виду - мечты, порывы, а  дойдет до дела и черти что начинается!
- Не знаю, не знаю, но дорогу сюда Лора забыла...
Я её потом прижал к стенке,  напомнил, что из -за неё  пострадал Багаев. Помогла съесть человека -за что: искренний, ранимый, не равнодушный? Кругом лицемерие, на стройке - приписки,  у начальства -двойная жизнь - для себя и для государства, а она с "комитетчиками"  вылавливает самых необходимых советскому обществу людей! И губит их!! Ну, скажи, не маразм ли?
-Нашествие подлости. Нет, - поправился Генрик:- Даже больше: наступление золотого века подлости!
Собирая тарелки, Генрик еще спросил: - А подруга Женя что- не в курсе -"подвигов"  нашей вечно пьяной шпионки?
- Вряд ли? - сказал Эд, торопясь в гостиную, - Но она сейчас живёт с Михасем. Увлечена семейной жизнью и вообще от наших дел отошла совсем. Пойдём! Уж больно славную подругу ты привёл ко мне... Смотри, играешь с огнём, парень!
-Я завтра уезжаю, Эд! А тебе все карты в руки. Но, смотри, плохо будешь себя вести, она поверит в меня как в романтическую мечту. Хотя я не знаю, как с ней общаться, что говорить..? .Вот  притащил к тебе как к спасителю.. Не умею, робею, мучаюсь!
-Поверь, друг мой, некоторые женщины тебе не подходят по определению. - заметил Эд. - Не твои они - по натуре, характеру, темпераменту и мировоззрению. Чем раньше поймешь это, тем меньше разочарований в будущем!  А твоя придёт обязательно, - добавил он, подмигнув. - Только подготовь душу, раскрой настежь глаза, уши и сердце!               
Э, как просто, вот возьмёт и придёт!- с усмешкой вспоминал Генрик эти слова по дороге в аэропорт.

   Глава четвертая  " Любви нет и не будет!"
Есть в областных центрах, как и в столицах, один странный зеркально-оптический эффект. Ты кажешься себе значительней, чем ты есть на самом деле...Ну, во-первых, когда ты сходишь с трапа самолета, ты невольно думаешь, что значишь что-то в этом мире, если жизнь дала  тебе  такое яркое окружение- неспроста ведь дала ...Ветер с дождем -бьют  в лицо, над головой ревет только что  взлетевший лайнер , тебя обслуживают, желают всего доброго и обступает со всех сторон  та острая и всеохватывающая благодать, которая достигается только ощущением, что сегодня судьба опять дала тебе шанс, самолет не рухнул, женщины вокруг тебе улыбаются, таксисты предлагают свои услуги и ты, при известных обстоятельствах,  молодой и сильный, сегодня  можешь  рассчитывать на удивительный вечер!..
Впрочем, в областном центре, была уже глубокая ночь, переходящая в раннее утро. То, что на севере области закружилось снежной каруселью, здесь еще  сыпалось ленивым осенним дождём.  Всё это было одним мощным циклоном, нависшим над просторами Сибири.
Стараясь не думать о пережитом в последние дни, Генрик  по дороге домой прислушивался к себе: странное дело-  после второй пережитой им смерти близких людей, Генрик вдруг ощутил, что из него стала уходить таинственная  внутренняя музыка. С шестого или седьмого класса она рефреном звучала в нём по всякому поводу: пойдет первый снег и тут же рассыплются по душе как первые снежинки - аккорды из цикла "времена года" композитора Чайковского: придет весна - и сам собой зазвучит во всём его существе  рояль Рахманинова.. и  несутся по клавишам как по валунам -ручьи ."Мы молодой весны гонцы- она нас выслала вперёд!"
А уж в дороге: на машине, в поезде, на телеге- он едва сдерживал себя раньше, чтобы  не запеть!
...Сегодня он чувствовал только тупую боль в груди и слышал ноющий гул электродвигателя под троллейбусом- первым, утренним. Его Генрик долго ждал в аэропорту...Город- черной слегка подсвеченной фонарями тучей навис над окнами троллейбуса и слева и справа.. В эти минуты  город был особенно чужой, замкнутый, спрятавший свою суть по тёмным закоулкам, спальням и дежуркам, где уже сдавали смену, где нехотя просыпались, чтобы вновь попытаться наладить какую-то общую, осмысленную жизнь, и чтобы снова к вечеру устать от людского эгоизма, неудач и чьих-то неумеренных претензий, а больше всего- от равнодушия тех, кого  кто-то хотел бы видеть своим другом или любимой! 
...Недели три назад Гансовский познакомился с одной студенткой - красивой, стройной девушкой Надей- соседкой по этажу... Надя, кажется, и жила одной жизнью со всеми, и словно не участвовала в ней, а только наблюдала, прислушивалась, запоминала и оценивала увиденное..
Когда в строгом черном пальто, с белым шарфом  вокруг высокой шеи, она входила в общежитие, постороннему человеку с каких-нибудь столиц, а тем более иностранцу, и в голову бы не пришло, что она   живёт именно здесь, что каждый день ходит мимо обшарпанных, облупленных стен в комнатку, где стоят четыре кровати возле пустых стен, что у них -на четверых -два  тусклых зеркальца на тумбочках, что у них- для мытья два  ужасно старых эмалированных таза.. Посторонний бы очень удивился, что и эта дама и её подруги, тоже похожие на лучших представительниц дворянских родов, не имеют возможности совершать все "таинства" - ухаживания за своим телом, мыться, делать причёску... Но, что удивительнее всего, эта унижающая достоинство неустроенность быта словно не трогает их, не мешает им тянуться к прекрасному, углубляться в  смысл древне- русских текстов, былин и летописей, наслаждаться великой музыкой пушкинских стихов...   
..Генрик и Надя стали часто встречаться на кухне, вместе варить макароны на ужасно грязной газовой плите и говорить и говорить- лишь бы видеться...
Хорошо бы увидеться снова, хотя Генрик не знал, что он может теперь предложить людям - такой растерянный и словно опустевший!
В общежитии все еще спали, но дверь  надиной комнаты оказалась чуть приоткрытой и щель светилась... Генрик тихо постучал и заглянул: прямо перед ним на кровати мертвецки спал его сокурсник Игорь Чурилов. Сама Надя в аккуратно выглаженном платье уже собиралась  на лекции. Она мирно пила чай и казалась очень спокойной. Чурилов лежал в рубашке и джинсах прямо поверх заправленного одеяла и сопел с присвистами… Чем-то он всё же напоминал телережиссера Багаева, только очень молодого...
Генрик молча сел на кровать и вначале слушал  объяснения Нади о том, что «черт Чурилкин» (как его звали все сокурсники)- вчера завалился пьяный, а точнее совсем никакой и, как водится, сыпал комплементами, даже подчеркивал, что Надя ему нравится больше всех, но, не договорив, уснул...
Вот такие дела...Надя рассказывала ему всё это с не проснувшимся до конца голосом и  лицом, выражавшим досаду..
Генрик покивал, покивал, потом проводил Надю на лекции и завалился отдыхать. Несколько минут он еще вяло и измученно пробовал что-то соображать и вести диалог с самим собой: а какие у него были шансы, какие основания чем-то отличаться от этого монстра -Чурилкина, который  всё еще спал среди студенток в чужой женской кровати? Что я  добился какого-то права требовать от этой молодой женщины особого внимания? 
 У неё сейчас время смотрин (бытовало в старину такое точное, хотя по нынешним лукаво-лицемерным временам, слишком откровенное слово)
Вот и она смотрит, прикидывает. Да что прикидывать? По -моему, их,( нас то есть) , надо проверить в деле, в поступках, в поступках -главное! .. Но Чурилкин спит в штанах, видать не проверили его потенциальные возможности...Хотя черт его знает?. .Бедным им, бедным женщинам так нужна любовь! Вот  так, наверно, и мы такими же жалкими иногда выглядим в их глазах! Наверняка, даже. Судя по нашей жажде, даже еще более жалко и глупо. Ну и кино вы нам устроили, господин бог!
А что? С другой стороны,  сиё есть ни что иное, как гонка на выживание.. Может, я еще завоюю её- ведь как говаривал (своровав у кого-то великую фразу) несравненный Закаблуковский : "чудны дела твои, господи!".
Но глухое раздражение против Чурилова уже засело в нём как избыточный ток в аккумуляторе. Генрику стало казаться, что Игорь предлагает другую модель жизни, где его  душе нет места...
Этот день они оба проспали...А на следующий...Чурилов появился в аудитории на лекции с опозданием на тридцать минут...Удивленный преподаватель снял очки с носа и уставился на него: "Где вы были, молодой человек?"
- Был пьян, проспал! - тупо ответил Игорь то ли профессору, то ли  девочкам на скамьях, которые восхищенно смотрели на своего кумира.
-Извините, - добавил он и сел на своё место без спроса.
Генрик даже бросил писать лекцию. Кому нужна мертвая информация о мыслителях древней Греции?...Когда-то это были здоровые мужики....азартные, пьющие...и греческие девочки  такие же восхитительные как наша Шмит восхищались ими.. И Аристотель или  Валерий Катулл были, наверняка, мощными, сильными  как телережиссёр Багаев  с крупными руками и большими округлыми ладонями...Белая ткань тоги трещала от мощи их покатых  плеч..
 Мыслитель Лоренцо Валла, так тот вообще приказал рабам сделать ему хранилища в скалах, где в вырубленных нишах хранилось лучшее вино...Как точно всё рассчитал итальянец. Сначала познания, успех, женщины, потом -ниша в скалах над морем...каменную крышку  снял, зачерпнул из ниши вино и сиди -жди смерти.. ( черта с два, он туда наверняка водил подружек)
Почему Чурилов не пишет стихов? А зачем они ему?...Самодостаточен! А зачем мы вообще возимся тут со своей неустроенной душой? Пусть один Чурилкин и останется народить новое беззаботное красивое племя...Чего достиг Лермонтов.? Наверно, кроме светских гулящих дамочек, да крепостных девок  в Тарханово и вспомнить -то некого!
...В конце занятий его вызвал к себе декан Смирнова. Это была дородная белокурая  женщина  средних лет с властным, но сочным и красивым голосом....И звали её под стать внешности- Анна Карловна...Педагог ,коммунист, она умела войти в разговор со студентом без пауз и предисловий. Она укоряла и обнадёживала, осуждала, но только исключительно с  желанием поднять душу студента к новым свершениям....
-Я знаю, вы вожак этого курса, - сразу с места в карьер начала она. -Должны понимать, что от вас зависят общие настроения! -продолжала она. -А что у вас с начала семестра? Застолье до утра, какие-то  непонятные разговоры, горячность, мальчишество- охаиванье всей нашей жизни!
"И здесь тоже есть своя  Лора", -про себя констатировал Генрик. "-А с какого испуга я вожак? Это так, видать, стукач считает сам. Лестно, очень лестно! Не все еще потеряно, аксакал!"
Но в декане педагог ( которого было не так много) после первых произнесенных фраз вскоре иссяк, и на первый план вышел и победил всё -администратор.
-Я понимаю, -сказала она,( естественно, уже в качестве администратора не понимая тонкостей ситуации), что вы сирота, что вас надо поддерживать и всем обществом...
Интуитивно чувствуя, что мелет чепуху, она для разрядки подошла к окну и стала переставлять цветы на окне. Наверно, цветы всем благородством своего цветения, как бы частично реабилитировали её сегодняшнее святотатство.   
 - Но я не могу закрывать глаза на факты!  Мне бы хотелось вам предостеречь,  Генрик! Вы, конечно, отличник и ни каких претензий по учебе у меня нет.....Но...
-Я понял, извините, - пробормотал  Генрик  и попросил разрешения удалиться.
Декан еще немного попридержала его, к ней в сердце стали "пробиваться" теплые волны материнских чувств, в том числе и жалости: " вряд ли удержится, юноша на первом курсе...Куда пойдет? В какие водовороты затянут его люди и обстоятельства?"  Декан пыталась найти еще какие-то нестандартные слова, но в настроенную на официальные марши душу, нежные лирические мелодии - не шли, а если шли, то не звучали!  Анна Карловна вдруг вспомнила, что недавно в Доме дружбы народов, она была на встрече священников и деятелей искусство разных стран, -там она видела чудное лицо священника, по слухам прибывшего из далекой Праги...Спокойное и одухотворенное...Такое, оказывается. возможно увидеть в одном лице и в одно время...Вот и у студента Гансовского - лицо тоже одухотворенное, но беспокойное, нервное, несобранное...И у многих -легко ранимых студентов -сибиряков, она иногда видела на лице как бы вспышки отчаяния ( ей хотелось назвать это -синдромом непереносимости жизни) И, наоборот, у священника, кажется, все миры и все вселенные -живут вместе и в согласии...Нету ценнее для человека искусства, чем искусства- уметь жить! Анне Карловне очень нравился священник из Праги...Лет на десять старше её, но тем лучше...
 
