Все собаки бегут на запад

Асан Ахматов

Все собаки бегут на запад

(повесть)

Главными героями этой повести являются наши современники – обычные горожане: бомж и бизнесмен, игрок и пожилая женщина, врач и дворник. Ну, и, конечно, собака, волей случая оказывающаяся в центре внимания. Кто-то задался вопросом: почему все собаки бегут по городу, а может быть, и по земле вообще преимущественно в западном направлении – на запад? Что тянет их именно туда? Какую тайну скрывают эти так знакомые нам домашние животные?..

Конечно, книга эта не про животных или не только про животных. В первую очередь, она про людей. Про ответственность человека перед теми, кого мы приручили – и перед самими собой. Как нам сохранить себя в мире, который жесток, перед лицом равнодушия, черствости, эгоизма? Может быть, именно маленький рыжий пёс подскажет нам выход?..

Публикуется по книге: Асан Ахматов. Все собаки бегут на запад: Повесть. – Б.: Турар, 2013.



Вы говорите, время идёт –
безумцы, это вы проходите.
(Талмуд)

1 глава

Старик наконец-то добрался до намеченного места, поднял голову и взглянул на небо. Небосвод был чист, и ничто вроде бы не предвещало ненастье. Это должно было обрадовать любого бездомного, но только не его. Лишь по одному ему известным признакам он определил, что погода изменится к худшему, и вскоре земля покроется белым покрывалом.
 – Да, Новый год будет со снегом… – угрюмо пробурчал он себе под нос и снова окинул взглядом бескрайний небосвод. В эту холодную зимнюю ночь звёзды светили особенно ярко. И хотя старик не любил возвращаться в прошлое, их далёкий блеск почему-то навел его на мысли о давно ушедших днях.
– Что остается старому человеку, как не вспоминать о былом… – пробормотал он, потом добавил: – Тем более, если у тебя, кроме прошлого, ничего больше не осталось в этой жизни… – Словно прокрученная назад кинолента, память вернула его назад, в детство, в тот далёкий день, когда ему удалось на зависть всем мальчишкам в округе поймать самую красивую бабочку. Было тогда у них, какое-то время, такое состязание у ребятни. Почему далёкий свет звёзд возвратил его именно в тот день, для него осталось загадкой, но подсознательно он ощутил, что между тем далёким летним солнечным днём и сегодняшней морозной ночью существует невидимая связь. Так, наверное, бывает, сказал он самому себе, когда прошлое и настояшее пересекаются в твоём сознании как единое, неразрывное целое, давая ощущение того, что событие, случившееся однажды, произошло будто бы мгновение назад.
Тогда они, ещё босоногие пацаны, скинув рубашки, до изнеможения бегали по полю в погоне за небесными созданиями. Поймать бабочку в рубашку, не повредив её нежные крылья, было непросто. Особенно бабочку махаон. Для этого требовалась особая ловкость и проворство. В этом-то и состязались мальчишки, в этом и был их азарт. Им не было дела до того, что где-то там шла война с фашистскими захватчиками, и на поле брани, сражённые пулей, возможно, падали их отцы. Им, чумазым сорванцам, казалось тогда, что ловить бабочек – самое важное занятие на свете, и в том не было их вины. Просто детство не хочет знать войны. Лишь иногда, вдруг проснувшись от ночных шорохов, услышав тихий плач матерей, они понимали, что в мире что-то не в порядке. Откуда детскому сознанию понять горе, постигшее мать? Дети всегда остаются всегда детьми, и их детская жизнь заключается в играх. Вот и придумывали они себе разные развлечения, в том числе и такие, как ловля бабочек или кузнечиков.
 Та красавица, которую ему посчастливилось поймать, была самой прелестной. Она сидела, переливаясь золотым раскрасом в солнечных лучах, на полевом голубом цветке, обворожив его детскую душк. Он замер, наблюдая, как она своим нежным тонким длинным хоботком перебирала соцветие, отыскивая сладкий нектар. Боясь, что вспугнёт её неверным движением, с величайшей осторожностью, пригнувшись и затаив дыхание, он стал медленно приближаться к ней. Бабочка беспечно наслаждалась своей сладкой жизнью, не замечая опасности. В тот момент, когда красавица приготовилась перелететь на другой цветок, он сделал роковой для бабочки прыжок, накрыв её импровизированным сачком. Сперва он не знал, попалась ли бабочка или ей удалось упорхнуть, но вскоре почувствовал трепетание её крыльев под тканью своей рубашки. Она была там, решил он, и сердце его от восторга готово было выпрыгеуть из груди. Дело было сделано! Некоторое время он лежал на траве и боялся шелохнуться. Ему казалась, что если он сдвинется, бабочка непременно вырвется из плена и улетит прочь. А в это время к нему уже бежали другие мальчишки – охотники за красотой и, окружив, загалдели.
– Эй, чего лежишь, поймал?! – запыхавшись, спросил его курносый Табылды, сын колхозной бухгалтершы. Среди пацанов он слыл самым удачливым охотником.
– Кажется, поймал, – поднял он голову, всё ещё не веря в свою удачу.
– Покажи! – потребовал Табылды, и в его глазах промелькнуло опасение того, что звание лучшего ловца перейдёт другому.
 С величайшей акуратностью он достал свою драгоценную добычу.
– Ух, ты!!! – снова загалдели мальчишки, с завистью разглядывая пойманную красоту. Бабочка, словно экспонат энтомологического музея, неподвижно лежала на его маленьких ладонях.
– Ты её раздавил! – ехидно засмеялся Канагат, пацан с приплюснутым носом, верный друг Табылды, наверное, для того, что бы принизить в глазах мальчишеской ватаги его охотничьи достоинства.
От этого выпада ему стало очень обидно.
– Сам бы поймал такую, – тихо сказал он обидчику, и внезапно ему стало жалко бабочку. Ему показалась, что умирающее насекомое потеряло свою красоту, превратившись во что-то блеклое, безжизненное. Мальчик вдруг осознал, что во всем повинен он и только он. Почувствовав себя виноватым перед этим нежным созданием, в растерянности он поднёс бабочку к губам. От его дыхания крылья ее слегка заколыхались, но всё же какие-либо признаки жизни она так и не подала.
– Точно, прибил, – послышался издевательский голос Канагата. Тот торжествовал.
Не обращая на него никакого внимания, мальчик в сердцах обратился к бабочке, словно та могла внять его мольбе.
– Оживи, пожалуйста, оживи, – прошептал он, заклиная, и дыхнул на неё, будто хотел вдохнуть в неё свою частичку жизни. В какой то момент бабочка шевельнула лапками. В глазах мальчика появилась надежда, его глаза заблестели. Как будто проснувшись от долгой зимней спячки, бабочка неуверенно пошевелила крыльями, затем аккуратно расправила их и вспорхнула с его ладошки, оставив его в большом изумлении и растерянности. Это было волшебство. Мальчишки снова загалдели, восхищенно провожая взглядами бабочку в небе. Как фотография, тот волшебный полёт небесной красавицы навсегда запечатлелся в его детской памяти. Что-то было в том неуловимое, призрачное, словно какой-то посыл в будущее. Растерянный, он долго провожал бабочку глазами, пока она не превратилась в маленькую светлую точку и не растворилась вдали.
– О боже, это было так давно… – прервал он свои воспоминания. – А такое впечатление, будто это было вчера…
С бесконечной тоской он посмотрел на свои старческие шершавые замёршие ладони, на которых когда-то сидела бабочка, и вздохнул от безысходности, склоняясь перед его величеством временем. Знали бы люди, как ему сейчас захотелось вернуться в тот далёкий день, в беззаботное счастливое детство и заново вдохнуть жизнь в небесную красавицу. Но то были лишь мечты… Время ни для кого не делает исключения. Прожитое не вернуть. Теперь вместо счастливого краснощекого, круглолицего мальчугана в морозной ночи стоял больной исхудалый, уставший от жизни бездомный старик.
 – Жизнь, как бабочка, в мгновенье упорхнула от меня… – сказал он себе с печалью, когда от пережитого воспоминания в сердце что-то кольнуло.
 – Ну вот, опять началось. – И он схватился рукой за грудь.
Именно по этой причине он и не любил возвращаться в прошлое – ведь после очередного экскурса в минувшие дни всё заканчивалось вот такой острой болью в сердце. Отчего это происходит, он не знал. Но сейчас ему подумалось: всё случается потому, что воспоминания хранятся у человека не только на полках памяти, но и в самом сердце. Он почувствовал невероятную усталость. Внезапно, в эту зимнюю ночь ему захотелось просто лечь на холодную землю и умереть. Он всегда подсознательно был готов к тому, чтобы предстать перед своим судным днём. Однако всякий раз, когда его посещали мысли о смерти, его жизнь, всем бедам назло, продолжалась, заставляя старика, как и всё живое, бороться за место под солнцем, убеждая его в том, что не просто вот так, лишь по одному своему желанию умереть, уйти в небытие.
«Быть может, от этой безысходности и появляется боль в груди», – подумал он, удивившись, что в этот раз она так долго не унималась. Чтобы как-то успокоить сердце, старик невольно вновь посмотрел на звёздное небо. Его взгляд выхватил самую яркую из звёзд. Он пристально рассматривал её холодный мерцающий свет. То был легендарный Сириус из созвездия Гончих псов. Когда-то в юности, длинными зимними ночами ему нравилось смотреть на таинственный далёкий свет, исходящий от Сириуса. Тогда ему казалось, что это – та самая звезда, которая, как компас, укажет ему нужное направление в жизни, и он найдёт свой путь. Увы, блуждая в бескрайнем жизненном океане, он так и не нашел своего причала, своего пристанища. А может, просто не заметил его в тумане сомнений и печалей. Теперь же мерцающий свет заветной звезды напомнил ему лишь о том, что время неумолимо, и оно, как песок, проходит сквозь пальцы. И как бы ты крепко не сжимал руку в кулак, оно утечёт, не оставив и песчинки…
Ему подумалось: а что, если времени нет, и оно лишь, как некая физическая величина, плод человеческого воображения? Ведь если предположить, что у времени нет начала, то по логике вещей не должно быть у него и конца! Из этого следует, что если путь так и не начат, то время стоит на месте, и, значит, вовсе не время, а сами мы проходим. Это открытие поразило его.
Подумав о времени, он почувствовал холодную пугаюшую пустоту, которая исходила откуда-то из тёмного космического пространства. Он почувствовал, как беспомощен и ничтожен перед этой бездной человек, и нет у неё, как и у времени, ни начала, ни края.
– Время – это одиночество, – заключил он и вдруг осознал, что давно, словно в опустошённый сосуд из-под вина, в его душе поселилась то самое одиночество, самый гнетущий спутник жизни, который может быть у человека. И как бы ни было печально старику, в эту морозную ночь его одиночество скрашивал лишь далёкий свет Сириуса. А его собеседниками были небесные Гончие псы… Чтобы не чувствовать себя таким одиноким и хоть на миг забыть о неумолимости времени, он, как со старыми друзьями, заговорил с животными космоса:
– Сколько тысячелетий ваша звезда Сириус светит, посылая свой свет надежды людям! Ею любовался и первый человек на Земле, и древние египтяне, и римские патриции. Под светом её вершили свои победы Александр Македонский и Чингисхан. Её воспевали и Омар Хайям, и Низами. А сколько художников старались дотянуться до неё своей кистью! И у меня есть такая привилегия, которую у меня никто не отнимет, как и у каждого человека на земле, – любоваться великим Сириусом, – улыбнулся он звезде. После чего решил, что пора всё же устраиваться на ночлег и, ковыляя, поспешил к коллектору теплотрассы…
Тяжёлой поступью, опираясь на палку, он подошел к открытому люку. Как же он не любил спускаться по лестнице внутрь этого святилища для бездомных! Каждый раз, когда он проделывал этот путь с поверхности в подземелье, боль в ногах заставляла его прикусывать губы до крови. Старику было тяжёло ступать, потому что в прошлую зиму он отморозил пальцы обеих ног, и теперь каждый шаг причинял невыносимые страдания. С тех пор он и передвигался с помощью клюки, которую смастерил из толстой ветки старого карагача. Импровизированная трость стала ему подспорьем не только при ходьбе. Он научился ею умело орудовать на мусорных свалках. Палка, словно миноискатель, помогала среди гор мусора находить железный лом. Но в последнее время из-за проблем со здоровьем ему стало трудно выковыривать ржавое старьё. Теперь он ограничивался сбором пустой бутылочной тары. Для этого ему пришлось перебраться из района свалки в район железнодорожного вокзала, где всегда было многолюдно. Здесь же проходила теплотрасса со многими коллекторами и коммуникациями, которая в зимнюю стужу спасала его и других бездомных от морозов. Собранные в течение дня бутылки он сдавал в полуподпольные пункты приёма, где «народные умельцы» изготовляли поддельные спиртные напитки. На вырученные гроши старик покупал хлеб, а иногда, когда повёзёт, там же, в пункте приёма, приобретал палёную водку, чтобы забыться в пьяном дурмане и хоть как-то отвлечь себя от гнетущей действительности жизни бомжа – лица, как говорили ещё в советские времена, без определенного места жительства
 Подойдя к открытому люку, он услышал там, внизу, чьи-то приглушенные голоса.
– Эй, кто там? – крикнул старик тем, кто находился в коллекторе.
– А ты кто такой?.. – послышался хриплый пьяный голос.
– Это я, профессор.
– А, это ты, старик… Как дела, профессура? – голос звучал, как из трубы.
– Как?.. Живой пока ещё.
– Вижу, что живой… Такие, как ты, просто так не умирают. Не припозднился ли ты? Если найдешь место, спускайся к нам. – И обладатель хриплого голоса чиркнул спичкой. Та нехотя зажглась, осветив тусклым светом всю убогость коллектора. Старик заметил бездомных, спавших тут и там вповалку в неестественных позах, – скорей всего от большого числа выпитого.
– Я думаю, такому, как я, доходяге как же не найти места? – Он приступил к спуску. В нос сразу ударила вонь от грязного тряпья и давно не мытых тел.
– Хоть иногда бы мылись, расплодившиеся на улицах и вокзалах дети демократии… – пробурчал он, когда достиг дна коллектора.
– Ты чего там бурчишь? – спросил его снова зриплый голос.
– Да так говорю, будь проклята та система, которая породила столько бездомных…
– Философ, заткнись! – теперь уже кто-то другой сипло крикнул из темноты. – Дай поспать.
– Заткнусь, но вы только вдумайтесь, что раньше людям бесплатно давали квартиры. Кто теперь этому поверит?..
– Если хочешь возвратиться в Советы, сделай ещё одну революцию, Ленин недоделанный! – вступил в разговор женский голос. Судя по всему, то была Томка – известная в округе бродяжка, бросившая двух малолетних детей.
– Только Ленина не трожьте, – вступился старик за основателя научного коммунизма. – Тебе-то он точно ничего плохого не сделал.
– Может, и Сталина не трогать? – пошла на явную провокацию женщина, вернее, то, что от неё осталось.
 – И его тоже, – ответил старик, решив прекратить полемику с той, к которой он не питал никаких чувств, кроме жалости А ещё он подумал о том, какие же силы должны заставить мать бросить на произвол судьбы своих детей. Ведь в природе всё вроде бы органзовано так, что материнский инстинкт выше любых других инстинктов. И человек и зверь должны одинаково любить своё дитя, так чтобы без колебаний отдать за него свою жизнь! Задумавшись об этом, старик не смог найти ответа на свой вопрос… Он лишь заключил, что что бы человек ни делал бы в жизни, в отличие от зверя, он делает всё осознанно. Сознание – вот что отличает человека от животного. Каждый всегда осознает, что творит. И те, кто нынче оказались вместе с ним в этом святилище бездомных, сами выбрали свою судьбу. Скольких бродяг старик знал – и редко кто из них стремился или, по крайней мере, хоть раз пытался вернуться к прежней, нормальной жизни. А почему так происходит с ними? – возможно, так жить легче, спрятавшись, подобно улитке, от жизненных проблем за простым бродяжнечеством и побирательством.
 Вот с такими мыслями старик в темноте продолжил подыскивать себе место, пока не наступил на чью-то ногу, хозяин которой незамедлительно обругал его отборной нецензурной бранью. Старик не стал обращать внимание на пострадавшего. Уставшего за день, его сейчас только одно могло интересовать в этих катакомбах – как бы прогреть на горячих трубах свои старые кости. Но найти свободное место в этом узком пространстве оказалась не так уж и легко. Пришлось отыскать в карманах спички и зажечь их, пока он не наступил на очередного бомжа. При тусклом свете огонька он заметил небольшое свободное пространство в дальнем, противоположенном от него углу. С большой осторожностью перешагнув через рябого, которого бродяги ласково величали Хухмыриком, старик добрался до нужного места, после чего, будучи уже не в силах стоять, прислонился спиной к трубе и присел. Спичка, обжигая его пальцы, догорела, погрузив коллектор снова во мрак. От Хухмыря разило, как из бочки. Тот что-то пробурчал в пьяном угаре на старика, прикрикнул ещё на кого-то и затих. Этому бродяге сейчас было безразлично, что творится за пределами его затуманенного сознания. Тепло труб приятно расслабило старика, и он, не обращая внимания на кряхтения и стоны бездомных, закрыл в измождении глаза и попытался уснуть. Однако сон не шел. Старик понял, что память, взбудораженная мерцанием звёзд в ночи, даже в этом мрачном, убогом месте не собирается его отпускать.
 Теперь она возвратила его в тот день, когда он покинул отчий дом. Старик отчётливо увидел перед глазами образ матери. Для любого, наверное, образ женшины, вскормившей тебя своим молоком, будет храниться в глубинах души, как святой лик. Поседевшая не погодам от бремени солдатской вдовы, она стояла на пороге дома и махала вслед удалявшемуся грузовику, в кузове которого он застыл с поднятой рукой, с зажатой в ней отцовсклй кепкой.
– Мама, берегите себя! Я приеду сразу, как смогу! До встречи! – крикнул он что было сил, и клубы дорожной пыли поглотили его вместе с автомашиной, оставив где-то далеко позади мать – святого человека…
От того дня в памяти остались мамины добрые глаза, наполненные болью разлуки с сыном. Всю свою сознательную жизнь он думал о том, какие чувства испытывала в тот миг расставания его мать. Наверное, это было сродни волнению птицы, когда она навсегда провожает вылетевших из гнезда оперившихся птенцов. Одно было точно: разлука дитя и матери – трудное испытание для обоих. Материнство – начало любой жизни на земле. Так сотворил Бог, так создала природа. Подумав об этом, старик невольно вспомнил спящую где-то там, среди бездомных пьяную Томку, которая никак не отреагировала на появление своих детей – они убежали из детского дома и пришли к ней, за родительской лаской. Видевшие эту встречу рассказали, как она в пьяном угаре, без лишних эмоций, посмотрев на них, заявила:
– Идите назад, откуда пришли. Я вам ничего не смогу дать…
И не нашлось тогда рядом никого, кто укорил бы её, сказал бы о том, что лишь она одна может дать детям материнскую ласку и любовь. Да что там говорить, что может понять такая женшина, у которой даже государство отобрало ее родительское право…
Он снова невольно вспомнил мать. Тогда, прошаясь с ней, он почувствовал себя почему-то не вылетевшим из гнезда птенцом, а той самой, легко вспорхнувшей с его ладони бабочкой. Пророческим оказался для него полёт небесной красавицы. Ведь домой он так и не вернулся… Всю свою сознательную жизнь он посвятил себя строительству светлого будушего великой Советской страны. И распевал он тогда со всеми, колеся на поезде по всесоюзным стройкам, одну известную песню: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес ¬– Совесткий Союз».
Тогда, будучи молодым специалистом – выпускником строительного факультета, он объездил почти все места, где шло строительство  гидроэлектростанций. Комсомолец, потом коммунист, он искренне желал, чтобы электричество как высшее благо цивилизации было доступно каждому советскому человеку. Но больше всего он гордился, что ему пришлось участвовать в строительсве такого сложнейшого гидросооружения на Нарынском каскаде, как Тотогульская ГЭС. Тогда ему казалась, что это – венец технической мысли человека. Среди высоких, неприступных гор возникло грандиозное сооружение, сравнимое разве что со строительсвом египетских пирамид. Сколько с тех пор утекло воды – сквозь лопасти турбин, раскручивая их в бешеном вращательном движении, вырабатывая для страны столь драгоценные «ватты», знал лишь только Бог! А ещё ему довелось приложить руку к строительству атомной электростанции. Но всё это теперь было в прошлом… Союз канул в историю. Остались в каждом доме лишь тепло и свет, которые продолжали вырабатывать советские турбины, к запуску которых он тоже в какой-то мере приложил руки, в которые вложил душу и сердце. Теперь, на исходе жизни только осознание этой связи с каждым жителем страны, который пользовался электричеством, грело его душу, он пониал, что не зря прожил свою жизнь, а на благо обшества. Когда-то, в советскую эпоху, это было главным критерием для всякого совесткого человека – жить ради справедливого, равноправного обшества. В нынешние же времена в почёте были не комсомольцы и не коммунисты – строители светлого будущего, а бизнесмены и коммерсанты, и прочие хозяева новой жизни. Теперь дружное когда-то, сплоченное одной идей обшество раздробилась на единоличников и по сути своей стало потребительским, где власть, деньги и земные блага стали цениться куда выше, чем человеческое достоинство. Золотое правило «один за всех и все за одного» ушло в небытие, и никому теперь нет дела до многочисленных бездомных, сирот и таких, как он сам, стариков, которые так и не смирились с крахом социалистических идеалов всеобщего равноправия. Тем более никого теперь не интересовало и то, что выброшенные на обочину жизни люди не смогли перестроиться, и в конце концов сломались, утопив свою печаль, как поется в песне, в «лужице вина»…
Подумав обо всём этом, он невольно вымолвил вслух: «Правды нет на земле…» и тут же вспомнил недобрым словом тех ярких представителей «новой жизни» – чёрных риелторов, которые оставили его, старика без крыши над головой и пустили по миру. С тех пор он твёрдо знал, что не может быть справедливого общества там, где жажда наживы стоит превыше всего…
В какой-то момент ему показалось, что он задремал. Но сон оказался недолгим. Старик сквозь дремоту услышал попискивание крыс. Эти твари как неотъемлемая часть подземных сооружений всегда появлялись некстати. Когда он спускался под землю, то присутствие их чувствовал везде. Они были фактическими хозяевами этих подземных трущоб. Порой грызуны нагло прогуливались среди спящих бомжей, перепрыгивая с одного на другого. Иной раз могли укусить кого-нибудь за палец или за ухо, а то и за нос. Старику иногда казалось, что они знали или, по крайней мере, догадывались о том, что люди, которые каждый день спускаются сюда, вниз, были слабыми, сломленными судьбой, и поэтому не представляют для крысиного рода опасность. В обшем, для старика крысы были очень умными и изворотливыми грызунами, обладающими коллективным разумом. Являясь социальными животными, у них, как и у людей, была своя иерархия, которую возглавляла крыса-предводитель. Больше же всего старика поражало то, что крысы обладают способностью передавать информацию друг другу на расстоянии. Знают, когда наступит мор или, наоборот, изобилие, тем самым регулируя собственную популяцию. Слышал он и то, что они могут заблаговременно чувствовать надвигаюшиеся катастрофы или катаклизмы. У них феноменальная живучесть и приспосабливаемость к любым условиям жизни, вплоть до высокого радиационного фона. Что ни говори, умный зверёк, – подумал старик, снова нащупав в кармане коробок и чиркнув спичкой. В свете ее неяркого огня он заметил рядом с Хухмыриком в проёме из-под труб крысу, за которой в ряд выстроились маленькие крысята. Грызун спокойно, без какого-либо страха взирал на спящих бездомных.
– Тебе чего надо? – спросил старик у крысы, как будто та могла понять человеческую речь. Их взгляды встретились.
«Чего ты на меня смотришь, старый, ты без потомства, и тебе осталось немного в этой жизни. А у меня, видишь, сколько их», – читалось в её взгляде. Наглость крысы его покоробила. Он нащупал слева то ли обломок кирпича, то ли кусок цемента. Когда спичка потухла, замахнулся в темноте в сторону выводка, но в последний момент так и не решился разжать кулак. Старик вдруг вспомнил историю о том, что однажды кто-то, убив крысят, едва не поплатился за это жизнью своего ребёнка. Обезумевшая от горя крыса-мать пришла ночью к убийцам своих детенышей и попыталась пролезть в колыбельку, чтобы задушить младенца. Тогда, услышав эту страшную историю, он был поражён тому, что маленький, казалось бы, никчемный зверёк в горе способен на осознанную месть – подобно человеку.
Вспомнив об этом невероятном случае, старик вновь зажёг спичку и увидел, как крыса-мама, не обрашая внимания на спящих бомжей, прижимаясь к стене, побежала вдоль труб, и за ней, как за паровозиком, – её выводок, после чего они все вместе исчезли в противоположенной части проёма теплотрассы, оставив его ещё в большем раздумье. Теперь, размышляя о родительских инстинктах, старик невольно подумал о своей личной жизни, которую не удалось устроить так, как он задумывал. Всё успокаивал себя – мол, женюсь, женюсь. Время ещё есть, молодой ещё, успею. Но на деле оно вон как оказалась… Ни времени, ни той любви, которую он искал, так и не нашлось… Сердце никого не пожелало. Да, были увлечения, потом на одной из них действительно женился. И быстро развёлся. Это случилось в России, на стройке гидростанции в городе N. От этого скорого брака родился мальчик. Но это уже случилась после развода. Ребёнка видел только один раз. Маленький – месячный, как мышонок, он сопел, уткнувшись в материнскую грудь. Вот и всё, что он помнил о сыне. Он уехал обратно, в Кыргызстан, и о дальнейшей судьбе сына ничего не знал. В итоге – ни детей, ни семьи. Старик в этом никого не винил. Так, наверное, бывает, успокаивал он себя, в очередной раз размышляя о жизни, что человек не нашёл свою судьбу. Однако от самоуспокоения ему легче не становилось. И что из того, что он теперь точно знал – человеку без семьи уготовано тяжкое одиночество…
После возврашения в Кыргызстан долгие поиски настоящей любви ни к чему не привели, кроме потери драгоценного времени. «Может, человек влюбляется только один раз», – вдруг подумал он, вспомнив свою тайную безответную любовь к девушке по имени Сайкал. Сидя за школьной партой прямо за одноклассницей, он каждый день видел её перед собой. Её аккуратно заплетённые косички и весёлый смех сводили его с ума. Она была для него словно та бабочка – небесно божественна. Порой он хотел протянуть руку и прикоснуться к ее волшебству, но не смел. А ещё ему хотелось написать ей письмо с признанием. Долго мучаясь в своих сомнениях, однажды на клочке бумаги он всё же напишет ей своё откровение, но в тот же миг, испугавшись этой затеи, порвёт записку на мелкие-мелкие кусочки, и через школьное окно, с порывом ветра, они разлетятся на все четыре стороны. Один раз, не выдержав, он решил таки дотронуться до её косичек. Вот, закрыв глаза, он протянет руку и в то же мгновение, когда пальцы прикоснутся к её волосам, он почувствует неведомую силу любви… От прикосновения юное сердце бешено заколотится, словно захочет от избытка великого чувства выскочить из груди… Испугавшись того, что оно может выдать его, и все разом поймут, что он влюблён, он как ошпаренный отдернет руку от её прекрасных волос. Но никому не было дело до его сердца. Только Сайкал, обернувшись, почувствовала его пылающий жар в груди и улыбнулась ему в ответ, заставив юношу покраснеть от ушей до самых пяток. Его греза проучилась с ними всего год, после чего девочка с другой планеты, как бабочка, упорхнула далеко-далеко (вместе с родителями уехала во Фрунзе), оставив храм его любви в большом опустошении. Такие глубокие и волшебные чувства он больше не испытывал никогда. Тогда впервые в жизни он понял, как может страдать душа. Теперь же, на исходе жизни, пришло понимание главного – почему воспоминания заставляют сжиматься его грудь от болезненных уколов. Первое чувство – чувство первой любви хранится не в человеческой памяти, а в сердце. И быть может, по этой причине оно не подвержено старению, являясь хранилищем вечной любовной песни. Спустя многие годы память о любви так и не отпустила его. «Как бы я хотел вернуться в те дни и пережить эти прекрасные чувства снова!» – подумал он с вожделением, но в эту минуту сверху послышался гомон, вернувший его обратно, в тёмное подземелье.
Он поднял глаза и посмотрел наверх. Сквозь отверстие люка были видны силуэты новых, непрошеных гостей.
– Эй, братва, чего прохлаждаетесь!.. – крикнул обладатель пропитого хриплого голоса, и его слова неприятным эхом отразились от стен коллектора.
– Эй ты, чё орёшь, не даешь нормальным фраерам поспать… – ответили снизу.
– А то бухать не возжелаете, братва? – многозначительно спросил тот, что сверху, – и внизу от этого предложения вдруг всё пришло в движение, словно тронулись, треща и надламываясь, арктические льды.
– А что так – комок бомбанули, что ли? – не применули выяснить у гостей любители покутить за счёт других.
– Хуже, авторынок «Кудайберген».
– Тормозуху приволокли, что ли?
– Круче – стеклоочиститель.
