Мотька

Этого дня Денис ждал всю жизнь, а вернее 2 недели. Родители пообещали взять его с собой  «на шашлык». Конечно, дело было не в шашлыке, как таковом, а в том, чем он  сопровождался. Это была бы долгая поездка в «пахучем» «ЛендРовере», где можно было не сидеть в дурацком детском кресле. Владельцем этого «слона» был дядя Аркадий, которого папа называл «ментяра». Денис не знал, что это такое, но ему казалось, что ментяра – это кот (наверное, по созвучию с «котярой»). Денису было смешно. Дядя Аркадий – кот? Хотя, он и был чем-то похож на кота: важный, медлительный, усатый. Поездка на «шашлык» предполагала и внимание взрослых к своей персоне. Все, наконец, увидят его новую игрушку – Человека-Паука на батарейках, а дядя Аркадий даст, наверное, денег и он купит себе еще Железного Человека и кучу шоколадных яиц. Сам шоколад имел второстепенное значение; смысл яиц состоял во внутреннем содержании: сюрпризах. Ну и, конечно, прогулка по лесу, где Денис представлял себя охотникам, крадущимся за диким волком.
И вот, поездка состоялась. Надежды Дениски оправдались. Конечно, не обошлось без глупостей. Обязательный вопрос, которым сопровождается любой диалог с ребенком: «В садик любишь ходить?», «Кого больше любишь, маму или папу»? И самый ненавистный: «Любишь какую-нибудь девочку?». Отвечать не обязательно, потому что ответа никто и не ждет. Но зато потом можно будет похвастаться своим сокровищем. Заветный момент, наконец, настал.  Взрослые окружили мальчика, с деланным восторгом крутя игрушку в руках. Дениска показал им, как включается лампочка на пупке Паука, как из недр пищеварительного тракта куклы извергаются звуки, больше похожие на урчание в животе, чем на рычание монстра. Мальчик продемонстрировал им нечеловеческие способности Человека по части выворачивания  рук и ног. В общем, Дениска был доволен – день прошел не зря.
Когда все расселись за очередной порцией шашлыка, Дениска незаметно выскользнул из-за стола и побежал по тропинке леса. Хотелось убежать далеко-далеко, но было боязно. Поэтому, отбежав ровно настолько, чтобы его не видели взрослые, он остановился и перевел дух. Ветви деревьев шумели вверху, пахло прелыми листьями. Денис разложил свои богатства: фигурки мультяшных героев из Киндер-сюрпризов, машинку-трансформера и, конечно, Человека-Паука, из-за которого, собственно, и была затеяна Дениской эта поездка. Герои дрались, в прыжках сбивали друг друга, падали и злобно рычали. Дениса захватила игра, но несколько раз он оглянулся. Было впечатление, что кто-то за ним наблюдает. Он снова ринулся в бой с воображаемыми противниками, но снова почувствовал себя неуютно. Кто-то был рядом. Неужели волки? Нет, волки не могут всхлипывать, а это ЧТО-ТО, будто бы тихо плакало. Денис вгляделся в ближайшие кусты. Точно, за кустом стоял мальчик. Он был мал, наверное, чуть младше Дениски. На нем были какие-то смешные штанишки. Нет, не джинсы, а такие, какие он видел в мультике «Мойдодыр»: широкие, на резинке внизу. Одна штанина задралась, оголяя грязную ногу до колена. Одного ботинка не было и, поэтому к голой ступне прилип желтый осенний листок. Денис поежился – холодно; на Денисе теплые ботинки, а мальчишка – вот так раздет. Именно он и хныкал, понял Денис. Глаза мальчика были чуть припухшие и на щеках застыли две чумазые бороздки. Но самое странное – мальчик был какой-то бледный, словно размазанный. Денис знал: так предметы выглядели, когда он одевал бабушкины очки. Глазам становилось неуютно, предметы теряли четкие очертания и становились расплывчатыми. Вот и мальчик выглядел так, словно на него смотришь через очки. Странно было вообще увидеть кого-то здесь, но еще более странным было увидеть в лесу раздетого одинокого мальчика.
- Ты кто? – спросил Денис на правах страшего.
- Я – Мотька, - несмело произнес малыш, - А ты кто?
- Я – Денис. Ты что, здесь один? А где твоя мама? Она тебя не поругает?
- Моя мама далеко. Не поругает. Мне можно.
