Резиновый резерв

    Толя Плюшкин пришел домой уставший и опустошенный. Родители были на работе. В дальней комнате, укрывшись тонким покрывалом, беспокойно спала больная бабушка. Толик молча переоделся в большой комнате и плюхнулся на диван. «Вот и все», - сказал он: - бег окончен!»

    - Толик, анекдот про Галину с Надеждой слышал?
    - Рассказывай.
    -Галина сидит поздно вечером у себя дома, тетради с контрольными работами проверяет. Вдруг громкий стук в дверь. - Кто?  - Х… в кожаном пальто! - Заходите, Надежда Николаевна!
     Плюшкин усмехнулся. Анекдот этот гулял по восьмым классам уже месяца три и был своеобразным тестом: над ним могли посмеяться, а могли и дать рассказчику по морде. Речь в анекдоте шла о классных руководителях 8А и 8Б классов: Богданович Галине Владимировне и Башмаковой Надежде Николаевне. Поговаривали, что классные руководители недолюбливают друг друга. Плюшкину это было как - то фиолетово. Он был в хороших отношениях с обеими.
     Башмакова Надежда Николаевна носила коричневый кожаный плащ и была секретарем комсомольской организации школы. «Ей бы еще красную косынку и маузер с деревянной кобурой – и вылитый комиссар!» - любил повторять Женька Грязнов. Плюшкин соглашался с другом. И он, и Женька, ни минуты не сомневались, что всеми любимая Башмакова с уверенностью справилась бы с комиссарской должностью в те грозные революционные годы. Отношение к ней было, как товарищу Сталину: ее любили, уважали, боялись, когда она была в гневе, а некоторые просто ненавидели. Но надеждоненавистников было крайне мало.
     В начале весны Башмакова объявила всем комсоргам восьмых классов: "К концу учебного года необходимо принять в комсомол почти всех восьмиклассников, за исключением самых отпетых хулиганов!" Что ж, если партия скажет надо, значит надо!
     Комсоргом 8А класса формально считался Толик Плюшкин. Его выбрали на эту должность автоматически, как сторожила. Он вступил в комсомол осенью позапрошлого года и целый год оставался единственным комсомольцем в классе. Весь седьмой класс Плюшкин никакой общественной работой не занимался, а в конце учебного года еще и умудрился потерять комсомольский значок.
     В восьмом классе картина изменилась. В 8А возникла комсомольская организация. Она начала быстро расти за счет хорошистов и к концу зимы насчитывала более 10 человек. И хотя новоявленные члены ВЛКСМ были люди сознательные и активные, на должность комсорга никто из них не рвался. Пришлось взвалить эту «нелегкую» ношу на плечи самому Толику Плюшкину. Однако новой нагрузки он почти не почувствовал: как и в седьмом классе, он не вел никакой общественной работы, не платил членских взносов, не собирал их, а лишь изредка, вместе с другими членами ВЛКСМ посещал общешкольные комсомольские собрания и при приеме в комсомол выдавал устные характеристики своим одноклассникам. Впрочем, разнообразием эти характеристики не отличались. Начинались они так: «Такой – то, сякой – то, хороший товарищ…» Вскоре над этой фразой начал потешаться весь комитет комсомола. Пришлись Плюшкину почесать свою тыковку и несколько разнообразить начало своих выступлений.
     Для ускоренного приема новых членов в ряды комсомола решено было ограничить круг вопросов знанием и пониманием устава данной организации. «Короче, - сказала Башмакова: - Никаких лишних вопросов! Знает человек устав – и достаточно!»
     Первым таким кандидатом в ряды ВЛКСМ оказалась ученица 8А класса – Зверева Ирина. Ира училась в этой школе меньше года, но и этого срока оказалось достаточно, чтобы попасть в ряды «хороших товарищей» Толика Плюшкина.
Что такое комсомол? – строго спросила Башмакова.
Это резерватив Коммунистической партии Советского Союза! – громко отчеканила Ирина.
     Опаньки! Приехали! Сравнила Всесоюзную Молодежную организацию со знаменитым резиновым изделием!
     В комнате наступила зловещая непродолжительная тишина. Комитетчики переглянулись. Может, человек просто оговорился от волнения? Толик непроизвольно заерзал задницей на своем жестком стуле. Привел кандидата, мать твою за ногу!
