Хозяин

     Что человек без царя в голове, что дом без хозяина. Стоит изба, печь дымит, из одной щели дует – в другую выдувает, стены перекошены и если бы не соседский плетень завалилась бы хибара горькой пьяницей в глубокую лужу под самыми окнами. Хорошего хозяина по подворью видно: и забор, как гвардейский строй, и дом залюбуешься; ставенки наличники, крылечко – все резное, даже красавец петух и тот самый голосистый на околице. А иная бестолочь затеет перестройку с преобразованиями, да таких дров наломает, что по осени во дворе ни одного полена не найдешь, ни клочка сена не сыщешь и оставшаяся живность (кот с собакой) с голодухи по ближним и дальним задворкам разбегутся. На производстве тоже – толкового руководителя «Хозяином» величают. Нет, не за то, что барином ходит, да с подчиненными, как с холопами обращается, а за то, и налоги у него вовремя уплачены и зарплата в срок выдана, работой да рынком сбыта обеспечено предприятие на годы вперед. Хозяин! Надежно живет.

   Нельзя и в тайге без хозяина. Как его только не дразнят; то «Топтыгин», то «Косолапый», слышал даже такое выражение «мужик босолапый». Но и без него никак нельзя. Ведь людишки последний божий страх перед тайгой потеряют, а с совестью у них давно напряженка. Прошу прощения у присутствующих, это не их касается.

     Есть у меня друг – Владимир Сергеевич. Ну допустим это он на службе, да в поселке Владимир Сергеевич, а в тайге, как в бане – без чинов, в тайге одного Михайло Потапыча по имени-отчеству величают и то пока шкуру не спустят. Остальные все Вити да Сани. У кого глаз зорче, рука тверже – тот и пан, тому и фарт. Срубил Володя с мужиками зимовье в тайге. Ладное зимовье; Листвянки в основание чуть ли не в охват скатали, из сухостоя – рубили, аж в спину отдавало, мхом хорошо простлали да протыкали. И место прекрасное – в распадочке под увальчиком на солнцепеке, а не в каком ни будь сивере, где солнце отродясь не бывало. Молодой листвяничек прикрывает, в двадцати метрах пройдешь не заметишь. Дверью на юг, оконца на запад и на восток – зимой хоть маленький лучик солнышка в зимовье заскочит, а все веселее. Вот только кто сказал, что хозяин зимовья охотник? Он в зимовье скоком да наскоком, неделю живет – две нет. Зимовье же без хозяина не может. Кто в нем только не пытается хозяйничать, всякой твари по паре. Попадется хороший хозяин, так для него и дверь в зимовье не закрывается, а наоборот поленце под порожек подкладывается, что бы она случайно ветром не захлопнулась.

     Сохотился как-то Володя – инжигашку (козла сеголетку) подстрелил, лопатки, стегошки в рюкзак – детишек подкормить, печенку подморозил да в пакет – уж больно его благоверная строганину из нее любит, не принесешь, так хоть свою выкладывай. Ребра, шеину, сложивши в мешок, на лесину подвесил. Долго ли, коротко ли дома был, снова в тайгу собрался. (Время трудное было, ГОК стоял, одной тайгой многие тогда и выживали.) Прихватил дома чаю, соли, сухарей, сахарку да табачку побольше и подался не торопясь. К зимовью-то не торопясь подходят да и вокруг лишнего не шебуршат, а для этого все заранее подготовлено; и дровишки наколоты и лучинка нащипана и полный котелок льда с ключа в прошлый раз набит. Затопил Володя печку. Поставил котелок со льдом, а сам к мешку на дереве. Надо было видеть его негодование. В мешке дыра, на дне косточки, дочиста обглоданные и в качестве расписки – помет колонка.
– Ах ты, хорек вонючий! Глиста меховая! Ну, попадешься, всю шерсть по волоску на кисточки выщиплю. Семь шкур спущу и китайцам на шапки продам.
Это еще самые мягкие ругательства и угрозы, которые обрушились на голову бедной зверюшки. Конечно, в зимовье и без козлятинки были запасы и из жиров не только одна соль, как порой бывает, но всю ночь снились ему нежные, мяконькие хрящеватые ребрышки инжигана. Утром на спасительницу гоковского поселка – перловую кашу в железных банках смотреть не смог. Почаевал с сухим «Ролотоном» вместо галет, закусил для смазки кусочком копченого сала и, забросив в рюкзак консервированную «шрапнель с мясом» (на всякий случай), отправился обходить свои угодья. По какой-то причине откочевал зверь, да и день выдался дюже морозный – шабор за версту слышно, шаг ступил скрип эхом от соседней сопки возвращается. Так что оборали пару раз его чуткие козлы, обругали как хотели на своем гураньем языке, а он их и в глаза не видел, как не видел и свежих следов красного зверя – изюбря или сохатого. Откочевали. Вот уже и солнце на вторую половину перевалило. Ушел далековато, до другого зимовья ближе, на него и утопал. На следующий день выпас по утру на мари козлуху и домой, лицензия то, одна.