Мальчик осторожно выбрался из кустов и бочком подошел к Денису.
- А можно я посмотрю, как ты играешь?
Вот тут настал звездный час, о котором Денис и не мечтал. Сейчас он покажет этой малышне Человека-Паука в действии.
- Вот, смотри! Это, видишь? Лампочка загорается автоматически. А руки? Смотри! Даже могут сгибаться! А голова поворачивается и наклоняется!
Мальчик завороженно присел на корточки. Коленки были острые, с заметными царапинами, но Денис этого не замечал, потому что царапинами его было не удивить, а коленки у них были похожи так, как похожи коленки всех мальчиков от 6 до 9 лет.
- Ух ты! А что это такое? Человечек? – затаив дыхание прошептал мальчик.
- Ты что, опух? Не знаешь Человека – Паука?
- Нет… Смешно… Как человек может быть пауком?
- Да ты что? Мультика не видел?
- А где я должен его видеть? И что такое – мультик?
- Да-а!, - деланно-важно протянул Дениска. Сейчас он покажет этому малявке! – Ты что, с луны свалился? – вспомнил он мамину присказку. – Ты где живешь?
- Нет… Я не с луны… Я, – помедлил мальчик, - здесь… Я – не живу. Я – просто здесь…
Мотьке было обидно, что этот тепло одетый розовощекий мальчик, которого зовут Денис, не понимает простого. Он – не живет, он – просто Здесь. Мотька не знал, как это объяснить, какими законами, но с тех пор, как он задохнулся от пронзительной боли автоматной очереди фрица, он стал Здесь – лесом, птицами, травой, запахами, шорохами, землей.
Мотька решил все-таки объяснить. – Меня фриц убил…
- Как убил? Что такое фриц? Когда?
- Фриц – это фашист. Они пришли к нам в село, а потом пригнали нас сюда, в лес и убили. И мамку, и сестричку Дуську, и бабу Капу… И котенка моего повесили…
Денис молчал. В его голове была полная неразбериха. Кто такие фашисты, он так и не понял. Главное – они убили людей. Не по игре, а по-правдашнему. Маму! Как можно убить маму? Кто смеет убить его маму? А сестренку?  Да папа ка-ак даст!
- А папа чего не вступился?
-А папка на фронте. Я его не помнил. Знаю, что мамка плакала и говорила, что мы – сиротинки.
Мотька сказал это так жалобно, что у Дениски что-то екнуло внутри. Он тоже не любил, когда мама плачет. Когда она плачет, почему-то тоже хочется плакать. Мир теряет опору и рушится от каждой маминой слезинки. Этого Денис не понимал, но чувствовал кожей, всеми своими инстинктами.
А Мотька не хотел говорить о мамке. Вся его короткая жизнь была маминым «хвостиком». Она и он – были единым целым. Даже когда родилась Дуська, он не переставал быть частью ее. Его любимым занятием было залезть к ней на руки, положить острый подбородок на ее мягкие плечи и смотреть сверху вниз на материнские ноги в стоптанных самошитых тапках.  Она шла, деланно кряхтя от тяжести такого «теленка» на руках, его ноги болтались. «Я что, тебя буду долго носить? Смотри, состарюсь, к тебе на руки залезу!», каждый раз говорила она. А Мотька от души смеялся, представляя, как она, старенькая бабушка, залезет к нему на руки. Первый  молочный зуб у него уже выпал, а это было знаком того, что Мотька уже вырос. «Вот выпадет у тебя зуб – тогда пойдешь в школу». Поэтому-то и радовался мальчишка и ждал того события с великим нетерпением. А пока мамка несла его на руках, и тапки шлепали  по крепким загорелым пяткам – шлеп – шлеп, шлеп – шлеп, а голова Мотьки подпрыгивала и качалась в такт ее шагам. Потом мать доносила его до дома, сваливала с себя, будто тяжелый мешок. Мотька проворно изворачивался, а она целовала во все места, куда успевала: в  макушку, нос, подбородок, в глаза, карие в крапинку, цвета старой бронзы.  «Ах, ты, моя козявка!». Смешно, весело! Но и этого Мотька не хотел рассказывать Дениске. Как тут расскажешь? Да и зачем? Это было очень давно, Там, когда он жил на Земле. А сейчас он смотрел, затаив дыхание на яркую игрушку, которая светилась и издавала «чудные» звуки. Дети склонились над куклой. Денис быстро оправился от недоумения, вызванного рассказом Мотьки. Впрочем, оно продлилось недолго.
