Страшилище

Оно выпрямилось, глянуло вдоль стены и заскрипело зубами. Копошатся, идиоты! Можно подумать, каждому кучу денег отвалят, раз так потеют, стараются…
- Начальник, эй! – закричало страшилище. – Кончай работу! Пошли домой! Надоело! Завтра закончим!
- Нет, нет, ещё пол-ящика раствора осталось,- сказал бригадир. – Надо выработать его, а то погода жаркая; засохнет.
Лицо у бригадира недовольное, но слова свои он постарался произнести спокойно. А, всё же боится ещё, злорадно подумало страшилище, и снова закричало:
- Засохнет, засохнет! Ну и пусть сохнет! Вечно привезут в конце смены, и торчи здесь! На тот свет загонят с такой работой!
- Почему же только в конце смены? – смирно возразил бригадир. – Всякое бывает – и в начале, и в середине. Иногда и в конце, да. Не мы же сами раствор делаем – нам привозят; когда привезут, тогда и хорошо. Что же сделаешь.
- Ага, хорошо. Бросать давно пора. По расписанию уже конец, а тут мазюкайся, как свинья!..
Страшилище умолкло, переводя учащённое от злости дыхание. И здесь проговорил Чистый:
- А кто заставлял каменщиком идти? Кто гнал сюда, на строительство? Надо было идти директором, министром – там бы не мазюкался.
Бригада засмеялась.
- Ничего, раствора здесь мало,- сказал бригадир. – Минут десять, и готово. Здесь больше слов, чем дела.
И все продолжали работать. Страшилище тихо выругалось и склонилось над кирпичами. Вот жизнь настала, так жизнь. Издеваются, и всё. А ведь раньше его бы послушались! Ого, ещё как! Оно, страшилище, большое, жилистое, кулакаcтое. Когда, бывало, что-то не нравилось, то страшилище как заревёт: «А ну, вы, цыц! А то сейчас в рёбра!» - и все по норам своим разбегались. Слово против боялись сказать. Даже бригадир с прорабом побаивались.
А с месяц назад всё изменилось. Как-то вечером страшилище сильно подпило. Утром едва с кровати поднялось. На объект пришло с опозданием. Бригада уже работала. Страшилище присело на кирпичи и начало курить. Среди рабочих приметило оно какого-то новенького (Чистым позже оказался). Новенький, работая, поглядывал иногда на страшилище и всё почему-то усмехался, а когда страшилище наконец поднялось и взяло кельму, как бы с удивлением проговорил:
- Первый раз такое вижу. Обычно сначала поработают, затем перекурят, а этот сначала перекурил – потом за работу взялся. Оригинал.
Здесь-то бригада впервые и посмеялась над страшилищем; негромко правда, несмело ещё, но всё же. Страшилище покосилось на зубоскалов, на новенького, но ничего не сказало. Успеет ещё получить в кости, подумало оно, пусть только ещё что-нибудь вякнет.
Но Чистый в следующие несколько дней молчал и только порою пытливо смотрел на страшилище. Наконец, после того как страшилище снова одного припугнуло, он спросил:
- Послушай, а Органчик случайно не дядя твой?
Страшилище окинуло Чистого сверху вниз презрительным взглядом, сунуло руки в карманы брюк и, внушительно покачиваясь на месте, проговорило:
- Не знаю такого дядю. А тебе что?
- Мне показалось,- сказал Чистый,- что Органчик – есть такой – твой дядя. Очень уж у вас обоих много общего. Ты любишь покричать: «Сейчас как садану! Как дам!...» - а Органчик: «Не потерплю! Разорю!» Вот я и подумал, что у вас очень похожее поведение… Что, может, вы с ним родственники, - прибавил Чистый, сделав ударение на слове «родственники», и со вздохом развёл руками, как бы желая сказать своим видом, что вот думал, да ошибся.
Эта его невинная поза показалась страшилищу подозрительной. Оно перестало раскачиваться, вынуло руки из карманов и угрожающе проговорило:
- Алё, ты тут умника из себя не изображай! У нас здесь умников разных не любят! Ясно? А ещё что пискнешь, то в кости садану! Ясно?
- Ну, вот, снова «садану»… Я же и не напрасно думал, что вы родственники. Тот – «разорю», ты – «садану». Явно однокровники, теперь уже не сомневаюсь. Только тот, правда, большая шишка был. А была ещё одна шишка, так её голову, этой шишки, сожрали. Очень уж вкусная была. Фаршированная. Порезали её на куски и употребили. С уксусом и горчицей.
- Ты! Я тебе говорю! Так дам, что не будешь знать куда деваться! – Страшилище уже начинало багроветь.
- Зачем же мне знать, куда мне деваться? Мне не надо этого знать. Потому что мне не надо никуда деваться. Ты меня не тронешь. Ты не посмеешь это сделать. Разве не так?
Чистый спокойно смотрел на страшилище.
Из-за этого момента страшилище долго себя потом упрекало. Здесь действительно нужно было  двинуть этому вонючему Чистому в скелет, а потом что-то было бы. Но оно не ударило. Его сбила с толку уверенность Чистого. Он что, такой здоровый, что не боится? – подумало тогда страшилище. Может быть. Грудь вон у него так и выпирает. И рычаги не слабые. Пожалуй, пока пропущу. Позже будет видно. И страшилище отошло от Чистого, окинув, однако, его напоследок уничтожающим взглядом. Знай, с кем дело имеешь, и не высовывайся, как бы говорило оно этим взглядом.
Но Чистый и дальше держался так же твёрдо. Кроме того, был шутливый, умел рассказать анекдот. День ко дню, тихо, незаметно – и душою бригады стал. А страшилище как было, так и осталось одно. И что хуже всего – молчало. Каждый день этот Чистый нёс что-нибудь насчёт его, страшилища. А оно молчало. Впервые в жизни с ним происходил такой позор. Прямо наваждение какое-то.
Раствор наконец выработали и пошли в вагон переодеваться.
- Ты ничего не хочешь мне отдать? – спросил Чистый, когда страшилище, уже переодевшись, собралось выйти.
- Ну, подожди ещё, потом… - пробурчало страшилище.
- Чего же не подождать. Можно. Только у нас с тобой почти анекдот получился… Други, слушайте анекдот. Неделю назад оно (Чистый кивнул на страшилище) подходит ко мне и говорит: «Одолжи три рубля». – «У меня у самого мало денег»,- отвечаю ему. «Ну одолжи,- говорит. – Сволочь буду, если завтра не отдам»…
Чистый запнулся, недоуменно посмотрел на всех, подернул плечами.
- И стал этой… ну… сволочью.
В вагоне захохотали. С каким смаком, удовольствием! Страшилище быстрее вышло. Ух, как оно теперь их всех ненавидело! Проходя мимо окна, оно услышало:
- Ты бы хоть поменьше его немного… А то скоро совсем так доконаешь… («Бригадир, ублюдок!»)
 - Да не люблю я таких. («Чистый!») Всё же в коллективе живём. Все люди как люди: «Здравствуйте», «Пожалуйста», «Извините»,- а этот ходит и дубиной размахивает… Питекантроп…
- Какой пикатроп!.. катроп!.. – отозвалось истерично страшилище.
В вагоне снова бухнул хохот. Земля под страшилищем заходила; оно взвыло, бросилось в чёрный свет. Прохожие шарахались от него. Дома повалилось страшилище в кресло.

Под ногами его заползал Чистый. Он хлюпал, он визжал в собственных соплях. Страшилище не выдержало, подняло ногу и садануло Чистому в поганое рыло. Вмиг  он отлетел в сторону, полежал там, поскулил, затем стал на четвереньки и, виляя задом, пополз назад к страшилищу…

На глаза страшилищу попались запыленные, лежавшие под кроватью гантели. Страшилище вскочило, обнажило торс, уцепило гантели и остервенело начало их поднимать-опускать.
- Я тебе п-покажу! Ты м-меня узнаешь! – бормотало страшилище, а через каждые пять минут хватало сантиметр и замеряло, насколько увеличились бицепсы.

                Авторский перевод с белорусского