Рассказ землекопа-бетонщика

Разных людей объединял наш двор. Были и такие, кто покидал его не по своей воле, годков так  на пять, а то и поболее. Не злодеи, нет, не душегубы, просто жизнь так сложилась, так «карта легла», не повезло, как говорится. Возвращались домой, кто в  краткосрочный отпуск перед новым заходом, а кто-то и навсегда. Жили, работали, ничем не выделяясь или, наоборот,  выделяясь так, что не заметить,  было невозможно. Изгоями, повторюсь, их никто не считал. Не могло быть такого в стране, где «от тюрьмы да от сумы не зарекайся», где герои песен  «в тюрьме за  правду страдают». А самые известные в русской литературе слова « о человеке, который звучит гордо», принадлежат  отпетому жулику и мошеннику, бывшему каторжанину. Просто время проведенное «там» накладывало на некоторых такой колорит, что не  могу не сказать хотя бы несколько слов, все-таки это тоже была наша жизнь, наша история. Но все по порядку.
…Паренек, который приходил в наш двор,  росточка был  небольшого. А ещё он был невероятно худой  и  коротко стриженный. Однако его главной особенностью была какая-то чрезмерная вертлявость, словно собран  он был весь из шарниров. И еще эта странная манера «растопыривать пальцы»  при разговоре.  Был он нас старше лет на пять, а может и более. И еще у него была гитара, с которой он никогда не расставался,  и песни, которые рвали душу. «Джон, давай про зону!» И Джон давал, да так,  что совершенно неожиданно для себя,  один из его главных хитов я помню даже сейчас, слово в слово, ноту в ноту.
«Весенние воды бегут с гор ручьями,
Где-то хорошие песни поют.
Хочется горькими плакать слезами,
Но только нельзя, все равно не поймут».
…. «Буду бродить по российским дорогам
       И потихоньку начну забывать
       Лагерь, шаги за колючим забором,
       Где приходилось так много страдать».
Страдание, сострадание, милосердие, - все это базовые понятия для нашего миропонимания. Не случайно же у нас говорят, что  правда выше закона, а милосердие, сострадание выше любой  правды.
  А какими глазами после этих песен, мы смотрели на самого Джона, или Женю по-нашему. Что, в общем-то,  ему и требовалось. Это потом я  прочитал у Шаламова  про  «яд блатного мира», который и отравил  безобидного, в общем-то, паренька, единственной проблемой у которого была  его «слабенькая головушка». Она-то  и приводила его с завидной постоянностью в «скорбный дом», или как у нас в то время говорили «к  Двойникову, полечиться» / Примечание: Двойников - известный в городе психиатр. « Попасть к Двойникову»,  означало то же  самое, что « свихнуться»,  «тронуться  малость». К величайшему сожалению ни имени, ни отчества этого человека я не знаю /. А  всё остальное было  плодом  его нездоровой фантазии. А то,   что песни хорошие пел, так,  их всюду  пели – «тюремная», «лагерная» лирика –  это такой пласт русской культуры, который  все еще ждет своих исследователей.
Среди  тех, кто отбыл небольшие сроки многие «брались за ум», заводили семьи, уходили с головой в работу. А вот  у сидельцев со стажем проблемы с адаптацией были.  Так  и  порхали они по жизни, словно мотыльки или точнее одинокие волки. Тут многое зависело от семьи и… от наличия  той единственной, которая если потребуется и «в горящую избу войдёт, и коня на скаку остановит». Очень многое зависело. Любовь, она ведь, как известно, «не ищет своего и  всё переносит».   Таких примеров  у нас Томне сколько угодно.
                ***
А теперь, «на закуску» ещё одна история или точнее сценка, зарисовка из коммунальной жизни. Представьте себе раннее воскресное утро. Кухня в коммунальной квартире. На столе, покрытом газетой,  две «банки» пива. / Примечание: банка - стеклянная 3-х литровая емкость/. Одна наполовину пустая, другая наполовину полная. За столом  сидят два относительно молодых человека, практически ровесники. Один после семи лет обучения в институте, прочно закрепился где-то в районе третьего курса.  А у второго за плечами  семь лет тюрьмы по очень авторитетной статье. Процесс оздоровления организма подошел у них к той заветной черте, когда хочется  показать себя, предъявить городу и миру свой ум, свой талант, свою образованность. Один из названных молодых людей поворачивает к себе газету на столе, находит кроссворд, читает: «Чешский писатель. Автор слов: «Люди я любил Вас, будьте бдительны». – «Так,  Г-А-Ш-Е-К, - пять букв, подходит». Тут  буквально взрывается второй: «Ты, что, Санёк! Это же Фучик, в натуре. Вчера  за него базарили ». А теперь давайте попробуем угадать, кто из вышеназванных молодых людей получал образование в государственном  университете, а кто в ином, но не менее авторитетном учреждении?
С настоящими же «сидельцами» я познакомился позднее, когда, будучи студентом, подрабатывал в летние каникулы в строительном отделе, принадлежавшем, конечно же, Комбинату. Эта была довольно странная бригада «землекопов-бетонщиков», а уж способ ее комплектования -  вообще загадка. Дело в том, что ровно половину личного состава бригады  занимали наши местные футболисты, а вот вторую половину – «люди с нелегкой судьбой», имевшие за плечами немалые сроки. У бригадира, Юрия Павловича, или просто «Палыча» общий срок «у хозяина», например, приближался к двадцати пяти годам. У других поменьше. Была еще правда незначительная прослойка «специалистов», то есть тех, у кого руки росли правильно, которые и по бетону умели работать, и «леса» смастерить, и «опалубку» сделать как надо. Вот по рекомендации одного такого  «специалиста», я и  попал тогда в эту бригаду.  Жизнь почти сказочная - утром здоровый физический труд, вечером  необременительные светские обязанности.
