Степь, степь, дикая степь. Сколько горя ты принесла в землю славенскую, на черных крыльях ветра злобного, степняками-мергейсами зовущимся. Дикая степь, ты словно тать ночной все исподтишка норовишь. Налетишь, словно вихрь, пожжешь города, посады, веси да погосты. Людей - кого побьешь до смерти, кого в полон-неволю горькую уведешь. А как дружина княжья на выручку-подмогу примчится, так тебя уже и след простыл. Только смерть кругом, да разорение. И в погоню за тобой пускаться бесполезно. Степняка в бескрайних просторах не то, чтобы поймать - догнать, ох как нелегко. Да и немудрено это, степь,
дом его, сторона родная, здесь мергейс родился и вырос, тут ему каждая былинка знакома, каждый овраг, каждый холм. Вот только скудна степь на "дары" для жизни человеческой. Да степняк и сам не привык землю облагораживать. Ни целину распахать, ни арыки откопать. Не приучен к этому вольный степняк, да и зачем? Ему с раннего детства внушали, что настоящий мужчина должен быть воином. Воин не сеет, не пашет, а то, что ему нужно оружием берет! Тем более, что есть в стороне западной, куда уходит на покой ночной уставшее за день солнце, народ славенский, до любой работы спорый, и в умениях-искусствах толк знающий. Он и сеет, и пашет, и жнет, и ткет, и много чего еще полезного делать умеет. Туда и отправляется степной волк-мергейс за добычей, за изделиями мастеров искусных, за полоном людским...
Не нравятся славенам эти "гости степные", ох как не нравятся. Да кто же их спрашивает?! Как сказал однажды великий и всемогущий (в своей орде, конечно) хакан Бахтамчи: "Есть волки, есть овцы. Мы - волки, славены - овцы. Когда волк голоден, он идет, задирает овцу и насыщается плотью ее. Когда мы "голодны", то мы идем к славенам и грабим, и убиваем их. А если не убиваем, то делаем рабами своими. Так было, так есть и так будет во веки веков, пока следит за нами незримым оком Отец-Небо, пока горит в наших очагах огонь".
И не страшны степнякам ни стены высокие, ни ярость, отвага и упорство славенское. Во внезапности сила степи дикой. Степняк, он ведь как орел: увидит добычу и камнем вниз. Упадёт тенью черной, вонзит когти острые во плоть мягкую, да так, что брызги крови в стороны разные и снова стрелой в высь небесную. А там, поймай его попробуй...
Глава 1.
Осень пришла в славенские края. Ранняя осень. И вроде бы лето ещё, да уже не лето. По утрам – прохладно, туманно. На деревьях, то тут, то там мелькнёт лист золочёный. Хорошо! Красота вокруг неописуемая! Да, только красотой этой любоваться некому. Зверью лесному всё равно, а людям – некогда. Лишь, гордый орёл, поднявшись в высь небесную, медленно парил, с высоты взирая на землю, своим зорким глазом. Да и его интересовала не красота осенней природы, а то, чем бы можно было поживиться. Тут орёл заметил, как по краю «дикого поля» неспешной рысью двигаются два всадника. Один из них на ходу внимательно осматривал окрестности, а второй, здоровый, косой сажени в плечах, курносый детина, беспечно запрокинув голову, пялился на небо. Заметив парившего в поднебесье орла, он вскинул руку, и указав на гордую птицу, произнёс: - Парит, стервь!
- Где? Кто? – встрепенулся его приятель, юноша с непослушной гривой рыжих волос.
- Да, вона! – здоровяк кивнул головой в сторону гордой птицы.
- Эх, Тенята, - усмехнулся рыжий, - какая же это стервь. Это же орёл благородный добычу высматривает. А ты – стервь! Стерви, они падаль жрут, а этот, - рыжий уважительно посмотрел на парящего в небесной сини орла, - свежим мясом, да горячей кровью питается.
- А! Какая разница, - махнул рукой Тенята.
- Ну, не скажи, друже! Разница есть.
- И какая же?
- И такая же, - передразнил Теняту рыжий, - это всё одно, что, к примеру, гридня холопом обозвать! Ясно?
- Неужто? - Тенята удивлённо поднял брови.
- А, ты как думал?
Тенята снова задрал своё курносое лицо и уже с уважением посмотрел на гордую птицу. – Это ж получается, что он как и мы – витязь?
- То, что он витязь, - ответил рыжеголовый, - то, несомненно. А вот нам до витязей как до Тмутаракани ползком.
- Про витязей – это я так, к слову… - Тенята посмотрел на спутника невинным взглядом.
- Вот, ты и следи за словом, - нахмурился рыжий, - а то знаешь, как бывает? Бросишь словечко, не подумав, а после, из-за него случаются большие неприятности.
Тенята ничего не ответил, лишь недовольно засопел. Дальше всадники ехали молча. Лёгкий ветерок трепал непокрытые вихры молодых славен, вяло шевелил метёлки степного ковыля, которые словно морские волны колыхались в такт его дуновениям.
- Эх, скорей бы до заставы добраться, - не выдержав долгой паузы, вздохнул Тенята.
- Скоро уже, - рыжий заёрзал в седле. Видно ему тоже до чёртиков надоела эта монотонная езда. - Пару вёрст осталось, не больше.
- Это хорошо! – Тенята потянулся так, что хрустнули косточки, - а то, чегой-то засиделся я. Слышь, Рудомир, - Тенята озорно подмигнул своему спутнику, - Может, поторопим коней?
- А, что, давай! – Рудомир, бросив взгляд на небо, взмахнул плетью. Там, где ещё недавно парил гордый хозяин небесных просторов, сейчас, со стороны ковыльного востока, наползали тёмные, плотные тучи. – Давай! А не то в бурю-дождь попадём. А мне, ох, как мокнуть не хочется!
Всадники пустили коней в галоп.
Изменчива погода в степи, изменчиво и счастье человеческое. На, ещё недавно, чистое, не по осеннему синее небо, с востока, надвинулась огромная свинцово-чёрная туча, несущая в себе дождь, град и всполохи молний. А по земле, с той же, с восточной стороны к краю дикого поля, надвигалась ещё одна туча, чёрная, пыльная, смрадная, несущая в себе боль, кровь и смерть. Туча под названием степняки-мергейсы. И два молодых, славенских воя, во весь конский галоп, неслись навстречу передовой сотне степных «волков». Расстояние между ними неумолимо сокращалось. Вырвавшись вперёд, Рудомир вдруг резко осадил коня, заставив того взвиться на дыбы. – Степняки! Много! – выкрикнул он, оборачиваясь к догонявшему Теняте. Это произошло так быстро, что Тенята, охваченный азартом догоняющего, не успел укоротить бег коня и пронёсся мимо рыжего, выскочив на небольшой взгорок, с которого оказался виден как на ладони. Всем. И Рудомиру. И мергейсам. Со стороны кочевников раздались свист и улюлюкание.
- Эх, заметили! – вырвалось у Рудомира. – Тенята, ходу! – крикнул он приятелю. А тот и сам поняв свою оплошность, быстро развернул коня и наддавая пятками по лошадиным бокам, помчался обратно.
С десяток степных воинов, на невысоких, мохноногих лошадях, кинулись в погоню за удиравшими от них во все лопатки, словенскими воями. Хороши кони у славен. И к строю обучены, и к бегу способны. Они несли своих седоков бешенным галопом совершенно без напряжения. Казалось, что эти боевые кони, могут нестись по осенней, ковыльной степи бесконечно. Хороши кони словенские, ох хороши, но степные кони всё, же лучше. Эти лошадки, конечно, не такие представительные, как словенские, но в них главное не стать и красота, а выносливость и неприхотливость. Эти невысокие, с мохнатыми гривами и ногами, лошади могут долгое время бежать с одной и той же скоростью, что согласитесь, в погоне вещь незаменимая.
Через некоторое время, кони под Рудомиром и Тенятой, от такой бешенной скачки начали уставать и расстояние между славенами и кочевниками стало медленно, но всё таки сокращаться. Кочевники, заметив это, издали гортанный вой, словно волчья стая почувствовавшая, что добыча слабеет. Кто-то из мергейсов потянулся к арканам, прикреплённым к сёдлам, кто-то открыл тул со стрелами, сдёрнув, перекинутый через плечо лук. Тенята и Рудомир «выжимали» из своих коней всё, на что они были способны, но, те, устав, бежали всё медленнее и медленнее. А лошади кочевников продолжали свой бег так, словно бы и не было долгой, изнурительной погони. Казалось, что этих лошадей только что выпустили из стойла, и они решили немного размять свои мохнатые ноги. Вот в сторону беглецов метнулась первая стрела, за ней – вторая, третья. Но нет, рано. Расстояние ещё достаточно велико. Хоть и мощны луки у степняков и стрелки они отменные, но чтобы стрела нашла свою цель, расстояние нужно было ещё сократить. Командир, гнавшегося за словенами отряда, что-то крикнул своим воинам, видимо о том, чтобы они не тратили стрелы впустую. Но те, и сами поняли, что с такого расстояния им славен не достать. Что ж, ничего, степняки в погонях терпеливы и выносливы. Их кони – тоже.
Мергейсы развернулись полумесяцем, охватывая беглецов полукольцом, словно волчья стая, гнавшая затравленного оленя. И вот, когда уже можно было различить отдельные деревья спасительного для славен леса, когда кони славен, словно почувствовав близкое спасение поддали из всех своих последних лошадиных сил, когда в глазах молодых воев засветилась надежда на спасение, за спиной у них раздался хищный щелчок спускаемой тетивы, и ещё, и ещё, и ещё… Конь под Тенятой вдруг взбрыкнул, дёрнул крупом, споткнулся и всадник, вместе с лошадью, кувырком полетели в высокий, степной ковыль. Последнее, что видел юноша, была приближающаяся к его лицу земля.
Глава 2.
- Собрал я вас, други мои боевые, слуги верные, вот по какому делу, - князь Твердислав обвёл тяжёлым взглядом сидящих за столом мужчин. Видно было, что разговор предстоит не простой. - Совсем распоясались степняки, - продолжил князь, - что не седмица, то набег, что не день - наскок. А главное, неясно откуда они пришли и куда ушли. Непонятно откуда удар ждать, да куда погоню посылать. Только дымы покажутся сигнальные, так дружина сразу на коней и скачет на подмогу. А толку от этого никакого. Как прискачут дружинники на место, а там уже и нет никого, только гарь, разор да тела мёртвые. Вот и получается, что дружина моя не рать подможная, а свита тризная. Вместо того, чтобы ратиться с супостатом, только и делают, что мёртвых погребают, - князь от досады сжал кулак и слегка пристукнул им по дубовым доскам стола. - Ну, други ратные, дайте совет дельный князю вашему, а то у меня от дум этих скоро ум за разум зайдёт.
Князь замолчал. Тишина повисла над столом. Нахмурившись, сидели мужи славные, в боях не раз проверенные, трудную думу думали. Князь не торопил их, понимал, что дело серьёзное и негоже попусту воздух сотрясать.
Долго молчали соратники княжьи. Отрок, прислуживающий за столом, успел уже два раза перевернуть диковину заморскую – часы песочные. Наконец, один из сидящих, крепкого сложения мужчина с бритой (кроме длинного крашенного синим чуба) головой и такими же крашенными, висячими усами (это был Чубат – правая рука князя), поднял на князя свои чуть раскосые глаза и тихонько кашлянул. Чубат не один десяток лет ходил под Твердиславовым стягом, так что князь прекрасно знал все его кашли. Обернувшись к старому рубаке князь произнёс: - говори, Чубат.
Чубат поднялся во весь свой богатырский рост, ещё раз кашлянул, прочищая горло и начал говорить: - То, что ты, княже, нас сегодня здесь собрал – правильно. Степняк совсем обнаглел. Пора ему укорот делать.
Чубат тряхнул бритой головой, поправил выпавший из-за уха конец оселедца и продолжил: - Надо, по всему пограничью с диким полем заставы справлять и на каждой заставе, по меньшей мере, полный десяток гридней держать. Поскольку тех засек, которые у нас есть, явно не хватает…
- Да в степь надобно идти, степняка там ловить, да юшку кровавую ему пускать! – перебивая чубата, вскочил с места Ратибор, славный в боях воин, но по молодости, через чур горячий.
- Степняка в степи ловить? – усмехнулся, сидевший по левую от князя руку крепыш. – Ты, Ратибор, сам-то понял, что сказал?
- Я-то понял! – вспылил Ратибор, - а вот ты…
- Тихо! – князь резко опустил свою тяжёлую ладонь на дубовые доски стола, - Успокойтесь, горячие варяжские парни! Я вас сюда не лаяться позвал, а думу думать, так что неча здесь свару затевать.
В княжьих палатах вновь наступила тишина.
- Я продолжу, - невозмутимо произнёс Чубат.
Князь утвердительно кивнул.
- …но одни заставы дела не решат. Надо создавать отряды разведчиков из опытных, смышлёных воев, на выносливых конях. И главное, - Чубат окинул взглядом сидевших за столом воинов, - чтобы они о степи знали не понаслышке. Это будут наши глаза и уши. Их задача: вынюхивать, выслушивать, выслеживать, высматривать и как можно быстрее сообщать о малейших изменениях, происходящих в степи. Тогда нам не надо будет гадать кто, где, когда и откуда? Мы это будем знать, а зная – предотвращать злые помыслы мергейсов.
- Дельно! – похвалил князь, - дельно! Вот ты, Чубат, этими разведчиками и займись. Подбери людей, объясни им, что к чему. Даю тебе на подготовку две седмицы сроку. Знаю, что этого времени мало, но ты и сам понимаешь, что степняки ждать не будут, а вернее – уже не ждут.
Собравшиеся за столом воины, одобрительно закивали такими же бритыми как у Чубата, головами.
-У кого ещё, какие думы есть? – спросил князь.
С места поднялся крепыш: - Дозволь, княже, я заставами займусь. Уж очень мне мысль Чубата понравилась.
-Добро, Буревой, - кивнул Твердислав, - займись. Сроку тебе, как и Чубату. Через две седмицы заставы должны стоять, между ними, чтоб разъезды сновали. Сигналы и способы общения разработай, гонцы, чтоб, ну и так далее…
Буревой, поклонившись князю, сел на место.
- А я, тут, вот о чём подумал, - произнёс седой как лунь, с потемневшим от загара лицом, изборождённым глубокими морщинами, старый воин. Хотя, если внимательно присмотреться, то стариковского в нём только и было, что седина, да морщины. – Что-то уж очень точны стали степняки с выбором мест своих набегов. Как, где какой припас скопится, глядь, а они уже тут как тут. Мне это кажется странным. А вам?
- Нам тоже, - за всех ответил седому воину князь. – Хотя в толк не возьму к чему это ты?
- Я это к тому, что не шастают ли по нашему словенскому краю, соглядатаи степные, или того хуже – не пригрелся ли, где вор, наводящий «степных волков» на те места, где пожива для них есть? Степняки ведь не дурни, им головой своей рисковать лишний раз тоже резону нет. А набеги они совершают ох, как точно! Прямо не в бровь, а в глаз!
- Ну, что ж, мысль дельная, - князь бросил короткий взгляд на седого.
- Хорошо, княже, я этим займусь, - улыбнулся в ответ седой воин.
- Вот за что я тебя, Седоус, ценю и люблю, так это за понятливость, - усмехнулся князь. – Что ж, друзья мои верные, на том и порешим,- подвёл итог Твердислав, - все при деле…
- Все, да не все,- раздался обиженный голос Ратибора.
…идите и не мешкая приступайте к делам нашим «скорбным». Все, кроме славного Ратибора, - закончил свою речь Твердислав и хитро прищурился, - Тебе, Ратибор, я занятие обязательно найду, ты даже не сомневайся.
Витязи молча поднялись, и поклонившись князю вышли из покоев. Никто, ни взглядом, ни видом не показал заинтересованности по поводу Ратибора. Так обучены были: князь решил – значит так надо. За столом остались Ратибор и князь.
- …ты, Ратибор, - говорил Твердислав, - отважный, умелый воин, не раз доказавший своё мужество, свою преданность. Я тебя ценю за эти качества. Но, по молодости своей ты ещё очень горяч. Поэтому я поручу тебе вот какое дело. На первый взгляд неопасное и несложное…
Ратибор вскинул на князя возмущённый взгляд и хотел уж было, что-то сказать, но князь, жестом руки остановил его, - Ну, вот, я же говорю – горяч.
Ратибор виновато опустил голову.
- Послушай меня Ратиборушка, я сейчас с тобой не как князь со своим ярым воем говорю, а как старший брат с младшим, - князь подошёл к Ратибору и похлопал того по мощному плечу. – Мы - варяги, мы все друг другу братья, мы – каста. Но, к сожалению - немногочисленная. И я не хочу, чтобы нас стало меньше. Я хочу обратного: чтобы нас стало больше и чем больше, тем лучше. Хотя, по правде говоря, варягом стать не просто. Ты меня понимаешь?
- Не совсем, княже. Я не понимаю, каким образом могу содействовать увеличению числа варягов?
- А вот это я тебе сейчас и растолкую, за сим и задержал.
- Я весь во внимании, княже.
- Ну, так слушай, - кивнул князь,- сегодня же возьмёшь с собой трёх-четырёх воев и поскачешь с ними по моим городкам, да сёлам, в которых будешь внимательно высматривать и примечать, способных к ратному делу юношей. Тех, кто тебе покажется дельным – проверишь, и если по твоей мерке они и вправду окажутся гожими до воинского дела, поговори с ними миром, одари монетой серебряной, да и сюда, в Клинец отошли. Только есть одно условие: человек должен к нам прийти добровольно, без понуждения. И не смотри на знатность иль безродность, мне не это от них нужно. Мне нужны их способности. Коли это будет холоп или раб – не страшно! Если задатки воинские есть – выкупи, денег не жалей. Эти деньги потом окупятся с троицей службой верной.
Перехватив взгляд Ратибора, князь спросил: - Вижу вопрос в твоём взоре, спрашивай.
- Зачем, тебе это, батька?
- Хороший вопрос, - князь подошёл к двери, приоткрыв её посмотрел нет ли за ней кого, и убедившись, что за дверью никого нет, вернулся к столу. – Хочу я, Ратибор, создать отдельный отряд из молодых, хорошо обученных, умелых воев. Чтоб каждый из них стоил пяти, или даже десяти кочевников. Чтобы от топота коней этих молодцов, у степняка кровь в жилах стыла. Чтоб дорогу в землю словенскую кумысники позабыли и детям своим наказали. Да и дружину, чтоб лишний раз не гонять. У неё свои дела есть. Теперь понимаешь, почему я сказал, что на первый взгляд дело не опасное и не сложное?
Князь замолчал. Молчал и Ратибор. Пауза стала затягиваться.
- Что молчишь? – Спросил Твердислав.
- Тебя слушаю, княже.
- Ага, начал исправляться, - усмехнулся князь. – Значит так, Ратибор, за четыре седмицы, ты должен из всех моих городков, сёл и погостов, собрать не менее сотни молодцов. Буду ждать тебя к Купале. Кстати, - добавил князь, - в веси тоже загляни. Там люд хоть и свободный, но чем чёрт не шутит…
- Могу я спросить? – молодой воин поднял на князя глаза.
- Спрашивай.
- Соберу я сотню, а дальше что?
А дальше – просто, - улыбнулся Твердислав, - научишь их всему тому, чем сам владеешь, чему сам обучен. Тебе доверяю это дело, потому что ты, Ратибор, хотя и молод, да горяч, но воин наилучший. Мне нужна отборная сотня великолепных воев. Таких - которым со временем не зазорно было бы и бороды побрить и чубы в синий цвет окрасить. Я думаю, что с этой задачей лучше тебя никто не справится.
- Я всё понял, княже.
- Ну, раз понял, то иди.
Ратибор встал и направился к дверям.
- Да, совсем забыл сказать, - окликнул Ратибора князь, - эту сотню я отдам под твою руку.
Воин отвесил князю поясной поклон и стремительным шагом покинул покои. Через минуту за окном раздался удаляющийся топот Ратиборова коня.
Глава 3.
Тенята с трудом открыл глаза. Он лежал на кровати в горнице, по стенам которой были развешены пучки высушенных трав. Молодой воин попытался повернуть голову, но это у него не получилось. От резкого движения, тело пронзила такая боль, что Тенята непроизвольно застонал и прикрыл глаза. Рядом с кроватью, что-то прошуршало, скрипнуло. Тенята понял, - к нему кто-то подошёл. Он почувствовал на себе пристальный взгляд. Этот кто-то коснулся прохладными пальцами его запястья.
- Он очнулся, - услышал Тенята приятный, женский голос. Открыв глаза, воин замер. Если, конечно, это определение можно отнести к человеку, неподвижно лежавшему на кровати. Красивее женщины Тенята не встречал. – Кто ты? – чуть слышно произнёс он, обращаясь к красавице. – Меня зовут Иванна,- ответила женщина, - я тебя лечу… Она замолчала на полуслове, повернув свою прекрасную голову в сторону послышавшихся шагов. В горницу вошли люди.
-Ну, что, пришёл в себя наш герой? – произнёс пожилой мужчина с длинными седыми волосами, и одетый в широкую полотняную рубаху, свободного покроя.
- Да, учитель, - кивнув, ответила красавица.
- Ну и слава Богам, - улыбнулся седой, и подойдя к кровати на которой лежал Тенята, откинул покрывало. Внимательно осмотрел повязки, которыми юноша был обмотан, словно египетская мумия, затем приблизил, почти вплотную своё лицо к лицу Теняты и пристально посмотрел ему в глаза, - Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю, болит всё, - честно ответил Тенята, тут взгляд его стал встревоженным, - а где Рудомир?
-Здесь я, - перед взглядом Теняты возникла рыжеволосая улыбающаяся физиономия друга, - что со мной станется?
- Ты смотри! – рядом кто-то фыркнул, - сам еле живой, а за друга переживает…
В это время в горницу стремительно вошёл молодой воин, но не смотря на молодость, вид у него был повидавшего жизнь человека. Чуб на гладковыбритой голове и висячие усы выдавали в нём варяга. Он, ни на кого не обращая внимания быстро подощёл к постели. Некоторое время воин внимательно разглядывал забинтованного Теняту, затем обернулся к седоволосому. – Раненный очнулся, - произнёс седовласый. – Сам вижу, - ответил воин и ещё раз, оценивающе посмотрел на Теняту. Удовлетворённо кивнул, и подбадривающее подмигнув, сказал, - Выздоравливай скорее, герой, такие вои мне надобны.
Сказав это, он резко развернулся, и опять ни на кого не глядя, быстро покинул горницу. Рудомир последовал за ним.
Возле постели раненого, негромко переговариваясь, засуетились седоголовый и красавица, та, чья краса повергла Теняту в приятный шок. Он хотел что-то сказать, но был настолько слаб, что из его горла вместо слов донёсся только тихий скрипучий сип. Заметив это седоволосый сочувственно улыбнулся, - Ты, друже, лежи спокойно, не волнуйся, волноваться тебе сейчас не надо.
Но Тенята, не вняв словам седого, всё-таки выдавил из своего горла звуки похожие на речь (кто бы знал чего это ему стоило), - Скажи, старче, от чего вы меня героем кличите?
Седоволосый заинтересованно посмотрел на юношу, - Ты, что же, совсем ничего не помнишь?
- Ничего, - ответил Тенята.
- Совсем, совсем ничего? – услышал он голос Иванны.
Тенята некоторое время молчал, то и дело хмуря брови, затем несколько окрепшим голосом произнёс, - помню, как степняки за нами гнались, помню что с коня упал, дальше – как отрезало.
- Ясно, - покачал головой седоволосый, - это всё от того, что ты макушкой об землю шибко приложился. Но это ничего, память штука хитрая, погуляет, погуляет, да и вернётся. Вот только, - седой улыбнулся, - когда она вернётся, ты воспоминаниям своим шибко не удивляйся.
- А, что? – в глазах Теняты мелькнули искорки интереса.
- Пока что, ничего, - ответил седой. – Ты сейчас ни о чём не думай и не волнуйся. Отдыхай, набирайся сил.
- А я буду волноваться! – как мог громко произнёс воин, – буду думать! А вы как хотели! Это не досказали, то не договорили! Всё намёки, намёки, а мне теперь мучиться в неведении!
Высказавшись, Тенята попробовал сделать грозное лицо, но ему стало больнее, чем было, и он передумал. Седой и Иванна переглянулись. Хитро улыбнувшись, седой подошёл к изголовью раненного, сел на услужливо подставленную лавку, вздохнул и начал свой рассказ: - Что ж, слушай. Только сразу хочу тебя предупредить – я не очевидец, поэтому рассказывать стану только то, о чём сам услышал.
- От кого? – встрепенулся Тенята.
- От дружка твоего рыжего, от Рудомира. Так вот, по словам твоего друга, дело было так…
..и тут раздался щелчок спускаемой тетивы. Стрела, пущенная уверенной рукой, попала бы точно в цель, но в последний момент конь взбрыкнул задними ногами и вместо спины всадника, носительница смерти угодила в конский круп. Этого вполне хватило для того, чтобы уставший, взмыленный конь сбился с галопа и вместе со всадником, кувырком полетел в высокий ковыль.
Тенята лежал на спине, лицо его было залито тёмной, густой кровью. Рудомир заметил, нет, даже не заметил, а каким-то шестым чувством понял, что скачет один. Кинув через плечо быстрый взгляд, он увидел, как Тенята вместе с конём кубарем летит в высокий, степной ковыль. Ни секунды не раздумывая, рыжий осадил коня, да так, что тот, встав на дыбы, чуть было не завалился на спину. Рудомир резко развернул коня и всем чем можно его понукая, помчался к упавшему другу. Через мгновение рыжеголовый уже стоял над телом Теняты, держа в каждой руке по обнажённому мечу: один - свой, другой – лежавшего на земле друга. Степняки, увидев это, начали придерживать своих низкорослых лошадок и потянулись к притороченным к сёдлам арканам. Видимо намереваясь взять славена живьём. –Шух-х-х, шух-х-х, - две волосяных «змеи» одновременно метнулись к фигуре воина. Одну петлю Рудомир успел отбить клинком меча, но вторая – достигла своей цели, захлестнув шею и плечо рыжего. Ликующий вопль раздался среди степняков. Рудомир, влекомый силой аркана, упал в траву и поэтому не мог видеть, как зашевелился, лежавший навзничь Тенята. Но всё, что произошло дальше, Рудомир рассмотрел очень хорошо. Правда, не совсем веря в то, что он увидел. А увидел он вот что: Тенята поднялся во весь свой немалый рост. Вместо лица у него была ужасная кровавая маска, глаза он закатил так, что были видны только белки. С невероятной быстротой, окровавленный славен, подхватил с земли меч, который выпал из руки заарканенного Рудомира и с нечеловеческим, закладывающим уши визгом, начал метаться между окружившими их кочевниками. После каждого выпада Теняты, в высокий ковыль падало тело умершего степняка. Прошло времени не больше того, за которое сердце успело сократиться три раза, а на ковыльной, степной земле остывало четыре тела. Но надо отдать должное и степнякам. Оставшиеся в живых схватились за свои луки (любимое оружие степняка), и хотя на многое их не хватило, но к тому моменту, когда умер последний преследователь, в теле Теняты торчало пять стрел.
- Что это было? – вырвалось у Рудомира, но ответа так и не получил. А Тенята подошёл к рыжему, молча перерезал стягивающий тело друга аркан и медленно осел на траву…
- Старик, ты хочешь сказать, что я мимоходом зарубил десятерых степняков и ничего про это не помню? – в голосе Теняты сквозило недоверие. - Так мне рассказал твой друг - развёл руками седой, - а не доверять его рассказу, у меня причины нет. Дело в том, что о подобном я уже слышал. У викингов есть воины, которые во время боя приходят в состояние похожее на твоё. Нурманы их называют берсерками. Страшны они в своём боевом безумии: двигаются подобно барсу, удары наносят со скоростью молнии, боль не чувствуют…
- Что ж, получается, что победить их невозможно?
- Возможно, но очень хлопотно, - покачал головой седоволосый.
- Значит я тоже берсерк? – спросил Тенята.
- Не знаю, - пожал плечами старик.
- Скажи, воин, а это у тебя в первый раз, или с тобой уже были случаи боевого бешенства? – спросила Иванна.
- Сам я не помню, а кроме вас мне об этом никто не рассказывал.
- Может быть, были случаи, когда ты просыпался утром, а чувство такое, будто не ночь ночевал, а только из боя вышел, вот только не помнишь об этом?
- Нет, красавица, - еле качнул забинтованной головой Тенята, - не было.
Иванна подошла к раненному. В руке она держала небольшой ковшик с какой-то жидкостью.
- Испей, - Иванна поднесла ковшик к губам Теняты. Прохладная жидкость с чуть пряным вкусом потекла по горлу воина.
- Что это? – Тенята взглянул в миндалевидные, серые глаза красавицы.
- Это хорошее лекарство,- улыбнулась женщина, - ты сейчас уснёшь, а когда проснёшься, то будешь совершенно здоров.
Последние слова лекарки Тенята уже не слышал, он мерно посапывал, чему-то улыбаясь во сне.
Глава 4.
Лошади мчались в галоп. Четыре сотни копыт трамбовали мёрзлую землю, выбивая из неё морозную пыль. - Ходу, ходу! – выкрикивал всадник, мчавшийся во главе отряда, то и дело охаживая плетью бока своего коня. Сотня неслась по заиндевевшему полю, откуда каждому всаднику хорошо был виден «тревожный дым», с помощью которого жители села сообщали о нахлынувшей на них беде. Люди и кони делали всё, чтобы как можно скорее прийти на помощь. Каждый воин прекрасно понимал, что чем быстрей они доберутся до селения, тем больше людей они спасут от смерти лютой, от полона жестокого, от разорения неминучего. Всё ближе и ближе занесённая снегом роща, за которой находилось взывающее о помощи село. Ветер, дующий всадникам в лица, доносил до обоняния тяжёлый запах гари. Но Боги, видимо, были на стороне спешащих на помощь. Всю предыдущую седмицу дули сильные ветра, и на поле снега почти не осталось, буквально тонкий слой, и лошади несли всадников ходко и быстро, словно по хорошо утрамбованной, но только очень широкой дороге. Добравшись до рощи, отряд разделился на две части. Одна часть отряда начала огибать рощу справа, другая – слева. Задумка была проста: зажать набежчиков с двух сторон и уничтожить. Тенята и Рудомир мчались, как говориться «стремя в стремя», держась на расстоянии двух конских корпусов от возглавлявшего полусотню Ратибора.
Степняк, только что изнасиловавший селянку, услышав конский топот, выскочил из крайней избы, да так и не понял, откуда на него обрушилась быстрая смерть. Взмах меча и бритая голова отлетела в сторону, а тело, по инерции сделавшее ещё пару шагов, медленно осело в перемешанный с навозом, грязный снег. Следующего степняка Тенята пригвоздил к брёвнам избы сулицей, ещё одного рубанул мечом так, что развалил пополам.
- Всех не убивать! – услышал Тенята зычный голос Ратибора, - живьём брать татей!
Приказы Ратибора было принято исполнять незамедлительно. Чуть приотставший Рудомир, услышав приказ, быстро сунул в колчан бронебойную стрелу и достал другую, у которой вместо острого наконечника был кожаный мешочек, туго набитый песком, и со словами: - Повезло тебе, шакал, - пустил её в степняка, который судорожно пытался отвязать от столба низкорослого, мохноногого конька. Пущенная умелой рукой стрела попала сыну степей в лоб, и тот рухнул на снег как подкошенный. – Живым, так живым, - произнёс Рудомир, направляясь к поверженному степняку. Соскочив с коня, он отвязал от седельной луки добрый волосяной аркан, и очень ловко, быстрыми движениями связал степняка по рукам и ногам. Связав, Рудомир от души залепил ему хорошую оплеуху, дабы привести степного гостя в чувство. Голова мергейса дёрнулась, и он открыл свои раскосые глаза. - Не беспокоит? - Рудомир подёргал за узлы. В ответ, степняк что-то пробормотал. – Я так и думал, - усмехнулся воин, и легко подхватив небольшую фигурку пленённого кочевника, бросил её поперёк седла…
Через четверть часа с набежчиками было покончено. Пятнадцать пленённых кочевников грязными, связанными кулями, валялись на истоптанном снегу центральной площади села. Остальных перебили. К Ратибору, окружённому воями, подъехал Мал, ближайший его помощник, командовавший полусотней, зашедшей в село с другой стороны. Ратибор, наблюдая за подъезжавшим к нему Малом сравнивал его с медведем. Мал был таким же большим, сильным и быстрым. И очень опасным в бою. А ещё Ратибор знал, что Мал так же как и медведь неравнодушен к пахучему пчелиному мёду.
- Хорошо управились, - произнёс Мал, поравнявшись с Ратибором, - быстро и без потерь. Или я чего-то не знаю?
- Всё так, Мал, - ответил Ратибор, - всё так, быстро и без потерь. Они, - Ратибор кивнул головой в сторону пленных, - даже сопротивления оказать не успели. Не ждали нас. Почему-то были уверенны в своей безнаказанности.
- Да? – поднял брови Мал, - и почему же?
- Я тоже хочу это знать, - лицо Ратибора было обращено к пленным степнякам, в его глазах плясали зловещие огоньки, не предвещавшие пленным ничего хорошего, - и я это узнаю…
К всадникам подошёл человек с непокрытой головой, надетый на него армячишко был порван в нескольких местах. Усы его и борода были в остатках запёкшейся крови, лицо потемнело и опухло от побоев. Но не смотря на телесный ущерб, человек вёл себя довольно бодро и даже пытался улыбаться разбитыми губами, хотя это приносило ему боль и страдание.
- Ты кто? – обратился к нему Ратибор. Тот поясно поклонился и пришепётывая ответил: - Штарошта я шдешний. Поблагодарить ваш хощу, шпащителей наших! Кабы не вы, конешь был бы нам. Благодарю ваш от себя и от всего нашего щела!
И он ещё раз отвесил низкий поклон, чуть ли не ткнувшись лбом в утоптанный снег.
- Ладно, будет тебе кланяться, - махнул рукой Ратибор, - успели, и слава Богам. Служба у нас такая. Ты, староста, лучше сделай, вот что: после нашего отъезда, займись убитыми степняками, - Ратибор кивнул на сваленные в кучу тела кочевников, которые, селяне собрав по всему селу, перетащили на сельскую площадь, - это твоя забота.
-Так щего ше мне с ними шелачь? – недоумённо прошепелявил староста.
- А, что хочешь, - улыбнулся Ратибор, - вместо пугал на огородах расставь, или съешь. А я бы на твоём месте их просто закопал.
Он повернулся к своим воям и громко крикнул, - Сотня! Стройся!
Буквально через пару минут, славены, выстроившись в походную колонну, неспешной трусцой двинулись в сторону крома, откуда по тревоге сюда и примчались. И как оказалось – вовремя. Дети степи только начали свои грабёж и бесчинство.
Путь к дому всегда приятней, чем от него. Кони под всадниками так и порывались перейти на более быстрый аллюр, но вои, как бы сами не желали быстрей оказаться дома, сдерживали бег своих коней, прекрасно понимая, что пленным степнякам, в пешем порядке за ними не поспеть. А степняки не торопились, понимая, что в кроме их не сладким баурсаком угощать будут. Понимали и не спешили, за что, периодически получали от воев промеж лопаток древками копий.
Глава 5.
Когда до стен крома оставалось всего ничего, из крепостных ворот выскочил всадник. Увидев его, Ратибор и Мал недоумённо переглянулись.
- Интересно, чего такого могло случиться в наше отсутствие? – произнёс Мал вглядываясь в скачущего в их сторону всадника.
- Чего гадать, сейчас узнаем, - ухмыльнулся Ратибор.
Всадник, подскакав, осадил коня перед варягом, - Здрав будь, Ратибор!
- И тебе по здорову быть, Микоша, - ответил гонцу Ратибор, не останавливая мерный ход своего коня, - случилось, что в кроме за наше отсутствие?
- Нет, боярин, ничего не случилось, всё в порядке.
- Так, чего ж ты к нам, сломя голову-то? Аль соскучиться успел?
- Гость у нас в кроме, Ратибор. Вот, решил предупредить.
- Гость?
- Да.
- Гость, это хорошо.
- Хорошо-то, хорошо. Но смотря, какой гость? – проворчал Мал, - обрадуемся ли мы этому гостю? Вот в чём вопрос!
- Слышь, Микоша, раз уж гонцом заделался, не тяни, говори скорей, кто в кром пожаловал? А то сейчас холку намылю, - Ратибор шутливо погрозил пальцем.
- Чего сразу холку-то? – Микоша ткнул коня пятками в бока, и на всякий случай отъехал от Ратибора, - а в кроме Седоус тебя дожидается.
- Давно? – лицо Ратибора стало серьёзным.
- Вы на подмогу умчались, а вскоре и Седоус пожаловал.
