Мысли вслух

Тетрадный лист, сверкая белизною,
Сегодня по особому манит:
Моя душа чиста перед тобою
Наверное, он правду говорит.

Ему ли знать какая тема,
Что за огонь горит в моей душе,
Какая мной решится теорема,
А может, не решится вообще.


Вот, ты, мой друг, навскидку угадаешь,
Каким пером себя я навострил?
Бьюсь об заклад, ты этого не знаешь,
И я не знаю, тоже не решил,

Перо с пером разнятся, как и люди,
Один спесивый, жесткий, как гранит,
Другой царапать душу вам не будет,
Прогнется весь, но стержень сохранит.

Тут сердцем мы, наверно, выбираем,
По настроению возвышенной души,
К мажору поострее подбираем,
К минору и тупые хороши.

Тетрадный лист лежит передо мною,
Но мы пока не ведаем о том,
Какой судьбы коснемся мы с тобою,
Какая тема вскроется пером…

…Иван Иванович действительно не знал. Он сидел за столом и смотрел в окно. Шел снег, первый ноябрьский снег. Было абсолютно безветренно, что редко случается на Урале. Большие, красивые хлопья снега тихо опускались на землю. В голове в такие минуты творится невесть что. Это, как перед смертью, когда перед глазами за считанные минуты проплывает вся твоя жизнь, так и сейчас, нахлынуло…

…Вроде бы как вчера было, только что сошел снег, а руки уже чесались по лопате. Вскопать да засеять грядки, ведь такая длинная зима. И вот он уже как бы со стороны наблюдал за собой. Вот он перекопал одну грядку, огород-то он обрабатывал по методу «Митлайдера», выровнял граблями поверхность земли, воткнул два колышка по одну сторону грядки и натянул между ними капроновый шнур. Граблями аккуратненько стянул немного земли по всей длине шнура. Получился небольшой буртик. Затем перенес колышки со шнуром по другую сторону грядки и проделал тоже, что и в первый раз. Вот и вся работа, дел то на пол часа. Вся грядка получается всего семьдесят сантиметров в ширину, а между ними и копать не обязательно. Это какая получается экономия сил!  Вот, думал Иван Иванович, жизнь идет вперед, космос освоили, а в электронике что творится! А тут вот, в деревне, как в болоте. Как пахали двести лет назад, так и пашут. Как возились с грядками, так и по сей день возятся. Ну, никаких тебе перемен! Вон, сосед, ученый, как-то заглядывал, крутил головой и фыркал чего-то. И то ему не нравилось и другое. Знал Иван Иванович этих ученых. Посидят пять лет в своем институте, попротирают штаны. Сам то и хвалился недавно, как сдавал экзамены за деньги, да курсовые  всякие там за взятки. Ну, выпустят из института такого ученого и нате вам кресло, и давай он нами управлять. Сам, поди, ни одной путной, то книжки не прочитал за всю учебу, да и после учебы тоже. И сидит он значит в этом кресле, год сидит, десять лет сидит. Наука то давно ушла вперед, она вон хоть и древняя, а на месте не стоит, видно ей самой кресла то не досталось. И вот, если посчитать, сколько таких кресел по всей России и сидят в них вот такие вот ученые. Вот и все, вот и приехали, размышлял Иван Иванович, и ведь, правда, приехали. Ты вон посмотри, разговаривал он сам с собой, Европа то после войны вся порушенная была, а через какой-то десяток лет на ноги встала, и живут там люди и жизни радуются. А у нас - тьфу! Жизнь то жизнью не назовешь, сразу изжога начинается, как подумаешь про эту жизнь. Хрен да редька вот и вся радость! А коммуняки то вон опять на выборы прут. Ведь какую нужно наглость иметь, миллионы людей перелопатили, а все мало. И ведь сам - то народ, ну не силком же гонят, так сами в петлю голову суют, голосуют за этих бесов.  Правда, те, кто в креслах крепко сидят, они, конечно, про нас не забывают. Ну, там завалялись где-то в Америке окорочка вонючие, так они тут же  и наладят их к нам, кушайте, дешевые ведь. Или вон в Грузии своих-то тараканов давно вином вытравили, так они это вино нам продают, травите мол. Вы заметили, размышлял Иван Иванович, тараканов-то, действительно, не стало по деревням, не то им жрать стало нечего, не то и вправду вино оказалось хорошее. Он еще вспомнил, когда на югах то жил, там им при заводе один узбек шашлык жарил из баранины. Но, как-то в один год работяги стали замечать, что мясо стало не такое, жесткое какое-то, без жиринки. И давай они пытать этого узбека.
  Где, мол, берешь мясо? Тот всегда хитро улыбался и говорил: -  Австралийский бик. То-то оно и видно, что бик. Это уже потом они узнали о поставках блочного мяса кенгуру из Австралии. Это ведь как можно засидеться в этом самом кресле, чтобы забыть про своих баранов. Да, ну их к лешему! Пробормотал Иванович и перешел к другой грядке. Надо бы их все перелопатить к вечеру, жена придет с работы да посеет.
…Да, разошелся снег, так и сыплет. Он опять задумался. Теперь ход его мыслей перешел в другое русло. Перед глазами стояла весна. Весна уральская, капризная, как девка на выданье. Вот ждет парень такую девку, мечтает о ней, а она придет и глядеть то на нее не хочется, не то что бы еще чего-нибудь там. Вот представьте, ждал он ее двадцать лет, а она пришла и давай кренделя выписывать, характер свой показывать. Да, разве о таком мечталось! Вот так и весна наша, уральская, девка капризная! На память сразу же пришли стихи:

Северный ветер набегом татарским,
Спутал все карты весенней страде,
Гнется рябина под ветром уральским,
Лысые грядки раскисли в воде.