                **********
Огромная тяжесть невротического стресса  снова навалилась на Генрика, когда он покинул кабинет декана. Стресс придавил его  как бульдозер.. Уже в приёмной он вспоминал всё, что связано с этим спасительным для него в данной обстановке образом.. .Да, в Сёстринске -главным действующим лицом  той жизни, её музыкальным сопровождением был бульдозер...Он тарахтел везде...под боком на лужайке, далеко на деляне, возле реки, озера, в распадке -тарахтел и делал новую страну, новую действительность! Генрик понял, что этого тарахтения множества тракторов и другой дорожной техники по свежему таежному пространству, среди бурелома и грязи- ему как раз и не хватает в этом заезженном старом "купеческом" городе, а еще запаха солярки, бурелома, чистой холодной воды.....Ой, много еще чего не хватает  его душе!
   В коридоре Генрик попал в  толпу сочувствующих...Ребята из его комнаты, а также самые верные друзья с первого курса- все были в сборе...Был даже Толя Бабурин со второго  курса...Он уже писал какую-то прозу и тянулся к первокурсникам-журналистам - чудакам и разгильдяям, которые тоже пробовали писать, но еще делали это несерьезно, словно дурачились перед "филологинями", и забавлялись самим процессом...За всем этим пряталась, конечно, глубокая творческая драма: найти свой стиль, свой язык, манеру (что там еще насочиняли теоретики от литературы?) Всё  пересочинить заново, дать новые названия и понятия, а главное,  найти свою тему...Один Толя относился к писательству самым серьёзным образом: на скудные студенческие средства он закупил  пачки  замечательно белых толстых листов бумаги, кажется, ( полуватмана) и писал на них прозу не чем- нибудь, а черной тушью...Получалось всё как у классиков.. Но этот  обряд - тем не менее обязывал  так же трепетно относиться и к содержанию написанного...Генрику всё это необычайно нравилось, но собрать себя самого для  серьёзного дела- он еще не мог! А еще он боялся по- глубже вникнуть в суть написанных товарищем страниц прозы: всё больше –пробегал глазами по страницам, искал ошибки, банальности и с тайным ужасом- ничего этого не находил!.
 Генрик себе, конечно, в этом не признавался, но он страшно боялся обнаружить, что Толя пишет талантливо и свежо! Это был бы такой укол в сердце-ощутить, что здесь, рядышком с тобой, можно сказать, на ровном месте, пока ты бездумно валяешь дурака и как мелочь в карты –« просаживаешь» свои денёчки, кто-то создает новые творения, кто-то «карабкается» на вершины успеха и , может быть, еще немного и тебе уже не добраться до него никогда!
-Стресс, стресс, братцы- надо снять и по быстрее ! - бормотал Генрик, обнимая ребят.. -Где-то на набережной , слыхал, есть  деревянный домишко, а там шашлычная и дешевый портвейн "Агдам", а? Кто богат, сознавайтесь?
-Я получил гонорар за статью, - сказал Бабурин. - Вперёд! Жизнь была беременна событиями, а теперь,  рожать начинает, однако!
Они сбежали вниз по лестнице, оделись в свои потертые  невзрачные куртки и пальто и ринулись на набережную...Бабурин шествовал по улице в мягких светло-коричневых меховых унтах..  По мерзлой дороге с редкими белыми пятнами снега - Толя ступал  прочно, надежно, по-сибирски!
..В шашлычной Бабурин решил взять инициативу на себя. Он утешал Генрика как мог, он заказывал и подливал  ему "Агдам", он подбадривал и остальных членов генриковской компании. Один из них, Гоша - журналист, заявил прямо:
-Кто-кто, а я хочу свой "поход за знаниями" окончить дипломом! Вот вы еще у меня в комнате побывайте! Я достал огромный ( для клубных учреждений) портрет Генерального секретаря нашей любимой партии -товарища Брежнева...Цветной, заметьте...Если кто приходит ругать советскую власть, я  медленно поворачиваюсь к портрету, показываю на него и говорю: " я за нашу родную власть!. Так что ничем вам помочь не могу"!
..Все захохотали, и дикое напряжение само собой растворилось в прокуренном тесном пространстве шашлычной.
Толя Бабурин на правах старшего взял слово:
-Ребята, вы же русские, черт бы вас побрал...Давайте вспомним, откуда мы? Без того, чтобы стать единым народом -нам не выжить! Забили вам голову  этим чертовым интернационализмом, засорили душу вашу широкую и "дырявую"! В том смысле дырявую, что всё в неё летит без разбора и отсева -  только "благородными слезами" окропи! Но ведь по сути  бред сивого мерина....Каждый народ во всём всегда блюдёт свой интерес!
  Генрик слушал его очень внимательно. Он и раньше ничего не принимал на веру, а теперь еще внимательнее решил во всё всмотреться.. Он вдруг вспомнил и тут же рассказал друзьям, как однажды в командировке от телестудии жил в гостиничном номере с одним торговцем из Средней Азии, какой-то советской республики...Торговец лет сорока угощал его курагой и изюмом, яблоками и грушами...И уже поздно вечером, перед отлётом домой, неожиданно сказал с очень сильным акцентом: "Ой, как жить, чем жить, у нас не одной минуты нельзя прожить честно, - сомнут, бросят в арык как тряпку".
Какое зелье "варится" в душах и умах  людей далеких кишлаков и аулов?.. Будет ли оно целительным или, наоборот, ядовитым для всех нас? А мы кто такие?- спрашивал Генрик рябят и кратко поведал им, и о Багаеве, и о лесорубе- душегубе ....
-Толя, а как до русского человека достучаться? А- спросил Генрик.- Чтобы понял, какая опасность  подстерегает его?
- Помыкается, помыкается, да к своему родному очагу и придёт как миленький! - сказал Толя.- Умел же он в прошлом собираться и мобилизоваться! Надо только разбудить в нём эту историческую память.. Я сейчас занимаюсь фольклором.. бог ты мой -какие россыпи красоты, какое пиршество стиля и богатство содержания!  Вот куда надо затащить восточного славянина, забывшего свои корни.
В ночь они вышли разгоряченные и счастливые от осознания самого факта присутствия в своей собственной молодости...

        глава пятая. "Мещанский бунт Жени"
Вы когда-нибудь сходили с большого теплохода в ночь - на глухую пристань, да еще в то время, когда на берегу слякотно от непогоды, а еще хуже когда идёт осенний дождь, и вам, кое-как выгрузившись с помощью   мокрого трапа на старый дебаркадер (где в довершение ужасной картины этой ночи горит только одно окно неопределенно тусклым светом), надо еще черт знает куда идти, и что-то и кого-то искать. Но даже не это самое мучительное: самый острый и почти безысходный момент для вашей души наступит, когда теплоход, просипев невразумительным для своей мощи гудком, весь блистающий огнями, отчалит, и с верхней палубы заиграет музыка.. И так поплывёт в ночь, весь большой, теплый, уютный и веселый...Без Вас поплывет....
Наверно, так же как я сейчас о теплоходе, иногда, в первые минуты после ссор с женой,  вспоминал о своей холостяцкой жизни и Михась. Точнее даже не о самых неустроенных буднях, а  больше о компаниях друзей, вечеринках в областном Доме журналиста. А, может, он вспоминал  даже  не  о сладкой свободе выбирать себе друзей и подруг, проводить вечер, где хочется, а вздыхал о том, что там в- чужих спальнях и гостиных, в больших холодных полутемных домах -  кто-то иногда "под настроение" его неприкаянного привечал, отмечал и обласкивал так, будто он в самом деле самый дорогой и единственный...
А жена Женя. что же она? Жена  завела милую собачку. Название породы  муж тут же забыл напрочь. Она целыми днями мыла и нежила лохматое большеглазое создание...Супруга встречала подчеркнуто вежливо, но скорее как дальнего родственника. Нет, это не значит, что она не выполняла супружеские обязанности, нет! Она их именно выполняла и, именно, как обязанности: это был всё -таки культурный человек, не любивший конфликтов и осложнений в чем бы то ни было..
Как-то раз вернувшись с дальней поездки, Вячеслав Иванович не выдержал и вспылил:-
 -А ты не пробовала хотя бы раз приручить мужчину? - спросил он Женю.- Это тоже, кстати, должен тебе заметить, живое существо!
-Сомневаюсь? - ответила Женя.
-А, а, ясно, - закивал головой Михась. - мужика приручать труднее.. Верю, верю: хлопотно, утомительно...Усилий требует, особой чуткости...Бог ведь заложил в каждое нутро задание: обласкать, позаботится о живом собрате...Но мы ленивы, мы лучше накоротке- на безропотном животном  отработаем обязательную программу.. А что? Оно не ворчит, не канючит, не говорит о душевных ранах. Если лечить у него что-то надо, так  только зубки или лишай,....
..Михась прошел и взял собачку на руки:
_А с ним и ветеринар справится! Правда, же, мой родной? -спросил он лохматого друга .- А предан -то как! Накормили, погладили и рад!
Вячеслав Иванович зарылся лицом в густую шерсть собачки. -Впрочем, и нам- почти тоже самое надо, но не только, не только...с косточкой рядом  мне - надо еще кусочек страсти положить, кусочек чуткости, кусок восхищения мною! Вот какие мы животные -привередливые!
-Лучше бы не копался в себе, а писал книгу! - нервно ответила Женя.. -Я бездарь, но хоть ты что-то создай...Наш шеф по идеологии ведь тебе обещал книгу!  Фомичев, я имею в виду! Книга -это прорыв: союз писателей, Москва!
-Да, знаю, знаю как въезжают в Первопрестольную! Как  Викула, кажется,  у Гоголя на чертенке - по небу  из Деканьки в Санкт- Петербург.  -О, мой друг, по книге надобно иметь внутреннюю готовность! Надо продумать и найти нравственные развязки, решения описанных тобой узлов, конфликтов.. А я пока не готов! Что я предложу: романтику героического труда? Но ведь не ради же самого труда люди так сжигают себя, а приглядишься- у каждого в  сердце, как в ядерном реакторе, в качестве топлива -ни что иное, что на языке церкви называется  ПОРОК! ГРЕХ   и какая-нибудь затаённая страстишка! Все всё прячут. При людно обсуждать "не  хочут " граждане свою идеологически не выдержанную двойственность...Это ведь абстрактно все соглашаются, что в нас бог с чертом борются....А в реальной ситуации:  надо молчать про черта! Но если молчать, если его проделки не вытащить на свет белый, не обсудить всем миром, при людно, честно, ведь ни черта не поймёшь  ни в одном жизненном вопросе...
.. Михась поцеловал собачку, бережно опустил её на ковер в гостиной, потом прошёл к бару и достал из него бутылку с лимонадом... Подумал и налитый стакан плеснул еще грамм пятьдесят водки из хрустального графинчика...
- А интересно: бывает непорочная страсть? -спросил он скорее сам себя , чем Женю. И выпив, добавил: -Надо над этим подумать:
-Что ты зарядил про свою нравственность! - вспыхнула Женя. -Даже такой гений как Достоевский ни в ком из нас ни чего не изменил ни на капельку...Да поживи ты для  меня , для себя...
Она тоже прошла к бару и налила себе водки с лимонадом.
-У меня вон месячных второй месяц нет! -вздохнула она .- В организме творится черти- что, а ты всё о великом...
-О великом- при своём малом! -  задумчиво добавил Михась и тоже протянул руку в бар...
Странная метаморфоза произошла с Женей. Убедившись, что Михась получает очень приличную зарплату, она через год оставила радиостудию, больше никуда не устроилась, никуда не рвалась....Женя неделями обходила, объезжала микрорайоны: искала в мебельных и хозяйственных  магазинах всяческую мебель и утварь...Ей взбрело в голову соорудить вдоль стен замысловатые стеллажи из  некрашеных досок, опаленных паяльной лампой.. От такой обработки они, якобы, казались благородным тропическим деревом. Потом настал черед  идолов. Их выдалбливали из дерева приятели- местные художники, и тоже обрабатывали паяльной лампой.. Их во множестве таскал к Жене друг их семьи скульптор Колевич.  Господи, какие это были чумазые, как будто только что вынутые из сильного пожара, рожи: смесь индейцев с неандертальцами! Но ведь казалось оригинальным и модным...и в некотором роде то был эстетический прорыв, знак или сигнал: устав от красных знамен и плакатов, от кондовой одинаковой мебели советских фабрик, потянулся интеллигентный человек сибирской глубинки к божкам и идолам...В прихожих у Михася и у его друзей и знакомых - на гостей стали смотреть  лешие и водяные, вырезанные из пней и сучьев.. Никто ничего в чучелах и корягах не понимал, но радовался возвращению какой-то жутковатой и сказочной таинственности в свою жизнь... А таинственность давала надежду!
И всё же непостижимо было поведение Жени.....Сам бы создатель людей, наверно, удивился бы такому превращению отдельно взятой жены: ведь в начале из хорошо подбитого им сдобного теста, он слепил нежную, полную женственности и самых соблазнительных форм, фигуру, но стоило этой фигуре выполнить начертанную судьбой задачу и попасть в своё гнездышко, как  славно испеченная форма стала  превращаться обратно  в ..тесто ..А,  может, так готовятся стать матерью?
Вот уже и  езда на служебной машине ее раздражала. Она мечтала о семейной "Волге", она мечтала о Москве...
Понять природы такого перерождения супруги Михась не мог, объяснений сему не услышал, поэтому вопреки угрозам чекистов, прочно обосновался у Эда...
Хотя и  Эд  в качестве холостяка  "доживал  последние дни"...Людмила окончательно "утопила его " в своей женственности ...Крепкий с обветренным лицом геодезист, весь жилистый и стойкий -вдруг затосковал как готовый к дороге рюкзак, оставленный на крыльце...Эд метался: на месяц уезжал в тайгу в надежде избавиться от наваждения любви, даже будто снова "заматерел", возлюбил свою свободу, но стоило ему вернуться домой с первыми зимними морозами, а Людмиле встретить его только -что связанными черными перчатками, а после вручения перчаток, еще и поцелуями, как из человека -скалы с  почти коричневыми от загара щеками - получился растаявший на солнечном подоконнике шоколадный торт..

    
   