После такого яркого диалога трое не слишком респектабельных мужчин неопределенного возраста, в старых оборванных лохмотьях спустились через люк вниз. В руках одного из них красовалась пятилитровая канистра. Откуда-то сразу же появился огарок свечи, бледным светом осветивший коллектор. На стенах замелькали тени пробуждавшихся бродяг, и в коллекторе почувствовалось всеобщее возбуждение. Невесть откуда возникли старые, грязные стаканы и прочая тара.
– Ну, живём братва! Новый год, как у людей, будет, – обрадовался кто-то, как маленький ребенок новой игрушке, при виде канистры таких размеров.
– Как у людей, скажут ещё… – усмехнулся про себя старик, услышав столь нелепое сравнение.
 Стаканы вмиг наполнились голубоватой жидкостью. Откуда-то появилась закуска в виде чёрствого хлеба, наверное, добытая из мусорного бака.
– Эй, профессор, а ты чего сидишь? Присоединяйся! – позвал его долговязый Тагир, кивнув на импровизированный стол, наспех сооруженный из картонных ящиков. Хотя в этом богом забытом месте давно не помнили про правила приличия (потому что здесь действовали совсем иные «этические» нормы), этот бродяга всегда с уважением относился к старику и при возможности делился с ним, чем мог. Иной раз мог угостить хлебом, а то и выпивкой. Одним словом, не жадничал и не забывал, что старших нужно уважать. Вот и сейчас, заметив, что старик оказался на отшибе, пригласил его присоединиться к обшему веселью. Старик был за это благодарен Тагиру, но ему вовсе не хотелась пить со всеми отраву, которую изготовляли из технического спирта.
– Спасибо, Тагирчик… Что-то мне не здоровится. Я вижу, здесь всё надолго, и, как всегда, закончится мордобоем. Теперь точно не поспишь… Я лучше пойду в другое место, переночую, – поблагодарил он его.
– Ну, смотри, старик. Куда сейчас, на ночь глядя?
– Найду место, не пропаду… – старик махнул рукой и решил забраться в подвал какого-нибудь многоэтажного дома из тех, что стояли в ряд недалеко от теплотрассы. Там он нередко перебивался. Жители то ли из жалости к старику, то ли по доброте душевной не гнали его, как в других районах города, и относились к его присутствию в целом терпимо. «Здесь живут люди старой эпохи, которые ещё не забыли о хорошем отношении к ближнему», – твердил про себя старик всякий раз, глядя на пожилых жильцов, прохаживающихся вечерами по аллеям бульвара.
Оставив бездомных, как он сам выражался, «на дне», старик поднялся наверх, причем двигался решительнее и проворней, чем при спуске. Отдышавшись, опираясь на клюку, он, не оглядываясь, поковылял к намеченному дому. Мороз на улице не на шутку крепчал. В ногах отдавалась неперестающая, ноющая боль. Ему приходилась всё время останавливаться и делать маленькие передышки. Во время такого очередного отдыха, когда он уже добрался до бульвара Дзержинского, и до намеченого места оставалось совсем близко, в свете уличного фонаря перед ним вдруг мелькнула чья-та тень. Словно призрак, перед стариком из темноты появилась собака.
– Ах ты, негодный пёс! – воскликнул бродяга при внезапном появлении животного, словно то спустилось с небес, может быть, даже из созвездия Гончих псов. Собака тихонько подбежала к нему и уселась на задние лапы. При тусклом ночном освещении старик всмотрелся в собачью морду. Перед ним была обычная дворняга, которая ничем особенным не отличалась от своих бродячих уличных собратьев.
 – Тебе что нужно, ночная бестия?.. – старик проницательно посмотрел псу в глаза, как будто бы тот был виноват в надвигающейся непогоде и ломоте в костях. – Я тебя не звал, можешь быть свободным…
Животное облизнулось и, перебрав передними лапами, тоже глядя в лицо старику, тявкнуло.
– Ты ещё голос подаешь, шавка!.. – теперь уже строго посмотрел он на собаку.
Пёс снова тявкнул, и в его глазах блеснул, отражаясь, лунный свет.
– Ты смотри, какой неугомонный… Я тебе вот что скажу, взгляни туда, – он показал рукой в небо, в сторону созвездия Гончих псов. – Видишь своих сородичей? По сравнению с тобой, они собаки воспитанные и ни на кого не лают без причины.
Пёс посмотрел на него понимающим взглядом и завилял хвостом.
– Молчишь, божья тварь! И твой спутник одиночество, и ты, как и я, наверное, одинок в этом мире… – Старик вздохнул.
Пёс и не помышлял убегать в ночную темноту. Старик после паузы вновь заговорил с ним. Ему и самому захотелось в эту короткую минуту передышки хоть с кем-нибудь пообщаться, чтобы скоротать время.
– Раз уж мы начали беседу о твоём поведении и о звёздах, поведаю тебе тайну твоих небесных сородичей. Вот эта самая яркая звезда из созвездия Гончих псов называется Сириус…
Заслышав эти слова, пёс, не дослушав объяснений старика, засеменив лапами, внезапно потрусил во мрак ночи.
– Ну, вот, ты даже не удосужился дослушать меня, – махнул он рукой вслед, в сторону западной части города, куда направилась собака, после чего, оглядевшись, заприметил под уличным фонарем скамейку. Было холодно, но ногам всё равно требовался небольшой отдых. Опираясь на клюку, старик двинулся к скамье и сквозь ткань старого пальто ощутил пронизывающий ветер зимнего ненастья.
– Ух-х… – съежился он, и тело его пробрала дрожь. Блёклый уличный свет выхватил из темноты его неестественно сгорбленную фигуру. Словно призрак из прошлого, он, кряхтя, присел на уличную лавку и достал из старой сумки, которая висела у него его плече, несколько сухарей. В этот момент перед ним снова предстала та самая дворняга.
– Опять ты здесь, неугомонный… – почему-то обрадовался старик повторному появлению пса, осознавая, что сейчас это для него – единственная возможность немного согреть душу в морозную ночь. Достав из кармана пальто старый грязный платочек, он высморкался в него и, скомкав, снова сунул в карман. После чего, выдержав паузу, продолжил разговор о звёздах.
– Так вот, ты не дослушал меня… Знаешь, сколько тысячелетий звезда по имени Сириус радует глаз человеческий? Не знаешь? И откуда тебе, бродяге, знать о своих небесных сородичах… Не знаешь ты и того, сколько потребуется времени, чтобы добраться до Сириуса. А я знаю и скажу тебе: если лететь со скоростью света, то нужно целых двести лет. Представляешь – два века! Далековато! Не правда ли? И, тем не менее, Сириус считается самой близкой звездой к Земле… – Старик замолчал, а потом, не сдержавшись, хрипло закашлялся. Чуть отдышавшись, вздохнул и продолжил:
– Так вот, давным-давно, когда строились египетские пирамиды, в дни, предшествующие летнему солнцестоянию, на небосклоне, сияя в лучах утренней зари, появлялся великий Сириус. Ярчайшая звезда, которая возглавляет созвездие Большого Пса! Древнеегипетские жрецы тщательнейшим образом отслеживали это важное звёздное событие – поскольку оно являлось одновременно и важным земным событием, ведь вскоре начинался разлив Большого Нила, и на поля попадал благодатный ил...
Пёс с недовольным видом гавкнул, давая понять старику, что ему совсем не интересна выбранная тема.
– Ну и что ты снова разлаялся? Хотя ты прав, зачем тебе знать про древних египтян, когда твой худой живот просит еды, – умозаключил бездомный, глядя на тощий живот собаки, после чего посмотрел на свой тощий клетчатый баул, в который собирал бутылки, и важно произнёс: – Но знай, в Египте собаки почитались на уровне божества. Да, да, собаке отводилась роль не только охотника, охранника имущества, стража, но и, прежде всего, божества. Египтяне считали, что у каждой собаки на земле есть особая миссия. А вот североамериканские индейцы племени Като думали, что их Бог Нагайхо сотворил мир из ничего, создал все вещи, явления природы и живых существ. Но вот собаку ему не пришлось создавать, потому что она была всегда. Понимаешь ту привилегию, которая дарована вам? Ты был всегда ещё до сотворения мира! И ты будешь всегда. Вот так, мой друг, – сказал он с подчёркнутой твёрдостью и понял, что собака не слушает его дифирамбы четвероногим друзьям, а просто с надеждой смотрит на его дрожащие руки, в которых он держал сухари. Пёс с нетерпением ждал подношения.
– Ах, вот в чём дело… Ну что, так и будем друг на друга смотреть? – спросил старик, поморщившись от боли в ногах, и бросил псу один из сухарей, а другой – сунул в беззубый рот и запил водой из баклажки, которую достал из той же старой сумки. Когда хлеб размяк, пожевал его голыми дёснами. В это время подул порывистый ветер, и холод во всю захозяйничал в просторах его пальто.
– Точно будет снег, я же сказал, – почему-то он обрадовался тому, что оказался прав в своих прогнозах, потом, дожевав сухарь, посмотрел на пса, давно проглотившего свою пайку.
– Ну что, заморили червячка… Ты уж меня извини, больше нечем тебя угостить. Мне пора, а то здесь я околею. – Старик встал со скамейки и поспешил к месту предполагаемой ночлёжки. Собака, не долго думая, засеменила за ним.
– Иди прочь! – Старик постарался прогнать пса своей клюкой. Но тот не отвязывался. Отскочил в сторону, а потом снова побежал за своим благодетелем.
– Ты, что так и будешь у меня на иждивении? – строгим голосом спросил старик, не оборачиваясь, потом махнул рукой. – Ну, да ладно, дело твоё. Со мной, так со мной. Но смотри, не шали…
Так они и шли в лунном свете, как призраки, по ночному городу – в сторону «хрушёвок», тех домов, где жили люди прошлой эпохи. Но перед тем, как туда попасть, им предстояло пройти небольшой проулок. Этот отрезок пути старик называл «переулком несправедливости». Когда-то здесь все было застроено бараками. Теперь же, с левой стороны, какая-то их часть была снесена, и вместо них построены во всём своём великолепии трёхэтажные особняки; справа же по-прежнему стояли ветхие строения, как и раньше.
 – Смотри, пес, как несправедлива наша жизнь, – озвучил он псу извечную проблему человечества. – Напротив друг друга существуют роскошь и убогость, богатство и бедность. Где правда, спрашивается? Кому-то свет, кому-то тьма…
Он снова вспомнил чёрных риелторов и с ненавистью сплюнул, потом остановился посреди проулка и посмотрел в тёмные окна бараков, в которых проблескивали огоньки свечей. В памяти всплыл один из самых важных моментов его жизни. Запуск генератора Токогульского ГЭС. Пущенные тонны воды всей своей мощью навалились на лопасти турбины, раскрутив ротор, и загудело по проводам первое электричество, помчалось по ЛЭПам киловаттами к людям, неся в дома свет и тепло. Он стоял тогда, с гордостью думая о том, что и он причастен к этому волшебству, что где-то там, за тысячи километров отсюда, в чьих-то домах зажглись лампочки.
Глянув искоса на пса, которому было всё равно, кто живёт по обе стороны улицы, старик с грустью сказал:
– Где нет справедливости, там человек становится горемыкой, как я, другие же становятся злодеями, как те, кто оставили меня на улице.
Переведя взгляд с окон бараков на окна хозяев новой жизни, старик задумчиво спросил низвестно кого:
– На каких принципах зиждется мир – на принципах света и добра или же на принципах зла, сладострастия и несправедливости?..
Собаке об этом ничего не было известно. И если бы даже она знала ответ на этот вопрос, всё равно не смогла бы ответить, поскольку была животным.
– Молчишь? Не даровал вам Бог языка… Только человек имеет такую привилегию – говорить друг другу добрые слова и петь колыбельные песни своему дитя, и признаваться в любви… – он многозначительно прищёлкнул языком.
 Вспомнив о дарованных создателем привилегиях, старик подумал, что самая драгоценная из них – это возможность признаться в любви. Он невольно снова вспомнил прелестную Сайкал и по-настоявшему пожалел, что когда-то так и не смог сделать ей признание. Ему вдруг на исходе жизни захотелось вновь прикоснутся к её волосам и пережить волшебные чувства, которые может дать лишь первая любовь. Сейчас он был готов без раздумий отдать за это отставшиеся дни своей жизни… Размышляя обо всём, старик не заметил, как очутился перед домом, построенном во времена Никиты Сергеевича Хрущёва – из тех, что в народе называли «хрущевкой». Старик вошёл в последний подъезд – туда, где, как он знал, дверь в подвал всегда была открыта. Собака осталась позади, не решившись забежать в здание. Старик с нескрываемым сожалением посмотрел на дверь в подвал, обнаружив на ней крепкий замок. Кто-то из жильцов, видимо, недавно удосужился повесить его… Старик помялся на месте, но, почувствовав затылком уличный холод, внезапно принял решение. Делать было нечего. Возвращаться на улицу было нельзя, и он решил заночевать между этажными пролётами.
 Подьем по лестнице на верхние этажи оказался делом нелегким. Пока старик, с трудом переставляя ноги, поднимался наверх, он вспомнил отца. Вернее, попытался вспомнить его образ. Старик родился в тридцать седьмом году двадцатого века. Когда же ему исполнилось четыре, началась Великая Отечественная война, и родителя забрали на фронт. С войны отец уже не вернулся. Погиб на Курской дуге. В памяти о нём осталась лишь старая пожелтевшая от времени фотография, на которой он был запечатлен в форме советского солдата. Фотокарточку отец прислал вместе с письмом, и она стала последней весточкой от него. Но старик очётливо помнил тот день прощания с отцом. Все собрались, в том числе они с матерью, у деревянного здания сельского совета. Призывников построили перед бюстом Ленина. На лицах тех, кто уходил на фронт, и провожаюших была растерянность. Офицер призывной команды всех пересчитал, произвёл перекличку и скамандовал: «По машинам!»
Матери, жёны, сестры ринулись к мобилизованным, чтоб хоть мгновение ещё раз побыть с ними вместе. Обняв родных мужчин, они плакали, понимая в душе, что, возможно, последний раз видят друг друга. Они с матерью тоже подбежали к отцу, когда тот вместе с другими приготовился залезть на борт грузовика. Остановившись, отец взял его на руки и, высоко приподняв к небу, поцеловал и сказал по-отечески: «Будь крепким, даст Бог, скоро вернёмся с победой!» Светлый образ отца он сохранил до конца своей жизни. Увы, отца он так и не дождался… Пришло известие, что тот героически погиб, защищая подступы к столице СССР – городу Москве.
Когда же ему исполнилась 17 лет, мать собрала последние сбережения, положила в отцовский деревянный чемодан его вещи, благословила в дорогу и сказала: «Езжай, сынок, в город. Учись, пока молодой. Хорошая профессия – залог твоего будущего». Вот так он в пятьдесят седьмом покинул отчий дом и, не оглядываясь, отправился к своему светлому будущему. С тех пор прошло пятьдесят два года. Жизнь промчалась, как в кино. Теперь уже не было и мамы в живых, а с немногочисленными родственниками он связи не поддерживал. Не было и того государства, в котором он жил и трудился. И как бы ему ни было горько сознавать, но от былого величия советского человека, к которому он себя с гордостью относил, в нём, упавшем на дно общества, осталась лишь преданность идеалам всеобщего социального равенства. Новый непонятный строй, пришедший на смену социализму, он не мог принять. Одно он знал точно, что этот строй, как вирус, разрушил их духовные устои, расслоив общество на богатых и бедных. Вот о чем успел подумать старик, пока добирался до третьего этажа, после чего, оглядевшись, решил, что на сегодня хватит путешествовать, и, достав из сумки аккуратно сложенную картонку, разложил её на пролёте и плюхнулся на неё. Он ужасно устал и, закрыв глаза, приготовился отойти ко сну. В сидячем положении уснуть было трудно, он тихо завалился на бок, и сознание его отключилось… Сколько он находился в дремоте, он не знал. В какой-то момент сквозь сон старик услышал неистовый собачий лай. Тот самый пёс, о котором он уже подзабыл, напомнил о себе, заливаясь где-то внизу, у подьезда, словно увидел кошку.
– Ах ты, паршивец, всех разбудишь!.. – махнул он своей клюкой, как будто собака была рядом. И в это время он услышал, как на лестничной площадке отворилась чья-то дверь. Сверху, с площадки на него смотрела старая женщина. Она была в таком же, как и она сама, старом выцветшем байковом халате, по всей видимости, – остатке былой роскоши советской эпохи.
– Здравствуйте, – поздоровался бездомный с ней.
– Здравствуйте, – ответила та. – Сына вышла посмотреть. Что-то припозднился он… Услышала звуки, думала, может, это он, – сказала она извиняющимся голосом.
– Да это паршивый пёс нашумел! А сын придёт. Куда он денется… – успокоил старик женщину.
– Холодно на улице, волнуюсь. Боюсь, вдруг что с ним случится, замёрзнет. На улице такие холода стоят.
– А сколько ему лет? – поинтересовался старик, как будто это сейчас было важно для матери.
– Скоро пятьдесят будет.
– Не маленький. Взрослый, чего зря беспокоиться за него…
– Не знаю, сын есть сын, сколько бы ему ни было лет. Беспокоиться за них, наверное, вечный удел нас, матерей, – грустно улыбнулась старая женщина и замялась.
 – А вам сколько? – старик попытался сгладить возникшую неловкость.
– Семьдесят пять.
– Мы почти ровесники, – отметил старик и поёжился.
– Вам, наверное, холодно?
– Мне не привыкать. Для меня здесь Африка, – пошутил он.
– Я сейчас, – сказала его собеседница и, не смотря на преклонный возраст, проворно исчезла за дверью.
Спустя некоторое время она появилась опять, принесла горячий чай и булочку. Прихрамывая, спустилась к старику и протянула ему чашку.
– Попейте, согреетесь.
Старик посмотрел на неё исподлобья.
– Берите, не стесняйтесь.
– Не люблю, когда меня жалеют, – буркнул он недовольно.
– А я вас не жалею… – оправдываясь, она переступила с ноги на ногу; чувствовалось, что ей неловко перед стариком.
– Спасибо, с вашей стороны это было излишнее беспокойство, – он наконец-то взял протянутую чашку.
Отхлебнув горячего чаю, он оценил его, чуть подзабытый, вкус и аромат. Тепло приятно распространялось по телу. От такого доброго отношения к нему незнакомой женщины на душе старика стало немного светлее. Он с благодарностью посмотрел ей в глаза. Хотя в подъезде было мало света, он всё де разглядел их, и они показались ему очень знакомыми. В голове мелькнула мысль, что он, возможно, где-то встречался с этой женщиной.
– Мало сейчас добрых людей стало, – сказал старик, стараясь припомнить, где он мог ее видеть. Но так сразу определить это не удавалось.
– Не думаю, как вы. На любой век хватает порядочных людей. – Она улыбнулась.
«О, боже!» – вдруг воскликнул он про себя в сердцах при виде ее улыбки, так похожей на улыбку его Моны Лизы – далёкой любимой Сайкал.
– Пожалуй… На любой век… На любой век… – в изумлении повторил он эту фразу дважды.
– Ну ладно, я пошла, – вздохнула она. – Чашку можете оставить здесь, на окошке. Я утром заберу. – И женщина стала медленно подниматься по лестнице, к себе.
– Постойте, – остановил он её.
– Да? – она обернулась.
– У меня к вам одна просьба… Не сочтите меня невежливым, но можно я… потрогаю Ваши волосы… – он умоляюше посмотрел на неё.
Женшина молчала. И вдруг поняла. Может быть, для этого бездомного сейчас важно почувствовать теплоту другого человека, чтобы хоть на мгновение забыть о том, как он одинок на этом свете… И она не смогла отказать ему в такой просьбе. Снова спустившись к старику, преклонила перед ним свою седую голову. Старик закрыл глаза и прикоснулся замёрзшими от холода старческими пальцами к её волосам. Он почувствовал теплоту этой женшины, и ему стало светло на душе. Как он сейчас хотел, чтобы эта добрая незнакомка оказалась той недосягаемой Сайкал! Тогда бы он наконец смог признаться ей в своей любви и спокойно умереть. Но увы. Эта волшебная минута закончилась, как и должна была закончиться его жизнь. То были всего лишь его забытые грёзы… В какой-то момент их глаза встретились.
– Вам, наверное, тяжело было в жизни? – спросила она.
– Может быть. Но сейчас нет.
– Да, повидало наше поколение всякого на свете…
– Не говорите, столько увидено и прочувствовано, наверное, человечество за всю свою историю столько не видело, сколько мы за свою короткую жизнь. Одна Великая Отечественная чего стоит! Теперь вот и великая Родина историей для нас стала… Скажите, а вы помните тот день, когда Юрий Гагарин полетел в космос? – старик посмотрел на женщину так, будто важней этого вопроса сейчас для него не было.
– Помню.
– Какие вы тогда испытывали чувства?
– Гордость.
– Где же теперь все эти чувства? Одна пустота на душе…
– Всё проходит на этом свете, и это тоже пройдёт, – сказала она тихо и, повернувшись, пошла к себе в квартиру.
– Я знаю, – скорее для себя согласился старик и сразу же почувствовал далёкий запах полыни из своей юности, когда его сердце ещё не было перепахано острыми лемехами судьбы и только начинаешь по-настоящему жить и влюбляться.
– Ещё раз спасибо за вашу доброту… – поблагодарил он вслед свою ночную благодетельницу, когда та исчезла за дверьми своей квартиры. Оставшись наедине со своими мыслями, бездомный пожалел, что в этот момент рядом с ним не было того паршивого пса. Было бы с кем поделиться переживаниями… Его снова начало одолевать былое. «Таков удел старости – жить прошлым», – подумал он, теперь уже не сопротивляясь нахлынувшим воспоминанием. Лишь одно удивляло его во всём этом, что самым сладостным из всех воспоминаний, какие только могут быть у человека, была память о первой любви. Думая о ней, старик с наслаждением надкусил булочку, сделанную добрыми руками незнакомой женшины. Вдохнул аромат сдобы и отглотнул еще не остывший чай. Однако ему не дали полностью насладиться ужином.
Снизу послышались чьи-то тяжелые шаги. Кто-то из припозднившися жильцов поднимался наверх и, скорей всего, был пьян – так определил старик по его неровной походке. Спустя некоторое время перед ним оказался худощавый мужчина в драповом пальто и фетровой шляпе. Покачиваясь из стороны в сторону, обладатель старомодной шляпы поглядел на старика затуманенным взором и запросто спросил:
– Сколько времени?
 Старик вытащил из внутреннего маленького кармашка карманные часы, которыми его наградили 1972 году за ударный труд на строительстве Токтогульского ГЭС. Открыв крышку он взглянул на луки и стрелы, продолжавшие и в двадцать первом веке отбивать часы и минуты, отведенные старику.
– Второй час. Пятнадцать минут первого.
– Получается, сегодня уже… тридцатое декабря?
– Выходит так.
– У тебя «котлы» старомодные… – усмехнулся незнакомец. – Работают ещё?
– А что бы им не работать? – спокойно рассудил старик.
– Моему отцу тоже такие задарили… Ещё первый секретарь ЦК компартии Киргизии – Турдакун Усубалиеч. А тебе кто вручил?
– Мне – директор стройки Момбеков Нуралы.
– Не слыхал про такого… А хочешь… хочешь выпить? – спросил он старика заплетающимся языком.
– Спасибо, я – чайку, – ответил бездомный.
– Да ладно! Я тебя узнал… Ты профессор.
– Откуда ты меня знаешь?
– Я слышал, местные бродяги все тебя знают… Ты, мол, как чёрт, начитан, интересуешься всякой всячиной, и не твой удел побираться, бутылки собирать.
– Кто знает, у кого какой удел в этой жизни? – отрезал старик. – Но раз ты про меня знаешь, наливай тогда, угости старика.
Незнакомец достал из кармана початую бутылку «Беленькой».
– Так бы и сразу… Только вот тары нет. Извини уж…
– А ты в чашку наливай. – Он выпил остаток чая, освобождая емкость для спиртного.
– А, это другое дело… – покачнулся его собеседник, и бутылка чуть не выпала у него из рук.
– Что испугался, старый… – усмехнулся он. Пока из бутылки в чашку лилась водка, мужчина, прищурив один глаз, присмотрелся к рисунку на боках «тары» и вымолвил:
– Слушай, старый, откуда этот слоненок у тебя взялся?..
– Узнаешь? Мать твоя недавно чаем угостила, – сказал старик наугад, предположив, что незнакомец – тот самый сын, которого ждала его добродетельницы.
– А-а… Она у меня такой человек. – Незнакомец икнул.
– Выходила на площадку, тебя смотрела. Добрый она человек.
– А-а-а… Такая она, заботливая… – Он снова икнул.
– Хороший она человек, – повторил старик и выпил одним махом налитую водку, затем занюхал потёртым рукавом пальто.
– Ух… – от горечи во рту старик выдохнул. Когда спиртное теплом стало распространяться по телу, он поинтересовался:
– А как твою мать-то зовут?
После некоторой паузы послышался ответ:
– Жаныл… – Незнакомец, шатаясь, присел рядом со стариком на лестничной площадке. Когда он оперся спиной о стену, его фетровая шляпа сползла ему на глаза. Не поправляя шляпы, мужчина утомленным голосом заговорил:
– Знаешь, профессор, устал я…
Между ними возникло неловкое молчание.
– Спрашивается, от чего устал? – осторожно спросил старик
– Да от всего. Жить устал…
– А что так?
– Никчёмный я человек. Пустил по миру семью свою…
– Что такого ты сделал, что страдает твоя семья?
– Ты как священник какой-то прям… – Он опять икнул и пристально посмотрел на старика: – Прямо исповедаться перед тобой охота.
– Я тебе не навязывался, молодой человек.
– Да ладно, отец, не капризничай… – И незнакомец вынул из кармана игровую фишку, какими пользуются в казино. – Видишь эту беду? Когда-то она была моим талисманом. И я верил, что фортуна улыбнётся мне…
– Понятно. Один из семи человеческих грехов – «азарт», – умозаключил старик.
– Ты прав, старый. Я – игрок. Что скажешь на это, всезнаюший профессор-байке?
– Почему человек не может быть свободным от мирской суеты? Потому что он раб своих пороков. Ты тоже стал таким рабом, – просто заключил старик.
– Все мы рабы человеческих пороков… Покажи мне такого, кто никогда не грешил, святоша.
– Я не святой. Я верю в добродетель.
– Скажешь ещё, добродетель… Кому сейчас в этом мире нужна такая ерунда?
 – Вот что скажу я тебе, молодой человек. Чем отличается человек от других живых существ? Умением творить добро. Но не всем дана эта привилегия. Для того, чтобы творить добро, человек не должен быть подвластен мирской суете, где его стремление к власти и богатству ввергает его в человеческие пороки. И если ты стал рабом пороков, слово «добродетель» не для тебя. По этому мы иногда забываем своё главное предназначение – творить добро, начинаем делать глупости, и от этого страдают семья и близкие…
– Увы… Ты прав. Я совершил глупость. Оттого и жить не охота. Устал я от всего… Хочется лечь, закрыть глаза и не проснуться…
– Это плохо, что ты попал в сети искушения. Но всё поправимо, – постарался старик успокоить его, вспомнив дорые глаза Жаныл. Ему было в большей степени жаль не его самого, а мать. Сколько, наверное, натерпелась эта женшина горя, с тех пор, как её сын стал игроком; это трудно было даже представить.
 – Знаешь, что я тебе скажу. Тебе надо жить, а не о другом думать! Умереть легко, а вот жить трудно… Правильно жить. А жить надо, хотя бы потому, что у тебя есть семья, прекрасная мать. Я вот не нажил себе детей и очень об этом сожалею. Хоронить меня некому будет. Страшно.
– Почему нет семьи? У всех должна быть на этом свете семья, – удивился незнакомец.
– Думал, что всё ещё впереди. Успею. Колесил по всесоюзным стройкам. Строил гидроэлектростанциистанции. Оказывается, время так быстро летит…
– Слушай, старый, если ты по стройкам бегал, откуда ты такой умный? – вдруг спросил задал вопрос мужчина, как будто это сейчас было важно.
– Да с детства у меня была страсть – читать. Читал всё подряд. На стройках, когда было свободное время, читал. Книги, журналы, газеты. Что под руку попадется…
Они снова замолчали.
– А сколько детей у тебя? – поинтересовался старик у незнакомца.
– Трое… Сейчас я на иждивении матери. Хорошо ли это, плохо ли, моя правда для меня страшна…
В это время сверху открылась дверь, и на лестничной площадке показалась ночная добродетельница.
– Сынок, пойдём домой, – тихо окликнула она сына.
– А-а… мам, это Вы… Сейчас… Ну, ладно, профессор, я пошел. Береги себя… – Он с трудом поднялся с корточек и, покачиваясь, побрел по лестнице вверх, не переставая бормотать себе под нос:
– Почему всегда семь? Семь грехов… Семь музыкальных нот… Семь цветов радуги… Семь дней недели… Семь чудес света… Всегда семь… Скажите, мама, почему всегда семь…
Жаныл молча пропустила сына, и они пропали за дверью. В подъезде стало тихо.
Старику ещё долго пришлось сидеть со наедине своими думами, пока снова сон не сморил его. Ему снилось белое и чёрное, что, словно пустынные барханы, светом и тенью прорезались в его сознани. Ему снился курносый Табылды, который бежал с сачком для ловли бабочек за его небесной красавицей. А он ему кричал: «Не трогай её, я вдохнул в неё жизнь, в ней моя жизнь!» Потом ему приснилась собака с приплюснытым носом, которая вдруг поднялась на небо и стала там созвездием Гончих псов, и звала его к великой звезде Сириус. Ещё ему многое снилось из той, оставленной жизни, в эту ночь, пока утром его не разбудила Жаныл. Старик размежил веки и увидел, как она протягивает ему старую ондатровою шапку.
– Возьмите, это мужа.
– Зачем?..
– Вам в ней теплей будет.
– Благодарю… – он посмотрел на нее, ощущая неловкость.
– У вас когда-то были косички, – вдруг сказал старик, глядя на её седую прядь.
– Да. А вы откуда знаете?
– У всех девчонок в детстве были косички, – старик грустно улыбнулся, и они молча попрощались глазами. Каждый из них почувствовал в этот момент, что время их прошло, и они стали частью прошлого…
…Бездомный старик шёл по утреннему морозному Бишкеку в никуда, а спереди семенила дворняга с приплюснотой мордой, каких по миру бегают тысячи. Он был благодарен этому псу, который первый раз за всё долгое время дал старику возможность не чувствовать себя таким одиноким…

