Одиночество мать совершенства Алексей Иванов Геогр

С-Пб, Азбука-классика 2007

«Сердце Пармы», «Золото бунта», «Географ глобус пропил» - эти названия сегодня у всех на слуху, а автор книг молодой перспективный писатель Алексей Иванов является лауреатом ряда литературных премий, удостоен высоких и даже восторженных откликов. Интересно убедиться лишний раз в том, что современный русский роман придерживается в основном традиций, завещанных классиками, с их четкой и стройной композицией, психологической характеристикой героев и их поступков, описаниями как природы, так и внутреннего мира человека. И хотя драматический акцент у всех писателей разный, их роднит отношение к добру и злу, тонкости и цинизму, извечным проблемам нравственности и духовности.
Эпиграфом к роману «Географ глобус пропил» А.Иванов выбрал слова Станислава Лема «Это мы – опилки», а главам, большим и малым, дал оригинальные названия. Вот некоторые из них: Глухонемое козлище, Мясная порода мамонтов, Мертвые не потеют, Незачем и не за что, Заполнение пустоты ничем, Зондеркоманда ит.п. Подводится итог главой «Одиночество». Сменив множество профессий, Иванов был также школьным учителем и написал этот трогательный и остроумный роман в 26  лет (1995). Итак, Виктор Сергеевич Служкин приехал в город Новые Речники, что на реке Каме, устроился учителем географии в девятых классах некой школы, пробует наладить жизнь как у всех, приспособиться к обстоятельствам. У него жена Надя и четырехлетняя дочка Тата; жена его всячески унижает, дочка к родителям относится скорее философски. На работе начальство его невзлюбило сразу – в лице завуча Розы Борисовны (Угрозы), ученики доводят до белого каления, но признают «за своего». Служкин называет их отцами, красной профессурой, зондеркомандой и по-своему любит, сознает, что экономическая география регионов России никому не нужна, пытается стать для своих питомцев хотя бы другом и воспитателем. Говорит с ними на равных, не церемонится, может и пинка дать, и с лестницы спустить – благо не обижаются. Кульминация романа – поход на катамаране по реке, обильный приключениями, опасностями, но, к счастью, окончившийся благополучно. Поиски любви привели географа, отвергнутого собственной женой, к 14-летней Маше, но он, даже отрекшись от нее, вынужден покинуть школу. И теперь «прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества» (с.506). Обыкновенная история оборачивается откровением, и роман вне всякого сомнения с увлечением прочтут люди разных поколений, профессий и душевного склада. В нелепом и неприкаянном Служкине, напоминающем героев Шукшина, есть что-то родное для всех, и хочется верить, что ему немыслимо рано подводить черту под прожитой жизнью и все хорошее еще впереди.
В романе полновластно царит образ главного героя с непритязательной фамилией, хотя сам он при всей своей незадачливости далеко не прост. Используя всю полифонию красок, присущих человеку вообще, автор показывает его в разных ипостасях. Он может постоянно шутить, сыпать прибаутками, ёрничать , выпивать и пить по-черному, быть жестким и нежным, добрым и неуступчивым, заземленным и поэтичным. Конфликт между ним и завучем Угрозой начинается с первых же минут их знакомства, продолжается крещендо и заканчивается полным крахом для него и шоком для Розы Борисовны, когда оказывается что девятиклассница Маша, предмет его высокой любви, ее дочь. И хотя Угроза тоже может острить (из вас педагог, как из огурца бомба), образ этот знаком по многим романам о советской школе и не блещет новыми красками. Так же одномерны другие герои, характер которых подчеркивается одним действием, определением, выражением. Так, старинный приятель Будкин, хотя и добр, бросается на выручку Служкину, вызволяя его из милиции, любя его жену, терзается этим, но – постоянно хехекает, и все этим сказано. Надя говорит мужу только злые и обидные слова, но ведь «иногда стервозность для женщины – это единственная ее опора» (Стивен Кинг). Ученик Чебыкин все окружающее и происходящее характеризует словом «эротично», ученица Люська без конца повторяет «дак чо». Однако все эти мелкие мазки дополняют образ и житие географа, а заодно и сами персонажи, при всей пунктирности очертаний, обретают жизненность. Они не только фон, головная боль и забота, но также необходимое окружение географа, без которого его одиночество было бы действительно полным и беспросветным. Проводить параллели – занятие неблагодарное, но своей проблематикой ли, атмосферой или общим настроением роман созвучен с «Мелким бесом» Федора Сологуба. Школа в российской глубинке, бессмысленность существования, и кажется, что хотя Служкина, гуманного, честного, творческого человека невозможно сравнивать с сологубовским Передоновым, над ним также витает смутная тень Недотыкомки, и она постоянно терзает и душит героя. Передонова она довела до психоза и преступления, и та же тень замкнула Служкина в одиночестве.