         глава шестая. "Бой по идейным мотивам"
...Шёл уже двенадцатый час ночи, но почти во всех окнах пятиэтажного общежития университета горел свет.....В комнатах побогаче  пестрели занавески и даже длинные тёмные шторы, в "сиротских"  обшарпанных комнатушках
( подобных тем, что занимал Генрик с ребятами)  тускло горели засиженные мухами еще с лета обычные лампочки...На пустую, с заусеницами на когда-то полированную столешницу ,- наша компания  сгрузила остатки еды с шашлычной, прикупленные там же бутылки пива и вина и, собрав все стулья вокруг стола, уселась беседовать и трапезничать дальше....
Внезапно вошёл Пит Саутин...Он вроде бы был и сокурсник и в то же время у него не зря было прозвище "Летучий голландец"...Никто не знал, где он появиться и , особенно, куда и насколько исчезнет. Пит был запасным вариантом природы, как бы моделью, вброшенной в мир в чисто опытных целях: сдюжит, не сдюжит с такой комбинацией странностей, и вообще как приживётся? Посмотрим!
Пит был коренаст и в свои ( от 18 до 21 года) был лицом похож на старого актера Голливуда...Говорят, он что-то писал, но никто ничего не читал, зато девчонок он имел много - с полной взаимностью чувств ..сами прирождённые актрисы, они ценили хорошие манеры своего партнера . А он играл упоительно и, ( что самое обидное для тех, кто хочет игрой достичь чего -либо)  незаметно для самого себя, то есть органично. Никто точно не знал, где он устроился жить, откуда брал деньги, ведь даже стипендии по причине хронической неуспеваемости Пит не получал вовсе. Но был всегда чисто выбрит, надушен и всем нужен...
Пит пришёл и чего-то там говорил, с юмором и хохотушками, но зорким оком успевал всем подливать ( и себе тоже), никого не обидеть, всем угодить, но так чтобы все восприняли внимание  как жест друга!  Пит сообщил, что  он дал "Чурилкину" денег, и вскоре тот должен принести снедь...
-Что?- спросили все...
-Снедь! - повторил Пит. - Я сам дал ему список- пальчики оближешь.   
-А, сельдь принесут, селёдку, малыши- глупыши!- засмеялся уже неопределённо пьяный Вася Ильченко. И уже с великим трудом, продекларировал:
              Пускай приносят всяческую  снедь,
              но без меня её рубать- не сметь!
После чего, упал на кровать и тут же засопел во сне.
.. Игорь Чурилов пришёл не один- в комнату неуверенно вошла Надя..
-Проходи, проходи, - по-хозяйски тянул её за руку Игорь.- Смотри, какая тут компания, орлы! И посадил Надю на освободившийся стул  Васи...
Надя была какой-то смятой и потерянной...Руки  она положила на стол, потом убрала их торопливо на юбку...Видимо, после бурной близости с Игорем - не было в ней , ни прежней независимости в поведении, ни  гордости во взгляде. Всё в облике девушки неуловимо изменилось ...Как- будто она была уже не целым существом, а половину самой себя отдала Игорю.. Её угнетали колючие взгляды ребят. На миру быть может только  смерть  и красна, а уж личное счастье -точно не полное, хотя бы от обилия завистливых глаз вокруг.
-Ключа у неё нет! - пояснил Игорь положение всем собравшимся. -И в комнате -никого нет! Вот будем куда-нибудь определять! Игорь явно врал: где-то же они сумели уединиться? (Сам он жил с матерью в родном доме - в трёх остановках от общежития). 
Грудь Генрика словно обдало морозом. Ух, и суровая ты штука, любовь. Вот хотя бы взять эту парочку! Ни хрена  у них не получится  в смысле брака и прочего...А ведь бросается в омут - без раздумий и расчетов.! Возможно у Нади сейчас и самый благоприятный период для беременности! Сомневаюсь, что она про это думала наедине с Игорем! -сказал мысленно сам себе Генрик и усмехнулся.
- Чего улыбаешься? - полушутя спросил Чурилов.
-Да вот радуюсь, что ты у меня увел подругу! - в очередной раз усмехнулся Генрик.
-Я что, корова, чтобы меня уводить? Какая это пошлость, наконец! - неожиданно резко ответила за друга Надя.
-Нет, нет, боже упаси, меня обидеть Вас! -взмолился Генрик. -" Кто я ,что я? -Только лишь мечтатель, синь очей утративший во мгле, - продекламировал он стихи Есенина.  А про себя подумал: " всё, что в мужчине в период желания  любви и детей от него -  женщине кажется остроумным и прекрасным, в период равнодушия -ровно тоже самое , - её отталкивает как наглость и пошлятина! Чудны дела твои, господи! "
-Давайте, " гулеванить " дальше, - обратился он к присутствующим.- Пит, бери бразды в свои руки. Кстати, почему тебя так кличут? Ты же Петя, верно? Так приятно уху и по- нашему, по   рабоче - крестьянски!
Пит пожал плечами:
-Так ребята звать стали! Что я мог поделать! Да и сейчас это модно: англичане со своим ансамблем "Битлз" - всем закружили головы. Кстати, могу достать кассету. Дороговато, правда, зато качество настоящее- стереозвук! Есть хорошие джинсы, но, но- не те вы потребители….
Он немного помолчал, а потом добавил:
- И, вообще, нас, по-моему, западники "задавят" именно качеством, что, мои братья - славяне, есть по сути высший знак уважения к человеку. Куда наша власть торопится? Потерпи, не выпускай -железное, нелепое посмешище , называемое магнитофоном! У такой "бандуры" - клавиши надо давить со всей силы, да что клавиши! А звук?
Во время пламенной речи Пита, Генрик украдкой наблюдал за Надей. Она немного успокоилась, но на Генрика продолжала смотреть с неприязнью: женской интуицией она чувствовала для себя опасность в его лице...Самолюбие парня было явно больно задето: и зачем было гулять с ним так долго, ведь всё равно Генрик -не её поля - ягода?
..Все выпили, но обстановка не разрядилась ни  на один ампер. Надя, по сути, была горящей спичкой  в шахте, наполненной метаном. Порядочно захмелев, Генрик, так и не сумевший забыть реплику Нади, продолжил:
- А вообще ты права! Всё, что нам не нравится это- пошлость! Только благословенному любимому дана "зеленая улица": какую бы  пакость он не сказал, всё ему прощается!
 Вы что-то перепутали, господа, женщины. Если уж пошлость, то для всех! А то  донжуаны у Вас как бы освобождены от  обязанности быть порядочными людьми...Они, вроде так, для улучшения породы, и с них взятки гладки.. А вот остальную мужскую публику , Вы, господа, женщины стремитесь вышколить до полной потери ими собственного лица! Да, с....   
- Ну, ты, кончай, - рыкнул Чурилов. - Разводишь тут гнилую философию! Девчонка -то тут причем?
- Да никто ни причём! - хохотнул Генрик. - В жизни - как в тюрьме - кого не спросишь, все ни за что наказаны!
Генрик посуровел окончательно. С черным от печали лицом, глядя в одну точку, он произнёс слова таким голосом, что многим сидящим за столом стало жутко:
- Одного боюсь после своей смерти: нет - не ада боюсь! Превратившись в тонкую материю, я, оказавшись в аду, наверно, не так больно буду чувствовать жар горящей воды в котле, да и черти, возможно, уж и не такие мерзкие....
Самое страшное, чего боюсь я после смерти: я боюсь - в другом потустороннем мире -снова, представляете, снова  встретить людей! - Вот этого я не выдержу уже точно!
Речь Генрика стала последней каплей.. Чурилов бросился на него, но весь сжатый в кулак нахлынувшим стрессом, Генрик легко отбросил его -через  стул на кровать. Он лихорадочно искал вокруг какой-нибудь предмет, чтобы на смерть забить поганого самца, но тут вмешались все, растащили, развели, отпоили  и успокоили… Правда, посуда была побита, одна табуретка сломана, а Генрик исключен из университета...

   глава седьмая "  Зимние прощания и встречи"
 Зима на новом месте - зима вдвойне! Она как-то особенно безжалостно неуютна и пронзительна... И в родном-то краю -любимый город при нашествии первых метелей кажется чужаком, а попав в чужой город, чуткий человек обречен  "исцарапать" себе душу  беспричинной тоской, когда идёт  куда-нибудь по делам мимо белой церкви на белом снегу, мимо старинной усадьбы и ворот с кованным, позеленевшим от времени кольцом....
Генрик  подошёл к  остановке и  стал ждать троллейбуса. Весь нехитрый багаж бывшего студента уместился в одну спортивную сумку с облезшими надписями на английском языке.
Он уезжал на поезде обратно -домой - к своим старикам. Пока он жил в Сёстринске, пока учился (точнее начинал учиться) - они уже успели переехать в ближайший старинный сибирский городок, где купили дом!
.В груди снова не было жизни, а в уме - сочувствия к ней. И тут на остановку подошла парочка: девчонка и парень -  оба очень небольшого роста.. Парень явно провожал подругу после совместно проведенной ночи, он был говорлив и расслаблен.. У молодой женщины  глаза, покрывшиеся сетью красных прожилок, были  вяло- спокойны и по -матерински мудры .Вся мощь  любви и непобедимость её- стояла в этих глазах!!  Женщина словно купалась в утреннем зимнем воздухе, в гуле машин и всех звуках пробуждающегося города...Казалось, им обоим немедленно хотелось расслабиться, просто взять и упасть спинами  в пушистый снег и лежать так неопределенно долго!
И у  Генрика нервы вдруг улеглись. Он ощущал себя участником  акта благодарения всему сущему...Он  плотнее закутался в старую куртку на меху, надвинул на лоб замызганную кроличью шапку и наслаждался созерцанием большого города...Последними минутами.. Он еще вернется сюда и будет победителем!
...Умиротворенность, которую, сама не ведая того, "подарила" ему влюбленная парочка, долго еще не покидала его в поезде. Когда в вагон - ресторане
( куда он зашёл перекусить  на последние денежки) ему на глаза попалась жующая шоколад девушка, он только усмехнулся, вспомнив сало на губах своей первой женщины...
"А, может, только часть из нас и то - не всегда - и то, самая малая, бывают людьми в самом высшем значении этого слова? "- спрашивал себя Гансовский, тыкая вилкой в салат. Девушка продолжала жевать шоколад. Узрев, что на неё смотрит парень, она стала облизывать  полные сочные губы, но от этого еще больше размазала шоколад по уголкам рта ..."Какого счастья я добиваюсь от них - странных созданий? " - спросил себя он. И сам себя урезонил: "Ты хоть разберись, с кем имеешь дело? Надо набить карманы деньгами. Дарить дамам подарки, ублажать, веселить и  получать  "под шумок" своё распрекрасное счастье!"  Ни мамы, ни бедной Веры- нет, а "ярмарка" продолжается: все живут, щурятся на солнце, жуют шоколад! И нам остается только принять по рюмашке, да на боковую...
На том он и порешил и пошёл спать к себе, на верхнюю полку плацкартного вагона.
..Благостное настроение Генрик  испытал, когда проснулся утром в  бабушкином доме, укрытый пуховым одеялом, почти не имевшем веса...От печи веял уютный тихий жар...Было слышно как на кухне бабушка переставляла кастрюли, что-то ставила в русскую печь и вполголоса, думая что внук спит, приговаривала рядом сидящему деду:
- Не умеет жить наш внучек! Вон отец его, отец-молодец- всё просчитывал на сто вёрст вперёд! Помнишь, даже с Диночкой нашей гулял -такой благородный да правильный- куда там!, А в то же время к вдове солдатской "нырял" по мужскому делу...Наша ведь совсем девчонкой была, надо было ждать , да обхаживать! ...Вот, прохвост! -неожиданно закончила она свою речь..
- Да, а,- соглашался дед и долго, долго откашливался от дюжины с утра выкуренных папирос. -Не приучен  наш-то внук  людей-то обманывать!
-Ну, ему про Фому, а он по Ерёму, - вспылила бабушка. -  я тебе про умение, а ты мне -про обман!
_ Да- к , я и говорю - какая разница? С людьми-то что? -Любить будешь - съедят, а  обставлять всех научишься  -за уважают, варнаки! А вот писанину он выбрал зря! Опять какие-то книжки  задумал сочинять! И какой в них прок?
-Пусть поступает в институт, -строго сказала бабушка. - А иначе, в армию заберут как миленького. -Он и так отсрочку получил благодаря тётке-врачу...И вообще, - вступилась за внука бабушка. - Понимал бы ты что в искусстве-то!
-А что понимать-то. Вон по радио - симфонии на скрипках пиликают дённо и нощно. Что этому Чиковскому -композитору-то. Сам на радио пришёл, пластинку поставил и   спать, поди, пошёл завалился , а я , значит, слушать должён!
 -Не Чиковский, а Чайковский Пётр Ильич, - громко сказал в сторону кухни Генрик. Бабушка заохала, чуть ли не бегом заспешила в гостиную, где на диване спал её любимый внучек. Была она маленькая и шагала смешно как гусыня, поминутно поправляя тёмно-серый, весь в муке, фартук. Лицо её с ястребиным грозным носом и такими же грозными черными глазами-бусинками, удивительным образом - никак не гармонировало с её внутренней сутью: добротой и нежностью в отношении внука, да и всех своих родных тоже...
Она подскочила к дивану, обняла рукой голову Генрика и поцеловала его несколько раз, приговаривая что-то ласковое...Генрик весь растворился в блаженстве: он был полон уверенности, что запомнит этот миг  навсегда, и молил бога, чтобы подобные счастливые минуты  длились годы и века- вечно!
 Скоро подтянулся и дед: худощавый и длинноносый- когда-то высокий, а теперь сгорбившийся до небольшого роста своего внука. Удивительный, дорогой ему, любимый дед когда-то воевал, но, видимо, в одном из первых боев получил контузию, потому- что в отличие от своих ровесников –дед никогда не хвастался своими боевыми подвигами. А  был он тщеславен, и если бы его преждевременно  не «шарахнуло» - уж он бы про войну и наплёл порядочно. Но военного опыта у деда не было: однажды он поставил сушить две банки с порохом –высоко над раскаленной плитой печки и чуть не сгорел, когда доставал одну банку, чтобы начинить патроны и  пойти на охоту. Военный человек так бы не сделал….
-Эх, дедуля, дедуля! В  бога он не верил, но чего-то всё равно побаивался! Может бабки, которая верила в бога? По крайней мере – существование всякой нечисти он допускал определенно, а раз нечисть существовала, дед, для перестраховки, готов был допустить, что существует и какой –то противовес чёрту!
Сегодня дед сиял,   поминутно  дымил папиросой и так радовался от самого ощущения присутствия дома внука, что Генрик на миг почувствовал себя скорее не человеком, а добрым идолом: достаточно было просто сидеть на кухне, есть, или валяться на кровати, чтобы доставлять истинное счастье своим близким!! Завидная участь!
..Ночью бабушка принялась, как всегда, молиться. Причем, своё обращение к богу она  делала в полной темноте- в углу гостиной...Внук слышал  шепот и,  старался громко не дышать, пытаясь разобрать слова молитвы.. Ему очень хотелось услышать в страстном шепоте бабушки слова о себе.. Должна же она - попросить счастья и для него!
Слов он так и не разобрал, но был уверен, что какую-то защиту от несчастий и неудач -бабушка для внука обязательно попросила и нашла понимание в высших сферах!
Не верилось, что его бабуля- в юности имела гувернантку и её готовили к поступлению в гимназию в купеческом доме.. Потом она стала педагогом: преподавала зоологию и ботанику. Изучив весь животный и растительный мир, бабушка - к пенсии, во всей наличной материальной вселенной разочаровалась до невозможности, и сделала всему окружающему окончательный диагноз: жизнь - это насилие!
После чего -резко и решительно обратилась в богу и стала вести с ним нескончаемые беседы. От родни по линии православного деда -ей досталась старинная икона с тяжелой позолотой...Божественный лик смотрел сквозь стекло через множество вырезанных в золотых пластинах -ниш, по размерам- одна другой меньше...И то, что смотрело из самой маленькой ниши -было самым таинственным и неясным!
..Сейчас, в темноте, не было видно и самой иконы, только чуть-чуть поблескивал от света лампочки на крыльце -золотой край тяжелой рамы и взмывала вверх молящаяся рука. Генрик так и уснул под умиротворяющий шепот молитвы.
      
