Степаныч и его антипод Арнольдыч

 Степаныч и его "антипод" Арнольдыч.
                (миниатюра)
    Никто не помнит, когда в нашем дворе прозвучало это мало кому понятное, но, судя по всему,  обидное слово: «антипод». Но оно сразу и напрочь приклеилось к незаметному человечку  из бывших интеллигентов, ныне пьющему пенсионеру  Арнольду Захаровичу Вербицкому, которого с незапамятных времен все звали Арнольдычем.

    Главной бедой этого человека было то, что он слишком много знал.  Люди пользовались этим бессовестно и нагло. Они сначала  получали от Арнольдыча нужную им информацию, а потом высмеивали его за широкий спектр интересов и блестящую память.

    - Арнольдыч! - раздавался рано утром голос с балкона, когда Вербицкий шел в гараж Коли Зюзина опохмеляться. - Какая сегодня будет погода?
Ответ следовал незамедлительно:
   - Переменная облачность, до плюс восемнадцати, ветер северо-западный, пять метров в секунду...
   Потом Арнольдыч спешно продолжал свой путь к спасительной точке, а получивший  информацию человек возвращался в комнату и зло жаловался жене:
   - Вот антипод чертов, все знает, о чем не спроси!
 
   Но основные баталии с прямыми оскорблениями и чуть ли не рукоприкладством разыгрывались по вечерам, на детской площадке, где шел серьезный мужской разговор по вопросам внешней и внутренней политики нашего государства.
Сначала все шло спокойно. Подвыпившие пенсионеры старались восстановить в своей мутной голове события прошедшего дня и прояснить их с помощью  Арнольдыча.
   - А почему это Россия решила у поляков яблоки не покупать? По-моему, ничего были яблоки,  - задумчиво произносил один из присутствовавших, и головы всех остальных тут же поворачивались в сторону Арнольдыча.
   И тот, совершенно не рисуясь и не стараясь показать себя всезнайкой, объяснял:
   - Это был наш ответ на санкции Европейского Союза, которые ограничивают нашу торговлю и банковские операции  в Европе...
  - Понятно, - протяжно и еще более задумчиво  звучало во дворе, и становилось ясно, что людям ничего не понятно...
   И тогда все взоры обращались к Степанычу:
   - А ты, Степаныч, как думаешь?
   - Не знаю, - отвечал тот, и эти два коротких слова были его коронной фразой, зачином глубоких философских раздумий. - По мне, я бы их сроду не  покупал, эти польские груши-яблоки...  Что, у нас своих нету? Для садов земли не хватает, что ли?  Или народ у нас безрукий?
   - Но здесь есть нюансы, - мягко возражал ему Арнольдыч .
   - А вот про нюансы не знаю, - тоже весьма миролюбиво отвечал Степаныч. - А чего не знаю, о том не говорю. Помню только, что когда мой дед с войны вернулся, он первым делом купил поросенка и стал выкармливать его кукурузой, которой засеял всю землю, какую только мог... А теперь представь себе, что бы с нами было, если он стал американских окорочков дожидаться, к которым мы нынче всей душой прикипели...
   - Помощь в виде американских окорочков пришла к нам очень своевременно, когда в наших магазинах вообще исчезли продукты питания, - вежливо не сдавался Арнольдыч...
   - Вот именно, что исчезли — грустно заметил Степаныч.  - Татарское иго пришло и сожрало...
   - Что ты имеешь в виду под татарским игом? - спросил Арнольдыч, не привыкший к иносказаниям.
   - А это ты уже своей умной головой покумекай,  - улыбнулся Степаныч и закурил контрабандный турецкий «Мальборо». - Вот дали бы мне тогда  с пяток гектаров земли, трактор «Беларусь» да сняли бы на годик все налоги, так я бы со своей семьей  весь наш городок мясом накормил, без брешешь! Иго, Арнольдыч, это когда тебе палки в колеса суют, да еще норовят в твой карман за взяткой залезть....
   - Коррупция, кстати, характерна не только для нашей страны, - прояснил Арнольдыч этот щекотливый вопрос.
   - Не знаю, не бывал, - хмуро ответил Степаныч.  - Скажу только так: больше двадцати лет мы Европу кормили, а теперь она заставила нас своими санкциями призадуматься...
   - Мы?!  Европу?! - впервые возмутился Арнольдыч. - Мы же у них все покупали!
   - Тем и кормили...Покупали то, что они нигде больше, как у нас продать не могли... Вся страна на ихних подержанных иномарках ездит... Свои заводы позакрывали, шмотки носим только заграничные, даже сигарет отечественных нету... Слава Богу, хоть водки русской еще хватает... Потому что нефти много...
   -   Наши заводы были нерентабельны...
   - А теперь они мигом рентабельными станут... По моему хотению, по царскому велению... 
   - Я так не думаю, - засомневался Арнольдыч. - Единственное, что мы можем быстро привести в норму - это ВПК.
  Народ взорвался и попер на интеллигента всей своей мощью:
   - Арнольдыч, заткнись со своим  ВПК!  Где ты был, когда мы у французов эти самые... как их там? … «Мистрали» заказывали?
  Вопрос был задан некорректно, то есть, не по адресу,  и Арнольдыч гордо промолчал. 
  А Степаныч решил подвести итог этой дискуссии, так как приближалась пора вечернего застолья в гараже Коли Зюзина. Но итоги он всегда подводил смачно и раскованно, чтобы за стаканом доброго вина народ  не возвращался больше к этим санкциям и «Мистралям».
   - Арнольдыч, а ну-ка припомни сколько у нас в «Спартаке» легионеров  играет? - спросил он стрельнув глазами по оторопелым лицам.
   - Тринадцать, - вдохновенно и  уверенно ответил «антипод», возвращаясь в привычное для себя русло.
   - Берем в среднем десять и умножаем на шестнадцать... Итого сто шестьдесят иностранных гавриков бегает по нашим футбольным полям и зарабатывает  ха-арошие деньги... Не считая тренеров... А теперь обрисуй нам положение в так называемой Национальной футбольной лиге...
   Арнольдыч призадумался:
   - Там,  я думаю, средняя цифра будет не больше шести...
   -  Значит,  прибавляем еще больше ста гавриков... О баскетболе я уже не говорю, а о хоккее говорить мне больно, потому  наш хоккей был лучший в мире... А ты, Арнольдыч, говоришь, что мы их не кормим...
   Степаныч  переждал, пока стихнет народный шум и, понизив голос, сказал:
   - Я тебя, Арнольдыч, очень уважаю за то, что ты все знаешь. Тогда ответь  мне на последний вопрос: в сборной по русской лапте тренер будет наш или иностранец?
    - Не знаю, - растерянно ответил Арнольдыч, и весь наш двор потряс взрыв хохота.
   Это было единственное, чего не знал наш вездесущий «антипод»...