Сирень, черёмуха и белый голубок. Глава 15

       Горячий воздух заметно посвежел и стал тёплым. Куда-то пропали мелодии беззаботных кузнечиков и цикад, жужжание надоедливых осенних мух, деловые переклички уже подумывающих о недалёком отлёте птиц. И сейчас это тепло, дарящее округ мягкий чарующий уют, и эта ласкающая слух всеохватная благословенная тишина наполняли сердце Дарьи неизъяснимым восторгом.
       Мыслей не было. Женщина просто стояла на крылечке и бессознательно наслаждалась обволакивающей её истомой. Той истомой, которая случается в такие вот благодатные дни да ещё после хорошей баньки.
       Откуда-то явственно потянуло свежестью. Золотарёва поёжилась и, сняв с головы платок, накинула его на плечи...
       Спустя немного времени плотная тёмно-серая пелена, зародившаяся на восточной стороне окоёма, густо обметала небо. Весело зашумели тронутые лёгкой ржой ветви старых яблонь и груш. У забора радостно встрепенулись пышные кусты золотых шаров, бордового конского хвоста и разноцветных георгинов. За калиткой, на дороге, поднялась, словно того и ждала, невесомая пыль и беззаботно устремилась вдаль светло-коричневым облаком.
       Вспомнив про выстиранное бельё, Дарья метнулась к бане. Но на полпути, будто споткнувшись обо что-то, остановилась и глянула в сторону кладбища. Ничего страшного там сегодня не было: тополя и сирень, истомлённые жаждой, казалось, изъявляли полный восторг в предвкушении обильного небесного пира. Их раскачивающиеся ветви-руки словно аплодировали Тому, Кто так щедро дарил им сейчас благословенную и столь долгожданную прохладу. 
       Выйдя из кратковременного оцепенения, Золотарёва свернула к навесу. Около него за время Сашкиного отсутствия уже успели выпрыснуть из земли полутораметровые побеги черёмухи. «Не буду рубить – пусть растут». Дарья нежно дотронулась до светло-зелёного листика. Затем погладила тонкие черёмуховые прутики: «А ведь и вы сейчас ликуете не меньше своих древесных братьев и сестёр на погосте, хотя и питаетесь незнамо откуда взявшейся здесь живительной влагой... Ишь какой чистый, словно слеза», – последние слова её были адресованы роднику, в жгучие струи которого она не замедлила опустить ещё не остывшие от банного жара ладони.
       В эфир неожиданно выбросился первый залп небесного салюта. Яростно закаркало на кладбище вороньё, взметнулось чёрной тучей и понеслось куда-то прямо над Дарьиной головой. Частые брызги дождя весело запрыгали, оставляя после себя тёмные крапинки в пересохшем бархате пустых грядок. «Как весной... или летом...  А ведь в сентябре не должно быть грозы», – подумала женщина и кинулась к позабытым верёвкам с бельём.
       «Эх, не успел Сашка загнать трактор под навес... Заржавеет... – уже взбегая на крыльцо дома, впервые за это время по-хозяйски размыслила вдова. – Нужно искать покупателя».
       В дверь высунулась кругленькая мордашка, а затем перед изумлённой Дарьей предстала и вся дочурка, облачённая в материну сорочку. 
       – Я все электроприборы выключила и Настю с Полей спать уложила.
       – Молодец, Машенька, – передавая дочери бельё, ответила запыхавшаяся Дарья. – А ты это... чего так вырядилась-то?
       – Хм, – забавно мотнула головой Машка, – оказывается, родная мамочка и не подозревает, что её сокровище уже выросло из детских распашонок.
       – Верно, не подозревала... – удивилась самой себе Дарья.
       – Оно у нас и всегда так... – глубокомысленно заметила Машка.
       А ведь недавняя кроха-то, действительно, уже выше её ростом, но из-за постоянного безденежья она, Дарья, давно ей ничего не покупала. «В следующий раз – с выручки – обязательно приторгую на рынке красивую ночнушечку», – решила озадаченная родительница, а вслух произнесла:
       – Тебе не страшно? Гроза ведь.