2 глава

Управившись у плиты, Жаныл выключила горелки, на одной из которых в алюминиевой кастрюле побулькивал борщ, а на второй, на сковородке потрескивали обжаренные кусочки ливерной колбасы. Довольная тем, что наскоро управилась с обедом, она принялась за гарнир. Несмотря на уже без малого восьмой десяток лет, женщина бойко разминала заранее отваренный картофель. Движения её были проворными, но всё же не столь ловкими, как прежде. Когда всё было готово, Жаныл принялась накрывать на стол, сделанный из крепких пород дерева, который был покрыт белоснежной, по старинке накрахмаленной скатертью. Стол являлся семейной реликвией; столешница его степенно покоилась на четырёх изящно изогнутых ножках и была готова принять приготовленные старой женщиной нехитрые блюда. Посуда из коллекции культового в советские времена германского чайного сервиса «Мадонна» не могла скрыть нынешнюю скромность трапезы. В былую эпоху каждая советская женщина мечтала иметь такой сервиз, определявший статус его обладательницы. Но то было в другой, прежней жизни. Теперь же почти пустая сахарница красноречиво говорила о реальном положении вещей в доме, да и статус в современном обществе уже определялся совершенно другими ценностями.
Когда на столе появился аккуратно нарезанный серый хлеб, а в тарелках засверкал борщ-свекольник, Жаныл невольно вздохнула, вспомнив времена, когда её стол ломился от множества угощений и деликатесов. В те дни их дом был полон гостей, друзей и просто знакомых. Как правило, каждый год из глубинки приезжали родственники-абитуриенты, мечтавшие поступить в столичные вузы, и некоторое время жили у них. В те времена на кухне всегда было людно, весело, хлебосольно. Сегодня же, когда прежняя страна исчезла с карты мира и на дворе властвовали другие законы человеческих отношений, за старым кухонным столом собирались только два человека – Жаныл и её старший сын Сталбек. Лишь изредка, на праздники приезжал из села младший сын со своей семьей, внося в их жизнь некоторое разнообразие и оживление.
Жаныл ещё раз посмотрела на стол, поправила скатерть и приборы, и негромко позвала сына:
– Сталбек, Сталбек, пора обедать!
Ответа не последовало. Шаркая тапочками по старому паласу, Жаныл вышла из кухни, и, превозмогая боль в суставах, с трудом переступая с ноги на ногу, пересекла квартиру.
– Проклятый ревматизм, будь он неладен, – пробурчала она и остановилась напротив комнаты сына, которая когда-то именовалась «детской». Жаныл приставила ухо к двери. За дверью было тихо.
– Сталбек, обедать пора, – снова позвала она.
Из комнаты послышалось какое-то движение, а после – негромкий хрипловатый голос Сталбека:
– Сейчас мама… Иду.
– Не долго, обед стынет, – поторопила она и проковыляла в зал.
Жаныл подошла к серванту, взяла фарфоровый чайник, на боках которого красовался образ благородной мадонны, и вернулась на кухню.
Сполоснув чайник под струей холодной воды, она готовилась к процедуре заваривания, которая в течение последних тридцати лет оставалась неизменной. Вначале с верхней полки навесного кухонного шкафа доставалась старая коробка с нарисованными на ней тремя индийскими слонами. Далее содержимое коробки объёмом в две чайные ложки отсыпалось в чайник, после чего в него тоненькой струйкой, не спеша наливался кипяток. Суть этого, на вид довольно простого способа заварки заключалась в том, что постепенная заливка кипятком способствовала наилучшему завариванию чая. Много лет назад Жаныл прочитала о таком способе в журнале «Крестьянка» и с тех пор неукоснительно следовала рецепту. Вот и сегодня процедура заваривания прошла в традиционном ключе. Когда по комнате распространился приятный аромат свежезаваренного напитка, она невольно заглянула внутрь коробки и с сожалением отметила, что чая осталось максимум на два раза. Это огорчило старую женщину. Потом она посмотрела на нарисованных трёх слонов и пробурчала:
– Поблекли ваши краски… Вы тоже, как и все, во власти времени.
И поставила коробку на место.
Прикосновение к коробке и образы нарисованных слонов оживили её память, и она снова невольно вспомнила те далёкие счастливые дни былого благополучия.
– Вещи, наверное, действительно умеют хранить память, – подумала она и перед её глазами всплыла картина, когда вся семья собралась за столом.
Отец раздаёт подарки, привезённые из командировки: ей красивый платок и индийский чай «Три слона», старшему сыну – коллекцию солдатиков, а младшему – машинку с открывающими дверцами. Восторгу нет предела. Проба экзотических бананов и апельсинов. Счастливые родители улыбаются, видя радость на лицах детей… То были моменты счастья, и были они особенными, не сравнимыми ни с чем. Чтобы заново окунуться в прошлое и пережить еще раз те волшебные минуты, Жаныл отдала бы многое, почти всё. Однако прежнее счастье кануло в лету, и теперь у неё остались лишь воспоминания.
Жаныл окинула взглядом стол и остановилась на полупустой сахарнице.
– Сахар кончается, – отметила она с гнетущей тоской, которая, скорее всего, была связана с горечью по безвозвратно ушедшим дням.
Жаныл подошла к шкафу и достала из «тайника» мешочек с шоколадными конфетами – знаменитыми «Кара-Кум».
Сладости она выложила на тарелочку и при этом невольно улыбнулась, вспомнив, как раньше прятала конфеты от детей. Мальчики же всегда находили мамины тайники, как бы умело они ни были устроены.
Мысли Жаныл прервал появившийся на кухне Сталбек:
– Привет, мама, – вяло поздоровался он и попытался не смотреть на мать, пряча опухшие от вчерашней выпивки глаза.
В таком состоянии Сталбек пребывал в последнее время всё чаще и чаще. После каждого подобного случая он закрывался в своей комнате, отлёживался и приходил в себя. Утром следующего дня, несвежий и с больной головой, стыдясь материнских упрёков, он появлялся на кухне. Вот и сейчас он предстал перед матерью в самом неприглядном виде. Но для любой матери её ребёнок, независимо от возраста, всегда остаётся ребёнком. Сердце Жаныл сжалась при виде сына, и она лишь тихо промолвила:
– Садись, дорогой.
Усадив сына, она стала суетливо крутиться вокруг него. Сталбек. молча присев на своё место у окна, уныло посмотрел на накрытый стол и пробормотал:
– Мама, спасибо, но что-то мне не хочется, – и снова попытался скрыть круги под глазами, отвернувшись к окну.
– Надо покушать, сынок, – настояла она. – Совсем исхудал, извёл себя. Так нельзя.
– Чаю лучше, можно мам... покрепче, – сказал он, не отрывая взгляда от окна.
Жаныл дрожащей рукой налила в пиалу только что заваренный чай. Сталбек взял пиалу, и, обжигая губы, мелкими глотками стал потягивать горячий напиток. Жаныл в очередной раз с болью взглянула на сына, потом собрала со стола в ладонь хлебные крошки, и, приоткрыв окно, высыпала их на подоконник. Не успела она закрыть окно, как на крошки, словно вихрь, налетела стайка воробьёв, сидевших перед тем на дереве напротив. Громко чирикая, вырывая друг у друга из клюва добычу, птицы в мгновенье ока склевали скромное подношение женщины. Повозившись ещё немного и убедившись, что всё съедено, воробьи так же быстро покинули подоконник. Жаныл всё это время стояла у окна и наблюдала за птичьей возней. Стояла и думала.
Думы же у неё были тяжелые и горькие. Она думала о сыне, о судьбе его. Жизнь её старшего сына покатилась вниз с тех пор, как он пристрастился к игре в казино.
«Как такое могло случиться?» – в очередной раз спрашивала она у самой себя и не находила ответа. Старой женщине было трудно понять, да и не хотела она понимать то, как человек может за раз проиграть всё, что у него имеется.
«В какие времена такое было, – продолжала она рассуждать, – чтобы средь белого дня без зазрения совести и с молчаливого согласия государства человека пускают по миру? Какая религия одобряет деяния, позволяющие обирать человека, пользуясь его душевной слабостью?» По её глубокому убеждению, эти деяния были не чем иным, как преступлением. Если кто-нибудь сказал ей раньше, что такое может произойти с её сыном, она бы не поверила. И всё же случись эта беда. И беда немалая. Когда она узнала, в какую передрягу попал Сталбек, её хватил удар. Шутка ли – проиграть автомашину, успешный бизнес и, в конце концов, квартиру! Думая об этом, Жаныл страдала, и страданиям её не было конца.
Это потом она узнала, что всё началось с пустяка… И как бы теперь ни было горестно осознавать эту правду (в жизни так часто бывает!), простые вещи, на которые человек не обращает в своё время должного внимания, на самом деле оказываются предвестниками бури. И вправду ничто не предвещало беды. Сталбек закончил с золотой медалью школу, затем механико-машиностроительный факультет политехнического института, работал инженером. В непростые послеперестроечные времена он не пал духом, как многие его сверстники. Нашёл себя. Всем тогда было трудно, особенно людям старой формации. Изменить своё мышление на новый лад было непросто, и не всем это удавалось.
Не удалось это и мужу Жаныл. Не мог он, как настоящий коммунист, принять либеральные новшества, которые принесла перестройка. Непонятные и чуждые ценности подкосили его, разрушив окончательно идеалы, в которые он свято верил всю жизнь. Рано он ушел из жизни, поскольку случился с ним обширный инсульт, в том числе по причине бесконечных переживаний из-за распада великой некогда державы. Похоронили его в родовом селе на Иссык-Куле.
После смерти мужа совсем стало трудно. Надо было как-то выживать. Сталбек взял кредит в банке и открыл своё дело на рынке «Дордой». Арендовав торговое место, начал продавать китайские товары. Трудился днём и ночью, зачастую лишая себя и семью маленьких радостей жизни, поскольку надо было откладывать деньги для погашения кредита, а потом – и для расширения дела. Труды со временем были вознаграждены: торговля расширялась, купили контейнер, второй. Все помогали Сталбеку, особенно младший сын с невесткой. В жару и холод, в холодном и душном контейнере, работали они в надежде, что Сталбек поможем им, когда встанет на ноги. Так и случилось. Дела пошли в гору, семья со временем открыла небольшое кафе, а позже и ресторан. Он помог Эржану открыть свой бизнес – автомастерскую и автомойку. Всё вроде ладилось и в семейной жизни: хорошая жена и двое прекрасных детей – девочка и мальчик. Чего ещё желать?
Но всё это практически в одночасье рухнуло. Бес попутал сына, не выдержала испытаний душа его. В один из вечеров зашел с приятелем в казино якобы скоротать время. Сталбек был наслышан о том, как люди попадают в сети азарта, но это его не отпугнуло. С кем угодно, но не со мной! Он считал себя человеком стойким в отношении всякого рода искушений…
Жизнь казино произвела на него сильное впечатление, и его первые ощущения были довольно странными. Вокруг полумрак, таинственность и звенящая тишина. В глазах игроков отражаются потухающие отблески света, слышится сбитое дыхание. Наблюдая за всем этим, Сталбек сразу погрузился в какое-то гипнотическое состояние. Самым удивительным было ощущение, что время как будто остановилось, и отныне оно текло по некоему неизвестному закону. Человек словно оказывался в другом пространстве, в состоянии безвременья. Это и подкупило Сталбека. В тот вечер приятель Сталбека проиграл всё до копейки. И он сказал Сталбеку:
– Слушай, новичкам везёт. Попробуй…
Сталбек попробовал – и выиграл небольшую сумму; понравилось. Казалось, что вот-вот сорвёт большой куш. Так началась погоня за призраками…
Всё чаще Сталбек стал заглядывать в то злополучное заведение, и с каждым разом полумрак казино затягивал его всё сильнее и сильнее. Он бежал после работы, чтобы окунуться в игру и получить свою дозу адреналина. С тех пор его словно подменили. В итоге он проиграл свой бизнес, автомашину, а под конец и квартиру. И ничего не могло остановить его – ни уговоры жены, ни плач детей…
«Что же заставляет людей терять разум перед соблазном заработать шальные деньги?» – спрашивала себя Жаныл.
Она не хотела верить в то, что эта беда случилась именно с её сыном. Ведь так не бывает, чтобы без труда и усилий человек получал деньги. У всего есть своя цена.
«Может быть, я смогла бы остановить его, если бы узнала обо всём чуть раньше? – корила себя Жаныл. – Может быть, он бы меня послушал и одумался? Эх, если знать всё наперёд, сколько можно было бы бед избежать, обойти их стороной…» – вздохнула она и снова с болью посмотрела на сына.
Теперь все отвернулись от него. Жена не выдержала, разошлись. Хорошо, что Эржан понял, какая беда случилась в их доме. Он со своей семьей уехал в село, там всяко легче, можно вести своё хозяйство. Так думала Жаныл, в который раз успокаивая себя и думая о судьбе второго сына. Спасибо ему, что приезжает и помогает чем может.
«Возможно, если муж был жив, он бы не допустил такого развития событий. Эх, сейчас можно бесконечно рассуждать, что было бы, если, как было бы, если… Но что случилось, то случилось… Надо спасать сына, вытаскивать из пропасти. Бедное материнское сердце, только оно способно выдержать подобные испытания», – так думала Жаныл, и думала не только за себя, но и за всех матерей, которым пришлось настрадаться из-за своих детей.
Постояв немного у окна, она глубоко вздохнула и повернулась к столу. Сталбек, допив чай, отрешенно уставился в точку за окном. У бедной женщины снова защемило сердце. Худой, с почерневшим лицом; его здоровье вызывало у старой женщины серьёзную тревогу. На проблемы со здоровьем сына указывали и проступившие у него тёмные пятна на лице, что говорило об имеющихся проблемах с печенью. И виной всему было не только злоупотребление горячительными напитками, но и перенесённый ранее гепатит. Как бывший медик она понимала, что, возможно, уже начался необратимый процесс разрушения жизненно важного органа.
– Стакеш, может, еще чаю? – нежно заговорила она, попытавшись отвлечь сына от горестных дум.
Так ласково она называла сына в детстве. Обращаясь к нему таким образом, она хотела пробудить в нём воспоминания о приятном, светлом и счастливом прошлом.
– Нет, спасибо, – коротко ответил он и посмотрел на подоконник, где до недавнего времени прыгали птицы. Потом, глядя в бесконечное пространство за окном, добавил:
– Быть птицей, наверное, всё же лучше, чем человеком… Ты меня презираешь?
Прошла некоторая пауза, прежде чем Жаныл ответила ему:
– Нет, сынок. Как может мать презирать своего ребёнка? А быть птицей не лучше. Быть птицей легче, чем человеком. Вот и вся хитрость жизни... Ты должен взять в себя в руки. – Она произнесла это просто, но очень твёрдо.
– Только вы меня жалеете. Только вам я нужен.
– Я ведь мать! И что бы ни случилось в жизни её кровинушки, мать всегда придёт на помощь.
– Даже когда сыну сорок пять?
– Неважно сколько, ты всегда остаёшься ребёнком для меня.
– Парадокс жизни… Самая большая неблагодарность для родителей всегда исходит от собственных детей. Наверное, такова тяжёлая участь всех матерей – до конца жизни нести крест своих детей…
Сталбек замолчал, потом вдруг тихим голосом спросил:
– Зачем ты кормишь воробьёв?
– К хлебу надо относиться бережно, крошки нельзя выкидывать.. Хлеб всему голова. Когда мы перестаём уважать хлеб, мы перестаём уважать себя.
– Это вы про меня, мама?
– Это я про жизнь.
– Каждый раз, когда вы их кормите, я наблюдаю за ними… Знаете, мама, они так похожи на нас – людей. Такие же, как мы – разные, у каждого свой характер. Есть среди них спокойные и шустрые. Кто-то смелый, а кто-то трусливый. Есть серьёзные и пустые. А тот, кто покрупней – тот наглец, никому не даёт спуску, – усмехнулся Сталбек, и потом добавил уже с некоторой иронией: – Совсем, как у людей, сильный побеждает слабого. Единственное, воробьи, в отличие от нас, наверное, не могут страдать и любить, – добавил печально. – Как вы думаете, мама?
– Наверное, так и есть. Но мне кажется, каждое живое существо на земле страдает и любит. А иначе зачем жизнь нужна вообще?
Они замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Потом Жаныл подошла к Сталбеку сзади и обняла его за плечи.
– Горе ты моё, о птичках думаешь. Им-то легче живётся на этом свете.
– А мне трудно, вот и пью, мама… Простите меня, на старости лет доставляю вам столько хлопот. Но пока никто не придумал лучшего антидепрессанта, чем водка. Будь она проклята! Простите меня, мама. Когда-то я был хорошим сыном. Так бездарно разрушить свою жизнь!
Вдруг его плечи задрожали, и он безмолвно заплакал, почувствовав теплоту материнских рук.
– Водка – плохой советчик. Она притупляет боль, но не убирает её… Человек должен сам справиться с собой, – поспешила Жаныл успокоить сына, зарывшись лицом в его волосы. – Ты должен быть сильным, чтобы перебороть себя.
– Кто я теперь, кому я нужен?.. Дом проиграл, семью разорил, пустил по миру. Сижу на вашей шее… Не кормите, мама, больше… не кормите …
– Кого? – удивилась Жаныл.
– Этих воробьёв, – со злостью сказал Сталбек, на самом деле имея в виду себя.
– В чем же их вина? Они ведь тоже божьи создания… – Жаныл поняла внутренний посыл сына, но не подала виду.
В это время на подоконник сел маленький воробей, который, не обращая внимания на людей, принялся выискивать остатки крошек. Не найдя ничего, он негромко постучал клювом по стеклу. Потом, попрыгав ещё некоторое время по подоконнику, будто вспомнил что-то важное и, расправив крылья, полетел по своим птичьим делам.
– Этот воробышек всегда прилетает последним, после всей стайки, – заметила Жаныл.
«Отшельник», – подумал про птицу Сталбек. Вот сегодня птичка постучалась к ним в окно. Это, возможно, предвестие чего-то, или, быть может, напоминание о чём-то забытом из далёкого прошлого… Он невольно вспомнил, как мальчишками они делали рогатки и охотились на птиц, и почему-то обрадовался тому, что как бы он сам ни старался, ни разу ни в одну из них не попал.
А Жаныл этот воробей напомнил, что скоро Новый год.
– Ты не забыл про Новый год? – напомнила она сыну и вдохнула запах его волос. Они давно уже потеряли запах детства. Когда-то мягкие и нежные, сейчас они превратились в жесткую, седеющую прядь.
– Не забыл, через два дня.
– Я там собрала чайный сервиз, думаю продать его, – сказала она спокойным голосом.
– Мам, о чём вы говорите? – обернулся он удивленно. – Вы про подарок отца?
– Да, про «Мадонну», – подтвердила она догадку сына.
– Это же наша реликвия! И не думайте её продавать! – отрезал он и потом мягко добавил: – Да и кому сейчас такой набор нужен? Магазины заполнены стеклом и фарфором покруче.
– А вот представь, есть люди, которые интересуется именно такой посудой. В магазине же всё китайское. А наш сервиз, если помнишь, импортный, гэдээровский, – подчеркнула она не без гордости.
– И кто тот человек, который позарится на нашу «Мадонну»?.. – спросил он, не переставая удивляться.
– Соседка наша.
– Которая?
– Ну, под нами которая, – показала она пальцем вниз. – Недавно переехала в наш дом.
– На что ей этот сервиз?
– Говорит, что её мама всегда мечтала иметь такой.
– Колхозница, наверное, какая-нибудь. Несбыточная мечта советской труженицы, – с некоторым пренебрежением заметил Сталбек.
– Зачем ты так? – с укором посмотрела Жаныл на сына.
– Ну, извините, мам, я так… – Он, оправдываясь, взглянул на мать. – Я вас прошу, ни в коем случае не продавайте сервиз. Моя печень как-нибудь перебьётся. Я достану деньги.
Последние слова Сталбека прозвучали как-то неуверенно, и он замолчал.
– Сынок, это же просто посуда. Глина. Что может быть важнее для меня, чем твоё здоровье? Ты же знаешь, что если надо будет, не то что этот сервиз, я свою жизнь за тебя отдам! – сказала она дрожащим, взволнованным голосом.
Жаныл вновь обняла Сталбека за плечи, и, уткнувшись в его волосы, тихо заплакала.
– Мама, вы что?! – испугался Сталбек.
Он встал и обнял её. Потом, погладив седые волосы, поспешил успокоить:
– Ну, мам, не надо, не плачьте, пожалуйста…
А она уже не могла остановиться. Худые плечи старой женщины продолжали вздрагивать от рыданий.
Сталбеку стало обидно за неё. Когда-то цветущая и полная жизни, она стала такой маленькой, такой хрупкой и беспомощной. Сталбек вдруг осознал гнетущую реальность: годы берут своё, и, может быть, женщине, которая подарила ему жизнь, вырастила и воспитала, осталось не так уж много на белом свете… А он, вместо того, чтобы обеспечить ей достойную старость, приносит лишь страдания. В сотый раз Сталбек возненавидел себя и проклял тот день, когда впервые переступил порог игорного заведения.
– Все дети – маленькие воришки, которые тихо крадут у своих родителей их годы жизни. Мама, наверное, я не заслуживаю вашего прощения и никогда не заслужу его, – сказал он сдавленным голосом, а потом крепко поцеловал её в белоснежные волосы.
– Прости меня, сынок… Я не хотела огорчать тебя своими слезами, но я так соскучилась… по внукам, по невестке… – произнесла она тихо, деликатно, чтобы вдруг каким-нибудь неверным словом не потревожить душевную рану сына.
– Мам, не плачьте, пожалуйста, я всё исправлю. Даю вам слово! – в сердцах заверил Сталбек мать. – Выход есть из любого положения.
– Всегда есть, но ты его пока не нашел.
– Я найду, обещаю вам, найду!
– Послушай меня, сынок. Может, мне недолго осталось в этой жизни. Увы, все мы смертные… Был бы жив отец, всё было бы мне легче, да и по-другому, наверное, всё было бы. Но сейчас его нет рядом с нами. Всё в твоих руках…
Так они, мать и сын, обнявшись, простояли некоторое время, и каждый был погружен в свои непростые думы.
– Ну, хватит плакать, – взяла себя в руки Жаныл. – Только обещай мне, что возьмешься за лечение и, пожалуйста, никакого спиртного. У меня кое-что осталось от пенсии. – Она постаралась улыбнуться.
– Хорошо, мам, только после Нового года, – пообещал Сталбек. Ему не хотелось сейчас её огорчать. – Я люблю вас, мама, – сказал он и поцеловал Жаныл в щёку.
– Я тоже тебя люблю, подлиза.
– На Новый год у меня тоже есть кое-какие сбережения, – солгал Сталбек. – Куплю продуктов. Только сейчас мне надо в одно место сходить, – засуетился он. Это был предлог для очередного бегства из дома. Жаныл всё поняла, но не стала его останавливать. Только сказала:
– Сходи, я пока буду наряжать ёлку.
Потом достала из старого кошелька пятьдесят сомов и протянула сыну.
– Зачем?
– По дороге сахар купи. Негоже пить чай без сахара.
– У меня есть деньги, – еще раз солгал Сталбек и понял, что никакой сын никогда не сможет обмануть мать. Молча взял протянутую купюру.
Обед так и остался на столе нетронутым.
– Ты не покушал, – умоляюще посмотрела Жаныл на сына.
– Нагуляю аппетит, приду и поем, – успокоил он мать и поспешил в коридор. Только теперь он понял, что при каждом удобном случае хочет убежать не из дома, а от самого себя…

