Лето зарисовки

                Л Е Т О
                Зарисовки

     Мои знакомые из дальних поездок привозят мне не сувениры, а маленькие камушки или фотографии природы той местности, где им посчастливилось побывать. Знают, что рассматривать подарки я буду очень внимательно, расспрашивать, копаться в Интернете.
     В этот раз привезли мне фотографии берёз. Листья, кроны деревьев – совершенно разные. А главное – кора с желтизной. Вот те на-а! Выходит и такое бывает…

                ***
     Есть на берегу нашего озера одно примечательное местечко, я называю его  - Мысок. Там даже скамеечку какой-то добрый человек сделал. Рыбак, наверное, а может быть просто в природу влюблённый человек. Только вокруг той скамеечки трава растёт, а на лобном месте – вытоптанная плешь. Все, кто мимо идёт, на тот Мысок сворачивают.
     Я дошла до заветного местечка, когда солнышко только-только скрылось за горизонтом. В эти минуты - такое буйство красок на небе!  И такое разноцветье отражённые в воде, словно лужу, в которую попала капля нефтепродукта, увеличили до размеров небесного купола, но только на одну половину, а другая половина отразилась в озере. Я тщетно пыталась определить: какой краски больше? Сперва мне показалось – розовых тонов больше, потом – сиреневых. Сиреневые сменились на синие…
     Я смотрела то на небо, то на озеро, а когда оглянулась, то удивилась тому, что в прибрежном лесу вечер уже переходит в ночь. Очаровали меня две глубины: небесная и водная. Время мимо меня пролетело, теперь надо его догонять, в смысле – домой торопиться.

                ***
     Ровное, как стол – поле.
     Ровными рядами стерня желтеет, ещё не постаревшая.
     Ровная дорога подошла к самому раздорожью и разделилась на три узких полевых дороги с зелёным хохолком между колеями. Дороги разбежались в разные стороны по безупречно-ровному полю. Странно одно: почему эти дороженьки кривые? Что объезжали ездоки на ровной ладони поля?..

                ***
     Стою на низеньком мосту. При желании воду можно рукой достать. По всему видать – эта река спокойная: не бурлит, не ломает лёд, не ярится, подтапливая берега. Прибрежные вербы полощут косы в проточной воде, а может быть желают подержать за руку своё отражение?..
     Немного выше по течению, поперёк реки, ровным рядом, как бусинки – камушки. Это брод, которым пользовались люди ещё до постройки моста. Сразу же, за бродом,  растревоженная вода лицо своё морщинит. Кружат воду водовороты. А река, спасаясь бегством, прячет своё гибкое тело за излучиной.

                ***
     Стоять на берегу батюшки Енисея для меня в последние годы – сложная задача. От быстрого течения голова кружится. Пытаюсь рассматривать противоположный берег, но вода, как магнит притягивает к себе взор. Вздыхаю и поворачиваюсь спиной к реке, начинаю рассматривать маленькие грабы, которые кудрявятся вдоль берега. А вот и материнское дерево, давшее жизнь молодой поросли. Величественное дерево! Стою, прислушиваюсь, то ли ветер в листьях шумит, то ли вода в реке, а может дуэтом они поют…

                ***
     Ах, река, река-проказница! Бежишь себе, сверкая рябью на солнышке. Кругом горы-исполины оберегают тебя, а ты, безгрешная, не ведая что творишь, день за днём, год за годом, вырыла, выровняла русло своё и углубилась в земную твердь так глубоко, что стройные ели, растущие на твоём берегу, едва достигают вершинами высоких круч. А за кромкой береговых круч с обеих сторон – всё тот же еловый лес с редкими берёзками и сестрёнками-осинками.
     Ближе к воде растёт доверчивый лозняк. На берегу излучины тоскуют две старых сосны с вымытыми толстыми корнями, словно горстями захватили камни чёрного речного гранита.
     - Пощади их реченька-заботница! Не отнимай у долгожителей пятачок родной земли…

