Сновидение

Жизнь и сновидения —
страницы одной и той же книги.
(Артур Шопенгауэр)

        "Утро", - с облегчением подумалось ему где-то на грани сна и бодрствования. Потянувшись всем телом, он продолжал лежать уже с открытыми глазами и не спешил вставать с постели. За ночь небо заволокло тяжелыми облаками, которые теперь быстро проплывали за незашторенным окном. Ветер гулял среди веток тополя, спешащего сбросить пожелтевший покров, создавая загадочный шуршащий звук самой осени. Он что-то такое читал о том, что врачи рекомендуют немного полежать после пробуждения. Пожалуй, теперь в этом был какой-то смысл, потому как оборванные куски минувшего сновидения словно пазлы складывались во вполне завершенную картину. Момент выпадения из реальности и перехода в состояние сна, как правило, не фиксируется четко сознанием. Исключением не стал и этот странный сон.
    
        Прошедший день был сумасшедший до самого вечера, и мысли, которые роем наполняли его голову в ожидании Морфея, постепенно замедляли своё броуновское движение и уходили одна за другой, уступая место расслаблению и покою. "Наверное так выглядят последние мгновения перед смертью, - вяло подумал он в дрёме, - сознание неумолимо угасает, оставляя лишь возможность пассивно наблюдать за этим процессом, не проводя какого-либо анализа. Затем приходит забвение, окончательно растворяя нас в пустоте небытия...и наступает ничто...абсолютное ничто..."
    
        В один момент он осознал себя созерцающим структуру ткани на спинке раскладного дивана, на котором засыпал накануне вечером. Вблизи были видны отдельные разноцветные нити материи, которые на основном сером фоне переплетались в островки различных размеров, образуя несложный абстрактный узор. Скользя взглядом по переплетению волокон гобелена от одного элемента тканного рисунка к другому, он продолжал свое бездумное наблюдение ровно до того момента, когда сформировавшись в виде ощущения некой странности и неправильности происходящего из самой глубины сознания, нарушая идеальный штиль на его поверхности, одиноким пузырьком лениво всплыла мысль о том, что он, в принципе, не должен был видеть столь детальное изображение обивки дивана в темноте ночи.

        Он попробовал повернуть голову, чтобы увидеть еще что-нибудь кроме фрагмента обивки, и понял, что не может этого сделать. Попытка перевернуться на спину тоже ни к чему не привела, на призыв мозга к движению не откликнулась ни одна мышца, будто кто-то или что-то парализовало его, абсолютно лишив возможности управлять собственным телом. Осознание такой беспомощности резко вывело его из вязкого сонливого состояния, взбудоражило, породив спутанные, тревожные мысли. Они лихорадочно заметались в голове в инстинктивном порыве найти рациональное объяснение происходящему.

       "Внезапный полный паралич?! Бред, быть этого не может - я абсолютно здоров! Сплю и вижу кошмарный сон?! Или того хуже - я умер?! Тогда почему я продолжаю видеть и способен размышлять?!" - предположения сталкивались, сбивая одно другое, тем самым порождая в голове еще больший сумбур.

       "Я мыслю, следовательно, я есть, я существую!" - пронеслось в голове декартовское фундаментальное, и он сделал еще несколько бесплодных попыток пошевелиться. Но чем яростней он старался побороть это тупое физическое онемение, тем стремительней приходило отчаянное понимание бесполезности совершаемых им усилий.

       "А что, если это навсегда,- осенило его, - и я на веки вечные обречен вот так беспомощно лежать и смотреть в одну и туже точку!" От последней мысли возникшие в нём поначалу тревога и недоумение мгновенно переросли в панический животный страх.

       Ужас охватил его с такой силой, что хотелось кричать, и, казалось, только это было способно помочь освободиться от неведомых пут, но из горла не получалось издать ни малейшего звука, будто голосовые связки напрочь отсутствовали. "Я сошел с ума", - возникла последняя четко оформленная мысль, и его рассудок, видимо, и в самом деле начал распадаться на куски, потому как в следующее мгновение он, в исступлении хватаясь за обрывки сознания и подчиняясь больше бессознательному порыву, нежели здравому смыслу, стал мысленно раскачиваться из стороны в сторону, совершая таким образом потуги ослабить веревки, которыми, как ему представлялось, было плотно опутано все его тело. И прежде чем окончательно сорваться в безумие, он вдруг понял, что узор тканного рисунка перед глазами исчез, и картинка перед ним изменилась, развернувшись в объемную панораму его собственной комнаты.
 