         Глава восьмая. "Конец Казановы"
 К Чурилову судьба не очень благоволила.  Вряд ли, в общем, и в целом, был он счастливее Генрика. Посудите сами: выходки Игоря в деканате тоже всем надоели, да и сам он никак не мог соединить   ( как говорили в старину дворяне)-скучную науку с чувственным наслаждением.
..После драки в общежитии Игорь не виделся с Надей. Подругу его, в буквальном смысле,  бросало то в жар, то в холод. Всем своим существом уже  готовая родить, всей мощью своей зрелости, она открыла объятия красивому мужчине, но в студенчестве среди ханжества окружающего общества можно было только,  от случая к случаю, "красть" у судьбы короткие встречи, а не купаться в них всем телом в чувственном беспамятстве.
Оттого, может быть, не было проку и от свиданий с Чуриловым, когда они как воры спешили, пугались каждого стука. Откуда было тут "завязаться" новому росточку, да и, если бы даже Надя забеременела, родилось бы, скорей всего, пугливое слабое существо.
А ведь как она ждала любви, как у неё начинала кружиться голова от каждого поцелуя Игоря. Она загадывала умом, приказывала себе держаться по- строже ( учиться ведь надо),держать ситуацию под контролем, предохраняться и прочее, прочее.. А вся её женская суть- не слушалась, "выпрягалась", бастовала и бунтовала, и затуманив слишком строгий мозг адреналином, или еще чем, медицине неизвестным, женская  суть начинала действовать сама- безрассудно и в соответствии со своим предназначением!
Сотни тысяч таких же девушек как Надя "перезревали" в тисках пятилетней зубрёшки в институтах, и, как перезревший виноград, или сливы по заброшенному саду -превращались как бы в бесформенную массу- в будничной суете- в не очень чутких случайных руках, сникали, ломались к тридцати годам..
 Какой дьявол или его тайный агент придумал и внушил безмозглым чиновникам от власти -бессмысленную вредную школьную кабалу сроком в десять школьных лет, и сроком в пять лет - в институте - для внучек наших потомков, которые, когда-то в благословенные старинные времена  жили по законам природы, то есть создавал семьи, когда созревали для этого?..
Мать Нади -такая же ладная и стройная -  выросшая  в далекой деревне на парном молоке , была выдана замуж в шестнадцать лет и к двадцати имела двух дочек, одна другой краше..    
.. Надя же в свои двадцать лет сидела за учебниками и всё ждала стука в дверь комнаты: вдруг Игорь! Но через месяц оказалось, что того и след простыл. Всю ласку, все порывы и любовные фантазии, что она накопила в себе за долгие ночи в общежитии среди спящих подруг,- всё это словно стая белых птиц, налетев на внезапную  бурю,  рассеялось, разлетелось от неё навсегда.
Нервный срыв внешне был незаметен. Она так же сидела за  учебниками,  в дни  дежурств по комнате - мыла полы, готовила ужины.
 Но однажды, вытирая тряпкой подоконник, из  открытой форточки услышала чудные звуки:  через  зелёную гриву городского парка, стоявшего на холме, до неё донёсся звон колоколов ближайшей церкви. Ей  почему-то стало стыдно, что она не знает: какой сегодня церковный праздник! Она бросила мыть, оделась и пошла в церковь...
А что поделывал её бывший друг?  Игорь  бросил учиться и,  поскольку его родительский дом находился  в областном центре, подумал, подумал и пошёл служить  рядовым милиционером.
В областном центре для людей в форме всегда найдется дело. Как новичка, его поставили стеречь по периметру -психиатрическую больницу на окраине города. Когда рядовой Чурилов обходил свою охраняемую зону, психи, высунувшись из окон, орали: "Генерал идёт, генерал идёт"! - после чего в соответствии со своей  логикой, тщательно прицеливаясь, плевали ему на фуражку. Иногда удачно!
Естественно, он женился на красавице, белокурой женщине не здешних, кажется, прибалтийских, кровей.
Элитная жена с подобающим именем Эмма-  в соответствии со своим статусом, выкидывала ему всякие коленца: то есть "качала права", капризничала и вообще была трудным в общении человеком! Характер её совсем испортился после получения известий о  маленькой зарплате мужа.
Удивительная эта порода людей, между прочим! В беседах с подружками и знакомыми, когда речь заходила о знакомствах и влюблённостях, - эта красавица ревниво следила за «чистотой породы». Выражалась такая ревность в том, что она всячески осуждала своих подруг, выбравших  себе «недостаточно» красивых парней. Тут она не знала пощады- безжалостно сортировала бедную мужскую публику, изнемогающую без любви!
Как строгий директор племенного хозяйства, она «безошибочно» определяла, что, например, племяннице Игоря нужен другой друг. А тот, с кем она познакомилась, слишком коряв, невзрачен! Во время её речей в компании, сидящим за столом людям было как-то не по себе. Все –далеко не Аполлоны и Венеры, родственники и знакомые начинали всерьёз сомневаться в своём предназначении, опасливо думать: а не заняли ли они, женившись , или выйдя замуж чьё-то чужое место? То, что говорила Эмма, многие, наверно, тоже не раз прокручивали в своём мозгу, но никто, боже упаси, не произносил это вслух! Видно, наставали другие более безжалостные времена! Внешний лоск, породистость- выходили на первый план!    
Когда Чурилов впервые привёл жену к своему родному старшему брату в гости в их семейный дом на окраине города, где с легких деревянных планок свисали  готовые к употреблению красные помидоры, брат стал, как в народе говорят, ухлёстывать за новой роднёй. Бедный Игорь попробовал урезонить  брата и, напившись, на веранде попытался  пробудить в точно такой же пьяной родне родственные чувства:
-Как ты можешь ухаживать за моей женой, Витя? Всхлипнув, говорил Чурилов. - Ты же мне родной брат!
- Да,- резонно отвечал пьяный Витя. - Ты мне брат, но она-то  мне не сестра!
 После нескольких посиделок в таком же духе, братья заметно охладели к дружбе и сотрудничеству, встречались больше по необходимости...
Так они и жили…  Игорь всё больше уходил в себя, а после того как умудрился по дешевке приобрести старый автомобиль "Жигули", окончательно "отделил" своё личное время от  личного времени жены.
.. Однажды перед Пасхой их взвод неожиданно перебросили с охраны психической больницы, на оцепление главного храма православной церкви в областном центре. Не мудрено: время весеннее, весёлое, перед Пасхальными праздниками, а народ  (в начале восьмидесятых годов прошлого века)  повалил туда валом...Причем, всё больше молодые...
В нынешнюю Пасху просторный двор перед храмом был переполнен и казался каким-то единым живым существом- с общей на всех душой и слухом! За забором- на просторах  весеннего города разливалась скука и полутемнота. Нельзя сказать, что в городе не шли спектакли, не давались концерты, не оглашала город ревом болельщиков -чаша стадиона, но...За всей происходящей суетой и мельтешением не просматривалось духовного смысла, такого глубокого утешения как здесь, за оградой храма...
Там - в миру -жили вроде как по обязанности, чинили машины, разгружали вагоны, строили и летали на самолетах , без осмысления и критического анализа - по инерции.. Страна катилась к жутким переменам почти не слышно, как Гоголевская тройка ,но по распоряжению дьявола, впряженная в коляску на резиновом ходу.
Игорь заступил на дежурство в маленькой коморке, Её  стыдливо- для маскировки- притулили в тени деревьев возле центрального входа. Правда, у коморки было большое окно и перед воротами мощные фонари  очень четко освещали каждого входящего.
 Он кое-как нашел место у внешней стороны высокой металлической ограды, чтобы поставить свой "жигулёнок", забрал с заднего сидения сытную провизию в виде соленых помидор, маринованного перца и прочих домашних разносолов. Всем этим его снабжала мама. Она жила одна в своём доме недалеко от храма. Игорь подозревал, что мама в некотором смысле даже обрадовалась его размолвке с женой, и круто взяла его под свою опеку...Уж очень рьяно она закармливала его и настойчиво оставляла у себя после попоек...
Народ потянулся ближе к полуночи, когда вокруг храма начнётся крестный ход...Игорь смотрел на сотни возникающих из темноты и вновь пропадающих в ней лиц. Первым знакомым лицом была его бывшая сокурсница Надя. Кутаясь в черный шерстяной платок, она тихо прошла мимо дежурки. Игорь не видел её больше года и на секунду растерявшись, хотел уже бросился вдогонку, но тут зазвонил телефон: начальник караула потребовал рапорта об обстановке на посту и Игорь со своим напарником-сержантом замерли, слушая строгие инструкции милицейского начальства.
Одним из указаний было проверить в самом храме наличие или отсутствие подозрительных лиц: Игорь кое-как протиснулся в толпе...Повинуясь интуиции, он повернул голову в сторону хора, грянувшему знаменитое "смертию- смерть поправ"! В первом ряду хора, в черном атласном одеянии- самозабвенно пела Надя! Невозможно было узнать в ней прежнюю покорную любовницу, разве что грудь, оживая от вздоха и выдоха поющей  женщины, напомнила о плотском и греховном...Да и уж почти не напоминала...От былой чувственности - не осталось и следа. Зато в глазах светилась какая-то другая -прекрасная, но не плотская страсть. Взор Нади был устремлен куда-то далеко- за пределы золотого блеска икон, замысловатых сводов и украшений!
Вокруг тоже почти все пели и крестились. Сиротливо было, наверно, в эту минуту только Игорю да еще трем, четырем его сослуживцам, стоявшим в толпе...
      
       Глава девятая. "В поисках нового смысла"
 Андрея Андреевича Фомичева угораздило снова стать студентом, хотя формально его теперь называли слушателем заочного отделения высшей партийной школы.
Но пусть  и сорок дней в году- пусть опять "тряска" перед экзаменами, опять зубрёжка до пяти утра...И всё же, как сладко душе ни с чем не сравнимое студенческое священнодействие, как здорово- освежить черти чем забитую голову, выскочив с друзьями на просторы (нового для него) большого сибирского города, что-то там есть и пить, ходить в музеи и театры.
..Сегодняшняя лекция была последней в эту сессию...Пригласили секретарей партийных организаций с самой "глубинки" -с заводов и фабрик области! Называлась всё это- обменом опытом! Секретари- аккуратные молодые люди и не очень молодые - по очереди выходили на трибуну. Аудитория слушала почти одинаковые речи: внедряем новые формы работы: диспуты, кружки по интересам, школы экономических знаний, но, но... рост рядов парторганизации замедлился, люди не хотят думать. Заметно влияние западной пропаганды...
После лекции Андрей Андреевич направился в общежитие.
В кармане пиджака лежала зачетная книжка с пятерками по всем экзаменам, но Фомичеву стало как-то безнадежно грустно. Пока подходили к девятиэтажному зданию общежития  высшей партшколы, Фомичев успел два раза покурить со своим приятелем -коллегой из сектора печати обкома партии  соседней области.
-Что скажешь по поводу услышанного, Михаил Натанович?
спросил Фомичев.
- А что, Андрей Андреевич! Одно ясно: сказать им не чего! Явный кризис новых идей. Да и как ему не быть: интересы все материальные, а пытаемся на них построить духовно нового человека! Деньги заставляют жить по своим законам….
- Я вот как-то был в командировке по службе в гостях у горняков, - вспомнил Фомичев.- Беседовал  с некоторыми в домашней обстановке. Комнаты обвешены коврами, под окном - у каждого новые "Жигули", а всё ропщут, всё жалуются: надо им еще и то и это- причем желательно уже в текущем квартале. Да и вообще, говорят "что в партии делать?"? Мол,  настоящих коммунистов уже давно нет, одни приспособленцы! И всё это, говорят- заметь, хамским тоном, развалившись на диване: боже мой, что за народ народился после войны на нашей многострадальной земле?
..Они зашли в лифт и поднялись в буфет на шестом этаже. Слушателей- заочников здесь "подкармливали " чем могли. Приятели взяли батон докторской колбасы,  небольшой треугольник   сыра и  баночку кофе. Это был их ежевечерний "паёк".. До своего -восьмого этажа решили подниматься по лестнице, и тут до них стал доноситься удивительный запах восточного блюда:  где-то-  комнате на одним из первых этажей -готовился плов или еще нечто восточное.. причем, судя по мощи восточного аромата, готовился в большом казане- здоровенной посудине...      
- Ах,- восхитился Михаил Натанович.- Как любят покушать эти ребята из Средней Азии. Когда же они занимаются науками, право: ведь по три часа "колдуют" каждый день?!
- Может, у них есть дежурный по комнате! -предположил Фомичев.
-Может, -согласился его приятель, открывая двери в комнату. - Но ты скажи мне, Андрей Андреевич: где они добыли столько денег? Мы слышим подобные ароматы каждый вечер в течение двадцати дней к ряду, а это значит, что в казан на такое варево надо окупать каждый день свежее мясо, рис, специи, да еще пахучую травку- петрушку, кинзу и прочее прочее.. А ты видел цены на центральном рынке? Мы с тобой- не последние люди на службе, а нам бы командировочных своих едва ли хватило на три дня такой заправки для казана. Надо было что-то дома оставить, купить родне  обновки! Всё распределил и не до роскошеств!
..Приятели положили продукты на стол, разделись и завалились на кровати...Под подушками, рядом на полу, на тумбочке в изголовье- лежали мёртвой грудой теперь ненужные книги.
-Не расстраивайся, - вздохнул Фомичев. - Это же кандидаты в местные правители. "Бай" - он всегда бай! Их уже готовят на эту роль- родня, сослуживцы-прислужники- дают денежки, заглядывают в глаза. Вот получат диплом партшколы и "воцарятся" - кто где!
-Нет с таким чревоугодием не создашь духовно нового человека, -со смехом закончил Фомичев свою речь .- Ты у нас сегодня дежурный- у меня от таких запахов -кишки завязались в узел! Иди, включай электрочайник, будем пить кофе и думать, думать, думать, как стать (на худой конец) просто практичными деловыми людьми!
..Михаил Натанович нарезал хлеб и взялся за сыр.
- Как тут станешь практичным? - заворчал он. – Общество, видишь, в какую сторону ведёт, а мы с тобой бегаем вокруг да около, заглядываем несознательным обывателям в глаза, и всё бубним о коммунистическом воспитании, общинном начале, сознательности! А из "ударника труда "- уже кулак прёт, мироед, как наш вождь справедливо называл эту породу людей!
-Михаил Натанович, - отозвался с кровати Фомичев.- Ты слишком строг и от того - не совсем справедлив. Сами же мы обещали ИМ -коммунизм в 1980 году. А  годом раньше- сильнейшая засуха, почти половина скота погибла. Посмотри- до сих пор с продуктами -дефицит. А ведь так быть не должно: что бы не случилось, а кормить сытно власть обязана всегда и при любых обстоятельствах.. И при любых засухах- лучше , чем капиталисты - своих сограждан!
 Фомичев помолчал, а потом добавил: - Не можешь обеспечить- дай  людям самим накормить себя!
..Будучи прилично голодным и еще взбудораженным ароматами азиатских кушаний с первых этажей, Фомичев разошёлся в конец:
-Натанович! Мне рассказывал приятель из Москвы- референт самого  Генерального секретаря нашей партии: Идёт шеф по Георгиевскому залу Кремля награждать очередных героев и у главы правительства спрашивает: когда проблему с мясом решите? Спрашивает, заметь, походя, через плечо. Как же сытость и власть  убаюкивает всех нас! Забыли, зачем и для чего "городили огород"! Вернёмся, однако, в Кремль. Так вот, глава правительства засуетился, говорит- внутри  исчерпали все резервы ,а за рубежом- ни кто  мясо не продает: объявляют бойкот чертовы капиталисты!
 Это значит, лучшие люди мира -звали, звали из двуногой сволочи сделать Человека, гибли под сабельными атаками, голодали, стонали под пытками,
а как до еды дошло- опростоволосились!
 И любой делец мог смеяться сколько угодно над нашими лозунгами! Хрен, мол вам в зубы, если без еды да без бабы не можете- куда вам с такими потребностями с грыжей- построить бесклассовое общество!
..Фомичев опять закурил, потом вздохнув, стал одеваться:
-Пойду, бутылку возьму,- объяснил он.- Надо на всех бутылках водки и вина написать по примеру надписей на сигаретах: «Минздрав предупреждает: осознание жизни в трезвом виде - опасно для вашего здоровья!»
..Уже ночью, в приличном подпитии Фомичев, тыча пальцем в сторону Михаила Натановича, вещал:
-Я как герой рассказа Антон Павловича Чехова "Печенег" искренне недоумеваю: если все станут вегетарианцами: куда девать свиней! Они ж разроют своими рылами все огороды.
 Так вот, если строить коммунизм, куда девать нашу алчность, нашу похоть: ну, обычную гулящую, например? А, Натаныч? Вот она посреди твоего коммунизма заявится в отрытом платье и еще "забудет", стерва, застегнуть пуговицу в разрезе на груди. А может и вообще, придумает что похлеще...
Утомленный  горькими размышлениями  приятеля, Михаил Натанович  только и мог, что вздохнуть:-
- А мы, Андрей Андреевич, как я слышал, делают в армии: будем всем добавлять в продукты специальный порошок, чтобы ни чего не хотели, кроме того, что скажет старшина!
Андрей Андреевич в ответ только  махнул рукой и полез под одеяло.
...Фомичев ехал домой и в купе вагона ни как не мог уснуть почти до самого утра: шестым чувством он уже знал, что больше в партшколу не вернётся: подсознание его еще просчитывало варианты и способы прекращения бессмысленной "учебы", но " на поверхность" -выдавало только твёрдую уверенность, что это надо сделать обязательно и, только с наименьшим ущербом для своей служебной карьеры...А нужна ли ему сама партийная карьера?
..Здоровый мужик, не женатый- среди множества строек, в замечательном крае, может ты уже отстал от потребностей сегодняшнего дня? -спрашивал он себя.
" ОНИ там- на стройках -инженеры, водители, каменщики- они уже другие и не ему их учить! "
...В обкоме партии стояла какая-то непривычная предательская тишина. Посетителей с каждым месяцем было всё меньше и выглядели они иначе, чем прежде: озабоченные, часто хмурые. По инерции еще шли заседания, семинары, но прежнего творческого оживления  в них не было...Более того, " по всем фронтам" шла прямая агрессия на партийный аппарат: вступившие в партию
( разумеется для карьеры) молодые руководители ощущали себя уже самостоятельной, независимой от идеологии силой. Получив портфели, право распоряжаться вверенными им финансами и материальными ресурсами, они критиковали всё и вся, лгали, придирались, размахивали журналом "Огонёк" и другими изданиями, полными разоблачительных статей об истории страны и партии....   
Помощник Фомичева- молодой способный парень по фамилии Калюжный- дождавшись приезда зав. сектором печати, сдавал дела и переходил в администрацию области.   
-Давайте к нам, Андрей Андреевич! - сказал помощник:- Сейчас там реальная власть!
Фомичев еще не мог отойти от партшколы: равнодушно, даже скептически посмотрел он на своего энергичного бывшего сотрудника.
- А что место есть? -безразличным тоном спросил Фомичев.
-Найдется!- тоном заговорщика ответил Калюжный.- Как никак, заместитель главы администрации, мой дядя! Подумайте, с вашим-то опытом и способностями...
-Подумаю, - пообещал Фомичев.- А пока ты еще здесь, доложи: какие у нас  новости.
-Да, Андрей Андреевич! Надо что-то решать по отделению журналистики. Его возглавляла бывший декан филологов Смирнова, но недавно она вышла замуж за  священника, а его переводят на службу в Прагу... 
- Значит, уезжает наша красавица!- констатировал Фомичев. -Ах, Анна Карловна, Анна Карловна- и как же она, ярый партиец и атеист- приживётся там? 
-А по- моему, -вздохнул Колюжный, -на дне души, в осадке, у неё там и было одно женское желание- свить гнёздышко потеплее! К тому же, ей ведь, не надо сидеть безвылазно в келье как монахине...
- Да уж там  точно "совьёт" гнёздышко. - буркнул Фомичев. -тихие улочки, кафе, тенистые аллеи- кто-то другой за века всё это создал для тебя- живи и радуйся. И всё же, ах, Анна Карловна! - повысил голос  Фомичев. -И как она уймет свою натуру, свою непреклонность и нетерпимость! А, впрочем, Олег! -обратился он к Колюжному. - Как ты думаешь, священнику работать проще, чем нам?
- Это как посмотреть. -уклончиво ответил Колюжный.
-Что смотреть -то? - неожиданно сам для себя "завёлся" Фомичев .- У всех сидит внутри страх ТОГО, что будет с ними после смерти. А тут пришёл  добрый дядя, всех утешил, всем показал путь к бессмертию: молись, кайся, слушай церковный хор… Красиво одним словом!
Не то, что мы с тобой - зовём к общему благу, организуем общее дело. Далеко не всё, из того, что мы организуем,  улучшит жизнь здесь и сейчас для тех, кто, например, строит ГЭС  и алюминиевый завод в Сёстринске.  Пока на другом конце страны начнут строить самолёты из местного алюминия, многие уже успеют постареть в своих блочно- щитовых бараках, где один туалет на всех в конце коридора...А всем надо всё и сейчас!
 Вот и поползли уже по СССР дьяволы-искусители: свободу подавай, дай шанс каждому персонально обеспечить процветание как в Америке! А "обеспечат" процветание только ничтожной кучке самых ушлых и наглых...
У нас же- ради сносного существования массы лентяев и потребителей - сотни товарищей-партийцев жизни свои оставили на этой стройке и других тоже: там обеспечь, там подтолкни, там- из под земли достань!
 И всё -то у нас официально, нудно, скучно: сидит прохвост -нерадивый работник и думает: а ну-ка , попробуй, воспитай меня, а я посмотрю, что из этого получится! И в душе еще издевается над нами...
А священнику- благодать...Страх смерти как холодный острый штык в спину- толкает в сторону церкви:  иди , мол, молись, кайся, авось  "скостят" срок в аду..
..Колюжный терпеливо слушал, но, видимо, мысленно уже попрощался со всем, что еще волновало его начальника.
И всё же одну свою сокровенную мысль решил высказать бывшему начальнику:
- А может люди сами  уже не хотят жить по- прежнему? -по привычке осторожно, пряча эмоции, спросил он. -Каждый в тайных мыслях- ( если не дебил) видит себя единственным и неповторимым, и мечтает быть особо отмеченным в соответствии с тем уровнем, какой сам себе установил!
-Может быть, может быть!- вздохнул Фомичев. Он докурил сигарету и отправился к своему шефу- просить командировку в Сёстринск. Надо было вдохнуть полной грудью таёжного воздуха...
             -------

