Тренинг. Природа и я

С утра я, по привычке, подошла к окну, чтобы посмотреть на красные горсти калины на фоне белого снега, и подумала по-детски искренне, что мне повезло.
На кухне пахнет кофе, руки еще не отмыты от масляных красок, на столе эклеры, а за окном – вот это. Абсолютная чистота с яркими мазками красной калины и черных птиц.
Мне повезло, потому что я вижу природу в красках, я сажусь за очередной холст и она, природа, мне подмигивает – мол, смотри, небо не синее, трава не зеленая, снег не белый, а калина не красная. Природа помогает мне увидеть ее такой, какой не видит ее никто, она помогает мне снять усталость, каждым мазком ложась не на холст – в сердце.
Хотя, повезло мне не сейчас.
Когда то давно, двадцать три года назад, я впервые познакомилась с тем, что ребенок вкладывает в понятие «природа». Папа носил меня в лес в рюкзаке за плечами, укладывал спать на теплую печь на матрац, набитый травами.
Но, то время я помню плохо. Помню дальше.
Вот мне три года. Я сижу у печи и нетерпеливо жду, когда бабушка вытащит пирог со вчерашней брусникой, и хватаю его за краешки. А бабушка ворчит, что горячо.
Вот мне пять. Я бегаю по высокому полю, потом падаю и катаюсь, катаюсь, катаюсь. Потом меня моют в бане, горячей и душной, ругают за потерянный крестик, и я бегу до дома уже по мокрой от росы траве.
Вот мне десять. Жарко безбожно, на дворе сенокос, бабушки бегают с обедами и водой, суетятся дети, пасутся животные, работают мужчины.
Мне двенадцать. Я все лето провожу в мастерской у художника, удивляясь как он все видит по-другому. Каждая краска начинает пахнуть не маслом, а травинкой, деревом, васильком.
Вот мне семнадцать. Я приезжаю в деревню скорее по приказу мамы, чем по своему желанию. Еду хмурая. Приезжаю, вдыхаю этот воздух, брожу по брошенным домам и как-то незаметно для себя успокаиваюсь. Люди ушли давно, на стенах советские газеты, в кадках мука и зерна, у порога – туфли, в комнате детские стулья и облезлые елочные игрушки. Почти все разворовано. А на чердаке ласточки. Неожиданно нашелся крестик.
Вот мне двадцать один год. Я упрашиваю папу уехать в нашу забытую богом деревню хотя бы на месяц. И мы едем вдвоем, гуляем по восемь часов в день по лесу. Мне нравится слушать папу. Интересно и страшно одновременно, что места, где мы еле пролезаем через буреломы, еще 30 лет назад были вспаханы; а за веслами к озеру никто и никогда уже не вернется. Вечерами мы завариваем чай и чистим грибы и ягоды. Это настоящий рай – есть только ты, папа и кругом лес, поля и небо; и нет ни правых, ни виноватых.
Мне двадцать четыре года. Я стою на кухне, смотрю на калину и снег и жду ребенка.
И тихонько мечтаю увезти его туда, чтобы показать, как это – трогать природу душой.