     Стараясь придать своим лицам строгое и серьезное выражение, сдерживая улыбки, комитетчики очень осторожно начали спрашивать Ирину дальше. Но Зверева от волнения не заметила своей оплошности и отвечала четко и громко. Наконец, Башмакова повторила свой первый каверзный вопрос:
Что такое комсомол?
Это резерв Коммунистической партии Советского Союза! – все также громко, как солдат на плацу, отчеканила Зверева.
     Все облегченно вздохнули, а когда Ирина вышла, комната, где сидели комитетчики, наполнилась громким и нервным смехом.
     На следующий день Плюшкин рассказал эту историю своему другу Женьке Грязнову. «Принимают резиновый резерв на свою голову!» – давясь со смеху, проворчал Евгений.
     К середине мая прием в комсомол прекратился. Оставшихся восьмиклассников можно было заочно записать в штрафную роту:  в будущем многие из них отмотают по сроку, а такие, как Бульбасов, - и не один.
     В конце апреля Плюшкин успешно провел среди «старых» и вновь принятых комсомольцев подписку на газету «Комсомольская правда» и журнал «Комсомольская жизнь», и хотя прошел уже почти месяц, деньги он сдавать не торопился. У него не хватало трех рублей. В ведомости расписались все, но кто не сдал злополучную трешку? Можно было выложить и из своего кармана, деньги не весть какие. И все же!
     Толик зашел в класс к Башмаковой, чтобы узнать, куда сдавать членские взносы и где взять ведомость.
     Надежда Николаевна оказалась не одна. Напротив ее сидел какой – то старшеклассник и что – то робко пытался объяснить. Он был красным от волнения. Вся эта сцена напоминала объяснение в любви. (Впоследствии, они поженятся, и разница в возрасте между супругами составит 12 лет).
Да, я внимательно слушаю, - говорила Башмакова, глядя на своего собеседника, затем она обернулась и, увидев Толика, устало пробормотала: - Плюшкин, выйди.
     - Я…, - начал, было, Толик.
     - Выйди.
     - Я…, - уже более решительно начал Плюшкин, намереваясь объяснить, что он, как комсорг, пришел к секретарю комсомольской организации по очень важному делу.
      Но Башмакова рявкнула, коротко и ясно: «Плюшкин, тебе говорят, ВЫЙДИ!»
     И Толик вышел. Пробкой от шампанского. «Ну, надо же, - ворчал он: - Личные дела ставит выше общественных!»
     На следующей перемене Башмакова сама нашла Плюшкина.
     - Ты деньги за «Комсомольскую правду» сдал?
     - Нет.
     - Как!!!
     Она схватила его за руку и потащила к классному руководителю.
     «Вот, полюбуйтесь на это чудо! Неделю назад клялся и божился, что сдаст деньги за подписку на комсомольские издания. Сегодня спрашиваю его:  - Сдал?  - Нет, – и смотрит на меня своими честными глазами!»
     Галина Владимировна тяжко вздохнула, покачала головой, и Толик угрюмо поплелся за свою парту. Башмакова пробыла еще пару минут и вышла. К Плюшкину тот час же подскочила Ира Зверева: «Толя, извини, я тебе за «Комсомольскую правду» не сдала!» – и положила на стол мятую трешку.
     На следующей перемене Плюшкин пулей помчался в комитет комсомола. Сдав деньги и получив ведомость для сборки членских взносов, под громкое дребезжание звонка, Толик рванул обратно. На урок он, конечно же, опоздал, но этого никто не заметил.
     Весь класс угрюмо топтался у кабинета истории, но заходить не решался. Объяснялось все просто: перед самым звонком, Андрей Бульбасов крикнул на весь коридор: «Кто первый войдет в класс – тот педераст!» Этот клич подхватили его друг   Витька Четвергов и двоечник Славка Карасев. И класс замер. Записываться в ряды людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией никому не хотелось. Пауза затянулась минуты на три. Первыми не выдержали две подружки: Эльза Горидзе и Лена Смирнова. Они взяли свои портфели и молча открыли дверь в аудиторию. Класс облегченно вздохнул и храбро устремился за ними.
     Ничего не понимающий преподаватель истории Марийца Ивановна изумленно и осуждающе покачала головой и показала пальцем на свои ручные часы. Класс угрюмо молчал, под тихое и противное хихиканье Бульбасова и Четвергова.