               **********



         
        Глава десятая. " Встреча с тьмой в высшем свете"

Еще зимой Генрик отправил свои  поэтические "пробы" на творческий конкурс, а ближе к осени получил извещение том, что конкурс он завершил успешно и вызывается на вступительные экзамены. Абитуриент (уже, почитай, ветеран студенческого дела)  Гансовский  стал собираться в Москву - поступать в знаменитый на всю страну Литературный институт. Дни и ночи сидел за книгами. В перерывах -видел в ближайшем к столу окне- только огород, где наливалась, цвела и увядала картофельная ботва.. Осенние туманы -то опускались на ботву, то растворялись, потревоженные солнцем.. А у солнца сил оставалось все меньше и меньше.. Зато у внука ( замечала бабушка) силы и знания только росли! Он уже стал видеть литературную жизнь своей страны, точнее, всю её прошедшую историю - не как отдельные достижения, а как действие огромного -упоительно- красивого спектакля: вот Лермонтов уезжает на Кавказ, а Гоголь в Италию. Лев Толстой в это время еще учится в школе (или как там называлось местное учебное заведение). А интересно, что в это время поделывает Чехов? А он- вообще маленький, да в будущем -удаленький!
 Всё это разворачивалось перед Гансовским -величественной панорамой, как отснятое широкоформатной кинокамерой, с белыми клубами от взрывов снарядов на горизонте, с вереницами обозов, черными стаями конницы, с тихими садами и заброшенными селами. Перед мысленным взором блистали гостиные с позолотой, рояли и роскошные длинные платья, а главное- лица, лица и лица, которые уже давно нет, но которые не умерли окончательно, а мерцают перед ним и тревожат!   
  За билетом на поезд Генрик отправился в очень пасмурный день, такой же как и остальные пять-шесть дней унылого ненастья...По деревянному настилу  старой  улицы Гансовский шёл на остановку и  вдруг услышал писк котенка в густой и пыльной  траве.. Он остановился, долго искал источник писка и тут увидел  крохотного серого котенка, бессильно лежавшего в траве...По звуку самого писка можно было определить, что бедное животное давно ничего не ело,  продрогло. ...Навстречу  живому существу- человеку,  котёнок еле-еле приподнял головку с белым почти треугольным пятном на лбу, но, поняв, что к нему не приближаются, что помощи не будет ни от кого и уже никогда, он снова, теперь уже смирившись, как -будто даже вздохнул, отпустил  серую головку на мокрую траву и затих.....
Сколько не внушал себе Генрик, что котят здесь выкидывают часто, топят в соседнем пруду десятками, никакие доводы ему не помогали обрести душевный покой! До закрытия кассы на железнодорожном вокзале оставалось меньше часа и он спешил, но всячески себя уговаривал, что обязательно по дороге обратно домой  заберет котенка, определит его  в  дедовскую стайку, в вороха теплой ветоши и мешков. Дед стайку  топил через день, а в морозы и чаще...
Билет был взят, но по дороге домой Генрик котенка уже не нашел: то ли тот уполз куда-то, услышав лай собак, толи мать - кошка - отыскала детёныша и уволокла к остальным, толи.....этого он никогда не узнает...сколько бегает по улицам полу- города , полу- деревни безродных, никогда не носивших ошейника псов -они могли запросто задавить бедолагу..
 Давно у Гансовского внутри так не ныло бессильной тупой болью. "Вот так же вот,- думал он. "  Как нам, большим - малых братьев своих -животных- жалко, ТАК ЖЕ, наверно, большому - размером с весь мир -БОГУ, жалко нас - его котят! ( или еще несмышлёных обезьян)
Об этом Генрик думал по дороге в Москву и там - в общежитии Литературного института, куда его определили на время экзаменов.
...Кого  Гансовский не ожидал встретить в сквере -"Дома Герцена"( как называют до сих пор здание Литинститута) перед экзаменами, так это восхитительного и неповторимого Багаева. Оказывается, Владимир Рудольфович перебрался в Москву по случаю женитьбы, работал на киностудии и уже замышлял постановку фильма. Пришёл  он сюда "поболеть" за молодое дарование - московского прозаика- сценариста его будущей - не документальной (бери выше) художественной ленты.
-Дружище, - ты ли это! - хохотнул Багаев. В Сибири -он бы, наверно, заорал от радости, раскрыл другу свои широченные объятья. Похоже, что здесь такой широты  себе позволить не мог. На Генрика смотрел слегка постаревший (наверно, скоро будет сорок) и как бы "скомканный"  Вольдемар, Вольдемарушко!
- Так ты у нас пиит!?- воскликнул Владимир Рудьфович.  И не было для Генрика более острого ощущения причастности к столичной избранной публике, чем сейчас от восприятия  старинного звонкого  слова "пиит" ...
- Сдаешь последний экзамен и ко мне, ко мне! - продолжал Багаев.  - Всё мне выложишь-  все новости и слухи, что  и как  - " во глубине сибирских руд"!
Владимир Рудольфович посмотрел вдаль, но видно было по выражению глаз, что этот чертов Сёстринск так далёк от него, а всё, что связано с ним- так отличается от благополучного московского окружения, что и переживать заново что-то сугубо "сибирское"  , не особенно хочется.
вставка
...Через неделю Багаев нашел Генрика в институте и потащил к себе в гости. По случаю сдачи последнего экзамена зашли в центральный гастроном (бывший "Елисеевский") и Гансовский накупил напитков. О закуске  по студенческому обыкновению он и не подумал вовсе! Пока шли по двору в старинный дом (недалеко от Центрального Почтамта) Генрик спросил:
- Послушай, ты же ленинградец. Как  в Белокаменную занесло?
- Да, странная история, - ответил Багаев, открывая массивную старинную дверь квартиры.- Я тогда вернулся в Питер. А там уже - никого! Мой родной клуб "Сайгон" - давно разогнали. С визой в Израиль - проблемы -одна за другой!. К друзьям  зашёл на студию, а в дикторской - дама дворянских кровей. Шея - с древних портретов, осанка царская.( Нет- это у цариц-  осанка как у неё!) Смотрели друг на друга, не поверишь, - сорок секунд - и всё, и - больше не расставались...бах, бах, и я здесь в - её родовом именье, точнее квартире.
...За разговором они уже входили в "родовое именье", но продвигались с трудом. Коридор когда-то был широким и длинным, но сейчас они едва протискивались между причудливым, старинным антиквариатом, заполнившим все углы и проёмы...Книг не было только на потолке.
Над головой навис портрет  старого священника, смотревшего на гостей с укором и скрытой угрозой...Может, он осуждал Багаева за вранье: и как -тот умудрился одновременно и впервые восхищенно смотреть на свою будущую жену, и считать секунды  сеанса обольщения? Больно мудрёно - сорок секунд, не больше и не меньше! А вон что! Он же телережиссер-  и метраж пленки, секунды передачи считает параллельно переживаниям и просмотрам...Ну да там –работа, а чтобы так всё высчитывать в любви? Вряд ли! Нет, редакторам надо иногда править  творческие фантазии режиссеров.
Дома не оказалось ни жены ни еды. Если первая, уехала в Болгарию на съемки, то вторая -  на  кухне, водилась  весьма редко. С трудом нашли четыре явно залежалых яйца и булку черного хлеба. Стали жарить яичницу.
- А вообще Жанна, - жена, хранительница окружающей тебя старины, - пояснил Владимир Рудольфович, - просит меня ничего не жарить, так как копоть вредит картинам!
-  Как же ты питаешься? - спросил Генрик, открывая бутылку виски. В центральном гастрономе можно было взять  элитные напитки. В  Сибири в буфетах гостиниц – их брали за валюту только  иностранные туристы.
- Как придётся! - пожал плечами Багаев, сгружая на тарелки единственную закуску для двух друзей. - А знаешь, здесь это не кажется главным...Водоворот эмоций, чувств-  в час ночи засыпаешь и спишь без снов! Но с людьми -брат всё тяжелее. Вы, милые, там- в тайге- сохранились -пушистые и желтенькие как птенцы в инкубаторе. А здесь -расслоение идет тихой сапой, но  полном ходом. " Кучкуются" по доходам, по связям, даже по национальному признаку....Обозначение нашего человека -"советский" - становится всё больше только ширмой, пустой вывеской, под которой идёт "мышиная возня" - расползаются в "кружки по интересам", по "своим", а ты -русский человек стоишь посредине всего этого вертепа  и  не знаешь -куда податься! 
...В паузе страстной речи Багаева выпили за то, чтобы Генрика приняли в институт, за друзей, за Сибирь.
-В студии мне хреноватенько! - пожаловался Багаев. - Художественный руководитель (по линии жены мой новый родственник) - не обрусевший еврей Илья, как я его в шутку называю! Да, мы шутим и шутим сквозь слёзы. Дело в том, что у нас, просто  разный взгляд на мир...Да трагедия не в том! "Разность" ведь  хороша в принципе, как творческое разнообразие..."Цветущая сложность", как говаривал  один забытый у нас русский философ ..
Багаев налил по второй.  Не дожидаясь, Генрика выпил в сердцах, поморщился и продолжил:
- Но  быть "хорошими и  разными" - у нас плохо пока получается!
Он прищурился, посмотрел на окно, на московскую древность причудливых окон и стен соседних домов, и закурив, продолжал: -Вот случай из жизни: обсуждаем литературный материал, из которого можно  сделать сценарий фильма!( У нас сейчас , конечно, не разрешат) Обсуждаем книгу, нашумевшую на Западе. Мой худрук Илья, разумеется, в восторге от материала. А по мне - что не эпизод -то- сплошь -пасквиль  на  моих земляков! Вот один такой образчик: автор - еврей - описывает как в забытую богом русскую деревню прилетает  первый  самолет. Маленький  биплан  садиться  прямо в поле. Так, вот, представляешь: к самолету подбегает мальчонка и бьёт рукой по крылу!  Я говорю Илье: смотри какая тут разница в подходах...Ты находишь эпизод правдивым, а я убеждён: никогда маленький мальчик из русской деревни не стал бы бить по крылу чудо- машины. В его славянской душе еще "теплятся" рассказанные бабушкой сказки о  летающем Змее Горыныче  и царь -птице.  А у автора, твоего земляка, Илья, это просто маленький дикарь дикой страны. Вот, скажи, дорогой, как бы мы  с тобой стали бы делать фильм по этой оскорбительной для меня галиматье?. .Даже, если бы я вынужден был под напором автора снять  такое, я бы изобразил, что он прикоснулся по крылу с восхищением и страхом одновременно, а ты бы  сей кадр выкинул из фильма...Ты такой высокородный и глубокий не можешь допустить, чтобы дикарь -русачок  был   красив в своих эмоциональных порывах!
Илья, само собой, вместо веского возражения возмущается, мол, да ты антисемит, родственничек!
 - Это я- то антисемит?! - пру я на Илью. -Вот насмешил!
Нет,- обратился он к Генрику, - старина,  нелепее такого утверждения в отношении меня  не может быть! -Нет, ты представь! Придумали  универсальное обвинение на времена. Так любой карьерист из числа не самых лучших представителей этого чудного и древнего народа может пробивать себе путь «наверх» - к благам, к славе, успехам (к деньгам и  лучшим женщинам, в конце концов!), размахивая этим «лозунгом» как мечем!
Очень удобно, но саму нацию в силу отсутствия конкуренции это не развивает, не закаляет для больших достижений и взлётов!
 Объясняю Илье популярно:
-С моей первой женой  Эммой и её мамой из старинной еврейской семьи  мы плакали вместе при просмотре фильмов о зверстве фашистов в концлагерях. Жили душа в душу много лет! Растили нашу с Эммой совместную  дочку. Потом  я увёз  тещу в Питер,  поселил в своей квартире. Мы жили как самые близкие люди, пока её дочь устраивалась на Земле Обетованной. Кстати, они до сих пор ждут меня в Израиле...А нынешняя моя пассия- тоже наполовину их кровей и двоюродная сестра Ильи!  И после всего пережитого (говорю родственнику) обидно и больно мне, Илья, что  ты запросто готов записать меня чуть ли не в фашисты!  Скажи мне - в каком качестве я нужен тебе? В качестве обозленного на твоё неуважение к особенностям славянской культуры – недруга, или в качестве близкого родственника? Чтобы быть у тебя своим, я должен во всём с тобой соглашаться?  А продуктивно ли сотрудничество с таким «соглашателем»? Если оно не от души?
Смеётся, молчит Илья. Сядем с ним, примем по маленькой, а я всё успокоиться не могу:
- Но это же нелепо! Нельзя соглашаться с презрением! Нет, друг мой- признай, что это конфликт  разных культур, верований, образа мыслей.. Но здесь никого нет ни хуже, ни лучше. И чтобы стать единым народом, наше уважение должно быть взаимным.
...Вот так, мы, мой сибирский гений, дискутируем тут порой!-  вздохнув, закончил он.
В дверь позвонили... Ну, конечно, же вошёл с шумом и смехом вальяжный, смуглый, как прокаленный солнцем испанец - кинорежиссёр Илья. С ним зашёл молодой человек- кудрявый и худой, в шарфе - на "босу шею" как и положено творческому человеку.
-Поздравь!- ткнул пальцем в грудь парня, Илья.- Мы с победой! Сценарий утвердили. Диву даюсь,- бормотал он, раздеваясь. Все пишут, почти  все - оригиналы. Что не почитаешь: остроумие, образность - в каждой строке, а не ставят, не печатают, а этот- показал он на парня, - состряпал какую-то безделицу и всем, видите ли, понравилось!  А вообще, молодец! - Илья обнял парня и потащил на кухню.
-Жарь картошку, Володя! - говорил Илья на ходу. - Мы с дешёвеньким, но  коньяком! Вот поставим фильм, нахватаем призов и  так погуляем, что потом выпьем все запасы армянского коньяка, а после всю воду «Боржоми».      
- У нас в Сибири, на телестудии, Илюша,  говорили по- другому, - вспомнил Багаев.- Вот, кстати, молодой человек оттуда, Генрик величают! -Ну так вот: старый главреж  студии говорил с большого похмелья.
 " Я так жажду, что поехал бы на Байкал, лег в его холодную воду, и так бы весь Байкал через себя  перекачал!"
Все немножко посмеялись.
-Жанна тебе не звонила! -спросил Багаев Илью, усаживая гостей.
- С какой стати, ты ейный муж, а не я, - хохотнул Илья. Багаев полез в холодильник, долго стоял над ним склонившись,  но  смог извлечь оттуда только два яйца и одну луковицу. Генрик посмотрел на коньяк, и не выдержал:
- Я сейчас мигом! - бросил он и стал собираться в магазин. Там, в уголке, он, прячась в уголке, лихорадочно пересчитал свои деньги. Билет на поезд  на послезавтра у него был. Надо оставить деньги на еду, а это будет по времени:   два дня в Москве и  четыре дня - в поезде.  Вышел свободный остаток. Его хватило на плавленый сыр и ветчину, и еще на чудесный хлеб. Наш сибиряк здесь наслаждался им как снежный человек-дикарь, впервые попавший из тайги - в город!
 Друзья-товарищи, ожидая его, уже вели свои нескончаемые споры, и когда Багаев окончательно представил Генрика  гостям, Илья спросил:
-Что - мимо денег или как?
Багаев засмеялся:
-Перевожу тебе, Генрик, с московского разговорного языка, на сибирский: ты поступил в институт или нет?
-Всё решиться послезавтра, комиссия подсчитывает баллы -вздохнул Генрик и полез в сумку доставать провизию.
Илья опять спросил сибирского гостя:
- Ну и как творческие успехи: пишешь для печати или всё же строчишь в стол нетленку?
Багаев засмеялся:
-Опять перевожу с московского разговорного: « в стол»-это значит писать задушевное для себя, для потомков! Писать то, что твоим современникам-обывателям, точнее их разуму, недоступно, потому –что непонятно!
 «Нетленка» - стихи или проза высокого полета, вечное произведение!
 Гости пили и ели очень аппетитно, но с большим достоинством. Черт его знает, может это  к лучшему, что они были такие неприкаянные, полуголодные? Закормить бы их бабушкиными пирогами, и домашней колбасой, и копчеными курами, на что мастак был дед Генрика. А  закормленные творцы, они бы, глядишь,  осоловели, и творить бы  бросили!
- А вообще, ты подумай еще! - напутствовал Илья провинциала. - Писательство - вещь жестокая! Ты  паришь в эмпиреях, а очнёшься: вокруг -жалкие людишки- злоба, зависть, коварство! Ох, подумай, отрок!
 За какой-то час Гансовский в Москве уставал неимоверно: ехал ли он в метро, посещал музеи или стадионы, очень скоро всем увиденным и услышанным  он насыщался как губка в дождливую погоду...
Тоже самое происходило и при встречах с людьми. Гости и хозяин еще спорили о каких-то "космополитах" и "русопятах", об итальянском кино и "неореализме", а Гансовского быстро потянуло спать. Последнее, что он слышал перед уходом, это вывод спорящих о том, что в искусстве не должно быть предпочтений по национальному признаку или убеждениям. Ценность творца должна определяться только  его талантом!
Гансовский простился с Багаевым тихо, сказав в утешенье, что если его примут в институт,  он будет видеться с бывшим земляком хотя бы два раза в год.  Телефон записал шариковой авторучкой на ладошке.
..Генрик ехал в метро весь погруженный в себя: и горечь, и отчаянье  накатывало на него с каждой минутой размышлений :   наивный мальчик, ты надеялся, что все живут так или иначе- заботой о тебе, о всех твоих сородичах, друзьях и знакомых, потому что все мы  люди- человеки , и иначе нельзя. Дома - дед в палисаднике сорвёт и принесёт для внука горсть спелой черёмухи, бабушка - притащит к столу, где ты пишешь- огненный -из печи -пирог с калиной! По радио играют гимн, а это значит, что и в Кремле стерегут твой покой такие же родные люди. Они играют по утрам гимн, чтобы сказать тебе, чтобы ты крепился, надеялся на их защиту и понимание.
В союзе писателей чуткие благородные  живые классики- ждут твоих стихов и прозы!  Всё, как и положено, на родной Земле. Ах, как же я ошибался! Да тут  осиное гнездо. Нет, неудачный образ. Осы в гнезде живут дружно, а тут ведь все заняты только собой! Даже не так- все заняты сживанием друг друга  со света! Вот что! Разговоры о том, что в науке, искусстве должны быть на первых ролях талантливые люди, по сути -только прикрытие для беспощадного уничтожения соперников! Лапша на уши   тем олухам, которые вообще не имеют понятия о нравах и натуре людей, об элементарных правилах логики. Остальным ясно, что определять, кто талантлив и достоин - будут всегда те, кто уже захватил приемные комиссии, кто угнездился в своих группках и "кружках по интересам", кто с помощью связей, больших  денег выдавил с ведущих позиций в культуре несогласных с мировоззрением "избранных", кто вовремя "навел справки", " вышел на нужных людей, кто в высшие сферы "протащил " своих- родных по крови и мировоззрению! Господи, что за крысиная возня вместо жизни и творчества!   