                ***
     Озеро лесное – тихая вода. В любое время года ноги сами ведут сюда. Столько я их на своём веку видела, а двух похожих нет. Вроде такие же сосны и ели вдоль берега, тонкие же берёзки, как белые вены среди сосновых и еловых лап и всё вверх, вверх, к свету тянутся.
     Только на лесном озере камыши редкие гости. Зато маленькие сосенки прячутся в траве. Дай срок, вырастут и уже они отразятся в вечной, как мир, воде. А пока их старшие сестрицы смотрят в водное зеркало и недоумевают: стволы ровные, а отражения – винтообразны, словно огромного размера штопоры в озёрную глубину остриём направлены. Как же так вышло? Вот и разгадка. Это ветер-проказник морщит воду, старит озёрное зеркало. Да ещё круглые листья озёрных водорослей теснятся вокруг мокнущего в воде упавшего дерева.
     Над озером тишина. Это там, в березняке птички щебечут, кукушка голос подаёт. А тут только сорока и то молча перелетела озеро. Наверно не заметила меня, а может гнездо у неё где-то рядом. Не в пример людям, даже самые неугомонные сплетницы-сороки, возле своего гнезда не сквернословят.

                ***
     Если бы это ни была бурная река среди вековой тайги, в глухом, далёком от дорог месте, я бы подумала, что это и есть остатки от разрушенного моста.
     Посреди клокочущей пенящейся реки – небольшой островок, заросший лозняком, а по обе стороны островка, в самой бурлящей стремнине – два огромных камня. Это не просто дикие камни, а словно рукой человеческой обработанные опоры моста. Одинаковые, как близнецы, метров пять в высоту над водой. Этакие две стены, по полтора метра шириной, обе вдоль по руслу реки стоят, не препятствуя течению. Ещё бы два таких камня и можно было бы делать сверху настил.
     Чудно, право дело! С той и с другой стороны – крутые речные склоны. Да и река на излучине. Кто же в таком неподходящем месте надумает мост строить? Не иначе вздумалось Природе в человеческие игры играть?..

                ***
     Пригорки, поросшие лесом – это далеко не новость в наших краях. Однако у каждого пригорка своё лицо и своя природная особенность. И всё же случай мне подарил счастье увидеть пригорки, этак - километра по полтора, взбегающие вверх аж до самого горизонта, поросшие редколесьем. Там каждое дерево, словно напоказ выставлено. Что за деревья? Мне издали не распознать. Ветвистые, с округлыми кронами, познавшие волю вольную. Люди на них смотрели только издали. Им Создатель выбрал место век свой прожить подальше от загребущих рук человеческих.
     Вокруг деревьев травы некошеные и небо в таких же реденьких белесых облаках. Покоем веет от таких пригорков, простором – вечностью.

                ***
     Река с её быстрым течением, туда, дальше. А тут – тихая заводь с абсолютно прозрачной водой, лёгкой рябью и светлыми полосками бликов от них. Вода, как лаком покрыла камни и от этого их поверхность стала ярче, загадочней. Впечатление такое, будто это мясные прослойки в кусочках сала в светлом рассоле.
     Если смотреть с берега то, кажется, что в этом месте мелководье и можно перейти вброд, даже не замочив подола, но это далеко не так. Рыбак стоит по пояс в воде, а нижняя часть его тела словно сложилась гармошкой. Обманщица-вода притягивает к себе легковерных гуляющих туристов. Зато пологий берег с белым песочком, не сохранившим на своём теле ни единой царапины, ни единого следочка манит к себе «первооткрывателей». Не хочется думать, что в полу километре от этого места начинается шумный город, а тут нарушает тишину только перестук дятла и лёгкий плеск воды о камушки.
     Камни, которые величиной побольше и выше над водной гладью, покрыты бледно-серым лишайником. Однако он так сроднился с камнем, что кажется иначе и быть не может.
     Если вода в реке синевато-голубая, то тут – с лёгкой желтизной, запятнанная разноцветными заплатами подводных камней, почему-то кажущихся плоскими. Только еловый лес даже жаркое летнее солнце не может развеселить. Упавшая берёза на сосновые плечи, белой линией перечеркнула хвойный мрак, словно предупреждая ищущего прохладу в лесу, об опасности.
     Нет-нет, сидя на прибрежном камушке, думается, что именно тут Время замедляет свой бег, заглядевшись на солнечные блики в воде, на белесые облака, принимая ласку прохладного дыхания залётного ветерка. Утомлённое лето, невидимое и разморённое солнцем - задремало на белом песочке. Тихо, даже кукушка уже своё от куковала…