Философия Служкина несложна, но лирически-утонченна. У него настроение типичного пораженца, у которого есть незыблемые принципы, но нет ни хитрой напористости карьериста, ни смелости бойца, ни чувства самосохранения. Служкин однако изображен автором не только с симпатией, сочувствием, но и уважением. Он может, притворившись в поезде глухонемым, проехать без билета, чтобы на сэкономленные деньги купить себе пива и сигарет, но предельно честен с учениками. Проиграл Градусову в карты (носатый, задиристый, злой мальчуган талантлив по части заковыристо-гнусных выдумок, к тому же шулер) – и отпустил, как обещал, домой весь класс. Во время похода напился, пропустил нужную станцию и по решению девятиклассников из командира был разжалован в рядовые, подчинился беспрекословно, убирался в шалаше и разжигал костры. И ряд мелких, но характерных случаев. Не только природная доброта и человечность определяют его поведение: географ помнит свои школьные годы и собственные проделки. И как с товарищем подглядывали в окно женской бани, а оттуда вдруг высунулась их учительница по прозвищу Чекушка и влепила ему пощечину; как перепутал (не нарочно ли?) кассеты и вместо траурного марша в день смерти Брежнева принес в школу запись ансамбля АВВА. Все это призвано добавить новые грани к создаваемому образу, и показать весь уклад уже развалившихся и с трудом защищаемых устоев. Служкин сделал из своего недолгого жизненного опыта выводы о том, как сохранить свою личность. Во-первых, это его самоирония и постоянные прибаутки – чаще рифмованные: жених – на свободе псих, командир пропил мундир, горе со щами, счастье с прыщами и т.п. Многое прощает жене и другим женщинам, но когда последние хотят им заменить (на худой конец!) других, может сыграть с ними злую шутку. Способен анализировать свои склонности и предпочтения: Сашу любит, но его к ней не тянет, тянет к училке, жить хотел бы с женой Надей, хотя ближе Ветки у него никого нет; сознает впоследствии, что в своей судьбе не видит места для девочки Маши, хотя для обоих это настоящее чувство. Не часто, но порой чувствует потребность прочесть свои стихи:
Ветхий храм на угоре ветреном…
Рваный шрам на валунной пристани…
………………….
Нам с тобой дарят одиночество
Ледяные голубые росстани.
Как школьники мужественно прошли пороги бурной опасной реки, так и географ преодолел целый учебный год, пока не сработала бомба замедленного действия: завуч застала дочку Машу целующейся со Служкиным. Автор умело показал силу слабого человека среди самодостаточных посредственностей, но он (автор) не склонен верить читателю, его умению разбираться в сложностях человеческой души. И зря, ибо когда Служкин вместо уже сроднившихся с ним прибауток (язык Златоуста, да мыслей не густо) переходит на «глубокомысленности» вроде: «мы ошибаемся, когда верим в порядочность, но это наша самая большая победа»; «находишь только тогда, когда не знаешь, что ищешь. А понимаешь, что нашел, чаще всего только тогда, когда уже потерял» (с.228); «и я безответно-глухо люблю Машу, люблю этот мир, эту реку, люблю небо, луну и звезды /.../ люблю эту бессмертную горечь долгих и трудных верст» (с.425); «я могу быть счастлив, когда мне горько» (с.425) – это несколько отдает самолюбованием. Лучше бы он говорил, как всегда: думаешь, у меня не глаза, а пуговицы от ширинки; люди искренни, когда врут; он был точен как свинья.
Описания в романе, в том числе пейзажные, двоякого рода. Автор как бы стыдится лиризма, потому «снег вокруг громоздился целыми Гималаями», а «широко раскрытые окна школы тоскующее глядели в небо, будто школа посылала кому-то молитву об избавлении от крестных мук предстоящего учебного года» (с.11). Иногда все же прорывается лирическая струя: «Вода несет нас, бегут мимо берега, и линия, разделяющая небо и землю, то нервно дрожит на остриях елей, то полого вздымается и опускается мягкими волнами гор – словно спокойное дыхание земли». (с.391).
«Географ глобус пропил» - тоже образчик направления, уже условно названного нами неонатурализмом, и заполонившего не только страницы многих современных романов, но и проникшего в ряд художественных фильмов (достаточно вспомнить ленту «Волчок»). Как же произошел возврат к «Мелкому бесу», кто виноват в этом? Не потому ли так все безысходно, что слепой водил слепого и оба они угодили в яму, что, по словам героя, «все зло, что раньше было сковано и связано, освободилось и теперь только выжидает» (с.137)? И стало светлее лишь потому, что тьма сгустилась вокруг лампы (образ Пауля Целана, австрийского поэта и мыслителя)? В то же время закрашивание пустоты – занятие бессмысленное; и «когда поэзия слишком оптимистична, в мире неладно» (Х.Р.Хименес). Потому герою, покинутому автором на распутье, еще предстоит сказать свое слово, и ему может помочь именно одиночество,  тот временный крах, от которого никто не застрахован, и тогда поражение, если и не обернется победой, то хотя бы мудростью, умением не позволять себе быть несчастным, и помогать другим. Писатель нашел единственно верное художественное и нравственное решение: возложить на героя ответственность за выработку в уединении иерархии ценностей. И вспоминаются слова Марины Цветаевой: душа растет, больше всего – от потерь.
Примечание: в названии статьи использован афоризм И.П.Эккермана.