- Ясно, - задумчиво произнёс Ратибор.
Сотня начала втягиваться в открытые ворота крома.
- Как наши разведчики их упустили? – произнёс Ратибор глядя на Седоуса, - вот какой вопрос меня больше всего сейчас занимает. Это же просто везение какое-то, что мы оказались неподалёку. Да и то, благодаря Малу. Ратибор оглянулся на медведеподобного детину. – Ведь это же он уговорил меня в кроме остановиться, а не к граду идти. А, Мал? Ты как будто чувствовал что-то?
Мал пожал широкими плечами, - Ничего я не чувствовал, я же не волхв.
- Но, ты же не просто так уговаривал меня в кроме на ночлег остановиться? - не унимался Ратибор.
Мал смущённо улыбнулся, - Дело в том, что здесь, в кроме, мёд хорош. Местный пасечник дядька мой по отцу. Он пчёл любит, а они ему тем же отвечают. Так, что вкуснее мёда чем здесь, я ещё не пробовал…
- Ну, ты точно медведь,- Ратибор хлопнул Мала по широченному плечу.
- Чего же тебя Малом-то прозвали? – улыбаясь, спросил Седоус, - надо было Лесной Ягодой…
- Хотели. Да я не совсем на хозяина лесного похож. Зимой в спячку не впадаю, - отшутился Мал. – А ели серьёзно, то меня очень занимает, как степняки оказались в той веси, - Мал почесал затылок, - куда разведчики смотрели? А, Седоус?
Седой варяг ответил не сразу. Хмуро было его лицо, хмуро и задумчиво. – Вот, что я вам скажу, братия, - после долгого молчания произнёс Седоус, - мои догадки, к большому сожалению, оказались верными. Измена кроется в ближайшем окружении нашего князя. Кто-то, либо по не знанию, либо со злым умыслом доносит степнякам. Ведь именно в этой веси, во время набега степняков, находился на постое обоз с серебром.
И заметив удивление на лицах Ратибора и Мала спросил, - А что, вы об этом не знали?
- Был там какой-то обоз,- пожал плечами Мал, - только мы этому значения не придали. Обоз и обоз. Цел, не разграбили, обозники живы, и на том спасибо. А что в нём, куда он – то дело не наше. Наше дело не обозами интересоваться, а псам степным отлуп давать.
- Седоус, - обратился к седому варягу Ратибор, - про этот обоз много народу знает?
Варяг бросил быстрый взгляд на Ратибора, - мои люди уже работают в этом направлении.
- Так, ты, что, из-за этого обоза здесь?… - вскинулся Мал.
- Скажем так, и из-за него тоже. Хотя, честно говоря, начальная цель приезда у меня была иная, - загадочно усмехнулся старый варяг.
Ратибор и Мал переглянулись.
- Что за цель? – поинтересовался Мал.
- Ты спрашивал меня, Ратибор, куда смотрели разведчики. Так вот, отвечаю, пропали они. Весь десяток пропал, вместе с десятским. Как в воду канули. Ни слуху от них, ни духу. И был это именно тот самый десяток, который отвечал за направление, в котором орудовали ваши мергейсы.
- Ну, положим, что мергейсы не наши, а мергейсовские, - хмыкнул Ратибор, - но тем не менее…
- Так, таки бесследно? – вскинул в удивлении брови Мал.
- Да, Мал, именно, что бесследно. Их видели в последний раз полторы седмицы назад, у Старых мхов, и с тех пор…
- У Старых мхов, говоришь? – прервал Ратибор речь варяга.
- Да.
- Мал, - обратился Ратибор к своему спутнику, -а как называется та весь, куда мы сегодня наведывались?
- «Старые мхи».
- Что же, это получается? – заинтересованно произнёс Ратибор, - полторы седмицы назад, отряд наших разведчиков «крутился» возле этой веси, затем пропал, а сегодня на неё был совершён набег. С нашей помощью, слава Богам, неудачный, - Ратибор обвёл взглядом присутствующих, - что это? Случайность?
- Лично я не верю в такие случайности, - усмехнулся Седоус. – Не верю.
- Я тоже, - Ратибор встал и начал мерить шагами комнату. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.
- Случайность не бывает случайной, - выдохнул Мал. – Обоз с серебром, опять же. А, кстати, раз уж такое дело, обоз с серебром, он откуда? Нет, Седоус, если это такая уж тайна, то …
- Да какая тут теперь тайна, - махнул рукой Седоус, - об этой тайне уж весь околоток шепчется.
Седоус тряхнул головой, - соседского князя Мстислава это серебро. Он сговорился с нашим Твердиславом, чтоб этот обоз, потихоньку, через наши земли, под видом хлебного, с малой стражей, дабы не привлекать внимание, к князю Яромиру переправлен был. Вот и не привлёк… Думаю, что набег мергейсов, исчезновение разведчиков и обоз с этим треклятым серебром, очень и очень взаимосвязаны.
Никто со старым варягом спорить не стал, наоборот, все согласно покивали головами.
- Это большое везение, что ваша сотня, оказалась здесь,- Седоус повернулся к Ратибору, - иначе с князем Мстиславом, да и с князем Яромиром для нас предстояли бы трудные объяснения. Нелегко, было бы, нашему князю доказать сворю непричастность к исчезовению серебра. А то, что целью степняков был обоз с серебром, я даже не сомневаюсь.
- Так может быть выделить отряд для охраны этого драгоценного обоза? – Мал посмотрел на Седоуса.
- Мои люди этим уже занимаются, а вам, други мои, - Седоус окинул взглядом всех кто был в комнате, - не мешало бы поберечься.
- ???
- Чьи-то планы вы нарушили, - пояснил старый варяг, - и я подозреваю, что планы эти очень серьёзных людей.
- И что это за люди такие? – поинтересовался Мал.
- Чтобы это узнать, я, почитай, уже месяца четыре сплю по три часа в сутки, да и то в полглаза. Но пока результатов нет, пока только последствия приходится устранять. К сожалению.
- Может быть, Седоус, мы можем тебе чем-то помочь? – спросил Ратибор.
- Ну, что ж, - Седоус поправил выскочивший из-за уха оселедец, - хоть вся тайная канцелярия давно уж «на ушах» стоит и делает всё, что может, от помощи вашей я не откажусь.
- Что нам надо делать, дядька Седоус? – подался вперёд Мал. – Ты скажи, а уж мы супостата на куски порвём!
- Похвально ваше рвение, юноши, - усмехнулся в седые усы старый варяг, - но пока рвать некого. Однако, вы не волнуйтесь, ребятки, как только – так сразу… Седоус немного помолчав, продолжил: - Ратибор, мне, тут сорока на хвосте принесла, что в отряде твоём берсерки служат. Так ли это? Аль врут люди?
Ратибор несколько смутившись, ответил: - не то, чтобы вот так прямо берсерки. Но есть у меня в отряде гридь один, за которым люди нечто подобное замечали.
- Познакомь меня с ним, да и с людьми, которые видели его в таком состоянии.
- Хорошо, Седоус, - кивнул в ответ Ратибор, - когда их к тебе прислать?
- Так прямо сейчас и покличь, чего откладывать.
Ратибор бросил взгляд на стоявшего рядом отрока и слегка качнул головой, отрок стрелой рванулся выполнять приказ.
- Эка у тебя дело поставлено, - удовлетворённо произнёс Седоус, проводив взглядом отрока.
- Нормально поставлено, - улыбнулся Ратибор, - люблю, чтобы распоряжения выполнялись быстро и точно. Скоро интересующие тебя люди будут здесь.
- Много их?
- Двое. Один – тот, который «берсерк», а второй – видок.
Послышались шаги и в комнату вошли Рудомир и Тенята. Воины, войдя, поклонились варягам и замерли в ожидании.
- Который? – спросил Седоус.
- Вот он, - Ратибор указал на Теняту.
Седоус долго и внимательно рассматривал богатырски сложенного воина. Теняте от пристального взгляда варяга было неловко, но он молчал, рассуждая так: « Если этот седой варяг так внимательно меня разглядывает, значит, на то есть какая-то причина».
Удовлетворив любопытство, Седоус перевёл взгляд на Рудомира, затем вновь обратил своё внимание на покрасневшего от смущения Теняту, - Правду о тебе говорят, что ты берсерк?
- Говорят, что да, но сам я ничего не помню, - ответил Тенята, и кивнув на Рудомира, добавил, - вот он видел.
- Видел? – Седоус обратился к Рудомиру.
- Да, уважаемый, видел, - подтвердил Рудомир слова друга.
- Поведай мне об этом, - Седоус устало присел на лавку.
Рудомир взглянул на Теняту, тот в ответ только пожал плечами, мол, говори, конечно, ты же видок. Рыжий с минуту помолчал, собираясь с мыслями и начал свой рассказ: - По осени это было. Мы ехали с Застрешной заставы к Красной балке. Всё было тихо и спокойно, уже почти до места добрались, как неожиданно наскочили на степной разъезд. Произошло это очень быстро, но мы успели сообразить, что надо дёру давать, развернулись и, что есть мочи помчались к лесу. Степняки нас заметили и пустились в погоню. Кони наши добрые были, ушли бы мы тогда от степняков, если бы те, у Теняты коня не подстрелили…
- А, вы стремя в стремя скакали или как? – Седоус прервал рассказ Рудомира.
- Я был чуть впереди, - ответил рыжеголовый, - конь у меня резвее, чем у Теняты был, да и легче я…
- А как же ты тогда усмотрел, что у друга твоего коня подстрелили? - Седоус внимательно смотрел на рассказчика.
- Я и не видел. Я же рассказываю: скачу, ветер в ушах свистит, вдруг чувствую - позади беда. Оглядываюсь и вижу, как Тенята вместе со своим конём в ковыль кубарем летит.
- Зачем же сказал, что коня подстрелили?
- Так я ж когда вернулся, заметил, что из коня Теняты стрела торчит, - пожал плечами Рудомир и внезапно замолчал, уставившись на Седоуса широко раскрытыми глазами.
- Что замолчал, сынок, аль чего вспомнил? – спросил Седоус в звенящей тишине. Все кто находился в комнате, молча смотрели на рассказчика.
- А ведь то не стрела была, я только сейчас сообразил. Болт самострельный из коня торчал. Точно, болт! - глухим голосом произнёс Рудомир. Он покачал головой, - а ведь степняки самострелами не пользуются. Или я что-то путаю?
- То-то и оно, что не путаешь, - вздохнул Седоус и посмотрел на Ратибора. Тот утвердительно кивнул.
- Смекаешь теперь, что без измены не обошлось? – обратился к Рудомиру Седоус. – Не доставали до вас ещё степняцкие луки. Если б не этот выстрел из самострела, успели бы вы до леса добраться.
- Да, - подал голос Тенята, - до леса-то было уж рукой подать. Там бы и укрылись. Степняки по лесам небольшие мастера лазать.
- Вот, ребятки, видно и ворог так же подумал, - хмурясь, произнёс седой варяг, - да и решил своим хозяевам подсобить. Ну да ладно, над этим мы ещё покумекаем. Продолжай свой рассказ, а то мы слегка отвлеклись.
- Так вот, - продолжил Рудомир, - чувствую я, что беда сзади. Оглянулся и точно, Тенята и его конь падают. Я мигом повернул назад. Подскакал, спешился и в два меча встретил татей степных.
- Ты с двумя мечами ходишь? - удивился Седоус.
- Нет, батька, с одним, второй меч Теняты был.
- Понятно, рассказывай дальше.
- Только вот повоевать-то у меня не получилось. Заарканили меня, с ног свалили. Ну, думаю, конец настаёт, прощайся с жизнью, Рудомирушка. Но тут, смотрю, Тенята поднимается. Ох, и страшен же он был. Весь в крови, глаза закатил так, что одни белки видны были, рычал как раненый медведь. Подхватил он меч, что из руки моей выпал и давай степняков охаживать, да ловко так, что ни взмах то покойник. Несколько кочевников, правда, успели в него из луков выстрелить, но он словно боли не чувствовал. Пока всех кто за нами гнался, не уложил – не успокоился. А как только последнего степняка к праотцам отправил, так и осел на землю, словно из него все косточки повынули. Горочкой такой присел, холмиком. Нет, вру, он ещё аркан на мне рассёк, а уж потом… Вот собственно и всё.
- А до своих, вы как добрались? – не унимался Седоус.
- Да, просто. Затащил я Теняту на своего коня, поперёк седла пристроил, арканом привязал, чтоб он не свалился. Сам коня за повод ухватил и бегом, благо до места уже не далеко было.
- Ясно, - Седоус перевёл взгляд на Теняту, - так ничего и не вспомнил?
- До того как я с коня упал, всё помню, а после – нет, как отрезало. Очнулся уже в доме у лекарей, до этого – темнота в голове. Да меня и лекарь, ну, тот, седой с длинной бородой и лекарка-знахарка о том спрашивали.
- И как? – заинтересовался Седоус.
- Никак, - развёл руками Тенята, - я же не помню ничего. Лекарь сказал - это у меня от того, что я при падении головой шибко об землю приложился.
Седоус, некоторое время, молча о чём-то думал.
- Сами вы откуда? - наконец произнёс седой варяг.
- Из Горелой веси мы, - за двоих ответил ему Рудомир, - я сын Свята-медвежатника, а Тенята – Ставла-бортника сын.
- Знаю я вашу весь, бывал и не раз. И родителей ваших я знаю, - ухмыльнулся Седоус. Немного помолчав, и что-то для себя решив, он кивнул Ратибору, мол, всё, что хотел услышать я услышал, можешь отпускать воев.
- Идите, отдыхайте, - отпустил молодых воинов Ратибор.
Тенята и Рудомир поклонились и покинули помещение.
Глава 6.
- Как тебе ребята? – спросил Ратибор.
Седоус ответил не сразу. Сначала попыхтел, похмурил брови, отбил костяшками пальцев по дубовым доскам стола замысловатую дробь.
- Парни мне понравились. Не дурни, не трусы, мысли излагают складно. А тот, что поздоровее, - Седоус усмехнулся, - на берсерка не похож. Повидал я их не своём веку, и в бою, и в мирной жизни. Они как-то сразу от остальных отличаются, как-то выделяются, что ли. А этот, как его, Тенята?..
Ратибор утвердительно кивнул.
…Не похож он на берсерка, не похож. Да и не помнит ничего…
- Может быть у него это и вправду от того, что он головой ударился? – предположил Ратибор.
- Может быть, - пожал плечами Седоус, - неисповедимы пути богов. А, может и так было – решил Перун, что не плохи эти парни, и надо помочь им. Взял да и вошёл в тело Теняты, пока душа его от удара о землю наружу вылетела. Вошёл и помог. Как тебе такая мысль?
Теперь пришёл черёд Ратибору пожимать плечами, - ну, ты, Седоус сказал! Хотя… Хотя, чего только не бывает на белом свете.
- Вот и я про то же, - Седоус поднялся, подошёл к окну. Он долго смотрел на подёрнутую морозным узором слюду, затем не оборачиваясь тихо, словно размышляя, произнёс, - Заберу я у тебя, Ратибор, этих парней. Чем-то приглянулись они мне. Есть в них стержень. Дружки, друг за друга в огонь и вводу.
- А и забирай, - улыбнулся Ратибор, - для тебя не жалко. Парни действительно хорошие. Я их много чему научить успел. Зело смышлёные, хватают всё не лету. В твоей службе пригодятся.
- Ну и ладно. А, кстати, - обернулся Седоус, - с теми степняками, на разъезд которых рыжий с «берсерком» напоролись, с ними, что?..
Ратибор довольно усмехнулся, - Тогда всё хорошо получилось. Угостили мы их на славу. Я сам там был. Заманили в ловушку, да и накрошили в мелкую окрошку. А кому, всё же удалось вырваться, драпали так, что только пятки сверкали. Жаль только, что их хакану удрать удалось…
- А кто у них хакан?
- Бахтамчи.
- Бахтамчи, говоришь? Ну, ну.
- А, что такого?
- Понимаешь, друже, что-то уж многое на этом Бахтамчи сходится, - Седоус неопределённо покрутил ладонью, - я не удивлюсь, если окажется, что на обоз с серебром напали его люди. Слушай, Ратибор, ты пленных ещё не пытал?
- Нет, не успел.
- Так пойдём, делом займёмся, может, чего интересного узнаем.
Ратибор встал, подошёл к седому варягу, - Знаешь, Седоус, какая мне в голову мысль пришла?
- Ну-ка, поведай.
- А не желает ли какая-то вражина рассорить нашего князя с соседями?
- Тайная канцелярия уже работает в этом направлении, - кивнул Седоус.
- Ну, ты, даёшь, - Ратибор развёл руками, - и об этом уже подумал!
- Служба моя такая, - ответил старый варяг, пряча довольную улыбку в пышных, седых усах. – Идём, со степняками «потолкуем».
. . . . . . . .
Ты, Седоус, как всегда оказался прав, - произнёс Ратибор, выходя из мрачного подземелья на свежий, морозный воздух. – Хакан Бахтамчи и здесь подсуетился.
- Да, - нахмурил брови Седоус, - мои подозрения подтвердились. Одно остаётся не ясным, как он узнал про обоз? Пленные об этом ничего не знают.
- Так это и понятно, пешки они, сошки малые. Откуда им знать про это?
- То-то и оно, - Седоус досадливо хлопнул по резным перилам крыльца, - степняки эти, как мясо расходное. Им приказ дали, а они и рады выполнять. Обидно мне, что на месте топчемся. Откуда хакан узнал про обоз – непонятно, куда делись разведчики – тоже.
- Ну, по поводу разведчиков есть версии. Их могли в засаду заманить, а там уж или перебили всех, или в полон увели. А если увели в полон, то и поспрашивали их так, что те не смогли не ответить.
- Думаешь, что кто-то под пыткой мог степнякам про обоз проговориться?
- Это в том случае, если их взяли в плен. А мастера «спрашивать» у степняков тоже имеются. Но вора всё равно искать надо. Чую нутром без воровства здесь не обошлось, а нутро меня ещё никогда не подводило.
- Я это и без твоего нутра знаю, - буркнул Седоус.
Ратибор нахмурился.
- Ладно, не обижайся, - Седоус похлопал Ратибора по могучему плечу, - я это не в обиду.
- Да я и не обижаюсь, - тряхнул бритой головой молодой варяг.
- Вот и добре.
Седоус замолчал о чём-то задумавшись. Скрипнула ведущая в терем дверь, на пороге стоял отрок годов тринадцать.
- Чего тебе? - тихо, чтоб не отвлекать седого варяга, спросил у мальчика Ратибор.
- Голубиная почта, - так же тихо ответил отрок и протянул Ратибору маленький, кожаный мешочек, в котором лежало послание.
- А ты это Варде показывал?
- Да, витязь, он-то меня к вам и направил, и сказал, что «Седоусу это будет занятно почитать».
- Что там? – раздался голос Седоуса.
- Почта голубиная, - обернулся к старому варягу Ратибор, - Варда прислал.
Ратибор взял у отрока кожаный мешочек и протянул его Седоусу.
- Ну, что ж, на то здесь Варда и наместник князев, и воевода, чтоб новости первым узнавать, а мы гости, хоть желанные, но всё таки…
Седоус достал послание, развернул его и пробежал глазами по тексту. Лицо его нахмурилось.
- Плохие вести? – спросил Ратибор.
- Разведчики нашлись.
- Вот и хорошо.
- Ничего хорошего. Мертвы они.
- Все?
- Да. Все десять.
Седоус махнул рукой. Через несколько секунд перед ним возник воин из его окружения.
- Собери отряд. Через полчаса выступаем, - отдал приказ Седоус и повернулся к Ратибору. – Рад был тебя видеть, Ратибор. Жаль, что обстоятельства вынуждают меня уехать. Будь здоров, витязь, - Седоус протянул Ратибору ладонь. Тот ответил крепким рукопожатием.
Седоус быстро спустился с крыльца и уже в самом низу обернувшись, произнёс, - Благодарю за воинов.
Затем махнул на прощание рукой и быстрым шагом направился к конюшне, где его люди, споро и без суеты готовились к выступлению. Через пару минут из дверей терема в спешке выскочил воевода Варда и минуя Ратибора бегом направился к конюшням.
Глава 7.
Кони Теняты и Рудомира бодро рысили, замыкая отряд Седоуса. Скакали молча, было не до разговоров. Вокруг метель крутила свои хороводы, но отряд упорно продвигался к намеченной цели. Через полчаса доброй скачки всадники спустились в большой овраг. Здесь ветра почти не было, но надвигающиеся сумерки и не прекращающийся, ни на минуту снегопад, затрудняли обзор. Да и продвигаться по оврагу было гораздо труднее, чем по полю. Снег в некоторых местах доставал лошадям до животов. Но, не смотря на все эти трудности, всадники вскоре стали различать впереди светлые пятна. Это были сигнальные костры, разведённые поисковиками Седоуса.
…погибли они сразу, - докладывал седому варягу старшина поисковой группы, - видимо их сюда заманили, а затем перебили как куропаток.
- Странно, - недовольно покрутил головой Седоус, разглядывая тела убитых разведчиков, - вои опытные, жизнью тёртые, а получили по стреле, как зелёные новобранцы?
- Бывает и на старуху проруха, - старшина развёл руками.
- Бывает, - кивнул Седоус, - только всё равно странно…
- А может быть такое, что привёл их сюда тот, кого они хорошо знали и кому доверяли? – подал голос Рудомир.
Седоус посмотрел на молодого воина, - Вижу не зря я вас у Ратибора забрал. Котелок варит, молодец. Что ж, это больше похоже на правду. Опять предательство, - седой варяг тяжело вздохнул. А Рудомир, оценив похвалу как аванс на будущее, в смущении потупил взгляд. Но Тенята воспринял слова Седоуса как призыв к действию. Он соскочил с коня и провалился в глубокий снег практически по пояс. Невзирая на снежное препятствие, детина направился к откопанным из-под снега мёртвым телам. Седоус с интересом наблюдал за действиями Теняты. А тот, не обращая внимания на любопытные взгляды, тщательно осматривал убитых.
- Ну, берсерк, что скажешь? – с иронией в голосе произнёс один из воинов, сопровождавших Седоуса. Тенята в ответ и бровью не повёл, продолжая осматривать мёртвые тела. После того как Тенята осмотрел последнее тело, он как мог стряхнул налипший снег и подошёл к Седоусу.
- Говори, - приказал седой варяг.
- Постреляли их внезапно и почти одновременно. Стрелами. Всех кроме одного.
- А с ним, что? – Седоус не сводил заинтересованного взгляда с Теняты.
- Он убит не стрелой. Он убит болтом самострельным. И в отличие от остальных, которых убили сзади, точно вогнав по стреле под основание черепа, в этого воя стреляли спереди. И, похоже, что стреляли с близкого расстояния, шагов с шести, не больше.
- Ты смотри, какая точность! – снова раздался насмешливый голос, - с чего бы…
Седоус недовольно поморщился и обернувшись к говоруну, рявкнул: « Помолчи, Крапива!» и снова к Теняте: - Продолжай!
Тенята кивнул: - Так вот, стреляли шагов с шести.
Он протянул Седоусу кованый самострельный болт. – Глубоко вошёл, почти полностью, я его еле из тела вынул.
Седоус принял из руки Теняты железный, окровавленный стержень.
- Болт не бронебойный, - продолжил Тенята, - на трупе и кольчуга, и нагрудник, а он их как кусок бересты пробил. Выходит, что стреляли с близкого расстояния…
- Рассказ свой продолжишь чуть позже и не здесь, - прервал Теняту Седоус, и повернувшись к воинам, крикнул: - Возвращаемся.
Подозвав к себе шутника, отдал приказ: - ты, Крапива, займёшься телами, доставишь их в кром. Там осмотрим их более тщательно. Не так ли? – седой варяг взглянул на Теняту.
- Было бы неплохо, - кивнул в ответ Тенята.
- Быть по сему! – Седоус вскочил в седло и направил коня прочь из оврага. Всадники потянулись за командиром. Крапива со своим десятком остались. Они, разобрав тела, уложили их на специально приведённых для этой цели коней, закрепив для страховки верёвками. Затем, вскочив в сёдла, поспешили за основной группой. Шёл снег, мела метель. Переход предстоял небольшой, но неприятный. Ветер швырял в лица всадников пригоршни жёсткой, снежной крупы, но с другой стороны добрая позёмка сдувала с земли обильно падающий снег, унося его в тёмную даль. Так, что кони, выбравшись из оврага, бежали быстро и ходко, с каждым мгновением приближая своих всадников к дому и теплу. Прибыв в кром, Седоус первым делом, прямо во дворе, переговорил с вышедшими ему навстречу Ратибором и Вардой. Затем, прихватив с собой Теняту и Рудомира, направился в холодный дровяник, куда Крапива определил тела мёртвых разведчиков. Здесь, в дровянике, ничего не мешало ( ни снег, ни ветер ) более внимательно осмотреть мёртвые тела и сделать некоторые выводы.
- Что скажешь? – обратился Седоус к закончившему осмотр Теняте. – Девять стрел и самострельный болт, - Тенята чуть помедлив, добавил, - да, вот ещё, - и протянул Седоусу небольшую пластину, выточенную из куска дерева, - у десятника за пазухой нашёл.
Седой варяг внимательно осмотрел находку. На одной стороне пластины, чем-то острым были нацарапаны какие-то чёрточки и точки. С другой стороны на Седоуса скалилась искусно вырезанная голова степного волка.
- У кого, говоришь, нашёл?
- У десятника. У того которого из самострела…
- Знаешь, что это?
Тенята пожал плечами: - Может знак какой?
- Это хаканская пайцза, - хмурясь, произнёс Седоус, - эта пластина у степняков, как у нас княжеская верительная грамота.
- Интересно, чего такого вверил степной хакан этому десятнику, - задумчиво пробормотал Тенята.
Седоус гневно сдвинул брови: - А вот это надо ещё проверить! Действительно ли десятник ханский подсыл или кому-то очень хочется, чтобы мы так думали!
Тенята на этот раз решил промолчать, хотя на этот счёт у него были свои догадки. Рудомир тоже молчал.
- Ладно, сынки, - Седоус убрал сталь из голоса, - вы на меня, старика, не серчайте. Вспылил малость. Я же Хвата, десятника, то есть, давно знаю, точнее, теперь уже знал. Он всегда отличался честью и отвагой. А тут такое…
Седоус подбросил вверх пайцзу. Та, сделав в воздухе оборот, упала на широкую варяжскую ладонь. – Обидно, если всё то, что он делал, ложь, - седой варяг тяжело вздохнул, - ну, да ладно, чем злиться и вздыхать надо дело делать, - он подмигнул молодым воям. – Говорите, что вы обо всём этом думаете, - Седоус указал на тела убитых.
Рудомир кивнул Теняте, мол, давай, говори. – Я так мыслю, - начал Тенята, - что пайцзу эту десятнику подбросили. И подбросили её тогда, когда он был уже мёртв.
- Обоснуй.
Тенята подошёл к телу десятника. – Смотрите, - он откинул полу тулупа, - рубаха на вороте надорвана, как будто кто-то пытался второпях оттянуть ворот, и что-то засунуть за пазуху, в нашем случае это что-то – пайцза. Видать, второпях не рассчитал силы, вот и надорвал ворот.
- А может быть эта рубаха давно уже порвана, - возразил Рудомир.
- Нет, надрыв свежий, - Тенята присел возле тела на корточки, - и кроме свежего надрыва, на шее десятника свежая царапина. Если бы у меня на руке был перстень, то я, засовывая ему пайцзу, сделал бы точно такую же царапину.
Тенята для достоверности сделал движение рукой, словно что-то засовывая десятнику за ворот.
- Нд-а, похоже, - подтвердил Седоус, - похоже!
- А, может быть, что десятник, перед тем как его убили, сам оцарапался? – не унимался Рудомир.
- Может быть и сам, - не стал спорить Тенята.
- А может быть и не сам, - задумчиво произнёс Седоус.
Глава 8.
Красива степь весеннею порою. Смотришь вокруг, и дух захватывает от буйной яркости весеннего разнотравья, от этой шири земной, что раскинулась без конца и без начала. Только где-то там, в дальней дали, почти сливаясь с горизонтом, синеет тонкая полоска гор. И вот, посреди этого простора, на ярко-изумрудном фоне молодой травы, то здесь, то там, словно ковры разноцветные, разбросаны пятна: то белые, словно глазурь сахарная, степные первоцветы - подснежники, то ярко-жёлтые, словно желток яичный – тюльпаны. А пройдёт ещё совсем немного времени и настанет пора цветения маков, и степь тогда "укроется" алым покрывалом.
А воздух какой! Аромат цветов степных, смешавшись с чудным запахом сочных, молодых трав, пьянит и кружит голову. И яркое, яркое небо! Нет, не то бледно-голубое, что в ясный зимний день, и не то, свинцово-чёрное, когда студёно-пронзительный, пронизывающий до костей, ветер приносит тяжёлые снеговые тучи. А именно яркое, яркое весеннее небо, с бездонной синевой, глядя на которое, хочется разбежаться посильнее, оттолкнуться от земли и взлететь...
И солнце, доброе и ласковое, которое, с нежной осторожностью греет продрогшую, за долгую зиму, степь. Пока ещё доброе, пока еще ласковое, а не жаркое и обжигающее, как это будет позже, когда настанет знойная летняя пора.
Посреди этого весеннего великолепия раскинул свой стан Великий хакан Бахтамчи. Юрты простых кочевников, грязно-серыми крапинами, беспорядочно рассыпались по ярко цветущей степи. А на небольшом холме, посреди огромного скопления людей, животных, юрт, одних - богаче, других – беднее, словно белое облако, украшенное золотыми шнурами, гордо стоял шатёр Великого хакана. Возле шатра в землю было воткнуто длинное копьё с прикреплёнными к нему семью чёрными, конскими хвостами. Этот семихвостный бунчук указывал на знатность и высокое положение его хозяина. В небольшом отдалении от шатра, широким полукольцом расположились юрты ближайших родственников и по совместительству советников, военноначальников, и прочих приближённых хакана Бахтамчи. Охрану хаканского шатра несла сотня преданных и проверенных в боях нукеров. Рядом с шатром хакана, стояло сооружение, сложенное в виде конуса, из старых, потемневших от времени жердей, обтянутых звериными шкурами. В нём расположился знаменитый на всю ближайшую округу шаман Гуюк-Опок. Если верить людской молве, то этого шамана побаивались даже жестокие боги кочевников, потому что ( как опять же утверждает людская молва) во время камланья, Гуюк-Опок не просит у богов милости, а разговаривает с ними на равных. А порою и ругает их за нерасторопность, словно старший брат младших. Так ли это было на самом деле или не так – неизвестно. Но только после каждого камланья сбывалось всё то, чего ради оно затевалось. И было это так до некоторых пор. Вот, только в последнее время, Гуюк-Опока и хакана Бахтамчи преследовали неудачи: шамана – в предсказаниях, хакана – в набегах, на своих врагов, да и на «друзей» тоже. А особенно, в набегах на земли словенские.
Из шатра раздавались удары в бубен, то размеренные, то учащающиеся. Это камлал шаман Гуюк-Опок, в очередной раз призванный Великим хаканом. Молча наблюдал Великий хакан за телодвижениями беснующещегося шамана. Смотрел хакан на то, как закативший глаза шаман, в такт ударам в бубен, начал тихонько подвывать. Смотрел, но мысли его были далеко. И мысли эти были невесёлыми. За последние полгода, практически все набеги на славен, заканчивались неудачами. То подмога слишком быстро приходила к тем, за чей счёт решили поживиться кочевники, то отряд, в набег шедший, попадал в умело расставленную засаду. Либо ещё, напасть какая на головы кочевников сваливалась. А ещё, с некоторых пор, появились в порубежье со словенской стороны частые заставы, мимо которых и проскользнуть стало невозможно. И вдобавок, в тех же местах, объявился отряд словенских воев, который за последние полгода принёс хакану немало головной боли. Вот ивыходило, что, не просто так в глубокой задумчивости сидел хакан Бахтамчи, не видя и не слыша камлания Гуюк-Опока. А и в орде было не всё ровно и гладко как хотелось бы. Дети родственников подросли, и не все были согласны с тем, что авторитет Великого хакана незыблем. Были и такие, которые считали, что Великий хакан задержался на этом свете, и пора бы ему уйти в долину смерти на встречу с предками. А прямых наследников можно, в конечном итоге, и подвинуть, или же ( что даже лучше ) отправить вслед за Великим хаканом… - Да-а-а, подросли молодые волки, - невесело усмехнувшись, подумал хакан. В это время удары в бубен прекратились. Шаман лежал рядом с очагом, лицом вниз, глаза его были закрыты. Он разговаривал с богами.
Бахтамчи негромко щёлкнул пальцами и перед ним, словно из-под земли возникла молодая наложница. Хакан, раскосыми глазами указал на опустевшую чашу. Девушка, не поднимая взгляда, молча и быстро, наполнила чашу белым, чуть пенящимся кумысом и снова затаилась, где-то в дальней части шатра, в ожидании новых распоряжений своего повелителя. А хакан, подняв чашу, сделал приличный глоток и снова замер в нерадостной задумчивости. – Да-а-а, как сказал бы его советник, ближайший соратник и друг детства Жанат-мырза - У молодых волков уже выросли зубы и этим зубам по вкусу свежее мясо. Так, что теперь Великому хакану надо быть готовым к разным неприятным неожиданностям, как то: гадюка «случайно» заползшая в шатёр, или отрава, опять же «случайно» попавшая в еду или в питьё. А то и стрела, естественно, так же совершенно «случайно» пущенная в спину. Да мало ли ещё чего может изобрести пытливый, человеческий ум. – Эх, родственнички, - тихо вздохнул хакан. В это время, лежавший без движения шаман открыл глаза и перевернулся на спину.
- Ну, как, поговорил с Богами? – отвлекшись от своих мрачных дум спросил шамана Бахтамчи. Гуюк-Опок, перед тем как ответить встал перед хаканом на колени и в глубоком поклоне упёрся лбом в край белой кошмы, на которой восседал Великий хакан ( шаману было дозволенно касаться белой святыни ).
- Да, Великий. Я говорил с Богами, - не поднимаясь, произнёс шаман.
- И, что же Боги сказали тебе?
- Они сказали, Великий хакан, что тебе не надо ходить набегами на славен.
- Хм, что, так и сказали?
- Да, о Великий!
- Но, почему?
- Боги сказали, что у тебя и без них есть серьёзные дела. Здесь, дома.
- И всё?
- Ещё они сказали, что у славен, с недавних времён, появились очень сильные покровители.
- Это кто же?
- Это Боги славен!
- Но, ведь, раньше…
- Да, Великий, раньше их Боги не были такими сильными, как сейчас. Раньше наши боги были сильней, а теперь сильнее стали Боги славен. И наши боги не могут помогать нам в походах на солнечный заход.
- Почему так случилось?
Гуюк-Опок разогнулся, кряхтя встал перед Великим хаканом и посмотрев на него, развёл руками: - Неисповедимы пути и желания Богов.
- Ладно, - хакан раздражённо махнул рукой, - ясно то, что ничего не ясно. То слабыми были, теперь сильными стали…
- Видишь ли, Великий и у Богов, оказывается, есть свои трудности.
- И, что ж там такое произошло, что наши Боги отказываются нам помогать? – Бахтамчи ткнул пальцем вверх.
- Это я могу объяснить, если ты, о Великий, позволишь.
Бахтамчи одобрительно кивнул. Гуюк-Опок продолжил: - Когда-то, давным давно, наши Боги рассорили между собой славенских Богов, да так ловко рассорили, что между теми долго согласия не было. Как они это сделали уже неважно, важно то, что когда между, - шаман замешкался, подбирая слова, - кем угодно нет согласия, то и дела у них идут из рук вон плохо. А теперь Боги славен замирились, не смотря на все усилия наших Богов. Славенские Боги и по одному-то обладали очень Большой силой, а теперь, когда они все вместе собрались, сила их стала неимоверна. Вот наши Боги и опасаются, даже не того, что они со славенскими Богами не справятся, это и так понятно, а боятся мести с их стороны.
- Что же нам теперь делать?
- О, Великий, Боги сказали, что тебе сейчас разумнее обратить свой мудрый взор на юг. Идут от туда тревожные вести. И пора бы вплотную заняться своими внутренними делами. Порешать кое-какие вопросы связанные с родственниками, - сказав это, Гуюк-Опок хитро прищурился. Его глаза в обычном-то состоянии не отличались «широтой взгляда», а сейчас вообще превратились в две узкие щёлки. Хакан исподлобья бросил на замолчавшего шамана быстрый взгляд, хмыкнул, качнув головой, затем поднялся, встал напротив шамана, глядя на того сверху вниз ( шаман не отличался высоким ростом). Немного постоял, словно что-то прикидывая в уме, и обратился к Гуюк-опоку: - А, ты, знаешь…
Возле входа в ханский шатёр послышался шум, раздались голоса, и слова хакана повисли в воздухе. Полы шатра раздвинулись, и перед хаканом предстала стройная, ладная фигура молодого мужчины, одетая в запылённый, дорожный костюм. Лицо хакана Бахтамчи осветила улыбка. Он, протянул к вошедшему руки, и не переставая улыбаться, обнял его, крепко прижав к своей груди.
