Мороз и солнце-день чудесный!

Мороз и солнце – день чудесный!

Мой график работы позволял мне вот так вот посидеть у окна и поглазеть на природу. Жена же в это время наматывала на своем спидометре километры, летая вдоль прилавка в магазине. И так проходила ее неделя. Другая неделя, предназначенная ей для отдыха, обозначалась беготней по дому в поисках пыли, сменой постельных принадлежностей, загону влажной тряпки в такие места, куда пылесос не мог попасть по определению, и всякими прочими делами, про которые мужик не мог бы даже и подумать, но они, однако, требовали внимания к себе.
По календарю было Рождество, а вот на дворе,… а что на дворе, и там тоже природа ликовала, правда морозец стоял под тридцать, одного градуса не хватало до тридцати. Даже Пушкин, когда-то вот так поглядывая в окно, написал, Мороз и солнце-день чудесный! Так же проникновенно, наверное, звучали эти слова в его душе, как на этот момент у меня. Такие морозы последние десяток лет на среднем Урале редкое явление. Из Сибири вон приходят сообщения по телефону от родственников, что у них морозы за сорок, даже деревья трескаются. А хорошо ли это - думал я. Смотрю вот на своего пса, свернувшегося клубком в конуре, хорошего мало для него, а вот читал я где-то, что елям, нашим уральским елям, мороз просто необходим, погибнуть могут они без морозов. Ну, а если по шире развернуть эту морозную проблему, то каждому, наверное, ясно станет, что поубавится у нас грызунов всяких, таких как мыши да кроты, а то ведь совсем от них в деревнях житья не стало. А колорадский жук так расплодился, что уже и не знаешь, сажать картошку по весне или проще купить ее в магазине. Ведь все лето мы с женой на картофельном поле, как негры на плантации. Так пускай же поморозит недельку - другую. Собака то выдюжит, я ее в такие морозы три раза кормлю, ну а грызуны да насекомые, может быть, и перемрут.
Да… Мысли то у меня совсем ни как у Пушкина, лирики маловато. А что, Пушкин то, поди, барином был, а я простой мужик и, как говорят, бытие определяет сознание, а какое бытие,  такие и мысли в голове. Бытие, бытие! Это же не только чаепитие или вон как сейчас, сижу, глазею в окно. Это редкие зимой денечки, когда даже снег грести не надо, а настанет лето… Горожане то, читая эти строки, будут искать продолжения, а что касаемо деревенского жителя, то тут дальше и писать нет надобности, для него и так все ясно, даже и читать, наверное, не интересно, хотя как сказать. Поговорим сначала, однако, о городском жителе, вечном воздыхателе по матушке природе, долгими, зимними вечерами сидящем у телевизора и мечтающем, что вот придет лето! Да! Лето то оно придет и позовет с собой на природу, кого,  на дачу, кого,  на рыбалку, а кого и вовсе в какую-нибудь заграницу. И будут их зачерствевшие за зиму души удивляться и восхищаться, чистому воздуху, зеленым сочным травам, цветам луговым и даже насекомым, которых в квартирах своих они ненавидели. И раскроются их души как лепестки у розы, истосковавшейся по солнышку и по утренней росе на траве. Редкий городской житель вот так вот, в раз забыв о своем кресле, встанет на лыжи и пойдет в лес или, перекинув через плечо, коньки  отправится на каток. Все ждут лето, а когда уж оно придет, если нет машины, садись на электричку или на пригородный автобус и на любой приглянувшейся остановке можешь сойти и сразу же попадешь в объятия матушки природы. Бегай, кричи, восторгайся, сколько твоя душа попросит, вбирая в себя впрок все ее прелести и так до поздней осени, когда унылая пора, очей очарование не позовет тебя больше на природу. Да нет же, позовет! И ты еще два - три выходных посвятишь сбору грибов, как утопающий, делая последние глотки пряного, осеннего воздуха, что бы уже наверняка хватило до весны.
А вот всякий ли деревенский житель заговорит с вами о природе, если это не будет касаться будущего урожая. Человек, с малых лет, взирающий на ковры полевых ромашек и на согнувшиеся  под тяжестью ягод ветки рябины да калины, приводящие в трепет души городские, не заострит ваше внимание на этой красоте. Вы, конечно, можете со мной поспорить, спросите. А как же Есенин. Мне вот от многих доводилось слышать, что люди, родившиеся на берегу моря, не умеют плавать. И на мой взгляд, нет ничего в этом противоестественного, а просто море ему примелькалось  еще с того самого раза, когда он его в первые увидел, но в силу его возраста в море его не купали, а потом ему было не интересно. А интересно, Айвазовский на берегу моря родился?