      Оцепенение внезапно ушло, будто его и не было вовсе. Сумасшедший хаос в голове прекратился. Приступ ужаса улетучился без остатка, и вместе с этим вернулась способность к осознанному восприятию действительности. То, что неожиданно открылось его взору теперь не вызвало в нем ни паники, ни удивления, скорее интерес к тому, что же он сможет наблюдать дальше. Теперь ничто не держало его, и он был волен посмотреть в любую сторону. Огибая листья и ветки тополя на улице, в окно неспешно вливался поток холодного лунного света, время от времени прерываемый едва ползущими по небу редкими облаками. Всё в комнате выглядело обычным: белые стены, с разбросанными на них черно-белыми снимками в рамках - дань его юношескому увлечению  фотографией, со вкусом, как ему казалось, подобранная им самим мебель, богатый ворсистый ковер на полу, в складчину приобретенный коллегами и подаренный ему по случаю тридцатилетнего юбилея, другие предметы интерьера его холостяцкой обители. Тем не менее, что-то в этой привычной обстановке было не так, какая-то деталь мешала воспринимать ему комнату также как прежде. Его внимание вернулось к тому месту, с которого все началось. На диване, отвернувшись лицом к стене, лежал человек. Смутная догадка пришла словно из ниоткуда. Чтобы развеять сомнения, он приблизил взгляд к изголовью фигуры под одеялом. Внешне он не сразу узнал в этом человеке себя. Это было похоже на просмотр видео с вашим участием, выполненное кем-то без вашего о том ведома. Вы узнаете само место съемки, предметы, наполняющие его обстановку, и когда, наконец, видите собственную персону, то в первое мгновение не сразу отождествляете себя с человеком в кадре.
    
      Наблюдая расслабленное, бледное в лунном свете лицо с едва вздрагивающими от редкого движения глазных яблок веками, он продолжил неторопливый анализ своих ощущений. Решительно отсутствовало удивление, теперь пришло чувство нормальности происходящего, близкое к дежавю, словно с ним уже случалось нечто подобное когда-то в прошлом и сейчас ощущалось вполне естественным, как если бы он освежал в памяти ранее приобретенный опыт и, связанные с ним переживания. "Как после долгого перерыва вновь прокатиться на велосипеде", - подсказало аналогию его подсознание.

      Повсюду вокруг царил сумрак, окрашивая все в оттенки серого цвета, в то же время, он мог видеть ясно, как днем, даже в самых затемненных уголках комнаты. Откуда-то пришло знание, что причина его ночного видения совсем не лунный свет за окном. Нет, эта вновь открывшаяся способность была каким-то образом связана с тем, что происходило с ним сейчас. Он поднял руку и медленно поводил кистью перед глазами, отметив, что во время её движения он наблюдает незначительное размытие изображения, как если бы он смотрел под водой. Попытка дотронуться до лица привела к тому, что при приближении к глазам рука просто исчезла из поля видимости, не ощутив никакого препятствия. Чувство бестелесности, и без того присутствующее до этого эксперимента с собственной конечностью, стало еще более явным.
    
      Шагнув в сторону от дивана, он понял, что привычная терминология в том месте или в состоянии, в котором он оказался, стала более неуместной. Назвать хождением такой вид передвижения теперь было невозможно. Он словно проскользил по воздуху этот шаг, не ощущая твердой поверхности под ногами, ровно так же, не чувствуя привычного при ходьбе напряжения мышц и веса тела. Это выглядело так, будто он только захотел переместиться и уже в следующее мгновение наблюдал с того самого места, в котором пожелал оказаться. Проделав движение в горизонтальном направлении, он посмотрел вверх. Потолок стал медленно приближаться навстречу. В памяти всплыл образ Алисы из сказки, которая пред тем как попасть в сад в Стране чудес, съела волшебный пирожок и внезапно начала расти. Почти достигнув самого верха, он внутренне сжался, опасаясь упереться в бетонное перекрытие, и рефлекторно попытался закрыть глаза, но вместо этого продолжил наблюдать за неумолимым приближением потолка.
    