- Здравствуй, здравствуй, - нежным голосом бормотал хакан, слегка похлопывая юношу по спине. Отстранив его от себя и держа за плечи, он с любовью посмотрел на юное лицо. Юноша ему ответил озорным взглядом, тёмно-карих, раскосых глаз.
- Здравствуй, отец, - юноша попытался поклониться Великому хакану, но тот крепко держал сына за широкие, налитые молодецкой силой, плечи.
- Наконец-то ты вернулся, сынок, - хакан, казалось, не верил в то, что его сын стоит перед ним. Он глядел в родное лицо и не мог наглядеться. Тут хакан, будто очнувшись от наваждения, отвёл взгляд от родного лица, оглядел всех, кто был в это время в шатре, и снова посмотрел на сына. Во взгляде хакана перемешались разные чувства: и радость встречи, и любовь, и гордость. Весь вид его говорил: - Видите, какой сын у меня!? Завидуйте, все завидуйте!
- А чего это мы стоим? Садись, сынок, садись, - хакан усадил юношу на белую кошму и сам сел рядом с ним. Громко хлопнул в ладоши: - Кумыса нам, быстро!
И пока служанка разливала по чашам хмельной напиток, хан жестом подозвал к себе слугу, верного и преданного Юсуфа, и что-то сказав, так же, жестом руки его отпустил. Юсуф быстрым шагом направился к выходу. Хакан был уверен, что всё то, о чём он сказал слуге, будет выполнено точно и быстро. Юсуф был проворным и неглупым человеком. И действительно, не прошло и десяти минут, как в шатёр начали собираться приглашённые через Юсуфа ближайшие родственники, военачальники и прочие мурзы. Шатёр быстро наполнялся народом. Когда к Великому хакану подошёл Юсуф и с поклоном, что-то ему прошептал на ухо, хакан встал и произнёс: - Великая радость посетила нас! Сегодня, из дальних краёв вернулся мой сын, мой наследник! Керимхан! Там он обучался разным наукам. Теперь обучение закончилось и мой мальчик опять с нами! Встань, сынок, - обратился Бахтамчи к Керимхану. Юноша поднялся, представ перед любопытными взорами. Да, было на, что посмотреть: высок, строен, красив. Хакану было чем гордиться. Многие взгляды, устремлённые на Керимхана, выражали радость и восторг. Но были и такие, которые смотрели на него с плохо скрываемой досадой и ненавистью.
Глава 9.
Лучи заходящего солнца ещё не успели скрыться за далёким горизонтом, а с восточной стороны, на степь уже начала наползать темнота, словно плотной, чёрною кошмою укрывая её бескрайние просторы. Вот и последний луч погас, оставив вместо себя яркое зарево, переливающееся оттенками красного, которое медленно, но неумолимо пожирала, наступающая с востока ночная темь. Поглотив последние сполохи заката, ночь вступила в свои законные права. Высоко в небе, словно волшебные фонарики, зажжённые рукой неизвестного чародея, появились звёзды. Одни – яркие, другие – не очень. Одни светили – словно, кому-то подмигивая, а другие горели холодным, ровным, немигающим светом. И все они, как в волшебном хороводе переплелись между собой, складывая удивительные, небесные узоры, с детства знакомые каждому обитателю степи. Но, не смотря на наступление ночи, в стане Великого хакана веселье было в полном разгаре. Хакан праздновал возвращение сына. Сколько было выпито кумыса, сколько было зажарено баранов, сколько было съедено шурпы, баурсаков, и прочей снеди – никто не считал. Великий хакан сегодня был крайне щедр.
Бахтамчи и Керимхан восседали на мягких подушках. Вместе с ними в шатре находились ближайшие родственники: братья Великого хакана, их дети, дядя и первейший советник Салимбек с семьёй, и как исключение близкий друг хакана Жанат-мырза, который не являлся его родственником. Ночь выдалась тёплой и дабы избежать духоты, по приказу Великого хакана нижние полы шатра были приподняты над землёй до половины человеческого роста. Внутри шатра резвился лёгкий степной ветерок, слегка теребивший пламя светильников, остужая разгорячённые весельем лица, и неся с собой дурманящий головы аромат ночной степи.
Много было поднято заздравных чаш с хмельным кумысом, много было сказано хвалебных слов с пожеланиями здоровья, счастья и успехов в адрес Великого хакана и его сына. Знаменитый акын Урдуллай посадил себе голос и порвал струны на домбре, воспевая достоинства хакана Бахтамчи и Керимхана. Многие гости уже смотрели на мир осоловелым взглядом, а кое-кто, даже успел уснуть, переусердствовав с употреблением хмельного напитка. Но Великий хакан и не думал прекращать веселье. Сидевший рядом с ним Жанат-мырза наклонился к хакану и что-то прошептал, указывая глазами на Керимхана. Бахтамчи повернулся к сыну, внимательно на него посмотрел и хлопнув в ладоши громко произнёс: - Праздник закончен! Всем спать!
Гости стали расходиться. Кто ушёл сам, кого увели под руки, а кого просто унесли. Вскоре шатёр Великого хакана опустел. В нём остались лишь хозяин, его сын и прислуга.
- Вижу, устал ты, сынок, - хакан потрепал Керимхана за плечо.
- Что ты, отец! Я ещё…
- Не спорь с отцом, - улыбнулся Бахтамчи, - я же вижу. Вот и глаза у тебя покраснели, да и зеваешь уже.
Керимхан, подавив предательский зевок, улыбнулся в ответ, - и правда, отец. От тебя ничего не утаишь. Действительно, устал я. А глаза, - тут лицо Керимхана стало серьёзным, - хоть и покраснели, но зоркости своей не утратили.
Бахтамчи вопросительно посмотрел на сына.
- Видел я, отец, что моё возвращение не всем доставило радость.
Хакан опустил глаза и тяжело вздохнул: - Да, сынок, это, к сожалению так. Есть те, которые не рады тебе. И с этим надо, что-то делать. Но, конечно же, не сейчас, - Великий хакан посмотрел на сына и улыбнулся, - давай мы это обсудим завтра? А сейчас ложись спать.
Бахтамчи указал рукой на часть шатра, отгороженного ширмой, за которой, для Керимхана было приготовлено ложе.
- Как говорят славены « Утро вечера мудренее».
- У Бахтамчи радость великая, князь, - Седоус подошёл к Твердиславу, держа в руке маленький листок ( послание голубиной почты).
- Радость? И какая же? –спросил князь, не переставая, протирать мягкой замшей свой меч.
- К хакану вчера сын вернулся. Степняки полночи гуляли, всё встречу праздновали.
- И, что ты по этому поводу думаешь? – произнёс князь, продолжая водить замшей по клинку, - не выйдет ли их радость нам боком?
- Думаю, что не выйдет. По крайней мере, в ближайшее время, точно, нет.
- Откуда такая уверенность?
- Сам посуди, княже. Сейчас мы сильны как никогда. Порядок в пограничье навели, и навели так, что по зубам степнякам не раз уже давали. И хорошо давали.
- И ты думаешь, что это их остановит? – прищурился князь.
- Одно это, может быть, и не остановит.
- Есть, что-то ещё?
- Да, княже. Есть ещё кое-что.
- ???
- У хакана в самой орде не всё так гладко, как ему бы хотелось.
- Рассказывай.
- Молодёжь подросла и хочет самостоятельности. Этой же самостоятельности хочет не только молодёжь. Так, что Бахтамчи в ближайшее время будет занят, решая свои, внутренние ордынские вопросы.
- А возвращение хаканского сына не расставит всё на свои места? – князь отработанным движением крутанул в воздухе сияющим клинком пару восьмёрок, и загнав отточенную сталь в ножны, посмотрел на Седоуса, - всё ж таки законный наследник? С этим, ведь, не поспоришь?
- По моим данным, не все в орде радуются возвращению законного наследника. Есть и такие, которые были бы крайне рады, если б, во время возвращения из Хербаны, с сыном Бахтамчи случилась какая-нибудь неприятность, и он, минуя объятия своего отца, прямиком бы отправился в объятия своих ушедших в мир иной предков.
- Эка ты витиевато изъясняешься, - князь с интересом посмотрел на седого варяга.
- Я попытался как можно точнее перевести текст письма, - Седоус протянул князю послание голубиной почты.
- Из орды?
- Оттуда, - кивнул Седоус, - есть там пара человек, которые мне кое-чем обязаны. Вот и пишут иногда.
- А как обстоят дела с поимкой вора, из-за которого я чуть было, не рассорился со своими соседями? Спасибо Ратибору и его сотне. Вовремя они подоспели, - лицо князя было серьёзным.
- Ищу, княже, - только и ответил Седоус.
Князь и седой варяг ненадолго замолчали, думая каждый о своём. Через некоторое время князь прервал молчание: - Я тебя Седоус, не подгоняю. Я прекрасно понимаю, что ты делаешь всё возможное и даже невозможное. Но! История эта затянулась. Я места себе не нахожу, из-за того, что где-то рядом ползает змея, готовая в каждую минуту ужалить.
- Княже, - глухим голосом вымолвил седой варяг, - я под твоим началом хожу уж не один десяток лет, а до этого, стяг батьки твоего Мстислава, держал вот этой, самой рукой, - Седоус продемонстрировал свою широкую, как лопата, с несмываемым бронзовым загаром, пятерню. – И были мы с ним побратимы, пока датская стрела не оборвала его жизнь. Твоему отцу я был верным другом, побратимом и соратником. Тебе я служу честно и верно. Так, неужели ты думаешь, что я сплю спокойно, зная, что где-то рядом кроется измена. Зачем мне об этом лишний раз напоминать? За, что такое недоверие?
Твердислав подошёл к Седоусу и обнял его за широкие плечи, - Не гневись на меня, дядька Седоус. Всё я знаю и всё помню. Кто мне после смерти отца был вместо батьки? Ты. Кто пестовал меня, учил уму разуму, а иногда и дланью своей потчевал, если так было надо? Ты. Кто науку воинскую мне преподавал? Снова ты, Седоус. Кто советом дельным всегда помочь мне готов? И это снова ты! Так неужели ты думаешь, что я тебе не доверяю? Зря ты это. Зря. Ведь во всём княжестве нет человека, которому я бы доверял больше чем тебе. И это правда. А слова, сказанные мною, были не в укор тебе. Просто наболело. Сам, ведь, знаешь, как ждать сидя на гнезде осином. Всё время ждёшь, что сейчас порвётся оно, и осы весь зад искусают!
Седоус усмехнулся. Видимо он представил себе эту картину. Улыбнулся и Твердислав. Приведённый им пример разрядил обстановку. Старый варяг кивнул князю, - Это ты, княже, точно подметил, сидим как на осином гнезде. Только я хочу сказать, что недолго осталось нам в такой неудобной позе находиться. За последнее время круг подозреваемых сузился, буквально до четырёх человек. Так, что в самом ближайшем будущем, мы эту змею поймаем, да жало ей и вырвем. Вместе с кишками.
- Я в этом не сомневаюсь, дядька Седоус.
Глава 10.
Далеко в степь забрались разведчики. Ох, далеко. Да, только не зря! Им было о чём поведать седому варягу. Много интересного повидали они, наблюдая за становищем хакана Курумчи, ещё больше - наблюдая за стойбищем хакана Генеши, а самое интересное они увидели, наблюдая за улусом Великого хакана Бахтамчи. Кочевники в своих селениях вели себя крайне беспечно. Видимо они полагали, что нападать на них, здесь, в дальней степи было некому. Караулы на ночь не выставлялись, а если и выставлялись, то караульные на постах больше спали, чем бдели. Славен это поначалу удивляло, но потом, поразмыслив и обсудив этот факт, они пришли к единому мнению, что хакан Бахтамчи, объединив под своим началом хаканов рангом ниже, создал такие условия и порядки, при которых между его вассалами не возникало конфликтов. Так, что на их стойбища, действительно, было некому нападать. Ну, если, только самим на себя, а это, согласитесь, глупо. Нет, конечно, на границах, там, где заканчивались владения Великого хакана, дежурили сильные конные разъезды. В полной боевой готовности стояли многочисленные отряды, которые несли повседневную, степняцкую воинскую жизнь (набеги, рейды…). То есть, пробираясь в глубь степи, наши разведчики наблюдали довольно таки активную военную деятельность кочевников. Однако, пробираясь всё дальше и дальше вглубь степную, они всё реже и реже встречали дежурившие разъезды, военные соединения и отряды степняков. Разведчики маскировались с таким тщатием и искусством, что ни один из «сыновей великой степи» их ни разу не обнаружил. И с собаками проблем не было, так как, по какой-то непонятной причине, степняки их не держали. А свои многочисленные отары овец и конские табуны, они, от степных хищников, защищали сами, без каких-либо помощников. Водилось у здешних кочевников какое-то предубеждение против собачьего рода. Что было нашим разведчикам, очень, даже на руку. Так, что степным жителям и в ум не входило то, что у них, в глубоком тылу, орудует славенская разведка.
Много было собрано «занятных» сведений и разведчики уже подумывали о возвращении, как вдруг, в стане степняков началась какая-то нездоровая активность. То тут, то там, в огромном становище Великого хакана Бахтамчи истошно заголосили женщины. В разные стороны степи помчались конные гонцы. Самые зоркие разведчики божились, что видели, как по становищу кочевников бегают вооружённые люди.
- Что же там, у них произошло? – тихо, себе под нос прошептал Рудомир. Он лежал на небольшой возвышенности и из- под руки, чтобы не слепило яркое солнце, разглядывал, лежавшее перед ним как на ладони, стойбище. Высокий ковыль надёжно скрывал от посторонних глаз его и притаившегося неподалёку Теняту. У подножия этой возвышенности, в небольшой, заросшей буйной, степной травой низинке, были спрятаны их кони. Возле коней дежурил Калтырь, хмурого вида, худощавый парень. Прозвище это, он, в своё время получил за нездоровое влечение к хмельным напиткам. Доходило до того, что пропивался он так, что порой оставался голым, в буквальном смысле этого слова. И хотя с этой нездоровой привычкой он покончил давным-давно и навсегда, прозвище это приклеилось к нему намертво. Остальные разведчики, во главе с десятским Крапивой, дневали в паре верстах от передового дозора, в который, как раз и входили Рудомир, Тенята и Калтырь.
- Что там? – одними губами спросил у Рудомира, подползший Тенята.
- Сейчас, вроде затихло, - так же, почти беззвучно ответил Рудомир, - воплей не слышно, по становищу никто не шастает.
Не успел Рудомир закончить, как среди юрт снова началось движение, и опять до слуха разведчиков донеслись крики и плач.
- Да, что там, у них такое? – раздражённо буркнул Рудомир.
- Слышь, друже, давай-ка я поближе подкрадусь, может, услышу, о чём эти конееды между собой толкуют? - предложил Тенята.
- Опасно это, - Рудомир покосился на друга, - а вдруг заметят?
- До сих пор не замечали, а тут заметят? У них, что сегодня нюх обострился, аль глаза зорче стали?
- Но день же, светло!
- Так по наглому же. Они, ведь, не ждут, что к ним, сейчас, кто-нибудь пожалует. Они ночью-то не ждут, а днём – и подавно, - увещевал друга Тенята.
- Ладно, уговорил, - кивнул в ответ Рудомир, - только я тебя умаляю, не лезь на рожон, будь предельно осторожен, - он снова покосился на друга, но вместо Теняты увидел только чуть примятую траву. Рудомиру оставалось только одно - ждать возвращения друга. Слегка изменив позу, он продолжил наблюдать за станом хакана Бахтамчи, в котором не переставали происходить непонятные ему события. Пока непонятные.
Медленно тянулось время. Это всегда бывает так, когда приходится кого-то или чего-то ждать. Рудомир устроил свой наблюдательный пост не на самом верху возвышения, а на его склоне. Позицию он себе выбрал отменную: становище кочевников было перед ним как на ладони, подходы к нему – тоже. Но как Рудомир не вглядывался, как не всматривался, как не напрягал зрение, но он так и не смог разглядеть крадущегося ко вражескому становищу Теняту. Да, этот парень, что не говори, умел маскироваться. И не мудрено, ведь Тенята считался одним из лучших разведчиков, и мастеров маскировки. И не только в их отряде.
Прошёл час, минул другой. Полуденное, весеннее солнце начало досаждать Рудомиру своим «вниманием». Разведчику было жарко и если бы не лёгкий ветерок, беспечно «гуляющий» по ожившей от зимней стужи степи, то солнечные лучи, поначалу - ласковые, а сейчас - жаркие, стали бы даже мучительны человеку, долго и почти неподвижно лежавшему не солнцепёке. Ничего не поделаешь, такова доля разведчика-наблюдателя. Сам позицию выбрал, сам и терпи. Вот Рудомир и терпел. Но, несмотря на эти тепловые неудобства и струящийся по телу пот, он не переставал внимательно наблюдать за кочевниками.
Прошло ещё полчаса. Внезапно Рудомир почувствовал, что кто-то тихонько щлёпнул его по сапогу. И ещё раз. И ещё раз.
- Свои, - промелькнуло у него в голове. В своё время Тенята и Рудомир разработали систему сигналов, как раз на такие случаи. Три лёгких шлепка по сапогу означали: «Я вернулся, уходим». Разведчик начал медленно и плавно сползать со склона возвышенности.
- Что там у них? – спросил Рудомир, после того как они оказались в ложбине, где Калтырь сторожил лошадей. В том, что Тенята побывал в стане кочевников, Рудомир не сомневался.
-У них-то? – Тенята тряхнув головой криво усмехнулся, - если говорить коротко, то Великий хакан Бахтамчи, в своей вотчине крамолу изводит. Крики и вопли женщин, это следствие взятия под стражу главных смутьянов. А гонцов хакан разослал к своим вассалам: К хаканам Курумчи, к Генеше, да и ко всем остальным, кто в его подчинении находится. Они понесли сообщения о событиях, происходящих в стойбище Великого хакана. Так, что в стане врага разброд и шатание происходят. Думается мне, что надобно нам к Крапиве с докладом идти, да побыстрее.
- Так и сделаем, - согласно кивнул Рудомир.
- Вот, только темноты дождёмся, - добавил Калтырь.
Молодой пастух по имени Хипчак, вышел на свежий воздух справить малую нужду. Он сделал десяток шагов от стоящей на отшибе юрты своего отца, и уже занимаясь «делом» бросил случайный взгляд в сторону возвышенности, одиноко стоявшей посреди бескрайней вечерней степи. И тут, в закатных сумерках, ему почудилось, что от неё отделились три смутных пятна, которые медленно направились вглубь темнеющей степи. Хипчак на секунду зажмурился, а когда открыл свои раскосые глаза, то никаких странных пятен уже не увидел. – Померещилось, - подумал молодой пастух и отправился обратно в юрту, представляя, как он сейчас сядет возле очага, и догрызёт мясо с оставленной ему от обеда бараньей лопатки. А о как бы померещившихся ему трёх пятнах, Хипчак забыл, ещё даже не дойдя до юрты.
- Видать допекли хакана «любимые» родственнички, - усмехнулся Крапива, выслушав доклад дозорных. Он окинул взглядом сгрудившихся вокруг него воев, - Что, братцы, не пора ли нам восвояси двигать? А, то, что-то засиделись мы в гостях. Пора и честь знать.
- Да уж, в гостях хорошо, а дома лучше, - произнёс Калтырь. Остальные разведчики поддержали его мысль тихим одобрительным гулом.
- Вот и хорошо, - улыбнулся Крапива, - люблю, когда мнение подчинённых полностью совпадает с моим мнением.
Вскоре, о присутствие славен напоминала лишь слегка примятая трава. А сами разведчики, словно призраки, растворились в бескрайней ночной темноте. И хотя им предстоял путь неблизкий, нелёгкий, а порой – опасный, сердца их согревала мысль о возвращении, и дорога казалась не такой уж далёкой и трудной.
Они скакали всю ночь, выверяя направление пути по звёздам. Но стоило только первым лучам восходящего солнца чуть рассеять ночную темь, как отряд остановился.
- Стой, - поднял руку Крапива, - спешиться, привал. Положить коней.
А кони у разведчиков животные уникальные, в отличие от других своих собратьев. Они по приказу седоков послушно опустились в степной ковыль и улеглись на свои бока. Хотя, вообще-то, для обычных коней такая поза явилась бы неестественной. В сёдлах остались трое: Ярог, Бетяй и Гегша. По приказу Крапивы они отправились обследовать ближайшую округу, на предмет обнаружения, либо кочевников, либо более удобного для днёвки места, либо ещё чего-нибудь полезного для разведчиков.
Стоял конец апреля. Степной ковыль ( спасибо благоприятной погоде ) вымахал к этому времени почти вполовину человеческого роста. Так, что волнующая ветром высокая трава, надёжно скрывала от посторонних глаз, лежащих на земле людей и коней. Тройка конных разведчиков вернулась ни с чем и устроилась рядом со своими сотоварищами. Выставив караульных, маленький отряд погрузился в сон.
* * *
Теняте показалось, что он только-только смежил веки, а его уже тормошили за плечи настойчивые руки. Он открыл глаза, рядом с ним, на корточках, чтобы не возвышаться над ковылём, сидел Рудомир. Увидев, что его друг проснулся, рыжий перестал трясти Теняту, - Вставай, пора. Наше время в дозоре стоять.
Тенята приподнялся на локтях, прищурясь посмотрел по сторонам, бросил быстрый взгляд на замершее в зените солнце и смачно зевнул. – Показалось, что только-только глаза прикрыл, а уже полдень. Слышь, Рудомир, - Тенята посмотрел на друга, - ты сам-то спал?
- Спал, спал. Не переживай, - ответил рыжеволосый, - меня самого недавно Калтырь разбудил. Правда, я уже успел у Крапивы на нас харчи получить.
Рудомир протянул Теняте кусок сухой лепёшки, полоску вяленого мяса и кожаную флягу с водой. Быстро перекусив, друзья пригибаясь к земле, разошлись в стороны для смены часовых. Рудомир сменил коренастого Вепря, а Тенята – Гегшу. Вепрь и Гегша, сдав посты, так же пригибаясь, направились к месту общей днёвки, где быстро перекусив, завалились спать.
Дул свежий, степной ветер, шелестела трава, по безоблачному небу, дневное светило не торопясь совершало своё небошествие. Тенята, чуть приподняв над ковылём голову, внимательно осматривал окрестности и вслушивался в неперестанный «голос» степи. Вокруг всё было тихо и спокойно. Вдруг, до слуха Теняты донёсся какой-то, вносящий диссонанс в эту идиллию степных «мелодий» звук. Воин ещё больше напряг слух. Так и есть, разведчик распознал перестук конских копыт. Он, чуть привстав, до боли в глазах вглядываясь в волнующуюся как морские волны степную даль, разглядел маленькие фигурки всадников. Тенята сложил особым образом ладони и с силой дунул между ними, изображая крик степной дрофы. Это был сигнал «Опасно, общий сбор». Тенята ползком направился к месту днёвки отряда. Он полз быстро, бесшумно и вскоре достиг лагеря, в котором его соратники, услышав сигнал, уже приготовились к встрече любой неожиданности. Каждый боец этого небольшого отряда был мастером своего дела и точно знал: как ему быть, где ему быть, и что ему делать в данной ситуации. Может быть, именно поэтому, за всё время рейда по дикой степи, отряд, до сих пор не уменьшился ни на одного воина.
Глава 11.
Конский топот приближался. Судя по звукам, всадников было не больше десятка, и этот десяток направлялся именно в то место, где разведчики устроили свой лагерь. Кони всадников шли в галоп. Крапива, приподняв голову над колышущемся ковылём, увидел непрошенных «гостей» на расстоянии, примерно, трёх-четырёх перестрелов от места их днёвки. Это была погоня. За одиноким, пригнувшимся к шее коня всадником, мчался десяток кочевников. И судя потому, что в руках преследователей были только арканы, взять беглеца они хотели исключительно живым и никак иначе. Крапива сделал воям знак рукой. Опытные разведчики приготовили луки к стрельбе. Расстояние между засевшими в высокой, степной траве славенами и погоней неумолимо сокращалось. И вот, когда, мчавшимся во весь опор всадникам, для того, чтобы наткнуться на славенскую разведку оставалось меньше перестрела, конь беглеца, направляемый твёрдой рукой наездника, стал забирать вправо. И погоня, словно степной ветер, пронеслась шагах в сорока от разведчиков, так их и не заметив.
Послав Вепря наблюдать за степняками, Крапива задумчиво оглядел своих подчинённых.
- Что это было? – Калтырь озвучил интересовавший всех вопрос.
- Похоже, что перед нами только что пронеслось одно из последствий внутриордынских реформ хакана Бахтамчи, - тихо хмыкнув, произнёс Тенята. – Крамолу искореняют. Наверняка, ловят какого-то важного заговорщика…
- То-то, они его заарканить решили, а не стрелами «поклевать» - поддакнул Ративой, отважный воин и меткий стрелок.
- Они возвращаются! – послышался голос Вепря.
- Своего присутствия не выдавать, - распорядился Крапива, - но луки приготовить. – Что им тут, мёдом, что ли намазано? – уже себе под нос прошептал десятский.
Непонятно по какой причине, но беглец решил сменить направление своего движения на обратное. То ли он решил таким манёвром заставить преследователей помешать друг другу и этим сбить темп, и скорость погони, то ли была какая-то иная причина, но теперь получалось так, что и беглец, и гнавшиеся за ним всадники неслись прямо на дневной стан славенской разведки. И на этот раз, похоже, сворачивать никто не собирался. Расстояние сокращалось с неимоверной быстротой.
- К бою! – скомандовал Крапива, и встав на колено, первым натянул лук.
Конь беглеца от неожиданности взвился на дыбы. И не мудрено, ведь, практически перед самым его носом, словно из-под земли, выросли десять человеческих фигур с натянутыми для стрельбы луками. Беглец, не удержавшись, вылетел из седла и со всего маху грохнулся на землю. Степняки, гнавшиеся за ним, тоже оказались на вешней степной земле. Вот только причина их падения была иная. Все славенские стрелы, выпущенные из тугих луков, нашли свои цели.
- Вепрь, Тенята, тащите сюда беглеца, остальные – за мной! - Крапива поднялся с колена и криво ухмыльнулся, - проверим, встретились ли души степняков со своими предками, а если нет, то мы им слегка в этом подсобим. Тенята и Вепрь, подобрав лежащего без признаков жизни беглеца, первыми вернулись в лагерь. Вепрь кивнул на тело беглеца, - Тенята, глянь, живой он там аль нет?
Тенята присел возле тела и приложил пальцы к его шее, туда, где у каждого человека, под кожей бьётся «родничок жизни». Почувствовав под пальцами лёгкое биение, Тенята повернулся к Вепрю, - живой он, без сознания только.
Через несколько минут, все разведчики собрались на месте своей днёвки, чуть запыхавшиеся и слегка возбуждённые. Самыми спокойными в этой ситуации оказались кони разведчиков, которые, не смотря на происходившие вокруг них события, смирно лежали на земле, терпеливо ожидая приказаний своих хозяев.
- Живой? – скользнув взглядом по фигуре беглеца, спросил Крапива.
- Да, - подтвердил Тенята.
- Ты уже спросил у него, кто он и почему за ним была погоня?
Тенята отрицательно покрутил головой.
- А, что так?
- Без сознания он. Видать, когда упал, шибко об землю расшибся.
Крапива присел возле бесчувственного тела кочевника, внимательно вгляделся в него, и обернулся к разведчикам. На лице его было написано неподдельное изумление, - Эй, братва! Так это ж, девка!
- Как, так, девка? - сунулся к степняку Рудомир.
- Да так. Девка, и всё тут, - Крапива, взмахнул рукой и сбил с головы беглеца широкий малахай. Взорам разведчиков предстало по-восточному красивое девичье лицо, в обрамлении длинных, чёрных как вороново крыло волос, разметавшихся по весенней траве.
- Вот это беглец! – пробасил Вепрь, - интересно, чем это им девка-то насолила?
- В себя придёт, тогда и спросим, - подвёл черту Крапива. На том и порешили.
- Теперь обсудим наше положение, - десятский обвёл взглядом разведчиков. – Будем надеяться, что наша встреча со степняками - чистая случайность или роковое совпадение, кому как больше нравится. Вышли мы из этой стычки, слава Богам, без потерь. Но! Есть одна деталь, которая меня настораживает.
- Ты имеешь в виду то, что их, в конце концов, спохватятся? – спросил Гекша.
- Именно, - кивнул Крапива, - ты, друже попал в самую точку.
- В таком случае нам надо, как можно скорее покинуть эти «гостеприимные» края, - подал голос, доселе молчавший Микоша.
- Это точно, - чуть ли не хором подтвердили Ярог и Бетяй, белобрысые, похожие друг на друга здоровяки. И что самое интересное, они не были родственниками. Остальные разведчики молчали, но в их взглядах читалось полное согласие.
- Домой, так домой, - подытожил Крапива, затем озорно улыбнулся, и непонятно кому подмигнув, сказал, - поиграем с безносой в джуджилярики?
- В смысле? – не понял Рудомир.
- В смысле, по коням!
- Днём? Нас же заметят!
- Может быть заметят, а может быть и нет, - хмыкнул Тенята. – Слышь, Крапива, мне нравится твоя задумка, только есть одна поправка.
- И?
- Одежду степняков нужно использовать, как маскировку…
- А у тебя котелок варит, - одобрил слова Теняты Крапива. – Вот, что други, придётся вам ещё раз прогуляться к тем «красивым» парням, души которых мы отправили к праотцам. Снимайте с них одежду и тащите сюда, а здесь посмотрим кому, что подойдёт. Маскировка будет идеальная, если, конечно, близко степняков к себе не подпускать. Ну, что замерли? Выполнять! Да, проверьте, не остались ли в них наши стрелы. Ни к чему тем, кто на них наткнётся, знать истинных виновников их смерти.
- А с этим, то есть, с этой, что делать? – Вепрь легонько ткнул носком сапога бесчувственное тело степнячки.
- Связать. В рот кляп. Берём с собой, - недолго думая, распорядился Крапива.
Через четверть часа, поделив между собой одежду убитых степняков, и закрепив на Микошином коне связанную пленницу, отряд двинулся в путь, с каждым лошадиным шагом, приближаясь к родной славенской земле. Возвращение из рейда в дальнейшем, проходило на удивление мирно и гладко. На всём оставшемся пути, славены не встретили ни отрядов кочевников, ни разъездов, ни одиноких всадников. Видимо, события, происходившие в орде, заставили пограничных степняков вернуться в родные стойбища, дабы на месте разобраться кому, где и как дальше служить. Но разведчики не позволяли себе расслабиться, ибо понимали, что не все отряды степняков одновременно ушли вглубь степи. Кое-кто мог и задержаться. И правильно делали. Как говориться, когда всё идёт хорошо, судьба не применёт преподнести «сюрприз». Причём, этот «сюрприз» она преподнесёт в самый неподходящий момент. Так, что, не смотря на тишину и покой, разведчики, внимательно осматривали степь, держа ладони на рукоятях мечей.
Глава 12.
Пришедшую в себя степнячку, на редких привалах снимали с коня, но не развязывали, а только немного ослабляли узлы верёвок, чтобы не застаивалась кровь. Предлагали еду, но она, поначалу, отказывалась. Хотя, через некоторое время, видимо голод и жажда взяли своё и степнячка, съедала и выпивала всё, что ей предлагали. Правда, на вопросы, которые ей задавал Тенята, она не отвечала, а лишь потупив взгляд, отмалчивалась. Вепрь, глядя на то, как на очередном привале, на всё вопросы Теняты, степнячка только плотнее сжимала свои, не лишённые красоты губы, и презрительно щурила глаза, подошёл, и глядя ей в глаза, произнёс, - Что ты, Тенята, с ней возишься? Упрашиваешь, да уговариваешь? Отдай её мне. У меня она быстро заговорит. Пятки горячими углями прижгу, или нагрею кинжал на костре, да и приложу его к её белой заднице. Я много способов знаю, как человека разговорить. Ой, много. У меня, пару раз, даже немые говорить начинали, а уж те, кто с языком – так те и подавно…
После этих слов лицо пленницы изменилось. Глаза в ужасе расширились, рот приоткрылся, открывая ровные, белые зубки.
Вепрь повернулся к Теняте, и незаметно для степнячки подмигнув ему, продолжил, - Ну, так как? Отдашь её мне? Пообщаться?
Тенята, поняв игру Вепря, отвечал, - А почему бы и нет? Честно говоря, у меня уже язык болит от бесполезного трёпа. Давай сделаем так, ты, Вепрь, её сейчас не трогаешь, так как времени у нас уже нет, а, вот на следующем привале она будет в полном твоём распоряжении.
- Согласен, - ответил Вепрь и кровожадно посмотрел на степнячку. Подойдя к Теняте, Вепрь тихо, почти шёпотом произнёс, - Ты лицо её видел? Она, ведь, по-нашему понимает.
Тенята коротко кивнул в ответ, - Я это заметил.
Привал закончился, степнячку погрузили на Микошеного коня, не забыв подтянуть узлы верёвок, которыми она была связана, и «угостить» кляпом. Уничтожив следы пребывания, отряд тронулся в путь. До родных мест оставалось примерно полдня пути. И разведчики, к заходу солнца рассчитывали выйти к одной из славенских застав. С условием, что никто по дороге их не задержит.
Через четверть часа, Тенята, скакавший, как обычно рядом с Рудомиром, заметил, как его друг, то и дело срывает со своей головы войлочный колпак, снятый с убитого степняка, и с остервенением запускает в огненно-рыжие вихры пятерню.
- Ты чего? – спросил Тенята.
- Да, вошь степнятская заела, - с досадой сплюнул Рудомир, - спасу нет! Эх, скорей бы уже до дома добраться, да в баню…
Тут, Тенята заметил, несущегося к ним, во весь конский опор, бывшего в головном дозоре Ративоя. Крапива, подняв вверх руку, остановил отряд. Через несколько мгновений Ративой поравнялся с отрядом, - Впереди степняки! Много!
- Эх! – Вепрь досадливо хлопнул плетью по ноге, - совсем чуть – чуть до наших мест осталось, и на тебе!
- Спокойно, - произнёс Крапива и посмотрел на Ративоя, - тебя не заметили?
- Нет, Крапива, не заметили, - выдохнул дозорный. – Если бы заметили, - он невесело усмехнулся, - то за мной уже сотни две конеедов гнались бы.
- Не заметили – это уже хорошо, - подытожил Крапива. – Спешиться. Коней положить.
И снова высокая трава пришла на помощь славенским разведчикам. Выставив наблюдателей, Крапива созвал воинов вкруг.
- Значит так, друзья, - начал десятский, - то, что впереди у нас степняки – плохо. Но, то, что про нас они не знают – вселяет надежду. Давайте обсудим наше положение, я вас слушаю.
Ответом ему было молчание, разведчики думали. Просто так, попусту никто воздух сотрясать не хотел. Положение сложилось серьёзное, бойцы понимали, если степняки их обнаружат, то шансов остаться в живых – нет, и это (что самое обидное) в самом конце пути. Первым заговорил Микоша: - А если, дождавшись темноты, попробовать просочиться по одному, сквозь степняков. Одёжки на нас под стать, трофейные, авось конееды не разберут в потёмках, кто есть кто.
- Рискованно, но как вариант сгодится, - одобрил слова Микоши десятский, - кто ещё, что надумал?
Следующим заговорил Калтырь. Он предложил вернуться вглубь степи и по большой дуге обойти степняков. Дальше слово держал Вепрь, за ним Гекша, Ярог, Ративой… Дошла очередь до Теняты: – Я предлагаю следующее: надо обойти степняков стороной, но, не дожидаясь темноты, то есть сейчас. И не прячась, а прямо на глазах степняков. Главное – держаться раскованно, почти нагло, но без перебора. Да, и ещё, одного из нас, например, меня, везти на коне без этого одеяния, - Тенята ткнул пальцем в степнятскую одежду. И её, - он кивнул на пленницу, - обрядить в нашу одёжу.
Все недоумённо уставились на Теняту. Он в ответ улыбнулся: - Расклад такой: небольшой отряд степняков взял в плен двух славен, и везёт теперь их к своему кругу. У них, ведь, тоже не все одним скопом, каждый степняк своим кругом живёт, как у них говорят – аилом. Ну и мы, тоже, из аила будем, только из другого, из соседнего.
- Дельно, - хмыкнул Крапива, - дельно. Очень опасно и … дельно. Но если степняки не поверят, то кончина наша будет очень быстрой.
- Или очень долгой и мучительной, - добавил Гекша, - смотря какое у степняков будет настроение.