      
        Глава одиннадцатая. "Прощальное танго"
....По комнатам, разделенным широченными коридорами, бог пиров и  прочих пьянок- любимый студентами Вакх в странном здании общежития на улице имени прекрасного человека и писателя Добролюбова , собрал к ночи всех своих поклонников на вольный загул и   свободное время провождение.. Все нервничали, душевную боль от неуверенности и неизвестности своей будущей судьбы, заливали водкой.. Впрочем, больше даже не водкой, а итальянским "Вермутом", вошедшим тогда в моду, если такое определение применимо для напитков.
В комнате, где спал его сосед - поэт с Кавказа, Генрику спокойно отдохнуть не дали. Сначала постучал, точнее пнул ногой в дверь - знакомый молодой поэт из соседней комнаты. Он был в майке и в плавках, и держал на руках абсолютно голую девушку: захмелевшая и озорная - девушка обнимала поэта за шею, хихикала и перебирала пальчиками на ногах. Поэт спросил, показывая на девушку:
- Не хотите угоститься?
Генрик отшатнулся прочь.
- Бонжур, пардон!- сказал поэт. - Тогда пойдём дальше.
И действительно пошёл, прижимая девушку к себе.
..Не успел Генрик очухаться от данного странного случая, как в комнату без стука вошёл еще один мрачноватого вида поэт.
-Пошли, почитаю! - сказал он задумчиво, и бесцеремонно потащил Генрика за рукав рубашки - в комнату напротив. Там было пусто- на кроватях свернуты матрасы: видимо, его соседями были начинающие авторы из Подмосковья и они уже уехали домой,  а этот странный метис- азиатских и славянских кровей, сел на голую панцирную сетку кровати, налил полстакана водки, достав бутылку с абсолютно пустого стола, выпил, не закусывая, и стал читать Генрику стихи. По ходу чтения,  он вставал, наливал себе водки, даже не думая приглашать гостя к своей трапезе, выпивал и  снова читал стихи обделённому тостом дорогому  гостю!
"Чудны дела твои, господи!"- опять вспомнил друга-оператора Генрик и, сославшись, что ему надо в туалет, удрал из жутко-странной комнаты.
 ....На следующий день сосед-кавказец Вагис предложил Генрику отметить окончание экзаменов. Он тоже  явно нервничал от неопределенности своего положения абитуриента, но не подавал виду. Лет на десять старше Гансовского, Вагис был по-отцовски приветлив и внимателен.
- У меня четыре дочки, представляешь! - сказал Вагис, подняв вверх обе руки.
- А, а, что ждать. Вёз подарок кунаку, а его -следа нет! Что за Москва, слушай! Как можно жить в таком шуме?
Вагис полез под кровать,  волоком по полу вытащил большой чемодан из мягкой кожи. Действительно ли он вез подарок кунаку, или думал, что южный дар придётся вручать преподавателям, узнать теперь было невозможно. В чемодане Вагиса осталась "поленица" из четырех бутылок настоящего коньяка, которые лежали прямо на его аккуратно сложенных рубашках и папках с рукописями.
-Дай бог, чтобы нам повезло! -молили оба, поднимая стаканы, где на дне сияла янтарная душистая влага.
-Послушай, Вагис?- начал свою речь Генрик.- Переводы книг,  поездки ансамблей народного танца- я всё  понимаю и приветствую. Но чтобы понять друг друга -этого ведь мало! Слышал про армянское блюдо "Долма", про грузинское "Лобио", а что они из себя представляют- не знаю! Сколько чая сдали в закрома Родины- знаю ,а как там за хребтами мои сограждане по СССР садятся за стол, как пьют из рога, какие песни поют и как приветствуют девушек, тайна!...Но я всё перечисленное я должен познать, чтобы ощутить душу народа..
Мы станем единой семьёй, когда примем как свои -обычаи и нравы соседей, когда друг у друга -возьмём всё лучшее.. А пока -хреновина какая-то. Моя бабка с дочерью - поехала на Черноморское побережье в 1966 году. Там- эта необычайно чуткая женщина с Алтая,  сразу увидела каким волком смотрят на неё торговцы в шашлычной, работники в столовой, и  с каким несоветским чувством по мелочам -издеваются на ней! Тётка моя окончила  университет, терпеливый заботливый врач, но хамство торговцев просто придавило её. 
-Э, э- поддержал его Вагис. -Плохие люди везде встречаются! Мы в горах еще мала мала живём, а у вас - русских- тут -СВОЕГО уже ничего нэт! Вот переводы читаю- песни народные, а в городе здэсь - куда всё пропало!? И вообще, люди у вас тут, кто власть имеет, наглые! Вот отчего кавказцу обидно! Там обидно, здесь -обидно, а жить плохо!
 ..Почав одну бутылку, студенты решили посетить могилу Сергея Есенина. Вагис  когда-то переводил на свой язык стихи рязанского гения, Генрик  же всегда любил Сергея Александровича...
На Ваганьковское кладбище они попали из ближайшего метро. Здесь, как, видимо,  всегда, в подобных местах, было холоднее, чем в городе. С кладбища они вышли с другой стороны, где не было метро, и пришлось брать такси. Но странно: не успели они тронуться, как к Волге" подбежали две цыганки и что-то быстро забормотали водителю. Генрик сидел впереди, поэтому обе цыганки дружно уселись по обе стороны от Вагиса  на заднем сидении. Усевшись, они   продолжали весело болтать с ним и с водителем, хохотали, хлопали ладонями по куртке Вагиса.
..В общежитии  уставшие приятели - растянулись на кроватях, но  ближе к вечеру, когда Генрик сходил в туалет и вернулся, Вагис  с бледным от гнева лицом подступил к Генрику...
-Ты украл?! - показал он на куртку.   
- Что?
- Деньги, тут внутры, в кармане далеко, знаешь сколько было?
-Нет!
-Не знаешь, а их нэту!  Зачем  туалет ходил, прятать ходил?
- Да ты что, дорогой, опомнись. Мне то, что за резон - обижать своих товарищей студентов!?
Вагис  вел себя как помешанный, а Генрик  впал в такой глубокий шок, что смотрел на все происходящее и на себя самого как бы со стороны.
- Вагис, если мне не веришь, возьми все мои вещи, одежду и осмотри! -сказал Гансовский спокойно и   вывернул перед ним карманы брюк и куртки. Вагис тупо посмотрел на содержимое карманов и закричал:
-Ты выходил, ты спрятал деньги в туалете!
Он выскочил, долго хлопал дверцами в ближайшем мужском туалете,  зачем-то гремел тяжелыми чугунными крышками сливных бачков, потом вернулся и, схватив со стола свой складной нож, которым они резали хлеб и колбасу, подставил острие к горлу Генрика.
- Послэний раз говорю, давай деньги! -прошипел кавказец.
Шок был так велик, что Гансовский никак не отреагировал на угрозу: посмотрел на нож и на Вагиса и снова спокойно сказал:
- Мне нечего от тебя скрывать! Подумай, мы же были в городе. Помнишь, ехали с цыганками? Может, быть это они? Подумаем вместе!
- Ты думай, я в милицию пошёл!
За Генриком  через полчаса приехал  сержант из ближайшего отделения. Препроводили в тесное помещение - "душегубку" с окном для дежурного. В комнате для задержанных  скучали два полу- пьяных небритых мужика и одна - такая же неопрятная женщина. У всех были испитые злые лица. Увидев нового задержанного, они потеснились на широкой, но короткой деревянной скамье и,  ближний к нему мужик, шепотом спросил его:
-Курево есть с собой?
"Курева" у Генрика оказалась целая пачка, ближайший сосед  справа протянул к нему за спиной руку и взял  три сигареты. Наверняка, такой трюк под бдительным оком дежурного милиционера он проделывал не впервые...
Соседи Генрика  сразу подобрели и одобрительно посмотрели на него, словно тут же на тайном совете, без слов- приняли его в свою компанию. Отныне в течение трех часов, пока туда сюда ходили сотрудники отдела, пока что-то выясняли и обсуждали, Генрик по взглядам, репликам  своих соседей- опустившихся людей - чувствовал солидарность со своим внезапным горем!
А в это время дежурный офицер - крепкий широкоплечий майор  в отдаленном кабинете   спрашивал Вагиса:
-Ну что, вы настаиваете на том, что деньги у вас похитил гражданин Гансовский?  Тогда в заявлении точно опишите, где, когда, при каких обстоятельствах это случилось! Может, помните, купюры какого достоинства у вас пропали: сотни, десятки, рубли? Сколько было тех и других и третьих?
Первый гневный пыл у кавказца уже прошёл. Вагис был всё-таки поэтом и, вдобавок, советским человеком, поэтому он на минуту задумался.
- Если вы уверены в краже? -подтолкнул Вагиса  ближе к тяжкому греху майор, -то мы обработаем парня у нас тут- в подвальчике .Но, об этом, потерпевший -ни кому ни слова! Будьте уверены, после повала он сознается!
 Вагис задумался еще больше.
"Ох уж эти творцы-молодцы." -с досадой подумал майор. " Закатывают истерику, комплексуют. Даже кавказцы. Нет, с  их земляками- торговцами проще".   
Вагис мотнул головой: - Нет, подвала нэ надо! Давай, я парня заберу, - пусть, если взял - будет на его совести!
-Погоди, - остановил потерпевшего майор. -Я еще допрошу задержанного!
Приезжий из провинции был невесть какой "добычей", но майор чувствовал себя немного одураченным этой сумасбродной  творческой публикой. Устроили из отдела проходной двор: то орут о преступлении, то впадают в "раздумья". Что это- фантазия? Разборки? Устранение конкурентов? Кто разберётся в их "кухне"? Майор приказал привести задержанного, а Вагису велел подождать в коридоре.
Генрик продолжал смотреть на всё происходящее чисто визуально - со стороны: вот его пригласили к майору Медведкину и впрямь похож: тело грузное, плечи широкие- медведь одним словом, а вот лицо для   объёмной фигуры неестественно молодое, слишком нежное: значит, правильно еще не медведь, а пока всего лишь Медведкин. Но надежда есть заматереть, если еще отпустит усы... 
-Напишешь заявление, что ты взял без спроса у товарища эти деньги, отпустим и в институт сообщать не будем!- пообещал майор. - Там же напишешь, что отдашь долг в течение месяца или двух...как сможешь...Лады!
Майор улыбнулся и протянул Генрику два листа бумаги и авторучку.
"Господи, институт- это же крах!" -подумал Генрик, а вслух сказал:
- Товарищ майор, зачем мне брать деньги, если и своих достаточно?. Я работал на телевидении, на Севере, в Сибири. У меня есть близкие родственники. В этот институт - творческие люди мечтают поступить всю свою жизнь! Зачем врать, что  взял взаймы? Я ничего подписывать не буду!
Генрик рассказал майору по поездку на Ваганьковское кладбище, про попутчиц- цыганок!
Майор Медведкин внимательно посмотрел на молодого человека в несвежем тонком свитере, мятых потертых джинсах...
-Хм, творческие люди говоришь? - хмыкнул он.- Ну иди домой, твори, только ничего " не "на твори"! Кстати, в институте мы уже наводили о тебе справки, так что пойди, всё там объясни...
  Когда Гансовский вышел, майор подумал: " да, не хорошо получилось со студентом. Наверно, будут у этого "лаптя" неприятности. Ловко подставил его кавказец- только вот с какой целью? Ах, да у них же конкурс! Представляю себе, если бы  сибирский абориген  поступил так с его земляками! Отомстили бы по полной программе, а тут джигит знает, что всё сойдёт с рук- вот и устраивает спектакли! Или, может, впрямь не поверил, что цыганки смогли так ловко обчистить его?
...Генрик вышел в коридор, увидел у выхода Вагиса, молча прошёл мимо него, вышел на улицу и заплакал. Если бы в этот момент с небес спустился добрый ангел и предложил ему улететь с ним на небеса, Гансовский согласился бы,
не раздумывая!
.. В списке зачисленных в институт студентов фамилии Генрика, конечно, не оказалось. Вызванный им по телефону Багаев, ходил к декану доказывать, что задержание абитуриента Гансовского в милиции- чистое недоразумение, но вернулся ни с чем, сел на скамью рядом с ожидавшим его Гансовским, стал плеваться и материться:
-Нет, дорогуша!- воскликнул он, и слёзы выступили у него на глазах. Ты не представляешь куда  мы, славяне, попали! А я здесь живу, я вижу. Нас же скоро сживут со света - всех, как индейцев в Америке.. Тут создаются династии пианистов и скрипачей, тут в торговле - один кунак -тянет за собой трех кунаков.. Ох ты, бог мой, что за Вавилон!- Они что там, слепые! - показал он в сторону Кремля.- Ведь давно уже нет в стране единых духовных начал и идеалов! А как русским объединиться, как? На таких-то просторах? С таким количеством всякого мусора в головах?
-Подожди меня, друг!- как будто даже слегка весело сказал Генрик.- Сейчас заберу в канцелярии документы, и попробуем мы с тобой густого коричневого   пива под названием "Останкинское".. Вкусноты необыкновенной!
-Прости, не могу, Жанну встречаю в Шереметьево. Старик, молю тебя, соберись, напитайся могучими соками Сибири, да задай жару им всем! Я верю- ты сможешь, потому что ты -дитя природы, а не этого искусственного муравейника на асфальте!
-Прощай!- он резко поднялся, обнял вслед ему поднявшегося друга, и поспешил к воротам, где его ждала машина....
..Потом для Генрика прошла целая вечность(а по календарю- неделя).
"Если поступишь, -напутствовал его дед перед проездкой в Москву, - "берём пол-литра, если нет- употребим чекушку!"
"-250 грамм что ли?"
"-Они самые!"
..Но деда угощать не пришлось, он лежал в больнице с множеством диагнозов, которые можно было назвать одним словом - "старость!". Бабушка тоже хворала, но встретила его молодцом, о Москве шибко не расспрашивала, знай себе, пекла пироги с калиной, после печи смазывая корочку сливочным маслом.. И служило ей кистью- старое гусиное крылышко...Если Генрик и видел еще живым этого гуся, то очень и очень юным ...
 ...На улице было сиро и слякотно, когда он снова собрался за билетом на поезд...Надо возвращаться в Сёстринск, зарабатывать деньги: может, снова возьмут на телестудию, может, еще куда?
По всей улице городка одна поспевшая калина, как бы извиняясь за унылые виды огородов, свинцовые тучи и серые заборы- согревала взгляд своим красным жаром! Плоды на ветвях висели густо, крупными гроздьями и не поддавались осеннему ненастью! Два дня уже набрасывало снежок. На фоне ярчайшего снега - и без того ослепительно красная калина - "разыгралась " во всю, "распоясалась» ", и смотрелась уже как главное чудо света!
..Генрик уже закрыл свою калитку и двинулся вдоль забора, но его взгляд на секунду задержался на милой мордочке, смотревшей на него между двух досок соседнего забора...То же белое -необычной треугольной формы пятно, серая шерстка.." Господи, так это мой друг, котенок! Жив, бедолага! Жив! -Из груди Генрика вдруг начало лучиться необычное, не физическое тепло! Он забыл про билеты, про вокзал, и постучал в калитку, а потом и громко свистнул, вызывая соседа.
Алексей- машинист с местного угольного разреза- долго не отзывался, потом на настойчивый свист Генрика, вышла жена соседа.
- Да спит он - после ночной смены, - недовольно буркнула она. - Чего надо?
- А эту крошку где взяли?- показал Генрик на котенка.
- Да мой -принёс, сердобольный! Шёл со смены, нашёл в траве! А у нас и так уж два кота, а еще щенок, да пёс, а ему всё мало! Вот почти месяц уж, как живёт, а что- забрать хочешь? Так давай, пока мой спит.. Мне вот где (провела она ребром ладони по шее) наш "зверинец"!
- Да я бы с удовольствием, но сам уезжаю тётя Маша!
вздохнул Генрик. - Посмотрите тут за стариками, заработаю денег и вернусь!
-Ну- доброй дороги!
- И вам -счастья!
..Генрик помахал рукой глазевшему на него котёнку и зашагал в сторону вокзала. Знало бы это маленькое чудо, знал бы сосед Алексей - какую "услугу" они оказали  Гансовскому...Это ведь и его душу- замёрзшую, брошенную- они подняли из мокрой травы, отогрели и отправили жить снова. 

