Но жизнь еще короче и сшита наугад! Е. Рейн Дидье

М. act 2001
Первый роман сборника «Путь в один конец» очень коротенький – 100 страниц. Объем, разумеется, не определяет достоинств романа, достаточно вспомнить ранний шедевр Альбера Камю «Посторонний» в 132 страницы. Сюжет романа Д.В.Ковелера причудлив и прост одновременно. В детстве героя похитили цыгане, и теперь он не француз, а араб Азиз Кемаль из Марокко – так нарекли его. Он живет, как все, в цыганском таборе, с детства приобщаясь к тонкостям воровского искусства, и, теперь, скрывая любовную связь с Лилой, невестой другого, пытается ухватить хоть толику счастья в этом суровом мире. Но когда погиб жених Лилы, и он, счастливый, сидел в белом костюме за свадебным столом, нагрянула полиция с очередной облавой, и в результате схватили и упекли за решетку именно его. Однако выяснив, что он не цыган, а вроде бы житель Марокко, решили отправить его «на родину» с неким атташе Жан-Полем Шнейдером. И тут последний становится едва ли не главным действующим лицом со своей незадавшейся карьерой, юношеской несчастной любовью и нынешним разводом с женой. В конце их «пути в никуда», поскольку выдуманного Азизом местечка Наргиз не существует вовсе, Шнейдер, заболев, умирает, оставив свои дневниковые записи.
Азиз везет гроб с телом Жан-Поля во Францию, едет в провинцию к его родителям, сочиняет историю – ему не впервой – о захвате террористами их сына, и, поскольку гроб с машиной успели угнать неизвестные грабители, выдумка срабатывает. В итоге он остается в этом доме, приводит в порядок записи атташе и заодно вместо предисловия и эпилога рассказывает свою историю.
Роман скрашивают непохожие друг на друга любовные истории и женские образы. Сначала это прелестная цыганка Лила, первая и самая яркая любовь Азиза. Затем жена Жан-Поля Клементина, с которой тот без конца пытается объясниться по телефону,. Появляется в романе и гид Валери; любовь Азиза с нею похожа «на знак надежды перед концом света, на какое-то желание, еще не ведающее, что оно напрасно, на счастье, родившееся, чтобы сразу умереть» (с.93). Это счастье пытается ухватить и атташе, в предсмертном бреду называя Валери именем первой своей любви Агнес.
Но всех любивших меня – поверь –
Осталась дороже мне и теперь
Та, что мне отказала.
Кнут Гамсун.
Агнес, расплывшуюся мать троих детей, отыскал Азиз. И кроме издания книги Шнейдера, он собирается вместо него, за него заняться любовью с Агнес, желая претворить в реальность несбывшуюся мечту умершего.
При всей необычности, множестве поистине фантастических событий роман скучноват, и разбивка на рассказ Азиза и дневниковые записи Жан-Поля не делает его новаторским. Напротив, самая трогательная сцена та, когда Шнейдер едет к родителям, но, увидев их, прячется, и вовсе не потому, что стыдится их, а что не оправдал их надежд.
Намного глубже, интереснее и содержательнее второй роман «Запредельная жизнь». Его тоже не назовешь новаторским, автор явно тяготеет к традиционности, несмотря на необычный прием: дух недавно умершего 34-летнего Жака Лормо витает над родным домом и близкими, и повествование ведется от его имени. Д.В.Ковелер скептически относится к возможности земного счастья, и его герой лишь после смерти понимает, что мог бы быть счастлив с женой Фабьеной и сыном Люсьеном, а не крутить роман с Наилой. Жак был владельцем скобяной лавки, где в основном управлялась его жена, сам же он писал картины, которые сжег 8-летний Люсьен в порыве обиды на отца. Читателю предстоит забыть, что он имеет дело всего лишь с духом, и проникнуться всеми переживаниями призрака. И кажется, что его присутствие ощущают также все, кто его знал. Они говорят с ним, пишут письма, а полицейского Гийома он даже вдохновил на создание книги. Но что такое смерть? Состояние после смерти? «Меня украсили цветами, оплакали, окурили свечами и почтили мраморной стелой, на мраморе высекли имя, даты рождения и смерти, пожелания вечного покоя – и привет!.. жизнь продолжается. /…/ Я слишком любил одиночество, и теперь мне показывают, что значит настоящее одиночество» (с.288).
Как это ни парадоксально, но Жак лишь после смерти становится по-настоящему человечным, тонким, любящим, заботящимся обо всех. Ему приходится преодолевать не только свой прижизненный эгоизм, но и преследования других мертвых душ: они «принимали обличья моих близких, терзали мою память, чтобы разыграть передо мной мою же собственную жизни в комическом виде? /…/ …они невидимо следили за мной, подглядывали и потешались над моими блужданиями, безумными надеждами, неудачами, внушали мне иллюзии и поджидали, пока я переступлю порог…» (с.336).
Д.В.Ковелера однозначно привлекают маргиналы, но он шагнул еще дальше – обратился к духу, который получился живее и увлекательнее иных его героев. Но есть у автора находки и среди живых. К их числу можно отнести 80-летнего Альфонса, слугу и друга семьи Лормо, с его поклонением Ламартину и любви последнего к чахоточной деве. Одинокий престарелый подкидыш вовсе не чувствует себя несчастным, настолько богата его жизнь переживаниями за других, посильной помощью им. Кроме того, он, сочинивший в жизни одну лишь строчку, в душе остается поэтом. Другое чудо – маленький Фредерик: родители собирались отдать его в школу для умственно отсталых детей, но нашему герою-духу удалось поселиться в воображении ребенка, превратиться в «гамму красок, набор ракурсов и композиций» и со временем сознавать, что мальчик превосходит его в таланте живописца, и уже не он вдохновляет юного художника, а наоборот. Читателю удается настолько сродниться с фантомом, что и ему вместе с ним по-настоящему страшно, когда Гийом в книге о нем добавляет последнее слово Конец.
Литературе известны многочисленные обращения к прошлому личности, так называемые психологические ретроспекции со стороны людей и даже животных. Помимо известных «бестиариев» Дж.Лондона, «Сны Чанга» И.Бунина являют нам пример не только шедевра в жанре новеллы, но и жемчужину среди уникальных художественных приемов и находок. Однако изложить весь роман посредством духа, подменить им героя – это действительно не только ново, но и увлекательно и естественно настолько, что не вызывает никакого неприятия. Нам жаль покидать дух Жака, мы сроднились с ним, прониклись сожалениями о растраченных им не совсем красиво и благородно годах. И вновь приходят на память строки Р.Рождественского:
И обещаю прожить по-другому,
Если вернусь.
Но ведь я не вернусь.
А Евгений Рейн выразил эту мысль более парадоксально: «Он все непременно узнает, / но раньше, конечно, умрет».
Ковелер бесконечно прав в своем объективизме: мы можем сочувствовать, сопереживать, но судить о жизни другого человека не вправе. И когда звонит колокол, он звонит и по тебе.