- Не на каркай, - зыркнул на Гекшу Вепрь.
- Тьфу, тьфу, тьфу, - Гекша демонстративно трижды сплюнул. - То-то, - удовлетворённо произнёс Вепрь.
- Кто ещё, что придумал? – спросил Крапива. Но больше предложений не последовало. Было похоже, что мысль Теняты бойцам понравилась. Крапива распорядился, чтоб поменяли дозорных, когда те вернулись в импровизированный лагерь, ввёл их в курс дела.
- Так, начинаем готовиться к нашему балагану, - распорядился Крапива и покрутил головой, словно бы говоря « Ох, что делаем, что делаем»?
Через полчаса разведчики были готовы к будущему представлению. Эх, только бы зритель оказался благодарным и доверчивым.
Только Крапива дал команду трогаться, как с ним поравнялся Тенята: - Командир, давай мы лучше сделаем так…
Степняки, так неудачно для славен, разбившие свой стан на их пути, через некоторое время после описываемых событий, увидели следующее: из-за взгорка (благодаря которому разведчики были скрыты от кочевников) прямо перед их раскосые очи, выскочили два коня, несущие на себе фигуры, одетые в словенские одежды. Не успели опешившие от неожиданности кочевники предпринять хоть что-нибудь, как вслед за ними, из-за взгорка, с диким воем и гиканьем, выскочило с десяток кочевников, и раскручивая над головами петли арканов, устремились за беглецами. Через пару мгновений всё было кончено, заарканенные славены были на виду всего лагеря связаны, и уложены поперёк сёдел их же коней. Мнимые кочевники, издав торжествующий вой, вскинули в приветственном жесте руки, и помчались вдоль рядов настоящих степняков, под их одобрительные крики.
Становище кочевников закончилось. Мнимые степняки, в последний раз издав торжествующие звуки, а один из них хлестнув пленника ногайкой по спине, умчались прочь.
- Ты посмотри, какие молодцы, - сказал Кугудай, стоявшему рядом с ним Салеху, - славен поймали. Теперь они их или продадут, или выкуп за них возьмут. Повезло!
- Да, повезло. Не то, что нам, - вздохнул Салех, провожая печальным взглядом удаляющиеся фигурки всадников.
- Рудомир! – кривясь от боли, прошипел Тенята, когда тот снимал его с коня и развязывал путы, - зачем же ногайкой по спине-то? И ведь, руки, зараза не пожалел! – Тенята недобро взглянул на приятеля.
- Извини, друже, - виновато шмыгнул носом Рудомир, - так надо было. Для пущей убедительности, чтоб у басурман никаких подозрений не возникло. А то, что я руки не пожалел, так это ты зря. Это ж я так, в полсилы, любя.
Рудомир протянул Теняте руку, - Не держи зла. Честное слово, исключительно ради дела, а иначе – не в жизнь!
Тенята пожал протянутую ладонь, - ладно, проехали. Мир.
- Ну, что там, развязались? – донёсся до друзей голос Крапивы.
- Да, всё в порядке! - дружно гаркнули в ответ друзья.
- Тогда, вперёд, аллюр три креста! – Крапива ткнул пятками в бока своего коня. Отряд, сразу перейдя в галоп, стремительно помчался в сторону синеющего у линии горизонта леса. Туда, где начиналась родная сердцу, славенская земля.
Глава 13.
Кони разведчиков, словно почувствовав приближение к дому, несли седоков, обгоняя степной ветер. Когда до славенских границ было уже «рукой подать», Крапива резко осадил своего коня.
- Что случилось? – Поравнявшись с Крапивой, пробасил Вепрь, - аль опасность, какую заприметил.
Крапива ухмыльнулся, - Опасность я не заприметил, но она есть, опасность эта.
- И, где она? – спросил Вепрь, внимательно осматривая степь.
- На нас эта опасность, - Крапива ткнул пальцем в балахон степняков, в который был облачён. – Скоро начнутся наши заставы. Как вы думаете, что сделают заставщики, увидев нас в этих одеяниях? Наверняка решат, что степняки пленных славен конвоируют, и тут же попробуют помочь своим. Так, что по калёной стреле нам гарантированно.
- И, что ж теперь делать? – Вепрь поёрзал в седле.
- А вот, что! – Крапива начал сбрасывать с себя в высокий ковыль одежду кочевников. Его товарищи с радостным смехом последовали его примеру.
На славенской заставе шла обычная сторожевая жизнь. Те, кому было положено отдыхать – отдыхали, те, кому было положено нести службу – несли службу. На наблюдательной вышке дежурил Глуздята, молодой воин, прозванный так за свою рассудительность. Он уже почти час внимательно всматривался в расстилающуюся перед его взором степь, которая словно океан размеренно шевелила свои ковыльные волны. Всё было тихо и спокойно. С некоторых пор, степняки перестали тревожить славен своими непрошенными визитами. Вдруг, вдалеке Глуздята приметил движение, явно отличающееся от мерного шевеления степной травы. Из глубины дикой степи к заставе кто-то приближался. Глуздята схватил железный прут и с силой начал колотить по металлической пластине, подвешенной тут же на вышке. По окрестностям разнёсся тревожный звон.
- Тревога! – истошно заорал Глуздята, - степняки!
Только, что вроде бы как сонная застава, внезапно ожила. Послышался топот ног, звяканье доспехов, бряцание оружия, выкрики команд. К дозорному на вышку поднялся начальник заставы Старовой. Глуздята ничего не говоря, указал рукой в сторону замеченного им движения. Старовой, посмотрев в указанном направлении, удовлетворённо кивнул Глуздяте, - Молодец, паря! Дюже глазаст! Узрел!
Старовой, глянул вниз и зычно крикнул, - Всем стоять по местам! К заставе приближается отряд всадников! Стрелки – к бою! Стрелять по моей команде!
Одобрительно кивнув Глуздяте, Старовой спустился с вышки.
Отряд приближался к заставе. Уже можно было разглядеть каждого всадника в отдельности и даже одежду на них надетую. Приготовившиеся к стрельбе лучники разобрали цели, но Старовой команду к стрельбе не давал. На заставе воцарилась глухая тишина, и тут, среди этой тишины прозвучал голос Глуздяты, - По одёже, вроде - наши. Передний всадник рукой машет, что делать-то?
- Ждём! – прозвучал ответ Старовоя, - неизвестно, что это там за наши, такие объявились. Может быть, это степняки какую-нибудь хитрую пакость затеяли. Ждём, не расслабляемся!
Когда между заставой и всадниками расстояние сократилось до одного перестрела, отряд остановился. От отряда отделился всадник, и неспешной рысью двинулся к воротам, приготовившейся к бою заставе. Не доехав до ворот заставы с десяток метров, всадник остановил коня, поднял руки, показывая этим, что намерения у него добрые, и громко произнёс, - Я десятский Крапива, из службы варяга Седоуса! Со мной отряд разведчиков! Мы возвращаемся из дикой степи и имеем при себе важные новости! С нами – пленная степнячка!
Ответом ему было зловещее молчание.
- Эй, на заставе! Слышите меня!? – не дождавшись ответа, крикнул Крапива.
- Слышим! – послышалось из-за заборала. - Чем докажешь, что ты и вправду Крапива, а не подсыл степной?!
- Если кто-то из ваших заставных видел меня когда-нибудь, то пускай посмотрит, опознает, - предложил командир разведчиков.
- А если нет таких?
- Ну, не знаю, - пожал плечами Крапива, опустив начинающие затекать руки, - тогда, может кто-то из вас моих парней знает? Я их сейчас позову, а вы посмотрите, может и опознаете кого?
- Погодь, не торопись! – раздался из-за частокола тот же голос, - для начала назови всех тех, кого ты с собой привёл
- От чего же не назвать-то, - буркнул Крапива, - назвать можно.
Крапива громко перечислил по именам своих воинов. Внутри заставы послышались звуки, голоса. - Ну, иди, посмотри, - донеслось из-за ворот. Заскрипели ступени всхода, и над заострённым частоколом показалась голова, посаженная на неимоверно широкие плечи. – Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас? – громким басом пророкотала голова. – О, Крапивой! Ты, что-ли? Каким ветром тебя сюда занесло?
Десятский, услышав это грохочущий бас, выдохнул с облегчением и улыбнулся, - Я это, Олав. Я. Глаза твои тебя не обманули. Приехал в гости, а ты не пускаешь.
- Открывай! Свои, это, - пророкотал Олав.
Когда Крапива услышал, как скрипнул выдвигаемый из пазов, запирающий ворота дубовый брус, он обернулся к замершим в ожидании разведчикам, и призывно махнул рукой. Отряд, скорой рысью припустил к медленно открывающимся воротам заставы.
Вечер опустился на пограничье. Отмытый и распаренный Крапива сидел возле добротно срубленной баньки, и медленно потягивал из большой глиняной кружки душистый квас. Рядом расположилось его немногочисленное воинство, такое же чистое и разомлевшее. А из баньки раздавались женские визги и вскрики. Это Цветана, жена начальника заставы и Весняна, женщина преклонных лет, стряпуха заставы, по просьбе Крапивы отмывали степную полонянку. Та, поначалу, упиралась, не хотела, да кто спрашивал её желания? Подхватили, внесли, а там уже две, необделённые силой славенки, вот уже почти час парили её, охаживая берёзовыми вениками, да не жалея намыливали «мыльным» корнем. Визги и писки из бани слышались всё реже и реже, и в них уже не было первоначального возмущения, скорее – наоборот, в доносящихся до слуха Крапивы звуках различались нотки удовольствия. Подошли Старовой и Олав, присели рядом. Крапива, отхлебнув из кружки, покосился на хозяев, - Вижу, вопросы есть ко мне? Спрашивайте. На, что смогу, на то отвечу.
– А на, что не сможешь? – спросил Старовой.
- На то и не отвечу, - не меняя тона, произнёс Крапива. – Только, чтоб без обид, вы ж люди умные, понимаете, что не на все вопросы я и мои люди отвечать можем. Мы же из Седоусовой братии, а там болтунов не любят.
Старовой посмотрел на Олава, тот утвердительно кивнул.
- Нас, собственно, не многое интересует, - сказал Старовой, - хотели поинтересоваться, нет ли у степняков желания пойти на нас в набег. Вот и все наши вопросы.
Крапива улыбнулся, - На этот вопрос я могу ответить - в ближайшие пару-тройку седмиц, степнякам будет не до набегов.
- Точно?
- Точнее не бывает, но сами понимаете, что расслабляться всё равно не стоит.
Крапива допил квас, поставил кружку на стоявшую рядом колоду. – Если вопросов больше нет, то други мои, пора бы нам на боковую. Утром раненько вставать, по прохладе и путь короче…
- Про девку хотелось бы узнать, - пробасил Олав, - кто такая, как к вам попала? Если это не секрет, конечно.
- Какой там секрет, - Крапива махнул рукой, и рассказал историю встречи с полонянкой. – Вот и тащим её теперь с собой. А кто она, что она – пока неизвестно. Ну, да, ничего, будем у Седоуса – выясним. Спать-то можно идти?
- Да, да, конечно, - закивали хозяева. – Вельдяй! - Старовой подозвал одного из заставников, - проводи гостей.
Крапива собрался, уж было, вслед за своими разведчиками, как тут отворилась дверь бани и на её пороге появилась степнячка, отмытая, причёсанная и облачённая в чистую, славенскую одежду. За ней из бани вышли славенские женщины. В их глазах светилась гордость за проделанную работу. А, ведь, и вправду было на, что посмотреть, пленница оказалась весьма не дурна собой.
- Эх, хороша девка! – улыбнулся Олав, внимательно рассмотрев полонянку. Старовой, лишь мазнул по степнячке взглядом, а Крапива смотрел на девушку с явным восхищением. Насладившись зрелищем, Крапива обратился к Старовою, - Надо ж и её на ночь определить. Не под арест, конечно, но, чтоб с приглядом. Есть у тебя такое место?
Старовой хитро прищурился, - я думаю, что найдётся такое место. Эй, Весняна, - обратился он к стряпухе, - возьмёшь к себе девку на постой до утра?
- Отчего ж не взять? Возьму, - ответила Весняна. И тронув степнячку за руку, мягким, грудным голосом произнесла, - Идём со мной, дочка.
- Ну, вот, девку вашу на постой определили, - довольно усмехнулся Старовой. Заметив тревогу в глазах Крапивы, добавил, - Не волнуйся, наша Весняна тот ещё сторож. От неё ещё никто не сбегал. Не заморачивай себе голову, иди, отдыхай. Сам же говорил, что вставать вам рано.
Крапива, вняв речам Старовоя, пожелал всем доброй ночи, и отправился спать.
Глава 14.
Крапива сдержал слово, разведчики покинули пределы заставы ещё до рассвета. Восход солнца они встретили в пути, усердно погоняя коней, которых, благодаря заставникам, стало как и всадников, одиннадцать.
Тенята поровнял своего коня с конём Крапивы. – Ты, что-то хотел? – покосился на Теняту десятник.
- Спросить хотел.
- Спрашивай.
- Олав, он кто?
- Олав-то? – усмехнулся Крапива, - он, паря, нурманн. Из дальних северных краёв он.
- А как же он здесь оказался? – удивился Тенята.
- То давняя история,- задумчиво произнёс Крапива. Некоторое время всадники скакали молча. Тенята ждал продолжения рассказа, а Крапива, покачиваясь в такт аллюру своего коня, молчал, и, похоже, продолжать рассказывать, не собирался.
- Так, что же это за история? – не выдержал молчания Тенята.
- Давняя, - был ему ответ десятника. И снова тишина, и только мерный перестук лошадиных копыт оглашал утренние окрестности.
- Расскажи? – по-видимому, Тенята решил, всё-таки, услышать рассказ об Олаве. – Или ты о нём, сам ничего не знаешь, так, слышал, что-то, где-то?
- Это, я-то не знаю! – Крапива возмущённо повернулся к Теняте. – Если я об Олаве не знаю, то для других он вообще не существует! Я не знаю!
- Так поведай.
- Интересуешься, значит?
- Да, Крапива, интересуюсь!
- И правильно делаешь. Олав у нас личность легендарная.
Крапива оглянулся на скачущих за ним разведчиков, нашёл глазами полонянку, задержал ненадолго на ней свой взгляд, и, как показалось Теняте, тихо вздохнул.
- Ладно, - сказал Крапива, - впереди у нас ещё часа три-четыре ходу, время есть. Расскажу я тебе про Олава. Слушай же. Было это без малого двадцать пять лет назад. Молод я тогда был, глуп, да не опытен. Ума ратного ещё не набрался, сноровки воинской не приобрёл. И жил я тогда не в здешних краях, а гораздо севернее, в краях Ладожских. Только, только начинал я в то время познавать ратную жизнь. Хм, - ухмыльнулся Крапива, - а знаешь, Тенята, тот парень, ну который на вышке дежурил, когда мы на заставе объявились, напомнил меня в молодости. Я такой же был, губошлёп. Ну, да, ладно, чегой-то я отвлёкся. Слушай дальше. Случилось так, что на поселение, где я тогда жил, нурманны или как их ещё называли – викинги, решили совершить набег. Уж и не знаю, что их в те края привело? Ни богатства особенного, ни сокровищ, у нас не было. Может быть, они просто мимо на своём драккаре проплывали, Видят – селение на берегу, чего ж не пограбить? А может быть была другая причина, не знаю, врать не буду. Только факт остаётся фактом, напали они на нас. И только нурманны свой грабёж начали, как вдруг, откуда ни возьмись, в залив, на берегу которого наше селение стояло, ещё один корабль вошёл, и к берегу… А из того корабля, как горох из стручка, вои посыпались и сразу с нурманнами в бой вступили. Рубка, я тебе скажу, была знатная. И те и другие бились отважно, но, тем не менее, через некоторое время, нурманны стали одолевать своих противников. Но, тут, из ближней рощи выскочила дружина конная и сходу в ряды нурманнские врубилась. И давай их ломтями пластать, да конями топтать. Нурманны, ребята хоть и не робкого десятка были, да только такого конного удара не сдюжили. А, не выдержав, стали к своему драккару отступать.
- Побежали? – спросил подъехавший к ним Рудомир, и уже некоторое время слушавший рассказ Крапивы.
- Нет. Я же говорю – отступать начали, разницу чувствуешь между бежать и отступать? – повернулся к Рудомиру Крапива. - Слышишь, рыжий, не перебивай, а то рассказывать не буду. Если едешь рядом, так уж слушай молча!
- Молчу, молчу, - Рудомир прижал палец к своим губам.
- Так вот, отступать они начали, - продолжил десятский, - к своему кораблю. А подход к нему наши заступники (назовём их пока так) преградили. Построились в шеренги, щитами червлёными прикрылись, мечами да копьями ощетинились, и не пускают нурманн к их драккару. Вот и получилось, что заступники наши, нурманн этих с двух сторон-то и зажали! Зажали так, словно железа кусок попал между молотом и наковальней. С одной стороны конница, их кувалдой плющит, а с другой стороны – пехота копейная проходу не даёт. Нурманны оказались ребятами бравыми, бились до последнего и пощады не просили. Так, что пришлось всех их положить на землю сырую. Вот и получилось, что на силу нурманнскую-викингскую, нашлась большая сила славенская-варяжская. Варягами оказались заступники наши. Они этих нурманн давно выслеживали, да только подловить раньше возможности не было. А, тут, как удачно для варягов-то всё сложилось. Или неудачно, но это уже для нурманнов. Короче говоря – бой закончился. Стали варяги смотреть: кто жив-ранен, а по кому тризну править…
- Извини, Крапива, - Тенята виновато прервал рассказ десятского, - а у варягов командиром кто был?
- Хороший вопрос, - усмехнулся Крапива, - командовал отрядом варягов батька нашего князя, Мстислав.
- Вот даже как? – удивился Тенята.
- Да, отец это был князя нашего. Храбрейший человек, умный, рассудительный… А вы знаете, сынки, что в те времена Седоус, к которому мы сейчас так торопимся, у него правой рукой был? Нет? Вот теперь знайте, - Крапива довольно улыбнулся.
- А Олав-то как? – вставил свои «три алтына» Рудомир.
- Так я же к нему рассказ и подвожу! Стали варяги своих соратников разбирать, да раскладывать: раненных – к раненным, убитых – к убитым. Со своими закончили, принялись за нурманн. Не оставлять же их просто так. Люди же, опять же - бойцы отважные, хоть и враги. А отвага в воинском братстве всегда приветствовалась, будь она хоть со стороны друга, будь она хоть со стороны врага. К отважному воину во все времена особое отношение, и не важно, живой он или мёртвый. Живому – почёт и уважение, мёртвому – погребение достойное и слава вечная.
Крапива дотянулся рукой до фляги, сделал несколько глотков и продолжил, - Разбирают, значит, варяги тела, на земле лежащие, ну и я вместе с ними. Хотя, поначалу, один из воев меня турнуть хотел, мол, мешаю я им, под ногами путаюсь, но князь Мстислав, увидав это того воина урезонил. - Пусть помогает, - сказал Мстислав, - лишние руки нам не помеха.
Услышал я эти слова и пуще прежнего стараться стал. А в голове мысль дикая пронеслась: «А вдруг покажусь я воеводе варяжскому, так он меня к себе в дружину и возьмёт». Но мысль эта мелькнула, да улетела. Не до раздумий тогда было, народ вповалку друг на друге лежал, так, что работы хватало. И вот подхожу я к очередному нурманну. Глянул на него и обомлел. Честно говоря, таких больших людей я до того момента отродясь не видал. Лежит на земле лицом вниз здоровущий такой детина. Земля под ним кровью пропитана, сам весь в кровище и не шевелится. Я к нему, было, сунулся, хотел на спину его перевернуть, да не тут-то было. Тяжеленный, словно ведмедь матёрый. И видимо, пока я тужился, да пыжился, раны его и разбередил. Он, возьми, да и застони! От неожиданности такой, я словно в зад ежом уколотый подскочил. В это время рядом со мной Седоус оказался, и этот мой подскок видел. Ухмыльнулся он в свои усы, они у него уже тогда седыми были, и говорит, - Ты чего это, паря, козлом скачешь?
А у меня от неожиданности дух перехватило, стою, глазами хлопаю, слова вымолвить не могу, только молча, пальцем на нурманна показываю. Вот такая была у меня с Олавом первая встреча. Таким, вот, образом. Попробовали мы с Седоусом вдвоём его поднять, но не смогли. Позвал Седоус на подмогу ещё двоих воев и только тогда нам удалось поднять тело раненного Олава. Донесли мы его до края берега, положили у воды. Там уже лежали его ватажники, только в отличие от Олава – не живые. Короче говоря – повезло Олаву, из всей ватаги нурманнской он один в живых остался, остальные отправились в Валгаллу, к их Одину - пировать.
- Да, повезло Олаву, - кивнул Рудомир, - в живых остался…
- Ему повезло, - прервал Рудомира десятский, - не потому, что он в живых остался, а потому, что он один в живых остался, да к тому же весь израненный.
- Почему?
- Было б их несколько, да поздоровей, ну, в том смысле, что не с такими ранами, тогда на тризне, вместе с воями погибшими принесли бы их в жертву, и стали бы они на том свете не в Валгалле своей пировать, а оказались бы в рабах у наших погибших воинов. А тут посмотрел наш Мстислав на Олава и говорит: « Повезло этому нурманну. Ну, какая из него жертва? Дохлятина какая-то, да и только. Его не в жертву Богам приносить, а выхаживать нужно». Погрузили Олава на варяжский корабль, а меня приставили за ним следить и ухаживать. Вот таким образом я у князя Мстислава и оказался. А варяги собрали большой костёр, уложили на него своих погибших, прочитали молитвы, обряды справили, какие было нужно, да и подпалили его с четырёх сторон. Когда всё закончилось, собрали варяги пепел и развеяли его над озером.
- А с нурманнами как обошлись? – спросил Тенята.
- А с нурманнами обошлись по их нурманнскому обычаю. Сложили их на драккар, поставили парус и отпихнули корабль от берега, а как драккар вышел на глубокую воду, пустили в него стрелы, горящей паклей обмотанные. А поскольку варяги предварительно всю палубу драккара маслом и смолой обильно залили, то запылал корабль костром быстрым, да ярким. А Олав, с тех пор, да и я тоже, сначала у Мстислава, а после кончины его, под Твердиславовой рукой ходим.
- Выходит, что выходили Олава? – произнёс Рудомир.
- А, то, как же, - довольно хмыкнул Крапива, - если б его тогда не выходили, то ты бы с ним вчера не повстречался.
- Крапива, Крапива, - не унимался Рудомир, - а почему тебя Олав не Крапивой, а Крапивоем назвал?
- Это, когда он в себя пришёл, - усмехнулся десятский, - увидел меня и спрашивает: «Ты кто»? Я ему отвечаю: «Крапивой меня кличут». А он глаза прикрыл и тихо, так, говорит, словно самому себе: «Крапивой – хорошее имя. Доброму воину принадлежит». С тех пор Олав меня кроме как Крапивоем по-другому и не называет.
- А, как же ты его понимал в те времена? – Рудомир недоверчиво покосился не Крапиву, - аль языком нурманнов владел?
- Нет, не владел. А, вот, Олав по-нашему уже тогда недурно лопотал.
- Он-то откуда по-нашему знал? – удивился Рудомир.
- Не знаю, - ответил Крапива, - я не спрашивал, а он не рассказывал.
Глава 15.
Бахтамчи проснулся от доносившегося из-за ширмы странного звука. Было темно. До рассвета оставалось ещё не менее часа, так, что в шатре хакана стоял полумрак, слегка разбавленный тонкими, дрожащими огоньками пары масляных светильников. Тряхнув головой прогоняя остатки сна, Бахтамчи напряг слух. Из-за ширмы, расписанной китайскими мастерами, доносилось зловещее шипение. Хакан поднялся со своего ложа, тут же, рядом с ним возникла фигура Юсуфа, который словно верный пёс всегда находился рядом со своим хозяином. В руке Юсуфа горел факел.
- Юсуф, ты слышишь этот звук? – прошептал хакан.
- Слышу, мой повелитель, - склонив в поклоне голову, ответил верный слуга.
- Что может так шипеть? – в голосе хакана звучала тревога.
- Боюсь о, повелитель, что это шипение змеи.
- Шипение змеи?! – воскликнул Бахтамчи, - но, там же, Керимхан, змея может его ужалить!
- Позволь, хакан? – в свете факела сверкнули белки глаз Юсуфа.
- Действуй, - Бахтамчи хлопнул по плечу преданного слугу.
Юсуф плавно, словно кошка на охоте, двинулся в сторону зловещего шипения, подсвечивая себе факелом. Обогнув ширму, он осветил ложе, на котором, раскинув руки и чуть похрапывая, спал молодой наследник. Было похоже, что Керимхану снилось, что-то приятное. Юсуф поводил факелом из стороны в сторону, и не зря. Из ночной темноты пламя выхватило силуэт стоящей на хвосте кобры. Змея была чем-то раздражена. Раскрыв свой капюшон, она методично раскачивалась из стороны в сторону, издавая шипение и делая верхней частью своего тела зловещие выпады, словно кого-то атакуя. Всё бы было ничего, но эти действия, непонятно как оказавшаяся в шатре хакана кобра, производила в непосредственной близости от головы спящего и ничего не подозревающего Керимхана. Увидев эту картину, Юсуф отцепил от пояса метательный диск, и прицелившись, метнул его в змею. «Ш-ш-у-у-х», - «сказал» диск, отсечённая голова кобры упала на серый войлок.
- Готово, Повелитель, - услышал хакан громкий шепот верного слуги.
- Возвращайся, - приказал Бахтамчи, - и прихвати с собой то, что там шипело.
Из-за ширмы появился Юсуф. – Вот, Повелитель, - подойдя к хакану, слуга протянул обезглавленную змею.
- Кобра?
- Да, повелитель, кобра, - кивнул в ответ Юсуф.
- Стража! – громким шёпотом произнёс Великий хакан.
Через мгновение перед ним возникли фигуры нёсших стражу нукеров.
- Салим, - обратился к старшему нукеру великий Бахтамчи (хакан знал своих стражников по именам и гордился этим), - волосяные арканы уложены вокруг шатра?
- Да, повелитель.
- Точно?
- Да, повелитель, - утвердительно кивнул Салим, - я сам их укладывал, своими руками. Четверть часа тому назад я, делая обход, осмотрел их. Все арканы были целы.
- Так как же, тогда, - гневно сверкнув взглядом, произнёс Бахтамчи, - в шатре появилось это! Юсуф, покажи!
Юсуф протянул руку, и на всеобщее обозрение предстало тело обезглавленной змеи. Нукеры с недоумением посмотрели на змею, затем перевели взгляды на Великого хакана. Салим первым опустил копьё на пол шатра, снял с руки щит, расстегнул пояс, на котором висела его верная сабля, и положил его рядом с копьём, и склонив голову, опустился перед хаканом на колени. Второй нукер проделал тоже самое. Бахтамчи негромко хлопнул в ладоши. В шатёр, на зов хакана вошли четыре воина. Хакан бросил безжалостный взгляд на коленопреклонённые фигуры, - вы не оправдали моего доверия, - сквозь зубы процедил он, и обратившись к вошедшим воинам добавил, - убрать!
Воины накинулись на провинившихся. Заломив им руки за спины выволокли обоих из шатра.
- В яму их, до утра, - произнёс великий хакан, - Юсуф, проследи.
Юсуф, поклонившись хакану, быстро покинул шатёр. Через несколько минут Юсуф вернулся.
- Юсуф, - Бахтамчи посмотрел на своего верного слугу, - …
- Я понял тебя, повелитель, - поклонился слуга, - я останусь возле Керимхана до тех пор, пока он не проснётся.
- Да, да, - закивал головой Бахтамчи, - ты подежурь возле него, подежурь.
- Не волнуйся, повелитель, - с этими словами Юсуф отправился к Керимхану. А тот спал, видел хорошие сны и не знал, что смерть, буквально в шаге от него прошелестела своим плащом. Всё было тихо. О ночном происшествии напоминали лишь несколько маленьких пятнышек, оставшихся на кошме от капель крови, которые вытекли из тела убитой змеи. Но они были такими маленькими, что их никто не заметил.
Наступило утро. Яркий солнечный диск, взойдя на небо, ласково согревал успевшую остыть за ночь, бескрайнюю степь. Керимхан сладко зевнул, потянулся до хруста в суставах и открыл глаза. Рядом с ним сидел Юсуф. Верный слуга его отца смотрел на Керимхана и улыбался. Заметив, что наследник Великого хакана проснулся, Юсуф улыбнулся ещё шире, - Доброго утра тебе, Керимхан. Как спалось? Не беспокоило ли тебя, что-нибудь этой ночью?
- Благодарю тебя, Юсуф, - улыбнулся в ответ юноша, - Ничего не беспокоило, спал замечательно, ну, прямо как убитый.
После этих слов Керимхана в глазах Юсуфа на миг промелькнула тревога, но Юсуф умело прятал свои эмоции, так что наследник ничего не заметил.
- Ты во сне улыбался, - произнёс Юсуф, - тебе снился хороший сон?
- Да, Юсуф, - юноша приподнялся на локте, - сон был прекрасен. Мне приснилась Юлда. Мы гуляли по весенней степи и я, для неё нарвал целую охапку нежных, степных тюльпанов. Если мне не изменяет память, Юлда их очень любит. Хотя, - Керимхан почесал затылок, - прошло четыре года, с тех пор как я видел её в последний раз. А за это время вкус капризной красавицы мог измениться. А, Юсуф?
Юноша посмотрел на слугу своего отца.
- Успокойся, Керимхан, Юлда, по-прежнему любит тюльпаны. И не только тюльпаны, - Юсуф многозначительно подмигнул Керимхану. От такого «тонкого» намёка лицо молодого человека залила краска смущения. Словно мальчишка, потупив взгляд, Керимхан тихо спросил, - с чего, ты, это взял, Юсуф?
- Если говорю, значит, знаю, - усмехнулся Юсуф и поднялся на ноги. – Извини меня, Керимхан, но я должен тебя покинуть.
- Иди, чего уж, - махнул рукой Керимхан и снова плюхнулся на подушки. Юсуф, отвесив низкий поклон, направился к выходу из шатра. Возле выхода он остановился, - Керимхан, если пожелаешь совершить омовение, кликни Фируду, она обо всём позаботится.
С этими словами Юсуф покинул шатёр.
А в это время, расположившийся неподалёку от своего шатра Великий хакан Бахтамчи, восседал на узорчатых подушках, разложенных по беловойлочной кошме, и решал судьбы Салима и Еркина, тех нукеров, которые несли дежурство в тот злосчастный час, когда внутри шатра была обнаружена ядовитая тварь. Тут же присутствовали Жанат-мырза, Саламбек, командир сотни Мирхат. Они, молча смотрели на связанных и брошенных на колени, провинившихся воинов. Молчание затягивалось. Наконец, Бахтамчи, глядя на сгорбленные, коленопреклонённые фигуры, тихо произнёс, - Эх, Салим, Салим. Я же знаю тебя не первый год, - в голосе Великого хакана звучало неподдельное сожаление, - и всё это время я считал тебя ответственным человеком. Так скажи мне, как ты мог… Нет, как ты посмел допустить, что бы жизни моего сына угрожала опасность!? – Бахтамчи неожиданно перешёл на крик, - Я же доверил тебе самое дорогое, что у меня есть, жизнь моего сына!!! А, ты!!!...
Салим молчал, лишь с каждым словом хакана всё ниже и ниже опускал голову.
- А, ты, юный воин?! – хакан переключил своё внимание на Еркина. – Почему ты не углядел и не отрубил башку этой гадине!? Почему ты допустил, чтобы этот толстый червяк с капюшоном, танцевал свой танец смерти рядом с изголовьем моего сына!? Где были твои глаза, слух, нюх!?
Где была твоя сабля? Или ты её для красоты носишь?! И из чего она у тебя сделана, из стали или из тухлого дерьма старого ишака!?
Ответа не было, Еркин, как и Салим молчал, низко опустив голову…
Юсуф, выйдя наружу, двинулся вокруг шатра, внимательно разглядывая его внешнее покрытие и землю в ближайшей округе. В одном месте он присел на корточки и что-то поднял с земли. Внимательно рассмотрев свою находку, Юсуф зловеще усмехнулся и положил её за пазуху своего, подбитого верблюжьей шерстью халата. Поднявшись, слуга Великого хакана продолжил поиски, но дальнейший осмотр шатра и прилегающей к нему территории Юсуфу ничего не дал. Увеличивая радиус, он обошёл шатёр ещё раз, но ничего интересующего не обнаружил. – Что ж, как говорится, когда барашка нет, то и ворона – мясо, - буркнул себе под нос Юсуф и быстрым шагом направился к своему господину, который (как мы уже знаем) «беседовал» со своими провинившимися подданными.
Глава 16.
Впереди, за приближающимися верхушками берёз, которые словно девичий хоровод окружили крепостные стены, показалась дозорная башня, самое высокое сооружение в кроме князя Твердислава. Завидев верхушку башни, Тенята облегчённо выдохнул, - Ну, вот и добрались.
- Это точно, - поддакнул ему Рудомир, который, как обычно ехал рядом с ним, стремя в стремя.
Кони всадников, почувствовав родной запах, пошли быстрей. - Наддай!!! – выкрикнул Крапива, и пустил своего коня в галоп. В скором времени, отряд славенских разведчиков въезжал в крепостные ворота…
- Занятные вести ты мне привёз, Крапива, занятные, - Седоус побарабанил костяшками пальцев по столу. – Значит, говоришь, у хакана в орде смута?
- Смута, не смута, но то, что Бахтамчи сейчас занят своими, внутреордынскими делами, так это и к гадалке не ходи, - кивнул в ответ Крапива.
- Значит, подтверждаются сообщения голубиной почты. Это хорошо, - тихо произнёс старый варяг и улыбнулся. – Вижу, не зря ты со своими воями более двух седмиц по степи рыскал.
- Ой не зря, батька, ой не зря. Много чего мы в степи повидали, услышали. Да и парням моим наука, тренировка и обучение.
- Кстати, как они тебе? – поинтересовался Седоус.
- Хорошие ребята. Созданы для разведки. Опыта, правда, маловато. Но, ты же сам знаешь, Седоус, опыт – дело наживное.
- Знаю, - кивнул старый варяг и тяжело вздохнул, - жаль, что не каждый может это опыт нажить. Многие не успевают.
- Ну, это не про моих, - довольно улыбнулся Крапива.
- Твои слова, да Богам бы в уши, - Седоус похлопал десятского по плечу.
- Да, что с тобой, батька? – удивился Крапива, - из поиска вернулись все, даже с прибытком. Живы, здоровы, ни у кого ни царапины, кучу вестей привезли, а ты хмур, как осенняя туча. Что-то не так?
- Ты, Крапива, не бери в голову,- махнул рукой Седоус.
– Это я себе отряд Хвата до сих пор простить не могу. А главная моя печаль та, что потеряли мы ниточку, ведущую к тому, кто причастен к смерти наших товарищей.
- Ниточку? – поднял брови Крапива.
- Ниточку, верёвочку, какая разница, дело не в названии, - вздохнул Седоус. – Кто-то очень умело подчищает за собой хвосты. Вот, что важно! А мы никак этого «умельца» поймать не можем. Постоянно отстаём от его действий. На шаг, на полшага – но отстаём. А должны опережать!
Седоус встал, и хмурясь, начал взволнованно мерить горницу шагами. Немного успокоившись, он снова сел за стол.
- А каким образом наш «друг» в последний раз подчистил за собой? – спросил Крапива.
- Был, тут «крендель» один, Ярыжкой звался, - начал рассказывать Седоус, - в нашей службе состоял, между прочим. Сошка небольшая, так, подай-принеси. И всё было с ним до некоторых пор в порядке. Но! Получая доклады от своих осведомителей, я стал обращать внимание на то, что в этих докладах имя Ярыжки стало часто встречаться. И все упоминания о нём были связаны с известными нам событиями. Правда, упоминания о нём были наподобе: там стоял, тут прошёл, здесь видели…
- Ну, мало ли, что он там делал? – пожал плечами Крапива.
- Я тоже, поначалу так решил, но потом всё ж таки прикинул, а чего это в тех местах и в то время ему понадобилось? Начал я за ним приглядывать. Людишек к нему приставил, чтоб походили за ним, посмотрели, что да и как у этого Ярыжки в жизни происходит. Понятно, делалось это тайно, Ярыжку в известность не ставили. Поинтересовался я, ко всему прочему, откуда он, где родился, как женился, ну и так далее. И вот, что по этому Ярыжке выходило: Не женат, одинок, родни нет. Объявился в наших краях два года тому назад. Тёрся поначалу, то там, то здесь, а где-то за год до сегодняшних событий, пристроился он в нашу службу курьером…
- А, может быть, кто-то пристроил? – подал голос Крапива.
