Наташа Попова. Медсестра и журналистка

НАТАША ПОПОВА. МЕДСЕСТРА И ЖУРНАЛИСТКА

       НАТАЛЬЯ  ВАЛЕНТИНОВНА ПОПОВА все годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов служила в 290-м сортировочно-эвакуационном госпитале (СЭГ) Западного, а затем 3-го Белорусского фронтов. Работала в 1-м хирургическом отделении. Москвичка.
   Её журналистский дар проявился рано. Ещё до войны она работала в газете Московского метрополитена. Туда же вернулась и после Победы над фашистами. Так вспоминают те, кто с ней служил. Но эти сведения ещё нужно проверить.

   В архиве воспоминаний персонала фронтового СЭГа № 290 есть   статьи Н.В.Поповой.  Её, можно сказать, поэтическая в прозе  статья «Лагерь в лесу», была опубликована в газете «Комсомольская правда» 24 апреля 1943 года.
  Это свидетельство очевидца, что очень ценно в освещении военных событий.

                ЛАГЕРЬ В ЛЕСУ
   
   Светлый, тронутый весною лес. На полях уже стаял снег, и разлилась безымянная лесная речка, затопив прибрежный ольховник; а под елями и меж берёзок, осин всё ещё держится влажный, пористый снег.
   Лишь местами, в проталинах, зеленеет мох да торчат жёсткие стебли брусничника. Набухшими почками, сырой землёй пахнет прозрачная, безлистая чаща. Отчётлив на фоне неба рисунок нагих ветвей.
  И над полем, над лесом, над вешней водой расцветает апрельский закат: светятся и тают сиреневые, с золотым отливом, облака; порозовели стволы берёз, и воздух, как хрусталь, - завтра будет хорошая погода. Об этом звенят на вечерней заре птичьи голоса: тивинь-тивинь…чок-чок-чок…фить-фить…тивинь!..

   На ближнем болотце, ещё подёрнутом у берега плёнкой льда, крякают первые утки; журчит река. Потрескивают ломкие сучья, - кто-то идёт прямиком, через кусты. И с пением птиц, говором вешней воды сливается далёкий, мерный стук движка на электростанции, да, смягчённая расстоянием, звучит музыка духового оркестра. Это участники художественной самодеятельности разучивают к Первому мая новую вещь: замедленный трепетный ритм, соло кларнета – хрупкая, прозрачная мелодия… Бархатно рокочут басы, оттеняя мотив.
   Всё голубее вечер, меркнут облака. И вот уже смолк серебряный голос кларнета. Затрубил горнист, рассыпая в сумерках трели, перекликаясь с эхом:
   - Отбой! От-бо-ой!

   Лес ожил. Целыми бригадами возвращаются с работы лесорубы, пильщики, землекопы, плотники… Вот вздохнула гармонь, и зазвенели в малиновом разливе, подхватили припев девичьи голоса:
   - Прощай, любимый город!..
   Скоро уже месяц минет, как они простились с большим городом, эти девушки. В прошлом остались белоснежные перевязочные и операционные, тишина палат, неслышные шаги у постели больного.
   Теперь всё иначе. Краснознамённый госпиталь, где начальником подполковник медицинской службы тов. Гиллер, получил приказ передислоцироваться из крупного города в непосредственную близость к фронту. Большой, прекрасно оборудованный госпиталь, немедленно свернулся, выехал на новое место, только что оставленное немцами, и встал лагерем в лесу.


   Задымились костры, появились палатки, наскоро сплели шалаши, смастерили крохотные камельки для импровизированных жилищ.
   Советский человек удивительно приспосабливается к любым условиям, сохраняя при этом юмор, оставаясь бодрым при всяких обстоятельствах. Приходилось умываться снегом, питаться чёрными сухарями, кипятить на кострах мутную, вешнюю воду из речки.
  Но право же, это был лучший на свете чай – с ароматом хвои, палого листа и дымка, с окаменелым сухарём вприкуску после работы.