РАССКАЗ  ЗЕМЛЕКОПА-БЕТОНЩИКА.
 Итак, каждое утро, ровно в 6 часов, я, как полноправный землекоп-бетонщик,  сидел на лавочке у нашего РБУ (растворно – бетонного узла),  и терпеливо дожидался распоряжений начальства. Место было славное. За невысоким забором, у старого причала  плескалась Волга, а в небольшом овражке, сплошь заросшем черемухой, журчал,  довольно, бойкий ключик с удивительно холодной и чистой водой. Сидеть на лавочке  и  наблюдать за движением людей  к ключику,  было нашим любимым занятием. Сейчас, ранним утром, движение это было небольшим, а потому мы, молча, сидели, наслаждаясь прохладой. Можно было даже слегка подремывать и слушать такие же неторопливые разговоры подельников. «Нет, мы вчера с Базаном в калонский ходили. Там бормотуха, была,  в огнетушителях», - так, это про вино, неинтересно, листаем дальше. «Короче, он его в камере закрывает и колет, фалует. Дескать, пальцы, твои на  «угле»  остались…», - так, а это что? «Угол» - это, кажется, «чемодан» по «фене». Да, это же Штирлиц и Мюллер! Сцена в гестапо.  «Семнадцать мгновений весны»! Интересная режиссура!
-Слышишь, студент! Вот ты, конечно, грамотный будешь, а мое образование – четыре класса и десять лет тюрьмы, но книжки я тоже почитывал. Скажи, давай, если сможешь - сколько у нас в России Иванов на царстве сидело?
-Шесть,- отвечаю, не открывая глаз.
-Да, ну?  Давай, разъясни народу.
-Иван  Калита – это, Первый. Он был  « барыгой», его так и называли «мешок с деньгами». Следующий -  Иван Иванович Красный, сынок Калиты. О нем я мало чего знаю. Это два. Иван Третий – это тот боец, который татар окончательно разбил и на византийской принцессе женился. Иван  Четвертый –  это Грозный. Все знают. Иван  Пятый –  брат Петра Первого. Они вместе правили. Ну, а Иван  Шестой – это был  малолетка, рано сел и рано вышел. Его еще Иваном Антоновичем звали.
 Похоже, зачет я сдал и  нашу Маргариту  Михайловну не подвел. Примечание.- Маргарита Михайловна Бизяева – доцент кафедры истории СССР. Читала  в университете  курс русской истории. Конец примечания.
-Молодец, студент! Не зря тебя  учат.
Любит этот народ подобные вопросы, Времени у них «свободного» много было. Библиотеки  в зонах тоже видно всякие были. Вычитают где-то, что-то и ловят потом. Ну, совсем как у Шукшина в рассказе «Срезал».
А  личность экзаменатора -  примечательная. Зовут его Германом,  фамилия – Базанов. Но назови так, пожалуй,  обидится. «Ты чё, в натуре, как на следствии». А еще,  он примечателен тем, что у него на спине картина «Сикстинская мадонна» целиком выколота. Я специально всех персонажей  пересчитывал. Ровно шесть. Как у Рафаэля.
Но вот, на тропе показался наш бригадир.  Юрий Павлович Голубев. Росту вроде и не богатырского, но зато все остальное…! Фигура, голос, ручищи. Я сам видел, как он 3-х литровую банку с пивом брал одной рукой, словно стакан граненый. У такого не забалуешь. Авторитет!
- Палыч! Мы тут вроде всё  сделали, - это Володя Вдовин засуетился, его заместитель.
-Вижу! Ладно. Сегодня  на бригаду разнарядку дали. Завтра  от нас двое в колхоз поедут, на месяц или поболее. То ли коровник строить, то ли башню силосную. Поедут,-  он на минуту задумывается, -
-Ты, Базан.
 – Как скажешь, Палыч.
- И ты, Жека. Всё равно, всё, что можно было продуть, вы уже продули.
Жека, это наш футболист, краса и гордость линии обороны футбольной команды «Чайка». Сезон, как видно из вышесказанного, у них действительно не задался. А еще, у него недавно родился ребенок. Семейный человек, не перекати-поле какое-то.
-Палыч! – я не могу на месяц. Мне ребенка не с кем оставить.
Лучше бы он этого не говорил! Словно в греческой трагедии -  хор голосов в едином порыве: «А как же мы своих детей на пять, да на десять лет оставляли»?
Сейчас я и не помню уже, чем закончилась та история. Может, поехал Жека в колхоз, а  может, и нет. Всё же люди понимающие были, может и нашли замену. Нет, правда, не помню. А вот вкус воды «с ключика» помню. И все запахи, и все звуки того летнего дня помню. Странная всё-таки штука наша память.  Это не экран монитора, с чередой  забавных  картинок. Нет, это скорее река. И ты плывешь по ней, как в детстве, забравшись на старую автомобильную камеру, полностью отдаваясь течению и лишь, изредка,  подгребаешь  руками.