- Скорее всего, что так, - согласно кивнул Седоус. – Жил он тихо, дружбы большой ни с кем не водил. Но заметили мои люди за ним одну особенность. Раз в седмицу, захаживал он к Дударю, в избу его корчемную. Придёт, сядет за самый дальний стол, за тот, что в углу, где потемнее, посидит там с часок, да и уйдёт.
- Он, там с кем-то встречался? – спросил Крапива.
- То-то и оно, что нет. Посидит, так, посидит и уйдёт. А один раз, человечек к нему приставленный, уж больно глазаст оказался. Не смотря на то, что там, где любил, посидеть Ярыжка довольно таки темно было, усмотрел он, как курьер наш, что-то с обратной стороны к крышке стола пришлёпнул, и после этого быстрёхонько на выход засобирался.
Седоус прервал своё повествование, встал, подошёл к двери и своим зычным голосом произнёс: - Ярслава! Квасу принеси! - Затем повернувшись к Крапиве, спросил,- Ты, небось, голоден? А я тебя тут баснями потчую.
- Нет, Седоус, не голоден я, - отрицательно покрутил головой Крапива, - нас на заставе покормили. Так, что…
- Покормили!? Да это когда было! – махнул рукой Седоус. - Ярслава! Заедок каких собери и сюда, вместе с квасом принеси!
Седоус, вернувшись к столу, продолжил, - Ну, так, вот, слушай дальше. Этому Ярыжке в тот день не повезло дважды. Во-первых – то, что ходок наш глазастым оказался, а во-вторых, то, что в тот день за ним, за Ярыжкой не один человек наблюдал, а двое. И когда Ярыжка вышел из корчмы, один из соглядатаев пошёл за ним, а второй, который глазастым оказался – остался внутри. Ждать.
- Чего, ждать? – не понял Крапива.
- Не чего, а кого, - поправил Седоус. – Ждать того, кто придёт и заберёт то, что ярыжка под крышкой стола оставил. Здесь, правда, оплошка вышла. Отвлёкся соглядатай, буквально на миг, и проглядел того, кто за оставленным пришёл. Только край подбитой мехом епанчи и заметил. Рванул он, было, за той епанчой, да, уж поздно было. Исчезла «епанча», как сквозь землю провалилась. Мой человек вернулся в корчму, проверил стол, нет ничего. Пусто. Он снова на улицу, да где уж там… Короче говоря, упустил злодея. Прибежал ко мне «глазастый» ходок, доложился, так, мол, и так. Что ж, решил я брать этого Ярыжку. Кликнул воев и к нему. Подходим к избе, где Ярыжка жил. Второй ходок там, наблюдает. «Где?» - спрашиваю.
- Дома он, - отвечает ходок, - как вышел из корчмы, так прямиком сюда и направился. И больше никуда не выходил.
- Что ж, мы в дверь, а она на запоре. Пришлось малость пошуметь, пока дверь вышибали. Заходим в дом и видим: сидит наш Ярыжка на лавке, спиною к стене прислонившись. Ровненько, так сидит. Пряменько. Мы к нему, а он уже не дышит. Хотя тёплый ещё.
- От чего помер-то? – поинтересовался Крапива.
Седоус поднялся из-за стола, подошёл к стоящему в углу сундуку, открыл, достал из него, что-то в тряпицу завёрнутое и вернулся обратно. Развернув тряпицу, Седоус положил перед Крапивой самострельный болт. – От этого и помер. В шее Ярыжкиной торчал.
- Снова самострел, - подытожил Крапива. – Я почему-то даже не удивляюсь.
- Знаешь, Крапива, я когда увидел чем Ярыжка к стене пристроен, тоже не удивился. Было бы странно, если стрелок вдруг взял, да и поменял оружие. Меня другое удивило.
- Что?
- Удивило то, что рядом с Ярыжкиной избой никто не видел человека с самострелом.
Седоус многозначительно поднял указательный палец, - Заметь, Крапива, никто!
- Да, - потёр подбородок десятский, - я ещё понимаю стрела от самострела, она же небольшая, в смысле не длинная. Сунул её куда-нибудь, и попробуй, угляди её. А тут самострел. Его же за пазуху не засунешь, вещь громоздкая.
Крапива наморщил лоб, словно что-то мучительно вспоминая. Он даже приложил к вискам ладони.
- Ты чего? – удивлённо спросил седой варяг, - голова разболелась?
- Сейчас, сейчас, - Крапива разгладил складки на лбу, взглянул на Седоуса и довольно улыбнулся, - вспомнил! Пару лет назад, видел я у одного купца, он заморским оружием приторговывал, интересный самострел.
- Что за купец? – в глазах Седоуса проявился интерес.
- Иноземец, из фряжских земель, - Крапива усмехнулся, - занятные истории рассказывал это купец о странах дальних, о людях, об обычаях разных…
- Ты про страны, да обычаи мне потом расскажешь, - прервал Крапиву, Седоус, - ты о самостреле рассказывай.
- Так я же к самострелу и веду, - ответил десятский. – Самострел тот, или как купец на свой лад его называл – арбалет, от всех тех, что я видел раньше, отличие имел.
- И какое же было то отличие, - терпеливо спросил Седоус.
- Он был маленьким! В широкий рукав такой самострел засунь и всё, не увидеть его, не разглядеть, - закончил крапива.
- Или за пазуху, - задумчиво добавил Седоус.
- Или за пазуху, - согласился десятский, - или под плащ.
- Или под епанчу, - пристукнул кулаком по столу Седоус.
- А под епанчу и подавно, - кивнул Крапива.
Седоус хлопнул в ладоши. В горницу вошёл отрок лет тринадцати. Седоус махнул ему рукой, чтобы тот подошёл ближе.
- Ты, вот, что, Соколик, - обратился к отроку седой варяг, - позови-ка ко мне Ставра. Пусть бросает все свои дела и стрелой сюда.
Соколик поклонился и бегом помчался исполнять данное ему поручение. В это время в горницу вошла женщина средних лет, и кивнув в приветствии Крапиве, начала расставлять на столе мисочки с разными заедками, ложки и сделанные в виде уточек ковшики для питья. Вслед за ним вошёл мальчик, он нёс в руках кувшин, доверху наполненный ароматным квасом. Женщина приняла у мальчика кувшин и налив в ковшики квасу, водрузила чуть запотевший сосуд в середину стола. Отвесив поклоны, женщина и мальчик удалились.
- Ну, вот, - улыбнулся Седоус, - пока ждём Ставра можно и червячка заморить.
Глава 17.
- Что же мне с вами делать? – глядя на склонённые головы нукеров, произнёс Великий хакан Бахтамчи. Стоявшие за его спиной сановники тихо переговаривались.
- Саламбек, - не оборачиваясь, позвал сановника великий хакан, - дай совет своему хакану, что с ними делать?
- Великий хакан, - отвесил низкий поклон Саламбек, - за то, что эти недостойные подвергли жизнь твоего сына и моего горячо любимого племянника опасности, они должны умереть.
- Жанат-мырза, а ты как думаешь? – Великий хакан посмотрел на своего друга детства.
- О, Великий хакан, я думаю, что негоже подвергать опасности жизнь твоего сына. И этих нукеров необходимо строго наказать.
- Как строго? – спросил Бахтамчи.
- Я думаю, что для них надо пригласить Абидая, - ответил Жанат-мырза.
При упоминании Абидая, стоявшие на коленях нукеры, непроизвольно втянули головы в плечи. Абидай был палачом и славился тем, что убивал жертву ударом ноги в живот. Бил он с такой силой, что для приведения приговора в исполнение достаточно было одного удара.
- А, ты, что скажешь, отважный Мирхат?
- О, повелитель, - сотник Мирхат поклонился, приложив руку к груди, - эти двое опозорили свою честь, они опозорили честь отборной хаканской сотни. За это они должны умереть.
- Салим, Еркин, вы слышали свой приговор? – обратился к нукерам Бахтамчи. Те понуро кивнули в ответ. – Да будет …, - Великий хакан не успел закончить страшную, для стоящих на коленях воинов, фразу. К нему приблизился, молчавший до сих пор Юсуф. Наклонившись почти к самому уху хакана, он начал, что-то тихо говорить. Стоявшие неподалёку вельможи, как не пытались, разобрать то о чём шептал хакану его преданный слуга, но так ничего не услышали. Хакан, слушал Юсуфа не перебивая. В один момент у хакана приподнялась бровь, он повернул голову к говорящему, и произнёс: - Ты в этом уверен?
Юсуф полез за пазуху своего подбитого верблюжьей шерстью халата и извлёк оттуда находку. – Вот подтверждение моих слов, Великий хакан. Я нашёл это возле твоего шатра, - ответил Юсуф, и протянул находку хакану. Бахтамчи взял то, что подал ему слуга, внимательно изучив, вернул находку обратно и поднял взгляд на замеревших в ожидании свое незавидной участи нукеров. – Ответь мне, Салим, - обратился хакан к связанному воину, - кого ты видел возле моего шатра, незадолго до того, как я позвал тебя и Еркина?
- О, повелитель, облизав пересохшие губы, ответил, Салим, - никого чужого возле твоего шатра я не видел…
- А, не чужого? – прервал, Салима, хакан. Нукер задумался. – Ну, я жду! – нетерпеливо, почти крикнул Бахтамчи. Салим, потупив взгляд, опустил плечи, а Еркин вскинув голову, потянулся корпусом в сторону Великого хакана. Бахтамчи вперил взгляд в молодого воина, - Ты, говори!
- О, Великий хакан, кроме как нашего сотника Мирхата, возле шатра в то время никого не было, - сказал Еркин.
- Точно! О, повелитель! – воскликнул Салим, - тогда возле шатра крутился только наш сотник, а больше никого не было!
- Великий хакан! – возмутился сотник Мирхат, шагнув к Великому хакану Бахтамчи, но, тут же, сделал шаг назад, так как в грудь его упёрлись острия копий, воинов личной охраны хакана. Бахтамчи, не оборачиваясь к сотнику, поднял руку, приказывая тому замолчать и глядя на стоявшего перед ним на коленях Еркина, продолжил опрос, - И что же сотник делал возле шатра?
- Великий хакан, он пришёл и сказал, что хочет лично проверить то, как мы несём службу…
- Да, да, повелитель, - подал голос Салим, - так и было. Сотник даже обошёл вокруг твоего шатра, дабы лично убедиться, а не уснул ли кто из часовых на своих постах. Хотя странно, мы себе такого никогда не позволяем.
Бахтамчи, всем своим раздобревшим телом, резко повернулся к Мирхату. Взгляд прищуренных хаканских глаз не предвещал сотнику ничего хорошего…
Утро было великолепным. Чистое, безоблачное небо, словно прихорашиваясь в ярких лучах выглянувшего из-за виднокрая солнца, быстро меняло цвет от тёмно-синего, усыпанного мерцающими звёздами, к светло-голубому, на котором всё ещё можно было различить бледное очертание луны. Ввысь небесную, взвился жаворонок, огласив окрестности утренней песней. Ни ветерка, ни облачка. Степные цветы, травы и листва на редких деревьях замерли в ожидании хоть какого-то дуновения, хоть малейшего ветерка, но, видимо, ветер был занят чем-то иным в других местах, или он просто напросто позабыл, что и в здешней округе у него есть дела и заботы. Однако, не прошло и часа, как бродяга-ветер, похоже, вспомнив о здешних краях, для начала, лёгкой, воздушной волной прошёлся по ветвям деревьев, по раскрывшимся после ночного сна степным цветам, по яркой светлой траве, сбив с неё остатки росы, не успевшей высохнуть под лучами утреннего солнца. Затем решив пошалить, неизвестно откуда пригнал хмурые, дождевые тучи, закрыв ими небо, словно плотной, серой кошмой. Зарядил нудный дождь, и от прекрасного утра осталось лишь одно воспоминание. Сотник Мирхат поднял распухшее от побоев лицо, обратив его к каплям дождя, падающим с хмурого небосвода. Капли немного освежили сотника, хотя раны на его лице начали саднить. Рядом заворочался Жанат-мырза, так же, как и сотник связанный и хорошенько избитый. Грузное тело третьего узника оставалось неподвижным. Это был Саламбек.
Да, уважаемый читатель, яма, в которой ещё вчера томились Салим и Еркин, сменила своих обитателей. Теперь, вместо двух опальных нукеров, в ней сидели, ещё до недавнего времени, так сказать, особы приближённые к… И им ещё повезло, что они до сих пор были живы. Хотя по поводу везения – вопрос спорный. Их дальнейшее пребывание в этом мире сулило им, как бы помягче сказать «большие неприятности». Заговорщики это прекрасно осознавали, однако, поделать с этим ничего не могли.
Дождь, поначалу принесший облегчение, через некоторое время начал досаждать узникам ямы. Одежда намокла, набухла, отяжелела. Вода стекала по обнажённым головам, сальные волосы липли к щекам заключённых. Правда, Саламбеку в этом плане повезло. Он был лысым и поэтому волосы ему не досаждали.
Дождь усилился. Часа через полтора, дно ямы, представляло собой, одну сплошную, грязную лужу. Ямные сидельцы, превратились в ямных стояльцев. Сидеть в грязной жиже никому не хотелось. Однако, простояв с полчаса, Саламбек, привыкший к мягким подушкам, опустился в вязкую жижу. Жанат-мырза и сотник Мирхат были людьми более выносливыми и продолжали стоять, с нескрываемым презрением глядя на жалкую, скрюченную фигуру Саламбека. Плечи его тряслись. То ли его знобило, то ли он плакал, а может быть и то, и другое - одновременно. Вскоре, уже тела всех заключённых била нескончаемая дрожь, ведь прохладный, весенний дождь и хорошенько промокшая одежда были плохими источниками тепла.
- Не хватало, только, простудиться, - ворчливо произнёс, сидевший в грязной жиже Саламбек.
- Не волнуйся, уважаемый Саламбек, - собрав весь свой сарказм, с издевательской улыбкой ответил ему Жанат-мырза, - в любом случае лечить тебя, да и нас тоже, будет Абидай, а у него «лечение» для всех одно.
- Не сметь так со мной разговаривать, сын блудницы и паршивого осла! – взвизгнул Саламбек. – Бахтамчи не сможет, не посмеет так со мной поступить! Я его родной дядя, я брат его отца!
- Перестань визжать, - сотник пихнул ногой тушу Саламбека. – Если будешь визжать и ругаться, я тебя сам, здесь, в этой яме порешу. И не смотри, что у меня руки связаны. Для того, чтобы убить такую мразь, как ты, настоящему мужчине руки не обязательны.
Сказав это, Мирхат, насколько позволяла яма, отвёл ногу назад и не жалея сил врезал ей по жирному боку Саламбека. Тот, тонко ойкнув, забился в дальний угол ямы и испугано зыркая исподлобья, затих. А сотник, проводив Саламбека ещё более презрительным взглядом, произнёс, - Мы хотели власти, мы рискнули, но у нас ничего не вышло. За свои дела надо отвечать, так что нечего теперь причитать и ныть. Мужчина должен встречать свою судьбу гордо и с улыбкой, чтобы она ему не преподносила. А тот, кто со мной не согласен, может идти к шайтану.
- Что ж, Мирхат, я с тобой полностью согласен, - Жанат-мырза повернул к сотнику избитое лицо, - Настоящий мужчина должен без боязни смотреть в глаза даже своей смерти…
Возле ямы послышались шаги. У края выросли фигуры четырёх нукеров из личной охраны Великого хакана. Чуть позже подошёл Юсуф. Он махнул нукерам рукой и те, опустив в яму копья с крючьями на концах, не церемонясь, вытащили узников из ямы. Жанат-мырза и Мирхат стойко вынесли процедуру подъёма, а Саламбек, пока нукеры тащили его наверх, кричал, визжал и ругался. Идти узникам не пришлось. Нукеры словно дрова побросали их на грубо сколоченную волокушу, в которую были запряжены три осла, и под смех, крики, и улюлюкание сбежавшихся, не смотря на дождь, со всего стойбища степняков, понурые ослики потащили этот, с позволения сказать «торжественный выезд» к белеющему на возвышении, хаканскому шатру.
- О чём вздыхаешь, мырза? – Мирхат скосил взгляд на лежавшего рядом Жаната-мырзу, - жалеешь о содеянном?
- Нет, сотник, не угадал, - тяжело шевеля распухшими от побоев губами, ответил Жанат, - я вообще никогда не жалею о содеянном. Моё правило: «Жалеешь – не делай, а сделал – не жалей». А вздыхаю я вот о чём: дочь у меня осталась – Юлда. Что с ней будет? Не житьё ей здесь, не житьё.
- Ничего с твоей дочкой не случится, - буркнул с другого края волокуши Саламбек. – Керимхан к ней всегда дышал неровно…
- Так это когда было, - перебил Саламбека Жанат-мырза, - времени-то сколько прошло. Эх… Хуже всего, что за наши дела, страдаем не только мы, но и наши дети. Вот, тебе Мирхат хорошо, у тебя детей нет.
- Может быть, где-нибудь и есть, - хмыкнул сотник. – Я же не евнух из гарема Баадатского султана…
Договорить он не успел. Волокуша остановилась и заговорщиков, не церемонясь, как мешки свалили на землю.
Возле шатра, рядом с воткнутым в землю хаканским бунчуком, был сооружён навес, укрывавший Бахтамчи и Керимхана от дождя. Как раз, перед этим навесом, заговорщиков и свалили с волокуши на раскисшую под дождём, землю. Жанат-мырза хотел было подняться на ноги, но древко копья ударило его в спину, заставляя опуститься на колени. И тут же, связанная троица услышала негромкий, но напитанный сталью голос: - На колени перед Великим хаканом, неблагодарные псы.
Это был голос Тумпельчи, десятника, занявшего место сотника личной охраны Великого хакана. Это произошло после того, как он, вместе со своим десятком, не раздумывая, бросился на защиту хакана Бахтамчи, не смотря на значительное, численное превосходство заговорщиков. Тумпельча так умело руководил своим десятком, что заговорщики, не смотря на численное превосходство, так и не смогли пробиться к Великому хакану. Когда подоспели на помощь верные хакану сотни, в живых, от нападающих заговорщиков осталась половина, а десяток Тумпельчи потерял убитыми только двух нукеров. А сам Тумпельча, лично обезоружил и связал, перешедшего на сторону заговорщиков, сотника Мирхата.
По правде говоря, и Керимхан у монахов не зря штаны протирал, и рис ел. Как кинулись на него нукеры заговорщиков, так и поразлетелись в разные стороны. У кого рука оказалась сломана, у кого кровавые дыры вместо глаз, у кого кадык вырван, а кто навсегда забыл о производстве потомства. А когда в руке Керимхана появился меч, так, тут, вообще началась такая мясорубка, что напавшие, было, на него заговорщики, в ужасе разбежались кто куда, от сеющей смерть стали. Да, и сам Великий хакан не забыл, где у сабли рукоять находится, и если бы кому-то из заговорщиков всё таки удалось прорваться к Великому Бахтамчи, то зря бы он надеялся на лёгкую победу. Что ж, неудачным оказался тот день для заговорщиков. Всё пошло вкривь и вкось, совсем не так как задумывалось.
- Вот кого надо было перетянуть на свою сторону, - с запоздалой досадой подумал Жанат-мырза, глядя на Тумпельчу, - и воин справный, и начальник умелый. Хотя, чего уж теперь об этом, - Жанат-мырза тяжело вздохнул.
Великий хакан переводил тяжёлый взгляд с одного заговорщика на другого. Что творилось в эти минуты в душе Бахтамчи, какие думы посещали его голову, нам, уважаемый читатель, лучше и не знать. Пусть это останется тайной Великого хакана. Одно могу сказать – предательство всегда тяжко, а в особенности, если тебя предают те, кому ты доверял как себе. Ну, почти, как себе. Тяжело разочарование. Как теперь верить, кому теперь верить, если уж самые близкие люди пошли на такое!?...
Мрачно было лицо Бахтамчи. Мрачны были его мысли. Хакан угрюмо смотрел на коленопреклонённых заговорщиков. Молчание затянулось, но никто, ни словом, ни делом, не смел прервать молчание Великого хакана. Даже ветер, вечный спутник степей, и тот приутих, и дождь перестал ронять свои капли. Воцарилась неестественная тишина. Ни вздоха, ни лошадиного всхрапа, ни щебета птиц. Казалось, вся округа затаив дыхание, ждала решения Великого хакана.
Наконец, Бахтамчи, словно очнувшись от глубокого сна, взмахнул рукой и севшим голосом, тихо произнёс, - Они твои, Абидай. Ты знаешь, что делать.
К заговорщикам подбежали нукеры и повалили их на промокшую от дождя землю. Абидай подошёл к Саламбеку. Жестом приказал нукерам отделить его от остальных и вопросительно посмотрел на Великого хакана. Тот, прикрыв свои раскосые глаза, утвердительно кивнул. Палач, что-то тихо сказал нукерам, и они, подхватив грузную фигуру хаканского родственника, отволокли его к торчавшему из земли бунчуку. А Абидай, не спеша, вразвалочку направился к оставшимся лежать на земле заговорщикам. Подойдя, он жестом приказал нукерам поднять их на ноги. Не успели нукеры выполнить распоряжение, как палач, с громким выдохом ударил Мирхата ногой в живот. Тот замер, неестественно выпрямившись, из его рта потекла тонкая струйка крови. Через пару секунд глаза его закатились и бывший сотник обмяк не руках нукеров. Абидай повернулся к Жанату-мырзе. Лицо палача не выражало никаких эмоций: пустой взгляд, чуть оттопыренная нижняя губа. Это было последнее, что увидел Жанат-мырза в своей жизни. Снова громкое «Х-а-а-а-а!», удар ноги, обутой в жёсткий сапог, и ещё одно тело обмякло на руках нукеров. Когда нукеры опустили трупы заговорщиков на землю, к телам подошёл Абидай и начал деловито их раздевать. То, что одето на казнённом, принадлежит палачу. Закон, есть закон.
- Бахтамчи, - услышал Великий хакан слабый голос Саламбека, - благодарю тебя, за то, что ты оставил мне жизнь. Да, я очень виноват перед тобой. Я поддался на уговоры этих грязных псов. Но я всё осознал, всё, всё осознал, и каюсь…
- Ты всё не так понял, - произнёс Великий хакан, - поскольку ты ханского рода, то тебя не будут убивать, как пса. Ударом ноги в живот…
- Благодарю тебя, о, Великий…
- Тебе, как того требует обычай и закон, сломают хребет, - закончил свою речь Великий хакан.
Через четверть часа, два осла тащили за собой волокушу, на которой лежали три обнажённых тела. Двоим было уже всё равно, души их уже вступили на звёздный мост, а третий, самый крупный и толстый, всё ещё в беззвучном крике открывал рот и бешено вращал глазами. Отдалившись от границ стойбища на пару-тройку перестрелов, сопровождавшие волокушу нукеры сбросили тела на землю, развернули ослов, и торопливо направились обратно в стойбище. Приближалось время дневной трапезы, и нукерам не хотелось остаться не удел. Похоже, того же мнения был и степной ворон. Он устроился на голове бывшего сотника и вонзил свой клюв в его глазницу.
Глава 18.
Не успели Седоус и Крапива, как следует закусить, как послышался дробный перестук бегущих по всходу ног. Перестук затих, в дверь постучали.
- Входи! – позвал Седоус.
На пороге появился отрок, державший в руке небольшой, кожаный цилиндрик. Мальчик подошёл к Седоусу и с поклоном протянул ему свою ношу. Старый варяг вынул из цилиндрика тонкий клочок бумаги и углубился в чтение. Прочитав, он посмотрел на Крапиву, на замершего в ожидании приказа отрока и улыбнулся. Затем, одарив отрока румяным калачом, отпустил его со словами, - Молодец, Мирояр. Занятные вести ты мне принёс, занятные.
- Вот, Крапива, - Седоус потряс зажатым в руке листком, - подробное описание того, что произошло во владениях хакана Бахтамчи.
- Не доверяешь мне, батька? – брови Крапивы обижено поднялись вверх. – Зачем же, тогда, в степь посылал?...
- Доверяю, я, тебе, доверяю, - перебил Крапиву, Седоус, - иначе не разговаривал бы сейчас с тобой. А в степь тебя и парней твоих я правильно посылал. Твой рассказ, и то, что написано в этом послании, только подтверждают друг друга. А это значит, что, то о чём ты мне поведал, и то о чём написали мои соглядатаи – правда. И нечего обижаться, - старый варяг хлопнул ладонью по столу, - аль забыл, что за служба у нас? Лучше несколько раз перепроверить, чем один раз ошибиться.
- Ты прав, батька, - смущённо произнёс Крапива, - не подумав, я брякнул. Не гневись.
- Так я и не сержусь, - ответил Седоус. – Ты лучше послушай, о чём в послании говорится. Тебе же интересно?
- Интересно – не то слово, - кивнул Крапива, - интересно так, что аж зуд в ладонях.
- Ну, так, слушай…
… И решил тогда Саламбек своих выросших сыновей хаканами орды сделать, а Бахтамчи-хакана извести до смерти: отравою ли, подсылом-убийцей ли, или ещё каким иным подлым способом. А сына его, Керимхана, извести тож. И сговорился оный Саламбек об измене с Жанат-мырзой, который считался ближайшим другом хакана Бахтамчи, а ещё и с Мирхатом – сотником, который командовал личной охранной сотней Бахтамчи. И ещё он подговорил двух баев: Сендыкбая и Карабая, поддержать его людьми за мзду немалую и должности великие. И всё бы у заговорщиков получилось, кабы не внезапное возвращение Керимхана. Точнее, ждали возвращение наследника, но чуть позже. И Саламбек даже послал в Хербану подсылов-убийц по душу Керимхана, однако, как оказалось, зря. Керимхана там уже не было. То ли совпало так, то ли предупредил кто наследника, о том неведомо. Но факт остаётся фактом – Керимхан вернулся в орду на две седмицы раньше ожидаемого. Им бы (заговорщикам) поутихнуть, затаиться на время, однако они решили действовать. Для начала Мирхат подбросил Керимхану ядовитую змею, и только случайность, и решительные действия хаканского слуги Юсуфа, предотвратили смерть наследника. Затем, после неудавшегося покушения на Керимхана, заговорщики решили ускорить события. Собрав, находившиеся в их подчинении силы, они решили пойти ва-банк. Но и в этот раз удача была не на их стороне. Во-первых – не вся сотня личной охраны перешла на сторону заговорщиков, во-вторых – десятник Тумпельча оказался не только верным воином Хакана Бахтамчи, но и смелым, отважным, и умелым командиром. Он, не раздумывая встал на защиту Великого хакана. Командуя своим десятком, он так умело построил оборону, что не один волос не упал с «драгоценной» хаканской головы. И держался до прихода помощи, при этом потеряв убитыми всего двоих. Хочу предупредить, этот Тумпельча крайне опасен во всех отношениях.
Заговор не удался. Хакан и наследник живы-здоровы и крайне подозрительны. Малейший повод или же простое подозрение, и у Абидая появляется работа. Так, что «трудится» Абидай в последнее время не покладая ног. Многих взяли, сбежать удалось не многим, а точнее – двоим. Младшему сыну Саламбека - Олопою, и Дочери Жаната-мырзы – Юлде. Олопоя в итоге поймали и убили, а, вот, Юлду до сих пор, так, и не нашли…
- Вот, собственно, в общих чертах, - Седоус, посмотрел на Крапиву. У того выражение лица было странным. – Ты, чего, Крапива?
Крапива усмехнулся, - Послушай, Седоус, а не дочку ли Жанат-мырзы мы с собой приволокли?
- Так ты до сих пор не знаешь, кто она? – удивился старый варяг.
- Нет, - пожал плечами Крапива. – Да, мы особо не спрашивали. Думали – вернёмся, всё, тогда, и выясним.
- Ну, вы даёте! – хохотнул седоус.
Тут, в комнату вошёл воин богатырского сложения, - Звал, батька?
- А, Ставр! Звал, звал! Заходи! – Седоус указал Ставру на лавку, - садись.
Подойдя, Ставр обменялся с Крапивой крепким рукопожатием. Давние они были приятели, не один пуд соли вместе съели. Сев на лавку, он вопросительно посмотрел на седого варяга. Седоус придвинул к Ставру ковшик с квасом, - квасу испей, перекуси, чем Боги послали.
- За угощение благодарю, - богатырь одним глотком осушил ковшик, - но я подозреваю, что не квас пить и не заедками баловаться ты меня позвал.
- Одно другому не мешает, - усмехнулся Седоус. – Но, тут, ты прав. Позвал я тебя по делу. А дело, вот какое: помнишь, в каком виде, мы Ярышку обнаружили?
- Как не помнить, - ответил Ставр. – Вид у него был, скажем так, неважный. А вот и причина его неважного вида, - богатырь указал на самострельный болт. – Помню, удивлялись тому, что никто не видел человека с самострелом. Самострел, ведь, не иголка, штука громоздкая, в рукав не спрячешь.
- А Крапива утверждает, что есть такие самострелы, что и в рукав влезают, - Седоус покосился на сотника.
- Да, - кивнул Крапива, - есть. Сам видел, года два тому назад, у одного фрязина – торговца оружием.
- И, на сколько, маленький? – заинтересовался Ставр.
- В длину, чуть меньше локтя будет, рога по поллоктя будут, из тугого металла сделанные. Точнее не скажу, мне тогда это без интереса было. Так, подивился на диковинку да и только.
- А для кого-то это было интересно, - задумчиво произнёс Седоус. – Эх, найти бы того фрязина, да и порасспросить о том, кому это он тот самострел пристроил.
- Мысль, конечно, хорошая, но, где его искать? – покачал головой Ставр, - если б знать, кто у него тогда тот самострел купил…
- Есть у меня по этому поводу мыслишка одна, - произнёс Крапива.
- Излагай, - повернулся к Крапиве седой варяг.
- Наш стрелок использует для стрельбы кованые болты. Надо походить по кузням, поспрашивать, не было ли у кого из кузнецов заказа на такие изделия, - Крапива указал на лежащий болт. – Не сам же этот злодей себе, их, куёт?
- И не только поспрашивать, но и болт показать. Мастер – он завсегда свою работу признает, – добавил Ставр.
- Ну, головы! – восхищённо произнёс Седоус. – Однако, версию, что злодей сам куёт себе болты, со счетов сбрасывать нельзя. Всяко бывает. И ещё, необходимо обратить внимание на людей, которые по делу и без дела носят накидки, корзно, епанчи опять же, и свободного покроя одежды.
- Так у нас половина города, таким образом, одевается, - воскликнул Ставр, - что же теперь, на каждого внимание обращать?
- Если понадобится, - вздохнул Седоус, - ты, с каждым из них вместе в нужник ходить будешь.
- Да, я, не об этом, батька. Просто, народу много, за каждым не углядишь, - извиняющимся тоном произнёс Ставр.
- А, ты, пошевеливайся, поторапливайся, авось везде и поспеешь. Значит так, - Седоус поднялся, - Ты, Крапива, бери болт, и со своими людьми займись кузнями и кузнецами. А ты, Ставр, займись тем, чтоб я был всегда в курсе, кто, когда и зачем одел плащ, рубаху с просторными рукавами, ну и так далее. Всем всё понятно?
Ставр и Крапива встали и поклонились.
- А раз так, то идите хлопцы, и да помогут нам Боги, - напутствовал их Седоус.
Ставр и Крапива, ещё раз поклонившись, направились к выходу.
- Крапива, - окликнул сотника Седоус.
- Да, батька, - остановился Крапива.
- Ты, всё ж таки, имя у девушки узнай, - седой варяг усмехнулся в свои пышные усы и махнул крапиве рукой, как бы говоря «иди уже».
Глава 19.
- Интересно, сколько в граде кузниц? – Тенята посмотрел на друга. Рудомир пожал плечами, - а я знаю? Наверняка не одна. Это тебе не наша весь, где одна кузня, да и то, на отшибе. Это град, здесь свои законы. И кузниц и кузнецов тут полно. Вот только, где их искать?
- Десятник, что-то говорил о кузнечной слободе у восточных ворот, - напомнил Тенята.
- Когда это он об этом говорил? – удивился рыжеволосый.
- Слушать надо было внимательней, а не ворон считать, - нахмурился Тенята. – Всё, хватит лясы точить. Идём. В какой стороне Восточные ворота я знаю, а там уже, если, что – спросим.
- Ну, идём, так, идём, - буркнул Рудомир. Ишь, ты, какой начальник выискался, понимаешь. Раскомандовался тут…
- Что говоришь? – обернулся Тенята.
- Да, нет, ничего, - махнул рукой Рудомир, - это я так ворчу, по-стариковски.
- Ну, тебя, балабол, - вздохнул Тенята и широким шагом направился в сторону Восточных ворот. Рудомиру ничего не оставалось, как последовать вслед за Тенятой.
Стольный град Князя Твердислава располагался на, словно клин, врезающемся в озеро, берегу. За, что и название своё получил – Клинец. Устроен Клинец был так: в самой середине града расположился княжий кром, такая маленькая крепость в крепости. Внутри крома находился княжий терем, дружинный дом, хозяйственные постройки. Рядом с теремом возвышалась дозорная башня, на которой днём и ночью, не смыкая глаз, дежурили стражники. Высматривали, не появятся ли, где тревожные дымы, либо сигнальные огни, предупреждающие о надвигающейся беде. Кром был обнесён стеной, сложенной из толстых, дубовых стволов. Если бы человек мог взлететь, как птица, то он бы увидел, что крепость-кром имеет форму неправильного четырёхугольника, по углам которого стояли башни-стрельницы, сложенные из таких же дубовых стволов, как и стены. С восточной стороны крома-крепости были устроены ворота. На ночь ворота крома не запирались. Князь доверял своим поданным. Сами ворота крома выходили к площади, на которой решались важные, городские дела. Вершился суд княжий, оглашались указы, наказывались виновные в преступлениях. А когда площадь была свободна, то ушлые торговцы устраивали на ней торг, на котором, как говорится, можно купить всё, что горожанам было нужно, и не нужно. Вокруг княжьего крома расположились усадьбы приближённых к князю воев ярых, или, как их Твердислав называл «вояре». За усадьбами вояр, вторым поясом стояли дома зажиточных горожан, купцов, гостей заморских. Далее, пространство до крепостных стен занимали постройки всевозможных ремесленников. Ремесленники селились не абы как, а исключительно по своей профессиональной принадлежности: гончары с гончарами, ткачи с ткачами и так далее. Так вот и образовывались слободы и слободки. А так как у Твердислава народу жилось очень даже неплохо, то за последние семь лет правления, людишек у князя прибавилось. Многим хотелось жить под покровительством глузда-князя.. Но город был не резиновый и получилось так, что те, кому не хватило места внутри града, начали селиться снаружи, неподалёку от городских стен, образуя посады. Во время набегов кочевников, либо «добрых» соседей (по правде говоря, такого давненько не было), посадские прятались за высокими, толстыми стенами града. От набегов из всех горожан посадские страдали больше всех. Ведь, по старой «традиции» набежчики грабили, а затем сжигали до тла их дома. Однако, народ был к таким бедам привыкший, и на эти, мягко говоря, «неудобства», смотрел как на неизбежное зло. После очередного набега, как правило, посады быстро восстанавливались. В этом, посадским людям помогал сам князь. Он давал бесплатный лес, а то и деньгами одаривал. При этом Твердислав говорил, «Мастеровой люд мне нужен, а затраты мои ничтожны по сравнению с тем, какую пользу приносят мне и моему княжеству их руки умелые».
Град имел два входа-выхода, так называемые Западные и Восточные ворота. Западные ворота выходили к причалу, где в судоходное время года толпились лодьи торговцев, купеческие кочи, остроносые, узкие «чайки» рисковых людей всем промышляющих, рыбацкие лодки, наполненные свежевыловленной рыбой. Здесь же, возле причала, располагался и местный торг, на котором, как за звонкую монету, так и просто товар за товар, можно было приобрести всё, и даже больше, чем всё. Восточные ворота же выводили на дорогу, ведущую в соседние княжества, то дружественные, то враждебные. Это уж как у князей «карта ляжет». Вот к этим воротам, по людной улице, и направились Рудомир с Тенятой.
Хотя Клинец-град и был стольным, но равняться по величине со Староградом, а уж тем более с Новоградом, или скажем, с далёкой Ладогой, он не мог. Не те масштабы. Но с другой стороны, с точки зрения обороны, например, город подготовлен был не хуже, а то и лучше. Постоянная угроза Дикой степи обязывала. Так, что мастерам кузнечного дела, оружейных дел мастерам, бронникам, да кольчужникам в Клинце отводилось место особое, лучшее, но как водится – на отшибе. Град, не град, - а всё ж таки боязно было людям селиться рядом с теми, кто постиг тайну железа. И как гласила людская молва, для того, чтобы из куска железа-сырца сделать вещь нужную, кузнецы с Богами общались, и не всегда со светлыми. Так, что…
Как и предупреждал Рудомир, кузня в Клинце была не одна. Их было не меньше семи, это если не считать тех, которые расположились за крепостными стенами. И хотя каждый мастер специализировался по определённым видам изделий, друзья решили обойти все кузни. Всё ж таки болт самострельный не такое сложное изделие. А кузнецы в своей массе мастера-универсалы, не смотря на определённую направленность. Любой из них такой болт выковать может.
