Тренинг. Психологический портрет

Когда я впервые увидела Стаса, мне было слишком немного дней, чтобы я хоть что-то понимала. Но, с того самого момента, как каждый ребенок выбирает себе любимчика – я выбрала себе его. Когда мы познакомились, ему было 45. Это был мужчина с самыми улыбчивыми на свете  зелеными глазами, с самыми светлыми волосами, с самыми смешными шутками. Он был крепкого телосложения, маленького роста и всегда загорелый. На работу ходил в ботинках и рубашке-поло, в остальное же время всегда был босой, в вытянутых трениках и тельняшке. Упертый и скандальный по своей натуре, он проявлял эти черты весело и так, что не было желания спорить.
В молодости он играл в футбол, бегал на лыжах, получал медальки, соблазнял девчонок – в общем , вел здоровую жизнь здорового человека. Потом женился, неожиданно для себя, не на своей невесте – на девочке много младше себя, с цыганской внешностью и добрыми глазами. Эту девочку он и будет любить до конца своей жизни, и девочка эта, нянькаясь с третьим внуком (увы, уже без него), будет продолжать любить его, будто он не умер 15 лет назад. Каждый его ребенок и внук будет вспоминать его с теплым комом в горле и бесконечной любовью.
Вы удивитесь, но ровно половину своей жизни этот человек был пьяницей, курильщиком, гулякой и игроком. Жена запинывала его по зиме на балкон, когда, открыв входную дверь квартиры, он падал навзничь, не в силах произнести ни звука. Младшая дочь его, приходя с друзьями в гости, не удивляясь совершенно, перешагивала его, лежащего без чувств на пороге кухни. Старшая не удивлялась ни чему тем более, в детстве она собирала этикетки от бутылок.
Но так было не всегда.
Когда дед трезвел, он гладко брился, чисто мылся и брал меня на руки пахнущий одеколоном и зубным порошком. Он мог возиться со мной часами и днями. Втихаря приносил мороженое в обед, когда я лежала на больничном, искал со мной с утра до вечера жемчуг в речных ракушках, учил меня видеть насквозь карты и писал для меня сочинения.
Его праздничный характер держал подле него всех родных; дом, который он выстроил один, всегда был полон родственников. Были лото, танцы и вино. Во время ужина вдруг стаскивали скатерти с едой, если требовалось срочно сыграть партию в домино; бились стекла во время плясок; садились голоса; смеялись и дурачились и взрослые и дети.
Когда дед приходил с работы – для бабушки это было целое событие. Только для него в доме всегда было первое, второе, пироги и… компот. Который, к слову сказать, он в шутку требовал, стуча ложкой по столу.
Этот крепкий мужчина не уставал никогда, все время торопился куда-то, таскал шпалы на плече, возил тачки с камнями, и, в итоге, управлял землей – ему покорился даже ручей, изогнувшись в другую сторону от только что выстроенного дома.
Он ездил на мотоцикле. Ему следовало на нем ездить. Его мотоцикл ревел в самый раз, чтобы мы за несколько минут все знали – он возвращается домой. Там где был он, всегда было весело. Весело было сдавать бутылки, копать грядки, гулять по парку, получать ремня, сидеть на коленях и на поминках. Даже на его поминках было весело.
Спустя 15 лет после его смерти, в его семье принято говорить с ним, по всему дому расставлены его фотографии. Никто не видит в этом ни капли грусти. Мы никогда не обсуждали этого, но каждый из нас спокоен, когда может втихаря подмигнуть деду.
Вот он, пятидесятилетний, на дне свадьбы, вот он, восемнадцатилетний, после лыжного забега в шапке с двумя полосами на лбу, вот он во время окучки картошки, вот он за столом с внуками на коленях.