                ***
     Раннее утро. Бледно-розовый восход наметился над синеющими горами, поросшими лесом, словно верблюжьи горбы покрыты бархатом. Лёгкий туман на склонах. А низина, о Боже! – Райская долина. Сочное буйство разнотравья. А всего больше: васильки небесно-голубые, ромашки выпятили «солнышки» вперёд, а белые лепестки спрятали за спину. И маки! Огромные красавцы – красные маки! Не расцветшие бутоны, как зелёные пирожки, вот-вот раскроются. Те бутоны, которым ещё расти и расти, покрыты колючими ворсинками, видимо от того они стыдливо свесили головки.
     Все цветы: белые, голубые, красные – на одном уровне. Полное согласие, ни одной «выскочки», сколько ни смотрела, не увидела.
     Тишина, только фотоаппараты щёлкают. У людей просто слов нет, чтоб выразить эмоции от подаренной Природой красоты.

                ***
     Жара нынче стояла немилосердная. Детские качели в нашем дворе пустовали даже тогда, когда тень от дома накрывала детскую площадку. И в этой безветренной тишине как-то особенно злобно жужжала газонокосилка в руках у нашего дворника. На открытом месте он выкашивал загубленную засухой траву, обкосил скамейки, горки, песочницы, сделал прокосы вдоль дорожек, но лужайку всё же оставил. И как бы в благодарность за «помилование» тысячелистник раскрыл белые зонтики. А под утро дождь пошёл, спокойный такой и видимо надолго небо заволокло. Непогода, а всё живое радует.
     - Дождь залил Жаре пустые, зловещие бельма!.. – объяснила мне ситуацию старушка, которая проходила с собачкой под моим балконом. Собачка всё норовила пройтись по луже, а хозяйка выговаривала ей: - Ты же собака, а не свинья! Что тебя в лужу тянет?..
     Я же смотрела на выкошенную полоску вдоль дорожки. Если другие прокосы зияли мёртвой желтизной, то тут, словно белые горошины на траву кто-то рассыпал. Это жалящая газонокосилка лёгким испугом прошлась над стелющимся клевером.
     «Ай, молодец! Всех перехитрил! И первым оправился после многодневной жары…» - думала я, слушая монотонный стук дождевых капель об жестяные оконные стоки.

                ***
     Июньское лето тёплое, ещё не жаркое, с нежной листвой, едва поднявшейся над водой осокой, с белыми пухлыми облаками, отражающимися в спокойном речном заливе, приятное, как мамина рука после долгой разлуки. Даже комары и те не сильно досаждают. В саду же самая работа, но упустить случай погулять у озера, приотстав от говорливой компании – осуществившаяся мечта второй половины долгой зимы.
     Вода в озере: ближе подойдёшь – зеленоватая, а издали – зеркальное отражение неба, только картина менее устойчивая, с мелкими округлыми волнами. Эти волны таят в себе притягательную силу волшебства. Кажется вот-вот из глубины, там, где облако зацепилось подолом за застрявшую в иле корягу, вынырнет нечто пучеглазое, в безобразных наростах жабьей кожи…
     «Бр-р-р! Сама на себя страху нагнала… И зачем тебе это чудище-страшище в такой прекрасный день?..» – упрекнула я саму себя и прибавила шаг.