Выйдя из последней кузницы, Рудомир досадливо сплюнул, - Тьфу! Это ж надо, ни один кузнец не признал эту железяку!
Он чуть ли не с ненавистью посмотрел на зажатый в кулаке самострельный болт.
- Мы ещё не были в тех кузнях, что за городскими стенами стоят, - напомнил Тенята, - так, что рано ещё плеваться. Вот если и там болт не признают, тогда можешь заплевать хоть всю округу, а сейчас побереги слюну. Идём, время ежит, а результатов пока нет.
Миновав надвратную башню, и перейдя через подъёмный мост, друзья направили свои стопы к ближайшей кузне. В кузне, как и в остальных, где уже побывали Тенята и Рудомир, «кипела» работа. По пояс обнажённый, высокий молотобоец, раз за разом, с силой опускал здоровенный молот на раскалённый до красна кусок железа. Мастер-кузнец щипцами держал этот кусок, то так, то эдак поворачивая его на наковальне, постукивая по нему молотком, указывая молотобойцу, куда в следующий раз надо опустить молот. Мокрый от пота парнишка лет четырнадцати качал ручку мехов горна, где в раскалённых углях лежал ещё один кусок железа. Работа спорилась. Но
теняте и Рудомиру пришлось изрядно подождать пока кузнецы закончили работу и вышли на воздух передохнуть.
- Здрав будь ,мастер, - обратился Тенята к кузнецу, мужчине лет этак сорока, который, выпив из жбана воды, присел в тенёчке передохнуть от дел праведных.
- И тебе здоровым быть, - ответил кузнец, настороженно взглянув на Теняту и Рудомира. – Дело, какое ко мне? Сковать чего надо? Аль наоборот – расковать? Или перековать? Так это мы завсегда, с превеликим удовольствием. Главное – была бы оплата стоящая.
- Благодарю за предложение, мастер, - улыбнулся Тенята , - только я и мой друг, - он указал на Рудомира, - к тебе не с работой пришли, а со спросом. А за спрос, как говориться, денег не берут.
- Что ж, спрашивай, человек прохожий. О чём знаю, о том расскажу, а чего не знаю – так не обессудь.
- Рудомир, дай, - протянул руку Тенята. Рудомир достал из-за пазухи завёрнутый в тряпицу арбалетный болт и передал его Теняте.
- Посмотри, мастер, - Тенята развернул тряпицу, - знаком ли тебе этот болт?
- А чего тут смотреть, - лениво произнёс кузнец, - я тебе и так скажу – моя это работа.
Тенята и Рудомир переглянулись. – Точно, твоя работа? – переспросил Рудомир. – Пойми, друже, нам очень важно знать, кто этот болт сделал, - добавил рыжеволосый, заметив, как недовольно нахмурился мастер.
На пороге кузни появилась могучая фигура молотобойца. Он вопросительно посмотрел на кузнеца.
- Успокойся, Жемеря, - кузнец сделал молотобойцу успокаивающий жест рукой, - всё в порядке. Просто люди интересуются наша ли это работа.
Молотобоец посмотрел на арбалетный болт и утвердительно кивнул. Затем, шумно высморкавшись, вернулся в кузню.
- Вот, и Жемеря его узнал, - кузнец, потемневшими от работы пальцами указал на болт. – Не сомневайтесь, наша это работа.
- Уф, слава Богам, - с облегчением выдохнул Рудомир, - а то уж ноги сбили искавши. Скажи, уважаемый, - продолжил Рудомир, - не припомнишь ли, когда и для кого ты его отковал?
- Как же не припомнить? Припомню, - довольно усмехнулся кузнец. – По зиме дело было, как раз на лютов день. Пришёл человек, заказ сделал и задаток оставил.
- А, что за человек приходил? – поинтересовался Рудомир.
- Дак, этот, как его, - кузнец почесал в затылке, - тьфу ты, мать честная. А, вспомнил, Ярышка приходил. Я ещё подумал – откуда у этого «чуда в перьях» золото появилось?
- Так он, что, золотом с тобой расплатился? – удивился Тенята.
- Так, ведь, и я про что, - подался вперёд кузнец, - этого Ярышку я знаю, почитай уж с год. И никогда у него лишней монетки не находилось, ни полушки, ни гроша. А тут, раз, и оставляет мне в задаток, за два десятка болтов самострельных, золотой. Да, ещё и говорит, мол, сделаешь качественно и быстро, так ещё такой же золотой получишь.
А мне-то, что? Золотой, он где угодно – золотой. К тому же, за два десятка болтов самострельных. Тоже мне работа, - усмехнулся кузнец.
- А как ты, мастер, узнал, что это твоя работа? Ковка какая-то особенная? – спросил Рудомир.
- Обидеть хочешь? – встрепенулся кузнец, - чтобы я, да свою работу не узнал?
- Что ты, - замахал руками рыжеволосый, - какой «обидеть»? Совсем нет. Интересуюсь, просто. Или, может, это секрет?
Какой, там, секрет, - успокоился кузнец. – Всё просто, метка моя на этом болте, - он протянул руку, - дай болт, покажу.
Тенята отдал мастеру болт. Тот, взяв его, заскорузлым пальцем провёл по трём наклонённым справа налево насечкам. – Вот она, моя метка. Если где ещё такие насечки на ковке увидите, знайте – это работа мастера Выжаты, то есть, значит, моя.
- Ясно, мастер Выжата, - улыбнулся Тенята. – А скажи, мастер, не в обиду будь сказано, если б не было этих насечек, узнал бы ты…
- Узнал бы и без насечек, - кивнул Выжата, - я же эти метки не для себя ставлю, а для людей. Увидят отметины и сразу поймут, что моя это работа, то есть добрая и надёжная. Да и не я один на изделиях свои метки ставлю. Каждый уважающий себя кузнец, на своей поковке какую-нибудь отметину оставляет. Хотя, - Выжата почесал в затылке, видимо это было его привычкой, - есть и такие мастера, которые меток не ставят, творения рук их и без меток узнают. Таких мастеров не много, но это действительно МАСТЕРА с заглавной буквы. А мы, по сравнению с ними, подмастерья зелёные. Ну, да ладно, - Выжата поднялся, - отдыхать хорошо, но и делами заниматься надо. Уж, не обессудьте, люди добрые, пора мне.
- Да, конечно, - согласно кивнул Рудомир, - мы понимаем. Надо, значит надо.
Попрощавшись с кузнецом, друзья направились к городским стенам.
- Эй, люди добрые, собеседники! – услышали они за спиной оклик Выжаты и обернулись. У входа в кузню стояли Выжата и Жемеря. Жемеря, что-то говорил кузнецу. – Послушайте, вам это будет интересно, - Выжата кивнул молотобойцу, как бы говоря, что он всё понял. – За готовыми болтами уже не Ярышка приходил, и окончательно расплачивался тоже не он.
Друзья быстро повернули обратно.
- Кто?
- Имени я его не знаю, но в лицо запомнил, - произнёс кузнец. – Если увижу, то узнаю. Точно.
Тенята умаляющее посмотрел не кузнеца, - может быть сможешь описать того человека? Как он выглядел? В чём одет был?
- Что ж, попробую, - пожал плечами Выжата. – Значит так: одет он был богато, сразу было видно, что не из простых горожан. Сбруя на коне его хороша была, как, впрочем, и всё остальное лошадиное убранство. Сам он держался надменно, чванно. Нос всё воротил, мол, воняет тут у вас…
Тут Выжата прервал свой рассказ и оглянулся. За его спиной стоял отрок, тот, который давеча качал меха кузнечного горна. Он одной рукой дёргал Выжату за рубаху, а другой рукой он протягивал кузнецу тонкую, гладкую дощечку, на которой было что-то изображено. Выжата взял дощечку, взглянул на неё и брови мастера поползли вверх.- Ай, молодец, славно намалевал, - похвалил он отрока. Кузнец протянул дощечку Рудомиру, - вот он.
Друзья посмотрели на рисунок. Там, не гладко отшлифованной поверхности, тонким углём было изображено лицо. – Не может быть, - в один голос воскликнули Тенята и Рудомир.
- Почему же не может? Может, - Выжата посмотрел на картинку, - точно, это он приезжал за готовыми болтами.
Кузнец ласково потрепал отрока по вихрам и не без гордости произнёс, - вот какого сына имею, человека намалюет так, что от живого не отличить. И похоже так, словно брат-близнец, а не картинка.
- Кто бы мог подумать, - улыбнулся Тенята.
- Это точно, - кивнул Рудомир.
Друзья замерев, рассматривали изображение. Они и дальше бы так стояли, если б не кузнец. Выжата, деликатно кашлянув, будто извиняясь, произнёс, - Нам, это, работать пора.
- Да, да, конечно. Мы уже уходим. – друзья закивали головами. Тенята потянул Рудомира за рукав, - Идём друже.
- Да, идём, - ответил Рудомир, и друзья, решительным шагом направились в сторону городских стен. Рудомир, в руках, бережно нёс тонкую дощечку.
Глава 20.
- Это точно он? – Седоус хмуро глянул на Крапиву. Седому варягу очень не хотелось верить в то, что изображённый на дощечке человек – вор, враг и вражий подсыл.
- Я, конечно, клятвы давать не стану, но всё указывает на то, что это он, - спокойно ответил Крапива.
- Как же так? – Седоус досадливо хлопнул ладонью об ладонь, - мы же вместе столько всего… Бывало и последним делились, и в бою друг друга щитами закрывали, одних и тех же девок… Кхм, кхм, - седой варяг смущённо замолчал. Стоявший рядом Крапива, в который раз рассматривал изображённый на дощечке портрет. Для того, чтобы угольные штрихи не размазались или вовсе не стёрлись, дощечку покрыли специальным лаком. От этого лака, изображение получилось ярче и стало не смываемым.
- Кто ещё об этой картинке знает? – спросил Седоус.
- Кроме тебя, батька, меня, двоих моих хлопцев, которые её принесли, и тех кузнецов, которые картинку дали, больше никто, - ответил Крапива.
- Много! К сожалению, очень много, тех, кто об этом знает! – Седоус многозначительно посмотрел на Крапиву, - как бы слухи не пошли ненужные.
- За своих парней я спокоен, не приучены они языки распускать. Ты, батька, и я, тем более не приучены. А с кузнецом я лично переговорю. Объясню ему, что к чему. Хотя, можно и без объяснений, он же не в курсе дела. Прикажу, чтобы держал рот на замке. Ну, и пригрожу слегка. Для пущей острастки.
- Думаешь, этого будет достаточно? – в голосе седого варяга сквозило сомнение.
- Думаю, да, - уверенно ответил Крапива.
- Хорошо, - кивнул Седоус, - действуй. Но учти, если хоть малый слушок появится про это, - Седоус указал на портрет, - ты ответишь своей головой.
- Мне, батька, моя голова дорога, - оскалился в кривой улыбке Крапива, - так, что буду стараться.
- Иди, старайся, - Седоус отпустил десятника.
Отпустив Крапиву, седой варяг взял со стола дощечку с изображением, горестно покачал головой, завернул её в кусок ткани и положил на самое дно сундука, где он хранил, как бы сейчас сказали, вещественные доказательства. Взяв самострельный болт, которым был убит Хват, Седоус положил его на стол, рядом с болтом, которым был убит Ярышка, (Крапива вернул Седоусу болт, вместе с портретом). Седоус наклонился к столу, - ну, просто братья-близнецы. И метки одинаковые. Ай, спасибо тебе, кузнец за смекалку. Теперь, остальные болты не потеряются, по меткам их сразу опознаем. Тем более, что хозяина мы знаем в лицо, - седой варяг посмотрел на сундук.
Выйдя от Седоуса, Крапива направился было к конюшне. Но проходя мимо дружинного дома, решил заглянуть внутрь, посмотреть, чем занимаются на отдыхе вои его десятка. Подойдя к двери, Крапива услышал крик, что-то грохнулось. Он рывком открыл дверь и со словами «что за шум, а драки нет» шагнул внутрь. Притолока дверного проёма была низка, и Крапиве, не смотря на то, что ростом он был невысок, входя внутрь, пришлось пригнуться. И правильно сделал. Чуть выше сантиметра от его головы пролетела увесистая, глиняная кружка, и ударившись о притолоку, со звоном, и треском разлетелась на мелкие куски, обсыпав, при этом десятника мелкой крошкой. От неожиданности Крапива на мгновение замер, но вбитые в мозг боевые рефлексы всё сделали за десятника. Уйдя в нижнюю плоскость, он кувырком преодолел расстояние до бросавшего, и в подъёме нанёс ему двойной удар кулаками в живот и в грудь. Не прекращая движение, Крапива крутнулся вокруг своей оси, пробивая локтём чью-то челюсть. Встав спиной к стене, десятник оценил сложившееся положение. Оказалось, что дальше биться было не с кем. Два разведчика лежали на полу, остальные, сидевшие на лавках, возле противоположной стены, расширенными глазами смотрели на своего командира.
- Что здесь произошло? – голос Крапивы звенел металлом.
- Так, это, - с опаской глядя на десятника, подал голос Калтырь, - Вепрь и Микоша поспорили, кто из них глиняной кружкой с одного броска деревянный костыль в косяк вобьёт. Сначала кинул свою кружку Микоша, да в костыль не попал. Затем настала очередь Вепря, а тут и ты, Крапива, вошёл. Если тебе не трудно, - Калтырь ехидно улыбнулся, - будь добр, глянь, что там с костылём?
Крапива бросил быстрый взгляд на дверной косяк, и ответил, - торчит ваш костыль.
- Что ж, - Калтырь развёл руками, - похоже, оба проиграли…
- Кхе, кхе, - донеслось с пола, - чем это так меня. Ох, еле дышу.
Вепрь, прейдя в себя, держался руками за живот и грудь. Рядом с ним зашевелился Микоша, - чу…, чу…, чуть челюсть мне не вынес. Ты бы полегче, командир.
- Сами виноваты, - строго отчитал их Крапива, - тоже мне, блин, забаву нашли! А если б князь вошёл, а не я? Думайте, что делаете!?
- Про князя то, мы как-то не скумекали, - држась за челюсть прошелестел Микоша.
- Оно и видно, - Крапива с досадой махнул рукой, - лбы здоровые, а ведёте себя как дети. Ладно, хватит по полу валяться, - сменил гнев на милость Крапива, - не так уж сильно я вас. Урок вам на будущее.
Микоша и Вепрь, охая, поднялись с пола, и встали перед десятником, понурив головы. Крапива, внимательно оглядел с ног до головы одного, другого, и довольно крякнув, произнёс, - Ничего страшного, жить будете, до свадьбы заживёт. Но забаву смените, а то в следующий раз войдёт кто-другой, да ещё и нервный, головы вам по отшибает.
- Это ты, батька, нас врасплох застал, - буркнул Вепрь, - если бы…
- Если бы, да, кабы, в носу бы выросли грибы, - оборвал Вепря Крапива, - ты разведчик, и должен быть готов к бою всегда. Враг предупреждать не будет. Враг всегда коварен, на то он и враг.
Крапива укоризненно покачал головой, рассматривая своё воинство, - Вижу, мало я вас гонял, ну, что ж, сами напросились. А, ну, подъём! Все во двор!
Десять здоровых парней кубарем выкатились из сумрака избы на освещённый солнцем двор.
- Построились! – гремел голос десятника. Разведчики выстроились в шеренгу на пяточке заднего двора поварни, рядом со сваленными в кучу кряжистыми колодами. Крапива указал на кучу, - вот, дорогие мои, ваш сегодняшний урок.Переколоть и аккуратно сложить. А, то, гляжу я, что без дела вы с жиру беситесь. Вот тут, жирок-то и растрясёте. Гекша, за старшего. Времени вам, - Крапива на миг замолчал, но тут же, улыбнувшись, продолжил, - как солнце за крышу княжьего терема зайдёт, так, значит, и время ваше вышло. Выполнять!
Распорядившись, таким образом, временем своих подчинённых, десятник направился в сторону княжих конюшен. Подойдя к воротам конюшни, Крапива хлопнул себя по лбу, - Мать честная, совсем забыл! – и стал озираться по сторонам. Увидав пробегающего мимо мальчонку, десятник окликнул его, - Эй, малец! А, ну, подь сюда!
Мальчишка подошёл. – Слышь, малец, - сказал Крапива, - беги на задний двор поварни, там мои ребята дрова колют. Найди там Теняту с Рудомиром, и скажи им, чтоб бегом на конюшню бежали. Передай - Крапива их кличет. А за это, держи, - десятник достал из кошеля медную монетку. Мальчонка, приняв медный грошик, довольно шмыгнул носом и пущенной стрелой унёсся в сторону поварни.
- Звал, батька? – Тенята и Рудомир подошли к Крапиве.
- Седлайте коней, - был им ответ десятника, - поедете со мной.
Выбравшись за городские ворота, всадники увидели над посадом клубы чёрного дыма.
- Ё-ма-ё! – услышал Крапива возглас отчаяния. Оглянувшись, он увидел окаменевшее лицо Рудомира.
- Что случилось?! – рявкнул десятник.
- Так, это же кузня горит! – почти выкрикнул Рудомир.
Всадники пустили коней в галоп.
Десятник и сопровождавшие его разведчики подъехали к месту пожара. Возле полусгоревшей кузни толпился посадский люд, кто с бадьёй, кт с багром, кто с топором, потные, грязные, закопчённые. Подле входа, в луже крови, лежал молодой парнишка. В его горле торчал короткий арбалетный болт. Рядом с ним, лицом вниз, связанный по рукам и ногам лежал человек, возле которого стоял Жемеря, гневно раздувая ноздри. На ещё дымящемся пожарище, с удручённым видом копошился, чем-то изредка позвякивая, кузнец Выжата. Всадники спешились.
- Что здесь произошло? – Крапива оглядел посадцев. – Это кто? - он ткнул носком сапога в связанного. Кузнец, выбравшись из остатков кузни подошёл к Крапиве и дрожащим, то ли от гнева, то ли от обиды голосом произнёс, - Пожгли нас, - и заметив на кафтане Крапивы нашивки, добавил, - десятник. Жили себе, жили, никого не трогали, ни с кем не вздорили, и на тебе…
Кузнец развёл руками, - за, что это нам, чем Богов прогневили? За какие грехи они на нас этого супостата послали?
Выжата, не жалея ноги отмахнул связанному увесистый пинок. Тот всхрюкнул, а затем замычал, пытаясь что-то сказать, но поскольку рот у него был заткнут кляпом, сделанным из куска грязной рогожи, то ничего членораздельного он произнести так и не смог.
- Пошто вы человека связали, да ещё и бьёте? – нахмурился Крапива.
- А не человек это, - пробасил Жемеря, - он душегуб и поджигатель. Это он нашу кузню подпалил. И парня убил тоже он.
- Он, он это! – загудела толпа. Кузнец поднял на Крапиву покрасневшие глаза, - с тобой, десятник, два парня приехали. Вижу, ты у них начальник. А если это так, то вероятнее всего, что по твоему приказу они к нам приходили.
- Да, это так, - утвердительно кивнул Крапива. – Только я их посылал не конкретно к тебе, кузнец. Они до тебя заходили и в другие кузни. Но то, что они искали, нашли, кузнец, у тебя. Поэтому я сейчас здесь.
- Так вот, - продолжил Выжата, - эта тварь, другого слова я для него подобрать не могу, и есть тот, кого вы искали. Это он приходил за готовыми болтами, а сегодня он убил человека и поджёг мою кузню. Он мог убить ещё кого-нибудь, но мы не дали ему этого сделать. Поймали и связали, - сказав это, кузнец присел возле связанного и не церемонясь перевернул его на спину. Взорам окружающих предстало упитанное, холёное лицо, багровое от натуги, со всклокоченными рыжими усами, и выпученными глазами. Это был человек с портрета.
- А ещё я отобрал у него вот это, - Жемеря протянул Крапиве, что-то завёрнутое в рогожу. Развернув грубую ткань, крапива увидел небольшой, но довольно мощный арбалет и берестяной тул с кованными болтами.
- Вот и сложилась картинка, - выдохнул Тенята, - попался с поличным.
- Да, уж, - усмехнулся Крапива, - поличней не бывает. Ну, что, дружок, - десятник наклонился к связанному, - поехали, а то Седоус тебя, уж, заждался.
- М-м-м, м-м-м, - снова замычал связанный.
- А рот-то вы, ему, зачем заткнули? – спросил десятник.
- А он, дядечка, ругался шибко, - раздался звонкий, юношеский голос, - да так непотребно, что было противно слушать. Вот мы рот-то ему и того...
Крапива поднял глаза и увидел стоявшего рядом с Выжатой отрока, лет тринадцати. Тенята и Рудомир недоумённо переводили взгляды с отрока на убитого парнишку.
- Да, жив наш Огонёк, жив, - кузнец погладил отрока по взъерошенным, вымазанным сажей вихрам. И кивнув в сторону убитого, добавил, - этот бедолага видать по ошибке погиб. Я даже не знаю кто он. Эх, вот ведь жизнь… - Выжата вздохнул.
- Я знаю кто это, - из толпы, которая за это время заметно поредела, вышел невысокий, худощавый мужичок. – Воришка, это, местный. Не было у него никого, вот и кормился тем, что у кого стащит. Я сам его у себя во дворе ловил пару раз. Видно, он к вам забрался, пока никого не было, а этот, - метнул гневный взгляд на связанного, - принял его за Огонька и порешил по ошибке.
- А сам-то ты кто? – с подозрением прищурился Крапива, - как звать?
- Так, сосед я, их. Вон мой дом, - мужичок указал на дом, стоявший неподалёку, - Ремезом меня кличут.
Десятник посмотрел на кузнеца. Тот утвердительно кивнул в ответ, - да, точно, Ремез это, сосед наш.
- Значит так, - Крапива принял решение, - едем в город, этого, - он указал на связанного, - забираем с собой.
- А с убитым, что делать? – спросил Выжата.
- Пока пусть здесь лежит, - ответил десятник, - пришлю к вам городских стражников, пускай они с трупом разбираются. А ты, кузнец не кручинься, - Крапива подмигнул Выжате, - князь наш добрый, поможет заново отстроиться.
Кинув поперёк седла связанного злодея, Тенята, Крапива и Рудомир направили своих коней к городским воротам, из которых, к пожарищу уже направлялся небольшой отряд городской стражи. Поравнявшись с ними, Крапива о чём-то переговорил с их старшиной, ярко жестикулируя при этом руками, что на десятника было не похоже.
Глава 21.
Темнота. Подвальная сырость. Где-то, не переставая, капала вода. Капля за каплей, капля за каплей… Под ногами ощущался холодный, каменный пол, вокруг осклизлые влажные стены, по которым, тонкими струйками стекала холодная вода. В одном месте, между хорошо подогнанными друг к другу камнями, был вбит железный, ржавый клин, с такой же ржавой петлёй на конце. К нему была прикреплена цепь (тоже ржавая), собранная из толстых, тяжёлых звеньев. На этой цепи, прикованный за ногу, сидел человек. Он находился в темнице не долго, не дольше часа, но время это ему показалось бесконечностью. Больше всего его угнетала полнейшая темнота. И этот размеренный, сводящий с ума звук – кап, кап, кап… Тишина. Но нет, обострённый в полнейшей тишине слух различил отдалённые звуки шагов. Сверху кто-то спускался по крутым каменным ступеням. Человек, а точнее сказать люди спускались не торопясь. Их было, судя по шагам, не то четверо, не то пятеро. Вскоре шаги стали слышны более отчётливо, можно было даже различить, как позвякивают о камни ступеней подковки, которыми были подбиты сапоги спускавшихся. Глухо скрипнул засов, открылась дверь и в темницу вошли люди…
- Что же, ты, брат, за доброту мою, злом платишь? Почему? – князь Твердислав сурово посмотрел на пленника. Ответом князю была тишина, которую нарушали лишь непереставающее кап-кап-кап…, да треск коптящего факела, который своим тускло-багровым пламенем пытался разогнать мрак темницы. В свете факела цепь, которой к стене был прикован пленник, казалась покрытой не ржой железной, а запёкшейся кровью.
– Отчего молчишь, брат? Ответь – почему, за что? Чего тебе не хватало, Славомир? – глухо прозвучал голос князя. И снова ответом ему была тишина. Славомир, приходящийся князю двоюродным братом, молча сидел на грязном, холодном полу, опустив голову. Твердислав смерил взглядом скорченную, скованную цепью фигуру родственника, затем повернулся к стоявшему рядом Седоусу. – Развяжи ему язык. Он должен рассказать всё.
Князь сделал шаг к двери ведущей прочь из темницы. Шагнув уж было за порог, Твердислав обернулся к Седоусу, - Ты должен узнать всё то, что знает Славомир, но к концу дознания он должен быть жив.
- И не вредим? – уточнил старый варяг.
- Не обязательно. Достаточно, чтобы он был живым, - ответил князь.
- Я понял, княже, - склонил, в поклоне голову Седоус. Склонили в поклоне головы и одетые в тёмно-коричневые хламиды, заплечных дел мастера. Поднявшись почти до самого верха, князь услышал, приглушённый расстоянием, душераздирающий крик. – Чего это, он, так кричит? - подумал князь, - калёным железом его, там, что ли, жгут?
Князь даже не догадывался, как он был прав в своём умозаключении. Хотя была одна неточность, жгли Славомира не калёным железом, а горящей головнёй, однако сути это не меняло. Может быть, с точки зрения гуманности, это было и жестоко, но с точки зрения добычи информации – очень эффективно. Далеко не каждый человек может вынести такие «процедуры», особенно, если палач начинает пытку с мошонки…
------------------------
- Ну-ка, ну-ка, расскажи, друг Выжата, как это ты подсыла вражьего поймал? – допытывался у кузнеца крупный мужчина с окладистой бородой. Несмотря на шум, стоявший в корчме, голос бородача звучал громко и раскатисто.
- Отстань, Махота, поймали и поймали, какая разница, как – отмахнулся кузнец, - да и не я его ловил. Вон, Жемеря у нас главный поимщик, у него и спрашивай. Если б не его кулак…
- Жемеря! – переключился бородач на молотобойца, - похвастай, как это ты его, вооружённого, да голыми руками?
- Отстань, балабол, - хмуро буркнул Жемеря, - нечем тут хвастать. Поймали и ладно.
- А люди говорят, что тебе за поимку этого вора подсыльного, от тайного приказа, благодарность вышла, и денег мешок? – хитро прищурился бородач, - так ли это, аль врут люди?
Жемеря недобро посмотрел на бородача, сжал свои огромные кулаки и начал медленно вставать.
- Что ты, что ты, Жемерюшка? - бородача словно ветром отбросило от стола, за которым сидели кузнецы, - я ж так, интересуюсь по простоте душевной.
Возле бородача возникла фигура хозяина корчмы, - Ты, человече, пошто к добрым людям пристаёшь? Шёл бы отседова, по добру, да по здорову.
Хотя бородач и был человеком крупным, однако, рядом с корчмарём он выглядел хлипковато, так как корчмарь был высотой под два метра, и косой сажени в плечах. И вообще, корчмарь со стороны напоминал медведя, вставшего на дыбы. Бородач опасливо покосился на корчмаря, и оценив его габариты, бочком, бочком покинул заведение.
- Благо тебе, Петкун, - поблагодарил Выжата хозяина корчмы, - избавил нас от этого трескуна. Большего балабола чем он, я ещё не встречал, языком треплет, как помелом метёт.
- Что есть, то есть, - кивнул в ответ Петкун, - смотришь на него, вроде бы нормальный человек снаружи, а внутри – гниль сплошная. Хлебом не корми, дай оговорить кого-нибудь, аль сбрехать чего.
Тут, корчмарь, воровато оглянувшись, подсел к кузнецам. Он еле втиснул своё тело между столом и лавкой, и смущённо кашлянул, - Ну, а мне расскажите, как дело было?
- Тебе расскажем, - улыбнулся Выжата, - ты язык за зубами держать умеешь…
- Погодь, - Петкун выбрался из-за стола и направился к стойке.
Вернувшись, он поставил на стол здоровенный жбан с духмяным пивом, - это поможет твоему рассказу. Горло промочишь, если пересохнет. И не отказываться! Я угощаю.
Ароматное, свежее пиво потекло в кружки. Отхлебнув добрый глоток, кузнец начал свой рассказ: - Зимой началась эта история. Припёрся, как-то раз, к нам Ярышка. Я с ним особо-то знаком не был, так, здравствуй, да прощай. И уж, чем, ему наша кузня приглянулась, я не знаю, но пришёл он тогда, именно к нам. Пришёл, значит, и говорит, мол, работа есть срочная. А мы, как говориться, в ту пору на мели были. Любой работе рады даже за пару медных грошей. А он нам в задаток золотой дал. Так, что кобениться я не стал, согласился сразу. Даже не спросил, что делать надо. Не до жиру нам тогда было, не до жиру.
Кузнец отхлебнул пива, посмотрел на молотобойца, на Огонька. Лица их были не веселы, видно, вспомнили ту зиму-завируху.
- А, что за работа была? Какое дело, Ярышка этот, вам предложил? – корчмарь от нетерпения заёрзал на лавке. Лавка под ним жалобно затрещала.
- Работа оказалась на удивление проста. Болтов самострельных надо было наковать, - небрежно махнул рукой Выжата, - два по десять штук.
- И он тебе за это выложил задатком целый золотой? – удивился Петкун, - что ж это за болты такие?
- Самые обычные, - пожал плечами кузнец, - но, ты, сейчас удивишься ещё больше, - Выжата сделал паузу, - тот, кто забрал эти болты, мне заплатил ещё два золотых!
- Вот это да! Два золотых!? – воскликну корчмарь. – А ваш поджигатель-то не из бедных. Ведь это он забрал болты? Я ничего не перепутал?
- Он, гад, - нахмурился кузнец, - эх, знать бы заранее, что именно так всё обернётся, я бы того Ярышку на порог кузни не пустил.
- Во, во, - подал голос Жемеря, - взашей его надо было, взашей. Эх, если бы не нужда! Жрать шибко хотелось, вот и купились на тот золотой…
- Это понятно. А, дальше, что было? – Петкун вернул рассказ кузнеца в исходное русло.
- Дальше-то? Да ничего дальше не было. Забрал злодей болты, дал золотые и ушёл. Вот и всё. Хотя нет, не всё. Попросил он нас не трепаться о том заказе. А нам то, что, дело это не наше, значит и трепаться, об этом незачем.
- Да-а-а, - протянул корчмарь, наливая в кружки пиво, - вот так история!
- А, тут, позавчера, - кузнец поднял кружку, - заходят к нам два молодца, - Выжата отхлебнул, на его усах осталась пивная пена, - и показывают болт самострельный, мол, не вы ли делали? Я, по правде говоря, про эти болты и забыл уже давно. А, чего мне о них помнить, сделал, ну и ладно. А, тут, гляжу – моя работа, мои зимние болтики. Посмотрел я на болты, на молодцев этих, и подумал, « Эх, Выжата, влип, ты, в историю».
- Это почему, ты, так подумал? – придвинулся корчмарь к кузнецу.
- Видел, я, этих молодцев у Седоуса на подворье, вои это княжьи, - кузнец многозначительно поднял вверх палец. - А раз так, то не из праздного интереса они ко мне пожаловали, да ещё и кованный мною болт с собой принесли. Но сразу хочу сказать, на их расспросы отвечал как есть, без утайки. А Огонёк им, ещё и лицо душегуба изобразил на доске.
- Так может быть, душегуб, за это с вами поквитаться решил? – корчмарь посмотрел на кузнеца.
- Может и так, - кивнул в ответ кузнец и хлебнул из кружки. – Ну, так вот, вчера, мы все, и я, и Жемеря, и Огонёк пошли на пристань. Решили поглядеть есть ли, что интересное у купцов заморских для дела кузнечного. Приспособления какие-нибудь, аль ещё что. Правда, как оказалось, зря сходили. Для нашей работы ничего интересного не было. Так, несолоно хлебавши, и вернулись. Подходим, значит, к кузнице, а этот гад уже солому под стрехой подпаливает. Жемеря подскочил к нему и к-а-а-а-к молотнёт кулаком ему по башке! Злодей даже хрюкнуть не успел, брык на землю и лежит себе смирненько. Тут и я с Огоньком подоспели, глянули живой, аль нет? Жив оказался, только без сознания. На всякий случай связал я его, чтоб не сбёг никуда, как очнётся.
- А, пламя?
- Огонь под стрехой мы быстро сбили. Но он же, вражий потрох, что сделал? Он же, нашу кузню ещё и внутри подпалил! Дверь открыли, а внутри полыхает, и возле порога тело лежит. Схватил я, то тело и наружу вытащил, да уже поздно было, помер парнишка. Я сначала подумал, что он угорел от пожара, ан, нет. Болт самострельный у него в горле торчал. Мой болт, вот этими руками выкованный, - Выжата положил на стол свои крупные, узловатые руки, потемневшие от жара кузнечного, со следами застарелых ожогов.
- Да, невесёлая история, - вздохнул корчмарь.
- Да, уж, - кивнул кузнец.
- И чем же всё закончилось?
- Да тем и закончилось, - ответил Выжата, - пожар потушили, спасибо люду посадскому, за помощь. Злодея спеленали, обыскали, и нашли у него самострел необычный. Маленький такой, но довольно мощный. А ещё тул с болтами нашли. С моими болтами. Это, что ж получается, - Выжата почти всхлипнул, - этот гад пришёл убивать меня и моих братьев моими же болтами? Это, что же такое на свете белом происходит?
Кузнец уронил голову на свои мозолистые руки и заплакал.
Глава 22.
- Ну, что, Седоус? - Твердислав жестом предложил старому варягу сесть, - долго ли держался Славомир?
- Какое, там, князь, - махнул рукой седой варяг, - сразу соловьём запел. Даже в пах головнёй не успели ткнуть, как он раскололся до самого копчика.
- Ой, ли?
- Так и было, - седой варяг хитро улыбнулся. – Дело в том, княже, что в моём приказе есть парнишка, который в таких делах дюже смекалист. Бывает, такого страху-ужаса напустит на пойманного злодея, что и пытать уже не надо. Пойманный сам начинает рассказывать, да так, что останавливать приходится. А со Славомиром вот, как вышло: только с него портки стянули, да горящую головню к причинному месту подносить стали, он, тут, как заорёт диким криком, словно головня у него уже в паху. И тут же облегчился, как по малой, так и по большой нужде. Теперь даже и не знаю, то ли от страха это он, то ли, действительно, терпел долго, а тут оказия такая случилась. Вот и оконфузился перед всеми.
- Ну, ты, это, - нахмурился князь, - не шибко-то глумись. Чай, он мне всё ж таки родственник.
- Репей, он, огородный, - смело глядя в глаза князю, расправил плечи Седоус, - крапивник. А я, ведь, этому вору, в своё время, чуть было, побратимство не предложил. Но видно Боги тогда мою руку удержали. Видно тогда уже знали о его гнилой натуре. А ты говоришь – родственник. Родственники так не поступают, - закончил свою отповедь седой варяг.
Князь слушал старого друга-соратника, опустив голову. Не думал он, что розыск предателя, таким, вот, образом обернётся. Что двоюродный брат врагом окажется. Но князь всегда остаётся князем, и думы его направлены не на отношения родственные, а на благо княжества. Твердислав поднял голову и посмотрел в глаза Седоусу, - так какому хакану продался сей вор?
Седоус отрицательно покрутил головой, - нет, княже, хаканы здесь не причём. Не в них дело. Хаканы – инструменты в умелых руках. Ромеи здесь замешены. Оттуда ниточки тянутся, из-за моря.
- Ромеи, говоришь? – Твердислав сжал кулаки. – Всё неймётся им. Хотя понятно, кому нужны сильные славены? Ясный перец – никому. А уж тем более им, псам ромейским. Ну, да, ладно, как они сами говорят «кто предупреждён – тот вооружён». Значит, говоришь, до пыток дело не дошло? – князь снова переключился на Славомира.
- Так и есть, княже, не дошло, - ответил Седоус, - слегка волосы на груди попалили и всё. Так это ж разве пытка? Так – забава для доблестных мужей. Так, что, как ты и указывал, Славомир жив, и даже здоров.
- О многом он поведал?
- О многом, княже, о многом, - Седоус усмехнулся, - говорил так, что писарь наш, за ним записывать еле успевал. Выдал Славомир всех: и подручных своих, и хозяев кому продался за золото и посулы заманчивые. Он, ведь, оказывается и веру ромейскую уже принял, от Богов наших отрёкся.
- Так, он, это всё из-за веры затеял?
- Что ты, княже, не в вере дело. Власти он захотел. На твоё место метил, князем стать восхотел.