    Вскоре совпали выходные у друзей-приятелей, есть лицензия на изюбря и на лося. Как же, усидишь тут дома? Да еще сроки подпирают.

    Тихой сапой подходили к зимовью. По пути свежие звериные следы пересекли, значит здесь они, где-то рядом. Подходим, а перед нами по поляне заскакал рыжий плут. Шерсть у него желтоватая с красным отливом, тело гибкое длинное, передние лапки чуть короче задних и. кажется, он горбится немного, испуганно прижимая хитрую мордашку к земле. Метнулся, туда-сюда и в двери зимовья шмыг. Попался шельмец. Володя первый заскочил в зимовье - взыграло ретивое, припомнилась обида. Только нет нигде колонка. Под нарами пусто, на нарах пусто, по углам, на матице – нет его. Ушел. Но как? Стой! Где-то заурчал, где-то шарчит? Вот он. У печки дверца приоткрыта, в глуби, в темноте глаза угольками светятся, бусинка носа поблескивает. Закрыл Володя дверку. Схватил полено и по печке. Гул по избе. Ошалел колонок, крутанулся по печке, но один свет в оконце – рванулся в трубу. Немного не дотянул, оборвался, шлепнулся в золу. А Володя второй раз, да по боковине, что бы звонче было. Как снаряд из дула пушки выкинуло зверька из трубы. Черный, обалдевший от гула в ушах, упал он на белоснежную крышу. Потряс оглоушенной головенкой, кувырком скатился на поляну и чертенком, оставляя за собой на снегу грязные кляксы, рванул когти в густой мелкий листвяник. Долго заходились мы хохотом. До слез, до боли в затылке насмеялся в этот вечер Володя – знатно отомстил!

    Натопили печку. Прогрели зимовье. Почаевали. Хорошо переночевали.
Вот только к утру стали мыши по углам попискивать.
Целый день проходили, Проохотились. И звери здесь, а скараулить не получается. Крутят сиверами. Даже Виктор на что фартовый охотник, выдел их один раз. Стрелял, да то ли пуля ветку цапанула, то ли обвысил – ушел зверь. К вечеру едва ноги таскали по снегу, ни живые ни мертвые добрались до зимовья. Почаевали тем, что из дому захватили, подбросили пару толстых сырых поленьев, трубу прикрыли и на боковую. Но какой тут сон? Со всей округи на тепло и крошки с барского стола сбежались мыши. Только задули мы моргасик (коптилку), писк по углам, словно свадьбу играть собрались проклятые. По нарам, по головам галопом бегают. Зажгли моргасик – они под нары. Покурили. Загасили – тоже да по тому же. Промаялись мы ночь. Новый день вчерашний повторяет. То ли звери шибко умные, то ли мы не очень, но опять вернулись в зимовье не солоно хлебавши. Так дальше пойдет и соль за жир сойдет, на горбушку да с кипяточком – вкусно. А мыши, которые со всей округи и всю прошлую ночь веселились, видно еще и из соседних окрестностей родню пригласили. Им уже и моргасик нипочем, на свету туда сюда шмыгают, того и гляди последний сухарь изо рта выдернут. Легли спать, так они давай с голодухи всю свою родню нами угощать и так больно - то за пятку, то за палец. Не было никогда такого? Откуда такая напасть? И тут до нас дошло! Не просто колонка Володя шуганул. А самого хозяина из зимовья выжил. От того и обнаглели мыши, что некому их гонять. Моргасик зажжем и с опорками да рогаткой (резинку из трусов выдернули) на мышей охотимся, погасим – они на нас. Кое-как переночевали.

    На третий день добыли быка. Красавец. Рога от кончика до кончика поболее аршина да о девяти отростках. Матерый бык.  Володя после этой охоты отыскал в чаще нору колонка и не капкан поставил, как собирался, а подбросил потрошков изюбриных да еще от всей души кусочек сала домашнего. И теперь каждый раз после охоты, каких ни будь косточек да положит хозяину. Задабривает!

    А что, мужики? Прав он, нельзя обижать хозяина. Без хозяина обнаглеет всякая мелочь мышастая да вороватая, не только припасы по своим закромам растащит, чего доброго и нас самих до костей обглодает. Берегите, мужики, Хозяина.