     Выкладывая на парту учебник с тетрадью, Плюшкин слегка усмехнулся. Повод для усмешки имелся. Следующим уроком должна быть анатомия. «Ой, что – то будет!» - подумал Плюшкин. На предыдущем занятии проходили самый щепетильный раздел из всего предмета: «Оплодотворение».
     О том, как эту тему рассказывают в других школах, ходили целые легенды: учителя, а они, как правило, женщины, либо задают ученикам ознакомиться самостоятельно из учебника, либо, красные, как спелый арбуз, опустив глаза, тихо лепечут себе под нос. И в классе стоит мертвая тишина.
     Но в этой школе учителем анатомии был мужчина – Натан Ефимович, и он рассказывал спокойно, безо всякого стеснения.
     Половое воспитание в стране было на очень низком уровне. Школьнику отыскать изображение обнаженных мужчины или женщины было практически невозможно. В школьных учебниках затуманивали и искажали фотографии скульптур: «Аполлона» и «Давида», а в библиотеках из учебников анатомии  и физиологии вырывались главы, рассказывающие о половых органах.
     Два года назад, Плюшкин попал в дурацкую ситуацию в пионерском лагере. В лагерной библиотеке он взял книгу «Маленькая энциклопедия о большой кибернетике», новое издание. Было и старое. Но Толик, как человек передовых взглядов, взял новое. На свою голову. В «Энциклопедии» сообщалось, что американцы послали космический корабль к далеким звездам с изображением людей. Изображались люди, конечно же, без одежды. И в книге приводилась эта картинка. Но то, что можно показывать инопланетянам, нельзя показывать школьникам до 16 лет!
     Через две недели Плюшкин пришел сдавать эту книгу. Трудно сказать, чем Толик не угодил библиотекарю, но это полноватая, средних лет женщина, решила проверить «Энциклопедию» на наличие вырванных страниц. Все листы оказались на месте, но зато она наткнулась на эту злополучную картинку. Что тут началось! Толика обвинили во всех смертных грехах и чуть не натыкали носом, как нашкодившего котенка. «Нет, чтобы взять старое издание, так ведь ты взял именно эту книгу!» – закончила свое гневное выступление библиотекарь. И эту страницу, конечно же, вырвали и уничтожили.
     И как бы в противовес официальному половому не воспитанию, по школе, особенно в восьмых классах, гуляло множество порнографических снимков. В основном, это были плохо переснятые эротические карты, хотя попадались и очень откровенные картинки еще худшего качества.
    После урока истории класс отправился на второй этаж, к кабинету биологии. Кабинет был закрыт, и школьники разбились на две кучки: отдельно мальчики и отдельно девочки. Тут же к стоящей в отдалении от остальных одноклассниц Полине Чесноковой развязанной походочкой подрулил Андрей Бульбасов. Со словами: «Видала?» – он сунул ей под нос одну из фотографий. На снимке была изображена красотка в коротком платьице с раздвинутыми ногами. Трусы у нее отсутствовали.
     Полина сморщила нос и сказала: «Фу!» Вот уж напугал ежа голым задом! Точнее передом. Не на такую напал!
     Андрюша ухмыльнулся и убрал «картинку» в карман. Постояв так пару секунд, он бросил недовольный взгляд на присутствующих, выискивая новую жертву. Его взгляд остановился на Толике. Разболтанной блатной походочкой Бульбасов приблизился к нему и со словами: «Что, комса, тоже посмотреть хочешь?» – сунул под нос фотографию. Толик презрительно отвернулся. Андрюша спрятал снимок в карман, подошел поближе, постоял несколько секунд, словно чего - то выжидая, и, вдруг, выкрикнув: «Береги шары!» - сунул два растопыренных пальца в глаза Плюшкину. Но Толик знал этот прием. Левой рукой он защитил глаза, и тот час же двинул вперед правое полусогнутое колено. Секундой позже Бульбасовское колено, нацеленное в пах Плюшкину, наткнулось на Толиковскую ногу. От неожиданности Андрей вскрикнул, не успев закончить прием и произнести финальную фразу: «Да не эти!» Постояв в нерешительности несколько секунд, он двинул хук левой, потом правой. Плюшкин отбил эти удары локтями.
     - Да ну, его! Пошли! – фыркнул Витька Четвергов.
