она

Она была просто невыносима. Одевала вечно до ужаса короткие платья и к ним неизменно высочайшие шпильки. Вертелась рядом и заглядывала в мои глаза. А потом не замечала неделями, будто бы я пустое место. Я не мог насмотреться на нее, не мог понять до конца, кто там у нее живет, в ее  душе. Что за чертенок или ангел сидит на ее левом плече.

В какой-то момент, абсолютно не осознанный для меня, она поселилась в моем доме....Сначала была невероятно тиха, как мышка. Незаметная, будто тень, перемещалась по комнатам и изучала местность. Брала в руки какие-то вещи и рассматривала их. Потом шла дальше, трогала двери, ручки, ощупывала стены. Со стороны казалось, что она не в себе. Что эта реакция на что-то новое свела ее окончательно с ума. И еще….еще….она дышала глубоко и громко, будто пыталась впитать в себя все запахи меня и моего жилища.

А потом, в какой-то момент резко все изменилось. Когда это случилось, черт его знает. Но, кажется, я проснулся, а она уже сидела на подоконнике в моей рубашке и болтала ногами. Потом она широко раскрывала окна и вылезала из них почти всем телом. Кричала : «Доброе утро, страна». И еще какие-то глупости. Я от злости и беспокойства тогда трясся весь, хватал ее за ноги и затаскивал обратно в постель. А она , вечно вырывалась, заливисто смеялась и стремилась заскочить назад. И лишь только, стоило мне ее поцеловать, она в миг  успокаивалась, расцветала и обнимала меня обеими руками очень крепко…Так, что я своей грудью ощущал, как четко и учащённо бьется ее сердце.

Иногда я заставал ее на кухне, она что-то готовила, напевала себе под нос и пританцовывала. Я стоял в проеме двери, наблюдал за нею и старался не шевелиться, чтобы не спугнуть ее и быть вот таким невидимым шпионом ее жизни, Жизни, которая была в этот момент не сыграна, не придумана, не искусственна. Она была настоящая. Здесь и сейчас. Нарезая соломкой сельдерей, чеканя ножом по доске и разделяя на тоненькие полосочки бекон. Она была здесь и сейчас. Со мной. Истинная, живая.

Часто в субботу я просыпался от дурманящего сладкого запаха блинчиков. Кофе с корицей. Сырников с изюмов и еще каких-то сумасшедших сладких штуковин. Она любила меня. Любила баловать. Но относилась ли ко мне серьезно я не знал. Могла неожиданно вскочить с места, врубить музыку на полною громкость и танцевать в проеме двери. Могла истерично хохотать, потом реветь в голос над мелодрамой, а потом потащить меня гулять и заставить ловить языком снежинки….да. Наверное, она была неуправляема в чем-то, но мне грех было жаловаться, с ней сложно было соскучиться и густая непроглядная тоска не смела трогать мою душу….

…

А однажды все в мгновение поменялось. Она замолчала. Сидела в кресле в углу, уткнувшись в книжку и перестала танцевать. Прекратились субботние сладости и ее мурчание по утру. Прекратились сладкие поцелуи в шею на рассвете и по-детски теплые объятья вечером. Она невероятно отдалилась от меня и замкнулась в себе. И тогда, в один из вечеров я не выдержала. пришел с работы, злой, усталый, голодный. Она сидела в кресле неподвижно, как статуя. Я догадывался , что она сидит так уже не первый час. И тогда я подорвался к ней, тряханул ее за плечи, рявкнул что-то нечленораздельное о том, что она «достала так себя вести». Я умолял ее вернуться к жизни, стать прежней. Той, которую я помнил. Той, которую я знал. Просил объяснить, что в конце концов происходит.

Она смотрела на меня долго, не моргая. Не сопротивлялась моей истерике и я заметил, как из левого глаза медленно выкатилась огромная слеза. Я выпустил ее тогда из рук. Она откинулась в кресле. И зашептала. Тихо-тихо, еле слышно…

-Я скажу тебе. Скажу. Просто, понимаешь. Я не ожидала сама от себя. Но однажды утром, когда ты спал, я резко , будто меня током ударило, многое переоценила в себе. И я осознала то….Что я…Я хочу от тебя сына. Хочу родить тебе ребенка, понимаешь? Ребенка, который будет как две капли воды похож на тебя. Ребенка, которому я подарю свое сердце. Точнее его часть, которую ты еще не успел забрать у меня. ….И, понимаешь…Я боялась признаться тебе. Боялась, что ты разозлишься. Что кто-то сможет нарушить наш с тобой покой…

-Родная…

Я тогда, кажется, разревелся. Впервые , наверное, в жизни….Ведь мужчины не плачут. Но именно в тот самый день я стал самым счастливым. Самым счастливым мужчиной на всем белом свете.