…Как-то не логично получается. Я, деревенский житель, проживший половину своей жизни в городе, разложил тут все по полочкам, стараясь, скорее всего, объяснить все себе самому и в тоже время неотрывно смотрел в окно на деревья, густо припорошенные инеем, на беседку покрытую изморозью, на словно вымытое, без единого облачка лазурное небо, на дымящиеся поверх домов трубы. Меня охватывало такое блаженство, такая благодать снисходила ко мне в душу, что вся моя логика рассыпалась под натиском божественной благодати! Спасибо тебе Господи, за еще один подаренный тобою день!
…Вечерело. Солнце, так и не сумев добраться до зенита, покарабкалось малость  над крышами домов и, устав бороться с собою, начало заваливаться за горизонт. Самое время пойти затопить баню и нахлобучив на голову шапку, накинув на плечи телогрейку, я засунул ноги в валенки и вышел во двор. Баня у нас стояла не на отшибе, как их обычно ставят в целях противопожарной безопасности, а была поставлена в пяти метрах от дома, так что до нее, я обычно ходил в тапочках, но мороз-то под тридцать, поэтому, в валенках было как-то уютнее. Париться мы с женою особо не любили по причине непереносимости большого жара, но вот погреться да поддать на каменку кипяточку с эвкалиптовым или пихтовым маслом было нам по душе. Всякий раз, начиная топить баню, мне приходил на память рассказ Василия Макаровича Шукшина: «Алешка бесконвойный», где Василий Макарович так преуспел в описании героя этого рассказа Алешки, что всякая моя возня с растопкой теряла свою привлекательность в сравнении с поэтически настроенным на баню Алешкой. Вот там была настоящая поэзия, поэзия родившегося и прожившего пол века в деревне мужика, свято любившего свою землю и свою семью. Прошагавший до Берлина солдат, видевший много бед и крови, но сумевший уберечь свою душу и сохранить в ней способность по детски смотреть и воспринимать наш мир. Это деревня способствует этому. Народ в деревне простой и бесхитростный. Мне даже припомнился такой случай:
Ковырялся я как-то по осени в своем саду. Подходит к калитке парень, незнакомый, не местный и подзывает меня подойти к нему. Направляясь в его сторону, я сразу смекнул, в чем тут дело, но на лице своем постарался изобразить любопытство и недоумение. Гость, видимо усмотрел в моей туповато-угоднической позе дремучего, деревенского лаптя, начал свой приветственный диалог словами: Наша фирма проводит презентацию своего товара и далее по накатанной схеме он стал вытаскивать из своего баула коробки со всякой бытовой дрянью со словами:
-  Это Вам от фирмы.
В вовремя протянутые мною руки он ставил одну коробку на другую, приговаривая:
- Это вам. А у вас есть жена?
- Есть.
-  Это вашей жене. А внуки у вас есть?
- Да, имеются.
- А это для внуков.
И на вершину этой пирамиды установил коробку видимо с игрушечной машинкой. Я, с неподдельной искренностью, спросил у него:
-  Это, все мне бесплатно?
-  Да, конечно, только вот…
Но, я уже семенил к дому, взошел на крыльцо, свалил, все коробки в кучу, подошел к своей овчарке и расстегнул ошейник. Ну, думал я тогда, хотя бы одного торгаша проучу. Гостя, как ветром сдуло, но потом он еще два дня приходил к моей калитке и канючил, просил, чтобы я отдал ему его товар. Как бы не так, думал я про себя, но потом отдал все-таки ему его коробки, в которые  я, кстати, даже не заглянул. И что вы думаете, поумнел парень? Да где уж, тут же перешел дорогу к дому соседки и стал обрабатывать ее. Пришлось мне и тут вмешаться, старухе-то под девяносто, ее и уговаривать не нужно, сама деньги отдаст. Да…деревня – это, испытательный полигон для таких пройдох…
…Забив топку дровами, я подсунул кусок бересты под нижнее полено и поджег. Глядя на зарождающийся огонь, на память пришли мои стихи про Алешку и его баню. Я тоже, как и Алешка, люблю смотреть на огонь и думать, думать о бане…
Печка-то сперва спокойно,
Не спеша, как бы крепясь,
А потом зашлась разбойно,
Не стесняясь, не боясь.
А огонь меж тем пугливо
Растекался по дровам
И малиновым отливом
Отражался по углам…
Так были мы близки по духу с Василием Макаровичем, что я по его рассказу и написал стихи про Алешку бесконвойного. Ну, вот никак не мог я забыть его героя, простого деревенского мужика с душою поэта. А Алешка продолжал…
- Красота!- сказал Алешка
Про людей-то говорят
Вон, смотри-ка два полешка,
А по разному горят.
В жизни тоже, кто-то тлеет,
Кто-то факелом горит,
Кто во всем себя жалеет,
Кто собой не дорожит.
Ну! Давай же накаляйся!
Стены, лавки да полок,
Чтоб потом как не валяйся
Всюду был бы потолок...

Огонь в моей топке, как и в Алешкиной, уже довольно прочно закрепился на своих позициях, печь гудела, временами всхлипывая, как человек спешащий поделиться своей радостью и говоривший взахлеб.
А что, печь, тоже, поди, рада погреть свои бока, а как же!...
…И вот тут Иван поставил точку, да не одну, а целых три, видимо он хочет нам что-то еще рассказать.