   А работы…работы сразу оказалось непочатый край. После немцев остались обвалившиеся, обледенелые почти до  потолка, землянки. Переселенцы повесили у каждой такой развалины фанерки с надписями: «Первое хирургическое отделение», «Анаэробное», «Эвакоотделение», и стали «осваивать» отведённые им руины. Кирками откалывали глыбы льда; целые тонны снега и глины вытаскивали на носилках, вручную откачивали воду – до полутораста вёдер в час!
   Приходилось трудно: после ослепительной чистоты хирургического отделения пришлось приводить в порядок загаженные немцами землянки, готовить лесоматериалы… Однако быстро привыкли ко всему. Общее желание – как можно скорее оборудовать госпиталь для приёма раненых. И перед этой задачей меркнут временные неудобства жизни в шалаше.

   Близость фронта ощутительна. То и дело бухают дальнобойные орудия. Низко-низко весь день летают краснозвёздные самолёты. А по ночам иногда к мощному гудению родных моторов примешивается вороватый, прерывистый рёв нездешних машин, не смеющих снизиться поближе к цели. Невпопад летят бомбы, горизонт вспыхивает красными отсветами взрывов, трещат зенитки, лижут ночное небо прожекторы…
   И рабочий день в лесу по-фронтовому напряжён. Утром, когда ещё не встало Солнце, по лесу разливается зов горна:
   - Подъём!
   Сбегают люди к речке умываться, ломая пальцами появившийся за ночь ледок. Быстрый завтрак, и – в лес. Дорога лежит через бурое поле. Однажды случилось, что лучшей бригаде лесорубов лейтенанта медицинской службы СОКОЛОВОЙ  помешал пройти на делянку неожиданно разлившийся ручей.
   Новоиспечённые лесорубы долго не размышляли: всего два часа понадобилось на постройку моста, годного для переправы автомашин. Затем такую же переправу на своём участке сработала бригада старшего лейтенанта медслужбы МЕДВЕДЕВОЙ.

   День-деньской стучат в лесу топоры, обрубая сучья на поваленных деревьях. Поют пилы. Одна за другой падают в снег мачтовые сосны, белеют на солнышке сочные срезы стволов, пахнет свежей древесиной, хвоей, смолой. Тяжёлые брёвна из леса доставляют на строительство бригады носильщиков, среди которых особенно выделяется своим упорством и выносливостью лейтенант медицинской службы БРЮЗГИНА.
   На территории строительства своя жизнь. Визжит диск механической пилы, нарезая тёс; девушки оттаскивают этот лес к землянкам. В столярной мастерской под руководством подполковника медицинской службы ТРЕЙСТЕРА  сёстры и санитарки изготовляют оконные рамы, двери, косяки, нехитрую походную мебель, радуя своей продукцией весь госпиталь.

   Бригада доктора ПРОНИНА  заготовляет железо на разрушенной немецкими бомбами железнодорожной станции. Был случай, когда две машины, нагруженные кровельным железом, засосала на дороге грязь. Девушки вытаскивали их несколько раз на себе; рабочий «день» закончился после полуночи.
   Интересно, что на строительстве работают всего один инженер и несколько настоящих плотников. Остальная рабочая сила – свои, госпитальные. Вчерашние хирурги – сегодня прорабы, бригадиры. Медсёстры и санитарки переквалифицировались в землекопов, водоносов, лесорубов, пильщиков.
   Посетивший строительство госпиталя хирург полковник  БАНАЙТИС воскликнул, удивлённый производственным энтузиазмом людей:
   - Да это настоящие папанинцы!

   Характерно, что люди, работающие здесь, в диком лесу, остаются такими же культурными, как и были, несмотря на величайшую разницу между работой в образцовом городском госпитале и лесным бытом.
   «Плотники», «лесорубы», «землекопы» выходят на работу в аккуратно затянутыми ремнями гимнастёрках, вычищенной обуви. Регулярно, раз в неделю, посещают баню, хотя для этого надо идти по жестокой распутице в деревню за пять километров. Правда, в 1-м и 4-м хирургических отделениях отстраиваются свои походные бани.
   В пихтовых шатрах оборудованы удобные столовые. На полном ходу прачечная, парикмахерская, сапожная мастерская; есть водопровод. Действуют собственная электростанция, которая питает осветительную сеть в землянках, палатках, и радиоузел, связывающий госпиталь-лагерь с «Большой землёй».