                ***
     Ещё из школьной программы помню, что вода: прозрачная, без вкуса и запаха. Но за мою долгую жизнь были случаи, когда вода из кухонного крана текла мутная, и запах её был неприятный.  Даже в деревенских колодцах вода по вкусу была разная. Корове носили воду из одного колодца, для стирки – из другого, а для чая нужно было спускаться по кремнистой тропинке вниз под гору. Так и говорили: «Тяжела вода, но вкусная!»
     А навела меня на размышления вода в неглубокой речной заводи именно в то время, когда солнечный лик наполовину скрылся за горизонтом. Речное тело слегка подрагивало и принимало разные цвета. Дольше всех продержался цвет апельсинового сока с красными и белыми разводами. Молодые листья камыша, росшие на кочке, одни-одинёшеньки среди водной глади, были похожи на луковые перья, воткнутые в тыквенную кашу в самую середину глубокой чашки. Я даже начала спорить сама с собой по поводу: чего больше «тыквенной каши» или «апельсинового сока»? Нагретый воздух пах тысячелистником, а возле самого кустика, где листья камыша стояли «по пояс» в медвяном сиропе, появились голубовато-синие тени.
     Я свернула с тропинки в сторону берега, но идти дальше раздумала. Хотелось зачерпнуть в горсть речной «сок» и в то же время боялась отрезвляющего разочарования.
     - Пусть будет «абрикосовый сок»! А кто не верит – пусть проверит!..

                ***
     Тихий летний вечер принёс на своих плечах умиротворение и сладостный покой после долгого хлопотливого дня. Природа постепенно теряла яркость красок. Силуэты деревьев были похожие на нечесаные головы бородатых стариков. Шелестевшие под ветром камыши как-то враз - затихли, впуская в свои сны лёгкий речной туман. Даже речка пригладила непокорные гребешки волн и ворковала влюблённой голубкой, неся свои воды мимо задремавшего берега. В воде отразились раскалённые предзакатные облака и… виновник торжественного действа – Солнце, большое, кровавое. Нет, не одно, а два Солнца, казалось – протяни руки и словно братья соединили бы ладони в рукопожатии. Но, нет. Между ними растянулась вдоль берега тёмная полоса притихших, словно виноватых в чём-то камышей.
     А Солнце всё ниже-ниже. Вот оно уже краем коснулось камышей и зеркальное Солнце тоже  краем поднырнуло под тень. И этот «край» всё меньше-меньше, вот и совсем иссяк.
     Лёгкий вздох вырвался из груди.
     «Встретились братья! Теперь до самого утра будут делиться новостями минувшего дня и ничто, и никто им не сможет помешать…»

                ***
     Чудит наше городское озеро: то оно полноводное, то сбросит воду – обмелеет. Из воды, то тут, то там потемневшие брёвна выглядывают. А на самой макушке одного из бревен, стоящего торчком, (кто знает для какой надобности оно было кем-то вкопано), маленькое деревце растёт. Получается: дерево на дереве растёт. Долго я смотрела на него с берега. То ли это сосенка, то ли лиственница. Ветки горизонтально расположены. Как ни смотри, а всё же странное деревце, без вершины. По наслоении веток этому деревцу лет десять и никак ни меньше, а ростом и до метровой высоты не дотянулось.
     Чудит озеро и природа, подстраиваясь под него, тоже чудить начинает. А нам остаётся только удивляться.

                ***
     В наш двор, обычно по утрам, залетает стайка голубей. Когда восемь, а когда и все двенадцать птиц. Сядут на выкошенный газон, что-то там клюют. На них даже бегающие собачки не обращают внимания. Но с некоторых пор у голубей появился зловредный враг – большой старый ворон. Его грозным прибежищем стали разлапистые хмурые сосны. Ворон, как неотвратимая напасть, летит прямо по направлению туда, где мирно гуляют голуби. Мне даже через балконное окно слышно, как он крыльями машет. Низко так, над самой землёй летит. Голуби знают, что именно на них злодей нацелился. Фыр-р-р, как по команде взлетают и взмывают вверх, выше домом прекрасные птицы.  А чёрный неприятель, разогнав птичью ребятню, садится на грибок детской песочницы и ещё долго, противным скрипучим голосом будоражит наш тихий двор.
     Но и на него находится управа. Сидящие на скамейке старушки, недовольные его репертуаром, сами начинают ворчать. Сердятся и мамаши, гуляющие с колясками. А мальчишки оглядываются, ищут камушки, чтоб запустить в старого хрипуна.
     И так каждый день продолжается война с вороном. Тут уже кто кого переупрямит…

