Сидорий..

 Я сидел в темноте, на крылечке, наслаждаясь тишиной и покоем. Такая тишина недолговечна. Так бывает всего несколько мгновений, абсолютной тишины, а потом постепенно становятся слышны звуки: и шуршание падающих листьев, и дальний шум моря, и стрекотание сверчков. Вот ежик копошится в траве, легкий ветер колышет подаренный сувенир, который так и называется «музыка ветра». Бамбуковые палочки стучали друг о друга каждая в своей тональности, производя на свет непередаваемо нежные, почти неземные звуки. Шум потихоньку переборол тишину, но это был совсем не грубый шум. Это были звуки природы, которые настраивали на гармонию, размышления и непреодолимое желание стать частью этой удивительной гармонии.
Отсверкав всеми красками радуги, пролетело лето. Оно останется в памяти еще надолго: и нежный запах цветов, и голубое небо, и желтый песок, отмытый почти до бела волнами моря. И еще много-много того, что дарит нам лето. Наступила та пора осени, которую я очень любил. И теперь уже сверкают и горят ярким блеском осенние краски, настраивая на размышления. Нет, это не подведение итогов. Вовсе нет. Жизнь продолжается и осень такая же чудесная пора, как и лето, только с легкой грустинкой, как бывает порой сладкое вино с легкой горчинкой, но от этого оно не становится хуже.
Я поднялся с крыльца и вошел в дом. Включил настольную лампу и сразу словно отодвинул от себя этот удивительный мир запахов и красок. Но, надо поработать над статьей. Открытый ноутбук стоял на рабочем столе, как немой укор, а статью надо сдавать уже к завтрашнему дню. В комнату по-хозяйски, вальяжно, зашел кот. Он вытянул передние лапы, изящно изогнул свою спину и сладко потянулся. Это было удивительное создание. Огромный сибирский кот тигровой масти с дивными глазами, напоминающими светло-зеленый хрусталь. И имя у него было такое мощное, богатырское – Сидор. Он посмотрел на меня своими умными зелеными глазами. Меня всегда удивлял и поражал этот взгляд. Что-то в этом взгляде было такое, что всякий раз заставляло думать, что это не вполне земное животное, а какое-то неземное существо, настолько этот взгляд был проницательным. Как будто этот кот знал, что-то такое, чего не знал я. И еще мне не раз казалось, что это он мой хозяин, а не наоборот, так независимо он себя вел. Независимо, но вполне дружелюбно, иногда позволяя гладить себя. Большого желания работать над статьей не было и я был рад отвлечься. Сидор тем временем обошел комнату, словно не замечая меня. В это время легкий порыв ветра поднял штору и в комнату вместе с ветром влетел мотылек. Он моментально полетел к лампе и закружил вокруг неё. Его тень, как сумасшедшая, шарахалась по стенам. Мотылек приблизился к лампе, ударился об неё раз, другой, опять сделал несколько кругов и снова подлетел вплотную. Известно, что мотыльки летят на свет, но этот его танец казался мне каким-то безумием. Мне стало жаль мотылька и я подумал, что надо бы выключить лампу. Тогда, этот несчастный не будет жечь свои крылья и улетит. Но тут я заметил, как кот запрыгнул на стол и стал лапой бить по мотыльку, но как-то странно, словно не поймать его хотел, а отогнать от лампы. Потом кот повернул ко мне голову и посмотрел осуждающе, и я понял, что Сидор тоже хочет спасти мотылька. Я выключил лампу и отодвинул штору, в надежде, что мотылек упорхнет. Мы долго сидели в темноте с котом, не решаясь включить свет, а когда включили – мотылька уже не было...
Отшуршала золотыми листьями и омыла холодным дождем землю осень. Наступила зима. Давно забылась эта давняя история с глупым мотыльком. Однажды мне понадобились старые подшивки газет, и я полез в кладовку за ними, а заодно и навести там порядок, давно хотел, но все руки не доходили. Открыв кладовку, первое, что я увидел – это был мой старый знакомый мотылек. Он сидел на стенке кладовой неподвижно, но крылья у него слегка подрагивали, и я понял, что он живой. Я очень обрадовался ему, как будто увидел старого друга: «Что ж ты, глупыш, не улетел? Что же делать мне с тобой? Зима длинная, помрешь ты от тоски и голода...» Мотылек как будто почувствовал, что я разговариваю именно с ним. Он оторвался от стенки и немного полетал. Я не стал закрывать дверь в кладовой. Пусть теплый воздух поступает туда и согреет этого сорванца. Удивительно, но мотылек совершенно не боялся меня. Я протянул к нему руку, и он перелетел на неё. Мне уже начинало нравиться это чудо природы, его жажда к жизни, его терпение, его доверие, наконец, ко мне, и я не мог обмануть его доверие.
Капнув на ладонь капельку меда, я протянул её к мотыльку, может, поест, хотя я абсолютно не знал, что они едят. Мотылёк полетал вокруг этой капли, сел аккуратно на ладонь, вытянул свой хоботок и начал есть. Я еле дышал, так заворожила меня эта картина. Ручной мотылек! Ведь скажи кому – не поверят. Поев немного, он улетел в свою кладовую. Я решил, что непременно надо дать ему какое-нибудь имя и подумал, если есть у меня Сидор, то назову мотылька – Сидорием. Имя получилось необычное, но история эта сама по себе тоже весьма удивительная.
Каждый день, капнув себе на ладонь немного меда и капельку воды, я шел к кладовой. Сидорий уже начал узнавать меня. Он ждал и тихо шуршал крыльями, когда я подходил к кладовой, а потом перелетал ко мне на ладонь, махал, расправляя их, своими крылышками, вытягивал свой хоботок-пружинку и начинал кушать.
Так мы дружно прожили всю зиму: я, Сидор и Сидорий. Но наступила весна, подул свежий ветер, запахло ароматами цветов, теплым дождем, согретой солнцем землей и еще чем-то особенным. Так пахнет только весной. Надеждой что ли. Однажды я, как всегда, подошел к кладовой, но мотылька там не оказалось. Он улетел навстречу весне и новой жизни. Лети мотылек...