   Один из новоявленных «бригадиров» по земляным работам, орденоносец В.А.НИКОЛЬСКИЙ, видный нейрохирург, ещё находит в себе энергию ежедневно после сигнала «отбой», готовиться к защите диссертации.
   А начальник госпиталя подполковник медицинской службы тов. ГИЛЛЕР, награждённый Орденом Красной Звезды, получил учёную степень кандидата медицинских наук, защитив свою диссертацию в самое горячее время становления госпиталя в лесу. Человек неукротимой энергии и блестящий организатор, он вместе со своим коллективом творит сейчас чудеса.
   Заместителем начальника госпиталя здесь работает дважды орденоносец, майор медицинской службы тов. КОМИССАРОВ – прекрасный хирург и замечательный командир, который делит с коллективом все его трудности, знает каждого из своих подчинённых и заботится о них больше, чем о себе.

   Нелегко досталось людям это не совсем обычное строительство, и долго от него продержатся мозоли на руках. Но эта трудовая весна в лесу, рядом с линией фронта, эта самоотверженная работа в помощь родной Красной Армии  наполняют каждого из строителей гордостью, радостным сознанием, что немцу от такого труда советского человека не поздоровится.
   А это самое главное!
                Старший сержант медицинской службы Н.ПОПОВА
   Действующая армия
                *******
              В статье «Лагерь в лесу» упоминаются:   

    Медведева – это Анна Павловна Медведева, врач, ныне – председатель Совета ветеранов фронтового СЭГа № 290 при Московском городском комитете ветеранов войны. Прочитать её воспоминания  можно на этом же сайте Прозы.ру.   
   Трейстер – Григорий Наумович Трейстер, полковник медицинской службы, начальник рентгенологического отделения госпиталя. Его воспоминания также есть на сайте Прозы.ру.   
   Банайтис – Станислав Иосифович Банайтис, главный хирург Западного фронта.   
   Гиллер – Вильям Ефимович Гиллер, бессменный начальник СЭГа № 290.
    Об остальных фронтовых товарищах, упомянутых Н.Поповой, пока сведений нет.

                *******
    В 1-м хирургическом отделении СЭГа № 290 работала и Зинаида Павловна Дрейцен. Из её воспоминаний я взяла вот этот кусочек текста:
   - Я хорошо помню Наташу Попову, - говорит  Зинаида Павловна. – Я над ней немного издевалась. Она была  очень брезгливой. Но… Когда наш госпиталь находился в Пыжовском лесу, Наташа  работала в «каловой» палате. Там лежали тяжелейшие раненые с повреждением кишечника, прямой кишки. Все их испражнения стекали в специально прикрепленный мешок. Можете представить, что это такое. Мука для раненых, мука – для персонала.
   А Наташа  без всякой брезгливости руками всё вычищала, вымывала. Человек 12-15 было в её палате. Все лежали чистенькие, не было никакого запаха.
   И в то же время, она не терпела, когда к ней прикасались. А я подбегу к ней сзади, обниму, скажу: «Ой, Наташенька, миленькая». Она тут же бежит в  землянку, снимает с себя халат, бельё и бросает в автоклав. Для дезинфекции.

    Наташа была очень доброй. Вспоминаю ещё один случай. Госпиталь наш был тогда ещё в Москве.  Поступил полковник. Он умирал, у него было заражение крови.  Возле раненого установили индивидуальный сестринский пост и  поручили это Наташе.
   Антибиотиков не было. Раненого  лечили всеми средствами, которыми госпиталь располагал. А ещё ему давали пить по чуть-чуть чистого спирта. Наташа  всё время была возле него, ночью дремала  рядом в кресле.
   Она его выходила.  Полковник выжил. И как-то весело говорит: «Наташенька, принеси мне спирту». Он привык, ему хотелось выпить. Наташа посмотрела на него строго и сказала: «Я больше вам не нужна». И перестала к нему подходить.