                ЭПИЛОГ
  Адвокат Гансовский прилетел в Сёстринск по  уголовному делу. В городе своей первой молодости он не был шесть лет.. В городе как и во всей стране -самый оголтелый человеческий эгоизм праздновал победу сторонников рыночного пути развития. Все хитрые и ловкие (или считающие себя таковыми) потирали руки и мечтали взять реванш у сторонников тупой советской уравниловки. Каждый установил себе планку-цель, состоящую из набора благ, других атрибутов тщеславия.
 Генрик уже не мечтал попасть в родные места, но случилась оказия: по неумолимым законам судебного процесса здесь надо было провести выездное заседание. 
Позади остались -юридический институт и памятные дни жизни на Урале, встреча с любимой женщиной Наташей и женитьба.. Короче- всё как у всех.. Земное счастье - незаметно как здоровье в  крепком молодом теле, и в отличие от истории болезней,  о нём и сказать-то практически не чего....Купаешься в счастье как в южном море - без мыслей и воспоминаний..
..Слушание дела отложили на сутки, и Генрик Петрович вначале повидал сестру, а потом взял такси и поехал к Эду.
Года три  назад его лучший друг написал ему  однажды короткое письмо, всего одно, но полное отчаяния:
"Дорогой  собрат! Знал бы ты,  я, олух, оторвался от земли. Познал столько наук и искусств, а  что в детстве  болел менингитом, забыл как последний болван! А, может, была еще какая причина? Кто у нас может понять это до конца?
 Мы с Людой так хотели сына, а родился - урод! Мне больно писать, но что уж делать! У дитяти -полная умственная отсталость, страшное обез...( хотел наверно написать "обезьянье" , но сам испугался ужасного слова и зачеркнул) личико.. Думаем сдать в приют! Я отнёс в магазин "Букинист" все тома по философии, социологии, дизайну! К черту – всё! Морочат голову, когда счастье зависит от невидимого глазу гена, от всякой другой мелочи. И никто ничего предвидеть - не в силах!
А ты не пропадай! Поэзию, наверно, забросил, а учишься определять преступников по останкам  убитых жертв".    
На звонок в дверь открыл Эд. Он всматривался в гостя: узнавал и не узнавал. Перед ним стоял щеголеватый мужчина новой формации, в строгой кожаной куртке, чешской модной шляпе с короткими полями, с коричневым (под цвет шляпы) портфелем в левой руке.
- Ну, кончай щуриться, Эд, - взмолился Генрик Петрович. - Ты что -ослеп на старости лет?
Эд заливисто засмеялся, засуетился в прихожей. Как всегда, начал помогать раздеваться, бросал реплики и приветствия. Генрик Петрович огляделся: в квартире еще поддерживалась видимость порядка, но панели и плинтусы давно не блестели, мебель не стояла, а присутствовала -забытая и не ухоженная...Видно было, что часть мебели второпях как бы выхватили из общего интерьера, оставив пустые ниши и пространства...
Эд всё глядел и глядел на молодого адвоката, а Генрик Петрович с опаской входил в гостиную, где ему кивнула довольно молодая женщина в замызганном свитере.. Она курила, облокотившись на гитару, на тумбочке перед нею лежал какой-то текст.  Сама она положила на тумбочку ноги в вязаных носках.. Трико на ногах познало не один десяток походов и ночевок к костра. Но гитара -шоколадно-коричневого цвета -была очень дорогой и явно штучного изготовления.
Женщина с гитарой повела перед ним полными длинными ляжками, с  откровенным любопытством осмотрела вошедшего гостя, и затем опять углубилась в текст песни.
Генрик сел в кресло и огляделся: Эд выглядел не важно: глаза его раньше всё время казались постоянно смеющимися, теперь они выглядели как будто одурманенными неизвестным отравляющим газом, с тяжелой поволокой. Лицо посерело и помялось.
 -Мой друг, - представил Эд гостя.- А это Лэра- гитарист, поэт и даже не могу определить, кто больше.. Ха, ха.. Бард из  Новосибирска, ха, ха..
Проходи, садись за свой любимый журнальный столик! Для поющих свои песни женщин  надо было придумать слово женского рода - "Бардица", "бардиха"- ха, ха, ха! Певичка- бардичка!  Он подлетел к Лэре, обнял её за плечи, опять нервно захохотал.
-Ты нам споёшь? -спросил он и, не дожидаясь ответа, убежал на кухню. Генрик разделся, прошёл в ванную комнату мыть руки. И здесь "разруха" была видна еще сильнее... Люда явно ушла от хозяина квартиры, причём давно, так давно, что следов её в бывшем семейном гнездышке совсем не осталось. Само собой, хозяин не оставил и намека на присутствие здесь в недавнем прошлом несчастного ребенка-калеки! Игрушки были выброшены, а в детской комнате валялись геодезические приборы, треноги и рюкзаки, планшеты и накомарники...
-Озираешь семейную могилу? -тихо сказал, подкравшись сзади Эд .- Пошли лучше примем по полной за встречу! Я так рад тебе! 
-Милый мой, родной мой,  налей чуть-чуть! -попросил Генрик, садясь за стол .- Я- поучаствую чисто символически.
-Когда ты стал трезвенником?- удивился Эд. 
- Когда понял, что не хочу быть в рабстве у алкоголя. А еще у денег, родственников и начальства!- подумав, добавил он.- По-моему, хватит с нас и того, что судьба крутит нами как хочет...
-Крутит, ох, крутит! - мотнул головой Эд.- А мы с Лэрой её сами "обкрутим".. Ха, ха, ха.. Мне дают отпуск на днях- махнём  в самые глухие места нашего водохранилища. Подбирается группка любителей бардовской песни. Ох, Генрик, грядут в сей славный град (как и на всю страну) молодые волки и волчицы... Время созидания - на исходе! Начнется эра- проедания! А нам, ха, ха, ха, от этого странного государства за свой труд надо только зарплату, чтобы закупить продукты на поездку, Верно, Лэра. Да исправные маяки на море, чтобы не заблудиться!
Лэра молча слушала беседу двух друзей! Потом сняла ноги с тумбочки, подняла наполненный вином стакан и густым, грубоватым голосом молвила:
-Мальчики, не хнычьте! Как сказал Ницше- жизнь оправдана только как эстетический феномен! И не чего в ней больше искать! Нас ждёт большой  парусник.. Ты не забыл- Эд? На судне есть каюты! Чего ж больше надо? Тебе, Эд, осталось найти транспорт, чтобы  наше чудо загрузить  провизией. И не позднее пятницы. Вы не хотите поучаствовать в плаванье?- неожиданно спросила она Генрика. Тот только и мог, что развести руками- с сожалением.
..Генрик заметил, что Эд реагировал на всё происходящее с опозданием. Он вообще вел себя как пассажир, только что вылезший из разбитого в аварии автомобиля - вышел без единой царапины, но понять ничего не может, и надо  самого себя "собирать" заново...
-Да, Генрик,- парусник! - вскричал Эд. Представь,  там- в каюте- карта с компасом! Мы должны добраться до пещер, где отмечена стоянка древнего человека.
- А всё же, оставьте мне  записку, если я вас не застану дома! -попросил Генрик .- Может, мне повезёт и я посмотрю на счастливых отплывающих.
Часа два болтали в том же духе...Лэра пошла спать, а Генрик  тоже засобирался...
-Завтра зайди к Колевичу, он будет рад! - напутствовал Эд своего друга.- Я ему позвоню!
 Застарелая тяжелая грусть стояла в его глазах...Оба друга понимали, что всё самое звонкое и прекрасное в их душах, вспыхнув от хмеля молодости, отгорело, и теперь  как дым после фейерверка, разносит ветром..               