Денис оглядел мальчишку. Худенький, бледный, жалкий какой-то.
- Давай тебе шашлыка принесу.
- Нет, не надо.
- А одеяло дать? Ты же замерз!
- Да мне не холодно! И есть я не хочу, отстань от меня.
Мотька отказался не потому, что не любил шашлык, он его никогда не ел, а ему просто было не надо. Вот вкуса мороженого он не знал, а это было досадно.
Вывод из отказа Мотьки Денис сделал практичный. «Ну, не надо, так не надо. Я тоже иногда не хочу кушать, и мама постоянно боится, что я замерзну. Везет Мотьке, делает, что хочет. Лучше о другом, главном». 
- А у тебя сколько киндер-сюрпризов?
- Киндер? – Мотька насторожился. Перед ним всплыл фриц, который часто, глядя на него с Дуськой повторял: «Киндер, киндер». – У меня нет Киндеров.
- Ну, а сколько у тебя шоколадных яиц? – поняв, что Мотька чего-то испугался, решил загладить неловкость Денис.
- Чудной ты! – Мотька впервые улыбнулся. Крупный, постоянный зуб в «рубчик» смешно расположился среди маленьких, похожих на кукурузные молодые зернышки, молочных зубиков. Он выделялся среди своих собратьев размером, взрослой основательностью и солидностью. -  Разве яйца могут быть шоколадными? Шоколад – это сладость такая. Мне дед Игнат давал, а яйца не бывают шоколадными.
- А давай играть? Ты бери трансформера, а я возьму  Человека – Паука! – Дениске жаль было расставаться с игрушкой даже на минуту.
- Давай! – с восторгом отозвался Мотька. Он попытался взять робота, но рука прошла сквозь и не сумела взять его.
- Нет, я не могу. Я буду смотреть, а ты играй.
Впервые Дениске захотелось поделиться своим богатством. Наверное, если Мотька попросил бы игрушку, он бы ее не пожалел. Но Мотька не просил, он только, затаив дыхание, наблюдал, как Денис расставляет команды противников, как страшные человечки превращаются в диковинные машины, и восторгу мальчика не было предела. Игра захватила их обоих, и Дениска уже позабыл свое удивление от вида и рассказа странного мальчика.      
  - А у тебя какие игрушки есть? – стараясь не отвлекаться от происходящего на линии фронта, спросил Денис.
- Да у меня никаких нет. Дома была лошадка деревянная. Дед Игнат выстругал. Да котенок мой. У Дуськи кукла была тоже. Но ее фриц сжег…
Про фрица Денис опять ничего не понял. Понял только то, что игрушек у мальчика нет. Вот несчастный, подумал Денис. А куклу жалко. Дурак что ли, тот фриц? Захотелось как-то пожалеть Мотьку.
    Многое мог бы рассказать Мотька. Куклу было действительно жалко, но это было самой малостью по сравнению с тем, что саму Дуську и маму, и бабу, и соседей, и всех-всех потом расстреляли. Мотька видел, как сначала убили бабу. Это было страшно, когда  бабу, его любимую бабу Капу, которая всегда жарила пышки с повидлом, застрелили. Это было еще в селе, за огородами. А потом, в лесу, стали убивать и остальных. Мотька видел и как убили Дуську. Сначала Дуську, она была самая маленькая и кричала громче всех. Один фриц поморщился, как от зубной боли, видимо, она надоела ему своим плачем, и выстрелил ей в лицо. Мать страшно закричала. Кричали все,  но Мотька слышал только крик своей матери. Она схватила Мотьку в охапку. Так она хватала его, когда они шутливо боролись в траве за огородами, и всегда ему это нравилось. Тогда он знал наверняка, что мать ему поддается, но сейчас понял, что это не шутка. Это очень-очень страшно и каждой клеточкой своего детского тела он чувствовал, что его мама, сильная, большая, тоже очень-очень боится. Мотька подумал, что, когда он вырастет, он застрелит этого проклятого фрица, который убил его Дуську. Сколько раз Мотька дразнил ее, таскал за косички, обижался, когда мать называла ее «козявочкой», ведь только он, Мотька, имел право на это почетное мамкино звание! А теперь ее нет, но ужас от осознания этого померк от осознания другого: его и мамку могут убить тоже. Мать навалилась на него всем телом. Он знал, что это не игра и теперь она точно хочет его распластать по земле, вдавить в нее, спрятать! Потом она затихла, словно передумала. Он продолжал ощущать тяжесть ее тела, чувствовать ее привычный запах, но она уже не сопротивлялась. И, когда перед глазами он увидел уже не мать, а лицо фрица, он все понял – мамка его уже не спасет. Ее нет. Мотька закричал.