       – Нет. Я теперь ничего не боюсь.
       – Так-таки ничего? – улыбнулась мать.
       – Ничего, – улыбнулась, к радости Дарьи, и Машка.
       – Даже грозы?
       – Даже грозы.
       Помолчав немного, дочурка чуть встревоженно спросила:
       – А где ты будешь спать?
       – Как всегда, на сеновале. – Прикрыв глаза, Дарья с наслаждением вдохнула приятно остуженный воздух. 
       – Но, мама, это же опасно! – всплеснула руками девочка.
       – Так уж и опасно? – потрепала её по голове мать. – Тёс и сухая трава, к твоему сведению, не проводят электрический ток.
       – Знаю.
       – Не сомневаюсь.
       – Тогда возьми к себе Сашку, пусть подышит свежестью.
       – Пусть, – пожала плечами Дарья. – Хотя он уже надышался, наверное, вволюшку. Ведь каждый день куда-то улетает.
       – И всегда возвращается... – Охнув от оглушительного сотрясения воздуха, девчушка резво скрылась за дверью. Вскоре она вернулась с коробкой и торжественно вручила её матери.
       Взобравшись на сеновал и поставив ношу у изголовья, Золотарёва сняла с себя мокрую одежду, развесила её тут же на верёвочке и, переоблачившись в ночную рубашку, легла. Нашарила рукой лежащий чуть поодаль выстиранный мужнин плащ. Нежно прижала его к груди, и слёзы – нет, не горькие и жгучие – а слёзы смирения и светлой печали не замедлили тут же явиться на зов её растревоженной воспоминаниями души.
       А снаружи творилось невообразимое. Из бездонной бадьи, заглушая раскаты грома и порывы шквального ветра, выливались непомерные объёмы влаги. Вода рьяно колотила о крышу, бешено и вместе с тем радостно стекала по шиферу и шлёпалась о твёрдую, как кирпич, почву. Ничего удивительно в этом не было. Вслед за ураганом, принесшим ей, Дарье, не выплаканное до сих пор горе, небесная канцелярия оформила солнышку – кроме основных его обязанностей – ещё и наряд на дополнительные работы. Таким образом, на задыхающуюся от зноя землю с того злополучного июля не упало ни капли дождя. Они с Машкой измучились с поливом. Два колодца в их огороде высохли – и воду приходилось таскать нескончаемыми вёдрами с ближнего озера.
       Женщина заглянула в коробку. Голубок, освещённый призрачным сиянием молний, мирно подрёмывал. Она осторожно погладила чуть вздрагивающие во сне его беленькие перышки.
       Дарья встала и подошла к окну. И в это время ушей её коснулись странные звуки. Они походили на автоматные очереди из знакомых ей фильмов о войне. Увиденное же повергло её в крайнее изумление: недалеко от бани в небо прыснул синий-пресиний, цвета бесподобных Сашкиных глаз, сноп пламени. «Как салют в праздник...» – подумала Золотарёва с чувством восторга, разбавленного доброй порцией страха.
       Шквалом ветра распахнуло дверь. Дроблённые непогодой брызги дождя холодно коснулись Дарьиных рук и шеи. Женщина вздрогнула и, зябко поёжившись, обернулась. Она увидела, как голубок, мягко затрепетав крылышками, вылетел из коробки. На мгновение птица зависла в воздухе, затем метнулась к выходу и скрылась в ночи.
       Обескураженная, она снова легла.
       Ливень с утроенной силой продолжал ласкать истосковавшуюся по нему землю. «Размоет могилку-то. Размоет... Чего доброго и гроб вымоет... На боровинке* же похоронили... А с востока – крутой обрыв...» – мелькнули в сознании вдовы шальные мысли. Интересно, какой там сейчас её Сашка? Наверное, не изменился. Ведь прошло совсем немного времени. Это только для неё, Дарьи, стрелки часов давно остановились, превратив последнюю пару месяцев в вечность.
