Сумасшедший рейс

Напишешь повесть или рассказ - услышишь от какого-нибудь знатока: 'так в жизни не бывает'. А хотите знать, как бывает? Обычный поход на полгода. Только вышли - у одного из научных работников сердце прихватило. Он неделю терпел, пока не ушли подальше от родных берегов. (В очереди на загранку в своем научном институте пять лет стоял.) Когда таблетки кончились, научный работник пополз сдаваться. Дополз до изолятора и рухнул. Мы уже были в Атлантике, потому завернули к Канарским островам, в Лас Пальмасе пришвартовались на пятнадцать минут, погрузили немощное научное тело в санитарную машину, отшвартовались и пошли дальше. Дальше - больше. Работали у экватора. В машинном отделении и в Арктике - тропики, а тут и вовсе душегубка. Потому в 'машине' душ не раз в десять дней, как у остальных, а в любое время. Моторист после вахты встал под прохладную воду, сердце прихватило и умер.
  Зашли на Кубу - простились - отправили. При всей печальности процедура отработана и подробно расписана в разных приказах и наставлениях. Госпиталь на берегу - морской агент, обслуживающий суда - цинковый гроб, деревянный ящик и первым рейсом на родину - только валюту платите.
  Но в этот раз с телом решили отправить сопровождающих. Одного инженера, которого подозревали, что у него в море «крыша поехала». Инженер старательно записывал в тетрадку: кто, что и по какому поводу сказал и на огромном листе ватмана чертил разноцветными фломастерами схему взаимоотношений в команде с какими-то стрелками, плюсиками, вопросительными и восклицательными знаками.
  На всякий случай его решили сплавить домой, сказав, что командование оказало ему высокое доверие - сопроводить умершего. Инженер долго сопротивлялся, доказывая полную психическую нормальность, ныл про какой-то магнитофон, который хотел купить в Дублине, но ему твердо пообещали, что после выполнения столь ответственного задания, все лучшие походы будут его, он сам будет выбирать и пароход, на котором пойдет в море, и должность, которую займет. (Если, конечно, пройдет медкомиссию). Уговорили!
  Но нельзя же отрядить сопровождать гроб сумасшедшего! Потому вместе с ним отправили радиооператора. Тот в море сам принял адресованную себе телеграмму. О том, что сосед по коммуналке (70 лет) топором зарубил его жену. И жена сейчас в больнице, а малолетний ребенок у родственников.
  В результате, после траурного митинга на родину отправились гроб с покойным, его сопровождал подозреваемый в сумасшествии инженер, и радиооператор, который смотрел уже за инженером.
  Мы снова болтались где-то в центральной Атлантике, когда на пароход пришла возмущенная телеграмма из МИДа. О том, что два наших сопровождающих тело товарища, в ожидании авиарейса устроили в гостинице пьяный дебош, разбили какое-то зеркало и кричали лозунги, порочащие кубинскую революцию и лично товарища Фиделя Кастро Рус. Потому покойник улетел домой один, а буйная парочка перевезена на наш эсминец, где и будет ожидать отправки на родину.
  Телеграмма из главного штаба ВМФ была куда менее эмоциональной. В ней предписывалось научные работы провести в сокращенные сроки. Заходы в иностранные порты нам отменили, пополнить запасы предстояло не в иностранном порту Дублин, а на базе Северного флота Полярный. Потом еще раз Полярный и далее следовать по месту приписки в Кронштадт.
  Не так страшно было сокращение сроков похода, как два захода в Полярный. Было дурацкое правило: если в рейсе идут два отечественных порта подряд, то за этот отрезок валюта команде не выплачивается.
  С борта во все инстанции пошли телеграммы, что коллектив осудил поступок своих недостойных товарищей, что неизбежен срыв научных работ, что... Телеграмм было много, всех уже и не упомню.
  То командир похода, то командир судна, то начальник экспедиции по очереди скрывались в каморке ЗАС, нажимая на все кнопки и дергая за все веревочки до которых могли из океана дотянуться.
  Своего они добились, Дублин нам вернули. И тут пришла телеграмма от ученого, которого сдали в предынфарктном состоянии на Канарских островах. О том, что он находится в Испании без средств к существованию и просит выслать на посольство в Мадриде его расчет по валюте. Оказалось, этот засранец и, даже, секретоноситель, до сих пор до родины не добрался и мало того, что самовольно шастает по Европе, так еще и деньги требует!
  Худо-бедно, но поход завершался. На прочие мелочи внимания не обращали. Потеряли гидрологический буй, утопили десяток батометров. Напоследок у одного из матросов случился приступ аппендицита. Наш доблестный доктор, мобилизовав в операционные сестры поварих и буфетчиц, несколько часов копался в матросском животе, выгружая из него все что мешало в тазик, но аппендикс так и не нашел. К счастью, берег был недалеко, внутренности из тазика вернули в больного и сдали его на Азорские острова.
  Насупившись, мы шли домой. Ла-манш, Северное море, Датские проливы, Балтика. В нужном месте на несколько часов легли в дрейф, чтобы валюта «закрылась» следующим днем. Утром пошли дальше. Начальство боялось. Средний комсостав ждал предстоящих разборок с любопытством. Матросам и мотористам все было по фигу. Но было начало девяностых и еще большему начальству стало уже не до нас. Пожурили, конечно, погрозили пальчиком и поставили на прикол. Последний подлый удар ждал на берегу. Пока мы покоряли моря и океаны, пересекали взад-вперед меридианы и параллели, и в Кронштадте, и в Ленинграде появилось множество киосков заваленных ширпотребом, который везли на продажу моряки. Оказался никому не нужен прибор, который изобрели и испытывали в море бакинцы. Пока мы были в походе, закрыли научную тему, которую разрабатывали армяне, и вообще многое пошло прахом, поскольку... ладно, хватит о грустном. Лучше найдите карту того похода.
  Ходили же люди! - скажут те, кто увидит исчерченные красными линиями моря и океаны. Если карта уцелела. Ведь парохода давно нет - несколько лет спустя распилили зачем-то наше самое новое в военной гидрографии судно.