      Переход на следующий этаж панельного дома, когда двадцатисантиметровая толща бетонной плиты промелькнула перед глазами, наступил так быстро и неожиданно, что он просто не успел удивиться и понять произошедшее. Пройдя сквозь преграду и немного пролетев вверх (теперь он уже осознавал, что это именно полет), он замедлился и завис под потолком квартиры, расположенной этажом выше. Обстановка незнакомого ему помещения указывала на то, что он попал в спальную комнату. У стены стояла большая кровать, на которой лежали мужчина и женщина - соседи, по всей видимости. В новенькую многоэтажку он въехал совсем недавно и еще не успел познакомиться с кем-либо из жильцов, поэтому не мог однозначно сказать, существуют ли эти люди на самом деле там, в другой, привычной ему реальности. Между спящей парой, сложив под голову ладошки, сладко посапывая, лежала милая девчушка лет трех или четырех на вид. Локоны ее вьющихся белых волос мягко рассыпались по подушке. Он наблюдал тихий мирный сон семьи с высоты примерно в два с половиной метра, медленно облетая комнату по кругу. Переживая прежде никогда не испытываемое им чувство свободного полета, он попытался сделать рывок выше, на следующий этаж. Но, то ли не рассчитав с непривычки силы, то ли по воле каких-то иных законов этого мира его с невероятной скоростью бросило вверх. Бетонные перекрытия между этажами замелькали одно за другим, все быстрее и быстрее. В других квартирах он уже не задерживался, его неконтролируемо несло за пределы дома.
    
      Позже размышляя над случившимся, он пришел к выводу, что виной произошедшему с ним в следующее мгновение, после выхода на крышу панельной многоэтажки, стал страх, корнями произраставший в самом детстве.

      Мелькнуло последнее перекрытие, и вниз стремительно унеслась крыша дома, потом стал уменьшаться район, в котором стояла его многоэтажка, горящий ночными огнями город, затем из виду пропал и он. Словно подхваченный мощнейшим порывом ветра, он возносился в темное ночное небо без звезд не в силах помочь себе. Оказавшись на высоте на открытом пространстве, полностью дезориентированный, он снова запаниковал. Сигнал опасности безумной сиреной взвыл в сознании, вызывая в памяти страхи из детства. Уже в раннем возрасте он испытывал иррациональную панику при виде любых самых безобидных аттракционов. До сих пор во время прогулок в парке, он невольно ускорял шаг, проходя мимо колеса обозрения. Во время их первого и последнего совместного семейного полета к побережью Черного моря его родителям пришлось приложить немалые усилия, чтобы уговорить его взойти на борт самолета. Он помнил острый, пронизывающий ужас, когда, свистя турбинами, небесный гигант начал свой разбег по взлетной полосе, липкий удушающий страх, комком подступающий к горлу в момент отрыва машины от земли, и стекающий по спине холодный пот при виде облаков в иллюминаторе. Фобия целиком захлестнула его, перемешав мысли в кучу несвязанных обрывков. Все завертелось в безумной мешанине хаоса... 
    
      Он снова был в своей квартире на третьем этаже, на своем диване, перед глазами - все тот же нехитрый рисунок гобелена. Он застонал, ожидая, что снова оказался в плену, и ему опять не удастся пошевелиться и, уже окончательно просыпаясь, услышал издаваемый им самим же стон. Перевернувшись на спину, он откинул одеяло и вдохнул воздух всей грудью. Его трясло как в лихорадке. Сердце стучало словно бешеный молот. Во рту пересохло.

    Продолжая ощущать на себе холодные цепкие пальцы кошмара, все еще не спешившего ослаблять свою хватку, он встал с кровати и побрел на кухню, по пути намеренно включая в квартире как можно больше освещения, как будто свет мог наделить его силой, способной побороть страх. Он долго не мог напиться, нагнувшись над раковиной и жадно глотая воду прямо из крана. Успокоение пришло не сразу. Еще некоторое время он лежал в полумраке и время от времени приподнимал веки глаз, чтобы увидеть включенный в коридоре свет. Наступившая от пережитого усталость взяла над страхами верх и вновь принесла забвение, но уже без сновидений до самого утра.
    
      Прохладная вода из душа в ванной смывала остатки сна, растворяя и унося воспоминания о событиях минувшей ночи, и к тому времени, когда он начал чистить зубы, сноведение уже не казалось такими уж явными и реалистичными. Окунувшись в будни, он окончательно выкинул его из головы и больше не вспоминал о нем, до тех пор, пока возвращаясь в очередной раз с работы, не оказался в кабине лифта собственного дома с двумя пассажирами. Отряхивая с пальто первый зимний снег, он проскользнул между уже закрывающимися створками лифта.
   