Накинув старое драповое пальто и отцовскую фетровую шляпу, Сталбек вышел во двор, где уже кружились первые предновогодние снежинки.
«К вечеру всё покроется белоснежной скатертью», – подумал он, но эта мысль не обрадовала его.
Он давно уже потерял ощущение приближения, когда-то любимого, новогоднего праздника. Свежий воздух и падающий снег привели его в чувство после вчерашней выпивки и сегодняшнего непростого разговора с матерью. Остановившись посредине двора, Сталбек невольно посмотрел на старую беседку и вспомнил детство. В какой-то момент ему показалось, будто он увидел в беседке силуэты друзей, певших под гитару незамысловатую подростковую песню. От этого видения у него перехватило дыхание, и к горлу подступил горький комок. Сталбек невольно закрыл глаза и подумал:
«Всё хорошее в моей жизни связано с этим двором. У каждого есть, наверное, вот такой родной двор – вселенная нашего детства… Однажды покинув эту вселенную, мы теряем что-то большее, чем просто жизнь. И этот мир остаётся для нас, словно недосягаемая планета на ночном небосводе. Где сейчас её обитатели – Марлис, Тынай, Нурлан? И где я, Сталбек?..» – В его мыслях сквозила горечь.
Тогда, в прежние времена всё было просто и понятно. Их детские души не ведали о таких диковинных вещах, как компьютеры, мобильные телефоны и игровые приставки. Они сами себе придумывали игры и героев, в основном из прочитанных книг. Мысленно строили длиннокрылые самолеты и межпланетные ракеты, летали на Луну и Марс, играли в бесстрашных партизан, спасая пленных от ненавистных фашистов. И нынешний Халк, Человек-паук и Терминатор с робокопом вместе взятые не шли ни в какое сравнение с их героями. Их дворовые концерты с песнями и танцами для родителей, которые они ставили вместе с соседскими девчонками, были куда интереснее нынешней «Фабрики звёзд». Казаки-разбойники, летние пионерские лагеря, зимний каток… Эх, где ты теперь, счастливое детство? И где теперь та неразлучная четвёрка мушкетёров? Вернуться бы хоть на миг в ту страну чудес…» – с сожалением думал Сталбек о стремительно убегающем времени.
И сквозь пелену снега ему снова послышались далёкие голоса друзей.
Он знал, что Тынай стал успешным бизнесменом, Марлис работал школьным учителем физики, а Нурлан, как и мечтал, стал профессиональным музыкантом и уехал в Америку.
«А кем стал я – Сталбек?»
От этих мыслей ему захотелось забыться и утопить свою печаль в стаканчике водки. Он нащупал в кармане пятьдесят сомов, которые дала ему мать, чтобы купить сахар. Сталбек, испуганно озираясь, принялся лихорадочно искать спасение от нехороших мыслей. Ведь он дал слово матери! В глаза бросились тополя, которые когда-то были посажены его родителями. Прямоствольные, на уровне пятого этажа, они грустно склонили свои головы под тяжестью снега. Деревья напомнили ему, как много лет назад родители вместе с соседями обустраивали двор и вкапывали саженцы. Вот этот, самый крупный тополь посадил его отец. Сталбек подошёл к зимнему, заснеженному дереву и погладил его шершавую кору.
– Держи прямо, пока я буду засыпать! Молодец, каждый мужчина в своей жизни должен посадить дерево и достойно воспитать сына, – услышал он далёкий голос отца, который сейчас, для Сталбека долгим эхом отдавался по всему двору.
– Достойно… достойно… достойно…
У Сталбека вдруг возникло такое чувство, будто он предал всех и вся – родителей, учителей, свои детские мечты, продав однажды душу за рулеточным столом. Он начал задыхаться. Двор, который напоминал ему о былых днях, вдруг стал ему ненавистен. Он спешно покинул его. Только сзади, сквозь пелену снега всё ещё слышались голоса друзей…
Лишь когда Сталбек оказался далеко за пределами двора, на аллее бульвара, он заметил, что сзади за ним увязалась небольшая рыжая собака. Эта была простая, самая что ни на есть беспородная дворняжка.
– Ты чего, рыжий, увязался за мной? – остановился он.
Пёс тоже остановился и уставился на него голодными глазами.
– Ты что, кушать хочешь? – вызвал пёс у него жалость.
Стряхнув снег с воротника, Сталбек присел на корточки.
– Ну, иди сюда, – подозвал он дворнягу.
Пёс послушно подошел и уселся перед ним на задние лапы. Погладив животное по мокрой голове, Сталбек вспомнил их дворового пса по кличке Дик, который также был рыжей масти, как и этот бродяга.
Дик был по-своему уникален. На радость ребятам он выполнял некоторые нехитрые команды, ходил на задних лапах, прыгал через обруч, подавал голос и даже давал лапу. Но главная его особенность была в том, что в любую погоду – и в дождь, и в снег он ждал детей со школы и, радостно виляя хвостом, выбегал к ним навстречу, когда те возвращались с занятий. Все любили Дика. Но однажды случилось несчастье. В один из зимних дней Дик пропал. Искали его всем двором, но так и не нашли. Позже прошел слух, что Дика якобы сбила машина, и пёс скончался. Эта была трагедия для всех ребят, потерявших настоящего, верного друга.
«Никуда не убежать от прошлого», – подумал Сталбек и изучающие посмотрел на нового знакомого.
– Ты, наверное, потомок нашего Дика. Очень сильно смахиваешь на него, – заговорил Сталбек с псом.
Пёс будто понял, о ком ведёт речь Сталбек, и закивал головой. Сталбек посмотрел на исхудавшую собаку, и ему стало дворняжку жаль.
– Мне нечем тебя угостить… – Оправдываясь, он попытался улыбнуться.
Но вдруг вспомнил о пятидесяти сомах, которые предназначались для покупки сахара.
– А знаешь, что мы с тобой сделаем? – спросил Сталбек, будто решившись на что-то очень важное.
Он поднялся и твёрдым голосом сказал собаке:
– Пойдём со мной!
Дворняга послушно побежала за ним. Человек и собака, оставляя на снежной алее отпечатки ботинок сорок второго размера и слабые следы собачьих лап, направились к ближайшему магазину.
Оказавшись напротив магазина, Сталбек наказал собаке:
– Жди меня здесь, – и исчез за стеклянными дверьми.
Не прошло и пяти минут, как он обратно вышел на улицу.
– За мной, – снова скомандовал человек дожидавшейся его собаке, и та послушна потрусила следом.
Очутившись на бульваре, Сталбек нашел свободную скамейку и, рукой смахнув с неё снег, сел на край. После чего достал из кармана пакет, а из пакета – сдобную булку и пластиковый стаканчик с водкой «Столичная», именовавшийся в народе «йогуртом» про причине схожести с широко разрекламированным кисломолочным продуктом.
– Поделим поровну, – сказал Сталбек и отломил половину булки для собаки.
Новоиспеченный Дик понюхал отломленный кусок и неспешно принялся его поглощать.
– Кушай, кушай… – подбодрил Сталбек собаку и, открыв стаканчик, выдохнул воздух и залпом выпил его содержимое. Сморщившись, задержал дыхание, с шумом выдохнул и занюхал булкой.
– Ух, какая горькая, стерва! Бррр… – замотал Сталбек головой.
Потом повертел в руках остаток булки и бросил к ногам собаки. Пёс с удовольствием проглотил и его. Сталбек посидел некоторое время с закрытыми глазами. Потом посмотрел на собаку, которая не собиралась убегать от своего благодетеля.
– Знаешь, Дик, как сейчас мне плохо? – признался он дворняге, почувствовав, как спиртное приятным теплом согревает его внутри. – Я так по детям скучаю, ты просто не представляешь…
Пёс повел ушами и завилял хвостом.
– Тебе интересно? Ладно, расскажу, в какую беду я попал. Облегчу душу, исповедуюсь тебе… Ты хочешь побыть моим духовным наставником? – спросил Сталбек серьёзным голосом.
Дворняга вновь повела ушами и тявкнула.
– Аа… тогда слушай, – захмелевшим голосом сказал Сталбек. – Я конченый казиношник, лузер. Не знаю, как это случилось, как я попал на эту удочку… Проиграл всё на свете, даже дом. Семью оставил на улице. Жена забрала детей и ушла. Один остался… Лучше бы я проиграл свою жизнь… Никчемный я человек. Сижу на шее у старой матери. Разве я достоин того, чтобы жить на этом свете?.. – Он тяжко вздохнул и замолчал.
Потом посмотрел на пса слегка захмелевшими глазами и скорчил гримасу.
– Тебе интересно меня слушать?
Пёс снова тявкнул и перебрал передними лапами.
Сталбек продолжил:
– А самое страшное, что жизнь проходит мимо меня… Как в кино, только меня нет в этом фильме. Другие артисты и персонажи… – Он всхлипнул.
– А как я скучаю по детям, ты просто не представляешь. Жена не разрешает мне с ними видеться. Может быть, она права… Зачем им такой отец? Чему хорошему я их научу? Я презираю себя… Знаешь, даже не хочется жить…
– Тебе-то, поди, легче. Нашел кусок хлеба и всё, гуляй смело… – и Сталбек вновь замолчал.
Дворняга понимающе облизнулась. Сталбек поёжился от холода и продолжил:
– Сегодня я пообещал матери купить продукты на Новый год. Вот только денег – тю-тю!.. – усмехнулся он, постучав по карманам, и только теперь обратил внимание на то, что собаку тоже стала пробирать дрожь.
– Замёрз, пёсик, весь дрожишь, – пожалел он нового друга.
– Терпи, такая уж доля твоя собачья… А знаешь, что я тебе скажу… – Он стряхнул со шляпы налипший снег и, неуверенно пошатываясь, встал со скамейки. – Ты хороший пёс, добрый и умный… Наш Дик был таким же и всегда приносил нам удачу. Пожелай мне удачи… Может я, наконец-то, поставлю на нужную цифру, и сорву полагающийся мне куш, – саркастическим тоном заявил он, в душе сам над собой насмехаясь.
Пёс внимательно посмотрел на него и внезапно сорвался с места, засеменив вверх, по бульвару Эркиндик.
– Ты куда? – крикнул Сталбек вслед собаке.
Пёс остановился и обернулся. Потом завилял хвостом, показывая всем своим видом, что приглашает его за собой.
– Ты куда, паршивец, меня тянешь?.. – пробубнил Сталбек и поковылял за ним неуверенной походкой.
Следуя за дворнягой, ему стало легче от принятой на грудь водки. Душевная боль немного отступила. Сталбек, неуверенно ступая по свежевыпавшему хрустящему снегу, брёл за животным. Теперь их следы на снегу были глубокими и отчетливыми, и дорогу указывал не человек, а собака.
Идущие навстречу прохожие не обращали на них внимания. Людей заботили свои неотложные дела, предновогодние заботы. Им не было никакого дела до выпившего человека, который брёл за рыжей дворняжкой.
Так они прошли один квартал и оказались на перекрёстке. Пёс, как законопослушный пешеход, остановился на красный, запрещающий свет светофора. Перед ними проносился поток машин. Загорелся желтый свет, а на проезжей части машины еще находились в движении. Светофор вот-вот должен был остановить поток автомобилей. В этот момент собака вдруг сорвалась с места и побежала трусцой через пешеходный переход. Водитель приближавшейся машины не успел среагировать на неожиданный манёвр дворняги. Послышался глухой удар, и она, как пушинка, отлетела на несколько метров от места столкновения.
Сталбек в оцепенении продолжал стоять у обочины. Из машины выскочил солидный на вид мужчина, подбежал к собаке, наклонился и пинялся взволновано тараторить одну и ту же фразу:
– Вот проклятье! Откуда она взялась?!
Лицо и голос водителя показались Сталбеку знакомыми.
Водитель внимательно осмотрел бампер своей машины.
– Черт возьми, она бампер помяла!.. – с раздражением заявил он.
Эти слова возмутили Сталбека. Он хотел было подбежать к водителю и сказать:
– Как вы смеете говорить о своём бампере?! Вы же собаку задавили!
Но не успел. В этот момент из машины выскочила девочка лет десяти, подбежала к мужчине и стала плакать. Сталбек, как вкопанный, застыл на том месте, где и стоял. Хмель, затуманивший ему голову до происшествия, куда-то вмиг улетучился…

