Невермор
- Гамарджоба, Лаврентий, гагимарджос, заходи, дорогой !
Неторопливо раскуривая отсыревшую " Герцеговину Флор", - идол Поскребышев ушел в очередной запой со Стасовой и не проявил озабоченность о папиросах Вождя - товарищ Сталин приветливо улыбался. Лаврентий щелкнул каблуками и почтительно склонил умащенную бриолином лысину. Хозяин кабинета нахмурился.
- Ты зачем это каблуками щелкаешь, ты же грузин, а не какой-нибудь немец ?
Лаврентий не был бы собой, растеряйся хоть на миг. Он прекрасно знал, что малейшая заминка-спотыкач не ускользнет от пристального внимания Хозяина.
- А это я, Коба, Риббентропа вспомнил, на херу его маму мотать, клянусь. Помнишь, как он каблуками и зубами защелкал, увидев твой книксен ?
Товарищ Сталин помнил. Он помнил все. Абсолютно. Даже то, чего никогда не было и не будет. А уж грандиозный развод Европы на пару с Адиком Людобоем забыть было невозможно, такие удачные делюги врезались в память намертво - гоп -стоп семнадцатого, шакальство двадцатых, отметалово тридцатых, это ж уровень Кортеса и Саладина!
- Да, было время...
- Я тебя зачем позвал, знаешь ?
Лаврентий знал. Он знал все. Абсолютно. Даже то, чего никогда не было и не будет.
- Бухнуть и потрещать.
- Правильно. Мамлякат привел ?
- Привел. С Ворошиловым в шашки играет.
Сталин снова нахмурился. Любил он это : улыбочки, подмигивания, а потом раз ! и сломал кайф собеседнику. Эту его характерную черту - кайфоломство подметил первым Троцкий, за что и пострадал, но там облом был окончательным решением, и без всяких печей и ершоссен.
- Почему шашки ? Почему не мечи русские, что, Эзенштейн утопил все экспонаты ?
- Вредительство, Йосьсарионыч, кругом одно вредительство.
- Да пошутил я, Лаврентий. В конце концов, Ворошилов не Кутузов, ему все едино, что шашка, что сабля, что Мамлякат - хватай и рубай, думать после будем.
- Думать ? Это как ?
- А ты к Шапошникову зайди, полковнику Генштаба когда-то, между прочим, он тебе объяснит. Только не трогай пока.
Хозяин уселся за стол, огромный, как аэродром. Дааа, аэродромы. Тегеранский, например. Ловко он тогда облапошил Рузвельта, хитрый герцог подозревал, что дело нечисто, но убедить ослиноупертого социалиста не смог. Хороший аэродром. Крупнейший, можно сказать. Жаль, мало кто летает, но аэродром хороший, кто же спорит. Закурил суперсовременное изобретение - сигарету " Прима" с гордым профилем Вождя на пачке, кстати, надо будет и на автобусы забацать эдакое, пусть смотрят и думают, может, поймут чего, хотя, вряд ли, это надо к Шапошникову, а он все население Советского Союза ну никак не примет, времени не хватит.
- Не забыл заговор язычников ?
Лаврентий не забыл. Он не забывал ничего. Абсолютно. Даже то, чего никогда не было и не будет.
- Поторопился ты. Я сейчас вопросами языкознания занялся, так и поговорить не с кем.
Нарком улыбнулся.
- Это Вам, Иосьсарионыч, к Шапошникову надо !
Сталин захохотал, ценил он шутку, это скудоумная образованщина морщила носы от грубоватых шуток, а народ одобрял, пересказывал, добавляя, конечно, мат и неприличные жесты, но так еще веселее выходило. Выходило-выходило, пока не вышло. Колоннами. В шеренгу по пять. Да с собачками лютыми, на мясцо людское надроченными. С мужичками смурными, вОлОгОдскими.
- Так вот. Изучал я. И понял, данайцы - это совсем не нанайцы. Даже не тунгусы. Я тебе сейчас, Лаврентий, умную вещь скажу, только ты не обижайся. Да. О чем это я ? Ааааа, о греках...Любили они поспорить, софизм называется, кто первородным был : яйцо или курва, хыыыы, а цена-то первородству - миска чечевичной похлебки ! Так вот, спорят, спорят и в бороды друг другу вцепятся. Весело. А мидам, это чучмеки тогдашние, Лаврентий, понимаешь, да, им по херу было, яйца, куры, все сожрут, никому не оставят. Понимаешь, о чем я ?
Лаврентий не понимал. Он не понимал ничего. Абсолютно. Даже то, чего никогда не было и не будет.
- Ладно. Иди. Шапошникова мне позови, может, он поймет.
P.S. Товарищ Сталин ошибался. Никто, ничего, никогда не поймет. И х...й с ними.
Свидетельство о публикации №214103000992