Тучи повисли с болотным отливом,
Солнце, наш странник, ушло на юга,
Ветер гуляет над пенным заливом,
Чуть распустившись, уснула ирга.


Почки на вишне устали бороться,
С ветром холодным и нудным дождем,
С ярым упорством весна не сдается,
Все повторяется, солнышко ждем!

А на юге в это время – лето,
Солнца через край, пора грибов,
Семицветьем радуги продето,
Небо что у южных берегов.


А вот начало весны было многообещающим. Уже и загар совсем сошел, и авитаминоз стал доставать, руки вон все потрескались. Кровь капельками по тыльной стороне ладоней сочится и настроение. Хотя настроение как раз было весенним, а как же:

Солнце на взлете, март на дворе!
Что ж вы поете про снег в январе
Звонкой капелью насыщены звуки,
Что ж вы не веселы, что вы как буки

Сердце готово бежать из груди,
Вы не держите,  апрель впереди!
Он не позволит замерзнуть ему,
Пусть порезвится, нельзя одному!

Пойте про солнце, пойте про небо
Пусть эта песня звучит на потребу
Юным сердцам, что трепещут в груди,
Будут июнь и июль впереди.

…Ну, вот июнь наконец-то пришел. Как же мы все взрослые и дети ждали тебя, наше лето. Как соскучились наши тела по теплому, ласковому солнышку, по речному прибою. По пению соловья и дроздам, будь они неладны. Но оно все-таки пришло и постучало первым летним дождем в наши окна:

Лето бьется зеленым крылом,
В стекла старого, ветхого дома,
Отцветает сирень под окном,
Как страничка истлевшего тома.

Я иду босиком по росе,
Здесь когда-то мальчишкой я бегал,
Ты стояла в безумной красе,
Я тебя защищал от набегов.

Наше лето, как луч фонаря,
Свет не греет, а только поластит,
Поиграется до сентября,
Ярко вспыхнет и снова погаснет.

А когда бабье лето придет,
Свой прощальный вальсок отыграет,
Лист последний как платье сорвет
И сиреневый образ растает.

Плачет сирень под окном:
Кончилось, кончилось лето,
Только взмахнуло крылом,
И опустилося где-то.

…А опустилось то оно, наверное, где-нибудь в Австралии, в южном полушарии. За окном вон опять зима подбирается. В прошлом-то году зима была, да разве можно такую зиму назвать зимою. И декабрь, и январь были теплыми. И он, как мог, обрисовал ее в стихах:

Белая снежинка жди тебя не жди,
Все перевернулось, льют зимой дожди.
Подставляешь руки, чтобы снег поймать,
Капли на ладонях, небо не понять.

Как все поменялось - летом холода,
Но ведь так поверьте было не всегда,
А зима напротив слезы льет и льет,
За поступки мерзкие людям воздает.

Ой, не плачь, ты зимушка, платье не мочи,
Не хотят по осени улетать грачи,
Не жалей ты зимушка, снега не жалей!
Ой, зима ты зимушка слез своих не лей!

…Иван Иванович вспомнил свое детство. Лето было такое, асфальт плавился. Бывало, прибегал домой, а ноги по колено в битуме. Родители были на работе, так вот бабушке и доставалось, царствие ей небесное, оттирала ему ноги керосином. А к вечеру частенько собиралась гроза, такой пройдет ливень! Вода по асфальту рекою шла, а их, пацанов, разве загонишь домой. Так и хлюпали по лужам. Гроза быстро проходила, и снова сияло солнце. Все вокруг цвело и благоухало. Вот таким ему запомнилось лето. Зима же приходила в ноябре, в первых числах устанавливалась минусовая температура. Жили они тогда в городе, в частном секторе. Повсюду, куда не пойди, визжали поросята, гудели паяльные лампы, народ готовился к празднику. Ближе к седьмому ноября все начнут лепить пельмени. Помногу будут лепить и замораживать. Холодильников-то в те времена еще не было, но впереди была зима. А сейчас, гляди-ка, вспомнил он прошлую зиму:

Месяц январь. Слышишь капель
Как-то не вяжется это
Был бы, ну скажем, сегодня апрель
Стало понятно бы лето

Вскоре придет, все зацветет
Всех захлестнет, как цунами
Но через месяц мечту заметет
Встанет февраль между нами

Мы подождем ласковый май
Он, для Урала предтеча
Теплых деньков в северный край
Будем готовиться к встрече

Солнце наступит пятой на зенит
Щедро себя раздавая
И ненадолго тепло сохранит
В сердце уральского края…

…Вань! Пойдем к столу, щи то давно поспели.
Сейчас, приду, домыслить то дай. Ну что ж, пробормотал про себя Иван Иванович, нет в этой жизни постоянства, а может так кем-то задумано. Вы то, как считаете?