3 глава

Наверное, немного найдётся в мире людей, которые поспорят с тем, что предновогоднее настроение – это особенное, ни с чем несравнимое состояние человека. И не важно, сколько лет нам, верим мы в чудеса или нет. Когда секундная стрелка проделывает свой последний круг в уходящем году, и лук со стрелами настенных часов указывают на полночь, непременно приходит ощущение далёкого детского счастья, заставляющее в очередной раз верить, что там, за «горизонтом», в Новом году нас ждёт что-то новое, неизведанное и обязательно светлое. И что, наконец, придёт долгожданная удача и начнут исполняться мечты, когда-то поселившиеся в детских сердцах… И кто-нибудь в первую минуту наступившего Нового года, подняв бокал с шампанским, возможно, скажет:
– Такова человеческая натура – верить в новогодние чудеса. Выпьем же за наши желания, которые обязательно должны исполниться в Новом году!
Тынай был не из тех, кто верил в чудеса. Он верил в то, что старания и труд есть залог исполнения всех желаний. «Верь в себя», «Человек – кузнец своего счастья», «Я один ответственен за своё будущее» – таким было его жизненное кредо. Придерживаясь этих нехитрых извечных истин, как прагматик и реалист он был обеспокоен тем, что экономический кризис, который семимильными шагами колесил по миру, обязательно коснётся и его лично – его бизнеса. Тынай осознавал, что ему придётся перестраивать работу, чтобы оставаться на плаву, и никакие новогодние чудеса не спасут его, если он сам не предпримет четких и конкретных мер по укреплению позиций компании, оптимизации ее деятельности и минимизации возможных потерь.
Вот с такими мыслями в предновогодний день Тынай с дочкой Бермет около часа пополудни выехал в сторону музыкальной школы. Сегодняшний день для них был особенным. Бермет должна была выступать перед школьным жюри, члены которого отбирали кандидатов для участия в престижном детском музыкальном конкурсе в Чехии. Учитывая важность предстоящего мероприятия, Тынай решил не думать о профессиональных делах, чтобы его настроение не передалось дочери и не повлияло на её эмоциональное состояние. Но это у него плохо получалось. Бермет, будучи девочкой проницательной и чувствительной, глядя на отца, заметно нервничала. В красивом белоснежном, с синим бархатом, платье она сидела на заднем сидении, справа от отца, крепко обняв футляр скрипки. Её учащенное дыхание, ее взгляд свидетельствовали о том, что юная конкурсантка все-таки волнуется и переживает не на шутку.
– Ну, алтыным , – улыбнулся Тынай дочери. – Готова к победе? – своим нежным, заботливым ровным голосом Тынай постарался придать ей уверенности в себе.
– Папа, я боюсь, – призналась та, стараясь остаться, по возможности, незаметной в широком кресле машины.
– Не бойся, всё будет хорошо, ты обязательно победишь. Ты так долго готовилась и мечтала об этом, – добавил отец и улыбнулся дочурке в зеркало заднего вида.
Бермет углубилась в свои детские мысли; наверное, представила себя уже выигравшей конкурс и гуляющей по старым улочкам далекой Праги.
«С каждым днём Бермет становится всё больше похожей на мать», – отметил про себя Тынай.
Машина выехала на оживленную городскую магистраль. Музыкальная школа находилась в пяти кварталах от их дома, и дорога занимала примерно пятнадцать минут езды. До начала прослушивания оставалось предостаточно времени.
Но не знали Тынай и Бермет, садясь в машину, что эта поездка, которую они проделывали почти каждый день, закончится прибытием не в первоначальный пункт назначения… Совсем скоро какая-то неведомая сила внесёт коррективы в их привычную, повседневную жизнь. Но это будет чуть позже, а пока они двигались в направлении музыкальной школы.
Не успела машина попасть в городскую круговерть, как снежинки дружно устремились в лобовое стекло. Тынай включил дворники на скоростной режим, и те усердно заработали, счищая налипающие снежные хлопья. Тынай перестроился из левого ряда в правый, поскольку на ближайшем перекрестке им надо было поворачивать направо. Ожидая переключение светофора, Тынай вдруг вспомнил вчерашний напряжённый разговор с подрядчиками, которые требовали погасить задолженность перед рабочими по зарплате. Увы, денег не было. Банк, финансировавший строительство жилого дома, временно заморозил операции и занял выжидательную позицию, видимо, по причине того, что цены на недвижимость продолжали резко падать. В сложившейся ситуации надо было принимать срочные меры. Так, надо было выполнить во что бы то ни стало все условия договора – и вовремя; ведь на карту сейчас была поставлена его деловая репутация. Размышляя над своими проблемами, Тынай с некоторым запозданием заметил, что на светофоре зажегся зеленый. Спуститься на землю ему помогли водители находившихся за ним автомобилей, которые дружно засигналили на все лады.
Повернув на перекрёстке направо, Тынай также попытался повернуть в другое русло и свои мысли, отмечая, что предыдущая попытка сделать это была предпринята ровно пять минут назад, когда они с дочерью сели в машину. Тынай осознавал, что в последнее время он работает в напряженном режиме и практически не отдыхает. Это было чревато, поскольку граничило с депрессивным состоянием, что крайне нежелательно накануне празднования Нового года. Чтобы хоть как-то настроиться на позитивный лад, Тынай решил прибегнуть к старому испытанному методу. Он включил проигрыватель, и из колонок послышались приятные мелодии Джона Леннона и Пола Маккартни. То были старые добрые песни его юности, его молодости. Музыка приободрила не только его самого, но и Бермет, которая благодарно улыбнулась отцу в зеркало. Тынай в ответ ей подмигнул.
В это же время с левой стороны на большой скорости их машину, демонстративно прижимая к обочине, обогнал «Мерседес». За рулем «Мерседеса» сидел молодой парень, нагловатое лицо которого Тынай успел разглядеть.
«Чей-то зажравшийся сынок!» – подумал он и решил не обращать на всё внимание, хотя где-то глубоко внутри у него возникло желание догнать наглеца и набить ему физиономию. Если бы Тынай был чуть моложе, может быть, он так бы и сделал. Но Тынай был родом из шестидесятых и точно знал, что перевоспитать невежество встречным невежеством нельзя.
Слушая голоса любимых музыкантов, он подумал, что было бы здорово хоть на миг вернуть те добрые и старые времена. Но, увы, только хорошая песня имеет магическую силу возвращать людей в далёкое прошлое, в дни безмятежной юности и молодости; время же уносит всё дальше и дальше.
– Эх, какие были времена!.. – пробурчал он себе под нос, остановившись на очередном перекрёстке
– Папа, ты что-то сказал? – послышался голос дочери.
– Нет, ничего, всё нормально, – успокоил он её и свернул с улицы Токтогула налево, направив машину на пересечение бульвара Эркиндик с улицей Московской.
До школы оставалось пара минут езды. Он снова посмотрел в зеркало. Бермет заметила его взгляд и хитро улыбнулась. Тынай приободрился, улыбка дочери, словно уголёк, согрела его душу, и он подумал, что ради таких моментов, наверное, и стоит жить…
В этом году Бермет исполнилось 11 лет. Из них три года она посвятила занятиям в музыкальной школе, обучению игре на скрипке. Тынай не жалел ни сил, ни средств, ни времени – в том, что касалось развития и обучения дочери. Английский, музыка, танцы. Иногда он чувствовал, что перегружает занятиями девочку. Много ли ей надо? Ей бы в куклы играть, да мультики смотреть! Но Бермет никогда не жаловалась и была очень целеустремленной, невзирая на юный возраст. Тынай был доволен успехами дочери. Когда-то он сам мечтал стать музыкантом и неплохо играл на гитаре. Но мечта осталась мечтой… Так, наверное, часто бывает в жизни, когда человек хочет реализовать несбывшееся в своих детях.
Думая об этом, он невольно вспомнил мать Бермет.
Так уж случилось, что первая жена – мать Бермет умерла при родах второго ребёнка. Мать и ребёнок не выжили. Трагедия произошла пять лет назад, и Бермет практически выросла без матери. Трудное это дело – растить ребёнка без матери, тем более девочку. Два года назад Тынай женился во второй раз, но не сложились отношения между новой женой и дочерью. Бермет так и не смогла называть её мамой и обращалась к ней по имени – Гульнара. Волевая, со своенравным характером, Бермет была точной копией своей умершей мамы.
С раннего детства между Тынаем и Бермет установились особые отношения. Мать Тыная – Айсалкын говорила ему:
– Между тобой и дочерью существует космическая связь. Вы как два дерева, у которых один корень!
И еще она говорила:
– Сынок, внучка наша – золотая девочка! Вот увидишь, на старости лет она будет хорошо заботиться о тебе.
Что правда, то правда. Очень часто именно дочери становятся опорой для родителей на излёте их жизни, возможно, потому, что их привязанность к старикам сильней, чем у мужчин. Подумав об этом, Тынай сделал для себя вывод: «Наверное, таковы законы человеческих отношений».
И вот, подъезжая к музыкальной школе, Тынай посмотрел на часы:
– Мы уже почти на месте, – предупредил он дочь, когда до светофора оставалось метров двадцать. – Как ты там?
– Всё нормально, папа. Я готова.
Перед светофором Тынай стал притормаживать, понимая, что не успеет проскочить на зелёный свет. В это время на проезжую часть с левой стороны выбежала небольшая рыжая собака, и хотя машина двигалась с небольшой скоростью, Тынай не успел вовремя затормозить. Послышался глухой удар, и собака как мячик отлетела на несколько метров от места столкновения.

***

Всё произошло слишком быстро. Бермет вскрикнула и закрыла глаза руками.
– Папа, папа, что мы наделали! – негромко, дрожащим голосом вскрикнула она. – Мы собачку сбили?
Тынай был в шоке. Отец выключил зажигание и включил аварийный сигнал, потом секунду обдумывал произошедшее и, наконец, вышел из машины.
– Вот проклятие! Откуда она взялась?! – запричитал Тынай и, нагнувшись, осмотрел бампер машины.
– Черт возьми, она бампер помяла… – продолжал он возмущаться.
Из машины выскочила Бермет, подбежала к отцу и принялась плакать.
– Папа, мы сбили собачку! – рыдала она, не переставая повторять эти слова.
Тынай тотчас позабыл про бампер, увидев состояние дочери. Наверное, прошла целая вечность, пока он нашёл нужные слова.
– Доченька, я не заметил её, она так неожиданно выскочила… – сказал он, оправдываясь. – Успокойся, родная, пожалуйста, не надо плакать.
– Папа, как же ты её не заметил? Наверное, ей больно! Кажется, она скулит!.. –Бермет всмотрелась в лежавшую на асфальте собаку.
– Всё будет хорошо, Бермет, успокойся, – обнял отец дочку.
– Папа, надо ей помочь!!! – теперь уже навзрыд заливалась Бермет, будучи не в силах сдержать себя.
– Ты сядь в машину, – проводил Тынай Бермет к задней дверце, после чего сам быстро подошел к собаке. Это оказалась простая рыжая дворняжка. Пёс чуть пошевелился, а потом тихо и жалобно заскулил. Тынай присел перед ним на корточки. Полуприкрытые глаза животного и глаза человека встретились. Тынаю стало ужасно неловко и стыдно; что-то защемило внутри. Он осознал, что забыл самую простую вещь: животные страдают, как и люди. В какой-то момент глаза собаки, наполненные болью, взывающие о помощи напомнили ему о дворовой собаке из его детства – по кличке Дик. Пострадавший пёс был поразительно похож на того самого Дика.
– Ну, иди ко мне… – растерянно, не зная, что еще делать, позвал он собаку.
Пёс постарался встать, но не смог. Видно было, что его передняя лапа была сильно повреждена, скорее всего, сломана. Дворнягу при попытке подняться зашатало из стороны в сторону, и она как подкошенная снова рухнула на заснеженный асфальт. Тынай обернулся к машине, будто хотел найти поддержку у дочери. Бермет в ужасе смотрела через стекло то на него, то на собаку. Её пухлые губки что-то шептали.
На глазах рыжий пёс стал превращаться в снежный комок. Бермет поняла, что отец её не слышит, и вышла из машины.
– Папа, ей больно! – выкрикнула она и снова горько заплакала. – Надо ей помочь, ведь мы не можем же её здесь оставить! – взмолилась она совсем не по-детски.
Тынай прижал дочку к себе.
– Бермет, дорогая, ты не волнуйся… – теперь он всерьез забеспокоился по поводу нервного срыва у дочери. – Мы что-нибудь обязательно придумаем.
Тынай почувствовал, как учащенно бьется большое сердце в маленькой детской груди. Снежинки мягко ложились на её концертное платье и оставались блестеть на синем бархате.
На самом деле Тынай не знал, как можно было помочь раненому животному. Прошла ещё одна вечность… Он так и стоял на коленях, прижав к себе дочь, пока ни почувствовал, как по её щекам текут горячие слёзы. В этот момент Тынай возненавидел и себя, и этот ненастный день, и эту рыжую собаку, которая оказалась в ненужное время в ненужном месте.
– Надо же такому случиться!.. – пробормотал он в отчаянии.
– Папа, собачку надо отвезти в больницу, пока она не умерла, – словно издалека услышал он тихий, но решительный голос Бермет.
– Да, Бермет, – машинально ответил он, чувствуя по голосу дочери, как она переживает. Теперь он никак не мог оставить собаку на дороге. Скорее всего, что если бы не было рядом дочери, он так бы и поступил. Но в сложившихся обстоятельствах требовалось другое решение. Пёс же теперь жалобно смотрел на Бермет, будто знал, что его спасение зависит от этой маленькой девочки. Бермет умоляюще взглянула на отца.
– Собачке больно, папа, она умирает, надо ехать к врачу, – раз за разом повторяла Бермет свою просьбу, и, всхлипывая, отвернулась от собаки, будучи не в силах смотреть на её мучения.
– А твоё выступление? – это было последним аргументом отца. – Ты так долго готовилась… А собака полежит здесь немного и побежит домой.
– Никого выступления, никакого конкурса! Я не хочу выступать! – всхлипнула Бермет, утирая краем рукава опухшие от слез глаза.
– Давай сделаем так, дочка, – начал Тынай. – Ты так долго ждала этот отборочный тур. Выступим и покажем, на что мы способны. Ну, а потом мы вернёмся и заберём этого рыжего пса!
– Вот так просто его бросить?! Он же умирает!!!
– Не умрёт, собаки – они живучие… – вспомнил Тынай присказку про четвероногих друзей в последней надежде, что дочь прислушается к его доводам.
– Папа, ты посмотри на неё! Я никуда не поеду! – твердо заявила она как-то по-взрослому. Только теперь Тынай заметил стоявшего неподалеку от них человека. Тот был в драповом пальто и в шляпе, которая выглядела старомодна и совершенно неуместно в такую погоду. Окинув его взглядом, Тынай решил обратиться за помощью.
– Послушайте, помогите довести собаку к ветеринару!.. Я заплачу, – обратился он к Сталбеку.
– Не надо денег, – ответил Сталбек с презрением в голосе и нагнулся к собаке. – Ну, что с тобой, Рыжик? – он погладил пса по голове.
Дворняга, почувствовав прикосновение человеческой руки, жалобно заскулила. Сталбек приподнял собаку за шею, а затем поднял её на руки и подошел к машине.
– То, что должно было свершиться, уже свершилось. Откройте багажник! – сказал он твёрдым голосом Тынаю.
Тынай послушно открыл багажник, расстелил половик и приготовил место для транспортировки пострадавшего. Сталбек осторожно приподнял собаку и затем аккуратно уложил её на приготовленную подстилку. Бермет убедилась, что с животным всё в порядке, и, всхлипывая, сказала:
– Спасибо, байке! Вы очень добры. Поехали быстрее к доктору, – обратилась она к отцу.
– Не за что меня благодарить… – ответил девочке Сталбек. – Тебе спасибо, что не позволила оставить собаку на дороге. А ты, Рыжик, потерпи, – успокоил он затем собаку и закрыл багажник, после чего обратился к Тынаю:
– Я знаю, где находится ветклиника. Дать адрес?
– Если вам нетрудно, покажите, где она находится, – попросил тот незнакомца, одновременно пытаясь вспомнить его лицо; оно показалось Тынаю знакомым.
– Хорошо, мне нетрудно, – сказал Сталбек, стряхивая снег с воротника.
– Ну, тогда поехали. Садитесь вперёд! – и Тынай открыл дверь машины.
Перед тем, как сесть, Тынай задумчиво нахмурил лоб и поинтересовался:
– Скажите… А где мы с вами встречались?
– В двадцатом веке, – с некоторой иронией в голосе ответил Сталбек.
– Мы все в каком-то роде из двадцатого века, – в свою очередь грустно пошутил Тынай. – Ну, а если серьезно, мы встречались раньше?..
– А что? Не узнаешь? – вдруг строго спросил Сталбек, глядя прямо в глаза Тынаю.
– Нет, не узнаю…
– Это я… Сталбек.
Возникла некоторая пауза.
– Сталик, брат… Это ты? – воскликнул Тынай.
– А кто же, по-твоему?
– Вот так встреча!!! – Тынай был потрясен, и они крепко обнялись. – Как ты поживаешь, дружище?! Вот не ждал, не гадал, что вот так встретимся! – и он эмоционально похлопал друга по плечу.
– Пути Господни неисповедимы…
– Ну, поехали тогда! Показывай, куда ехать! Об остальном по дороге поговорим… Ну, и встреча! – радости Тыная не было предела.
Они решительно сели в машину. Тынай включил зажигание и в последний раз – как бы походя – подумал о несостоявшемся выступлении дочери.

***

Некоторое время ехали молча. Обильный снег стал заметать улицы, заставляя водителей двигаться с предельным вниманием. Бермет успокоилась и заворожено смотрела на падающие белые хлопья.
– Дочка? – спросил Сталбек.
– Да. Зовут Бермет, – ответил Тынай.
– Красивое имя. Она у тебя молодец!
– Вся в мать.
– Что, от конкурса отказалась?..
– Отказалась. А ты что, всё слышал?
– Ну, случайно оказался свидетелем вашего разговора, – с серьезным видом ответил Сталбек, и поправил шляпу, съехавшую на бок.
– Отказалась, теперь уже ничего не поделаешь… – с сожалением посмотрел Тынай в зеркало заднего вида.
– Папа, не расстраивайся. Я еще поеду на конкурс! – успокоила его Бермет.
– Она права. У неё еще тысяча таких конкурсов будет, – поддержал Сталбек девочку.
Через пятнадцать минут Сталбек, Тынай и Бермет уже вносили собаку в смотровой кабинет ветеринарной клиники. Пёс скулил очень громко, видно, боль никак не стихала.
– Всё будет хорошо, Рыжик, – погладила его Бермет, когда они оказались внутри.
– Ты уже дала ему имя, – улыбнулся Сталбек и добавил: – А я его Диком назвал.
В это время в кабинет вошел врач.
– Так, ну что тут у вас? – спросил он, посмотрев первым делом на пациента, потом уже на Сталбека и на его шляпу, с которой падали капли тающего снега.
Перед приехавшими стоял щупленький старичок небольшого роста, и на переносице его покоились старомодные очки времен развитого социализма. Когда старик соизволил обратить внимание на Тыная, последний с виноватым видом заговорил с ним:
– Доктор, я сбил эту собаку, будь она неладна… – Потом тихо добавил: – Сделайте что-нибудь с ней, а то дочка плачет.
– Как это случилась? – поправил врач очки и прокашлялся.
– Я ехал по Дзержинке вверх, она неожиданно выскочила со стороны светофора, вроде из-за кустов…
– Ну и…
– Я её сбил. Случайно…
– Ну и?..
– Что ну и?.. – не выдержал Тынай и нервно закончил: – Собака ударилась о бампер и отлетела на метра три.
– Да, трудный случай, – сказал доктор и начал предварительный осмотр, не обращая внимания на несдержанность Тыная.
Прощупывая конечности собаки, старичок кивал головой и без остановки бормотал одну и ту же фразу:
– Все они бегут на запад… Все они бегут на запад…
Закончив осмотр, он заключил:
– И эта, наверное, бежала туда же. Не правда ли?
– А бог ее знает, куда бежала! Я просто не успел затормозить…
– На запад, на запад бегут они, поверьте мне… Признайтесь, ведь это так и было, – продолжил ветеринар и снова, скорее всего, чтобы убедиться в своих предположениях, ощупал правую переднюю собачью лапу.
– Послушайте, доктор. Разве так важно, куда она бежала? Из-за неё мы пропустили важное мероприятие! – окончательно возмутился Тынай, которому и так хватало на сегодня переживаний.
– Папа, не волнуйся! – вмешалась в разговор взрослых Бермет.
Только теперь человек в белом халате заметил заплаканную девочку, которая подтвердила гипотезу доктора:
– Она точно бежала на запад.
– Вот видите. Все собаки бегут на запад! – обрадовался доктор словам Бермет.
Наступала пауза. Все молчали.
– Вы не злитесь на меня, дорогой. Всех собак, которых привозят ко мне, сбивают почему-то тогда, когда они бегут на запад, – задумчиво продолжил старичок и потом так же задумчиво добавил:
– Будто там собачий рай… – После чего он вынес свой вердикт: – Так, всё понятно. Случай не смертельный. Собаке потребуется некоторый уход. Я наложу гипс. Но для начала сделаем рентген. Валя, подойди сюда, пожалуйста, – позвал он медсестру.
В кабинет вошла миловидная девушка.
– Да, Петр Назарович.
– Собаку на рентген, – сказал он ей. – А вы можете все вместе подождать в коридоре, – и вышел вслед за медсестрой, которая осторожно приняла у Сталбека пострадавшего и вышла с ним из смотрового кабинета.
Всё трое, повинуясь указанию врача, молча вышли в коридор. Там они сели на диван.
– Ну и что дальше? – озвучил сокровенный для всех вопрос Тынай.
– Будем ждать, – сказала торжественно Бермет, у которой в глазах появились искорки надежды – на то, что собака спасена. Это придало уверенность и мужчинам. В голове Тыная сразу же промелькнула обнадеживающая мысль: «Может, мы еще успеем на прослушивание?»
– С собакой теперь всё будет в порядке, доченька, – начал он осторожно свой манёвр. – Давай съездим в школу на прослушивание?
– Ты что, папа! Доктор же сказал, что за Рыжиком нужен присмотр. Знаешь, папа, надо убедиться, что ему стало лучше, а потом надо отвезти его хозяину. Наверное, его уже ищут.
– А может быть, его будут искать дети, если он – дворовой пёс? – многозначительно посмотрел Сталбек на друга.
– Скорее всего, он – бездомный. Вряд ли кто-нибудь его будет искать… – попытался оправдаться Тынай.
Глубоко вздохнув, он окончательно сдался перед натиском дочери и Сталбека. Слова Сталбека задели его. Это было что-то новое и в то же время нечто из давно забытого старого, он не мог понять, как возникли эти новые-старые ощущения. Одно было понятно – они пришли из далёкого детства.
К ним вышла другая медсестра и обратилась к Тынаю:
– Нужны данные о собаке.
– Какие данные?! – изумился Тынай.
– Сколько лет? Кличка? Перенесённые болезни? – она невозмутимо ждала ответ, не реагируя на его неприкрытое негодование.
– Я не знаю!
– Это ваша собака?
– Нет!
– А тогда чья?
– Не знаю! Может быть ничья, сама по себе. Сколько таких собак бегает по белому свету. И все бегут все на запад, – добавил он почему-то, вспомнив недавние слова врача.
– Мда-а, – удивлённо посмотрела медсестра на Тыная, не совсем понимая, почему респектабельного вида человек привез к ним уличную собаку.
– Что же теперь делать? – она многозначительным взглядом обвела всех собравшихся в коридоре.
– Не знаю… Нам с дочерью надо домой, – сообщил Тынай и осторожно посмотрел на Сталбека, как бы ища поддержки.
– Мне бы не хотелось вас огорчать, но у нас – не приют для бездомных животных, и есть определенные процедуры, которые мы обязаны выполнять, – с ноткой сожаления сказала медсестра, взглянув на Тыная, потом на Бермет.
– Какие процедуры?
– Во-первых, за попадающих к нам животных ответственность несут лица, которые их привозят. Во-вторых, нам надо записать некоторые данные о владельце животного. Но даже если вы не хозяин, нам всё равно нужны ваши данные, – заключила она.
– Ну, хорошо, – постарался успокоиться Тынай, предчувствуя, что финал истории с собакой еще далеко впереди. – Этот пёс, наверное, будет моим новогодним подарком…
– Ну, пап, это всё формальности, – по-взрослому успокоила его Бермет.
– Ваша фамилия? – приготовилась медсестра к заполнению карточки.
– Вы можете записать меня, – теперь уже вмешался в разговор Сталбек. – Какая разница, на кого мы запишем собаку?
– Да ладно, записывайте! – снова махнул рукой Тынай. – Тынай Турдалиев.
– Где работаете?
– Я физик.
– В каком смысле?
– В смысле – Академия наук, Институт физики, старший научный сотрудник, – почему-то солгал он, назвав своё прежнее место работы, с которой уволился пятнадцать лет назад.
Бермет с удивлением посмотрела на отца, и поняла, что по каким-то причинам он намеренно изменил место работы. Девочка одобрительно кивнула отцу головой, думая, что, возможно, сохранение конфиденциальности требуется именно в этот самый  момент, когда решается вопрос жизни и смерти бездомной собаки.
– Так, вроде всё заполнили, – подытожила медсестра.
Она мгновенно исчезла во внутреннем помещении и через некоторое время появилась с квитанцией в руке. Квитанцию протянула Тынаю.
– С вас 850 сомов, – объявила она негромко, когда квитанция перекочевала из рук в руки.
– За что? – невольно вырвалось у Тыная, и он застыл в недоумении с вопросительной гримасой на лице.
– Гипс, рентген, обезболивающее и услуги. Я думаю, это недорого, – коротко ответила девушка.
– Да-да, – сконфузился Тынай, почувствовав на себе взгляд дочери и Сталбека.
Он молча протянул деньги и, получив сдачу, угрюмо сунул купюры в бумажник.
Медсестра снова исчезла за дверью, которая, по всей видимости, вела в операционную.
Они остались одни в вестибюле. Тынай показал рукой в направлении дивана:
– Ну что, присядем… В ногах правды нет.
Диван был широким и удобным.
– Спасибо тебе, Сталик. Выручил.
– Мы всегда друг друга выручали.
– Да… Как ты поживаешь? Толком так и не поговорили.
– Нормально. А ты как?
– Пойдёт. Ни шатко, ни валко… В общем, всё как у людей. Сколько же мы не виделись? Думаю, лет пятнадцать, точно!
– Больше. Двадцать. После распада Союза потерялись.
– Сколько у тебя детей?
– Двое: мальчик и девочка.
– А у меня вот дочь, единственная.
Бермет первый раз улыбнулась за всё это время…
Вскоре к ним снова вышел доктор и сообщил, что у собаки действительно, как он и предполагал, перелом. Животному была оказана необходимая помощь, наложен гипс на лапу. Кроме этого, он сказал, что собаке был сделан обезболивающий укол.
– Теперь вы можете её забрать. Собака некоторое время должна быть под присмотром, и через пять дней нужно привезти ее на осмотр. Вам всё понятно, уважаемый? – закончил объяснение доктор, после чего протянул Тынаю какую-то бумажку.
– А это ещё что? – спросил Тынай, так и не решившись взять её, полагая, что перед ним очередной счет. И добавил: – Что-то Рыжик нам дорого обходится…
– Не беспокойтесь, – усмехнулся доктор. – Это всего лишь список лекарств, которые ему необходимы. Да, кстати, возьмите ему также собачий корм, если это возможно. Вместе с кормом будете давать лекарства, которые продаются в аптеке на выходе.
– А без них никак нельзя? Говорят, собаки живучие…
– Надо, надо, – настоял доктор. – Ну, всё. До встречи. – И перед тем, как исчезнуть за дверью кабинета, он обернулся, поправил очки и задумчиво сказал: – А вы добрый человек. Редко кто привозит бродячих собак, которые бежали на запад… – С этими словами дверь кабинета затвормилась.
Медсестра вынесла перевязанного пострадавшего.
– Ну, принимайте нарушителя дорожного движения.
Тынай, сунув рецепт в карман куртки, взял на руки пса, который явно потяжелел после наложения гипсовой повязки. Посмотрел на него и сказал:
– Ну что, возмутитель спокойствия, пора в путь-дорогу…
Рыжик под действием обезболивающего перестал скулить и затих. По крайней мере, это был хоть какой-то положительный результат во всей этой истории.
С драгоценной ношей они направились к выходу. Перед тем, как покинуть поликлинику, Сталбек остановился и обратился к медсестре:
– Слушайте, а вы не знаете, почему доктор сказал, что все собаки бегут на запад? Мне-то кажется, они бегут туда, куда им вздумается.
– Не знаю. По теории Петра Назаровича, все собаки бегут на запад.
– Странно. Не всё ли им равно, куда бежать? – задумчиво сказал Тынай.