     - Кому – ням – ням – ням! – хмыкнул Бульбасов и плюнул на пол.
     Вскоре прозвенел звонок, и перемена закончилась.
     «Ну, что, будем проверять домашнее задание!» – Натан Ефимович раскрыл классный журнал. - Тема «Оплодотворение». Отвечать будет… – класс замер: - Отвечать будет Зверева».
     Ира встала:
     - Я не готова.
     - Садись. Два.
     Натан Ефимович поднял еще двух учеников, и обоим поставил двойки. В классе стояла убийственная тишина. Желающих отвечать не было. Даже под пыткой. Натан Ефимович посмотрел на класс, покачал головой и снова устремил свой взор в классный журнал: «Отвечать будет Языков».
     Олег встал. Покраснел и с каким - то отрешенным видом, почти слово в слово начал цитировать учебник: «Когда снабженные цитоплазматическими жгутиками сперматозоиды встречаются с неподвижной и гораздо более крупной яйцеклеткой, они окружают ее. Затем один из сперматозоидов внедряется в яйцевую клетку. Ядра обеих половых клеток сливаются в одно, и образуется оплодотворенное яйцо».
     Не правда ли, какие ужасные крамольные слова! Есть от чего краснеть и стыдливо прятать глаза!
    
     Окончание восьмого класса – это не просто конец учебного года, это – финиш для половины учеников. Для тех же, кто  останется, стены школы будут родными еще долгих два года. И все решает приемная комиссия: кому уйти, ну а кому – «милости просим!» Для одних учеников (отличников и хорошистов) эта комиссия – пустая формальность, а для других – жуткая неопределенность. Конечно, слабым ученикам дорога в девятый класс закрыта. Но есть еще одна категория – середнячки, типа Плюшкина, и учатся не ахти как, и выгнать жалко. Вот, участь таких  вот учеников и решает приемная комиссия.
     Настроение Толика ухудшалось с каждым днем. Он был как бы в подвешенном состоянии между небом и землей. Его душа рвалась в девятый класс, а его оценки тянули в противоположную сторону. Государственные экзамены душевного спокойствия не добавили. Первые три экзамена он сдал на четверки, но на итоговые оценки это не повлияло. Оставалось сдать еще один – устный по математике.
    Последняя консультация состоялась накануне, в пять часов вечера. «Завтра последний бой! Не подведите!» – грозно изрекла Галина Владимировна. «Не подведем, если вы не завалите», – устало подумал Плюшкин. Богданович наговорила еще много умного и ласкового, и все это касалось  подготовки к предстоящему экзамену. Напоследок она еще раз пожелала успешной сдачи, после чего все потянулись к выходу.
     Хорошее настроение отсутствовало не у одного Плюшкина, и чтобы как то развеяться, а может, даже и напоследок, у входа в школу собралась старая годами спаянная компания: Толик, Женька Грязнов, Андрей Новосельцев, Олег Языков и Юрка Казанцев. Новосельцев рассказал байку про парня из соседней школы, который на устном экзамене по русскому языку от волнения оговорился и назвал голосовую щель – половой. Учителя покраснели, но поправлять постеснялись. При этом Андрюша клялся и божился, но ему мало кто верил. Женька рассказал парочку свежих похабных анекдотов, а Юрка достал из тетради вдвое сложенный листок. Это была страница из какого – то иностранного журнала. На ней была изображена обнаженная девушка, сидящая на берегу моря.  Тот час, по всей округе разнеслись громкие восхищенные возгласы: «О – о – о! Да - а –а ! Ну – у – у!» После чего, одноклассники, не стесняясь в выражениях, обсудили девицу и по отдельности все ее прелести. Веселье закончил Олег Языков: под дружный хохот развеселой компании он опустил страницу в ближайший почтовый ящик.
     Домой возвращались в приподнятом настроении. Женька весело насвистывал мелодию из фильма «Малыш и Смок», показанному неделю назад по телевизору. «Ну, что, брат Анатоль, завтра последний экзамен?» - Грязнов начал называть так Плюшкина после прочтения романа Анатоля Франца «Остров пингвинов». Толик тяжко вздохнул.
Ничего, Толька, сдадим математику, и – в девятом классе! Вот уйдет весь этот «резиновый резерв» с Бульбасовыми и Четверговыми и жить станет легче!
