Двор

Странно, но став взрослыми, мы всё чаще начинаем задавать вопрос: « А куда ушло  оно, наше детство? В какие города?»  Или,  где он сейчас  «мой  город, тихий как сон»? И  неплохо было бы купить  билет в этот город, найти бы только подходящий вокзал и кассу. Только вот, если и найдет кто-то,  где-то, нечто такое, я бы к кассиру посоветовал присмотреться – на предмет  наличия известных украшений на голове. Не бывает  билетов в детство, есть только память, а она, слава Богу, всегда с тобой – выбирай любой эпизод, щелкай « мышкой»,  и вот тебе, пожалуйста, и нагретый июльским солнцем песок на Томке, и весенние ручьи, и снежные горки, - все рядом и все живы.
«Да, это я на белом свете
Худой, веселый и задорный…»
Худой, веселый,  а еще стриженный. И не под какую-нибудь «челочку», а под  настоящий «полубокс», или того круче под «молодежную». И одет подходяще:  кожаные сандалии или «баретки» по-нашему, черные сатиновые шаровары и тенниска в полоску. А на голове тюбетейка – самый популярный головной убор у наших томненских  мальчишек в те годы. Почему тюбетейка? Вроде бы не нашего кроя шапочка? Картуз был бы более уместен.  Не знаю. «Дружба народов» и «широка страна моя родная» -  в наше время это были не просто лозунги.
А вот и наш двор, куда приходили мы из ставших вдруг тесными коммунальных квартир. Мир детских игр и недетских мечтаний, где мирились и ссорились, любили и ненавидели,  мир самых первых и самых больших открытий и первых же разочарований.  Мир, откуда мы  уходили, влекомые  кто мечтой, кто судьбой, а кто, извините, и дурными наклонностями. Двор был действительно большим, и в прямом и в переносном смысле. И люди жили в нем разные.
Как-то, само собой, всё население разбивалось на различные группы, объединенные по возрастному, половому и прочим признакам: У старушек самое почетное место на скамейках возле подъездов, где разговаривать можно было не только между  собой, но и с коллегами, живущими на первом, втором,  да и на третьем этажах дома.
-Прокофьевна, выходи, дура,  гулять-то.
-Ой, бабоньки, да я что-то занедужила.
-Может, в аптеку, порошков, каких надо, не стесняйся, скажи,  принесем.
-Нет, спасибо, у меня есть.
Далее следовал комментарий диалога:  « Да, как тут не занедужить, младший-то опять к ней  заявился. Нажился, видно, со своей, опять к маме вернулся. – Это он с «четвертой»  уже нажился? - следовал вопрос. -  Да,  кто их у него считал. – Да – а, беда. Хуже  баб только вино».
 Наши бабушки. Они знали всё. Кто, когда, с кем и сколько. И все тайное для них было явным. Меня они уважали: за внешний вид, за отглаженные брюки, за начищенную обувь. А когда я научился разбирать церковно-славянские тексты, то цены мне, в их глазах, просто не было. «Филипьевна, попроси  внучка-то, пусть придет, книжицу посмотрит, от матушки покойной осталась». И внучек приходил, смотрел, читал «про  божественное». «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе» - Это про партийные собрания, пояснял, -  вас не касается, вы все равно на них не ходите
-Не ходим, батюшка, не ходим,- вот я уже и батюшка.
-Так, а вот здесь смотрите, - и читал, грозно покачав пальцем в их сторону: «Зубы грешников сокрушил еси ».
-Грешны, ох, грешны,- шамкали они беззубыми ртами, и крестились, и вздыхали, и  каялись: « Спаси нас, Царица Небесная, пособи, Матерь Божия, замолви словечко перед Спасителем, Заступница наша».
Конечно же, пособит,  и,  конечно же, замолвит. За труд ваш непосильный, за муки, за страдания, за молитвы ваши о нас непутевых. Вечный покой дай им, Господи. А от нас поклон до земли и долгая память.
                ***
У мужчин во дворе своя территория. Немногочисленные столы,  лавки; здесь играют в шашки, домино, в карты. Есть ценители и более благородной игры, но их мало и они предпочитают уединяться.
Здесь же, случается, и выпивают:  и по маленькой, и  по большой. Песен, правда, за такими «столами» не пели. Для песен нужна была иная обстановка. А вот шуток-прибауток на тему застолья – сколько угодно! Из наиболее пристойных помню такую:
«Пить надо в меру», - говорил Неру.
«Нет», - отвечал Никита –
«Пить надо досыта!»
/Примечание: Неру – имеется в виду Джавахарлал Неру – основатель и первый руководитель Индийского независимого государства. Большой друг Советского народа.
Никита – имеется в виду  Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Никита Сергеевич Хрущев. Большой друг Джавахарлала Неру./
  Здесь же начинался  процесс перевоспитания заблудших душ, внезапно объявившимися женами. Из ударного воспитательного арсенала наиболее запомнились следующие доводы:  «Связался с лопаниной, паразит», далее -  «всё равно всё вино не перелопаешь, сколько его не лопай». И, наконец, главный калибр: "дома конь не валял, черт ногу сломит, а он придёт, бельма  обабурит и пальцы врозь». Да,  «пальцы врозь» это круто, это, наверное, тот порог, за который уже  нельзя.
                * * *
Жизнь и смерть они завсегда рядом. Одно без другого не бывает. А потому, когда приходил кому-то назначенный срок, то прощаться собирались тоже здесь, во дворе. Отсюда и провожали. Кладбище у нас было тоже свое родовое; за городом, у реки, с таким странным и непривычным для  слуха названием  «Корба». «Ему давно уже на  Корбу пора»- это, зажился, значит.
А место славное: речушка в  овраге журчит,  вековые деревья шумят. Здесь и лежат они все: и родные, и близкие, и просто знакомые, под обычными крестами; соседи, как и при жизни. И фамилии на крестах наши: Тихомировы, Веселовы, Масловы, Щукины.