***

– Папа, ты молодец, – тихим эхом отозвался нежный детский голос дочери посреди городского зимнего пейзажа.
– Ты тоже молодец. Вот только что теперь делать с нашим Рыжиком? – многозначительно посмотрел Тынай на перебинтованную дворнягу, потом на Сталбека и Бермет.
– Папа, всего-то пять дней… – с надеждой сказала дочка.
– Пять дней, так пять дней. Не оставлять же его, раненого на улице.
Потом тихо добавил:
– И откуда он взялся на нашу голову под Новый год? Ты права, дочка, нам придётся забрать его домой. Кому сейчас нужна эта бездомная дворняжка?..
С псом на руках они пошли к машине.
Бермет, усевшись на заднее сиденье, взяла Рыжика к себе. Сталбек снова оказался на переднем сиденье, рядом с Тынаем. Машина, хрустнув шинами по снегу, тронулась.
По дороге зазвонил мобильный телефон Тыная. Звонили из музыкальной школы.
– Учитель! Что ему скажем? – быстро спросил Тынай у дочери.
Аккуратно притормозив у обочины, Тынай заглушил двигатель.
– Не знаю, пап. Наверное, правду. – И она посмотрела на собаку.
– Так и сделаем, – решил Тынай и соединился со звонящим абонентом:
– Здравствуйте, Султан Молдосанович.
В мобильнике послышался возбуждённый голос учителя музыки.
– Тынай, добрый день! Что стряслось? Почему вы не приехали?
– Извините, Султан Молдосанович, так получилось… Мы по дороге в музыкальную школу сбили собаку. Ну вот, пришлось везти её к ветеринару.
– Какую такую собаку? – удивились в трубке.
– Она перебегала дорогу, – как бы оправдываясь, сообщил Тынай и вкратце рассказал о случившемся.
– Сожалею, что так всё случилось… Я понимаю вас, травмировать ребёнка не стоит. И Бермет – молодец, – сделал вывод учитель.
– Спасибо за поддержку, Султан Молдосанович. С наступающим вас Новым годом и всего наилучшего!
– И вас с наступающим, – ответил учитель. – Передайте привет Бермет и поддержите её. До свидания!
На этом разговор закончился. Наступила тишина, которую нарушила Бермет:
– Что он сказал?
Тынай молчал. Он не знал, что ответить. Но точно знал, что в глубине души Бермет еще не потеряла надежду попасть на конкурс. Немного подумав, он ответил:
– Султан Молдосанович передал тебе большой привет и сказал, что ты правильно поступила, решив отвезти Рыжика к клинику. Он уверен, что в следующий раз ты обязательно попадешь на конкурс.
В словах Тыная послышались нотки горечи.
Отец и дочь молчали, понимая, что конкурс опять превратился в далёкую мечту.
Сталбек решил прервать нависшую тяжелым грузом паузу:
– Так почему же ты бежал на запад? – обернувшись назад, спросил он у пса, который устроился на руках у девочки. – Что молчишь, беглец?
Потом повернулся к Тынаю:
– Наверное, я тоже выполнил свою миссию… Мне пора домой.
– Давай посидим, Сталик? Сколько лет не виделись! Полчаса у меня, ты не против?
– Дома? Может, где-нибудь в другом месте?..
– Дома.
– Ну, хорошо, полчаса… Думаю, что мы еще не до конца определили нашего Рыжика, – поддержал он друга, понимая, что Тынаю будет очень приятно видеть его у себя.
Тынай завёл машину, и они поехали по заснеженным улицам. Вечерело. Центральная часть города тут и там подсвечивалась новогодней иллюминацией. В воздухе чувствовалась какая-то предновогодняя атмосфера, и она словно обещала выполнение в новогоднюю ночь всех заветных желаний.

4 глава

Бермет всегда мечтала иметь собаку. Но она и не предполагала, что четвероногий обитатель появится у них дома по такой странной прихоти судьбы. Поднимаясь на лифте с отцом и его другом, который держал на руках покалеченного пса, Бермет волновал только один вопрос – согласится ли Гульнара оставить собаку дома, хотя бы на пять дней. Бермет знала, что Гульнара терпеть не могла животных в доме. Также Бермет беспокоилась и насчет того, что, не окажется ли Рыжик яблоком раздора между отцом и Гульнарой накануне Нового года. Угроза срыв праздника в этом случае бы была неминуемой. Но выбор был сделан, и оставлось лишь надеяться на лучшее.
Выйдя из лифта, они замерли перед дверью. Перед тем, как дверь открылась, Тынай подумал, что следовало бы предупредить жену о «сюрпризе». Но когда на пороге появилась Гульнара, это было уже не важно.
– Почему вы так долго? Я уже стала волноваться! Ну, рассказывайте! Прошли отбор?
– Если волновалась, надо было позвонить, – упрекнул её зачем-то Тынай.
– У нас гости, – сказала Гульнара, не обращая внимания на реплику Тыная, и разглядывая при этом шляпу стоявшего позади Сталбека.
– Познакомься. Это Сталбек, мой друг детства и одноклассник. Я тебе про него рассказывал. А это – Гульнара.
– Очень приятно, проходите… У меня тоже гости.
– Кто? – спросил Тынай, ожидая, когда жена всё же обратит внимание на собаку.
– Ты её помнишь – Элиза, моя сокурсница.
– Да, да помню… – солгал Тынай.
У Гульнары было очень много подруг, и всех их запомнить Тынай был не в состоянии. Да и не было в этом необходимости. Они аккуратно прошли в прихожую, и только тогда Гульнара обратила внимание на Рыжика, тихо лежавшего на руках у Сталбека. Сталбек всё это время помалкивал, предвидя развитие ситуации.
– Ой, а это что?
– Не что, а кто, – поправил её Тынай и потом добавил: – Познакомься, это – Рыжик.
– Какой еще Рыжик?! – глаза Гульнары от удивления чуть не вылезли из орбит.
Пёс почувствовал в голосе хозяйки недобрые нотки и принялся испугано оглядываться по сторонам. Если бы он мог в этот момент самостоятельно встать на лапы, то скорее всего, не раздумывая, стремглав бросился бы из квартиры. В нависшей тишине дворняга заёрзала на руках Сталбека и тихо заскулила.
– Мы его случайно сбили. За ним нужно присмотреть, – спокойно сказал Тынай и, сняв обувь, принял Рыжика у Сталбека. Собака почувствовала себя намного уверенней у него на руках и тявкнула.
– Он что, будет жить у нас? – спросила Гульнара лядяным тоном, от которого у мужчин мурашки поползли по коже.
– Я думаю, какое-то время, – спрятал глаза от жены Тынай.
Сейчас, в присутствии Сталбека Тынай не хотел ссориться с женой. Те же мотивы сдерживали от немедленного выяснения отношений и саму Гульнару.
– Ты же знаешь, я терпеть их не могу! – сказала она, всё ещё сдерживая себя, и разом покраснела.
Бермет спряталась за спину отца. Тынай передал собаку девочке и тихо сказал:
– Гульнара, нам надо поговорить.
После этого скрылся с женой в спальне, оставив Бермет, Рыжика и растерянного Сталбека в коридоре.
Из гостиной выглянула гостья, и бесцеремонно оглядев их, наигранно сказала:
– Какая милая собачка! Какая порода? А почему она перебинтована? Она не заразная?
– Нет. Не заразная, – кратко ответила Бермет, показывая всем видом, что не хочет разговаривать с ней.
– Хм-м, – усмехнулась гостья, искоса посмотрев на них, и исчезла в гостиной.
Для Бермет прошла целая вечность, пока родители были в спальне. Гульнара с неприкрытым недовольством на лице вышла первой.
– Только пять дней, – сказала она, проходя мимо Бермет, после чего остановилась и, посмотрев с презрением на собаку, добавила: – И только на балконе.
Вслед за Гульнарой вышел отец. Прислонившись к стене, он устало улыбнулся спасателям собаки. Это была победа. О чём они говорили, и как Тынаю удалось её уговорить, для Бермет осталось тайной. Но сейчас надо было думать о другом.
Соорудив из коробки временное собачье жилище, мужчины аккуратно уложили собаку на подстилку. Собака была пристроена. Бермет счастлива.
– Ну что, отдыхай, нарушитель, – сказал Тынай и почувствовал какую-то невероятную усталость; впрочем, она была приятной.
Внутри словно освободилась какая-то невидимая пружина, которая в последнее время держала его в постоянном напряжении. В голове промелькнула мысль, что в сегодняшней суматохе он совсем позабыл о работе. Наверное, это и было нужно Тынаю, уставшему от бесконечных раздумий о надвигающемся кризисе и его последствиях. Он подумал, что сейчас самое время сесть с другом за стол, выпить за встречу и вспомнить былое… Тынай посмотрел на друга, который так и остался в своём драповом пальто и шляпе, и улыбнулся ему.
– Ну, проходи, Сталик… Посидим. Я думаю, что мы заслужили с тобой по сто грамм.
– Знаешь, может я пойду домой? Неудобно как-то, – переступил Сталбек с ног на ногу.
– Ты про жену? – усмехнулся Тынай. – Не обращай внимания. Она любит поворчать, молодая еще. А так она у меня золотая.
Тынай подошел к другу и помог тому снять потяжелевшее от влаги пальто. Повесив пальто на плечики, показал, где находится ванная. Вымыв руки, Сталбек посмотрелся в зеркало, поправил взъерошенные волосы и вышел к хозяевам.
Они прошли в гостиную. Тынай вежливо поздоровался с гостьей. Элиза, кивнкв в ответ, кокетливо улыбнулась и сказала:
– Составьте нам компанию, мужчины, – и жестом пригласила вновь прибывших за стол.
«Очередная легкомысленная особа», – решил для себя Тынай, так и не вспомнив эту подругу жены.
– Прошу, – усадил он сначала друга на самое почетное место за столом. Сталбек смущенно присел и осмотрелся.
Гостиная казалась очень просторной, с минимальным набором мебели в стиле «Hi-tech». Во всём чувствовался дизайнерский подход хозяйки.
«Чем-чем, а вкусом Гульнару Бог не обидел», – подумал Сталбек.
В это время из кухни вернулась Гульнара и на красивом подносе принесла угощение.
Она поставила тарелки перед мужчинами и принялась разливать чай.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарил Тынай и сделал шуточное замечание жене: – А почему не пьём? Ведь скоро Новый год!
– А нам никто и не наливает, – так же шутливо заметила гостья.
– Сказано – сделано. – И Тынай подошел к домашнему бару. – Что будем пить?
– Мне «Мартини», – отозвалась Элиза.
– А мне вина, – сказала жена.
– Ну а мы – водочки, – многозначительно посмотрел Тынай на Сталбека, который пока так и не притронулся к еде.
Разлив в бокалы и рюмки заказанные напитки, Тынай встал и торжественно произнёс:
– Я хочу поднять этот бокал за встречу с моим старым другом и за наступающий Новый год!
– Я предлагаю выпить за наши мечты, которые, дай Бог, сбудутся в Новом году, – присоединилась гостья к тосту Тыная и игриво пригубила из бокала.
Мужчины залпом осушили рюмки, и, выдержав паузу, закусили маринованными огурчиками. Сталбек, почувствовав тепло от разливающейся внутри водки, хотел было закрыть глаза и отстраниться от общения. Спиртное не заставило себя долго ждать и Тыная. Первая же рюмка немного разморила его. Он хотел было что-то спросить у гостьи, но никак не мог вспомнить её имя. А восстановив кое-как этот пробел в памяти, позабыл, о чем хотел её спросить. Скорее всего, это был дежурный вопрос типа «Как ваши дела?»
Внезапно Тынай задал вопрос – но совсем другой. Решившись, он обратился в подруге жены:
– Послушайте, Элиза, а вы случаем не знаете, почему все собаки бегут на запад?
За столом воцарилась неловкая пауза, и до Элизы, видимо, с трудом начал доходить смысл вопроса.
– Что такое ты спрашиваешь? – возмутилась Гульнара. – Почему это все собаки бегут на запад? – она развела руками.
– Какие такие собаки? – в свою очередь, спросила слегка ошарашенная Элиза.
– Обыкновенные, на четырёх лапах, – серьёзно ответил Тынай и, не дожидаясь ответа, решил, что пора наконец заняться ужином.
– Об этом надо подумать… – растерянно наморщила лобик Элиза.
Глотнув «Мартини» и посмотрев томным взглядом поверх головы Тыная, она всё же выдала:
– Собаки бегут на Запад, потому что там жизнь хорошая.
Все улыбнулись, оценив ответ находчивой Элизы.
– Где бы собака ни жила и куда бы она ни бежала, у неё всегда будет собачья жизнь, – поддержала разговор Гульнара. – А вы как думаете? – обратилась она к Сталбеку, будто искала она у того поддержку. – А то вы всё время молчите.
Сталбек пожал плечами и уклонился от ответа, решив что самое лучшее сейчас – это аппетитные котлеты по-киевски и салаты.
– А что, кто может поспорить с тем, что на Западе жизнь лучше, чем здесь?
Тынай понял, что разговор пошел не в лучшем направлении и потому предпочёл завершить его.
– Извините, я имел в виду не западный мир, а просто сторону света… У нас сегодня был очень трудный день. Мы с моим другом, если вы не против, уединимся в моём кабинете.
Женщины не возражали.
Больше всего такому решению был рад Сталбек, который чувствовал себя неуютно в компании Гульнары и Элизы. Выходя из гостиной, Тынай остановился, пропуская Сталбека вперёд, и, обернувшись, обратился к Элизе:
– У вас есть дети?
– Нет.
– Почему?
– А зачем они мне сейчас? Я еще молодая. Надо еще пожить для себя, вкусить все прелести жизни, – уверенно ответила она, показав всем своим видом, что непоколебима в своей жизненной позиции и, в частности, в данном вопросе.
– Молодая, говорите? Хотите вкусить все прелести жизни? Надо не вкушать от неё, а просто жить! – и вышел из комнаты, оставив обеих особ в их мирке, который со временем всё больше и больше становился ему непонятным, скучным, чужим.
– Возрастное, – с грустью сказал он сам себе.
Перед тем, как пройти в кабинет, мужчины заглянули на балкон. Бермет, тепло одетая, сидела перед импровизированным домиком Рыжика и что-то говорила тому на ухо, будто пёс мог понимать человеческую речь. Глаза девочки горели. Тынай постарался припомнить, когда он в последний раз видел её такой, но так и не смог. Наблюдая за отношениями между ребёнком и животным, он вдруг вспомнил мать Бермет – свою первую любовь.
«Не зря говорят, что первая любовь и первая жена – от Бога», – подумал он и осознал, что в трудные моменты, вот как сейчас, ему не хватает Айсалкын, той самой прекрасной и умной женщины.
Глядя на счастливую дочь и вспоминая ее маму, на глаза Тыная навернулись слёзы. Чтобы их скрыть, он обратился к псу:
– Ну что, Рыжик, может, ты нам объяснишь, почему вы бежите на Запад? – и, не дождавшись реакции собаки, обратился к дочери: – Бермет, Рыжику нужен покой. Пусть он побудет здесь, а ты иди, переоденься. Гульнара накормит тебя. Проголодалась, наверное, моя юная защитница зверей. – Он ласково улыбнулся.
– И Рыжик тоже проголодался, – ответила девочка и многозначительно посмотрела на отца.
– Да, конечно! Мы и его накормим, – заверил он дочь, после чего девочка всё-таки решилась оставить собаку.
Рыжик посмотрел на неё с благодарностью, а потом положил голову на загипсованную лапу и закрыл глаза, притих.
– Ну, давай, Рыжик, отдыхай, – погладила Бермет пса и убежала в свою комнату. Взрослые же последовали в кабинет Тыная.

