Тренинг. Сон

 Останься. Остановись. Обними.
Оставь. Отпусти. Отстань.
И когда мир сводится к этим шести словам, хочется крикнуть: «осторожно!».

Раньше я тебя не замечала.
Мой дом был такой огромный, что твоего присутствия не было видно.
И лишь однажды ночью я заметила приглушенный смех из столовой, в которую у меня не приходило мысли заглядывать за все время моего присутствия в доме. Он был похож на колдовство лесных гномов и издалека напоминал рокот горных ручьев.
Раз – и открываешь в своем доме волшебство.
Довольно забавно – живешь себе, живешь – а потом выясняешь, что у тебя, оказывается, есть сердце. И говоришь себе: «Смотри ка! А оно может пригодиться!». Или что-то в этом роде.
Когда начинаешь придираться к чему-нибудь, поводов для недовольства становится больше.
Я заметила битые фужеры утром.
Я увидела отпечатки на стенах.
Я почувствовала боль в груди.
Легкое волнение. Странная боль в переносице. Пугающая пустота в голове.
Любопытство убивает людей. Или делает их самыми счастливыми. Смотря, насколько ты готов идти вперед.
Открываем тяжелые двери.
Сползаем по косяку.
Все как обычно – слишком непросто.
В комнате с высокими потолками тяжелые занавески. На местах, где раньше были окна. Теперь – шрамы. Почти никакой мебели. Огромный стол из чужого  прошлого. Плазма. Белые обои. А, может, шпаклевка.
Это позже я пойму, что эта комната – воплощение тебя.
Это позже я буду любить эту комнату, стараясь сохранить в ней твой запах.
Позже я буду кидаться на отсутствие окон, моля о том, чтобы ты открыл глаза.
Позже я, нервно закурив, резко развернусь и, захлебываясь слезами, выйду вон.
Позже я попробую тебя забыть.
А вернусь и подавно не сейчас.
Пока я тебя только вижу.
Ты сидишь за моим столом. Вокруг тебя куча народу. Одни мужчины. Дети. Старики.
Вы сидите и медленно пьете мое вино.
Из моих бокалов.
Я спрашиваю, какого черта вы тут делаете? Когда чуть нарушены твои права, чуть задето твое самолюбие, хочется рвать и метать. Нет бы выслушать.
Какой-то старик, показавшийся мне хранителем самой вечности, спросил, кто я такая.
Какой-то мальчишка, вобравший в свои глаза всю искреннюю невинность, спросил, почему я считаю этот дом своим.
От вас хотелось защищаться. Но еще больше – налить себе вина и сидеть рядом.
И тут ты улыбнулся: «ты можешь делать все, что угодно, но мы все равно будем приходить сюда».
Какая вопиющая наглость! Была бы. Если бы ты не улыбнулся.
Я, конечно, сделала вид, что недовольна. Что возмущена. Что больше не зайду сюда, пока они не уберутся.
Но, боже мой. Как тяжело испытывать силу воли, когда из глаз так и сыплются искры.
Особенно когда ты улыбаешься.
Раньше не было никакой необходимости заглядывать в эту комнату.
Теперь я бывала там каждый день.
Такая смешная.
У меня вдруг кончались сигареты.
Мне срочно нужна была кухня (вход на которую от тебя ближе).
У меня появилось столько претензий!
Мне казалось, мы возненавидели друг друга. Я была уверена, что тебе наплевать. Ты не замечал меня. Как будто находился где-то вне моей жизни. Ты пил вино и говорил, что скоро вы уходите.
Уходите.
Уходите.
Я бросила друзей. Я забыла семью. Я курила на виду у детей и смотрела ночами порно в спальне родителей.

Вокруг почему-то много машин. Незнакомые мне люди помогают маме собирать вещи. Они запаковывают все в полиэтилен. Каждую мелочь. Я смотрю на эту картину, пока не начинаю раздражаться.
Я принципиально не собираю вещи.
Я даже не буду искать то, что может мне понадобиться в первую очередь.
Я падаю навзничь на кровать и понимаю, что она влажная.
И тут до меня доходит: что-то начинается. Что-то, после чего ты уйдешь навсегда.
На цыпочках иду на балкон. Курю. Мне страшно узнать, что тебя уже нет.
Решаюсь – открываю двери в заветную комнату. А там, черт возьми, по горло воды. И все вещи плавают. Все мои вещи плавают.
Даже стеклянный шарик из бутылки водки.
Сигареты некрасиво разбухли и напоминают утопленников.
На полу – битая посуда.
Если бы было солнечно – вода бы казалась разноцветной от преломленных лучей.
А пока что преломлено мое существование.
Я хватаю руками то, что еще можно спасти. Слезы катятся по моим щекам и, не прощаясь, срываются в это месиво. Воды, кажется, прибавилось вдвое.
Поднимаю голову и вижу тебя. Ты не улыбаешься. Сукин ты сын! Сейчас самое время еще раз улыбнуться.

Ты говоришь: мы уходим.
Ты говоришь: извини за беспорядок.
Ты говоришь: пока.
Я говорю: да, я поняла.
Я говорю: ничего, у меня есть горничная.
Я говорю: всего вам доброго.

Ты разворачиваешься и уходишь по воде.
Слезы сжимают мне горло пастью волка.
В моей груди какие-то спазмы. Я поскальзываюсь и падаю в эту жижу, успев крикнуть «СТОЙ!».

Возможно, я теряю сознание. Возможно, я теряю самоконтроль.
Ты бежишь ко мне.
Ты обнимаешь меня.
Ты шепчешь мне спасибо.
За что? За что, родной мой?
«За то, что сказала. Я бы не решился. Я бы так и ушел. Ты бы так и не узнала, что я люблю тебя больше жизни».
Мне впору принимать валидол. Или становиться смертником.
Я хочу идти с тобой.
Я всегда хочу идти за тобой.
Ты держишь меня за плечи и говоришь, что мы слишком разные. Что мы убьем друг друга. Что мы перестанем дышать быстрее, чем я думаю.
Я тебе не верю! Трус!
Уходи сейчас же. Это все, чего мне хочется не на самом деле.
Ты окунаешь меня в воду с головой. Там же целуешь.
А потом ты уходишь.
Как и обещал.
Какое то время я бегу за тобой. Осколки ранят мне ноги. Я цепляюсь за вещи. Я собираю на колени синяк за синяком. Мое горло разрывают сдавленные крики.
Ты останавливаешься. Разворачиваешься. И больше не смеешься. Ты серьезен и очень грустен.

«Пожалуйста, запомни: как бы мало времени мы не провели рядом. Оно было – это время. Многие так и не почувствовав ничего ссыхаются, как осенние листья. Нам просто повезло. Мы случились».

Мне кажется, ты мне приснился.