Как бы мне самому не уйти вместе с ними! Ты же знаешь мои оценки.
А кто виноват? Учиться надо было.
        Плюшкин вспыхнул.
        - Да, ладно ты, успокойся! Возьмут тебя. Куда ты денешься?
        - А оценки?
        - Ты пойми, это не институт. Здесь все решает не проходной бал, а сам знаешь кто.
        - Комиссия?
        - Конечно.
     Да, все решает комиссия.
     Последний экзамен Плюшкин сдал на тройку, не сумев толком объяснить сидящим преподавателям, что такое синус и чем он отличается от косинуса. Впрочем, и эта тройка мало повлияла на итоговую оценку по математике.
     Выходные для Толика прошли скучно и тягостно. Повод для радости отсутствовал. В выданном в пятницу «Свидетельстве о восьмилетнем образовании» стояла половина троек. Дело осталось за комиссией.
     Ее заседание состоялось в понедельник в десять часов утра.
     Потерявший сон и спокойствие Плюшкин прибежал заранее, чтобы занять очередь. Но он мог бы и не торопиться – вышедшая из учительской Надежда Николаевна объявила присутствующим, что вызывать будут по списку. Классные руководители пришли в школу к восьми часам и начали выдавать документы Бульбасовым и Четверговым – той половине учеников, участь которой была решена заранее. Без пяти минут десять выдача документов прекратилась.
     Желающих продолжить учебу в 9 классе было больше 70 человек. И комиссия начала свою нелегкую работу ровно в 10.
     Женька Грязнов оказался в первой пятерке. Он вышел из учительской с радостной добродушной улыбкой. Лицо его сверкало, как весеннее солнышко. Он оглядел присутствующих и вальяжно изрек: «Да куда ж они без меня денутся!» К нему тотчас же подскочили друзья и приятели. Они начали поздравлять, жать руку, хлопать по плечу и громко спрашивать: - Как там? Что говорят? Что спрашивают? - Ничего страшного. Не кусаются. Учителя - звери, директор – Жук!
     У директора школы действительно, была очень странная и короткая фамилия – Жук.
     Плюшкин тоже хлопнул Грязнова пару раз по плечу, потом еще пару раз, но настроение от этого не улучшилось.
Не боись, Толян, все будет хорошо! – лицо Женьки светилось неописуемой радостью.
Ага, ты только мне венок не забудь принести.
     Чтобы прогнать такую массу народа потребовался не один час. Комиссия работала, как ветряная мельница, «перемалывая кости» своих учеников. Очередь редела, уменьшаясь с каждым часом. Уже вышел счастливый Андрей Новосельцев, давно ушел домой Женька, а Толик стоял и стоял, ожидая своей участи. Он уже устал поздравлять выходящих товарищей. К противному мандражному волнению начало добавляться чувство усталого отупения. Плюшкин оказался пятым с конца, когда назвали его фамилию.
     На ватных ногах Толик шагнул в учительскую. Сидящие за столом члены комиссии устали не меньше Плюшкина. И большинство из них скользнуло по вошедшему холодным и равнодушным взглядом. Галина Владимировна зачитала характеристику на Толика и ознакомила с его оценками. Оценки желали лучшего, а Плюшкин – решения комиссии. Но она не торопилась со своими выводами. В комнате повисла тягостная, душу изматывающая тишина. Толик посмотрел на Богданович, затем не Башмакову. Надежда Николаевна улыбнулась и спокойным комиссарским тоном сказала золотые слова: «Это наш человек. Артист».
     Ее слова решили участь бывшего комсорга бывшего 8А. И двери в девятый класс распахнулись.

     Плюшкин проснулся от мерзкого, противного телефонного звонка. Новую квартиру они  получили недавно, и Толик еще не привык к этому чуду техники. Он поднял трубку и услышал радостный дружеский голос:
     - Ну, что, Анатоль, поздравляю! – это был голос Грязнова.
     - Спасибо.
     - С венком что делать?
     - Поставь на окно в вазу.
     - В ночную?
     - Можно и в ночную.
      В трубке раздался громкий прерывистый смех.
     - Все, Толик! Девятый класс. Резиновый резерв ушел. Слышишь? Все, Толян, все! Наступает новая светлая жизнь!
     Плюшкин радостно вздохнул и тихо промолвил:
     - Поживем – увидим.