***

В кабинете было продумано всё для комфортной работы и отдыха. Комната была очень просторной; посредине ее стоял дубовый письменный стол, рядом с ним – кожаное кресло огромных размеров. Компьютер, принтер, сканер и другая нужная техника располагались на столе, равно как и многочисленные стопки книг и бумаг. Напротив окна стоял книжный шкаф с многочисленными книгами – от художественной литературы до публицистики, от экономики до философии. Тынай с детства увлекался чтением, имел хороший вкус и музыкальный слух, и, как выяснилось сейчас, еще и интерес к живописи. Несколько оригинальных картин и чёрно-белых фотографий в рамочках на стенах говорили об этой стороне жизни хозяина дома. Широкий черный угловой диван и прочая мебель удачно вписывались в общий ансамбль кабинета.
Тынай отметил про себя, что в старом вязаном свитере и расклешенных брюках Сталбек на фоне интерьера кабинета выглядел совсем старомодно.
– Ну что, присаживайся, – указал на диван Тынай, а сам прошел к стилизованному глобусу, выполнявшему функцию бара. Открыв верхнюю крышку, с которой вверх ушли вместе вся Европа, Россия и Северный ледовитый океан, он залез рукой в недра глобуса, где виднелись бутылки со спиртным. Тынай неспешно достал бутылку водки «Белуга» и стал разливать ее в рюмки.
– Наконец-то мы одни и можем спокойно поговорить, – сказал Тынай, протягивая рюмку Сталбеку. – Ну что, за встречу!
Несколько захмелевший от предшествующего застолья в гостиной, Сталбек утвердительно кивнул головой.
– За неожиданную встречу! – подчеркнул Тынай спонтанность их сегодняшнего мероприятия и опрокинул рюмку.
– За встречу! – повторил Тынай и вслед за Сталбеком осушил рюмку.
Несколько минут оба сидели молча, каждый со своими мыслями. Наверное, за это время в голове у каждого успели пронестись самые яркие воспоминания детства и юности, их дружбы. Воспоминания и выпитое стали медленно уносить Сталбека подальше от утренних тяжелых дум о семье, о доме и матери, которая в эти минуты, приготовив ужин, скорое всего, сидела у окна в ожидании его возвращения. Ему вдруг стало очень больно на душе.
«Как же тяжела участь матерей, которые всегда ждут своих детей…» – подумал он и решил позже позвонить матери, чтобы она не волновалась.
Сталбек закрыл глаза. Ему опять что-то привиделось из далёкого детства, но вскоре он встрепенулся – на сегодня погружений в прошлое было достаточно. Сталбеку вдруг показалось, что с тех пор, как он убежал от воспоминаний о прошлом нынче днем, во дворе, прошла целая вечность.
– Знаешь, Тынай, – начал он не спеша осипшим голосом, – сегодня, перед тем как мы с тобой встретились, я вспоминал свои детские годы. Напомнил мне о них наш старый двор. Ты не представляешь, у меня было такое чувство, будто дворик наш ожил, стал осязаемым. Я услышал наши голоса, голос отца, соседей… Мне стало страшно, и я просто убежал прочь. А потом встретил эту собаку. Вернее, она сама за мной увязалась.
– И что дальше? – удивленно посмотрел Тынай на друга.
– А дальше ты чуть не задавил её, после чего мы с тобой и встретились.
– Получается, что если бы не этот пёс, то неизвестно ещё когда наши пути бы пересеклись?
– По мне получается так… Когда он за мной увязался, мне стало его жалко, и я покормил его. Знаешь, Тынай, он мне чем-то напомнил нашего Дика. Помнишь его? Такой же рыжей масти с приплюснутой мордочкой и всегда хвост пистолетом…
– Конечно, помню! Как не помнить, когда он на задние лапы вставал и конфеты выпрашивал!
– Так вот, после того, как я его покормил, мне показалось, что он зовёт меня с собой.
– И что?
– Ну, я и пошел за ним. Шел за ним, пока ты его чуть не задавил.
– Невероятно! Стечение обстоятельств?
– А черт его знает! Знаешь, Тынай, тебе, наверное, интересно, что со мной случилось? Ведь я в тот момент предстал перед тобой в таком непрезентабельном виде…
Возникла неловкая пауза. Тынай молчал. Он не знал даже, что ответить. Спустя много лет он не мог представить прежде жизнерадостного Сталбека таким измученным и уставшим от жизни.
– Чего молчишь? – продолжил Сталбек.
– А ты что хочешь услышать от меня? – спросил Тынай. – Откровенно: не ожидал встретить тебя таким. Слышал, что ты вроде хорошо пошел вверх, поднялся…
– А теперь ты видишь моё падение.
– Что же случилось, Сталик? – многозначительно посмотрел Тынай на Сталбека, которого окончательно разморило тепло в помещении и водка.
– Налей еще, – попросил Сталбек.
Они выпили еще по рюмке.
– Казиношником я стал, – сказал Сталбек и прищелкнул языком. – Присел на рулетку.
Он замолчал и спустя некоторое время продолжил:
– Не хочу много говорить. Скажу только то, что неплохо зарабатывал. Дом, жена, двое детей… Да, еще был ресторанный бизнес. Короче, всё, что я хотел, у меня было. Не знаю, кем я себя возомнил?.. Стал заглядывать в казино. Не заметил, как присел на эту гадость. Ну, а потом пошло-поехало… Сначала проиграл машину, потом контейнеры на «Дордое». В конце концов, проиграл дом. Семья на улице осталась. Под конец и ресторан ушел… Как это получилось, не знаю! Больной я стал тогда на казино. Как темнело, всё бросал и бежал туда. Думал, что вот-вот фортуна мне улыбнётся. Одна правильно сделанная ставка – и всё, понимаешь всё! Это я потом понял, что мне совсем другое нужно было… Мне нужна была сама игра, это состояние игры, когда ты получаешь удовольствие от самого процесса. Ты даже не представляешь, какое наслаждение, если вдруг выпадает твой номер! Ставишь на «зеро», крупье запускает шарик по кругу, рулетка вертится. А шарик всё бежит и бежит по нескончаемому кругу… В зале полумрак и тишина, и только слышишь звук шарика и заклинаешь всех богов… Проходит вечность… Ты в напряжении, а сжатые в кулаки руки потеют, и лоб покрывается испариной. Адреналин на пределе! Круглый начинать терять свой бег, и, как лошадь, уставшая от бешеной скачки, сходит с дистанции, цокая, прыгая по всем выемкам рулетки, заставляя вздрагивать всё твоё нутро… Потом этот маленький шарик останавливается в одной из ячеек и решает твою судьбу! Пауза! Крупье объявляет выигрыш и двигает в твою сторону фишки! Я не знаю, с чем это можно сравнить, может быть, только с приходом у наркомана. Или же крупье объявляет не твой номер…
После этих слов Сталбек закрыл глаза. Прошла некоторое время, пока он снова смог продолжить свой рассказ.
– Вся жизнь – игра. Вот и сейчас – дай мне сто долларов, не поверишь: побегу в казино! – честно признался он.
Тынай по выражению лица Сталбека понял, что где-то в подсознании его друг еще верит, что не все его ставки проиграны в этой жизни. По крайней мере, так показалось Тынаю.
– Ты веришь в то, что однажды сорвёшь банк? – спросил он Сталбека, пока тот совсем не захмелел.
– Честно говоря, не знаю. Человек всегда живёт надеждами, хотя знает, что игра – эта иллюзия… А жизнь не должна быть иллюзией. Её надо жить, а не играть… Где сейчас моя семья и дети?.. Они давно уже не хотят видеть меня. И это страшно. Стать чужим для своей семьи…
Сталбек заплакал. Заплакал горько и звучно, не стесняясь слёз. Тынай разлил водку в рюмки.
– Давай выпьем, – протянул он ему рюмку. Сталбек взял рюмку и молча выпил.
– А как мать? Она жива?.. – спросил Тынай после того, как Сталбек немного успокоился.
– Мама, слава Богу, жива. Это я умер… Тело живое, а души нет. Бедная моя мама! Состарилась она совсем. Проклятый ревматизм, сердце пошаливает, да и видеть стала плохо… Больше всего мне жалко маму. Она по ночам плачет, чтобы я не слышал. Утром приходит ко мне, целует и старается поддержать. Её саму надо поддерживать!.. В такие минуты я ненавижу себя, готов сгинуть. Но, оказывается, не так-то просто человеку расстаться с жизнью… Иногда думаю об этом, но не решаюсь. Нельзя. Сколько ей осталось? Пусть поживёт спокойно… Вот такая история. Жизнь не удалась. Ну, а как ты?
Пришел черёд Тыная.
– У меня дочь. Ей одиннадцать исполнилось недавно. Моя первая жена Жаркын поздно родила.
Тынай почувствовал наконец действие алкоголя, взгляд его слегка затуманился, и речь стала не совсем совпадать с мыслями.
– Она умерла при родах… Мальчик должен был родиться… Второй раз женился по расчету. Сам видел Гульнару, она дочь министра. Ну, да ладно, речь не о ней. Я работал в институте физики. Потом, как и все, в бизнес пошел. Потихоньку поднялся. Сейчас вот имею строительную компанию. Как видишь, квартира в элитном доме, дача, плюс ещё кое-какая недвижимость. В целом пока все хорошо. Вот только мировой кризис и по мне крепко ударил. Стою на грани… – так же, как и Сталбек, Тынай закончил свой рассказ в минорных тонах.
– Кризис, говоришь… Всё это ерунда, лишь бы не было кризиса души! – грустно ответил Сталбек и посмотрел на бутылку водки. Потом добавил отрешенно: – Деньги – вот зло.
Тынай перехватил взгляд друга и наполнил рюмки. Много ли нужно спивающемуся человеку? После четвёртой рюмки Сталбек совсем сник и погрузился в свои мысли. Водка позволяла забыться, и эта цель была достигнута. На него нашло состояние прострации, когда время и жизнь теряют свою значимость.
– Скажи, чем я могу помочь? – спросил тихо Тынай.
– Не знаю, наверное, мне теперь ничем не поможешь…
Оба помолчали. Вдруг Тынай спросил:
– Может быть, ты знаешь, почему все собаки бегут на Запад?
– А пёс их знает, наверное, умирать, – сдавленным голосом сказал Сталбек и закрыл глаза.
– Этот свитер мне связала мать, – сообщил он почему-то своему другу. – Он такой тёплый, ты даже не представляешь!.. Так знаешь, почему собаки бегут на Запад? Не знаешь! А вот примета есть такая: если перед тобой пробежала собака, значит, тебя ждёт что-то хорошее, будет удача… – язык Сталбека понемногу стал заплетаться. – Ты правильно сделал сегодня и, в отличие от меня, спас свою собаку. Давай-ка ещё по рюмашке… За собак, которые приносят удачу! Только я вот свою собаку давно задавил и оставил её там, на дороге – умирать. – И он сам горько усмехнулся такому сравнению.
Следующую рюмку выпили за всех собак.
Под воздействием воспоминаний друзья запели старую песню, которую под гитару пели когда-то вечерами до дворе.
– Где теперь наши годы?.. – глубоко вздохнул Сталбек, после того, как допел последний куплет.
– Слушай, я вот что думаю, – сказал Тынай заговорщически, словно боясь кого-то спугнуть. – Мы жили в удивительное время и в удивительной стране. По воскресеньям просыпались под сигналы «Радио Маяк», а вечером засыпали под «Спокойной ночи, малыши». Смотрели «В гостях у сказки», «Голубой огонёк» и «Сан-Ремо». За три копейки утоляли жажду в автоматах, за два-семьдесят – голод «цыплёнком табака». На одну путёвку вдесятером жили в пансионате «Достук», спали под лодками и на бильярдном столе. Как я скучаю по тому времени!
– Без всяких мобильных телефонов находили друг друга по всему побережью… Не было гамбургеров, но были сочинские и сосиски в тесте с «Дюшесом» на пяточке у «Флориды»… – поддержал друга Сталбек.
– У нас не было «Мальборо», но был «Космос» в твёрдых пачках. И джинсы «Райфл» с родным ремнём!
Они еще долго вспоминали былые времена. Им давно так не было хорошо, как сегодня. Друзья были вместе, и всё было, как прежде.
– А что сейчас? – спросил наконец Сталбек. – Не знаю, что-то потеряно безвозвратно…
– Знаешь, у каждого поколения свои сказки, и не стоит их сравнивать. Помнишь, как наши родители ругали нас за наши подвиги? Так и с нынешним поколением – оно просто живёт своей жизнью.
– Да я не об этом… Сейчас на улицу страшно выходить.
– Боишься, что побьют?
– Нет.
– Тогда что?
– Я о таких, как я, попавших в беду из-за неконтролируемого чувства азарта. Сколько, таких как я, ты просто не представляешь!.. – Сталбек закрыл руками лицо. – Посмотри вокруг, возле каждой школы игральные автоматы, на каждом углу казино. Ведь они засасывают наших детей… Какой пример мы сами им подаём? Когда они выходят из таких мест, я смотрю на них и понимаю, что у них нет будущего. Мне страшно за них!.. Ведь я сам прошел через это, и знаю что это такое… У них безжизненные, остановившиеся глаза… Куда мы катимся?.. Самое страшное во всём этом – то, что для таких, как я, добро становится абстрактным понятием. Мы готовы любыми путями найти деньги для игры. Для нас теряется смысл понятий семья, родители, дети. Игра заставляет забыть, кто ты есть… Чтобы всё это понять, мне пришлось опуститься на самое дно. Очень высокая цена для меня, слишком высокая…
Последние слова прозвучали как приговор самому себе. Опустив голову, Сталбек тихо сказал:
– Мне пора домой. – Потом махнул рукой и посмотрел другу в глаза: – Что было, то прошло!.. Что прошло, то ушло…
– В одном ты прав – прошлое не вернуть. Но воспоминания всё-таки имеют силу возвращать нас туда, где нас уже нет.
– Увы, это лишь воспоминания… Ими можно только дорожить. Об этом напомнил нам сегодня Рыжик, будь он неладен!..
– Он напомнил нам и о других важных вещах. Мне думается – может, он и есть наш старый Дик? А что, если он появился из прошлого? Из другой вселенной?..
– Как это из прошлого?
– А знаешь, что? – вдруг Тыная осенило. – Я понял, почему они бегут на запад! Собаки знают, где расположены «кротовые норы»!
– Что за норы такие? Ты думаешь, кроты копают свои норки только в сторону запада? – искренне удивился Сталбек. Хмель опять стал одолевать его, но ясность ума всё же окончательно не отступила. Сталбек хотел слушать друга, спорить и высказать своё мнение. Давно он так ни с кем не общался.
– Слушай, ты что, забыл? – я же физик! «Кротовые норы» – это термин, который обозначает временные туннели во Вселенной.
– И что? – искренне удивился объяснению друга.
– А то, что согласно теории «пульсирующей Вселенной» Джона Уиллера, во Вселенной имеются «Кротовые норы» – это термин такой, специальный. По этим так называемым норам мы можем перемещаться по Вселенной в любом временном направлении. Ну, так сказать, это нечто вроде машины времени. Можем пройти в будущее или вернуться назад… И самое главное – там нет горизонта событий! А ещё, по теории Уиллера, во Вселенной имеются всем известные «чёрные дыры» которые, в отличие от нор, безвозвратно, навсегда поглощают всё и вся, и оттуда возврата нет.
– Может, я попал как раз в такую дыру? – сразу предположил Сталбек, саркастически ухмыльнувшись.
– Возможно…
– Кто же меня вытащит из этой чёртовой дыры? По теории Уиллира получаетя, у меня шансов нет?
– Почему нет? Всегда есть шанс. Собака вытащит.
– Я ничего не понял… Причём здесь собака? Ты говори проще.
 – Так вот, если применить эту теорию к нашему Дику, то он не пропал, как мы думали тогда, ему просто удалось найти «кротовую нору» и переместиться в другое пространство.
– Так. Это уже интересно… Ведь мы тогда думали, что его задавила машина… Теперь, по-твоему, получается, что когда мы с тобой повзрослели и даже постарели, он, используя «кротовую нору», вернулся в наш, так сказать, временной континуум? – с трудом выговорил последнее слово Сталбек, показывая, что он также знаком с основами физики.
– Именно так, точно в десятку! – обрадовался Тынай понятливости друга.
– Хорошо, предположим, ты прав… Теперь ты мне скажи, зачем он покинул нас – и зачем вернулся?..
– Не знаю, зачем он вернулся, но теперь я точно знаю одно: Вселенная требует его участия.
– Участия в чем?
– В спасении наших душ.
– Тогда почему же собаки… бегут на запад?
– Не могу знать, почему они бегут на запад, возможно, в том направлении они как раз и ищут эти «кротовые норы».
– По-моему, мне пора домой, а то мы сейчас с тобой сейчас такие теории понапридумаем, что окажемся на краю Вселенной… – усмехнулся Сталбек и расплылся в пьяной улыбке.
– Ты прав… Никто не может знать, почему собаки бегут на запад. Это я так, к слову.
– Да брось ты, всё это ерунда!.. Не думай больше об этом… Я тебе так скажу: собаки бегут на запад, потому что там осталась наша страна по имени детство.
– Убедительно. Только вот куда ты, на ночь глядя? Оставайся у меня, поболтаем! Еще треснем по сто грамм, – попытался было удержать друга Тынай.
– Нет, спасибо… – Сталбек, пошатываясь, встал с дивана и еще раз широко улыбнулся. – У тебя дома уже есть один бездомный. А меня мама ждёт, с сахаром… А я так и не позвонил ей…
Когда они вышли в коридор, Бермет выглянула из детской.
– А вы уже уходите? – спросила она, увидев, как Сталбек уже стоит у вешалки.
– Да, дорогая. Пора домой… Меня мама ждёт.
– Такого большого? Мама ждёт??
– Такого большого…
– До свидания, Сталбек-байке! Спасибо вам за то, что помогли спасти Рыжика! – искренне поблагодарила она.
– Ну, и как он там?
– Заснул, спит, – прошептала она, будто боялась нарушить сон собаки. Затем Бермет задумалась и сказала:
– Я знаю, почему Рыжик бежал на запад.
– Это почему же?
– Нагнитесь, – махнула она рукой и потом прошептала Сталбеку на ухо: – Он искал там свою маму. Все собаки, когда вырастают, ищут своих мам!
– Может быть… Я скорее согласен с тобой, чем с теорией твоего папы. А благодарить меня незачем… Это тебе спасибо! Рад был с тобой познакомиться, – погладил Сталбек девочку по голове.
– Ну всё, спать! – сказал слышавший всё Тынай, и Бермет послушно скрылась за дверью своей комнаты. – Скучает по своей матери… – Он многозначительно посмотрел на друга.
– А дочка твоя молодец!.. – ответил Сталбек. – Знаешь, скажу тебе одно: черствые мы стали, чувство сострадания к ближнему атрофировалось. И я таким стал… Надо бы нам поучиться у наших детей… Гонимся, словно с цепи сорвавшиеся псы, за какими-то призами. Особняки строим трёхэтажные, на последних моделях «мерседесов» ездим, на Канарах отдыхаем… Хотим много денег заработать… А ведь всех денег не заработаешь, хотя, – Сталбек грустно усмехнулся, – все деньги можно проиграть. – И потом уже серьёзно добавил: – Что человеку нужно? Всего-то ничего – просто оставаться человеком. Остальное – всё мишура…
И он снова махнул рукой. Потом потянулся к вешалке, снял пальто и, никак не попадая руками в рукава, с трудом его надел, но уже при помощи друга. С доброй улыбкой на лице он натянул шляпу по самые глаза и проговорил:
– Береги себя.
– И ты тоже, – ответил Тынай, поправляя на шее друга шарф.
– Откуда взялся этот шарф? – сказал Сталбек. – У меня не было шарфа! – и попытался его снять.
– Это мой подарок на Новый год, – успокоил друга Тынай и тихо спросил: – Когда мы теперь увидимся?..
– Возможно, скоро. На всё воля Божья… – Сталбек отвел глаза и потянулся к дверной ручке.
– Где я живу, ты теперь знаешь… Заходи в любое время! – с этими словами Тынай незаметно сунул другу в карман стодолларовую купюру.
– Зачем они мне? – заметил Сталбек манёвр Тыная. – Всё равно пропью, а ещё хуже – проиграю…
– На праздник деньги будут, – с просительной интонацией в голосе объяснил Тынай.
– Не буду говорить «спасибо»… Прощай!
 Они обнялись.
– Рад был тебя увидеть, – с трудом выговорил Сталбек, устав бороться с хмельным туманом, постепенно, но неотвратимо наползающим на его сознание. И исчез за дверью.
– Я тоже… – сказал ему вслед Тынай, но этих слов Сталбек уже не услышал.
Попрощавшись, Тынай простоял еще некоторое время у порога, вслушиваясь в звуки лифта, отвозившего на нижний этаж его друга.
– Папа, папа, Сталбек-байке уже ушел? – послышался сзади голос дочери.
– Да, – не оборачиваясь, ответил Тынай. И закрыл дверь. Ему показалось, что он навсегда проводил своё прошлое. Только теперь Тынай по-настоящему понял, что детство, юность и молодость окончательно стали историей на полке его памяти, отдельными моментами времени, запечатленными на пожелтевших фотографиях из семейного альбома.
– Вот так вот бывает в жизни, дочка… – со вздохом сказал он Бермет. – А ты почему не спишь? А ну, марш в постель!
– Я сначала тебя уложу, папа, – она взяла его за руку.
– Хорошо, дочка… Только ты обо мне и заботишься… А что там Гульнара?
– Болтает со своей подружкой.
– Тогда спать, – подвел черту он и направился в спальню.
У них все-таки сегодня был трудный день. А завтра наступал последний день старого года. Усталость и хмель вконец одолели Тыная, и ему захотелось просто забыться. Шатаясь, при помощи Бермет он добрался до постели и сел на край. Дочь помогла ему раздеться.
– Какой сегодня длинный день!.. – подумал он вслух и лег на спину. Бермет укрыла его одеялом, поцеловала в щеку. Закрыв глаза, отец спросил:
– Почему все собаки бегут на запад?..
Что Бермет ему ответила, он уже не услышал. Его «Я» улетело куда-то в черноту Вселенной…

5 глава

Сталбек, пошатываясь, вышел из подъезда. Почувствовав легкий озноб, он поднял воротник пальто и засунул руки в карманы, в одном из которых нащупал новую стодолларовую купюру. Ему вдруг захотелось прокатиться по ночному городу. Выйдя на дорогу, он увидел, как по трассе медленно катит машина с жёлтым гребешком на крыше. Махнул рукой в её направлении. Такси остановилось. Сталбек подошел к автомобилю и уселся на заднее сиденье, справа от водителя.
– Куда едем? – спросил таксист, не оборачиваясь.
– Э-э… Поближе к обменкам… Но сначала – прокати-ка меня по городу.
– Хорошо, к центру пойдёт?
– Пойдёт, – согласился Сталбек и, откинувшись на кресло, закрыл глаза.
– Какой сегодня длинный день… – сказал Сталбек сам себе после паузы.
– Вы что-то сказали? – спросил водитель переключаясь на нужную скорость.
– День, говорю, длинный!.. Если можно, включи музыку, только не громко…
– Пожалуйста, – выполнил просьбу водитель, и из колонок полилась старая, известная композиция Тото Кутуньо «Soli».
– Ты что, из восьмидесятых? – спросил Сталбек.
– А что?
– Музыка правильная у тебя…
– Да. Молодость наша!
– А ты… С какого района, в каком районе вырос?
– Я – с запада, «Турусбечка», тринадцатая школа, – ответил водитель.
Эти четыре слова для Сталбека по содержанию были объемней, чем, скажем, вся поэма «Мцыри».
– Солидно. Ну, а я с Дзержинки, – в свою очередь представился Сталбек, и в нем проснулось самое дружеское расположение к таксисту.
– Тоже солидно. Наверное, с шестой школы? – предположил водитель.
– Да! А как ты… догадался?
– Известная школа. Ходили к вам на дискотеку. Хорошие девчонки у вас учились!
– А мы к вам бегали… У вас не хуже были, только какие-то… недоступные… Больше строили из себя что-то.
– Да, братан. Было время дискотек – «Амальгама», парк Дружбы.
– Да, это уже история…
Они замолчали, погрузившись каждый в свои воспоминания. Такси, не очень быстро, проехало мимо бывшего ресторана «Сон-Куль».
– А помнишь этот кабак? – поинтересовался таксист.
– Как не помнить… «Эта песня посвящается…» или… «Официант, салат «Соличный» и пять вилок!..» – Сталбек с иронией произнес излюбленные фразы того времени и снова замолчал.
– А ты откуда едешь? С праздника? – сменил тему общительный таксисит.
– Сегодня друга детства встретил, сто лет не виделись… – не сразу ответил он. Потом продолжил: – Вспомнили прошлое, выпили. Только что толку? Сколько пью сегодня – по-настоящему не пьянею… А воспоминания, брат, – это уже всё прошлое, и было это всё в славном городе Фрунзе…
– Хорошо сказал: «И было это в городе Фрунзе»! Вот бы снять такой фильм про нас, да, брат?
– Надо бы, только кто снимет…
– Слушай, а хочешь послушать нашу фирменную? Теперь её «Элес» поёт, с девчонкой молоденькой. Скажу тебе – неплохо!
Водитель ловко переключил кнопки магнитолы, и из колонок полилась знакомая нежная мелодия.
Над вечерним городом моим
Проплывают тени вечеров,
Как прекрасен ты в такие дни,
Мой вечерний Фрунзе, посмотри!
Сталбек слушал и глядел на вечерний город, проплывающий за окном. Нынешний Бишкек не был похож на тот Фрунзе, о котором пелось в песне. Сталбеку казалось, что сейчас это – совершенно незнакомый ему город, в котором он никогда и не жил. Как ему захотелось сейчас поверить в теорию Уиллера и отыскать «кротовую нору», чтобы найти обратный путь в тот Фрунзе его молодости!
– А ты знаешь, кто её сочинил? – спросил водитель, когда песня закончилась.
– Знаю. Старик наш – Куба Турдукулов.
– Спасибо ему! Это немногое, что мы имеем с того времени.
– Верно. Это хит нашего поколения…
– Слушай, если его увидишь, передай ему салам.
– От кого?
– От пацанов фрунзенских, – улыбнулся водитель.
– Передам обязательно! Да и стариков наших осталось немного… Кто спился, кто от наркоты сгинул, – с грустью сказал Сталбек.
– Им тоже нелегко пришлось с этой перестройкой. Вырасти при одном строе и попасть другой!
– Да, многих подкосило это… Но это ерунда по сравнению с тем, что творится с молодёжью сейчас. Столько соблазнов теперь! Прямо страшно! Наркотики достать – проще простого. Лучше уж водку пить… Ну, а я вот на казино присел, – признался Сталбек.
– Это плохо… Ну всё, мы приехали, – остановил машину водитель.
– Сколько с меня? Подождешь, пока я разменяю? – спросил Сталбек нового знакомого.
– С тебя «рванный», брат, – засмеялся водитель. – Эта поездка – новогодний подарок тебе. Удачи в Новом году!
– Спасибо. Можно один вопрос?
– Валяй.
– Ты не знаешь… Почему все собаки бегут на запад? Просто мой друг хочет знать об этом…
– Потому что в нашем районе пацаны правильные живут, – улыбнулся таксист.
– Ах, да! Я и забыл, что ты «западский». Ну, да ладно, спасибо… Пока.
– Удачи!
Автомобиль плавно откатил, а Сталбек остался стоять у проезжей части дороги. Снег продолжал идти.