- И давно он так?
- По его словам уж года три, почитай будет, как он к ромеям перекинулся.
- Если он к ромеям переметнулся, то зачем тогда с хаканами якшался?
- Так ведь, хаканы степные сами, порой ромеям служат, за их щедрое золото. Любят ромеи чужими руками грязную работу делать. Вместо того, чтобы, как мужи достойные войском пойти, так – нет. Они или наймут кого-нибудь, или подкупят. Или перессорят всех друг с другом. И называют ромеи эти свои козни мерзкие – политикой. А вся их политика, на самом деле, это обман, подкуп и предательство. Я тебе, княже, так скажу, сколько знаю ромеев, сколько их повидал, всяк из них так или иначе пытался со мной схитрить. Я скорее степному мергейсу поверю, чем ромею. Гнилой они народ, ненадёжный. Ромей тебе улыбается, а сам за спиной ножик в руке держит. И горе тебе, если доверяясь его улыбке, ты к нему спиной повернёшься.
- Да, уж, - кивнул Твердислав, - ненадёжный народ. Пообещать и не сдержать слово, это у них в порядке вещей. Сам пару раз на этом обжигался.
Князь тяжело вздохнул и замолчал, прикрыв глаза. Медленно тянулось время. Молчал князь, молчал Седоус, и только стрёкот сверчка нарушал тишину.
- Кхе, кхе, - напоминая о себе кашлянул седой варяг. Князь открыл глаза. Взгляд его ярко-голубых глаз был ясен и твёрд.
- Со Славомиром-то, что делать будем? – спросил Седоус.
- Со Славомиром – было видно, что князь уже принял решение, - поступим так, как он того заслужил. Вору – ворово.
Седоус красноречиво провёл ребром ладони по горлу.
- Ну, Седоус, зачем же так? Экий ты кровожадный. Нет, мы сделаем так, что вора накажут его же хозяева.
- Не понял? – поднял брови седой варяг.
- Видишь ли, друже Седоус, ромеи не только наши враги, но и очень хорошие учителя. Воспользуемся их же методами, - князь недобро усмехнулся. – И пускай, потом не обижаются. Мы сделаем вот, что: Славомиру нужно устроить побег…
Степь широкая, раздольная, бескрайняя. Ковыль вымахал пешему по грудь, конному по стремя. От границ славенских, вглубь степи, раздвигая мощной грудью высокую траву, мчался конь, неся на себе, низко пригнувшегося к конской шее, всадника. За ним, широким полумесяцем, с криками и гиканьем, шла погоня. Однако, как погонщики не старались, расстояние до беглеца у них сократить не получалось. То ли конь у сбега уж очень добрым оказался, то ли ещё какая причина была. Но факт оставался фактом – погоня медленно, но верно отставала. Когда конь со всадником превратились в еле заметную точку, старший погони поднял вверх руку и начал сдерживать коня.
- Возвращаемся! – крикнул он.
Всадники развернули коней…
- Ну, что? – спросил Седоус у вошедшего в палаты Крапиву.
- Эх, батька! – громко, с досадой, чуть ли не простонал Крапива, - не догнали мы беглеца! Ушёл! Не вели казнить!
- Не рано ли, Крапива, я тебе полусотню доверил! - громогласно пробасил седой варяг, а затем хитро улыбнулся и жестом подозвал Крапиву к себе. Крапива подошёл. Седоус приблизил свои губы к уху полусотника и тихо произнёс, - по делу говори.
- Всё отлично, батька, - так же тихо ответил Крапива, - разгон мы ему дали хороший. До самого становища хакана Бахтамчи без передыху скакать будет.
- Ну и добро, - удовлетворённо тряхнул чубом седой варяг.
- Батька, ты уж пошуми на нас для достоверности, - шепнул Крапива.
- В этом даже не сомневайся, - кивнул Седоус, - шумну обязательно. И это, - седой варяг подмигнул Крапиве, - готовьтесь к ссылке, опальные вы наши. На заставу вас отправлю, Старовою в подкрепление. За одно дружка своего давнего проведаешь, - варяг улыбнулся, - соскучился поди, Крапивой по другу?..
Славомир, по степняцки скрестив ноги, сидел возле тлеющих углей очага. На его плечи был накинут расшитый узорами, синего бархата халат. В руке он держал наполненную кумысом пиалу. Рука слегка подрагивала, от чего капли кумыса переливаясь через край, падали на угли очага, издавая при этом шипение и неприятный запах жжёного бараньего жира, который заботливые руки добавили в кобылье молоко.
- Значит, сбежал? – произнёс хакан Бахтамчи, не сводя со Славомира своих раскосых глаз.
- Сбежал, Великий хакан, - кивнул предатель, отхлебнув из пиалы. Несколько капель кумыса остались на его обвисших, рыжих усах. – Еле ушёл от погони, если б не конь мой проверенный…
- Да, - покивал головой Бахтамчи, - видел я твоего коня. Хороший скакун, очень хороший. Не подаришь? – блеснул глазами хакан.
- А и подарю, - добродушно улыбнулся Славомир. – Забирай моего коня, хакан. Пускай служит он тебе так же верно, как и мне.
Взгляд Бахтамчи потеплел. Он, как истинный сын степи понимал толк в лошадях. А конь Славомира и вправду был очень хорош. Для степняка, будь он хоть хакан, хоть самый распоследний бедняк, лучшего подарка, чем конь, и не придумать. Хакан ударил в ладоши. Перед ним словно из под земли вырос, заменивший Саламбека, Менгехан. Менгехан был дальним родственником Великого хакана, он примчался на помощь к Бахтамчи, как только узнал о событиях, происходивших в ставке орды.
- Юрту Селевемера (так кочевники переиначили на свой манер имя беглеца) поставьте рядом с моим шатром. Селевемера обеспечьте всем необходимым. Всё что тебе понадобится, - Бахтамчи дружески похлопал Славомира по плечу, - всё будет. Одежда, оружие, кони, женщины. Всё, что пожелаешь. Для такого дорогого гостя мне ничего не жалко, - улыбнулся Великий хакан. А про себя подумал: «И под присмотром моим неусыпным будешь, потому что не верю я тебе, славенский пёс».
- Благодарю тебя, Великий хакан, - приложив руку к груди, ответил Славомир, - я всегда считал и считаю тебя своим другом.
- Я тоже считаю тебя своим другом, - улыбнулся в ответ Бахтамчи, - а для друга мне ничего не жалко. Чувствуй себя как дома, - хакан снова похлопал Славомира по плечу. А про себя подумал: «Но не забывай, что в гостях».
Славомир приложил руку к груди и жарко поблагодарил хакана, совсем не подозревая об истинном, к себе, отношении предводителя степняков.
Отхлебнув ещё кумыса, Славомир обратился к хакану, - А не скажешь ли, уважаемый хакан, скоро ли объявится Феодосий? Как долго ждать его прибытия?
- Скоро объявится, скоро, - не переставая улыбаться, ответил Бахтамчи. – Три, четыре дня и Феодосий будет здесь. А ты пока поживи у меня, отдохни, наберись сил. А то Феодосий придёт, а ты худой, бледный, уставший. Попеняет мне тогда Феодосий, что я такого дорогого гостя, брата его по вере, голодом морил и не обихаживал как следует. И мне тогда будет стыдно. А это нехорошо, когда мне, Великому хакану, покорителю народов перед кем-то стыдно, будь то хоть сам кесарь Цареградский. Мне, Великому хакану, ни перед кем стыдно быть не должно! Так, что отдыхай, отъедайся, набирайся сил.
Хакан движением руки показал Славомиру, что аудиенция закончена. Наблюдая за тем, как славенский перебежчик, торопливо допив кумыс, встал и отвесив поклон, удалился, Великий хакан думал о том, что какие же, всё таки у этих славен труднопроизносимые имена. То ли дело у них, у степняков, Бурунгидуй, Алдыкштынтай, или Тандуштургай…
Когда Славомир покинул шатёр, Бахтамчи подозвал Юсуфа.
- Слушаю тебя, Великий хакан, - произнёс верный слуга.
- Кликни-ка ко мне Тумпельчу, - приказал Великий хакан.
Тумпельча припал на колено и приложил руку к груди, - Слушаю и повинуюсь Великий хакан.
- Я хочу знать всё о побеге Селевемера, - произнося имя беглеца, Бахтамчи поморщился так, словно откусил от кислого яблока.
- Слушаюсь и выполняю, повелитель, - произнёс Тумпельча и быстрым шагом покинул шатёр.
- Керимхан! – позвал Бахтамчи.
- Да, отец, - отозвался Керимхан.
- Подойди ко мне. Сядь рядом.
Керимхан подошёл и сел подле отца.
- Гляжу я на тебя, сынок, и вижу – гложет тебя что-то, покоя не даёт. Расскажи мне, что тебя тревожит, что мысли твои занимает?
- Ты как всегда прав, отец. Твоей прозорливости нет предела, - Керимхан опустил взгляд и замолчал.
- Говори, сын, я слушаю, - хакан внимательно посмотрел на понуро сидящего юношу, - это женщина?
Керимхан кивнул, - Да, отец. Это Юлда.
Хакан нахмурил брови, - дочь предателя? Забудь о ней, сын!
- Отец! – вскинул голову Керимхан, - но, ведь, не она тебя предала! С теми, кто предал, мы уже покончили. А она, просто девушка! Уверен, что Юлда не причастна к заговору. Я думаю, она даже ни о чём не догадывалась. Прости её, отец! Сердце моё разрывается на части, ноет и болит, от того, что не вижу её!
- Эх, сынок, - невесело усмехнулся хакан и похлопал сына по плечу, - может ты и прав, может и невиновата она ни в чём. Но зачем же тогда сбежала? А знаешь ли ты, - в голосе Бахтамчи зазвучала сталь, - что тех, кто отправился за ней в погоню, нашли убитыми, а твоя ненаглядная исчезла без следа?
- Нет, отец, я этого не знал.
- Так, теперь знай!
- И всё равно, отец, я уверен в её невиновности. А люди погибли не от её руки. Сам посуди, отец, смогла бы хрупкая девушка справиться с опытными, проверенными в боях воинами?
- Однако, - неуверенно произнёс хакан, - девушки разные бывают.
- Согласен, - кивнул Керимхан, - когда я был в Хербане, даже знал трёх таких, которые голыми руками могли полусотне отважных мергейсов головы поотрывать, и при этом даже не вспотеть. Но Юлда – другое дело! Она нежная, робкая девушка!
- Так куда она тогда делась? Почему прячется? Почему не придёт и не скажет: «Я ни в чём не виновата»?
- Боится она, отец, потому и прячется. А может быть, она в плен попала! К тем, кто погоню убил! А теперь и рада вернуться, в надежде на милость твою, да не может. Отец! - Керимхан встал перед отцом на колени, - дозволь мне отправиться на её поиски!?
Бахтамчи молча, смотрел на сына. В его глазах плясали весёлые огоньки. Как же Керимхан напоминал ему самого себя в молодости. Такой же отважный, благородный. Готовый за любимой пуститься хоть за тридевять земель.
- Не пущу, - прервал молчание Бахтамчи. Плечи Керимхана дрогнули. – Одного не пущу, - продолжил Бахтамчи, - возьмёшь с собой полусотню Гульдуша. Да и его тоже возьмёшь с собой. Будет он тебе добрым советником и помощником.
Керимхан поднял на отца счастливые глаза, - благодарю тебя, отец.
- Ладно, - Бахтамчи погладил сына по голове, - иди уже. Вижу, что не терпится тебе.
Каримхан, как в детстве, благодарно ткнулся лбом в плечо отца и пущенной стрелой покинул шатёр Великого хакана.
- Эх, молодость, - вздохнул хакан, провожая взглядом, покидающую шатёр, фигуру сына.
- Коня! – прозвучал за белым пологом голос Керимхана. Донеслось лошадиное ржание, что-то звякнуло, послышался удаляющийся топот копыт.
- Ну, а мы, умудрённые жизнью мужи, займёмся делами житейскими, - Бахтамчи посмотрел на Юсуфа, - зови ко мне моих советников, будем думать, как нам дальше жить.
Юсуф, отвесив поклон, направился к выходу. – Да, и позови Гуюк-Опока! - крикнул слуге вдогонку Бахтамчи, - что-то давненько он мне не камлал.
Глава 23.
Вернувшись к шатру Великого хакана, Керимхан, лицом к лицу столкнулся со Славомиром. Перебежчик явно кого-то поджидал. Завидев Керимхана, он приложил руку к груди, - Здравствуй, Керимхан, да будет лёгким твой путь.
- И ты здравствуй, Селевемер, - ответил Керимхан. А поскольку Славомир загораживал ему дорогу, добавил, - Пропусти, спешу к отцу, попрощаться.
Однако, славен не спешил пропускать молодого хакана. Изобразив на лице улыбку, Славомир произнёс, - С отцом проститься – это правильно, старших надо уважать, - затем лицо славена стало серьёзным, - прослышал я, Керимхан, о твоём несчастье.
- Ты это о чём? – наследник в упор посмотрел на Славомира. Тот, выдержав взгляд молодого багатура, продолжил, - пропала твоя ненаглядная Юлда. Говорят, ты собрался на её поиски?
- Н-да, - усмехнулся Керимхан, - и как это ты так всё быстро узнаёшь?
- Земля слухами полнится, но сейчас речь не об этом, молодой хакан.
- Я тебя слушаю, - Керимхан скрестил руки на груди, - надеюсь, ты меня не зря задерживаешь?
- Не зря, Керимхан, не зря. Думается мне, что я могу помочь в поисках твоей Юлды.
- Что?
- Извини, Керимхан, я, наверное, тихо и невнятно говорю, - усмехнулся Славомир, - что ж, повторю, мне не трудно. Я могу помочь тебе в поисках твоей Юлды. Я теперь хорошо сказал? Ты всё расслышал?
Керимхан подался к Славомиру, - Ты знаешь, где она? Не томи, отвечай! – в голосе степняка звучали нотки надежды.
- Я почти уверен, что видел её, - произнёс Славомир.
- Где, где ты её видел? Когда?!
- Это было за пару седмиц до моего бегства, - поведал славен. – Из похода вернулись разведчики, они привезли с собой девушку-степнячку. И хоть на ней были славенские одежды, но ты же понимаешь – лицо дочери степей, невозможно перепутать с лицами дев славенских. И если та девушка действительно твоя ненаглядная, то мне остаётся тебе только позавидовать. Хороша, слов нет.
Лицо Керимхана нахмурилось, - она была пленена?
- Мне так не показалось, Керимхан. Девушка ехала на отдельном коне, свободно, наравне со всеми. И воины, с которыми она приехала, на мой взгляд, были к ней благосклонны.
Керимхан дёрнулся, лицо его побледнело, глаза метнули молнии.
- Нет, нет, молодой багатур, - поспешил успокоить Керимхана, Славомир, - ты неверно понял мои слова. Я хотел сказать, что воины не видели в ней врага, только и всего. И ничего больше.
Кровь стала возвращаться к лицу молодого хакана. Успокоившись, он спросил, - Где она сейчас может быть?
- Где она сейчас я не знаю, - ответил славен, - но когда я был в Клинце, то жила она в тереме княжьем, и ей оказывали уважение, как знатной особе. Ни притеснений, ни обид не чинили. В этом можешь быть уверен. Так, что, уж и не знаю как, но путь твой лежит в земли славенские, к князю Твердиславу. Это всё, что я хотел сказать тебе, Керимхан. Не смею больше задерживать, - Славомир сделал шаг в сторону, освобождая степняку путь. Керимхан, в знак благодарности кивнул беглому славену, и вошёл в шатёр
- Отец, - Керимхан приклонил колени перед Великим хаканом, - я, только что узнал…
- Я всё слышал, сынок, вы довольно громко разговаривали, и я стал невольным свидетелем вашей беседы, - произнёс Великий хакан, поднимая с колен Керимхана. – Что могу сказать тебе, сын? – хакан задумался. – Если то, о чём тебе рассказал этот славен – правда, то трудный тебе выпадает жребий, очень трудный. Славены народ суровый, и нас, сыновей степи они не жалуют, и по правде говоря, имеют на это полное право. Так, что, сынок, хорошенько подумай, совать тебе голову в пасть славенского волкодава, или нет. Стоит ли этого Юлда?
Керимхан посмотрел на отца. Тот усмехнулся, - вижу, сынок, что ты уже сделал выбор. Ну, раз так, то послушай совет твоего старого отца: если ты всё же решил идти к славенам, то иди к ним с открытым сердцем. Славены народ правдивый. Будешь с ними честен, может и выгорит твоё дело, а будешь юлить, обманывать, то может случиться так, что в этой жизни нам уже и не свидеться. Так, что, сынок, хорошенько запомни – славены больше всего превозносят честность, благородство и отвагу. Иди, сын, да сопутствует тебе удача.
Отец с сыном крепко обнялись, Керимхан по старой привычке ткнулся лбом в плечо отца и быстрым шагом покинул, сияющий золотым шитьём шатёр.
- Что делаю, что делаю? – покачал головой Бахтамчи, - единственного сына посылаю к шайтану в зубы…
Находившиеся в шатре советники, в знак сочувствия, тихо зацокали языками…
Керимхан отправился из становища отца ещё до полудня, намереваясь за оставшийся световой день покрыть как можно большее расстояние. Сопровождавшая его полусотня еле поспевала за влюблённым юношей. Не останавливаясь, выбирая кратчайший путь, отважные степные воины неслись навстречу свое судьбе, неизведанной, и может быть, опасной. Что ожидало их впереди? Скорая, кровавая сеча и быстрая смерть от словенской стрелы или булата? А может быть долгое, но приятное путешествие? Кто знает, кто знает? Как говориться «Неисповедимы пути богов, но предопределена судьба человека». Однако, молодость редко задумывается над такими вопросами, в молодости всё просто и ясно. Поэтому, Керимхан, покачиваясь в такт бега своего коня, не думал о предстоящих опасностях, которые уже, наверняка, поджидали ослеплённого любовью юношу. Керимхан, подставив встречному ветру разгорячённое лицо, думал о той, к которой его влекло влюблённое сердце. Но, рядом с влюблённым юношей, был тот, кто прекрасно понимал, что поход в земли славенские не будет устлан букетами из степных маков и тюльпанов. Полусотник Гульдуш, которому, Бахтамчи поручил сопровождать и охранять Керимхана, воином был опытным, умелым, а главное, с головой на плечах. Причём, голова у него была, как говориться, не только малахай носить. Знал Великий хакан кому поручить столь ответственное задание.
Керимхан, на крыльях нетерпения, всё подгонял и подгонял коня, направляя его бег туда, где заходило солнце, туда, где в разлуке, тоскуя и мучаясь, проводила свои дни несравненная Юлда. Сердце рвалось из груди молодого багатура, мысль его неслась далеко впереди, намного опережая бег коня. От этого, Керимхан всё настёгивал и настёгивал скакуна, заставляя того бежать всё быстрей и быстрей. Это продолжалось до тех пор, пока сопровождавший его Гульдуш не поравнялся с молодым хаканом и не крикнул: «Не торопись, отважный Керимхан. Убавь бег своего коня. Если мы будем мчаться в таком темпе, то в итоге, загоним лошадей. А пешим ходом добираться до цели будет гораздо дольше, чем конным порядком». Керимхан, совладав над эмоциями, перестал нахлёстывать скакуна, и даже начал слегка сдерживать его бег.
* * *
Вторые сутки шёл нудный дождь. Скорее даже не дождь, а мелкая водяная пыль, которая липкой паутиной висела в воздухе, проникая во все малейшие отверстия и расщелины, чем крайне досаждал людям. Глуздята, это хмурое утро встретил на наблюдательной вышке, силясь хоть что-то разглядеть сквозь водяную пелену, но, по правде говоря, это ему плохо удавалось. Буквально на расстоянии пятидесяти шагов, очертания предметов расплывались, а ещё шагов через двадцать, вообще растворялись в серо-белёсой пелене дождя.
- Ну и погодка, - передёрнул плечами наблюдатель, - ни шиша не видно. Вот, выскочат сейчас из этого дождевого облака супостаты, пустят стрелу калёную, так я и тревоги поднять не успею.
Не зря говорят, что мысль материальна. Не успел Глуздята до конца додумать свою мысль, как из серой пелены дождя, словно стая демонов, выскочила группа всадников.
- Вспомни чёрта, так он и появится, - ругнулся Глуздята, и схватив железный прут принялся выбивать по висевшей пластине сигнал тревоги. Во дворе заставы появились одетые в брони дружинники. Заскрипели ступени, и возле наблюдателя выросла фигура Старовоя, – Кто!? Где!?
Глуздята указал рукой на всадников, замерших при первых звуках поднятой тревоги. Старовой, молча разглядывал непрошенных «гостей». Струйки воды стекали по металлу его доспехов, по лицу, но он не обращал на это никакого внимания. Взгляд его был прикован к замершим, неподалёку от стен заставы, всадникам. – С полсотни будет, - произнёс Старовой, - степняки.
Над заставой повисла зловещая тишина. Ни лязга металла, ни ржания коней, ни слова, ни звука. Всё замерло, только тихий шелест дождя вносил некий диссонанс в эту тишину. Но вот, среди степняков началось движение. До ушей заставщиков донеслась, приглушённая шелестом дождя, гортанная степняцкая речь. Старовой напряг слух, пытаясь разобрать, то, о чём говорили между собой кочевники. За долгую службу, воин научился понимать язык мергейсов, но шум дождя, словно вата, глушил и скрадывал звуки.
От группы мергейсов отделилось трое всадников, двое из них, на глазах изумлённых заставников, сняли с себя оружие и передали его третьему степняку. Затем, в знак мирных намерений, подняли вверх руки и тронули своих коней. Подъехав почти вплотную к закрытым воротам заставы, мергейсы остановили коней. Раздался молодой голос, говоривший по славенски с небольшим акцентом, - Я, Керимхан, сын Великого хакана Бахтамчи. Рядом со мной полусотник Гульдуш. Мы пришли к вам с миром.
Всадник замолчал в ожидании ответа. Ответом ему была тишина и шум дождя.
Через некоторое время, видимо устав «наслаждаться» тишиной, всадник произнёс, - Я понимаю, всё что сейчас, здесь, происходит – необычно. Но я говорю правду, мы прибыли к вам с миром. Могу ли я переговорить с вашим начальником?
Ответом снова была тишина. Старовой, давно покинувший сторожевую вышку, стоял внутри надвратной башни, и с её высоты, внимательно рассматривал степных «гостей». Наконец, придя к какому-то решению, зычным голосом произнёс, - Что тебе нужно, сын хакана Бахтамчи? И если у тебя действительно мирные намерения, зачем ты привёл с собой воинов?
Керимхан вскинул голову, - У меня всего пятьдесят всадников. Их со мной послал Великий хакан. Это моя охрана. Сам знаешь, степь непредсказуема, всякое может случиться. Ведь не каждый мергейс знает сына Великого хакана в лицо. А нужно мне самую малость, пропустите меня в ваши славенские земли.
- Ишь, чего захотел! Ещё чего! А не пойти ли ему!… - донеслись из-за стен заставы возмущённые голоса, - Больше ему ничего не надо?! Не пущать!!!Не верим ему!!! Воровство он затевает!!!
Керимхан молчал. Только красные пятна проступившие на его смуглой коже, да чётче обрисовавшийся контур скул, говорили о буре бушевавшей в груди молодого хакана. Гульдуш хотел было, что-то сказать, но молодой багатур положил ему на плечо ладонь, и опытный воин осёкся, опустив голову. Подождав пока стихнут возмущённые голоса заставников, Керимхан продолжил, - Если вы дадите мне своё разрешение на проезд, то дальнейший путь я проделаю один, а мои воины уйдут обратно в степь, где будут дожидаться моего возвращения. Или вы, - Керимхан улыбнулся, - испугались одинокого степняка, собравшегося мирно путешествовать по вашей земле?
- Если бы мы испугались, - отозвался Старовой, - то не стояли бы на рубежах нашей земли…
- Мы не боимся, ни одного, ни десяток, ни тысячу степняков, - нахмурил брови Крапива, давно подошедший к Старовою, но молчавший до сих пор. - Не тебе попрекать нас трусостью!
- Я знаю об отваге и доблести славенских багатуров, - Керимхан приложил к груди руку, сопроводив это движение лёгким поклоном, - и приношу извинения за неудачно заданный вопрос. Прошу вас впустить меня и моего полусотника внутрь, а то неудобно через ворота кричать.
- Что думаешь, Крапива? – Старовой посмотрел на командира разведчиков. – Впустить или перестрелять всех к едрене …
Крапива хмыкнул и покрутил головой, - Перестрелять, конечно, можно, но от живых проку больше. Перебьём их и не узнаем зачем они здесь, чего хотят на самом деле, а с живыми поговорим – много чего нового узнаем.
- Ну, значит, так тому и быть, - Старовой посмотрел внутрь двора заставы, где напротив ворот, выстроились ратники. – Откройте ворота, впустите «дорогих гостей», - отдал он команду. Четверо воев бросились выполнять распоряжение Старовоя, а остальные, закрывшись червлёными щитами, нацелили жала копий на открывающиеся ворота, дабы встретить во всеоружии любую неожиданность со стороны кочевников. Заскрипел воротный брус, который с большим усилием сдвинули недюжие вои. Один из створов ворот приоткрылся, но лишь на столько, на сколько понадобилось для того, чтобы могла протиснуться лошадь, несущая на себе всадника. Славенские лучники, расположенные на стенах, натянули луки. Керимхан и Гульдуш, медленно двинули своих коней в образовавшуюся щель. Оставшиеся снаружи кочевники, молча наблюдали, как сын Великого хакана и их командир въехали в приоткрывшиеся ворота…
- Так какое дело привело тебя к нам? – Старовой пристально глядел на с интересом озирающегося по сторонам Керимхана.
- Может, в дом пригласишь, славенский мырза? – вопросом на вопрос ответил Керимхан, - а то на улице как-то сыровато, да и разговаривать не совсем удобно.
Старовой нахмурился, а Крапива напротив – улыбнулся, - Мне нравится твоя наглость, сын степи.
Славенский полусотник повернулся к Старовою, - Может и вправду, под крышу перейдём? А то, у меня от этого дождя кольчуга скоро заржавеет.
- Ну, в дом, так в дом, - хмурясь, буркнул Старовой. Он жестом предложил степнякам спешиться и проследовать за ним. Стоявший у дверей воин услышал, как проходивший мимо него командир недовольно произнёс, - Мир, наверное, перевернулся. Чтобы я, когда-нибудь принимал у себя в доме степняков…
Войдя в дом, без особого желания, но следуя традициям гостеприимства, нежданных гостей усадили за стол, предложив им еду и питьё. Гульдуш от угощения отказался, а Керимхан, весело глядя на Старовоя, произнёс, - Благодарю за предложенную честь, давно мечтал попробовать знаменитые славенские пироги и квас.
Старовой нахмурился ещё больше, а Крапива покрутил головой и позвал повариху, - Весена! Принеси порогов и квасу! Желание гостя – закон. Весена вошла в комнату, в одной руке она держала глубокую, глиняную мису, доверху наполненную ароматными, румяными пирогами. Другой рукой она прижимала к пышной груди, запотевший жбан. Увидев, для кого она старалась, окаменела лицом, и подойдя к столу, чуть ли не швырнула мису на покрытые скатертью доски, а жбан шваркнула так, что часть кваса замочила скатерть. Проделав всё это, повариха скрестила руки на груди, и презрительно окинув взглядом степняков, удалилась. Гульдуш, с восхищением наблюдал за Весеной, и когда та удалилась, в его раскосых глазах мелькнуло сожаление. Керимхан недоумённо посмотрел на сидевших напротив Старовоя и Крапиву.
- Ты на неё не обижайся, багатур, - вздохнул Крапива. – Пять лет тому назад, её мужа, ваши до смерти посекли. С тех пор, в каждом мергейсе, она видит своего личного врага.
- Я всё понимаю, - кивнул в ответ Керимхан, - перед отъездом отец сказал мне «Славены нас не любят, и имеют на это полное право».
- А за что, нам, любить вас? – скрипнул зубами Старовой, - за то, что вы к нам с огнём, да с мечём, приходите?..
- Ты, гость, угощайся, - Крапива прервал речь Старовоя, и слегка ткнул под столом его сапог. Он придвинул к молодому мергейсу мису с пирогами, и налил из жбана в ковш кваса. Керимхан взял румяный пирог, понюхал его, откусил маленький кусочек, и брови степняка довольно подскочили вверх. Жуя пирог, Керимхан удовлетворённо щурился. Съев один пирог, степняк потянулся за другим. Прикончив второй, он отхлебнул из ковша одним глотком чуть ли не половину содержимого.
Пока Керимхан ел, Славены хранили молчание. Нехорошо во время еды отвлекать гостя, будь он даже, хоть ненавистный степной мергейс.
- Благодарю за угощение, - покончив с едой, произнёс молодой багатур, - пироги и вправду замечательны. И квас тоже. Правда, ничего похожего на этот напиток, я не пробовал.
- Если ты насытился, сын хакана, то, может быть, объяснишь уже, какой дэв, шайтан, шурале или кто там у вас, выгнал тебя из юрты в такую даль и в такую погоду? – спросил Крапива.
- Когда я покидал стан отца, погода была хорошая. А в путь меня погнало вот, что, - Керимхан невесело вздохнул. – Несколько лун тому назад, при определённых обстоятельствах, пропала одна девушка. Людей, отправившихся на её поиски, нашли убитыми, а девушка бесследно исчезла.
Пока Керимхан рассказывал, Крапива с большим вниманием слушал, то одобрительно кивая головой, то удивлённо вскидывая брови, то иронично улыбаясь.
Закончив свой рассказ, Керимхан с мольбой посмотрел на славен и тяжело вздохнул.
- Опиши её, - попросил Крапива, - какая она из себя?
Молодой мергейс встрепенулся, глаза его засияли, - Краше её нет на всей земле, - начал он, - её глаза словно…
- Всё ясно, - перебил его Крапива, -
Волосы черны как смоль,
Глаза словно звёзды сияют,
Словами сердечную лечит боль,
Красивей и милее не знаю…
- Так, ты её видел!? – обрадовался Керимхан, - как, ты всё точно описал, и волосы, и глаза.
- Ну, если в моём описании, - улыбнулся Крапива, - ты и вправду узнал свою ненаглядную, то получается, что я её видел. Хотя, - Крапива хитро прищурился, - если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, то обучаясь в Хербане, наверняка, захаживал в книгохранилище и читал знаменитого Чжен Вая? Или же, ты, всё-таки не Керимхан, и в Хербане никогда не был?
- Нет, славен, - гордо выпрямился степняк, - я Керимхан! Сын Великого хакана Бахтамчи! А в благословенной Хербане, мне довелось провести четыре года. И в книгохранилище я захаживал! Только меня интересовал не сладкоречивый Чжен Вай, с его стихами, а великий стратег Хо Тун До и его книга «Об искусстве войны», которую, за четыре года я изучил от корки до корки.
- О! – поднял брови Крапива, - ты изучал труды Хо Тун До? А внимательно ли ты читал эту книгу?
- Я же сказал, что от корки до корки…
- Если, ты, внимательно читал, - перебил степняка Крапива,- то сейчас бы, не говорил с таким небрежением о Чжен Вае. Ведь Чжен Вай любимый поэт великого стратега, в чём Хо Тун До сам не раз признавался. И не только признавался, но и приклонялся перед его искусством слагать стихи. Ну, да, ладно, что-то мы отвлеклись. Ещё раз спрашиваю – какая она из себя? Только не надо снова говорить, что глаза её как два агата, брови словно соболя. Отвечай чётко и ясно: нос такой-то, губы такие-то и так далее. Понятно тебе, сын хакана?
Керимхан кивнул в ответ и как смог, набросал словесный портрет Юлды.
- Могу тебя обрадовать, - улыбнулся Крапива. Он встал и обойдя стол подошёл к Керимхану, - Жива твоя ненаглядная. Жива и здорова. Понравился ты мне, молодой багатур. Помогу я тебе, так и быть.
Старовой недовольно посмотрел на полусотника, но Крапива, несмотря на недовольство старого вояки, продолжил, - Помогу, хотя не в моих правилах степнякам помогать. Но тут случай такой, - Крапива усмехнулся, - любовь!
Вот ты ему сейчас поможешь, - угрюмо пробурчал Старовой, - поженятся они, и наплодят мергейсов на наши головы.
- Вечно ты во всём тёмную сторону видишь, - поморщился Крапива.
- В отношении степняков – да! Жизнь меня научила, что не могут мергейсы и славены в мире жить. Не могут и всё тут!
Керимхан поднялся, встал и Гульдуш. – Я понимаю, - произнёс молодой хакан, - нет у вас ко мне доверия, да я его пока ничем и не заслужил. Одно могу сказать – нет у меня против вас ни злого умысла, ни дурных намерений. Правда, я не знаю, как вас в этом убедить, - Керимхан развёл руками. В избе повисла гнетущая тишина. Первым тишину нарушил Старовой. Он посмотрел на Крапиву и тихо спросил, - Ты всё-таки решил поверить этому степняку?
Крапива в ответ, молча, кивнул.
- И помочь?
- Да, Старовой.
- Что ж, поступай как знаешь. Но я никому из них помогать не собираюсь, - Старовой выбрался из-за стола и подошёл к двери. Уже переступив порог, он оглянулся, - Но и мешать не буду.
Хлопнула дверь, в избе остались Крапива, Керимхан и Гульдуш.
- Значит так, Керимхан, в отличие от Старовоя я, всё-таки, попробую поверить в твои мирные намерения, и в то, что явился ты к нам за своей возлюбленной, а не как шпион. Попробую поверить и помочь, - полусотник улыбнулся в свои пышные усы. – Если ты не испугался прийти к нам в поисках своей невесты, то это значит, что ты действительно её любишь, и любовь твоя чиста. Только вот, что, - Крапива в упор посмотрел на Керимхана, - не разочаруй меня, молодой хакан.
- Я клянусь тебе, славенский мырза, - Керимхан прижал руку к груди, - помыслы мои чисты и нет в моих словах обмана.
- Ну, вот и славно, - кивнул Крапива. – Поезжай в Клинец-град. Там твоя звездоокая. В провожатые дам тебе пару воев. Ребята умелые, вдвоём, целого десятка стоят, - и увидев тревогу во взоре Гульдуша, добавил, - не беспокойся, полусотник, под их охраной с молодым хаканом в наших краях ничего не случится.
Через час от стен заставы отъехали четверо всадников. Один из них направил коня к ожидавшим своего командира степнякам. Остальные, пришпорив коней, направили их бег вглубь славенской земли.
- Эй, Керимхан! – прозвучал со стены заставы голос Крапивы, - Ты, при случае, Чжен Вая всё ж таки, почитай! Девушкам стихи нравятся!
Глава 24.
До стольного города Клинца, Керимхан и сопровождавшие его Тенята и Рудомир (а как ты думал, уважаемый читатель, кому мог доверить такое ответственное дело Крапива?) добрались без приключений. Если, конечно, не считать того, что при виде конного степняка, жители приграничных весей, шарахались от него как чёрт от ладана. Некоторые хватались за дубьё, но Тенята и Рудомир быстро улаживали подобные неувязки. За тем и посланы были Крапивой. Погода установилась. В синем небе светило солнце, снова щебетали занятые своими заботами птицы, деревья расправили поникшие, было, от дождевой влаги ветви и нежно зашелестели ярко-зелёной листвой, навевая покой и умиротворение. Керимхан, на протяжении всего пути как мальчишка крутился в седле и цокал языком в знак своего восхищения. Раскосые глаза его, то и дело расширялись в радостном изумлении. В конце концов, молодой багатур подытожил, - Да-а-а, красиво у вас. Всё так живо и глаз радует. Особенно понравились деревья, - он чуть запнулся, - белые такие, с чёрными чёрточками.
Тенята улыбнулся, - это берёзы.
- Берёзы? – переспросил Керимхан, и произнёс ещё раз, словно пробуя на вкус каждую букву – берёзы. Красивое название.
- Так у красивых деревьев и названия красивые, - Рудомир, выехав чуть вперёд, вытянул руку, указывая на небольшую берёзовую рощицу, мимо которой они проезжали.
- О! Красноголовый багатур, - воскликнул Керимхан, - я с тобой совершенно, согласен! У красоты и названия красивые. Например, та, которую ищу, очень красива. Так у неё и имя под стать её красоте – Юлда!