                *******
   В послевоенные годы Наталья Попова немало написала о своих фронтовых товарищах. Сохранились две её статьи, которые важны, прежде всего, тем, что в них названы те, кто служил в СЭГе № 290. Не все сэговцы оставили свои воспоминания о работе в госпитале. Пусть сохранятся хотя бы их имена и фамилии в  воспоминаниях фронтовых друзей.

                ВАШ ДРУГ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

   Есть люди, узнав которых поближе, вы считаете  родными – вне какой бы ни было кровной близости. Вы любуетесь ими, ставите себе в пример, тоскуете в разлуке и мечтаете свидеться вновь.
   Так для многих врачей, сестёр и санитарок первой хирургии СЭГа 290 стало счастьем встреча после многих лет со старшей сестрой-хозяйкой Прасковьей Васильевной ПАНЬКОВОЙ. Человек большой и прекрасной души, она была для старших работников 1-го хирургического отделения добрым и неизменным другом; для молодёжи – матерью; для раненых – тем и другим вместе.

   Самой Прасковье Васильевне досталась горестная судьба: перед войной она лишилась своего ребёнка. А во время войны умер от тяжёлого ранения её муж. Несчастная женщина знала, что он обречён, и не могла, не имела права поехать к нему, поухаживать за больным, скрасить его горькое одиночество в тыловом госпитале, облегчить последний вздох…
   Потеряв семью, наша старшая сестра-хозяйка втихомолку переживала горе. Внешне сдержанная, ни в чём не изменила ласкового отношения к раненым, к персоналу отделения.

   С утра до вечера обременённая хозяйственными заботами, в которые входил весь быт отделения, Прасковья Васильевна находила время для задушевных бесед с ранеными, которые доверяли ей свои семейные дела, просили почитать газеты, книги, написать домой письма.
   Один тяжелораненый, чувствуя, что час его близок, подозвал к себе Прасковью Васильевну, снял свои наручные часы и протянул ей: «Сестра, у меня никого нет, ты  тут – одна для меня, как мать родная. Носи мои часы на здоровье, мне-то уж они никогда не пригодятся».

    Весной 1943 года, когда мы приехали в Пыжовский лес и принялись за строительство госпиталя – лесного лагеря, очередная почта принесла медсестре Марусе ИГНАТОВОЙ страшную весть: фашистские оккупанты замучили её отца, вывезли его в лес и там застрелили…
   В эту ночь никто в палатке медсестёр не уснул, мы боялись за Марусю, но не осмеливались говорить с ней. Девушка после первого взрыва горя как бы окаменела, и это пугало больше самых обильных слёз.

   … Поднялась Луна. Лес кругом стал серебряным, пронизанным сквозь лёгкий туман волшебными лунными лучами. И тем более жутким показался контраст между красотой ночи и непоправимым человеческим горем, когда Маруся, думая, что все уснули, вышла из палатки и стала кружить меж деревьев, не разбирая дороги и кричать в голос, без слёз одно-единственное слово: «Папа! Папа!».
   Мы, Марусины подруги, замерли: «Что делать? Девушка в таком состоянии может упасть в кювет, поскользнуться и упасть с низкого берега в речку…».
   - Тише, девочки! – решительно сказала Прасковья Васильевна. Она пошла к Марусе, обняла её за плечи. Почувствовав ласку, Маруся прижалась к этой умной, доброй женщине и выплакалась, отошла, оттаяла, послушно вернулась вместе с ней в палатку и легла на постель. Дорого было для неё в минуту отчаяния мягкое и безмолвное участие Прасковьи Васильевны.
   Потом реакция Маруси Игнатовой на расправу фашистов с отцом выразилась в её самоотверженном уходе за ранеными. До войны она окончила фельдшерское училище, в СЭГ пришла, уже имея опыт, квалификацию, которые помогали ей бороться за жизнь и здоровье каждого раненого. Многие из них вновь возвращались на фронт, чтобы   мстить проклятым фашистам за гибель советских воинов, мирного населения, за навязанную нам войну.