С того мгновения, как грудь Мотьки пронзила автоматная очередь, он уже знал всё. Он не был умным: не успел пойти в школу, не успел попробовать мороженое. Мамка всегда обещала, что купит, когда повезет его в город. Большие мальчишки говорили, что оно похоже на сосульку, только сладкое. В Мотькиной голове не укладывалось: как это может быть? Сладкая сосулька? Он так и не научился выговаривать букву «р». Он не был умным. Но с того мгновения, как грудь Мотьки пронзила автоматная очередь, он стал мудрым. Мудрым, как природа, как Вселенная. Боль и страх сразу прошли, и он уже знал, что «фриц» - это не имя. А зовут его  Гюнтер Краубе, у него двое детей, жена и мать, которой он часто пишет трогательные письма на открытках, предусмотрительно привезенных «с запасом» из Германии. Мотька стал мудр, как Небо, и уже не было в нем ни безотчетного страха, ни ненависти к этому человеку. Он знал уже, что Гюнтер не будет счастлив никогда, даже, когда буде считать себя счастливым и удачливым. И Мотьке было его жаль. Он знал и то, что   будет часто сниться Гюнтеру. И, когда тот, цветущий и полный сил, будет прижиматься к жене на рассвете весеннего утра. И, когда седой, но ухоженный по-европейски, он овдовеет, и будет привычно спать на своей половине постели, оставив нетронутой вторую половину, когда-то принадлежавшую жене. Тогда он будет просыпаться в слезах и скулить по-щенячьи, то ли от пустого  одиночества, то ли от того, что опять приснился тот проклятый мальчишка, глаза которого невозможно забыть. После таких ночей Гюнтер уходил в мрачную депрессию и никто никогда не знал, почему иногда «старина Краубе», как дикарь, запирается в комнате один, пьет и плачет пьяными слезами. С того мгновения, как грудь Мотьки пронзила автоматная очередь, он знал: последнее, что увидит пред смертью герр Гюнтер Краубе, будет он, Мотька. Старик позовет его и Мотька подойдет к постели, тихо сядет на пахнущую   кондиционером чистейшую простыню,  заглянет своими рыжими, в крапинку, глазищами в его  стекленеющие глаза. Гюнтер увидит осенний лес и его, своего первого мальчика. Сослуживцы предупреждали, что слабакам лучше не смотреть в глаза тех, кого расстреливаешь. Хотя его и учили, что к ним надо относиться не как к детям, а как к мерзким микробам, бактериям, первое испытание он позорно завалил. Господи, почему же этот микроб был так похож на его сына? Такие же карие глаза, такие же крупные, «в рубчик», зубы? Гюнтер догадался, что мальчишке лет 6 – 7, у его сына выпал первый зуб и на его месте вырос новый, который смешно выделялся среди остальных, молочных. Гюнтер помнил, как они с женой смеялись и поддразнивали Эдварда, а тот злился и даже один раз заплакал. Плакал он громко, широко открыв рот, и этот зуб был виден отчетливо и трогательно. Господи, почему же этот мерзкий мальчишка кричит так же? Зачем он так похож на Эдварда? Зачем он открывает рот с таким же зубом в «рубчик» так же, как тогда его мальчик? Начинался дождь. Морось превращалась в мелкие капли, которые летели вниз, и был слышен только звук дождя и шелест листвы. Крики баб и детей стихли, долгожданная тишина окутала лес. Когда этот гаденыш наконец заткнулся, Гюнтер подошел ближе, чтобы убедиться, что все не так страшно. Мальчишка лежал в одном ботинке, другого не было. Голая нога была пыльной, под ногтями застряла грязь, и дождь смывал ее. Серые струйки воды текли по ногам, затекали под замызганные штанины, внутрь ботинка. Гюнтер перевел взгляд на лицо. Глаза мальчишки были широко открыты и капли дождя падали прямо в них.  Белки были белые, чистые-чистые, какие бывают у детей, а глаза – Боже, зачем? – такого же цвета, как у Эдварда, старой бронзы! Гюнтер отшатнулся.  Ребенок плакал? Нет, это вода скапливалась в уголках глаз и стекала по щекам. 