Керимхан мечтательно улыбнулся, а Тенята смущённо переглянулся с Рудомиром. Честно говоря, на славенское ухо, это женское имя было как-то не очень… Но, что поделаешь, для степняка Керимхана это имя было желанней желанного, слаще сладкого. А как вы хотите? Это же имя его любимой. Опять же, язык другой, обычаи…
Кони шли рысью, выбивая копытами, лёгкие облачка пыли, из плотно утрамбованной тысячами ног и копыт, дороге, ведущей к стольному граду князя Твердислава. Чем ближе было до столицы, тем чаще стали попадаться пеший люд, всадники и гружёные, всякой всячиной, телеги. Практически у всех кто видел фигуру Керимхана, брови удивлённо взлетали вверх. У многих в глазах загорался недобрый огонь. У кого-то рука сама тянулась к оружию. Керимхан всё это видел, и было это ему неприятно. Однако он не подавал вида, прекрасно осознавая, что любить его славенам было не за что, и мысленно благодарил Крапиву за предусмотрительность. Далеко бы он уехал один, без Теняты и Рудомира, внушительная фигура и хорошо подвешенный язык которых, сослужили ему уже не раз добрую службу? Кое кто интересовался, что за «птицу» сопровождают разведчики, на, что, те коротко отвечали «княжье дело». И этого было достаточно. Но в большинстве случаев, местные жители при встрече, вопросов не задавали, а только молча, с нескрываемой ненавистью во взгляде провожали фигуру степняка. Всадники, пришпорив коней, обогнали общий поток и минуя предместье, на хороших рысях подъехали к городским воротам. Стража, завидев Керимхана, схватилась за копья. - Спокойно, ребята! – Тенята в очередной раз выехал вперёд, - этот мергейс с нами. Княжье дело!
Стражники нехотя опустили копья, и отойдя в сторону, пропустили троицу в городские ворота. Возле кромовых ворот стража оказалась более выдержанной. Одетые в доспехи вои княжьей дружины проводили всадников взглядами, не хватаясь за оружие. Как потом оказалось, основной причиной этому был Рудомир. Он, ненамного опередив Теняту и Керимхана, успел предупредить стражу о необычном «госте». Троица оставила коней у коновязи. Подойдя к терему, Керимхан увидел на верхней ступени крыльца, как ему сначала показалось, старика с длинным чубом цвета снега. Но присмотревшись, молодой мергейс убедился, что от стариковского в нём были только избороздившие лицо морщины, да глубокая седина. Фигура этого славена вызывала уважение. Могучие плечи, твёрдая осанка, пронзительно- цепкий взгляд. Всё это говорило о том, что перед Керимханом стоит воин – опытный, умелый и опасный. Седой воин жестом приказал степняку подняться. Тенята и Рудомир остались внизу. Перед тем как подняться, Керимхан тихо спросил Рудомира, - Кто это?
- Это Седоус, - ответил рыжеголовый.
Керимхан поднялся и предстал пред ясным взором седого варяга. – По здорову, тебе, быть, - по-славенскому обычаю приветствовал Керимхан Седоуса.
- Да хранят тебя священные небо и огонь, - на степной манер ответил седой воин, и жестом предложил Керимхану следовать за ним. Молодой хакан послушно двигался за славеном, краем глаза заметив, что за ними шли две фигуры, одетые в коричневые хламиды. Двигались эти двое так, что если в голове Керимхана и были какие-то «глупые» мысли, то они моментально улетучились.
Помещение, куда привели Керимхана, представляло собой небольшой зал, посередине которого стоял массивный, дубовый стол. Стены зала были увешаны щитами, оружием, а так же искусно выделанными головами охотничьих трофеев. За столом, во главе с Твердиславом, сидели славены и внимательно разглядывали вошедшего степняка. Во взглядах умудрённых жизнью мужей читались у кого интерес, у кого внимание, у кого безразличие, но ни у кого из них, во взгляде не было ненависти. Керимхан посчитал это добрым знаком. Молодой мергейс стоял и терпеливо ждал, когда к нему обратится славенский князь. А тот не спешил с расспросами, мол, надо тому, кто пришёл, а мне не надо. Твердислав о чём-то тихо шептался с Седоусом, периодически, испытующе поглядывая на Керимхана. Остальные славены поглазели на степняка, поглазели, да и занялись своими делами. Кто-то продолжил прерванную беседу, кто-то встал из-за стола. Казалось, что о молодом багатуре все забыли. Но это только казалось. Коричневые балахоны внимательно следили за каждым жестом, за каждым взглядом мергейса. Наконец, когда у Керимхана терпение подошло к концу и он уже подумывал о том, как бы так, ненавящево напомнить о себе, Твердислав закончил шептаться с седым варягом и обратился к степняку, - Вижу, молодой хакан, ты терпелив. Это похвально. В твоём возрасте сие качество дорогого стоит. Что ж, подходи к столу, садись, - князь указал Керимхану на отдельно стоявшую подле стола скамью. – Отдохни с дороги, подкрепись едою, питьём, - князь хлопнул в ладоши, - угощение моему гостю!
В зал вошли отроки. В руках они несли уставленные всевозможной снедью подносы.
- Угощайся, гость, - предложил Керимхану князь. Мергейс отвесил Твердиславу полный достоинства поклон, - Благодарю тебя, князь, только не за едой и питьём я к тебе явился. Хотелось бы сразу к делу перейти…
- Видимо поспешил я похвалить юношу за терпеливость, - князь посмотрел на Седоуса. В ответ старый варяг только пожал своими необъятными плечами.
… а уж потом можно будет и угощение княжеское отведать, - словно не заметив слов Твердислава, закончил Керимхан.
- Ну, если только так, - усмехнулся князь. – Хорошо, молодой багатур, давай сначала о деле поговорим. И, что же привело тебя ко мне?
- Я ищу девушку, князь.
- А почему ты ищешь её именно у меня?
- Люди говорят, что видели её у тебя, князь.
- Да? – удивился Твердислав, - и как же зовут, ту, которую ты ищешь?
- О, князь, у неё чудесное имя, её зовут Юлда…
На протяжении всего разговора князь и его приближённые, то и дело прятали улыбки и отводили глаза, в которых проскальзывала озорная искорка (голубиная почта уже доставила сообщение, зачем к Твердиславу едет молодой хакан). А Керимхан, ослеплённый любовью, ничего не замечал. Он говорил и говорил о своей возлюбленной, словно изливая душу, в которой так наболело от разлуки с любимой. Славены слушали влюблённого юношу молча, не перебивая, давая Керимхану полностью выговориться.
-…и вот поэтому, князь, я здесь, - закончил свой рассказ Керимхан.
- Да-а-а, - покачал головой Чубат, - любовь, это, да…
- Что ты раздакался, тут дело серьёзное, а ты всё да, да,… - осёк Чубата Седоус. – Это надо обмозговать. Как считаешь, княже?
Твердислав кивнул, - обмозговать надо, обязательно. Вот только, для улучшения мысли, неплохо было бы по чарке мёда опрокинуть. Эй, там, кто-нибудь, - князь привстав, махнул рукой, - мёду нам, да позабористей, - и посмотрел на побледневшего степняка, - а, что, молодой хакан, пробовал ты, когда-нибудь, мёд славенский? Нет? Ничего, сейчас попробуешь. Надо же когда то начинать!
У Керимхана опустились плечи. Он слышал от тех, кто пробовал славенский хмельной напиток, о его коварстве, о том каковы бывают последствия возлияния. Но отказаться от угощения он не мог. В зале повисла тишина. Князь нетерпеливо крикнул, - Ну, где мёд?!
- Несут, несут! - раздались голоса. Керимхан услышал, как от двери к столу прошелестели лёгкие шаги и замерли прямо у него за спиной. Он обернулся и увидел, одетую в степняцкий убор невесты Юлду, с кувшином в руках. Керимхан вскочил. От избытка чувств у него перехватило в горле и вместо слов из его рта раздались нечленораздельные звуки, что-то наподобе а-ы-а-е-а-ы-а. А девушка стояла молча. Лишь обхватившие кувшин, побелевшие костяшки пальцев, да предательски дрожавшие ресницы говорили о буре чувств, которая творилась сейчас в душе степной красавицы.
- Заберите у девушки кувшин, - усмехнулся князь, - ещё уронит невзначай, и не отведаем мёда, поднесённого невестой. Ну, Керимхан? – князь впервые обратился к мергейсу по имени, - узнаёшь свою ненаглядную?
- Да, о Великий князь! – воскликнул Керимхан, - это она!
- Кхе, ну, так уж и великий, - смущённо кашлянул Твердислав. Хотя лёгкий прищур глаз говорил о том, что слышать такие слова было ему приятно.
Юноша и девушка стояли друг напротив друга, глаза их сияли от избытка чувств. Князь встал и подойдя к Керимхану, сказал, - Чего ты замер, обними девушку, или что там у вас в таких случаях делать полагается?
Керимхан дёрнулся, словно очнувшись ото сна, и полез рукой к себе за пазуху. Коричневые балахоны напряглись, но как оказалось напрасно. Мергейс вынул из-за пазухи тряпицу, завязанную узлом. Развязав узел, юноша достал из тряпицы круглую серебряную пластину, и разломив её на две части, подал одну часть девушке. Юлда, покраснев от смущения до корней волос, с небольшим поклоном приняла половинку серебряного диска, прикрепив его к пёстрой, цветастой ленте у левого виска. Лицо юноши, словно солнце осветило. Он улыбнулся, посмотрел на Твердислава, который не преминул спросить, - И, что это означает?
- Она согласна, великий князь! – воскликнул Керимхан. Глаза его сияли от счастья.
- Вот и славно, вот и замечательно, - улыбнулся Твердислав.
--------------------
Сопровождать в обратный путь Керимхана и его невесту, князь Твердислав отрядил сотню Любима, ну и Теняту с Рудомиром, конечно, куда же без них.
- Передай отцу, - напутствовал молодого мергейса, князь,- что со славенами лучше в мире жить, чем во вражде. Если к нам с добром, то и мы добром платим, ну, а ежели к нам со злобой, то от нас милости не жди.
- Да, уж, - улыбнулся Керимхан, - с вами лучше торговать, чем воевать.
- Вот, вот, лучше торговать, да добра наживать - одобрительно кивнул Твердислав. Он хлопнул в ладоши, к нему подошли двое слуг, в руках они держали по сундучку. – Прими, Керимхан, в знак наших добрых намерений подарки, для тебя и для твоего отца, Великого хакана Бахтамчи.
- Благодарю тебя, великий князь, за подарки - Керимхан в знак благодарности поклонился князю, - и за мою Юлду, - Керимхан влюблёнными глазами посмотрел на невесту.
К ним подошла княгиня, в её руках был изысканной работы ларец – Юлда, - обратилась она к степнячке, - прими этот ларец, как приданное, дочка. Ты, за это время, нам, как родная стала.
Княгиня притянула к себе молодую степнячку и поцеловала в лоб, ближе к левому виску, и передала ларец засмущавшейся девушке. А Твердислав сказал, - Ну, парень, береги её, никому в обиду не давай, и сам не обижай. Ты ещё даже не знаешь, какое тебе сокровище достаётся.
Князь, по отечески погладил Юлду по покрытой узорчатым платом голове, и слегка подтолкнул её к Керимхану. Юноша взял в свою ладонь нежные девичьи пальчики, и гордо вскинув голову, произнёс, - Клянусь, что никогда в жизни, ни словом, ни делом не обижу свою ненаглядную. Да и как можно обидеть ту, которую любишь всем сердцем.
От всеобщего внимания девушка покраснела до корней волос.
- Эх, вы, мужчины, вогнали девицу в краску, - покачала головой княжна. Она обняла степнячку и что-то быстро шепнула ей на ушко. Юлда, в ответ потупив взгляд, кротко кивнула.
Князь махнул Любиму рукой.
- По коням! – прозвучала команда, и сотня всадников, через секунду оказалась в сёдлах. - Счастливой дороги! – напутствовали молодых мергейсов князь и княгиня.
Тенята и Рудомир подвели степнякам коней. Керимхан помог невесте сесть в седло, затем, не касаясь стремени, лихо вскочил на своего скакуна. А как оказались в сёдлах Тенята и Рудомир, так, того никто и не заметил.
Глава 25.
Молодость, молодость, бурлит кровь в жилах, играет. В эту пору хочется много сделать, многого достичь. И если любить, то навсегда, а если ненавидеть, так до смерти – и никак иначе. И если – друг, так друг, а враг – так враг. В это время всё кажется простым и лёгким. Сомнения придут позже. Гораздо позже. А сейчас - ветер в лицо, душа нараспашку и всё вокруг принадлежит только тебе: и небо, ласковое, чистое, манящее в свою даль светло-синюю, и леса, проносящиеся мимо летящего во весь опор, твоего же скакуна, и любимая женщина, до которой можно дотронуться, только руку протяни. И люди, сопровождающие тебя, хоть и враги, но на поверку честные, смелые, благородные люди, которые, невзирая на давнюю вражду, сделали для тебя так много хорошего…
Керимхан улыбнулся своим мыслям. Странное дело, за всё, как ему сначала показалось, опасное путешествие по славенским землям, ему, степняку, здесь ни разу не угрожала настоящая опасность. И даже сейчас, сотня Любима, посланная с ним Твердиславом, была, скорее, не конвоем, а почётным сопровождением.
Всадники двигались хорошей рысью. Рудомир, державшийся позади степняков, заметил, как Юлда о чём-то спросила Керимхана, и тот, в ответ, пожав плечами начал усердно вертеть головой по сторонам, словно кого-то разыскивая.
- Может, нужда, какая у девушки? – подумал Рудомир и пришпорил коня. - Случилось, что, княжич? - Поровняв коня с Керимхановым скакуном, Рудомир кивнул в сторону степнячки.
- Моя кюрюльтю, интересуется будем ли мы проезжать мимо заставы, где Весняна обитает? – ответил молодой хакан.
- Успокой свою невесту, княжич, - улыбнулся Рудомир, - будем. По правде говоря, мы туда и направляемся. Если ты успел заметить – дорога та же.
- А я на дорогу не гляжу, - довольно усмехнулся Керимхан, - мне есть на кого глядеть.
Он бросил на фигуру степной красавицы взгляд полный нежной любви…
Нескончаемым потоком двигалась конница. Сотни, тысячи, десятки тысяч, оставляя после себя утоптанную твёрдыми конскими копытами, без единой травинки, землю. Словно полчища саранчи, сметая всё на своём пути, подчиняя, порабощая, убивая, двигалась на запад, раскинувшаяся на всю ширь степную, конно-людская масса. Всадники, не знающие ни пощады, ни милосердия. И горе народам, оказавшимся на их пути. Без жалости, не задумываясь, уничтожали они всех, кто встречался им. Не щадили ни детей, ни стариков, а те, кто оставался в живых, жалели, что не умерли. Не завидная выпадала им доля, ох не завидная.
Что побудило этот народ сняться с привычных мест? Голод, стихия, жажда наживы, славы, крови? Сейчас уже не ответить. Но этот исход внёс такие изменения в жизнь других народов, о которых они и сами не подозревали. Да, что там не подозревали, они об этом даже не думали. Им это было надо? Слава богам, что их путь лежал южнее лесного края, в котором обитали славены. Так, что княжество Твердислава почувствовало на себе лишь лёгкое дуновение этого страшного «урагана». Да и не были целью, тех, несметных полчищ, дремучие, труднопроходимые для конницы леса и чащобы. Их целью были богатые западные державы. Вот, где было чем поживиться! А ломать коням ноги по буреломам лесным, да собой комаров кормить – увольте.
Ворота заставы были заперты. На стенах виднелись фигуры, как славен, так и степняков. Разглядев это, Керимхан удивлённо посмотрел на стоявшего рядом Теняту, - это, что должно было случиться, чтоб мергейсы, вместе со славенами в одной крепости, не друг от друга, оборону держали?
- Да, степной княжич, - настороженно прищурившись, ответил воин, - похоже, что-то очень серьёзное загнало твоих мергейсов на территорию заставы, и что-то не менее серьёзное заставило Старовоя их туда впустить.
- Что случилось, почему стоим? – с досадой в голосе произнёс, подъехавший сотник, - до заставы всего ничего осталось. Чего вы на опушке столпились?
- А, ты, Любим, к заставе повнимательней присмотрись, - осадил его Тенята, - тебе там странным ничего не кажется?
- Чего ещё, там странного? – Любим прикрыл ладонью-козырьком глаза, от стоящего в зените солнца и долго разглядывал притихшую заставу. А поскольку командиром сотник был грамотным и справным, то пока он разглядывал заставу, его вои рассыпались вдоль лесной опушки и изготовились к бою. Каждый воин и каждый десятник знали, что им делать и без лишних команд. Заметив это, Керимхан вздёрнул бровь, - что это, сотник, твои нукеры без команды к бою изготовились?
- Так и должно быть, ханыч, - оторвался от разглядывания заставы Любим, - у меня в сотне дармоедов нет. Каждый знает, что и как ему следует делать в любой ситуации. Так, чего ж, лишний раз воздух командами сотрясать? А вон там, - сотник кивнул в сторону заставы, - так не должно быть. Всё не так, - процедил сквозь зубы, Любим, - на стенах стоят вперемешку мергейсы и славены. Как они там вместе оказались – непонятно. Но понятно другое - все они неживые.
- Что? Как неживые? – чуть ли не выкрикнули сразу три глотки.
- Пока я их разглядывал, а разглядывал я их долго и внимательно, ни один из тех, кто стоит на стенах, ни разу не пошевелился. Да, ветер треплет их одежду, волосы, но сами фигуры воев неподвижны. А зачем бы им стоять и не двигаться? - Любим обвёл всех взглядом. – То-то и оно!
- Значит, ты думаешь, что и отряд Керимхана и заставщики кем-то перебиты? – Тенята, хмурясь, посмотрел на Любима.
- Да, я так думаю. И ещё я подозреваю, что внутри заставы засада…
К сотнику подбежал Межата, десятник, командующий головным дозором, - батька, на заставе и возле неё нас ждёт засада! Всадники, много!
- Сколько, много?
- Мои наблюдатели насчитали сотен пять. Не меньше. И это только те, кого удалось обнаружить.
- Думаешь, что есть ещё?
Межата пожал плечами, - не уверен, но не исключено.
- Ладно, - Любим натянул на руку боевую рукавицу, - будем считать, что их не меньше пяти сотен. И для того, чтобы нам с этими татями силой сравняться, нам нежно быть в пять раз сильнее. Не так ли? – Любим улыбнулся, но его улыбка не предвещала врагам ничего хорошего.
Оставив дозорных наблюдать за заставой и её окрестностями, Любим отвёл своё воинство вглубь леса.
- Ну, что, друзья-браточки? - обратился Любим к собравшимся возле него десятникам, - давайте думать, как нам быть, что делать? Кто начнёт?
Вперёд выступил Стрым, невысокий, с припорошенным сединой чубом, десятник. Застарелый, от уха до подбородка шрам на его лице, выделялся белой полосой. Чуть прищуренные, василькового цвета глаза, придавали взгляду десятника некую хитринку. – Я на этой заставе не раз бывал. Окрестности знаю очень хорошо. Есть тут неподалёку болото…
- Что проку нам от этого болота? – спросил Любим.
- Хорошо бы, заманить в это болото, хотя бы часть тех, кто нас поджидает, а дальше топь сама всё сделает, - закончил Стрым.
- И как ты себе это представляешь? – усмехнулся Добыня, командир десятка лучников, - пускай сами в болоте потонем, но врага за собой утянем?
- А зачем самим тонуть? – удивлённо вскинул брови Стрым, - я тропу знаю, по ней через болото на твёрдую землю и выйдем. А басурмане, - Стрым хищно улыбнулся, - ну, им, уж, как повезёт.
- Где болото? – в глазах Любима загорелись огоньки.
- Если ехать в сторону заставы, то по правую руку и будет. С пол перестрела от дороги уже топь и начинается. Очень хорошее болото, если тропы не знать, то выбраться из него шансов нет.
- Хорошее, говоришь, - усмехнулся Любим, - ну раз хорошее, так ты им и займись.
- Слушаюсь, - кивнул Стрым.
- Ещё какие мысли есть? – спросил сотник.
- Дозволь молвить? – произнёс подошедший с Тенятой и Рудомиром, Керимхан.
- Говори, ханыч, - кивнул Любим. Никого не удивило, что на этом импровизированном совете слова попросил степняк. Во время военных действий командир должен быть один. Это понимали все. Поэтому Керимхан, Рудомир и Тенята безоговорочно приняли единоначалие Любима.
- Если дашь мне десятка полтора нукеров, обязуюсь подпустить на заставу «красного петуха». А то как-то невежливо получается, - усмехнулся степняк, - мы в гости приехали, а нам ворота не открывают.
- Тоже дело, будут тебе вои - ответил сотник. Он обернулся к Добыне, - поступаешь со своим десятком под хаканово начало. И вы тоже, - Любим посмотрел на Теняту и Рудомира. Тенята молча кивнул, а Рудомир хитро улыбнулся и развёл руками, - оно и понятно, куда же мы от ханыча.
Совет длился ещё с полчаса. Выслушав всех, установив порядок и последовательность действий, Любим отпустил десятников и ставшего под его руку Керимхана. Возле себя он оставил только Родмира. – Мы с тобой, друже Родмир, займёмся земляными работами. Бери свой десяток и веди его сюда.
Через пять минут, перед Любимом выстроился десяток Родмира.
- Оставь одного воя степнячку охранять, - обратился сотник к Родмиру, - а чтоб скучно ему не было, пускай за лошадьми приглядит. Они нам в ближайшее время не понадобятся. Остальные – за мной.
Любим, уверенным шагом направился в сторону дороги, по которой его отряд добрался до этих мест.
Глава 26.
Солнце миновало зенит и устало клонилось к закату. На дороге ведущей к заставе, показались всадники. Десяток славенских воев, словно ни о чём не подозревая, беспечно рысил, взбивая конскими копытами дорожную пыль. Было жарко, лёгкий ветерок слегка тревожил верхушки высоких степных трав. Вокруг царили покой и умиротворение. Но, когда славенские вои оказались примерно посередине, между лесом и заставой, слева от них, из высокого ковыля, словно сказочные демоны, как из-под земли, поднялись вражеские всадники. Было похоже, что прячась в высокой траве, всадники не покидали сёдел своих коней. Над степью раздался дикий вой. Всё произошло быстро и неожиданно. Однако, славены не растерялись, а дружно развернув коней и обгоняя друг друга, понеслись прочь от вражеской конницы, забирая вправо. Видя, что «добыча» уходит, вражеские всадники с гиканьем и уханьем рванули вдогонку. Но стена леса всё ближе и ближе. Вот первый славен скрылся за спасительными деревьями, за ним – второй, третий… Последний славен, подскакав к кромке леса, словно в насмешку над преследователями, обернулся и послал в сторону догонявших его всадников, одну за другой пять стрел. И все стрелы нашли свои цели. Затем, он спрыгнул с коня, и медленным шагом вошёл в лес, ведя своего коня в поводу. Преследователи, увидев к себе такое пренебрежение дико взвыли, и сокрушающей всё на своём пути лавиной, пылая жаждой мести, ринулись вслед за славеном. Как только последний непрошенный гость скрылся за стволами деревьев, из леса, всё по той же дороге, выскочила славенская конница во главе с Керимханом. Каждый всадник держал в руке горящий факел. Доскакав до заставы на расстояние пущенной стрелы, славены остановили коней. Через секунду, в сторону заставы понесся рой, обмотанных горящей паклей стрел, за ним ещё, и ещё, и ещё… Отстрелявшись, лучники развернули коней и пустились с места в галоп, оставляя за спинами зарево пожара и поднявшихся из засады чужаков. Славены мчались обратно к лесу, но в отличие от первой группы, они забирали влево от дороги, увлекая за собой лавину визжащих от ненависти, вражеских всадников.
В это время, в лесной чаще, там, где скрылась сотня чужаков, раздался душераздирающий вопль, и ломая кусты подлеска, на степной простор выскочила одинокая лошадь. Она дико храпела, испуганно выпучив глаза, и до самой холки была измазана болотной грязью. Это был знак, сидящим на высоких соснах наблюдателям, откуда они следили за развитием действий. Выскочившая на открытое место лошадь означала, что с чужаками покончено. Один из наблюдателей ловко спустившись на землю, припустил к Любиму с докладом.
Гнавшийся за лучниками отряд чужаков, с разгона влетел в лесные заросли, и тут же попал в отлично устроенную засаду. Овраг, переделанный человеческими руками в длинный и глубокий, утыканный заострёнными кольями ров, замаскированные «волчьи ямы», соединённые в клети колья, подающие на всадников сверху, несколько десятков срезней, летящих навстречу чужакам – вот неполный перечень «гостинцев», которыми славены попотчевали непрошенных гостей. Не прошло и четверти часа, как и этот отряд чужаков перестал существовать. По правде говоря, это даже не было боем, это было форменное избиение. Да, кто-то может сказать, что это жестоко, но ведь, чужаков сюда никто не звал. И заявились они, наверняка, не цветы степные собирать, а убивать, грабить, да насиловать. Так, что славены вывалили на головы пришельцев всё своё «радушие», и обижаться на «холодный» приём чужакам не пришлось.
- Славное начало, сотник! – на поляну, где Любим обосновал стан, выехал улыбающийся Керимхан, - часа не прошло, пары сотен чужаков как небывало!
- Рано радоваться, ханыч. Сейчас начнётся самое трудное, - хмурясь, буркнул Любим, оборачиваясь к подбегавшему к нему наблюдателю. – Что там у тебя?
- Батька, к нам в тыл движется какой-то отряд! – выкрикнул запыхавшийся воин.
- Чужаки!?
Воин не успел ответить, как рядом затрещали кусты. Славены, ощетинившись сталью, мгновенно изготовились к бою.
- Эй, эй! – сквозь треск кустов послышался знакомый, зычный голос, - аккуратней там! Не дай Богам стрелка с тетивы сорвётся, подстрелите меня как куропатку!
Из кустов, пред ясны очи наших героев выбрался Олав. Любим дал отмашку, стрелки опустили луки, мечники убрали мечи в ножны.
- Здорово, Любим! – приветствовал сотника нурманн, - небось не думал меня живым увидеть?
- Да, уж, - развёл руками Любим, - не думал. Но очень рад, что ошибся. Тем более, что нам в тыл заходит какой-то отряд, и твой меч будет сейчас очень кстати.
- Успокойся, сотник, - Олав сделал успокаивающий жест, - там не враги, там наши, с заставы. Те, кто жив остался.
- Старовой!? – сотник бросил на Олава вопросительный взгляд.
- Жив, только ранен шибко, - вздохнул нурманн, - жена его за ним ухаживает, да Весняна ей помогает. Может и выходят. Они там, - Олав указал на густые заросли из которых сам недавно выбрался. – Лагерь там у нас.
- У вас, это у кого? – поинтересовался Любим.
- У нас, - Олав чуть замялся, - это значит, у нас. Ты не поверишь, но с нами остатки тех степняков, что с молодым хаканом пришли. Мы вместе, плечом к плечу, бились с ворогом. Ничего плохого о них сказать не хочу – ребята отважные. Жаль только, что в живых осталось их десятка полтора, не больше. Наших тоже, десятка полтора. Эхе-хе, - Олав устало провёл ладонью по лицу. Тут, снова затрещали кусты, и на поляну стали выходить выжившие защитники заставы и остатки Керимхановой полусотни. Четыре воина несли импровизированные носилки, на которых, перевязанный окровавленными тряпками, лежал Старовой. Лицо его было бледно, глаза прикрыты. Рядом с носилками, придерживая голову мужа, шла Цветана, с другой стороны носилок семенила Весняна. Любим посмотрел на Олава, - Что, так плох?
Олав скривился, словно от кислого яблока откусил и безнадёжно махнул рукой.
- Да, дела, - нахмурился Любим. – Ты, вот что, Олав, принимай-ка команду над оставшимися заставщиками.
- Хорошо, Любим, - кивнул в ответ Олав. Сотник повернулся к Молодому хакану, - а ты, ханыч, принимай команду над своими.
Керимхан в знак согласия приложил руку к груди.
Тут Любим начал озираться по сторонам, явно кого-то выискивая. Увидев Добыню, поманил его рукой. – Добыня, выбери из своего десятка самого шустрого и пошли его к князю. Пусть Твердислав подмогу шлёт.
- Не надо, - пробасил Олав, - я уже послал гонца.
- Странно, мы по пути сюда никакого гонца не встречали, - удивился Любим. – Олав, не в обиду тебе, но гонца я всё-таки пошлю. Мало ли, что могло с твоим посланником случиться.
- Ты прав, сотник, хуже не будет, - согласился Олав, - может и вправду моего гонца перехватили. А если нет, то пускай два гонца будут, чем ни одного.
- Расскажи, Олав, что за народ к нам пришёл? – обратился Любим к нурманну.
- Называют они себя ограми, всадники умелые, в бою воины справные, на себе испытал. Налетели тучей несметной, бились жестоко, не жалея ни себя ни врага. Больше я о них ничего сказать не могу, - ответил Олав.
- А ты нам, что расскажешь, Межата? Ты наши глаза и уши. Поведай, что твои разведчики разнюхали, - сотник посмотрел на своего командира разведчиков.
- Наблюдатели сообщают, что эти, как их, огры, что ли? – Межата обратился к Олаву. Тот утвердительно кивнул. – Так вот, эти огры, разделившись на два отряда, отошли на полверсты от заставы. Чего-то ждут. Все конные. Моё мнение – это либо разведка, либо передовой отряд.
- Интересно, какие же у них основные силы, если их отряд разведчиков состоит из целых пяти сотен? – задумчиво произнёс Керимхан. Задора в его голосе уже не было.
- Вот и я о том же… - вздохнул Любим. – Ладно, чего гадать? Пока есть время, надо всё это хорошенько обмозговать. Добыня, ты гонца уже отослал?
- Да, батька, - ответил десятник.
- Это хорошо. Теперь пошли кого-нибудь по десяткам. Всех десятников зову на совет. Да, не забудь Седоусовых разведчиков. Эй, Керимхан, ты мне нужен, - окликнул степняка Любим. – Раз уж встал под мою руку, будешь командиром одиннадцатого полутора десятка. Нет, я понимаю, ты княжич, тебе тысячи в бой водить, да самому войском управлять, но …
- Всё правильно, сотник, - улыбнулся в ответ Керимхан, - Тысячи в бой и так далее… Но в бою должен быть только один командир, и я принял над собой твоё началие. Так, что командуй сотник, слушаю и повинуюсь.
Пока шёл совет, на поляне то и дело, появлялись разведчики, из числа тех, кто наблюдал за ограми. Они докладывали об изменениях, происходивших в обозримой степи.
К Любиму подошёл очередной разведчик, - сотник, чужаки разожгли костры и из их лагеря слышны звуки бубнов.
- Либо убитых хоронить решили, либо к богам своим обращаются за советом, - произнёс Любим, выслушав разведчика.
- Немудрено, - покачал головой Керимхан, - я бы тоже обратился богам за советом, после того, как две сотни бойцов бесследно исчезли в лесной чаще. Так, что я хорошо понимаю чужаков. А, что вы хотите? – ханыч посмотрел по сторонам, - чужой край, незнакомый. Мало ли, кто тут обитает? Может дэвы или шурале, а то и ещё кто-нибудь Тут, хочешь не хочешь, а без совета богов никак не обойтись.
- Дэвы, говоришь? – ухмыльнулся Любим, - шурале? Ну, что ж, - сотник обвёл взглядом стоявших возле него воинов. В его глазах заиграла лукавая смешинка. – Не будем разочаровывать непрошенных гостей. Дэвов им захотелось? Что ж, будут им и дэвы и шурале и ещё кое-кто!
На поляне появился разведчик с очередным докладом. Он подошёл к сотнику и хотел, что-то шепнуть ему на ухо.
- Говори вслух, здесь чужих нет! – возмутился Любим.
- Чужаки уходят! – выдохнул разведчик.
- Уходят? – недоверчиво переспросил Любим.
- Уходят, точно.
Пока разведчик докладывал совету, об отступлении чужаков, наблюдатели провожали взглядами исчезавших в степной дали огров, которые так внезапно ворвались в их жизнь, оставляя за собой вытоптанную степь, догорающие костры и тела убитых соплеменников, по непонятной причине брошенных ими на растерзание местным трупоедам. Не говоря уже о трупах славен и мергейсов…
Убедившись в том, что в обозримой округе не осталось ни одного живого огра, Любим отдал приказ и отряд, соблюдая меры предосторожности, выступил из под защиты леса и направился к остаткам заставы.
- Олав! – Тенята окликнул нурманна.
- Чего тебе? – хмуро буркнул в ответ нурманн, придерживая трофейного коня.
- Спросить хочу, - Тенята поровнял своего коня с конём нурманна.
- Спрашивай. За спрос денег не берут.
- Что с отрядом Крапивы? До сих пор о них ни слуху ни духу. Живы ли?
- Успокойся, - Олав похлопал Теняту по плечу, - Крапивой, за день до нападения на заставу увёл свой отряд. Так, что здесь, - нурманн указал на приближающиеся останки заставы, - их тел ты не найдёшь. И если им выпала доля погибнуть, то не здесь и не сейчас…
---------------------------------------------
Степной ветер гонял по выжженной земле пыль и чёрный пепел. Это всё, что осталось от становища Великого хакана Бахтамчи. Пепел, выжженная огнём земля, пропитанная кровью, вытоптанная десятками тысяч копыт. Обгрызенные и истерзанные, степными трупоедами, останки человеческой плоти. А на возвышении, там, где раньше стоял белый хаканский шатёр, от которого осталась лишь куча серой золы, на острие бунчука была насажена отрубленная голова Великого хакана. Скалясь кривыми зубами в зловещей улыбке, «смотрела» она остекленевшими глазами на то, что сотворили с его домом непрошеные гости. Смерть и разорение царили вокруг. Смерть и разорение…
- Что скажешь, друже? – Крапива посмотрел на стоявшего рядом Биряя. Тот пожал могучими плечами, - а, что тут скажешь? Конец Бахтамчиевой орде.
- Н-да, - выдохнул Крапива, направляя коня к холму, где обдуваемый степным ветром, стоял зловещий бунчук. Биряй и остальные вои, оглядываясь по сторонам, двинулись за командиром. У подножия холма Крапива остановил коня, - полусотне вести наблюдение, десятники ко мне! – отдал он команду.
- Биряй и Ративой, вы со своими десятками обследуйте становище, - Крапива невесёлым взглядом обвёл окрестности, - может, кто живой остался? Микоша и Вепрь, вы со своими десятками обеспечьте дозоры и охрану. Не ровён час… Ну, а мы, - Крапива кивнул на оставшийся десяток, - изучим этот холм.
Поднявшись на вершину, возле бунчука с нанизанной на него головой, Крапива обнаружил раздетое до нага, истерзанное и обезглавленное тело Великого хакана. По одаль, на чёрном от сажи пятне (это всё, что осталось от шалаша шамана) лежали обгоревшие останки Гуюк-Опока. Тут же, на вкопанном в землю колу, опустившись почти до редкой, покрывавшей вершину холма травы, сидел мёртвый человек с обвисшими рыжими усами. Склоны холма, как и всё становище, а точнее то, что от него осталось, были завалены начавшими разлагаться, трупами. Тяжёлый тошнотворно-приторный запах наполнял воздух, отравляя собой всё вокруг. Кто-то закашлялся. Кто-то, не выдержав вони, вывернул нутро наружу. Но в основной массе разведчики крепились, однако, по всему было видно, что их терпению приходит конец.
- Уходим! – выкрикнул Крапива, - сигнальщик, стрелу!
Сигнальщик натянул лук и пустил горящую стрелу в сторону указанную ему Крапивой.
Вся полусотня была в сборе. Вскоре, славены, на хороших рысях покинули выжженную могилу великого становища. Всадники остановились лишь тогда, когда запах гари и разлагающихся трупов, уже не достигал их обоняния. Степь было не узнать. Куда делась её красота? Ни травинки, ни былинки. Голая, высохшая под горячим солнцем, вытоптанная тысячами копыт земля. Ветер, но не освежающий, как весной, а обдающий жаром, почти обжигающий. Вокруг марево и жар. Лишь вдалеке, почти у самой линии горизонта, в небе висело тёмно-серое, поднятое копытами лошадей чужаков, облако пыли.
- Ну и жарища! – качая головой, вытер пот со лба Крапива. – Эй, братва! – повысил голос полусотник, - воду беречь!
К нему подскакал Вепрь. - Батька, что дальше делать будем? – десятник облизал пересохшие губы.
- Дальше? Оч-ч-ч-ень хороший вопрос, Вепрюшка, - мрачно усмехнулся Крапива. Немного помолчав, он произнёс, - Значит так, братушки, делать нам здесь больше нечего. Спасать некого. А следить за теми, кто всё это сотворил – значит искать себе на задницу приключений. Это нам сейчас нужно меньше всего.
- Я тебя правильно понял, батька? – Вепрь внимательно посмотрел на Крапиву, - домой?
Крапива вскинул голову, - Домой, братья! – и тихо добавил, - и как можно быстрее. Вести у нас уж больно тревожные…
Конец.
У дикой степи
© Copyright: Павел Крюков 2, 2014
Свидетельство о публикации №214103001089
Свидетельство о публикации №214103001089
Рецензии