    День Победы вернул нас к чистому небу, в мирную жизнь, к нашим семьям. Кроме тех, кого оккупация лишила и дома, и родных; кроме тех, кто осиротел в войну.
   Прасковья Васильевна тоже осталась без семьи. После демобилизации ей некуда и не к кому было ехать. Теперь её семья – коллектив СЭГа 290, закрепившийся в Бобруйске. Имея специальное фельдшерское образование, коммунист тов. Панькова сумела найти применение своим знаниям и способностям в родном госпитале. Она работала с дорогими ей людьми, с которыми пришлось ей изведать радости и трудности военных дорог, нашей жизни на колёсах, следуя за Центральным, затем - Западным, а впоследствии – 3-м Белорусским фронтом.
   За отличный труд и активную общественную работу Прасковья Васильевна имеет благодарности, награждалась Почётными грамотами, удостоена правительственных наград.
   Уйдя на заслуженный отдых, медицинская сестра тов. Панькова не порвала связей с коллективом госпиталя; её навещают коллеги по службе, фронтовые товарищи.
   Как была, так и осталась для людей Прасковья Васильевна человеком, готовым всегда быть рядом с вами, если вам необходим верный, понимающий, рассудительный и душевный советчик и друг.
                Н.ПОПОВА
    (к сожалению, нет даты под этой статьёй)

                КОМСОМОЛЬСКАЯ  ЮНОСТЬ МОЯ

    Весенний лес (Пыжовский лес – Л.П.-Б.) под Вязьмой, талая вода в мочажинах, изумительный запах и золотистое марево от сдуваемой ветром пыльцы над цветущими ивами, птичий гомон от зари до зари… Навсегда  светлой, полной солнца, осталась в памяти эта панорама расцвета весны в лесу, где развернулось строительство городка землянок и палаток – прославленного СЭГа 290.
   Но память хранит не только звуки и краски трудовой весны сэговцев в 1943 году, не только красоту пробудившейся после зимы природы, но и грохот близкой канонады там, за сизой полосой безлистых перелесков, завывание фашистских бомбардировщиков над затемнённым нашим лагерем по ночам, лютые бомбёжки Вязьмы, в которой буквально камня на камне не оставили воздушные налётчики, расплывающееся в полнеба зарево ночных пожаров в городе и на станции.
   Это была военная весна. И личный состав госпиталя превратился в полк строителей, деятельно готовясь к боям весенне-летнего наступления Советской Армии.

   Мы пилили и рубили деревья, строили землянки, внутренние дороги, копали канавы для стока вод, были плотниками, печниками, лесорубами, монтёрами, сантехниками – кем угодно по ходу строительства госпиталя, укрытого густым лесом от опасности с воздуха.
   У нас было мало времени, надо было торопиться, чтобы первая партия раненых не застала врасплох наш коллектив. Приходилось трудно. Рабочий день госпиталя определялся только наступлением темноты и перерывом на обед.
   Но, несмотря на трудности и усталость, все работали с настроением. Юношеский энтузиазм захватил каждого. Казалось, здесь, среди новоявленных строителей, не было пожилых. Всем хватало дела, никто не оставался равнодушным к успехам строительства.

   Правда, руководство СЭГа 290 запретило врачам-хирургам выполнять строительные работы, оберегая их драгоценные руки для операций. И товарищи пожилые тоже были освобождены от физической работы. Но никто из «привилегированных» не сидел без дела:  они дневалили в палатках, несли караульную службу.
   Сестра-массажистка Екатерина Васильевна ВЕРЕВКИНА, пришедшая во фронтовой госпиталь добровольцем в возрасте 55-ти лет, охраняла с винтовкой в руках имущество  1-го хирургического отделения, разгруженное с машин прямо на поляне.
   Они караулили, а мы строили, тянули провода электроосвещения по ёлкам – вместо столбов; копали котлованы, таскали воду, месили глину, резали дёрн, расчищали территорию от бурелома и валежника.