Мотька видел, как солдат склонился над ним, как он отшатнулся. Подбежали другие солдаты, стали смеяться, подтрунивая, хлопать его по плечу. Один из них сорвал с Гюнтера кепку и бросил в кусты, кто-то запрыгнул ему на плечи, повалил. Ральф предложил выпить с «боевым крещением». Теперь Мотька понимал их язык, он теперь понимал все языки мира, ведь он  стал мудрым, как Земля. Во фляге плескался самогон, у кого-то нашелся «сталинский шоколад», как солдаты называли семечки, по очереди выпили из горла, загрызли семечками и отправились назад в село.
Мотька уже не хотел его убивать. Этот человек умрет сам, и Мотька уже знал, когда. Он и Гюнтер теперь связаны между собой. Последнее, что увидит старик, будут не внуки, заботливо сидящие у его постели, не распахнутое окно с кусочком голубого немецкого неба, а Мотька, с его бездонными глазами цвета старой бронзы, в которые капали капли осеннего грибного дождя.
Первый Убитый Им Ребенок возьмет старика за руку и закроет его глаза навечно. Только тогда Гюнтер заснет спокойно: мальчик простил его.
Мотька не мог всего этого сказать Денису. Все-таки он был мал. Ему не было холодно, он не хотел есть, ему было грустно, и Денис это почувствовал.
- А пойдем со мной, я тебя маме покажу.
- Нет, я останусь здесь, мне нельзя с тобой. Я всегда останусь Здесь.
Денису стало жаль Мотьку так, что защипало глаза. Что бы сделать для него? Сбегать за шашлыком, принести одеяло? Нет, он говорит, ему не надо.
- Вот, возьми! Хочешь? – и Денис протянул ему свою любимую игрушку, ту, о которой он мечтал 100 тысяч лет – Человека-Паука.
Мотька замер.
           – Мне? А можно?
- Бери! Мне не очень-то и надо. Я еще у мамы попрошу. – Денис отвернулся. Он соврал. Мама будет ругать, «пилить», как говорит папа, и, возможно, не купит больше такую же игрушку, скажет, нет денег.
- Только батарейка скоро сядет, и лампочка не будет светиться, а «зарядки» нет.  Ничего?
- Ничего,  -  несмело произнес Мотька, хотя ничего не знал ни о батарейках, ни о зарядках.
- Денис! Ты где? Быстро беги сюда! – мамин голос не предвещал ничего хорошего.
-  Ну, я пошел. – Денис шмыгнул носом.
- Иди, - сказал Мотька, и, хотя он старался смотреть на Дениса, но взгляд его упорно натыкался на игрушку.
- Пока!
Денис побежал по мягкому ковру опавших еловых иголок. Когда он подбежал к маме, она шлепнула его ниже спины.
            - Где ты шлялся? Достал ты меня уже! Марш в машину! Замерзли все и устали! Где Паук? Где Паук, я тебя спрашиваю??
- Я его потерял, - соврал Денис.
Мать гневно нахмурилась, но это было только начало. Сейчас она выпучит глаза, потом будет кричать, а потом может и стукнуть.
- Как ты меня достал!
Денис знал, что мама добрая, хорошая, но не любил, когда она ругалась. И решил перевести тему.
- Мама, а ночью здесь волки есть?
- Конечно, есть! Бегают и непослушных мальчиков едят!
- А Мотька их не боится!
- Какой еще Мотька?
Денис только хотел открыть рот, чтобы рассказать о своем приключении, но мама уже не слушала. Запел телефон голосом Димы Билана, и она схватила трубку. Мальчик знал, что это надолго.
Отъезжая от поляны, Денис бросил последний взгляд на тропинку, где он играл с Мотькой. В траве светился такой знакомый ему огонек. Человек – Паук лежал на спине, задрав кверху пластмассовые руки и ноги и издавая невнятные звуки. Мальчик знал, что скоро лампочка потухнет, и Человек замолчит навсегда. Может, кто-нибудь и найдет его в траве, но Денис знал, что эта игрушка принадлежит странному мальчику со странным именем – Мотька.