   - Вам какой? - спросил он, оказавшись ближе к панели управления с кнопками.
   
   - Нам читвё-ё-ёлтый, - картавя, протянул детский голос.

   - Ну, четвертый, так четвертый, - согласился он, в этот раз решив проехать этажом выше.

      Нажав на кнопку с цифрой четыре, он улыбнулся и обернулся, чтобы взглянуть на ответившего ему маленького пассажира лифта. Держа маму за руку, на него с серьезным выражением личика смотрела белокурая девочка лет трех-четырех. Улыбка медленно сошла с его лица, целая лавина воспоминаний потоком ворвалась в сознание, обернувшись каскадом мелькающих картинок: лунный свет за окном, он, наблюдающий со стороны собственное тело, потом - полет и кроха, спящая между родителями. Круговорот быстро сменяющих друг друга, стертых и вновь проявившихся в памяти кадров, замедлил свой бешеный хоровод и, провернувшись в последний раз, остановился, демонстрируя невероятно идеальное совпадение двух образов: девочки с белыми волосами из уже почти забытого им сна и малышки, находившейся сейчас с ним в кабине лифта. Казалось настоящим безумием, но это был именно тот ребенок, которого он наблюдал той самой ночью в квартире этажом выше!

      Он никогда не был склонен к мистике, и та часть рассудка, которая отвечала за здравый смысл, отчаянно пыталась ухватиться за какое-нибудь разумное объяснение тому, что вот так, вдруг, открылось ему. Но уверенно сидевшее в нем знание о том, что он никогда не видел эту девочку прежде, до того необычного ночного происшествия, делало напрасными все попытки разума мыслить в рамках привычных и понятных ему категорий и свести все к простому обману воображения.
    
       Лифт доехал до четвертого, мама и дочь вышли, оставив его одного. Двери сомкнулись, но он еще некоторое время  продолжал стоять в растерянности перед панелью управления, занеся указательный палец над кнопкой своего этажа.

       Впоследствии воспоминания уже не оставляли его. Перечитав кучу  литературы по эзотерики и психологии, он так и не подобрал какого-либо приемлемого для себя толкования природы того сновидения. Пытаясь разобраться в том, что же тогда с ним приключилось, он пришел к единственному для него заключению: той ночью он стал участником каких-то совершенно иррациональных событий, объяснений которым просто нет. Существовал ли во всем этом какой-либо смысл, он не знал. Но факт случившегося с ним имел место быть, как эпизод его реальной жизни, с которым пришлось просто смириться и жить дальше в надежде когда-нибудь получить исчерпывающий ответ, способный привести к пониманию и принятию произошедшего с ним.
    
       Однажды, в ожидании маршрутки, от нечего делать он рассматривал усеянную объявлениями стену автобусной остановки и наткнулся на одно предложение, которое раньше не заинтересовало бы его ни при каких обстоятельствах. На листке бумаги цвета лазурного неба темно синими буквами было напечатано: «Аэроклуб «Тандем» приглашает Вас совершить прыжок с парашютом, полетать в кабине самолёта на месте второго пилота, а также полюбоваться красивейшими местами нашего города с высоты птичьего полёта». Его рука сама потянулась к объявлению, чтобы оторвать корешок с телефоном.
    
       Весеннее поле пестрило желтыми головками одуванчиков на фоне зеленого моря травы. Солнце щедро разливало свет, стремясь прогреть все вокруг после долгой зимы. Май в этом году дарил по-летнему теплые дни и хорошую погоду. Завершив укладку парашюта, он отер рукавом капли пота, выступившие на лбу, и посмотрел в сторону лесопосадки на краю поля. Деревья стояли ровно, без единого движения, даже листья на ветках замерли, как на фотоснимке. Рассекая пропеллерами воздух, легкий АН-28 неспешно разбежался по полосе и, оторвав шасси от земли, набирал высоту, унося очередную команду парашютистов. Проследив за удалявшейся машиной взглядом, он запрокинул голову к небу и улыбнулся: сегодня оно было безупречно чистым. «Идеальная погода для прыжка», - подумал он, привычным движением закидывая за спину парашютный ранец.

(Рис. автора. Карандаш.)