   Строители СЭГа были, в основном, комсомольского возраста: медицинские сёстры и санитарки, большинство из которых пошло на фронт добровольно. Так, комсомолка Сима ЗВЕРЛОВА (Серафима Сергеевна Зверлова длительное время была председателем Совета ветеранов СЭГа № 290. Она оставила воспоминания, которые будут опубликованы – Л.П.-Б.) была до войны студенткой первого курса института.
   А Надя ЛОМЫШЕВА попала в госпиталь со школьной скамьи  через Красный Крест. Девушка из далёкой Удмуртии – Лена ИВШИНА работала фельдшером, но в ряды Советской Армии пошла добровольцем-пулемётчиком. После ранения осталась в составе СЭГа 290.
   Дуся БАЗЫЛЕВА, студентка исторического факультета, решила, что сейчас она сумеет больше дать пользы в качестве фронтовой медсестры.
   Таких примеров не перечесть.

   В каждом отделении госпиталя изобиловала комсомольская прослойка. Молодёжь, полная энтузиазма, рвалась к свершению подвигов. И именно строительство госпиталя под Вязьмой стало для юных и взрослых патриотов таким подвигом, тем более что к тяжёлой физической нагрузке добавились тяготы военного быта: дружная весна превратила изрытые войной дороги в непроезжую, непроходимую топь. Из-за этого прекратился всякий подвоз. Госпиталь сел на скудный паёк из сухарей. На работе изорвались шинели, телогрейки, сапоги…
   Забудем ли мы, как комсорг Сима Зверлова подвязывала отлетевшую подошву верёвкой, а  потом с песней вела на работу свою бригаду! И не забудем,  как эту же комсомолку Зверлову, поплатившуюся в ту весну болезнью ног, принимали в члены коммунистической партии, и как она ковыляла на костылях к столу президиума, чтобы получить свой партийный билет.

   Годы прошли: более четверти века. Но время бессильно стереть из памяти прекрасную и трудную весну на разъезде Пыжовки. Время не властно над свежестью и яркостью впечатлений тех лет, зачастую – трагических. Ведь шла Великая Отечественная война, и мы были прямыми её участниками. Ничто не забыто из того комсомольского далёка, которым может по праву гордиться каждый член личного состава СЭГа № 290.
   В память фронтовой дружбы встречаемся мы в День Победы. Мы друзья на всю жизнь, какое бы расстояние нас не разделяло. Мы были на войне и боролись за жизнь каждого раненного бойца, не жалея сил. Мы отдавали им энергию, любовь к человеку. Делились и своей кровью. Нередко переливание донорской крови было единственным средством для спасения жизни наших воинов.

   Да, трудной и часто – горькой была наша комсомольская юность, но она активно служила Родине, боролась вместе со всеми советскими людьми за счастье мира, честно несла знамя, переданное нам героическим комсомолом времён гражданской войны. Это была школа жизни и самоотверженного служения Родине.
    
                Н.ПОПОВА,
                бывший старшина медицинской службы
    (даты нет, но можно предположить, что написано это в 1973-75 г.)
   
                *******

    Казалось бы, когда поднимать голову и смотреть на небо, любоваться закатом или восходом Солнца, прислушиваться к пению птиц, замечать марево от пыльцы? СЭГ № 290 шёл за фронтом, а это значит, что ни днём, ни ночью не иссякал поток раненых. А когда госпиталь находился в Москве, была страшная битва с фашистами на подступах к столице, своеобразная мясорубка. Персонал был на военном положении, покидали госпиталь только по увольнительным. Бывали ситуации, когда в операционных сутками не гас свет. Спали по четыре часа, однако нередко врачей и медсестёр поднимали, едва они засыпали.

   Но творческий человек смотрит на мир  другими глазами; собирает все краски и впечатления, как пчёлы – нектар. И это не зависит от погоды, усталости, опасности от бомбёжек. Такой и была Наталья Валентиновна Попова. Вот почему в её статьях яркое описание природы; эмоционально  она описывает и боевых товарищей, с которыми служила в госпитале.
  Все, кто знал Наталью Валентиновну Попову, её семью, могут дополнить рассказ о ней. Нашёлся её адрес, я написала письмо с надеждой, что кто-то откликнется. 
   Прошло много времени после окончания войны. Предположительно Наталья Валентиновна умерла в 1988-89 г.