       Она вспомнила, каким страстным и нежным был муж в постели, и у неё сладко заныл низ живота... Она сомкнула глаза, увлажнённые спорой женской слезой, и явственно представила себе жадные до ласк Сашкины руки и щемящий вкус его горячих поцелуев. От бешено разыгравшегося воображения женщина застонала и невольно стиснула бёдра. Волна желаний бурно прокатилась по её истомлённому бесконечной разлукой с мужем естеству. «Сашка, – жалобно выдохнула Дарья. – Сашка, где ты?» – «Я здесь... Я здесь, Дашенька...» И вот уже... Сашка ласкает её без устали, до исступления, жарко выдыхая заветные слова:
       – Люблю!.. Только тебя люблю!.. Господи, как я соскучился... там! Мне хорошо с тобой! А тебе, милая?
       – Мне тоже?..  А где ты был... так долго? – и она, приглушённо рыдая, в беспамятстве извивается в его трепетных руках.
       Она наяву слышит этот голос. Без сомнения, это голос Сашки. 
       Сашки!..
       На несколько секунд ею овладевает ужас. Но сладкая судорога огромной волной снова пробегает по телу Дарьи и, превратив его в невесомую пушинку, уносит ввысь. Туда, где её возлюбленный... К облакам...
       К облакам?.. Нет... А кто же там... на земле?
       О Господи, она, кажется, сходит с ума. И снова леденящий страх готов вот-вот заполонить всё её существо.
       Но уже другая волна, сильнее первой, подхватывает её и устремляется с нею ещё выше, выше... Наконец, она бережно кладёт желанную ношу к Сашкиным стопам. Вот Сашка наклоняется к ней. Целует в губы. Как им хорошо вдвоём на небе! Ведь только здесь, высоко от грешной юдоли, может так упоительно и одновременно жутко звучать музыка божественной канонады в честь их безумной фантастической встречи. И только тут, на небесах, возможно такое яркое полыхание ослепительных фейерверков во славу удивительного единения их тел и душ.
       А там, в печальной реальности, откуда принесли Дарью волны, муж ей привиделся. Это были всего лишь проделки её безудержного воображения...
       Дарья неистово впилась зубами в Сашкино плечо и почувствовала... привкус крови. Сашка, слабо ойкнув, зашептал ей в ухо:
       – Подари мне, пожалуйста, сына!
       – Подарю, любимый... как раз сегодня закончились последние капельки бабушкиного снадобья... и теперь Машка не будет... Праздник... завтра праздник...– Слегка вздрогнув, она недоуменно всхлипнула: – Но... как?.. Ты же умер! И я... похоже...
       Воздушные барабаны, разочарованно громыхнув, покатились рокочущей струёй куда-то вдаль. Сашка испуганно отшатнулся, отполз в сторону и встал на ноги. Затем он наклонился, поднял валявшийся тут же под ногами саван и спешно прикрыл им плечи. Так и стоял он, облачённый в белую – с багровыми пятнами на груди – небесную плащаницу в слабом сиянии убегающих молний. Неожиданно она увидела за его спиной... распахнутую чердачную дверь. Ледяной ужас тут же сковал всё её тело. Как рыба, выброшенная на берег, женщина судорожно пыталась заглотнуть воздух, ставший почему-то вдруг плотным и тягучим. Наконец, ей это удалось – и дикий вопль, с трудом протолкнувшись сквозь стиснутые зубы, вырвался наружу и потонул в грохоте грома, опять вернувшегося из своего недавнего путешествия.
       Задыхаясь, она билась в судорогах и почти теряла сознание. А призрак, сбросив светлые одежды, тёплыми от недавних ласк руками снова обхватил её голову и стал неистово целовать волосы, лоб, губы, шею, грудь, живот...
       Ослепительные вспышки неземного салюта фантастически красиво освещали сплёвшиеся в пламенном порыве два тела, души которых теперь на день, на час, даже на миг боялись потерять друг друга. А величественная канонада, уже не замолкая ни на минуту, гремела и гремела в честь самой преданной и самой страстной любви во всей необъятной  Вселенной...
______________________________________________
Прим.: *на боровинке; боровина – холм (диалектное слово Новгородской области).