***

– Здравствуй, Моссовет, – поприветствовал Сталбек ту часть города, где прошли его детство и юность, ¬– перекресток улиц Московская и Советская.
«Пусть стирает время имена, нет прекрасней края для меня…» – пропел про себя он строки из звучавшей в такси песни и направился в сторону улицы Боконбаева.
Снег приятно похрустывал под ногами. Вспомнились слова Иосифа Бродского: «Снег – это мрамор для бедных…» В голове чередой всплывали воспоминания; они были отрывистые, фрагментарные, похожие на кадры из чёрно-белого кинофильма.
– Здесь стояла телефонная будка, – напомнил себе Сталбек, проходя около здания банка. Невольно пришли на ум те дни и те средства коммуникаций, посредством которых осуществлялась тогда связь с миром, в первую очередь, с его прекрасной половиной. Но для общения были необходимы еще и монеты достоинством в две копейки, а в случае крайней необходимости пускались в ход даже десятикопеечные, подходящие по размеру и весу. А если в карманах было пусто, то можно было запросто обратиться к любому прохожему с традиционной фразой: «У вас найдётся две копейки?» Редко кто отказывал молодым людям в такой невинной просьбе…
Здесь в те времена не было никаких обменных бюро, игровых клубов, деловых центров и рекламных щитов, как нынче. На всю округу имелось одно-единственное кафе с тривиальным, но очень запомнившемся Сталбеку названием – «Мороженое».
…Сталбек вошел в обменное бюро и подошел к стойке, за которой находился молодой человек, вальяжно развалившийся в кресле и смотревший телевизор. Сталбек сквозь зарешёченное окошко протянул ему купюру. Сотрудник бюро, взяв купюру, долго её рассматривал.
– Не фальшивая? – строго спросил он Сталбека, и пропустил купюру через детектор.
– Нет, не фальшивая.
– Откуда взял?
– Дети прислали с России… – солгал Сталбек.
– Четыре тысячи триста, – протянул он Сталбеку несколько крупных сомовых купюр. – Пересчитай.
– Спасибо, – сказал Сталбек и, не став пересчитывать, сунул деньги в карман и направился к выходу.
– Смотри, не потеряй по пьяной лавочке!.. – крикнул ему вслед сотрудник бюро.
– Не потеряю… – пробурчал Сталбек.
Перейдя перекресток, он решил зайти в магазин, после чего, никуда не сворачивая, отправиться домой. Он не забыл, что дома его ждала мать и что по дороге он должен обязательно купить сахар. В какой-то момент снег перестал идти, ветер тут же разогнал тучи и на небосводе засверкали звёзды. Это обрадовало Сталбека, а вместе с ним, наверное, и всех бездомных, которые в этот предновогодний вечер подыскивали себе ночлег. Несмотря на достаточно большое количество выпитого в течение дня, Сталбека не покинула ясность ума. Он похлопал себя по карману, в котором лежали деньги, и подумал, что теперь-то может купить не только сахар, но и другие продукты к новогоднему столу. И бодро зашагал в сторону супермаркета «Народный». Однако тут с ним случилась одна вещь, которую он боялся больше всего с того момента, как в его кармане, благодаря поддержке друга, оказалась хрустящая стодолларовая купюра… Хотя он и поменял злосчастные деньги, вместо того, чтобы, как было запланировано, направиться к магазину, он каким-то непостижимым образом изменил маршрут и вдруг, неожиданно для себя, очутился… перед входом в здание казино.
В эти предновогодние дни дом обмана как-то по особенному сверкал огнями, заманивая новых клиентов, тешивших себя надеждой, что уйдут отсюда богачами. Невидимая сила, словно черная дыра, засасывала в своё чрево и его, бывалого игрока. Он не мог ей противиться… Будто агнец, без сопротивления шел он в это святилище азарта, и уже был готов принести себя в жертву на алтарь мотовского безумия, как вдруг перед ним проскользнула чья-то тень. То была тень собаки. Простой дворняжки, каких бегают тысячи по белому свету. В тот же момент, словно издалека, он услышал собачий лай. Это привело его в чувство. Сталбек, будто проснувшись от страшного сна, как вкопанный, остановился у дверей, которые не преминули широко распахнутся перед очередной жертвой. Там, в глубине отражений огромных зеркал он увидел публику, которая в бешеном азарте делала ставки, с безумными лицами двигала фишки по зелёному сукну. Вдруг ему стало жалко этих людей… Жалко себя, таких, как он сам… На него вдруг низошло просветление. Он нащупал в кармане положенную туда когда-то на счастье фишку-талисман и понял, в чём состоит великий обман. Фишки – не деньги. Они в сознании игроков не стоят ничего. И проиграть их проще простого… Подумав об этом, Сталбек почувствовал холод, исходивший от помещения, и холод этот был во стократ сильней, чем стужа на улице.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Сталбек пошел прочь от всего этого уродства. Шаги его теперь были твёрдыми и уверенными. Он теперь точно знал, что никогда больше не переступит порог игорного заведения.
На душе сразу стало легко и светло.

***

В магазине Сталбек набрал полный пакет продуктов. Продавщица, знавшая его не первый день, с удивлением смотрела на него, когда он вытащил из кармана тысячесомовую купюру. Она улыбнулась Сталбеку и поблагодарила за покупку, не забыв при этом поздравить с наступающим Новым годом. Душа пела Сталбека, выйдя из магазина, он поспешил домой. Он хотел первым делом дома позвонить детям. Новый год нужно непременно – непременно! – встретить семьей, всем вместе.
Подходя к своему кварталу, в свете уличного фонаря на скамейке Сталбек заметил знакомый силуэт. И, конечно, это был вчерашний старик-бродяга.
– Профессор-байке, дорогой, как поживаешь? – поприветствовал Сталбек бомжа, поравнявшись со скамейкой.
– Здравствуй. Откуда ты такой хороший? – поздоровался, в свою очередь, бездомный, узнав в ночи нового знакомого по фетровой шляпе.
– Старого друга встретил, – остановился Сталбек и внезапно решил присесть на холодную лавочку, рядом со стариком. Подумав, вытащил из кармана двести сомов и протянул старику. – Возьми отец, купи себе чего-нибудь на Новый год .
– Ты меня и так вчера угостил…
– Вчера это было, вчера! Сегодня – это сегодня.
– А что так, разбогател? В выигрыше, что ли, сегодня?
– Нет, я больше не играю, – серьезно сказал Сталбек и достал из кармана свою фишку-талисман. – Смотри! – он со всего размаха зашвырнул ее куда-то далеко в сугробы.
– А не боишся, что её кто нибудь найдёт? – спросил старик.
– Нет! Теперь она никому не нужна!
– Извини за нескромный вопрос… Где ж ты тогда денег раздобыл?
– Старый друг подбросил. Я его двадцать лет не видал.
– Нормальный срок… А что так?
– Вернулись из армии, и каждый своим путём пошел.
– О чем же вы говорили после стольких-то лет?
– Да о разном. Вспомнили прошлое… У него дочка, такая смышленая, добрая. А знаете, – внезапно встрепенулся Сталбек, вспомнив что-то важное, – он сегодня сбил на дороге собаку, а дочка ее спасла.
– Как это случилось?
– Заставила отца отвезти собаку в ветклинику.
– Вот молодец! Это интересно…
– Вы не знаете самого интересного. Так вот, если бы не эта псина, мы бы с другом ещё неизвестно когда встретились. А может быть, и вовсе никогда бы не встретились…
– М-да, получается, если бы не собака, дорожки ваши не пересеклись бы!
– Получается так, как ни странно… Она мне ещё напомнила нашу дворовую собаку – Дика.
– Удивительно, вчера один пёсик тоже оказался виновником вроде бы не очень важной встречи двух незнакомых людей, но их встреча одному из них душу согрела. А скажи… Тебе не показалось, что собака хотела, чтобы вы встретились?
– Не знаю. Разве такое бывает?
– Бывает, оказывается… Ну, и что было дальше?
– Его дочка Бермет настояла на том, чтобы собаку отвезли к врачу. Который сказал, что всех собак почему-то сбивают, когда они бегут на запад. Именно в западном направлении. И теперь мой друг вбил себе в голову, что непременно должен узнать отчего так, и всё пытается это выяснить… А вы случайно не знаете ответа? Вы же профессор, вы должны всё знать! Скажите, куда бегут наши четвероногие друзья? – и Сталбек выжительно посмотрел на бродягу.
– Куда бегут собаки, я не знаю… Но знаю старое поверие, что у каждого человека есть своя собака. Считается, что собака оберегает хозяина от разных бед и напастей. И если вдруг над ним или над членами его семьи нависнет угроза – будь то болезнь или еще что-нибудь, – собака приносит себя в жертву, отводя беду. Поэтому, если внезапно умирала собака, в старые времена её благодарили, веря, что она ценой своей жизни кого-то спасла.
– Хорошее поверие… Но зачем они тогда все бегут на запад?
– Как по мне, так они бегут на запад, чтобы спасти чью-то душу.
– А если у человека нет собаки, то кто тогда будет спасать душу?
– У каждого где-то есть своя собака. Поверь, и у тебя есть, и у меня…
– Возможно, – вспомнил Сталбек собачий лай, который остановил его у дверей казино. Слова старика также навели его на новые мысли. – Слушай, старый, ты меня запутал… У меня сегодня был такой длинный день! Пошел за сахаром – и, получается, до сих пор иду. Как в кинокомедии «За спичками».
– Сегодня у тебя, наверное, особый день, – уточнил старик. – Я вижу, в твоих глазах появился огонёк. Ты прямо ожил.
– Ну, если учесть встречу с другом детства, то, конечно, особенный день!
– У тебя сегодня день связи со Вселенной.
– Ты о том же говришь, о чем и мой друг, – насчет Вселенной. Вот он тоже весь вечер мне рассказывал про какую-то теорию «пульсирующей Вселенной». Если откровенно, я толком ничего не понял. Какие-то дыры, норы… Профессор, а что ты про знаешь? Мы-то люди маленькие, не прывыкли думать такими масштабами…
– Знаю кое-что. Всё очень просто. Наша Вселенная имеет свойство расширяться и сжиматься. Это как вдох и выдох. Когда-то она была, как Солнце, – сгустком плазмы. И однажды сжалась до такого состояния, что произошел врыв. Вследствие этого взрыва появилась материя, галактики, звёзды, планеты… А потом уже и – жизнь на Земле.
– А когда произошел этот взрыв?
– По мнению ученых, пятнадцать миллиардов лет назад.
– Вот это да! – покачал головой Сталбек, услышав такую страшную цифру.
– Если хочешь знать, мы состоим именно из той материи, которая появилась тогда, пятнадцать миллиардов лет назад…
– То есть мы с вами – отголоски того самого вселенского взрыва? – спросил Сталбек.
– Выходит так… И ты, и я, и даже та собака.
– Скажите , а что там есть, на краю Вселенной? И вообше, есть ли у неё край?
– Есть или нет у неё край, я не знаю, но одно точно скажу тебе: только у времени края нету.
– Тогда получается, что Вселенная – это и есть время! – обрадовался по-детски своему открытию Сталбек.
– Ну, ладно, не забивай себе голову всякой ерундой… Поспеши домой, мать тебя, наверное, заждалась. Передай ей большой привет… Её подарок хорошо согревает мою старую голову, – он показал пальцам на шапку. – Скажи ей: случается и так, что главный момент жизни человека наступает в самом конце его жизненного пути…
– Это вы про что? Вам-то еще жить и жить!
– Главный момент жизни… Жизни…
– Вы это кончайте! Живите долго!.. – пробурчал Сталбек, встал и, махнув рукой, не оглядываясь, пошёл в сторону своего дома.
Он не видел, как старый профессор закрыл глаза от резкой боли в груди. И не знал, что в этот, последний момент к старику с далёкой звезды Сириус прилетела прелестная бабочка.
– Я вижу тебя, ты такая божественная… – прошептал старый человек, когда силуэт Сталбека скрылся где-то в «переулках несправедливости». – Откуда ты взялась здесь, в такой мороз… – Старик протянул руки к своему видению. – С тобой пришла весна в мою душу…
С этими словами он воздел руки к небу и – упал со скамейки на холодную, заснеженную землю.
Душа старика отделилась от многострадальной плоти и вместе с крылатой красавицей взмыла в небеса – туда, к созвездию Гончих псов, к великой звезде Сириус, преодолев космическое расстояние в один миг. Ведь для страдающей и прекрасной души человеческой нет во Вселенной времени и непреодолимых пространств…

***

Оставив старика на скамейке, Сталбек нырнул в «переулок несправедливости» и зашагал домой. Он думал о собаке, которая спасла его в самый ответственный момент. Вдруг у него мелькнула мысль: а что если старик прав, и четвероногий друг, спасший его душу, как и он сам, тоже состоит из материи, что появилась миллиарды лет назад? Тогда получается, и начало у них едино… Ещё ему подумалась, что человек так мал и ничтожен перед мирозданием. Пылинка или, быть может, песчинка. Как угодно… И если его вдруг сдует вихрь из этой бренной жизни, никто этого и не заметит…
 От подобных мыслей у него голова пошла кругом. И когда Сталбек решил больше не думать о столь сложных вещах, он внезапно услышал позади себя властный голос:
– Эй, мужик, стой!
– Чего тебе? – недовольно обернулся Сталбек.
– Бабки гони!
– Какие бабки? – Сталбек попытался разглядеть в темноте лицо незнакомца.
Первый удар был неожиданным и пришёлся в переносицу, второй – в область солнечного сплетения. Сталбек потерял дыхание и согнулся, непроизвольно закрывшись обеими руками. Не хватало воздуха, и он, словно рыба, попавшая на сушу, жадно разевал рот, пытаясь поймать, заглотить зимний, морозный ветер. Не выпуская из рук пакет с новогодними продуктами, он сделал несколько шагов вперёд. Но тут подбежали еще двое. Били руками и ногами, пока Сталбек не упал на землю, в сугроб. От удара пакет разорвался, и его содержимое разлетелось в разные стороны. Заветный кулёк с сахаром лопнул, и сахар просыпался на свежевыпавший снег. В темноте это было не заметно…
– Упёртый, гад! В карманах смотри, – послышались, как с того света, голоса.
– Не троньте, меня мама дома ждёт… – еле выговорил Сталбек, когда у него восстановилось дыхание.
– Я точно видел! Это он в прикольной шляпе в обменке бабки менял! – слышалось сквозь пелену, в промежутках между новыми ударами и грубыми прикосновениями рук, обшаривающих карманы. Потом наступила тишина… И лишь топот ног убегающих грабителей…
Спустя некоторое время Сталбек открыл глаза и увидел перед собой на небосводе яркую-яркую звезду. Это был Сириус.
– Как ярко светишь ты… – отметил он просто. И осознал, что не чувствовует тела. Лишь холод и ход мыслей… Вдруг его осенило: собаки бегут не просто на запад, они бегут за уходящим солнцем, за светом. Если они догонят светило, то их день будет бесконечным. Голова наводнилась и другими мыслями…
 Сталбеку захотелось поделиться этой внезапной догадкой со своим другом Тынаем. А ещё он захотел сказать другу о том, что не только человек рождается и умирает, но и даже галактики, звёзды и планеты когда-нибудь умрут. Не умирает только детская мечта. Она улетает сквозь время и пространство на край Вселенной…
Но Тынай сейчас был далеко от него и не мог узнать открывшуюся Сталбеку истину. Откровениям Сталбека сейчас внимал лишь холодный Сириус из созвездия Гончих псов. В какой-то момент звёздное небо снова затянуло тучами, и сверху стали спускаться легкие, невесомые, мохнатые хлопья снега, укрывая Сталбека белоснежным одеялом…

6 глава

Тынай встал с постели, подошел к окну и раздвинул шторы. Утро последнего дня уходящего года было живописным; ярко светило солнце, всё вокруг было одето в белые шубы. Тынай услышал звуки скребка дворника, который расчищал дорожки к подъезду дома. Снег шел всю ночь, и старому дворнику предстояло выполнить большой объём работы.
Тынай посмотрел на часы, они показывали четверть девятого. В этот момент Тынай услышал лай собаки. Рыжик первый раз за всё время подал голос. Тынай бросил взгляд на жену – та спала. Когда лай повторился, Гульнара, не открывая глаза, пробурчала:
– Может, кто-нибудь успокоит эту собаку?..
Тынай быстро оделся и вышел из спальни. В коридоре он увидел Бермет с Рыжиком на руках.
– Папа, он, наверное, хочет в туалет. Пытается встать на больную лапу, лает и смотрит на дверь, – сообщила она.
– Ладно, я прогуляюсь с ним, – ответил Тынай.
Он накинул куртку, взял на руки перебинтованного пса и вышел из квартиры.
На свежем воздухе Рыжик оживился.
Тынай подошел к дворнику.
– Салам аллейкум, Жапар-байке.
– Аллейкум ассалам!
– С наступающим вас Новым годом!
– Вас также… На Новый год будем со снегом, – весело проговорил старик, потом с сочувствием взглянул на ношу Тыная и спросил:
– А кто это такой, весь в гипсе?
– Да так, дочка принесла… – солгал Тынай, чтобы вновь не перерассказывать вчерашнюю историю.
– Бездомный, что ли?
– Наверное…
– Собаке быть бездомной не страшно. Вот человеку без дома – это беда! Вон с утра у детского сада нашли какого-то бомжа… Замёрз, бедолага.
– А откуда вы знаете? – защемило сердце у Тыная, и он чуть было не выронил из рук собаку. Он сразу почему-то подумал про Сталбека.
– Ни свет, ни заря, участковый приходил. Водил меня на опознание, будто я всех бомжей вокруг знаю.
– И что, опознали? – осторожно спросил Тынай, и голос его дрогнул.
– Нет, не признал… Ну ладно, надо пораньше сегодня работу закончить, – и дворник принялся дальше счищать снег.
От услышанного Тынаю стало не по себе. Рыжик, словно чувствуя это, стал скулить.
– А вы случаем не знаете… куда увезли бомжа?
Дворник, не прекращая работу, бросил на лету:
– Куда, куда? В морг… Месяц там держать будут. Если родственники не объявятся, похоронят в общей могиле – с такими же, как он.
Ответ поразил Тыная.
«Человек жил этой на земле, сделал немало хороших дел, у него была прекрасная семья, родные, близкие, а его, как собаку, похоронят в общей могиле… Один раз оступишься, и как круто меняется жизнь», – подумал он. Ему стало не по себе от мысли, что этим замёрзшим бомжем мог оказаться Сталбек, его друг.
Тынай сразу же вспомнил мать Сталбека.
– Как больно будет старой женщине узнать, что она пережила своё дитя! – подумал он и, глубоко вздохнув, обратился к старому дворнику:
– Скажите, байке, а во что он был одет?
– Кто? – не понял дворник.
– Ну, тот бомж, которого вы должны были опознать…
– А что, это важно? В старую черную куртку был одет.
– Не в пальто?
– Не-а. В куртке, по-моему… Или, нет, он был просто в свитере, – старик отвечал всё с большей уверенностью.
Потом дворник пристально посмотрел на Тыная. Он не решался спросить, почему тот интересуется судьбой несчастного.
– А вы не знаете, почему все собаки бегут на запад? – вдруг спросил его Тынай.
– А кто их знает?.. – опешил дворник от неожиданного вопроса. – Наверное, там, на Западе дороги, по которым бегают собаки, намного чище, чем наши. – Он на минуту прекратил работать и с серьёзным видом добавил: – А, впрочем, я думаю, собаки бегут туда, куда им заблагорасудится, – и подмигнул Рыжику, который с комфортом устроился на руках у Тыная.
– Ну, ладно, не буду вам мешать. Мы пойдём гулять, – сказал Тынай то ли собаке, то ли старику, и проследовал с Рыжиком по расчищенной дорожке в сторону парка.

***

До Нового года оставалось полчаса. Тынай, Гульнара и их гости – друзья со стороны Гульнары – были в гостиной, за праздничным столом: Айсулуу и Садык, а также Айнура с Касымом. Из всех друзей Гульнары только к этим двум парам Тынай имел некоторое расположение и в принципе был не против их компании в новогоднюю ночь.
Праздничный стол был роскошным. Гульнара была хорошей хозяйкой, и все гости, не переставая, хвалили её. Бермет сидела на диване и смотрела телевизор, по которому передавали новогоднее праздничное шоу. Время от времени девочка выбегала на балкон к Рыжику, неся с собой вкусности с праздничного стола.
После очередного тоста Тынай извинился, встал из-за стола и подошел к окну. Прислонившись к стеклу, он ощутил всю силу мороза там, на улице. Он также почувствовал тишину, которая царила в городе в преддверии многотысячного залпа петард, шутих, салютов и бенгальских огней, призванных возвестить начало нового календарного года.
– Тынай, за стол! – услышал он голос жены, и сразу же на ёлке вспыхнула нарядная гирлянда, переливающиеся огоньки которой торжественно и немного загадочно осветили всё пространство гостиной.
Тынай вернулся к гостям.
– Наливайте. Кому дадим слово? – Гульнара подняла бокал с шампанским.
– Касыму, – предложила Айнура.
– Почему мне? Пусть скажет Тынай-байке, ведь он старший, – стал отнекиваться Касым.
– Он – хозяин дома. До Нового года еще время есть, – заметила Гульнара. – Просим, Касым. Тебе слово!
Деваться было некуда.
– Хорошо, если позволите, – начал Касым. – Вот и наступает долгожданный Новый год. Что я могу нам всем пожелать? Крепкого здоровья, материального благополучия, ну, и чтобы все наши мечты сбылись в наступающем Новом году, как в сказке!
Это был один из тех дежурных тостов, которые Тынай слушал из года в год. Сейчас, в последние минуты уходящего года ему захотелось услышать хоть что-нибудь новенькое, нетривиальное, что задело бы его, согрело душу… После вчерашней встречи со Сталбеком что-то перевернулось внутри.
– Послушай, Касым. Извини, что перебиваю тебя, – прервал он тост приятеля. – Знаешь, вот ты желаешь нам всем, чтобы в новом году наши мечты сбылись, как в сказке. Я не верю, что человеческие желания без каких-либо усилий могут исполняться сами по себе. У тебя что, были такие случаи, когда происходило какое-нибудь волшебство?
Касым растерянно молчал. Он не знал, что ответить на такой вопрос, предполагая, что, возможно, за ним скрывается дружеский подвох.
– Тынай, прошу, не перебивай выступающего, – вступилась Гульнара.
Однако тут Касым вовремя сориентировался и спокойным, рассудительным голосом продолжил:
– Тынай-байке, я – молодой кардиохирург, но за моими плечами не одна операция на открытом сердце. Знаете, когда я первый раз ассистировал своему учителю, это было что-то невообразимое, – Касым уже обращался по сути ко всем. – Ты смотришь на маленький красный комочек, который ритмично сжимается и разжимается. Хирург на время останавливает его, операция окончена. Теперь главный момент – «завести» сердце. Несколько попыток – и сердце молчит. Я в шоке, мне страшно. Время работает против нас. В запасе может быть только одна минута… Учитель, нагнувшись над грудью больного, начинает разговаривать с сердцем, как с ребёнком. Сначала он просит, потом умоляет, а потом призывает словами: «Ну, давай! Давай! Я прошу тебя!» Проходит вечность… И вдруг вижу, как сердце начинает сокращаться! Сначала один удар – тук. Проходит еще одна вечность, потом второй удар – тук. Учитель шепчет: «Спасибо». И тут сердце начинает работать в полную силу: тук-тук, тук-тук… Для меня это – как волшебство, как сказка. Так выпьем же за то, чтобы в Новом году сердца наших близких не страдали от пустых и ненужных переживаний. И чтобы наши сердца никогда не останавливались!
– Ура! – воскликнула Гульнара. – Браво!
– Ай да тост! – добавил искренне изумленный Тынай и осушил свой бокал.
Следующим выступающим был Садык.
– Моя сказка началась, когда я впервые увидел компьютер, – начал он, полагая, что каждый присутствующий за столом должен рассказать свою волшебную историю. – Как изменился наш мир за последние пятьдесят лет? – продолжал он. – От альчиков – до мобильного телефона, от деревянных счетов – до мощных компьютеров. Но я хочу выпить за то, чтобы, не смотря на такое стремительное развитие цифровых технологий, мы не оцифровывали наши души.
– Ура-а-а! – ударило женским хором.
Оставалось пять минут до Нового года. На голубом экране зазвучало поздравление президента.
– А какое пожелание есть у моей дочери? – обратился Тынай к Бермет.
– Я хочу, чтобы все были здоровы, счастливы и радостны! – выпалила Бермет на одном дыхании.
Секундная стрелка часов на экране телевизора уже отсчитывала последнюю минуту уходящего года.
Когда пробило двенадцать, над городом зазвучали залпы мирной артиллерии. Гости с Гульнарой поспешили выйти на улицу, чтобы там воочию посмотреть на цветовое шоу. Тынай остался дома. Он вышел на балкон и увидел перепуганного Рыжика, который, бедный, забился в свою картонную будку. С каждым залпом и с каждой новой вспышкой огня он – это было видно – судорожно вздрагивал и тихо скулил. Тынай вытащил пса из коробки и взял на руки. Пёс сразу же почувствовал тепло и участие человека, и это его успокоило. Тынай вздохнул и обратился то ли к себе, то ли к рыжей собаке:
– У каждого поколения своя сказка. Наша старая сказка закончилась, теперь началась новая, другая – цифровая. Дай Бог, чтобы наши дети, как и мы, любили, переживали, мечтали и при этом оставались людьми и не оцифровывались!
Тынай погладил собаку, которая чувствовала себя в безопасности у него на руках. Пёс смотрел на Тыная преданными глазами. В эти первые минуты наступившего Нового года Тынай подумал о том, что, в отличие от людей, животные всегда останутся такими, какими их создал Творец. А людям, чтобы достичь совершенства, подлинной красоты своей, предстоит пройти еще долгий-долгий путь…
 
02.10.2011 г.



© Асан Ахматов, 2012