                ***
     В один из дней конца августа, мы медленно ехали по покрытой гравием дороге, пролегавшей между двух озёр. Сами озёра безмолвно дремали под лёгкой кисеёй тумана и больше походили на запотевшие стёкла. Даже утренние порозовевшие облака не отражались в них.
     Дорога идеально-ровная. Неким ограничителем ширины дороги служила слегка порыжевшая жёсткая трава. И эта полуметровая живая полоса вносила отраду между сероватостью озёр и шелестящей под колёсами твердью.
     Дорога медленно, но верно подводила нас к низкому деревянному мосту с грубо отёсанными перилами.
     Ещё издали, когда мы только свернули на эту дорогу, мне местный ландшафт напомнил стёкла очков с продольной перемычкой на земной «переносице», коим являлся мост. А за не успевшим потемнеть от непогоды мостом – взбегал вверх пологий пригорок, совершенно оголённый, как лишённый мысли лоб. Полукружие «лба» упиралось в стеной стоящие островерхие ели, с изломанными нижними ветками, с ощетинившимися омертвевшими сучками, вероятно не ждущими ничего хорошего от ветров, терзавших их многие годы со стороны озёр.
     Я попыталась представить себе выглянувшее солнце. Цель моей затеи было понять: будет ли веселей это загородное место в ясный погожий день? Представила и тут же ответила: не намного. Только цветущее разнотравье, жизнелюбивые кустики могли бы скрасить грубое вмешательство человека. Но для дорожников главной была дорога, а пострадавшая от бульдозеров Природа вынуждена уже сама залечивать раны на теле Земли, украшать зеленью пригорки и обочины, взращивать вербочки у воды…

                ***
     Устоявшееся лето, как 35-ти летняя женщина. Всё она уже видела, всё умеет и ещё много есть силы в её руках. Она просто живёт, радуется наступившему дню и не особенно-то загадывает, что принесёт ей день грядущий.
     Тихая речушка, затянутая тиной и поднимающимися над задремавшей водой камышами. Отяжелевшие от листвы дерева, сутулясь, глядят в зеленоватую воду. А за деревьями – огороды с цветущей картошкой и высокими подсолнухами.
     Лето! Пчёлки жужжат, комарики попискивают и царственно пролетают стрекозы. Где-то самозабвенно поют лягушки. Теперь их песни сменили птичий пересвист. Не до песен крылатой братии. Подросшие птенцы вдвое больше корма просят. А «корм» зудит над ухом, норовит сам попить живой кровушки.
     Лето! Только на первый взгляд всё тихо и спокойно, а приглядишься – всё и вся спешит, торопится. Всему своё время отмерено. Лето быстротечное, знай – не зевай.

                ***
     Обмелевший пруд. На самой его середине, прямо из воды виднеется огромный «сноп» разветвившегося лозняка. Вверху этого громаднейшего куста пышный шатёр густой листвы. Из-за этой листвы совсем не виден внутренний мир живого островка, но птичий гам слышен издалека. Я даже про себя назвала его – воробьиный цыганский табор.
     «Интересно было бы посмотреть на воробьиного барона… , - подумала я и поискала под ногами камушек. – Пустое, не доброшу. Далеко…»

