Глава 1. Всего лишь дворняжка

МЕНЯ зовут Красавчик Джо и я бурый пес среднего размера. Меня зовут Красавчиком Джо не потому что я красив. Мистер Моррис, священник, в чьей семье я жил последние двенадцать лет, сказал, что думает, я должен называться Красавчиком Джо по той же причине, по которой его дед с Юга звал очень уродливого цветного раба Купидоном, а его мать Венерой.
Не знаю, что он этим имел ввиду, но когда он говорит это люди всегда смотрят на меня и улыбаются. Я знаю, что не красив и знаю, что не породист. Я всего лишь дворняжка.
Когда моя хозяйка каждый год регистрировала меня и платила налог, и мужчина в офисе спрашивал мою породу, она говорила, наполовину фокстерьер и наполовину бультерьер; но он всегда записывал меня дворнягой. Не думаю, что ей нравилось, как он называл меня дворовым, тем не менее я слышал, как она говорила, что предпочитает дворняжек, потому как в них больше характера чем в породистых собаках. Ее отец говорил, что она любит уродливых собак по той же причине, что и дворянин при дворе короля делал именно то, чего не делал еще никто.
Теперь я старый пес и пишу или скорее убедил друга написать историю моей жизни. Я видел, как моя хозяйка смеялась и плакала над тоненькой книжкой, которую она называет рассказом о жизни лошади и иногда она кладет книжку мне под нос чтобы показать картинки.
Я люблю мою дорогую хозяйку; я не могу сказать больше этого; я люблю ее больше кого-либо на свете; и думаю, ей будет приятно если я напишу историю собачьей жизни. Она любит бессловесных животных и всегда огорчается, когда встречает жестокое обращение с ними.
Я слышал, она говорила, что если бы все мальчишки и девчонки мира поднялись и сказали, что не должно быть больше жестокости по отношению к животным, они смогли бы положить конец этому. Возможно, этому несколько поможет если я расскажу историю. Я люблю мальчиков и девочек и хотя я видел много жестоких мужчин и женщин, встречались и жестокие дети. Я думаю, чем больше историй о бессловесных животных будет написано, тем лучше для нас.
Рассказывать свою историю, я думаю, лучше сначала и идти прямо до конца. Я родился в хлеву на окраине маленького городка Фэрпорт, штата Мэн. Первым воспоминанием было то, что лежу, прижавшись к маме, и мне уютно и тепло. Следующим воспоминанием был вечный голод. У меня было шесть братьев и сестер и у моей матери никогда не хватало молока для нас. Она сама всегда была полуголодной и не могла кормить нас как следует.
Я не желаю много говорить о раннем периоде своей жизни. Я так долго жил в семье, где никогда не произносилось грубое слово и где никто не думал о жестоком обращении с кем или чем-нибудь, что кажется почти неправильным думать или говорить о таких вопросах, как причинение боли бедному немому зверю.
Мужчина, являвшийся хозяином моей матери, был молочником. Он держал лошадь и трех коров, и у него была шаткая старая телега, в которой он возил бидоны молока. Не думаю, что на земле может быть человек хуже этого молочника. До сих пор меня заставляют содрогаться мысли о нем. Его звали Дженкинс и я рад думать, что сейчас он несет наказание за бессердечность к бедным  бессловесным животным и людям. Если вы считаете мою радость неправильной, то вы должны помнить, что я всего лишь собака.
Первое предупреждение, данное им, когда я был еле ходившим малюткой щенком, пинок, который отправил меня в угол хлева. Он бил и морил мою мать. Я видел, как он пользуется своим тяжелым бичом, чтобы наказывать ее покуда ее тело не покрывалось кровью. Став старше, я спросил ее, почему она не убежит. Она говорила, что не хочет; но я узнал вскоре, что причиной, по которой она не убегала, была любовь к Дженкинсу. Жестокий и свирепый, но тем не менее она любила его, и, уверен, положила бы жизнь за него.