             ****************
..Колевич уже ждал его в подвале большого дома, где размещался художественный фонд. Так называли тогда мастерские художников - тёмные подвальные помещения за ненадобностью отданные начальством местным художникам и скульпторам.
Постаревший Юра, не потерял былую говорливость и темперамент...В черном халате, с пятнами глины и гипса, он кружил вокруг адвоката Гансовского, теребил бороду и приговаривал:
- Хорош, брат, хорош!- Тебя хоть сейчас - в контору, в деловой квартал Лондона...Проходи, тут беспорядок, но так оно и лучше.. Хочешь напиток художников...Юра достал с полки многолитровую бутыль с густо-коричневой жидкостью. - Чага, настоянная на спирту, - пояснил он.
-Глоточек- за встречу! -кивнул Генрик, ища место по чище...Табуретки в мастерской заменяли широченные чурки, обработанные паяльной лампой и покрытые лаком.. Столом также  служил тяжелый пень старого дерева.. Над ним здешние кудесники тоже порядочно поколдовали..
-Ну как ты? А в прочем вижу, вижу,- забубнил Юра, наливая кружки из бересты. -Весь гладкий, преуспевающий ,давай за нашу бурную молодость!
Берестяная кружка пахла лесом. Напиток из чаги тоже был весь "свой"- таёжный.
- Как вы с Викой? - спросил Генрик. Он едва перевёл дух от спиртовой крепости напитка.
- А, а лучше не бывает. Перестали налетать друг на друга как петухи. Угомонились! Присмирели: старость - уже из осенних туч выглядывает и пальчиком грозит корявым! Правда, мастерскую в нашей квартире решили закрыть, купили в комнату модный спальный гарнитур, и теперь там натуральная буржуазная спальня! Не хватает только амурчиков в изголовье...
Я вот новую вещь начал,- он показал в угол мастерской, где стоял бюст.- "Девушка- тайга", "девушка-покоритель Сибири". Смотри, так будет от головы уносится ветром -копна волос!..( пока на голове бюста был только порядочный комок глины) Хочу, чтобы получился и символ и узнаваемо- живой человек одновременно...
И тебя спрошу прямо, не обижайся: зачем ты как серое большинство погнался за служебной карьерой и благополучием, а?  Суета всё это- дорогие костюмы сотрутся, деликатесы- забудутся!  Рестораны, поездки, выигранные дела- всё это начнёт повторяться и пролетит как сон,    а что  останется? Пыльные папки в архивах судов! Но, Генрик, мы же жили и как жили! Как мы весело продудели свои золотые денёчки...Займись прозой, вытащи наружу и пришпиль словом как бабочку булавкой каждый наш прожитый день! И сам своим выбором  -  будешь гордиться!
 Вот Михась сподобился: лет пять назад сляпал книгу- десятки фото, бульдозеры, линии ЛЭП, сварщики на эстакаде. В общем, издали в Москве большим тиражом. Сам он остался работать в Москве. Престижный журнал, почет, деньги.. А глянул  я в книгу- там же одни железяки, одно описание производственных процессов.. Люди -то где? Что это за создание на фото  у него: висит на проводах над потоком воды возле ГЭС? О чём он думает? Что любит? Во что верит? Каким образом из него "вылупился" –рыночник?
 ..Напиток художников быстро убывал- в основном усилиями Юры.. Генрик прошёлся по мастерской и в пестроте этюдов увидел знакомое лицо: -Господи! - на него смотрели большие глаза  их давней знакомой Жени..
-Ага, узнал !- торжествующие сказал Юра. -Была у нас тут в мастерской. Мой друг запечатлел для потомков. Упорхнула, голубушка, из нашей богемы. Теперь- матерая капиталистка! Приехал как-то знакомый тебе Фомичев- упал в ноги. Вот только и успели, что написать портрет! Фомичев -сейчас большой чин в деловых кругах. У них- свой дом на берегу нашего водохранилища. Ездят по за границам.. 
Ах, да что о них говорить: пожиратели благ! Останется от них -один навоз для удобрения почвы! Он вздохнул, в сердцах бросил в уголок черную тряпку, которой вытирал руки. И тяжко вздохнув, продолжал:
- Родила она Фомичеву сына, но рыжего как Михась. Может, вырастет, как и почти все нынче,  махровый приспособленец, и повторит судьбу матери. А может, будет творческой натурой! Дай бог, дай бог!
- Ты бы Эду помог, - переменил тему Генрик. -Он что-то совсем плох!
-А он всегда такой был, - неожиданно ответил Юра. И, видя поднятые  от удивления брови Генрика, пояснил: - В радости и в горе- всё придуривается. Вот и тебя, наверно, разыгрывал не раз. Ничего от него точно узнать невозможно. Любитель маскарадов- знаешь ли!
Генрик ходил по мастерской и с возрастающей тревогой думал: " Ну, у ребят хоть что-то есть. Худо-бедно, а часть души оставили на холсте и картоне. Юра прав: суета -суетой, а надо взяться за прозу, стихи я уже не потяну..."
..Стали прощаться, стесняясь собственной грусти, подступившей спазмой к горлу. "Крепись", - урезонивал сам себя Генрик. - Печаль и грусть входят в стоимость билета на пароход под названием "жизнь"
..Со следующего утра - на целую неделю- он втянулся в монотонную словесную перепалку очередного судебного заседания.. Здесь  было столько формальных,,  но обязательных процедур, что Генрику можно было позволить себе  за своим столом еще прокрутить в памяти встречу с Эдом, нарисовать на листе бумаги его парусник , которого ,  правда, не видел, но  хотел  бы представить, и вообще помечтать...
При этом всё держалось под контролем: он знал, конечно, когда ему надо сделать реплику, когда задать "невинный вопрос" с двойным дном, чтобы посеять сомнения в истинности сказанного стороной обвинения, когда надо - с умеренным пафосом - но твёрдо-подать факт в пользу обвиняемого, которого, как личность оступившуюся, он вовсе не оправдывает, нет! Он просто  просит высокий суд  разобраться во всей гамме чувств, которая движет человеком в данной конкретной ситуации… и превращает его почти  в жертву обстоятельств, а также неблаговидных действий самого потерпевшего! Ну, так буквально он не скажет, но это будет подразумеваться.
« А сами мы - наши друзья и знакомые - чьи жертвы?» - подумает при этом Генрик.-« Найти обидчиков -проще простого. А надо ли? За свои страдания мы получаем- очищение души, острее чувствуем мгновения счастья! Это выше чем удовлетворение от мести, от наказания обидчиков. Как же мудро это придумано богом!
..Еще до обеда из-за неявки одного свидетеля, судья, наконец, объявил перерыв до понедельника и Генрик вновь поспешил в Эду. В дверях его ждала записка: Причал "Дачный залив". Отчалим в 14 часов. Всегда с тобой, Эд и "кают-компания"!!! Генрик перечитал еще: в конце записки было точно три восклицательных знака...
Такси доставило Гансовского на причал "Дачный залив".
Легких яхт там было множество, а Генрик искал что-то очень большое, потому -что было ему сказано, что это судно- с каютой!
И действительно, у самого деревянного причала, в тени от высокого берега с густым  сосняком, подступающим к самому обрыву, величественно и гордо -белело треугольниками парусов очень солидное (особенно среди мелких скорлупок речных яхточек)  -такое же белое судно!
 На трапе мелькнула спортивная фигура мужчины, Вскоре он показался снова, атлет- с бычьей шеей...Атлет сбежал по трапу, схватил с земли две здоровенных сумки и потащил их наверх...Куда? Неужели на таком судне - одна каюта? Там должен быть кубрик, или еще две, три "гнёздышка" для друзей.. Лицо атлета так зримо напомнило Генрику -каменную физиономию следователя Загайнова, что уже забытый холодок страха повеял на сердце где-то глубоко в груди.. Хотя что ему может сделать этот хрен и все -  кто с ним!?
...К берегу подкатил грузовой автомобиль, а потом еще и "Жигули"...Атлет уже ждал вновь прибывших на трапе..
-Господин Загайнов! - крикнула, выходя из легковушки, женщина, в которой Генрик узнал Леру.- Вы не забыли взять контейнер со льдом?
- Да, да, я знаю! -отозвался атлет. - Его я привёз вместе с шампанским!
..Желание приблизится к яхте, чтобы его узнали, тем более подняться на неё, у Генрика  резко пропало! Он только как завороженный, издалека, -смотрел и смотрел на разворачивающуюся перед ним картину...
 Лэра нагнулась в салон "Жигулей" и бережно, как ребенка или мину -подняла с заднего сидения гитару- а дорогом чехле. Она не стала поднимать своё сокровище по трапу, а передала гитару Загайнову на вытянутых руках, словно "хлеб-соль" на торжественной встрече. Атлет свою роль знал. Он не стал ждать дальнейших распоряжений, а тот час не менее бережно, чем хозяйка, взял гитару и понёс её в каюту...
За гитарой в каюту последовала и её хозяйка- уверенная и весёлая, предвкушающая новые приключения, впечатления и любовные встречи!
От руля "Жигулей" поднялся мужчина в кожаном пиджаке. В нём- уже заметно постаревшем- Генрик без труда узнал Фомичева- такого же энергичного ,собранного, зоркого! Он быстро( по характеру телодвижений для мужского глаза - даже несколько суетливо), обошёл автомобиль и помог выйти дородной даме, чья длинная шея поднималась из машины долго, долго! А уже когда показалась вся фигура, Генрик - с минутным замешательством- признал в даме -Женю! 
..Они прошли солидные и важные по трапу. Сначала Женю подал на трап Фомичев, а принял под руки Загайнов...
Фомичев остался давать последние указания водителю грузовика и какому-то случайному мужику, который помогал доставить на яхту всё остальное.
..Но странно, неужели Эд уже благополучно уснул в каюте? Нет, вскоре послышался шелестящий звук еще одной подъезжающей  легковой машины, из которой, наконец-то, выбрался Эд. Он был порядочно пьян( или точнее пьян так, как никогда не видел Генрик). Под руки его подняли из салона два земляка: крепкие и сильные ребята- наверно охранники Фомичева .
Эд хохотал и дурачился и никому, кто слышал его - нельзя было даже приблизительно понять: где он серьезен, где пьян и где -вещает истину!
-Ах, все сволочи, собрались!- орал Эд, пытаясь оттолкнуть от себя могучие руки охранников.
-Яхту не хочу, моя яхта давно уплыла!- возмутился он.- Мечту  можно вернуть, только вымытой в стиральном порошке! - неожиданно трезвым голосом, осмысленно и серьезно, сказал Эд, тыча пальцем в могучее лицо своего телохранителя.
 Загайнов  мигом сбежал с трапа и взял Эда за руки. Тут Генрик не выдержал:
он выскочил из темноты и заорал на Загайнова.
- Да вы хоть эту душу  оставьте!
...Бывший следователь привычно увидел опасность справа и двинул левой, но Генрик увернулся, схватил Эда в объятья и прижал к себе. Он, хоть сейчас, хоть собой, думал его спасти. От чего спасти, он не мог определить за эти страшные короткие секунды, хотя веровал прочно, что  спасать надо!
Но всё было бесполезно...Могучие руки, могучие, сопящие богатыри, оттеснили адвоката Гансовского. Эда благополучно загрузили, Генрика отшвырнули в сторону и оставили на берегу.
 Яхта, чуть дрогнув мачтой, неожиданно завелась скрытым в ней мотором, и, подрагивая бессильно свисающими парусами, и от этого как-то неестественно, но всё же поплыла! Чем дальше яхта уплывала, тем необычнее и зловещее смотрелись паруса: от того, что судно толкал вперёд двигатель, ветер относил обвисшие паруса  назад, и  силуэт яхты казался нелепо неестественным, словно паруса плыли сами по себе -в одну сторону, а корпус судна- в другую! 
..Генрик встал, стряхнул с плаща грязь и траву, поднялся к дежурному по лодочной станции.
Старик- дежурный, конечно, созерцал всё происходящее:
-Что на шабаш не пошёл- молодой, вроде? -хохотнув, спросил он.
 -Дьявольская пляска! Что там я потерял, старик? Смотри, они даже не дождались ветра, который бы надул их паруса! У тебя есть стакан, дедушка?
 -Есть, - с готовностью ответил дежурный. Генрик достал плоскую бутылку конька. Старик с уважением посмотрел на неё, потом на солидного молодого человека.. Тут из топчана -вылезла и сонно потянулась красивая серая кошка...Генрик уютно расположился в старом продавленном кресле, разлил французский коньяк по полстакана по количеству присутствующих, а после первого тоста, поднял на руки и обнял кошку. Она заглянула ему в глаза и мяукнула что-то похожее на приветствие…
..Хотелось просто жить и творить и, любить всё живое, отмеченное печатью доброты!
Но как больно потом терять того, кого любишь: Эда, например...
Равнодушным, тупым - на свете лучше, удобнее!
Вот, если не любить эту кошку, так ведь и не больно будет увидеть её мертвой, и выкинуть на помойку…
Очень удобно не любить никого! Очень умно и здраво! Но если никто и ничто не исчезает, а только превращается во что -то другое, сохраняя свою суть?..
 Тогда и страдать не надо, а любить дальше- без конца и без края! А это во сто крат разумнее, и вернее, и душе благостнее...
А душа, если нет бессмертия, любить не будет, она мудрее и дальновиднее всего остального в НАС!

***************************