                ***
     Не больно-то любят грибники мухоморы. Обманчивые грибы. Яркие шляпки, словно обсыпанные мокрым сахаром, крепенькие такие. Семейкой прямо на видном месте растут. Дразнятся. Понимаешь: брать их нельзя, но взгляд на нём непременно задержится.
     Красавец! Малыши мухоморчики, как яблочки-ранеточки на земле рассыпаны, конопатенькие такие. Пройдёшь мимо, но не утерпишь, оглянешься. Прищёлкнешь языком.
     - Э-эх, если бы не дурная слава…

                ***
     Поле! Ширь необъятная! Золотая стерня, а на ней большими медными пятаками выделяются, торцом к дороге лежащие рулоны соломы. А над, в золото окрашенным полем - синее-синее небо с большими, слегка снизу подсиненными облаками, плывущими вдаль неведомо куда. Видимо потому они и не торопятся…
     Много есть на свете красивых мест, но поле – на особом счету, тем более у того человека, у которого ширь степная – это ещё и воспоминание о детстве.

                ***
     Сибирские синие ирисы низкорослые, но от этого не менее дороги соскучившимся по краскам и запахам горожанам. Первыми расцветают сине-фиолетовые ирисы. Я почувствовала запах сразу же, как только открыла садовую калитку и, конечно же направилась к манящим своей красотой цветам. Но, что это? Ветра нет, а цветы качаются.
     Вдруг из цветника на дорожку выбежал ёжик! И главное, бежит по дорожке, а сам на цветы оглядывается. Так на них засмотрелся, что… мне пришлось срочно с дорожки сойти, а то, как бы колючий гость мне прямо на туфли не «выкатился». А этот торопыга мимо меня пробежал и даже не глянул в мою сторону. До калитки добежал, оглянулся, носом пошевелил и под калитку нырнул.
     - Вот что красота делает! – хохотнула я. – Даже ежа с ума свела…

                ***
     Старая плакучая берёза росла, даже не «росла» а доживала свой век у края, образовавшейся от ночного дождя лужи. Вершина дерева усохшая, изломанная ветрами, кора, обшарпанная непогодой, пугала своей запущенностью, как пустой людьми покинутый дом. Лишь только одна нижняя ветка, как зелёное крыло раненой птицы развёрнуто над водой. Висячие тоненькие ветки, самым крайним листиком едва-едва, но всё же не доставали до воды.
     Всё это я разглядела потом. А началом знакомства с этим удивительным местом послужила музыка, тонкая еле уловимая. Творили музыку капли росы, которые стекали по веткам и, с высоты всего нескольких сантиметров срывались с лодочкой сложенных листиков, как с детской ладошки, чтоб поцеловать свежее, молодое лицо лужи, а потом раствориться в ней. Звук капель, как нежный напев серебряных колокольчиков, заставил меня затаить дыхание, а глаза всё искали, искали волшебный инструмент.
     «А говорят, будто старики способны только ворчать… Не-ет! Старушка-берёза ранним, Богом данным утром, дарила миру мелодию любви, нежности и сладостно-напевного счастья. Спасибо подруженька! За подаренный совет – особое тебе Спасибо! За радость жить, за то, что и в преклонном возрасте нашла возможность дарить миру красоту… в разных её проявлениях!»

                ***
     В последнее время зрение так сильно меня подводит, что порой даже самой смешно.
     Вот, не далее, как вчера, иду в магазин – за хлебом. Впереди на асфальте лужа, меленькая такая, но отражение в ней чёткое. Подхожу ближе. Вижу брошенный в воду цветок, на боку лежит, скучает. Даже жалко его стало. А что за цветок – понять не могу. Лепестки у него длинные, идеально очерчены, но какие-то полупрозрачные. «Может это искусственный цветок? – подумалось мне. – Восемь лепестков, не пять и не шесть. И сердцевина какая-то…»
     Не успела я закончить мысль, как цветок надвое распался. Первая половинка – взлетела, а вторая – вовсе исчезла. Я даже остановилась в растерянности от неожиданного поворота. И только потом поняла: - Это ж на воде стрекоза сидела!..

                ***