Теперь, состарившись, я знаю, насколько в мире много людей подобных Дженкинсу. Они не сумасшедшие, они не пьяницы; просто они словно одержимы злым духом. Есть состоятельные люди, да, и богатые люди, которые обходятся с животными и даже маленькими детьми с настолько ужасающей свирепостью, что никто и не упомянет того, в чем они виновны.
Одной из причин жестокости Дженкинса было его безделье. После утренних обходов с молочными бидонами, ему нечем было заняться до самого вечера за исключением ухода за хлевом и садом. Если бы он держал их в порядке и ухаживал за своей лошадью и чистил коров и копал в саду, это заняло бы все его время; но он вообще никогда не прибирался, пока его сад и хлев настолько не забивались разбросанными вещами, что он не мог пробиться через них.
Его дом и хлев были в центре большого поля и находились в некотором отдалении от дороги. Прохожие не видели каким неопрятным было это место. Иногда приходил человек, смотрящий за помещениями, и видел, что они в полном порядке, но Дженкинс всегда знал, когда ожидать его и немного прибирался. Мне бы хотелось, чтобы люди, бравшие у него молоко, пришли и смотрели на его коров. Весной и летом он выгонял их на пастбище, но всю зиму они стояли безвылазно в грязном, темном коровнике, где щели были настолько большими, что снег заносился чуть ли не до сугробов. Пол был запачканным и влажным; единственное маленькое окошко глядело на север, где солнце светило лишь недолго днем.
Это были несчастные коровы, но они оставались терпеливыми и никогда не жаловались, хотя иногда, я знаю, они почти замерзали под резким ветром, задувавшим в хлев зимними ночами. Они были тощими и жалкими и никогда – крепкого здоровья. Помимо того, что замерзали, они еще и очень плохо питались.
Дженкинс почти каждый день приходил домой с большим корытом в задней части его телеги, полным того, что он называл очистками. Это были кухонные помои, которые он просил поваров из домов, куда он привозил молоко, припасти для него. Они выбрасывали гнилые овощи, обрезки фруктов объедки со стола в корыто и отдавали ему раз в несколько дней. Всегда это было кислым, мерзким месивом и не подходило никаким созданиям.
Иногда, когда очисток было немного, он ехал в город и загружался гнилыми овощами, которые бакалейщики были рады сбыть с рук.
Из-за этой еды наряду с плохим сеном коровы давали очень плохое молоко, и Дженкинс привык добавлять белый порошок, чтобы дать ему «тела», как он выражался.
Однажды очень печальная вещь приключилась с молоком, о чем не знал никто кроме Дженкинса и его жены. Она была жалким, несчастным созданием, очень боялась своего мужа и не осмеливалась много говорить с ним. Она не была опрятной, и я никогда не видел дома хуже, чем ее.
Она делала странные вещи, чего, как я теперь знаю, не должна делать ни одна домохозяйка. Я видел, как она подхватывала метлу, чтобы потолочь картошку в котле. Она толкла ее ручкой, и метла взлетала и опускалась в воздухе, сея пыль в котел с картофелем. Свой лоток с замешанным хлебом она часто оставляла непокрытой на кухне и порой куры ходили и сидели на нем.
Дети играли в грязных лужах у двери. Как-то самый младший из них подхватил лихорадку ранней весной, до того как Дженкинс начал выгонять коров на пастбище. Ребенок был очень болен, и миссис Дженкинс хотела послать за доктором, но ее муж не позволил ей этого. Они поставили кровать на кухню возле печи и миссис Дженкинс нянчилась с дитем так хорошо, как могла. Она делала всю работу рядом, и я видел, как она несколько раз протирала лицо ребенка той же тряпкой, которой пользовалась для мытья молочных бидонов.
Никто кроме семьи не знал, что маленькая девочка больна. У Дженкинсов была настолько плохая репутация, что никто из соседей не навещал их. Вскоре малышка выздоровела, а неделю или две спустя Дженкинс пришел домой  с довольно испуганным лицом и сказал жене, что муж одной из его покупательниц серьезно заболел тифозной лихорадкой. Через некоторое время этот джентельмен умер, и кухарка сказала Дженкинсу, что доктор удивлялся, как тот мог подхватить лихорадку, если в городе не было случая заражения.